Законника я к пациенту всё-таки пригоню на следующий день – не столько ради помощи, сколько ради проверки. Есть у меня одно подозрение по поводу его личности… Не то чтобы на Муданге все были нормотипиками, но естественный отбор тут непуганый благами цивилизации, да и стоит кому-то показаться странноватым, слухи расползаются в мгновение ока. И мне кажется, я знаю, к какому слуху прислушиваться.
Эцаган уже нашёл тех гопников с фотографии, и заявление пострадавшего ему очень поможет их привлечь к ответственности. Ну а пока законник разговаривает с пациентом, я этого пациента потихоньку щёлкаю, чтобы идентифицировать.
– Ну как он? – спрашиваю между делом нашего нового психиатра. К счастью, несколько месяцев назад штат Дома Целителей пополнился, и теперь я счастливо могу свалить всех скорбных душой на господина Ягелло. Он, конечно, хватается за голову от непаханности муданжского поля, но выкладывается на полную и сдабривает наши рабочие будни характерным профессиональным юморком.
– Декомпенсацию купировали, – довольно отзывается врач. – Сказал, что после побоев его всегда накрывает. Как я понял, это с ним случается нередко, по его собственному выражению, “из-за профессиональных качеств”. Необычная личность, интересная. Ему бы, конечно, полежать ещё недельку тут, но ему от скуки только хуже сделается. Я его попросил хотя бы работу искать в столице, чтобы иметь возможность регулярно ходить на приёмы. Но он к КПТ отнёсся скептически, не знаю, станет ли… Закрывается чуть что.
Я киваю и проверяю сообщения – да, всё так, как я и думала.
На обед дорогой супруг не является. Это уже давно не норма, и я даже беспокоюсь, не случилось ли чего. Я как-то уже отвыкла без него выдерживать Алёнкину осаду и боюсь, что меня колонизируют, хоть у нас теперь помимо Тирбиша ещё двое нянь. От такой судьбы я сбегаю и заявляюсь в кабинет к дорогому выяснять, кто ему на сей раз по мозгам ездит. И нахожу его там в гордом одиночестве.
– А что, уже обед? – осоловело моргает Азамат и растирает лицо. – Ох, прости, я утратил счёт времени.
– В чём это ты тут завяз? – интересуюсь, заглядывая ему в экран. Там какие-то бесконечные буквы.
– Да тут… – он отмахивается, вставая. – Я был уверен, что прочитал все отчёты ещё первого числа и могу гулять свободно, и тут вдруг нашёл ещё двенадцать штук.
– В смысле “нашёл”? Тебе разве их не приносят на серебряном подносике?
Мы выходим в коридор, и дверь кабинета с тихим жужжанием запирается.
– Ну вот те первые и принесли. А проверить дворцовую почту не почесались. Понимаешь, все же думают, что все умные, и если отчёты предназначаются мне, особенно если там ещё данные конфиденциальные, то никто не будет слать их на общедворцовую почту, – он драматично разводит руками.
– То есть шлют? – качаю головой я. – А ты потом сам их там ищешь?
Азамат раздражённо вздыхает.
– Я начинаю подумывать, что твоё предложение кое-кого тут проклясть – не такое уж чрезмерное.
– Может, эффективней будет поувольнять пару особо выдающихся да заменить на кого посообразительнее?
Азамат фыркает смехом.
– Лизунь, так я уже дважды так делал. Понимаешь, они когда собеседование проходят, голову включают и кажутся умными. А через несколько месяцев расслабляются – и выключают! Я уже думаю, как бы это так организовать собеседование, чтобы на нём кандидат уже сразу был с выключенной головой, я бы хоть посмотрел, что я реально получу в итоге.
У меня есть пара идей – от бутылки хримги до бейсбольной биты, но в этот момент мы доходим до жилой зоны и обнаруживаем за столом помимо детей и нянек ещё и Эцагана с какими-то бумажками.
– А, Лиза, извините, что я без приглашения! – ухмыляется он, спешно проглотив ложку супа. – Свидетельские показания свои подпишете? Тогда завтра бы уже этих красавчиков на Судный день привели.
Азамат тяжело вздыхает.
– У меня на завтрашний Судный день уже и так очередь на двенадцать часов. Что они натворили? Лизунь, я надеюсь, ты свидетель только как целитель?
– Нет, это которые напали на того странного парня, помнишь? – я примащиваюсь на уголке стола, где Алёнкины загребущие ручки не дотянутся до листов. Понятное дело, показания свои я Эцагану отправляла по электронке, а на электронные подписи муданжская полиция пока не перешла, поскольку большинство граждан недостаточно технически подкованы, да и подходящих устройств у многих нет.
– А! – оживляется Кир. – А выяснили, чего они с ним не поделили?
– Да вот, – Эцаган потрясает ещё одной стопкой бумаг, – как раз собирался капитану представить дело, чтобы завтра долго в нём не копаться. В общем, парень этот недавно нанялся к одному купцу секретарём. А тот хотел вложиться в дело этих ребят, они краски делают всякие. Уже сделка была на мази. Ну а секретарь их проверил и хозяину своему говорит, мол, не стоит, у них финансовая история сомнительная. Воруют, проще говоря. Купец ему не поверил, мол, твоё дело кофе подавать да бумажки перекладывать, куда ты лезешь с глухим именем в хозяйские дела? И вышвырнул его. А эти молодчики подкараулили и побили, чтоб неповадно было у хороших людей в грязном белье копаться.
– Хм, – Азамат теребит губу. – Это как же он так их проверил?
– А вот стенограмма его свидетельства, – у Эцагана в руках появляется планшет с текстом. Ну хоть тут электронка.
Азамат просматривает показания пострадавшего, похмыкивая. В норме я, конечно, пресекла бы такое времяпрепровождение за столом, но тут у меня почти шкурный интерес. Так что пока Азамат читает, я просачиваюсь к бюро и добываю три листа, исписанных убористым почерком Уут-хона.
– Ничего себе, – заключает Азамат, дочитав. – И, получается, этот самородок сейчас без работы?
– Агамсь, – подтверждаю, пододвигая мужу листочки. – А вот на него рекомендация.
– А скоро ли вы его выпишете? – интересуется Азамат, вчитавшись и только что не облизываясь.
Я потираю руки. Лежать у нас Чаче осталось не так долго, что по психиатрии, что по травме, работа же в столице ему нужна хотя бы на первое время. А мой муж во всяком случае не станет его бить за причуды.