Песочные часы (СИ)

Глава 15

Девушка удивилась, когда перед ней оказался взлохмаченный и раскрасневшийся Слава:

— Теперь курьером устроился, чтобы портить мне жизнь?

— Я так и знал, что это ты, — прошипел он сквозь зубы и оттеснил её внутрь.

— Что ты делаешь? — Она пыталась его остановить, схватив за рукав.

— Ловко ты развела моего отца! Он ещё не отписал на тебя половину компании мамы?

— Ты что, пьян?! Уходи! — она попыталась его выставить.

Федор прислушивался к разговору, но, когда шум усилился, вышел в прихожую.

— Слава? А ты что здесь забыл?

— Хочу спросить тебя о том же! — выкрикнул молодой человек, и Наташа попыталась слиться со стеной. — Хотел посмотреть, на кого ты променял маму!

— Тебе не кажется, что пора высунуть голову из-под её юбки и заняться собственной жизнью?

— Не тебе мне давать советы! — Слава был взбешен и непонятно, какие силы сдерживали его, чтобы не броситься на отца. — Ты мне никто, ясно?

— Да куда уж яснее, — ухмыльнулся руководитель, оставаясь совершенно спокойным. По крайней мере, внешне. — Что-то ещё?

— Ты обманул её! Присвоил компанию себе!

— А-а, так ты за деньгами пришёл? Мне кажется, я перевел приличную сумму на счет Жанны, вам хватит.

— Жанны? Вот как? Она теперь Жанна? — Глаза парня сузились, и опасно сжались кулаки.

— Слава, прошу тебя, успокойся. Мы с твоей мамой всё решили, расстались полюбовно…

— Конечно! Два года полюбовно расставались! Ты затаскал её по судам! А потом кинул!

— Это не твоё дело.

Федор обошел сына и распахнул дверь шире.

— Ты пожалеешь об этом. Я отсужу у тебя всё, что есть. Ты будешь нищим, а я не подам тебе руки, — яд так и срывался с уст Славы, и Наташа удивилась силе ненависти, что горела в его глазах.

— Выслать контакты хорошего адвоката?

— Сам найду! — Сын выскочил из квартиры.

— А денег на него дать? Могу подкинуть! — послал ему вдогонку мужчина и захлопнул дверь. — Сосунок!

Он вернулся в комнату, а девушка так и осталась в прихожей. Ссора удивительно сильно отразилась на ней самой, сердце бешено стучало в груди, и стыд вдруг отчетливо прорезался в душе. Мама… Как давно они не говорили? Кажется, несколько месяцев? Может, что-нибудь случилось? Почему она перестала ей звонить? Не потому ли, что дочка так ни разу и не перезвонила?

Наташа вошла к Федору и легла рядом на кровать.

— Так значит, ты развелся?

— Да.

— Давно?

— За неделю до восьмого марта.

— Значит, ты купил квартиру как только…

— Да. Как только я освободился от Жанны и освободил компанию от её бесполезного вмешательства, я сделал тебе подарок.

— Почему ты ничего мне не сказал?

— Зачем? Разве это имеет значение?

— Надеюсь, ты сейчас шутишь…

— Вовсе нет. Ты со мной, я единственный владелец компании, больше никто и ничто больше не могут нам помешать.

— Так вот зачем эта таинственность и запрет общения со Славой. Я-то думала ты просто не хочешь Жанну во всё посвящать, а ты, оказывается, разводился… И как, много получилось спасти от раздела?

— Ты даже не представляешь сколько, — довольно ухмыльнулся он. — Подумать страшно, что бы было, если бы кто-то узнал, что я хожу налево от жены. Да они бы сожрали меня со всеми потрохами! А так — я кристально чист. Она сдалась, где-то сглупила, и вот я — единственный владелец!

— А ты думаешь хоть о чем-то, кроме своей компании?

— Не понял? — Он повернулся к ней, и Наташе совсем не понравилось выражение его лица.

— Может, ты и меня потом просто выкинешь? — Она внимательно следила за реакцией мужчины и впервые за все эти месяцы подумала о песочных часах. Куда же она их положила?

— Конечно, нет, глупая, — Федор прижал её к себе и покрыл поцелуями. — Кто же выкидывает утку, что несет золотые яйца?

— То есть для тебя я всего лишь утка?

— Мне не нравится этот разговор и только потому, что ты самый важный человек в моей жизни, я разрешу тебе довести его до конца. Но только сегодня. Ты поняла меня, Ната?

Девушка отстранилась и долго смотрела на горький шоколад глаз. Она не могла отказаться от этого мужчины, её жизнь была пронизана им одним и без него, казалось, не имела смысла. Даже если бы он оказался убийцей, маньяком, психопатом, она бы вечно следовала по его пути, рука об руку.

— Если бы ты знал, что у меня вот тут, — она ткнула себя пальцем в грудь и замолчала.

— Я знаю, Ната. Я всё знаю. Но скажи, разве ты была бы счастлива, будь я всё ещё женат?

— Почему ты мне не сказал?

— А что это меняет?

— Ничего… — растерялась Наташа, понимая, что он загнал её в тупик.

— Тогда какой смысл был говорить?

— Никакого, — сдалась та, и жгучее желание позвонить маме запульсировало по венам.

— Ты — моё золото, моя единственная драгоценность во всех смыслах и во всех сферах, — произнес он ровным твердым голосом. — Ты создана для меня и будешь только со мной.

— Хорошо. — Она закрыла глаза.

Федор приблизился к ней и крепко обнял. В этом был весь он.

— Хочу позвонить маме, — тихо сказала Наташа.

— Прямо сейчас?

— Да.

Он отпустил её, и девушка вышла на кухню. Она долго смотрела на телефон, прежде чем решилась набрать номер. Послышались гудки, и глубинное желание молило, чтобы на той стороне никого не оказалось рядом. Но судьба распорядилась иначе, и спустя несколько секунд до боли знакомый голос произнес:

— Здравствуй, Наташа.

— Мам, прости… — голос сорвался, и девушка закрыла на кухню дверь. Мама не ответила. — Я знаю, что я плохая дочь, что я не звоню, не приезжаю, что я совсем вырвалась из вашей жизни…

— В том-то и дело, что вырвалась, — прозвучал обиженный упрек.

— Я не хочу, чтобы нас не было друг у друга.

— Что-то случилось?

— Нет, всё в порядке, всё даже лучше, чем в порядке! Всё просто отлично!

— Ты всегда так говоришь…

— Но сейчас это действительно правда, мам!

— Я рада.

— Хочешь я приеду?

Тишина.

— Мам?

— Тебя не было два года! — закричала женщина на той стороне провода. — А теперь ты соблагоизволила приехать? С барского плеча подачки нам не нужны! Два года без тебя жили и ещё проживём!

— Мам, не надо, — Наташа всхлипнула. — Мам, прости меня!

— Стыдно такую мать иметь, да? В городские захотела? А у нас тут что, не люди живут?!

— Да я просто хотела другой жизни…

— Я может тоже хотела другой жизни! Да тебя растить надо было! А теперь что? Получите-распишитесь свою награду?! Тьфу!

— Я прямо сейчас приеду. Сейчас посмотрю расписание электричек и приеду! — Трясущимися руками она открыла ноутбук. — Вот, вот, сегодня в десять есть поезд, я ещё успеваю!

— Да куда ты ночью-то попрешься! Вот как была, так и осталась! — уже спокойнее продолжила мать. — До утра хоть подожди.

— Да я и так доберусь.

— По вокзалам ночью одни бомжи да воры шастают!

— Хорошо, завтра есть в восемь утра. Я на нём приеду.

— Ну приезжай, — голос стал ещё мягче. Девушка словно увидела маму перед собой, её худое лицо и седые волосы, и так отчаянно захотелось её обнять. Что же с ней было все эти два года? Она ослепла и оглохла, и только Слава смог разбудить забытые чувства сегодняшним разговором с отцом.

— Я правда приеду, мам. В этот раз — обязательно.

— Ну тебя, — совсем по-доброму ответила та. — Мы ждём тебя, Наташенька, очень ждём!

Девушка повесила трубку и вытерла слезы дрожащей рукой. Что же это? Откуда сырость и где железные стены, что столько времени защищали от всего на свете? Она подумала про Гонконг, про запланированный маршрут и места, которые так хотела увидеть. Поймёт ли её Федор? И зачем она только предложила приехать завтра… Может, перезвонить и перенести поездку на две недели вперед?

Она вновь позвонила маме.

— Что такое? — послышался испуганный, подозрительный голос.

Дочь запнулась, но быстро взяла себя в руки:

— Хотите с папой что-нибудь? Может, вкусняшек каких или одежду? Как с деньгами, может, денег привезти?

— Ничего не нужно. Сама приезжай.

Девушка отключилась и былые сомнения опять заполнили голову. Что сказать Федору? Они так долго выбирали страну, отель, маршруты для прогулок, она прозвенела ему все уши о том, как ей не терпится оказаться с ним на жарком пляже, как они будут гулять по ночной набережной и вдыхать морской воздух. А сейчас она бросает его едва ли не у аэропорта и собирается куда? Туда, откуда так стремилась убежать. Как объяснить, что… Размышления прервались, когда на кухню распахнулась дверь, и руководитель опустился на стул.

— Я не поеду в Гонконг, — выпалила Наташа и испугалась — слова словно сами слетели с языка.

— Я уже понял. Сколько ты не видела родителей?

— Два года…

Он тяжело вздохнул.

— Я отменю бронь и сдам билеты. Вычту из зарплаты издержки.

Девушка улыбнулась и бросилась ему на шею. Федор обнял её и больше никогда не спрашивал о семье.

Наташа шла под жарким солнцем вдоль дороги. Заплатки на асфальте плавились, из канавы по правую руку истошно воняло канализацией, мимо на старых велосипедах с обтертой краской изредка проезжали местные. Они оборачивались на городскую красавицу, но никто из них не был ей знаком. Она повернула направо, на усыпанную гравием дорогу и увидела старое двухэтажное здание. Синие рамы окон тоскливо взирали пыльными занавесками на гостью, которой здесь не было вот уже два года. Что-то вокруг изменилось, но осталось тем же, и девушка явно ощутила неумолимое течение времени. А вот и лестница на второй этаж, пологая, длинная, широкие деревянные ступени уводили на площадку, где смотрели друг друга четыре квартиры. Наташа перенеслась в детство и юность, вспомнила уличные бои с соседскими ребятами, самоотверженного Игоря, который всегда спасал её из любых передряг, и улыбнулась. Возможно, здесь было не так уж плохо? И добрый мальчик из прошлого был ей настоящим другом? Надо бы его навестить…

Остановившись перед дверью, она глупо топталась на месте, но чьё-то кряхтенье снизу заставило нажать на звонок. Донеслись поспешные шаги, скрежет замка, и распахнулась дверь. На пороге стояла постаревшая мама. Половина головы в бигуди, вторая — в скромных мелких завитушках. Девушка улыбнулась и тихо обняла её.

— Приехала, ну наконец-то! И как тебе не стыдно! Два года, Наташа! Два года!

— Так получилось, мам. Это не повторится. Теперь у меня всё наладилось, у меня появилось свободное время…

— Тебя же не в рабстве держали!

— А где папа?

— Не пришёл ещё. Сегодня его смена, не получилось поменяться.

— Он всё там же? Охранником?

Мать кивнула, и дочь прошла в старенькую, но опрятную квартиру.

— На следующей неделе день поселка. Может, приедешь?

— Я из-за этой поездки отменила Гонконг! На следующей неделе я точно не смогу!

— Гонко-онг, — протянула женщина, — ну ехала бы в свой Гонконг, зачем в наше захолустье пожаловала?

— Не обижайся, я же не к тому, — Наташа приласкалась, и мать с удивлением уставилась на неё.

— Нет, у тебя и правда что-то произошло!

Девушка рассмеялась и прошла в свою комнату. Здесь всё было по-прежнему: скрипучая железная кровать, красный ковер на стене, который она люто ненавидела, коричневые деревянные полы, до дыр протертые и облупленные, почти развалившийся письменный стол и узкий шкаф, который отец сколотил сам. Она обвела крохотную комнатенку глазами и невольно сравнила её со своей шикарной квартирой. Захотелось обратно в город, в своё гнездо, к своему мужчине, но она подавила желания, быстро переоделась и вышла на кухню, где уже вовсю хозяйничала мама. Как в старые недобрые времена… И снова изнутри полезла вся та горечь и тоска, ностальгия пульсировала в груди учащенным сердцебиением. Вот она — та самая жизнь, которую невозможно выносить! Здесь нельзя находиться ни минутой больше положенного срока! А где-то там горят огни Гонконга, и кто-то заселяет их люксовый номер…

Несколько часов они проговорили с мамой, вспоминая прошлое и не касаясь будущего. Пришел отец, и родные радостно обнялись. Прозвучало много теплых слов, но несмотря на это два года не прошли даром — небольшая не то прохлада, не то обида присутствовала в каждом жесте, взгляде, замершем слове.

— Как поживает Игорь? Он не вернулся обратно?

Мать с отцом переглянулись, и женщина опустила глаза в кружку.

— Что-о? Ну говорите! Женился что ли? — рассмеялась Наташа, не чувствуя ни капли ревности. — Я прекрасно устроила свою личную жизнь и за него буду только рада!

— Нет, не женился, и никогда не женится, — странным голосом сказала мама.

— Ориентацию поменял?

— Хватит язвить!

Девушка вспыхнула, готовая сорваться и в эту же секунду покинуть дом, но обещание побыть здесь хоть немного сдержало бешеный порыв.

— Нет его больше, — тихо произнёс отец.