Пестрота отражений

4. Исар

Пару часов спустя в переговорную ворвалась мечущая молнии Хотон-хон и потребовала, чтобы пациент вернулся в койку. Исар не стал спорить – с отцом его новоявленной жены, судя по всему, можно было вести дела, но вот для удовольствия Исар бы лучше с кем другим пообщался. У него вообще последние шесть лет к медведям душа не лежала. Байч-Хараху тоже пора было идти, он и так уж полмесяца каждый день выкраивал время, чтобы развлечь друга беседой. Друзей у Исара осталось – пальцев на руке многовато для пересчёта, и внимание так высоко вознёсшегося однокашника даже смущало. Можно подумать, Байч-Харах, сделав такую карьеру, по дороге не разжился хорошими друзьями. Да чего там, сам рассказывал, что разжился.

– Друзей много не бывает, – отрезал Байч-Харах, когда Исар попытался на это намекнуть. – Да и потом, знаешь, как говорят: враг может быть новым, а друг только старым. А старше тебя у меня разве что Алтонгирел, и то он мне скорее младший брат, чем просто друг.

Исар откинулся на подушку и прикрыл глаза. Видели они так чётко, что он с непривычки быстро устал, как будто несколько часов смотрел кино с яркими спецэффектами. Со всеми этими событиями он даже не успел осмыслить, как теперь изменится его жизнь – можно будет вернуться к резьбе, да и работать не только в самые солнечные часы, а как раньше, когда приспичит. И, главное, не пытаться прожить всю жизнь за два года.

– Я даже в зеркало на себя не взглянул, – вспомнил он. Конечно, ничего хорошего он бы в том зеркале не увидел, но с глазами всё же должно выглядеть лучше, чем без глаз.

– Тебе здесь, кстати, и лицо подлатать могут, – заметил Байч-Харах. – Только не сразу, надо подождать, пока от этой операции отойдёшь. Лиза говорит, много сразу нельзя, нагрузка на тело большая.

Исар поморгал, прислушиваясь к ощущению – оба века двигались. Одно при этом побаливало, как потянутая мышца, и это было приятно: напоминало, что оно есть и работает.

– Мне вот недавно руки сделали, – продолжал Байч-Харах, рассматривая свои ладони. Исар присмотрелся. Кожа на руках Императора была розовая, незагорелая – даже на тыльной стороне, где всегда загорает. Пара ногтей казались толще остальных. В остальном руки как руки – сильные, но редко делающие грубую работу. Исар невольно глянул на свои – грубые, с заусенцами. Последнее время ему было не до того, чтобы следить за маникюром. Как бы жену не напугать такими лапищами…

– А ты эту девушку знаешь? – невпопад спросил он.

– Которая выскочила за тебя? – усмехнулся Байч-Харах. – Только от Лизы наслышан. Старательная, говорит, соображает неплохо. Из всего набора самой перспективной оказалась.

– И что, – Исар припомнил подколы друга, – днюет и ночует на работе?

– Этого не знаю. Но Лиза их ого-го как гоняет, у ребят ни минуты свободной нет, только спать и есть успевают.

Исар снова закрыл глаза. Да, он понимал, что его выбрали за непритязательность. И да, ему всегда казались наиболее гармоничными отношения, в которых каждый занят своим делом и не тянет жилы из другого. Но одно дело – абстрактная жена, которой Исар уже не надеялся обзавестись, а совсем другое – эта маленькая, напуганная девчушка с такими тонкими пальчиками, что в них страшно представить что-то тяжелее ковылинки.

– А твоя жена не устаёт от этого? – спросил он, припомнив, что Хотон-хон немногим менее эфемерна, да и руки у неё на вид такие же фарфоровые. Байч-Харах всегда был падок на экзотику.

– Наоборот, подзаряжается, – объясняет Байч-Харах. В голосе его слышна улыбка. – Она тут полноправная властительница судеб, её почитают и слушаются. Уж на что я не любитель официоза, но вот это чувство отлично понимаю – когда хорошо делаешь свою работу и в чужих глазах выглядишь героем. Этому чувству трудно что-то противопоставить. И если твоя Ветка доучится и станет хорошим целителем, она это тоже ощутит.

Исар покивал. Да, конечно, он понимал, что это не взаправдашний брак. Девочке нужна защита от отца-самодура. Максимум она согласится пару раз показаться в компании мужа на какой-нибудь встрече, чтобы партнёры не смотрели совсем уж пренебрежительно. Но в целом всё как он хотел – у неё своя жизнь, недоступные ему интересы, и чем меньше он ей станет мозолить глаза, тем лучше. Ладно, и на том спасибо.

Байч-Харах ещё что-то говорил, но Исар отключился. Как и предупреждала Хотон-хон, привыкание к новому зрению было делом трудоёмким и утомительным.

Проснулся он от каких-то неприятных звуков по соседству. Дело было к вечеру, Байч-Харах ушёл, оставив ему на прикроватном столике записку: “Отдыхай и набирайся сил!”. Звук – высокий повторяющийся писк – доносился от кровати слева, на которую пару дней назад положили того парня, что высоты боялся. За это время парень пару раз просыпался, но очень быстро засыпал обратно, как будто отрабатывал годовой недосып.

Сейчас парень лежал с открытыми глазами и, с выражением мучительной боли на лице, смотрел в окно. Надрывался рядом приборчик – Исару объяснили, что это штука, меряющая, как часто бьётся сердце. Судя по писку, сердце у парня готово было выскочить через глотку.

– Эй, – позвал Исар хриплым спросонок голосом. – Тебе плохо?

Парень дёрнулся и обернулся, но тут же снова покосился на окно, как будто за тонированным стеклом бродил его злейший враг.

– Там на стекле пятно, – сообщил парень, как будто это всё объясняло. Исар решил, что он бредит. – А я не могу встать, чтобы его оттереть.

– Правой рукой пошарь по бортику кровати, там есть кнопка, – передал Исар, как его самого наставляли. – Нажми и кто-нибудь придёт.

Парень принялся шарить, но ещё до того, как он нашёл кнопку, дверь распахнулась и влетела Хотон-хон. Исар всё не уставал поражаться, как она быстро двигается. Большинство виденных им женщин плыли, мелко семеня ножками под длинной юбкой, а эта вламывалась строевым шагом, чуть не снося двери, и ходила размашисто, так что узкие штаны под недлинным халатом мало что оставляли для воображения.

– Где болит? – бодро спросила она, наводя на парня какое-то устройство.

– Не болит, – помотал головой он. – Там пятно на стекле. А я не могу встать.

Хотон-хон сузила глаза, оглянулась на злосчастное пятно, потом снова на парня.

– Тебе так мешает это пятно, что от его вида дурно делается?

Парень угрюмо кивнул. Потом подумал и добавил:

– И ручки на окне по-разному повёрнуты.

– Бедный зайчик, – проворковала Хотон-хон, достала из кармана пачку влажных салфеток и пошла ликвидировать пятно. Исар его еле различал – похоже, просто кто-то ладонью опёрся, вот отпечаток и остался. Однако странная земная женщина смыла этот отпечаток со всем тщанием, потом ещё вытерла насухо бумажной салфеткой и повернула обе оконные ручки ровно вниз. – Так лучше?

Парень видимо расслабился и откинул голову на подушку. Прибор стал пищать пореже. Хотон-хон окинула его сочувственным взглядом и поправила какую-то трубку.

– Ты знаешь тех, кто на тебя напал?

Парень тут же снова напрягся, вжался в подушку и заскулил.

– Да не бойся, – заверила Хотон-хон. – Тут ты в безопасности. На тех парней, что тебя избили, напишешь заявление завтра, я пришлю к тебе законника, чтобы помог.

– Я сам могу, – просипел парень, не отпуская краёв матраса, в которые вцепился до побеления костяшек. – Сколько стоит лечение? У меня сейчас нет работы.

– Заплатишь, когда будет. Мы делаем рассрочку, – вздохнула Хотон-хон. Исар помнил, как Байч-Харах сетовал, что государственное страхование здоровья пока не удалось организовать. – Из кармана этих самых парней и заплатишь. Как ты себя чувствуешь? Говоришь, ничего не болит?

Сосед кивнул, но выглядел, как будто не мог пошевелиться от боли.

– Я сейчас позову другого целителя, – продолжила Хотон-хон тем же ласковым, успокаивающим голосом. С Исаром она тоже так говорила – когда объясняла ход лечения. Но вот когда гнала их из переговорной, от этой ласки не осталось и следа, так что Исар больше не обманывался. – Он тебе поможет успокоиться.

Тот нахмурился и проводил её невесёлым взглядом, потом заметил Исара, напрягся ещё сильнее и поспешно отвернулся. Исар тихо скрежетнул зубами: парень на соседней кровати особым красавцем не был, но выглядел ухоженным даже несмотря на болезненность, и уж конечно никаких отметин у него на лице имелось.

– Придётся потерпеть, мне ещё дня два тут обретаться, – не смог смолчать Исар.

Парень зажмурился и помотал головой, снова крепко вцепившись в матрас.

– У вас одеяло сползло, – проговорил он как будто сквозь боль.

Исар с удивлением осмотрел своё одеяло, которое и правда почти наполовину съехало с кровати.

– Что тебе до моего одеяла? – спросил он.

Сосед зажмурился ещё крепче и принялся шёпотом считать до десяти и обратно, и руки его подрагивали от напряжения.

Через пару минут дверь снова открылась и вошёл целитель – седой, но очень моложавый землянин. Он заговорил с парнем вкрадчивым голосом на ломаном муданжском, потом, когда оказалось, что парень понимает на всеобщем, с облегчением перешёл на него и разложил стоящее в углу кресло на колёсах.

– Давайте я вас прокачу и поболтаем наедине, – предложил целитель. Исар даже не ожидал, что всё ещё помнит всеобщий. – Сделаем пару анализов, тогда и решим, как облегчить ваше состояние. А то куда это годится, так мучиться?

После их ухода Исар снова задремал, а проснулся уже совсем ночью, когда соседа привезли обратно. Он выглядел осоловело-расслабленным и благоговейно нянчил в руках баночку с пилюлями.