В последнее утро лета Дженна проснулась и, потянувшись, потерлась щекой о мускулистую мужскую грудь. В ответ раздался сонный нечленораздельный звук, выражавший удовольствие. Рейвен улыбнулся, не открывая глаз. Он, не желая просыпаться, обнял любимую покрепче и снова погрузился в вязкую пучину сна.
Приподнявшись на локте, Дженна залюбовалась им. Будь ее воля, она не заснула бы и ночью, после возвращения с довольно продолжительной прогулки. Но глаза закрылись сами собой — сказалась усталость. А девушке так не хотелось тратить на отдых драгоценные мгновения из последних, возможно, часов, что им подарила судьба.
Сегодня, да, именно сегодня она обязательно поведает Рейвену о том, насколько серьезны ее чувства. Может, на этот раз он не уклонится от разговора под вежливым предлогом и поверит признаниям? А если окажется, что в его сердце нет места для Дженны, она немедленно распрощается с Рейвеном. Ведь с каждым часом она привыкает к тому, что рядом находится любимый мужчина, без которого жизнь не имеет смысла. Даже сейчас Дженна не была уверена, что ей хватит сил, чтобы отказаться от блаженства и покинуть райский сад.
Рейвен тоже любит меня, пусть немного, но любит, утешала себя Дженна, прижимаясь к нему. А иначе не был бы столь нежным и страстным и не наслаждался бы искренне близостью со мной.
Рейвен и не скрывал, что ему нравится ее общество, хотя Дженна неоднократно напоминала о том, что Энджел с Майлзом приехали сюда совсем не для того, чтобы общаться с ней, совершенно незнакомой женщиной. Наверняка им необходимо обсудить с Рейвеном важные проблемы, но он не желал ничего слушать. После возвращения на берег он постоянно находился с Дженной.
Она засыпала, чувствуя на губах вкус поцелуев, ощущая тепло объятий, а когда открывала глаза, слышала его дыхание и стук сердца. Сидя у Рейвена на коленях, шептала милую чепуху о русалках и слышала в ответ громкий раскатистый хохот, сливающийся с ее серебристым звонким смехом.
Сжимая в руке большую жесткую ладонь, Дженна гуляла по берегу моря, наблюдая, как рыбаки вытаскивают из сетей огромных лососей. Или любовалась роскошными лиственницами, которые вспыхивали на солнце золотыми факелами, — их зажигала приближающаяся осень. Спиной прислонившись к Рейвену, как к надежной каменной стене, Дженна, находясь в крепком кольце рук, следила за чайками, которые в предчувствии шторма кружились над волнами и, громко причитая, взывали к безжалостному небу, затянутому грозными черными тучами.
Рейвен всегда и везде сопровождал Дженну. Рай продолжался. Но ее взгляд постоянно натыкался на одиночество и печаль, затаившиеся в огромных черных глазах. И тогда она пыталась рассказать Рейвену о своей любви, о том, как он ей нужен, что она не может жить без него. Но каждый раз Рейвен закрывал ее рот своими губами. Дженна слышала пьянящий чувственный шепот, от которого сладко кружилась голова и по телу приятным теплом разливалось возбуждение. А когда Рейвен, соединяясь с ней, становился ее частью, Дженна была не в состоянии ни думать, ни говорить, она лишь чувствовала и наслаждалась.
Мысль о том, что скоро ей придется уехать и, возможно, навсегда расстаться с Рейвеном, его горячими объятиями и ласками, таилась в подсознании, преследовала и пугала Дженну. Тяжело вздохнув, она закрыла глаза. Не следует грустить, убеждал внутренний голос. Пусть сегодняшний день станет самым замечательным из тех, что мы провели вместе. Без слез и сожаления. Только смех и шутки. Мы встретим уходящее лето легко и весело, насладимся друг другом в последний раз, навсегда простимся с райским садом, который приютил и сблизил нас. А потом я все-таки поведаю Рейвену о своей любви и узнаю наконец, как он ко мне относится. Ведь только от него зависит моя судьба, решила она.
Дженна поцеловала смуглую кожу, туго стянувшую мощные мускулы широкой груди. Затем потерлась щекой о короткие волоски, вьющиеся темными колечками, и нашла губами розово-коричневый диск соска. Ей нравилось ощущать свою власть над мужским телом. Дженна могла дарить любые ласки, воплощать самые смелые эротические фантазии, медленно пробуждая Рейвена от сна. Она по себе знала, как приятно просыпаться от возбуждения, когда чувственные видения плавно переходят в реальность, которая оказывается приятней самых сладостных грез. Дженна открывала глаза и видела возлюбленного, пылающего от страсти, готового подарить блаженство.
Но сегодня наступила ее очередь. Медленно, смакуя каждое мгновение, она наслаждалась каждым прикосновением к любимому. Возможно, нынешним утром ей предстоит в последний раз ласками извлечь Рейвена из пучины сна, чтобы мгновенно погрузить его в бездну страсти.
Дженна откинула простыни и залюбовалась великолепным обнаженным телом, еще пребывающим в мире иллюзий. Встав на колени, она принялась гладить Рейвена, повторяя нежными движениями рук выпуклые изгибы мускулов. Он не открывал глаз, но шевельнулся, подставляя тело ласкам. Дженна улыбнулась. Интересно, что ему снится? Языком она проворно касалась кожи, словно кошка, слизывающая сливки. А пальчики продолжали проворно бегать по груди, животу, бедрам.
Почувствовав, что Рейвен начинает просыпаться, Дженна более усердно стала вызывать в нем желание. Ее губы, оставляя влажные следы от поцелуев, медленно продвигались от подбородка к шее, от шеи к груди. Кончик языка, скользнувший в углубление пупка, дразнил и щекотал чувствительную кожу. А потом Дженна опустилась еще ниже — к черному треугольнику волос, где таилась нежная, но обладающая необыкновенной энергией мужская плоть. Дотронувшись кончиками пальцев, она ощутила, как та оживает, твердеет, наливаясь силой. И возбуждение, нараставшее в Рейвене, передалось и ей. Дженна вошла в азарт, ей хотелось, чтобы его тело сотрясалось от страсти, чтобы он задыхался от удовольствия и нестерпимого желания близости, как это бывало с ней самой, когда руки Рейвена терзали ее сладкими пытками.
— Ты снова ловишь рыбу в опасных водах, — неожиданно раздался чуть хриплый от сна, удивленный голос, в котором звучала чувственная нотка.
— Да, — ответила Дженна, не прекращая приятного занятия. — Я знаю. Но на этот раз я действую вполне сознательно.
Рейвен улыбнулся, вспомнив первую встречу, когда они, совсем незнакомые, проснулись в одной постели. Дженна, в полусне нащупав под одеялом твердую горячую плоть, не сразу поняла, что именно сжимает ее нежная ручка.
— Мне хочется еще поласкать тебя, — прошептала она. — Ты не против?
— А что, глядя на меня, можно подумать, что я возражаю? — Рейвен озорно усмехнулся.
Она всматривалась в его глаза, слегка прищуренные, горевшие огнем сладострастия. Потом перевела взгляд на восставшую плоть.
— Нет, если даже ты и не хочешь меня, то тебе очень удается скрывать отсутствие желания, — промурлыкала Дженна возле его уха, играя языком с мочкой. — Но я имею в виду другие ласки, которые раньше смущали и пугали меня, даже казались отвратительными, пока я не познакомилась с тобой. Ты же объяснил мне, что в сексе все прекрасно. — Она усмехнулась, вспоминая о стопке специальных пособий, которые после развода полетели в мусорное ведро. — В умных книгах я изучала целые главы, посвященные интимным отношениям. Почему бы не воплотить теорию на практике? Ты не против? — спросила она, жарко дыша на пульсирующую в ее руке мужскую плоть.
Словно разряд тока пробежал по телу Рейвена, когда он понял, о чем просит женщина.
— Все что пожелаешь, моя маленькая воительница. Любое твое слово или желание — для меня закон…
— Пока ты этого хочешь, — с улыбкой припомнила она слова, сказанные им когда-то. — Я рада, что ты необыкновенно выносливый мужчина, — прошептала она, наклоняясь ниже. — Очень рада.
Широкий песчаный пляж убегал вдаль, извиваясь, как гигантская бежевая лента. Ветер, разогнавший облака и туман, растрепал и взъерошил морскую гладь, на которой то здесь, то там появлялись белые сгустки пены. Растворяясь, они снова взмывали на гребне волн, а те беспорядочными рядами спешили к берегу и разбивались у кромки в мелкие, искрящиеся на солнце брызги.
Ни зонтики, ни кабинки для переодевания, ни мусорные бачки, обычных для пляжей, не нарушали песчаную гладь. Кругом ни души, только ветер, море да плачущие чайки.
— Я себя чувствую так, словно пересекла границу чужих владений, — сказала Дженна, оглядываясь на отпечатки ног, оставляемые ими на мокром песке.
— Не бойся, с первым же приливом следы преступления бесследно исчезнут. Никто никогда не узнает, что мы находились здесь. — Рейвен рассматривал положение солнца на безоблачном небосклоне. — Похоже, что у нас еще есть время. Энджел с Майлзом присоединятся к нам минут через двадцать. Так что пока можем осмотреть и изучить то, что нас интересует, — добавил он.
Рейвен заметил игривую улыбку, появившуюся на губах Дженны, и тут же ощутил, как кровь буквально закипает в жилах. Он даже растерялся, не зная, как реагировать на ее повышенную сексуальность: смеяться или ругаться?
— Вообще-то я полагал, что мы пройдемся по пляжу. — Рейвен кашлянул и ухмыльнулся. — Но если у тебя другие предложения, давай рассмотрим твои варианты.
Понимая, что он, возможно, излишне навязчив, но не в силах остановиться, Рейвен поцеловал Дженну, упиваясь ее мягкими влажными губами.
— Честно говоря, у меня тоже появились новые идеи.
Хитро подмигнув, он расстегнул молнию на ее куртке, и его руки проворно скользнули к упругой груди.
Рейвен сознавал, что не имеет права так поступать, потому что, в конце концов, не должен злоупотреблять своей властью. Он обязан заявить Дженне, что она свободна от обязательств, которые добровольно взяла на себя из чувства благодарности.
Но несмотря на здравые рассуждения, Рейвен не мог отказаться от непреодолимого желания снова ощутить хрупкость и нежность женского тела. Одной рукой он ласкал грудь, а другой, гладя аппетитные, упруго-мягкие ягодицы, прижимал Дженну к себе.
Его возбужденную плоть не скрывала даже плотная джинсовая ткань. Дыхание мужчины становилось глубоким и частым. Прикрыв глаза, Дженна перебирала его густые черные волосы. Рейвен снова полон желания, словно и не было тех утренних часов, когда они дарили друг другу божественное упоение.
Рейвен улыбался — под его пальцами твердела нежная ягодка соска.
— Я словно юнец, который не в состоянии обуздать страсть. Раньше у меня подобных проблем не возникало. Я умел сдерживать желания.
— То же самое происходило и со мной, пока не появился ты, — ответила Дженна, всем телом прижимаясь к Рейвену. Знакомое приятное тепло тотчас стало разливаться по венам.
— Но если мы оба не отвечаем за свое поведение, кто же проявит благоразумие?
— О чем ты? Я не совсем понимаю тебя.
— Я говорю о том, что еще чуть-чуть, и мы займемся любовью прямо на общественном пляже.
— Проклятье! — вздохнула Дженна. — Ты прав.
— Вот именно проклятье. — Рейвен неохотно убрал руку, с сожалением взглянув на вишенку соска, призывно алеющую на молочно-белой груди. — Почему ее нужно все время скрывать от моих поцелуев?
Девушка рассмеялась.
— Что-то я не припомню. Разве можно что-нибудь спрятать от твоих пронзительных глаз?
— Да ты запамятовала. В тот день, когда я выловил тебя из моря, ты лежала на кровати, а из-под покрывала выглядывал розовый, чертовски соблазнительный сосок. А я вместо того, чтобы приникнуть к нему губами и вкусить его нежность, соблюдал правила приличия, поправляя сползающее одеяло. И с тех пор мысль о твоей прелестной груди постоянно будоражит мое воображение.
Дженна прекрасно знала, о чем говорит Рейвен. Тогда он с равнодушным видом натянул одеяло до ее подбородка. А она сильно расстроилась, вообразив, что сексуально совсем не интересует его. Единственное желание, которое у него возникло, по мнению Дженны, — подальше упрятать ее обнаженное тело.
— Значит, ты уже тогда хотел меня? — ошеломленно прошептала она, отказываясь верить его словам.
— С того мгновения, как увидел тебя, сражающуюся со штормом, — уверенно ответил Рейвен.
— Но почему, почему ты скрывал? Почему не желал, чтобы я догадалась? Ведь я была готова стать твоей, едва услышала твой удивительный голос и ощутила надежную силу рук. — Дженна прижалась к его груди. — Правда, сейчас это уже неважно. Я принадлежу тебе и мечтаю остаться с тобой навсегда. Рейвен, ты слышишь, я люблю…
Сладостный поцелуй прервал очередное признание, готовое сорваться с ее губ. А затем Рейвен, взяв Дженну за руку, молча пошел по пустынному пляжу, увлекая ее за собой.
На мгновение девушка закрыла глаза, пытаясь справиться с болью, которая разрывала сердце. В очередной раз Рейвен отказался слушать о том, насколько сильна и глубока ее любовь.
Ветер, дувший в лицо, растрепал волосы Дженны, и блестящие волнистые пряди свободно заструились по плечам.
Сомнения, затихавшие при виде страстного огня в глазах Рейвена, сейчас терзали ее с удвоенной силой. У Рейвена честная, добрая, сострадательная душа. Естественно, он не желает причинить ей боль. Она просто сексуальный объект и является лишь усладой для его тела. А вообще-то представляет собой неинтересную книгу, которую закрывают, зевая на первой же странице. Только страсть влечет Рейвена к ней, а любовь, увы, она так и не пробудила в его сердце.
Рейвен пытался сосредоточиться на пустынном полотне пляжа, на волнах, но взгляд неизменно возвращался к Дженне, будто его притягивала неведомая сила.
Рейвен заметил ее грустное лицо, на котором она, поворачиваясь к нему, с трудом изобразила улыбку. Наверное, боялась расстроить его. Сила характера, стойкость — вот что привлекло Рейвена к Дженне еще до того, как он оценил ее чувственную красоту, распознал живой острый ум. И сейчас она держалась мужественно, хотя затаенная боль отражалась в необыкновенных зеленых глазах.
Ах, как хотелось Рейвену заключить ее в объятия и расцеловать! Но он понимал, что тем самым сделает хуже обоим. Ведь сегодня ему предстоит освободить «пленницу», которую, судя по настроению Дженны, начало тяготить его общество.
Настал день, когда он должен вернуть чудесный дар Богов.
— Ты идешь так, словно стремишься к какой-то определенной цели, — промолвила Дженна, глядя на строгий профиль Рейвена, решительно шагавшего впереди.
Он очнулся от мрачных раздумий, добрая улыбка согрела лицо.
— Видишь, — показал вдаль Рейвен, — чуть дальше пляж поворачивает налево, к северу, образуя бухту, закрытую горами. Так вот, если утихнет ветер и не будет дождя, там появится радуга, причем двойная, которая перекинется в море.
Некоторое время они молчали. Дженна пыталась представить величественное зрелище, которое ей ни разу не довелось наблюдать.
— Смотри! — внезапно воскликнул Рейвен.
Дженна остановилась, потрясенная.
В небе выгнулись дугой разноцветные всполохи, переливаясь нежными оттенками. Иррациональная часть разума, сохранившая первобытную веру в неразделимую связь природы и человека, находила в сиянии отражение собственной души, терзаемой сомнениями.
Дженне казалось, что она слышит шепот, доносившийся с неба. Таинственный голос уверял, что она нашла счастье, о котором мечтала. Оно на пороге жизни, уже готово постучаться в дверь. Но, сделав одно резкое, необдуманное движение, можно спугнуть удачу. А судьба, к сожалению, не даст другого шанса.
Рейвен с любопытством наблюдал за лицом Дженны, которое выражало и печаль, и восторг. Ему так хотелось узнать, какие мысли и образы рождают цвета радуги, словно живые лепестки трепещущие в ясном небе. Они буквально завораживали, стирая границу между реальностью и вымыслом. Но он прекрасно понимал, что не имеет права вторгаться во внутренний мир женщины, требовать от нее откровенности. Она и так слишком много отдала его очерствевшей душе. И Рейвен принял дар, понимая, что недостоин подобного счастья.
И наступил час расплаты. Ему снова уготована участь одинокого странника. А райский сад останется лишь дивным воспоминанием. Словно рассматривая альбом с дорогими сердцу фотографиями, он будет бережно перелистывать в памяти быстротечные мгновения счастья, с удвоенной силой ощущая тяжесть утраты.
Впрочем, Рейвену не привыкать. Он постоянно ведет жизнь затворника. Лишь на короткий миг Дженна озарила его мрачное существование, словно молния, сверкнувшая в ночном небе.
— Мне вдруг пригрезилось лето, когда я возводил на острове маленький дом, — задумчиво начал Рейвен. — Беспокойство и мрачное настроение овладели мной. И я, как птица без крыльев, как рыба без плавников, метался, беспомощный от отчаяния.
Он помолчал, мысленно возвращаясь к прошлому.
— Пока я строил, физический труд отвлекал меня от назойливых тягостных мыслей, — продолжал он. — К вечеру я уставал так, что просто валился с ног, а с утра снова принимался за дело. Но вот убежище приобрело достойный вид, и опять начались терзания. Я снова не находил себе места. Стал искать спасения в лесу. Пробирался сквозь чащи и завалы, выбивался из сил. И если глаза не слипались от усталости, то очередная бессонная ночь, наполненная тяжелыми думами и муками безысходности, вновь подстерегала меня. — Рейвен замолчал и прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям.
Густой дикий лес — единственный свидетель страданий не казался тогда ему райским садом, больше напоминая ад.
— Однажды, бесцельно скитаясь по зарослям, я наткнулся на молодую олениху. Она попала в ловушку, которую образовали поваленные полусгнившие деревья, и не могла выбраться. Бедняжка была едва жива от страха, боли и мучившей ее жажды. Я, конечно же, освободил олениху. Одна нога животного оказалась сильно поврежденной. Отпустить ее, раненую, обессилевшую, на волю было бы жестоко.
Дженна с нетерпением ждала продолжения рассказа. Она и хотела и боялась услышать окончание, судя по всему, печальной истории, жаждала узнать подробности о прошлом Рейвена, чтобы лучше понимать, какие мысли и сомнения терзают его сейчас.
— И что ты сделал?
— Я принес олениху домой, перевязал ногу. Через несколько дней она начала поправляться. Тогда я соорудил возле дома вольер, где росла густая трава и протекал ручей. Таким образом моя подопечная могла самостоятельно находить пищу.
Рейвен снова умолк, представляя хрупкую, дрожавшую от страха молоденькую олениху с большими печальными глазами. К его удивлению, она быстро успокоилась, почувствовав заботу и ласку.
— Мне очень хотелось приручить ее. Ведь олениха оказалась очень доверчивой, как и все юные создания. В будущем она наверняка отзывалась бы на мой голос, ела бы из моих рук. Живое преданное существо скрасило бы мое одиночество. И тем не менее я старался как можно реже общаться со своей пленницей. Вскоре нога у нее зажила, хромота стала почти незаметной. Забор, который был препятствием для раненого животного, не составлял преграды для здорового зверя. И однажды, когда я явился навестить олениху, к которой успел привязаться, то нашел вольер пустым.
Чтобы скрыть слезы, Дженна отвернулась. Однако он успел заметить влажный блеск ее глаз.
— Ну что ты, не расстраивайся. В том, что олениха вернулась в лес, нет ничего печального, — утешал ее Рейвен, гладя волосы, спадавшие на плечи мягким каскадом. — И пусть я не получил в качестве награды за спасенную жизнь ни преданности, ни любви, но испытал ни с чем не сравнимую радость, представляя, что животное живет в родной стихии, где непременно появятся на свет ее малыши с такими же большими доверчивыми глазами. Увы, я не увидел ее больше возле своего домика. Но именно так и должно было произойти. Я бы перестал уважать себя, если бы, воспользовавшись слабостью беззащитного животного, приручил его, заведомо зная, что рано или поздно нам придется расстаться.
Дженна опустила голову. Ее взаимоотношения с Рейвеном чем-то напоминали историю о попавшей в беду оленихе. В ней он тоже увидел беспомощное раненое существо, которое нуждалось в поддержке. Поэтому по доброте своей он ей помог, вылечил и теперь отпускает на все четыре стороны.
Видимо, и с Энджел произошло подобное. Сначала ей требовалось утешение, а затем— свобода. Не случайно Рейвен уверял, что счастье Энджел для него гораздо важнее личных интересов. И он пожертвовал ими во имя благополучия той, которую любил.
— Значит, и из-за Энджел ты метался и не находил себе места?
Заметив, как задрожал голос Дженны и прекрасные глаза наполнились слезами, Рейвен искренне пожалел, что завел этот разговор, разбивший ее иллюзии. А с другой стороны, тот, кто живет в мире грез, страдает и жестоко разочаровывается, попадая в реальную действительность. Будет справедливо, если Дженна поймет, что совершенно свободна и ничем не обязана ему, однажды спасшему ей жизнь.
— Сейчас я не переживаю, — тихо сказал Рейвен. — Мне доставляет радость видеть счастливую пару. Энджел и Майлз любят друг друга.
— Но это теперь. А летом, когда ты строил дом, наверное, немного по-другому относился к влюбленным?
— Да, ты права, — кивая головой, невесело подтвердил Рейвен. — Тогда они только-только поженились. Я любил их, а они любили друг друга. И когда замечал их вместе, то чувствовал… — Рейвен замолчал, подбирая нужное слово.
— …Чувствовал себя ужасно одиноким, — закончила фразу Дженна.
— Вот именно, одиноким и никому не нужным. Правда, я не завидовал, просто… — В воздухе снова повисла пауза.
Рейвен пытался объяснить свое состояние, в котором сам не разобрался. Тогда он не осознал причину переживаний, лишь испытывал страшную боль и обиду, желание бежать. Все равно куда, главное, подальше от близких людей, которые не нуждались больше ни в его помощи, ни в дружбе, ни в любви.
Однако Дженна снова пришла ему на помощь. Оказывается, она понимала его страдания гораздо лучше, чем он.
— Видимо, каждый раз, когда ты смотрел на счастливые лица молодоженов, тебя мучил один и тот же вопрос: сможешь ли ты когда-нибудь оказаться на их месте?
Рейвен закрыл глаза. И как только Дженне удается так легко и точно читать его мысли? — подумал он. Казалось, она видела его насквозь. Вслух же Рейвен сказал:
— Да, ты права.
— Я знаю, как ты переживал тогда, потому что сейчас со мной происходит то же самое. Но только мне не предстоит размышлять о том, смогу ли я быть счастлива. Ведь я уже полюбила. Тебя!
— Не говори об этом, моя малышка, — попытался остановить ее Рейвен, гладя по щеке тыльной стороной ладони.
— Но почему? — возмутилась Дженна, и ее голос задрожал. — Почему ты постоянно запрещаешь мне высказывать свои чувства?
Рейвен обвил руками ее талию и прижал спиной к себе, не давая возможности повернуться лицом. Он боялся, что, увидев бездонные, как море, глаза, снова захочет окунуться в их полную тайн глубину. И тогда никогда не отпустит эту женщину, ибо только рядом с ней пробуждается необыкновенная жажда смеяться, любить, жить. Однако Рейвен приказал себе не расслабляться, сознавая, что не имеет права удерживать ее только потому, что с Дженной ему очень хорошо.
— Пойми, ты испытываешь не любовь, а лишь благодарность, смешанную со страстью. Точно так же ты отнеслась бы к любому другому мужчине, который спас тебя. А он, как и я, тоже не удержался бы от искушения овладеть тобой, прелестным и совершенно беззащитным существом.
Дженна поразили горечь и раскаяние, прозвучавшие в словах Рейвена, и она поспешила убедить его, что он не прав.
— Ты ошибаешься, думая…
— Не продолжай, — перебил Дженну Рейвен. — Ты красивая, умная, сексуально привлекательная, к несчастью, вышла замуж за того, кто в силу других склонностей не оценил тебя по достоинству. Что касается меня, то, поверь, прекраснее женщины я не встречал. Я никогда не забуду наш райский сад. Так же как твой смех, твою искренность и чувственность. Я буду помнить тебя до конца своих дней.
А про себя добавил: твое имя — последнее слово, которое я произнесу в этой жизни. А высказать подобное вслух — значит снова ограничить ее свободу, вызвать у нее жалость и сострадание. Нет, пора вернуть богам их подарок, объяснить Дженне, что она совершенно свободна и ей незачем томиться в плену воображаемого чувства.
— Ты уже сполна отблагодарила меня и ничем мне не обязана, — продолжал Рейвен, не давая Дженне возможности возразить. — Нас свел случай. Среди обезумевшего моря по воле судьбы на яхте оказались только ты и я, женщина и мужчина. Я помог тебе, а ты в ответ решила облегчить мою участь. Если бы мы встретились в другое время, в другом месте, ты бы даже не взглянула в мою сторону. А если бы и заметила, то лишь для того, чтобы тут же отвернуться.
— Это неправда, — прошептала Дженна, пытаясь выскользнуть из прочного кольца сковавших ее рук и повернуться к Рейвену. — Я всю жизнь мечтала только о таком мужчине и узнала бы тебя среди тысячи лиц. Я готова бросить самые неотложные дела, забыть о друзьях и близких, чтобы только находиться рядом с тобой. Я действительно люблю тебя. Мое чувство не изменят ни обстоятельства, ни время.
Рейвен страстно желал верить ее признаниям, но не позволял себе даже заглянуть в глаза Дженны и приникнуть к ее губам.
Все! Или теперь, или никогда. Еще немного — и Рейвен не отпустит ее ни сейчас, ни через неделю, месяц или год. Благодарность забывается. Страсть проходит. Лишь настоящая любовь живет в сердце, пока дышит человек. Так зачем ждать того момента, когда однажды, проснувшись в его объятиях, Дженна прозреет и заметит разницу между действительностью и тем, что она пыталась внушить себе? И тогда он станет для нее лишь обременительной ношей, которую она, не рассчитав своих возможностей, взвалила на хрупкие плечи.
— Когда ты вернешься домой, то поймешь, как сильно заблуждалась, и совершенно другими глазами оценишь и меня, и свое поведение. Возможно, тебе вспомнятся дни, проведенные со мною, но как далекое нереальное время, как сон, интересный, даже приятный, — проговорил Рейвен, а про себя подумал: если у тебя вообще останется для меня место в круговороте городской жизни.
— Нет! Как же мне поступить, чтобы ты поверил?! — с отчаянием воскликнула Дженна. — Мои чувства слишком сильны и глубоки и неподвластны обстоятельствам.
Резким движением ей все-таки удалось расцепить мужские руки. Она повернулась к Рейвену, уже не заботясь о том, что он увидит бегущие по щекам слезы.
— Я прошу, умоляю тебя, разреши мне любить тебя. И если можешь, ответь взаимностью. Пожалуйста!
— Остановись, — устало попросил Рейвен, прижимая ладонь к ее губам. — Я себя и так ненавижу за то, что, не удержавшись, занимался с тобой любовью. Увы, страсть оказалась сильнее моей воли.
Отчаяние лавиной обрушилось на Дженну, безжалостно сокрушая последнюю надежду. Наивная! Она-то полагала, что ее сексапильность хотя бы ненадолго привлекла Рейвена, сблизив их не только физически, но и духовно. Он же, оказывается, старался побороть в себе страсть и ненавидел себя за безволие.
Порыв ветра донес обрывки голосов, которые сменились смехом. Обернувшись, Дженна увидела Энджел и Майлза. Обнявшись, они брели по пляжу, оставляя на песке следы.
Теперь, когда разочарование и отчаяние остались в прошлом, Рейвен радовался за счастливую пару. Друзья стали ему родными.
Его отношение к ним передалось и Дженне. Она начала с большим уважением относиться к Энджел. За внешностью домашней избалованной беленькой кошечки скрывалась сильная личность, обладающая незаурядными умом и талантом. Вызывал симпатии и Майлз, остроумный весельчак. За его суровой красотой таился необыкновенно внимательный, отзывчивый и добрый человек.
Да, пара действительно прекрасная. Но сейчас Дженна с болью глядела, как они наслаждаются общением друг с другом. Но что делать ей, Дженне, если Рейвен, которого она любит больше жизни, вдруг заявляет, что ненавидит себя только за то, что в порыве страсти, потеряв самообладание, занимался с ней любовью?
На мгновение Дженна закрыла глаза, собираясь с силами. Ведь она дала себе слово, что этот день пройдет легко, беззаботно, без слез и обид. Похоже, действительно наступает конец райскому саду, и завтра ворота, ведущие к счастью и любви, захлопнутся и никогда не откроются вновь. Она опять вернется к прежним делам и безрадостному серому существованию. Надеяться больше не на что. Бесполезно надоедать Рейвену мольбами и бесконечными признаниями, они лишь расстраивают, а возможно, и раздражают его. Время пришло, Дженна должна уйти.
— Какое первозданное очарование таит в себе пляж, — послышался восторженный голос Энджел.
— Скорее разочарование, — мрачно отозвалась Дженна, открывая глаза.
С лица Энджел исчезла улыбка. Пристальный взгляд красивых голубых глаз устремился на спутницу Рейвена. Она догадалась, что происходит что-то неладное, еще до того, как заметила следы недавно пролитых слез. В словах Дженны отчетливо звучали горечь и обида. Энджел перевела взгляд на Рейвена. Мрачный, с суровым выражением лица, он молча смотрел на море. Неподвижная фигура походила на статую, выточенную из холодного гранита.
— Ты разочаровалась? И в чем же? — попыталась прояснить ситуацию Энджел.
— Спроси лучше у Рейвена. Он расскажет, у него здорово получается, — грустно съязвила Дженна. — Рейвен объясняет даже необъяснимое. Кстати, его любимая тема — разница между любовью и благодарностью. Слушая убедительную речь, можно подумать, что он даже защитил диссертацию. Так что, если тебе что-то непонятно и терзают какие-то сомнения, обращайся к Рейвену. Очень рекомендую.
— Дженна, — тихо проронил Рейвен, не отрывая глаз от безбрежной синевы, — ты говоришь глупости.
— Естественно. А что можно ожидать от меня, если мои мозги остались на дне вместе с лодкой и прочим имуществом?
И не сказав больше ни слова, она развернулась и медленно побрела вперед по не тронутой следами песчаной полосе.
— Ты куда? — крикнул вдогонку Рейвен.
— Слишком много впечатлений на сегодня, надо прогуляться, — ответила Дженна, обернувшись.
— Но до места, где ты остановилась, не меньше трех миль. Может, Майлз подбросит тебя на машине? Ты не возражаешь? — повернулся Рейвен к другу.
Но Дженна отказалась.
— Нет, спасибо. Я лучше пройдусь пешком. Говорят, что свежий морской воздух способствует крепкому сну.
Рейвен стиснул зубы, пальцы так крепко сжались в кулаки, что ногти впились в кожу. Однако он не чувствовал боли. Как ему хотелось броситься следом за Дженной, схватить ее на руки, обнять, успокоить! Однако она и так слишком многим поделилась с ним. Время расставания пришло, ее следует отпустить.
Дженна, обернувшись, бросила на Рейвена долгий прощальный взгляд и быстро зашагала к дому.
Рейвен пристально следил за постепенно удаляющейся хрупкой фигуркой, а потом вдруг закрыл глаза. Сердце щемило — уходила навсегда единственная женщина, подарившая короткий миг неземного счастья. Не только уходила, но и уносила с собой частицу его души…
— Карлсон! — Знакомый женский голос, внезапно вторгшийся в мысли, заставил его вздрогнуть. Энджел вопросительно смотрела на Рейвена.
— Разве ты не хочешь догнать ее? — Майлз, как и его жена, не могли понять, почему Рейвен бездействует.
— Нет. Я вообще не должен был прикасаться к ней. — Казалось, он пытается в чем-то убедить себя. Темные глаза походили на глубокий омут. — Но, увидев прекрасную девушку, я не мог остановиться. Я предчувствовал, что она будет моей с первого же мгновения нашей необычной встречи.
— И она действительно принадлежит тебе, — подтвердил Майлз. — Дженна любит тебя. Любовь сквозит в каждом ее…
Рейвен резко оборвал его.
— Это лишь благодарность, а не любовь. Ты путаешь совершенно разные вещи.
— Но откуда у тебя такая уверенность? — раздался удивленный голос Энджел, солидарной со своим мужем.
Неожиданный смех Рейвена выглядел столь же жутко, как черная бездна его глаз.
— Энджел, моя милая Энджел. Все очень просто. Разве я похож на мужчину, которого может полюбить такая женщина, как Дженна? И кто, как не ты, знаешь это!
Энджел побледнела.
— Карлсон. — Она нежно обняла его за шею. — Дорогой Карлсон, прости меня за обидные слова, сказанные сгоряча. Обезумев от горя, я сама не ведала, что тогда говорила. Тебе не за что упрекать себя. Ты великолепен, ты всегда на высоте. А вот мне действительно очень, очень стыдно.
— Не надо вспоминать прошлое. Те дни стали тяжелым испытанием и для тебя, и для меня. — Рейвен убрал с ее лица растрепавшиеся пряди белокурых волос. Они показались ему чужими. Ведь он уже привык ласкать мягкие, вьющиеся пряди с медным отливом! — Но знаешь, даже если бы представилась возможность, я бы не изменил прошлому. Я — не твоя вторая половина и никогда бы тебе не подошел. Бог создал для тебя Майлза.
— А для тебя — Дженну, — продолжила его рассуждения Энджел. — Вы идеально подходите друг другу.
— Возможно. Однако благодарность — не любовь.
— Поверь мне, я кое-что понимаю в любви, — тихо вступил в разговор Майлз. — Я уверен, дороже тебя для Дженны никого нет.
Рейвен с недоверием посмотрел на друга.
— Послушай, если женщина не испытывает глубокого чувства, она не станет неотрывно смотреть на мужчину, в ее голосе не будет особой теплоты и нежности всякий раз, когда она произносит его имя, а улыбка, обращенная к нему, не будет казаться счастливой и искренней.
Рейвену безумно хотелось верить доказательствам, которыми его буквально засыпал Майлз, но он по-прежнему сомневался в искренности Дженны. Главное — освободить ее от обузы, которую представлял он сам.
Не дослушав Майлза и не простившись с Энджел, Рейвен резко повернулся и побежал прочь. Однако остановился, услышав голос друга:
— Когда Дженна глядит на тебя, она похожа на Энджел, которая смотрит на меня, а твой взгляд напоминает тот, каким я буквально пожираю свою жену. Дженна любит тебя. Это не благодарность, а любовь.
В небе над головой кружились чайки, наполняя воздух жалобными криками. Их голоса эхом отдавались в сознании Рейвена. Джен-на, Джен-на, слышалось в клекоте белых птиц.
Волны подхватывали заветное имя, рокочущим басом повторяя вслед за чайками.
И вот уже пролетавший ветер, подслушав странный разговор моря и птиц, тихо нашептывал Рейвену: Дженна, Дженна…
Повсюду, куда бы Рейвен ни устремлял взор, он видел возлюбленную. Чувствовал вкус ее губ, ощущал тепло ее тела, проникающее в кровь и разливающееся по жилам. Он и не подозревал, что Дженна стала частью его души, его сердца. И Рейвен мысленно кричал, звал единственную женщину, которая стала ему дороже всего на свете, но, увы, ушла навсегда…
Прибыв на пристань, Рейвен бросился к яхте. Быстро собрать вещи и бежать, бежать куда глаза глядят из опустевшего райского сада, лихорадочно билось в мозгу, чтобы ничто не напоминало о счастливых мгновениях. Торопясь, Рейвен, не складывая, бросал в объемную дорожную сумку джинсы, рубашки, свитера. Стенной шкаф опустел, полки тоже, остался последний ящик стола. Открыв его, Рейвен замер. Перед ним лежал альбом, в котором Дженна делала наброски.
Бережно, словно драгоценную реликвию, Рейвен достал альбом. Он ни разу не видел эскизов. Художница не показывала их, считая, что рисунки слишком ординарны и не идут ни в какое сравнение с великолепными витражами Энджел.
Эскизы чем-то походили на самого автора — такие же прямые, четкие, окрашенные юмором, в линиях и тенях скрывалась чувственность.
Сердце Рейвена снова сжалось от сладких воспоминаний. Он слышал заразительный смех, разглядывая карикатуры с забавным названием, придуманным Дженной: «У Всевышнего тоже есть стиральная машина». На веревке развешаны джинсы и рубашки. Крупный частый дождь смывает с них соль и песок.
Страницу за страницей Рейвен внимательно рассматривал рисунки. И вот остался последний лист. Со странным чувством он взглянул на последний набросок. Казалось, он ничем не отличался от остальных. Но, внимательно изучив его, Рейвен среди хаоса черточек, изгибов и теней выделил бушующий океан, на фоне которого проглядывалось лицо. А возвышающаяся над грозной стихией скала, окутанная туманом, неожиданно превратилась в сидящего мужчину, задумчиво глядящего вдаль. Могучее тело, черные волосы, волевой пронзительный взгляд… Сомнений не оставалось: это сам Рейвен. Его глаза, губы, профиль повторялись в очертаниях леса, скал, океана. Он — улыбающийся и серьезный, спящий и пылающий страстью, спокойный и опьяненный экстазом, нежный и разъяренный. Рейвен, везде Рейвен. Словно он стал неотъемлемой частью всего, что окружало Дженну.
Рейвен долго, очень долго смотрел и на рисунок, и на фотографию, а потом вдруг уткнулся лицом в руки и глухо завыл, зная, что наконец-то услышал песню любви для него, Рейвена, Ворона.
Туман сгущался, и сквозь его плотную пелену садящееся в море солнце озаряло берег таинственным светом. Завидев домик, в котором она жила, Дженна вдруг остановилась, обернувшись назад. Одинокая змейка ее следов, кое-где уже смытая волнами, извивалась вдоль границы пляжа и воды. Девушка долго вглядывалась в черный пунктир, который обозначил печальный путь из райского сада.
— Если бы умел, я бы обязательно нарисовал небо, горы, море и лес, чтобы они повторили твой облик, как я его себе представляю…
Знакомый голос показался Дженне очередной иллюзией, выдающей желаемое за действительное. Но сомнения улетучились, едва она увидела Рейвена, стоявшего в двух шагах. Он словно материализовался из густой мглы опускавшейся на землю ночи и ее собственных мечтаний.
— Если бы я мог, — продолжал Рейвен, подходя к Дженне вплотную, — я бы стал ветром, шепчущим твое имя, превратился бы в лес, окутанный туманом, цвет которого впитали твои прекрасные глаза. Но я не художник и не Бог. Я теперь одинокий странник, покинувший райский сад. Я не хочу расставаться с той, которая однажды привела меня в Эдем и в чью ответную любовь я боялся поверить.
Руки Рейвена задрожали, когда он прикоснулся к любимому лицу и вновь ощутил тепло и нежность кожи.
— Я не умею слагать песни о любви. И не знаю ни одной мелодии, которая поведала бы о моих чувствах. Но, поверь, ты стала неотъемлемой частью моей души, и, если отнять эту часть, я не смогу дальше жить.
— Рейвен. — Голос Дженны дрожал от переполнявшего ее счастья. — Мне не нужны прекрасные песни, не нужны красивые слова, мне нужен только ты. Только ты, Рейвен. Я так тебя люблю!
Слова пронзили душу Рейвена, изменяя ее.
Он поднял Дженну на руки и крепко прижал, рассказывая со всей силой и нежностью, как любит ее, как любовь растет с каждым прикосновением, каждым вздохом.
За их спинами последние следы из райского сада исчезли в тумане и серебристой от света луны воде. Но ни Дженна, ни Рейвен этого уже не видели. Они нашли свой рай, который никогда не выпустят из рук.
КОНЕЦ