Петербург

Глава 25

Условное утро встречал раньше всех в Вавчуге, сидя на марсе бизани Гонца и проверяя механизм фиксации выдвинутой стеньги. На стапеле это все было проверено, но теперь на канонерках шла проверка по второму кругу — уж больно много было мелких сбоев уже проверенных узлов.

Снизу гудела палуба Гонца, перекрикивание мастеров прерывали звонкие удары кувалды. Из труб к марсу поднималось облако выхлопа котлов, теплое и слегка влажное — следующим пунктом, будем отстраивать паровые конденсаторы.

Кроме утра, первым заметил сытую, выспавшуюся, змею свиты, приближающуюся к причалам. Неужели вторая часть? Останусь на марсе, прикинувшись стеньгой! Второго обеда, до самого ужина, мне не пережить. Еще от первого впечатление не выветрилось.

Но змея завернула на городской причал, неторопливо втягиваясь в струги. Трусливо решил переждать очередной тайфун на мачте, делая вид, что просто жду, не ослабнут ли зацепы фиксаторов. Даже дергал их рукой для вида, хотя это из серии — точить якорь.

Нашли. Вот почему у гонцов такое радостно-возбужденное выражение моськи, когда они находят свою жертву?… Ладно… Кличет, так кличет, спускаюсь.

Петр на весь причал сверкал свежестью и неукротимой энергией. Чем-то напоминая мне наши первые электродвигатели, которые выли и искрили щетками. Но в этот раз Петр был не настроен на разговоры, да и струги его полков, уже выходили на стержень Двины. Словом, чемоданное прощание, с наказами через месяц быть в Архангельске, и так далее. Отмучился.

А денек то начинается очень даже неплохо!

Так думал ровно до тех пор, пока от причалов отходили струги, провожаемые массой высыпавшего на берега народа. Когда флотилия вышла на стержень, перевалила его и начала разворот против течения, прижимаясь к дальнему берегу, сзади раздалось покашливание.

— Эээ … Мастер, не соблаговолите ли глянуть ….

Развернулся к толпе скопившихся за спиной мастеров, оценил их плотоядные взгляды и не рискнул дальше испытывать народное терпение.

Шли по цехам — дивился на любовно доставаемые мастерами из-под верстаков или с полок диковины, заботливо укутанные в тряпицы, а то и упакованные в деревянные шкатулки. К слову, Петр, инспектируя цеха, получил еще одну гору подарков — не только верфи готовились к приезду государя. Как выяснил вечером, государь еще и отдарился, деньгами и иконой — якобы животворной. А пока вертел в руках новинки и усовершенствования, а мастера охотно раскладывали чертежи и тыкали пальцами в затыки, или наоборот, ждали от меня, чтоб потыкал. Даже взбодрился слегка. Есть такое состояние — когда на вторые бессонные сутки вроде взбадриваешься, и чувствуешь себя огурцом. Правда, обычно после этого рубит.

Вертел в руках модифицированный «комбайн ружейный». Мастерам понравилось мое наименование этого порочного чуда оружейного гения — и теперь мои руки оттягивала «Кобра». Правда, на этот раз в вину комбайну можно было поставить только излишний вес и дороговизну. Зато плотность огня на дальней, средней и ближней дистанции затыкала за пояс все наши предыдущие творения. Для линейных войск — избыточно. А вот для небольших групп егерей — пожалуй, можно и раскошелится. Задумался. От пары сотен человек идущие к Архангельску полки корпуса не обеднеют. Может и пора расширять номенклатуру частей корпуса. Обратился к мастеру, с нетерпением ждущего диагноза.

— Семену уже давали попробовать? — по растянувшей бороду ухмылке стало понятно, что не только давали, но еще и с трудом отобрали потом — Тогда передай подмастерьям, чтоб два образца на стрельбище отнесли с припасом для всех стволов. В деле попробую. И Семена туда кликните. И револьвер новый прихватите, попробую и его.

Обследовал стационарную картечницу, но скорее для приличия — этого добра уже навидался и на двуколках, и на катерах и на канонерках, как оружие непосредственной обороны.

А вот в углу цеха, сразу за двуколкой, стояла еще одна двуколка — по началу думал — орудийный ящик, но мастера гордо представили свое творение как «ракетную сороку». Любопытная ассоциация. Дело в том, что выражение «сорок сороков», обозначающее великое множество — оно не на ровном месте появилось. Еще сотню лет назад оружейники создавали многоствольные «сороки». Достаточно вспомнить пятитонный, сто ствольный шедевр Андрея Чохова, который прикрывал Москворецкие ворота Китай-города в Москве, и лишь недавно был отвезен на пушкарский двор, в запас. Сотня ядрышек в 200 грамм — отобьет у любой армии супостата желание лезть в ворота. Правда, заряжать долго.

«Ракетную сороку» заряжать было не в пример проще, хотя вид она имела необычный — квадратные сварные трубы, набранные по шесть пусковых в четыре ряда, закручивались наподобие витого канделябра — не просто направляя реактивные снаряды калибра 80мм, но еще и подкручивая их для стабилизации. К слову, закручивание направляющих явно уже избыточно, можно было просто чуток подгибать стабилизаторы снарядов. Это мастера уже явно по аналогии с нарезными орудиями сделали. А с другой стороны — что мешает испытать оба варианта?

Сами снаряды для «сорок» обзавелись еще и небольшим носовым оперением, иначе бы они болтались в направляющих трубах. Хотя, и это не есть оптимальное решение. Но пока критиковать не буду — мастера явно не один десяток экспериментов провели. Пальнем — посмотрим.

— «Сороку» завтра к стрельбам подготовьте. Вижу, что червяки наводки сняты — соберите пока, как есть, и попробуем. А то вижу и иные рога подводные, но пока смутно — хочу в деле посмотреть.

Пообсуждали. Ракетчики горели желанием облагодетельствовать меня «снарядом, супротив кораблей». И мастер фейерверков им вторил. По их чертежам выходила дура 150 мм, больше похожая на удлиненный бочонок, так как дальность они брали небольшую, скромно умалчивая — что дальше будет просто не попасть. Предложил им посчитать, сколько надо пороху на этот снаряд, и сколько его надо на снаряд для пушки. Мы так пороху не напасемся! Хотя … для ракетных двигателей прессовали черный порох, а для флотских артсистем все больше шли нитробумажки…

Будто почувствовав мои колебания, мастера, чуть не под ручки, завели меня в пристройку, где на двух козлах лежали два собранных, но явно не начиненных корпуса «бочонков» в паре деревянных ящиков. Причем, судя по стальным направляющим уголкам по углам длинной тары, в которые упирались носовые и кормовые стабилизаторы — ящик и был их пусковой установкой. В принципе, нечто подобное мастерам рассказывал, на наших вечерних посиделках в уже забытые времена. Но такой реализации не ожидал.

А потом мастера меня развеселили, гордо назвав эти летающие, пока еще непонятно как, бочки — «Гарпуном». Ржал как лошадь Приживальского, выплескивая в этой полу истерике накопившиеся душевные шлаки. Гарпун. Это надо же! Янки удавились бы, увидя свою противокорабельную гордость в нашем исполнении. Что там у нас осталось? Тополь? Сатана?

Оперся на край стеллажа, приходя в себя.

— Добро мастера. Начиняйте «гарпуны», и их посмотрю.

— Так, не испытывали их ешо, княже. Тебя все дожидались.

Окинул взглядом угнездившиеся в ящиках бочонки. Коль они еще не летали, так и не полетят, скорее всего — соотношения у них не ракетные какие-то. Пересчитывать? Опорных точек мало, если даже тягу двигателя они мне еще сказать не могут. Попробую метод асимптотического приближения — или по-простому — научного тыка. Прикрыл глаза, вспоминая картинки с настоящими «Гарпунами» и таблички характеристик под ними. Получалось плохо. Картинка еще всплывала, а табличка под ней размывалась памятью.

— Давайте чертежи, буду вносить поправки, а уж потом посмотрим, что получилось.

Уходил из оружейного цеха, думая о головках самонаведения… Конечно слабо! Даже торпедный гироскоп пока сомнителен. Но без этих головок наведения — что торпеды, что крупнокалиберные ракеты — выкинутые деньги. Стрелять ими можно только в упор, что противоречит моей основной стратегии. Значит, пока это еще один «оружейный комбайн». Хотя … если на катера попробовать — обновленные ящики аккурат посередине между абордажным нарядом поместятся. Две штуки точно, друг на друге, третий уже не впихнуть видимо будет. Катера тогда станут очень даже грозной силой даже для линкоров.

До порохового форта не дошел, хоть и очень хотел. Ходил по цехам, как по пещере Али-бабы. Чудесами могли похвастать даже ткачихи. Они не внесли существенных изменений, но отточили настройки станков до немыслимых пределов. Нити они вили тончайшие, уже ничуть не напоминающие те «канаты», с которых начинал этот цех. И еще это был первый цех на заводе за сегодняшний день, где меня, в закутке отделенным от цеха, под грохот ткацких станков поили чаем из маленького самовара. С вареньем. Зря они так — организм пожал плечами и ушел на отдых — мол, а вы как хотите. Помню, пока отключался, с бобиной ниток в руках, думал о вискозе. Будто о чем другом в таком окружении подумать не мог! В результате снилась всякая ерунда, бумажные трусы и треуголка из газеты. Жуть.

Пришел в себя поздно вечером — видимо среагировав на снижение шума в цеху. Меня снова напоили чаем и начали наперебой рассказывать, кто меня искал, и как долго их уговаривали, что «… как только, так сразу же сказать …». Порадовало, что ткачихи записали пожелания на бумажку. Порадовали не сами пожелания, а то, что записи явно велись разными подчерками, гражданским шрифтом, и значит, ткачихи успешно посещают заводскую школу. Вот это особо грело душу. А мастера — потерпят, никуда не денутся.

Шел к верфи мурлыкая про себя «… первым делом, первым делом — канонерки, а диковины? Диковины потом …». Завтра попробую вывести Духа на ходовые испытания. Он менее проблемный получился.

К обеду Дух накрутил свой первый десяток километров под мотором на экономичном ходу. С помарками, но без замечаний.

Есть в ходе под мотором своя прелесть. Совсем иная, чем под парусами. Нет скрипа рангоута, нет хлопанья парусов, но когда лопасти ввинчиваются в Двинскую воду, когда корпус под руками начинает дрожать мелкой дрожью, а ускорение заставляет покрепче ухватиться за поручень — это песня. Нельзя сравнить, акапельное пение и орган. Разные они. Каждое по-своему прекрасно. А все прекрасное надо сохранять и преумножать, не убивая одно, ради другого.

Накручивали километры не просто так, разумеется. Кроме проверки матчасти, вели замеры по спокойной воде скорости и расхода топлива, нарезая мерные отрезки по и против течения, а потом еще и поперек. Скорость поменьше расчетной, расход побольше — но особо и не рассчитывал почти в прототипе достигнуть оптимума. Ход есть, экономичность приемлемая.

Обратно пойдем на форсаже. Помолиться что ли?

Форсаж, это уже не песня, это целый оркестр. Прирученная мощь рвет гладь реки ножом форштевня, развалы обводов носа отбрасывают вздыбившуюся воду на стороны, и их этой пены выноситься канонерка, оставляя за собой усы высоких волн, с неожиданной силой плещущих в берег и захлестывающих низкие настилы мостков.

Жаль, что некогда просто лицезреть эту картину. Проверка вращения башен при вибрации, проверка эффективности руля на «змейке» и возникающие при этом крены. Скорость циркуляции. Само собой, работа машинерии. Словом, все то же самое, что и при экономичном ходе.

Домой долетели как на крыльях, тщательно подсчитывая, во что эта легкость выливается в граммах, точнее, в килограммах. Выходило солидно. Все же, воевать — очень дорого.

Отшвартовав Духа, дал механикам команду разбирать двигатели по винтикам. Будем смотреть износ и задиры. Надеюсь, все не так мрачно, как рисует мне воображение.

Полигон — стрельбы из новых образцов, разговоры с Семеном про егерей. Визит в полк, опять значительно пополнившийся новобранцами и, что удивительно, кандидатами в офицеры из новых дворян — похоже, народ распробовал, в какую сторону дует ветер. Словом, карусель продолжилась, беря реванш за вынужденную паузу.

Имел долгий разговор со строителями по поводу камеди. Принцип прост, можно замешать глину а потом обжечь, и получим камень. А можно сначала обжечь, а потом замешать. Удобство второго способа — обжигать можно на заводе, а замешивать уже на месте. Свел двух выделенных подмастерьев-строителей со стекольщиками — пусть экспериментируют. Возжелал вернувшись из похода увидеть образцы «кирпичей» отлитых по новой технологии и с заполнением шлаком. С заполнителем велел аналогично экспериментировать, были в шлаке какие то проблемы, то ли щелочь образовывалась, толи еще что. Вот об этих проблемах и хочу узнать. А все образцы кирпичей, в том числе и замешанных по разным рецептурам, выставить под непогоду. Посмотрим. Сослался, что это секретные испанские технологии, и мне точно не известно, что должно получится.

Потом терзал бумажный цех, пытаясь получить вискозу. Причем вечерами, после работы. Пробовали продавливать целлюлозную массу через дырочку «доски» проволочной волочильни. Получалось плохо. Даже очень плохо. Массу явно нужно было иметь более жидкую, но тогда, после фильеры она не застывала нитью. Бросил переводить добро, сел вечером у себя на чердаке подумать.

Если надо быстро из жидкого сделать твердым — имеем два способа. Расплав можно резко охладить. Но это более свойственно металлам. Второй способ бумаге ближе — клей. Вот только клей, способный мгновенно затвердеть … слабо. Да и нить будет ломкой.

Посередине ночи торкнуло. Можно ведь и с иного конца зайти! Чтоб жидкая была, можно и не водой разводить, а щелочью, например. Из фильеры тонкую струйку выливать в кислоту, которая прореагирует с щелочью и есть шанс, что тонкая нить останется цела. Так посреди ночи и помчался в бумажный цех, заскочив только к химикам за едким натром и серной кислотой. Давненько у меня на руках химических ожогов не было.

Правда, утром запал уже иссяк. Некоторые подвижки наметились, но завод просыпался и требовал к себе внимания. Оставил одного подмастерья экспериментировать с концентрациями, скоростями подачи и временем растворения целлюлозы в щелочи. Сходу взять не получилось — попробуем взять измором. Это как игра в морской бой, занося крестики попаданий и промахов в квадратик расчерченного поля. Только, при этом, противник не отвечает — значит, победа будет точно за нами. Вопрос времени.

Во второй половине месяца пристреливали пушки канонерок. После чего поставили их на модернизацию — монтировали дополнительные коловратники наддува башен, а то там хоть выскакивай после пары залпов, несмотря на изначально заложенный наддув.

Испытали один «Гарпун», долго смеялся и предложил переименовать его в «Острогу». Чем гарпун от остроги отличается? Принципиально — ничем, у остроги обычно несколько остриев, вилка там, или трезубец, а у гарпуна одно — так что, можно представить результаты испытаний. Ну да мастерам не привыкать, из туманных намеков делать нечто стоящее.

Из отпуска вернулась Тая, навещавшая родню. Ермолай привез из Холмогор кучу новостей. Словом, наша бравая пятерка опять собралась в дорогу. Ждали только полки корпуса. Уже не первый день ждали. Даже распоряжение готовить всех апостолов к походу было. А полков все не было.

Правда, никто особо не нервничал. Народ тут вообще спокойно к опозданиям относится — день туда, день сюда — это даже почесаться не заставит.

День прибытия полков запомнился отдавленным пальцем. Нет, понимаю, конечно — радостное событие, но когда внутри механизма поворота башни сам князь ковыряется — совсем необязательно бабахать холостым. Придурки. Ноготь на среднем пальце правой руки сошел. Больно-то как … паяльник им … за шиворот.

С башнями вообще история вышла мутная. Еще после первых испытаний на ходу — мне показалось, что слишком туго идут башни на ручном, точнее ножном, повороте. К механической, то бишь основной, системе поворота нареканий особых не имелось — а вот ножная, дублирующая, вышла туговата. Как мне тогда показалось. Заказали новые шестерни с другим соотношением, но на те же валы. За две недели их отлили и обточили, но выплыла иная проблема — скорость поворота башни. Причем, наблюдая за работой канониров, заметил, что дублирующую систему они постоянно используют для тонкой наводки — подгоняя перекрестие к цели механикой и доворачивая вручную. С новыми шестернями скорострельность снизилась. Вот теперь возвращали все, как было. На третью попытку уже нет времени.

Попрыгав по погребу под башней, зажимая пострадавшую, от глупости, деталь организма — полез наверх, искренне надеясь чуть остыть, пока буду вытаскивать канонира из левой носовой башни. Они ведь там еще и наверняка закроются, послушав через загрузочные люки, что я о них думаю. Ничего, пусть только попробуют! Сниму фиксатор поворота с левой кормовой башни, чтоб она могла повернуть стволы прямо в корму носовой башне, и пальну болванкой. Сзади на башнях чугунные противовесы — пробить не пробьет, но выскочат эти ироды из носовой башни точно как угорелые.

А на палубе веселился народ, тыкая руками вверх по течению Двины. Посмотреть было на что. Наверное, одному мне тут довелось смотреть вестерны, с заснятыми кибитками переселенцев — так вот — вся Двина, покрытая такими кибитками, выглядела футуристически. Даже палец на время дергать перестало. Ничего себе, мы напридумывали. Они что, на этом и пороги проходили? Всем раздам категорийные книжки водников, когда слегка отойду от шока.

Замыкали выплывающую эскадру вологодские струги с лошадьми. Ну и то хлеб, а то уж думал, что в кибитку кроме капральства еще и пару лошадей загнали — это был бы конечно высший пилотаж, но они и так молодцы. Тест-драйв по полной схеме.

Палец напомнил о себе, решил отвлечься на время, сходить до корабельного лазарета на средней палубе и не закапывать кровью свежую краску. Заодно и ревизию в лазарете проведу, а то все откладываю да откладываю.

Вот так и встретил три полка корпуса в Вавчуге. В носовой башне, кстати, никого не нашел. Сбежали мерзавцы, все пятеро, оставив только стояночного караульного у барбета. И куда, интересно, они от меня спрячутся? Идея запихать в башню провинившихся, и пальнуть по ней болванкой — приобретала все большую привлекательность. Заодно проверю механизмы башен на перекос. Чистые испытания — ничего личного.

Но задерживаться на Гонце не стал, поспешил к полкам.

Понтоны выбрасывались прямо на берег. Более того, капральства уже начинали их вытягивать на дорогу, так как заднюю ось они с понтонов не снимали и теперь подводили под носовые части, вынесенные из воды на берег, колесные передки, впрягались и вытаскивали понтон из воды целиком. При этом, судя по отлаженности действий — процедуру «парковки» полки за время дороги отработали. Может, им тогда вообще лошади не нужны?

Сутолока выброски на берег. Насколько хватает взгляда — море работающих людей, зеленых мундиров и зеленого брезента кибиток. С взгорка, от казарм, сбегали встречающие из Двинского полка. В отдалении толпились жители городка, свято соблюдая границы военного лагеря.

Что интересно — преображенцев и семеновцев так не встречали. А тут достаточно было пройти слуху, что прибывает еще одно творение их князя, и народ как с цепи сорвался. Хотя и корпус тоже хорош — пустили пыль в глаза — на кибитках, да еще под флагами и вымпелами. Показушники. Жаль, Петр не видел. Но надо будет ему на бис обязательно продемонстрировать.

Вечером, в штабе полка стало не просто людно, а скорее шпротно. Командиры устраивали полки на многострадальном поле перед казармами, откуда недавно снялись полки Петра. Благо, шатры ставить было не нужно, солдаты привыкли ночевать в кибитках, построенных ровными рядами. Дымили кухни, ржали лошади. Многоголосый гомон оживил притихший после Петра военный лагерь.

Ходил между рядами, кивал головой на отдание чести по новому образцу — не от гордыни, а просто рука отвалится отвечать, пока весь лагерь обойдешь. Задержался у пушкарей, высматривая какие были внесены изменения и слушая проблемы, возникшие с орудиями на переходе. Капралов предупредил сразу — не надо мне меда в уши лить — коротко и внятно, самое наболевшее — может, еще успеем устранить. Все же орудия — наш самый не проработанный проект.

Вычленил головную проблему — тормоза бы на колеса. А то с горок спускать — одно мученье. Про себя логично добавил, что и для понтонов это бы не помешало. Ну и почему мне это сразу в голову не пришло?

Три десятка орудий и почти 360 понтонов. Считай, 800 колес. И времени до выхода в Архангельск совсем мало. Что тут сделаешь? Перебрал в уме несколько вариантов от велосипедных «ножниц» до веревки на ступице. Самый простой вариант — веревка, точнее стальная лента, петлей затягивающаяся на ступице. Вот только ступицы у огромных колес относительно маленькие, моменты будут бешенные и соответственно — торможение никакое. Надо пробовать.

Штаб бурлил, обсуждая дальнейшие планы. Порадовала атмосфера, значительно отличная от штаба Петра, и больше напоминающая сборище гусаров, как его отражали в фильмах моего времени. Тем не менее, несмотря на всю дружественность и подколки — темы муссировали вполне стратегические — не кто командовать будет, а как подобраться поближе да мин с собой подтащить побольше. Мины штабу особо по нраву пришлись, видимо, были у них запоминающиеся ученья — надо будет расспросить полковников подробнее.

Опять же, судя по ленивым возражениям — тема летней кампании обсуждалась ранее чуть ли не на каждом привале, и аргументы исчерпались.

Послушал причудливо перескакивающие разговоры, постепенно затихающие явно в ожидании моего слова. А о чем говорить? Кто у меня тут военные? Сам? Мдя. Какая неприятность …

Так, стоя у косяка при входе, и дождался всеобщего внимания.

— Господа офицеры. Задача на эту летнюю кампанию вам известна. Кто идет с государем, а кто со мной — так же доведено. Решать вопросы баталии будете сами, на местах, руководствуясь общим планом и приказами государя, кто идет на «Орешек» и моими, кто идет со мной. Но только этими приказами! Приказы от иных дворян вас касаются токмо как дословная передача воли командующего. Запомните! Это важно! Требуйте дословного пересказа приказа и при этом должны быть ваши офицеры, засвидетельствующие приказ. Но лучше получайте все приказы лично, от командующего. Отчего об этом речь повел? В кругу государя больше сотни дворян в этот поход идет, каждый выслужиться, чужими руками, норовить будет. А за потери и конфузии государь уже с вас спросит, а потом, коль живы останетесь, еще и от меня получите. Полки ваши, надежа земли. Все лучшее в них собрали. И ответ с вас будет самый строгий. Запомните это!

Отклеился от косяка, начал пробираться к стене со стеклянной тактической доской, давая время на усвоение вступления.

— Государь, а тем паче сотня дворян его свиты, еще не знают, как полки корпуса сподручнее использовать. Продумывайте каждый приказ, как его лучше исполнить будет. Никто поносить вас не будет, коли перед атакой цепями на редуты, накроете их огнем картечниц, хоть этого в приказе и не было. Выполнить приказ вы обязаны, но вы и не солдаты рядовые, а полковники и майоры, за своих людей отвечающие, обязаны думать над приказом, к местности его привязывать, к запасам огневым, к капральствам, кто у вас поболе обучен, а кто поплоше. Вот вам мое главное напутствие! Думать над каждым приказом, как его исполнить да людей при этом потерять поменьше. Не спорьте с государем! Коль видите, как приказ еще лучше выполнить можно — немедленно ваш вариант диспозиции рисуйте, да подробно расписывайте, кто, куда и зачем идет. Только с такими росписями дозволительно к государю обратиться. Запомнили? Сие не менее важно, чем беречь людей. Вам планшеты для того и дадены, чтоб могли на колене мысль свою в бумагу облечь, да государю немедленно и предоставить.

Опять прервался, отхлебнув чая из чьей-то полупустой чашки. Порадовался, что в чашке именно чай был.

— Ну а теперь давайте свои вопросы, о чем тут вяло спорили — разберем да на доске порисуем …

Как обычно, закруглились заполночь. Расписали план на ближайшую неделю, по проверке амуниции, ее починке и стрельбах. Представил Семена, дал ему право отбирать в полках под свое начало столько людей, сколько сочтет нужным. Продемонстрировал кулак довольному выражению лица Семена. А то знаю его аппетиты.

На крыльце штаба меня дожидалась Тая. Замерзшая. Буду отогревать.

Неделя пролетела как один день, да еще под лозунгом «ничего не успеваем». Задержались еще на два дня. Задержались бы и больше, но Петр из Архангельска прислал гонца со своим неудовольствием. Мне это колючее письмо прямо в машинном отсеке Гонца и вручили. Еще и нос посыльный морщил, глядя на неподобающий вид князя — его, что ли, в смазку окунуть? У нас, ее тут много! На десяток посыльных хватит.

Тем не менее, такого ежика не игнорируешь. Разослал народ с приказом выдвигаться следующим утром и с удовольствием наблюдал набирающий обороты бардак. Вот вроде все уже собрано было, припасы загружены, катера подняты на борта духов — ан нет. Забегал народ, поволок с пороховых фортов и из цехов все, что хоть теоретически может пригодиться. Плюшкины. Не мешал — так как первый поход на непроверенных судах может преподнести массу сюрпризов. И шибера запасные не помешают, и ящики с инструментом и даже несколько брезентовых шатров — будем, если что, робинзонничать с комфортом.

Сборы полков проходили спокойнее. Некоторую проблему создали запасные бочки топлива для катеров, но выкрутились довольно просто — собрали из «кибиток» катамараны, соединяя два понтона их же «лежаками», длинными лавками для сна части капральства вторым ярусом, и используемыми как настил моста, при организации из понтонов переправы. Вот на получившийся мост «катамаранов» и загрузили бочки, а потом и еще имущества накидали. Понтоны опасно осели, но Двина ниже по течению относительно тихая — надеюсь, до ожидающих нас в Архангельске апостолов дотянем.

Заканчивали грузиться уже в темноте. Плавсредства полков растянулись вдоль всего берега, как черточка восклицательного знака, а как точка в нем, стояли две канонерки. Общая композиция называлась — мы готовы! Наверное.

Переход до Архангельска, впрочем, как и пребывание там, ничего интересного не представляли. На переходе пробовали тащить связки понтонов катерами, а в остальном — просто шли. В Архангельске государь праздновал будущую победу, решал дворянские вопросы и демонстрировал прихваченному из Холмогор Алексею русское купечество и дворянство во всей красе. Бедный юнга — это ж, какие контрасты! Величественные дворяне, и голытьба Двинского полка, вместе с Холмогорской школой. Поулыбался. Ладно, царевичу уже 12 скоро — переживет. Порадовало, что часть «голытьбы» своего капральства царевич прихватил — ему хоть будет с кем поговорить, а то Петр явно собрался его на войну тащить. Видимо, для воспитания боевого духа. Никогда не любил лезть с советами к родителям.

Кроме обязательного праздника, отмеченного по прибытии, пришлось еще посетить обязательный праздник по окончанию маневров канонерок.

Расписывать про маневры … не стоят они того. Потемкинская деревня. Для Петра вполне чудом стало попадание канонерками в плоты со срубами мишеней с 400 метров. Сами понимаете, что было с мишенью, принявшей в себя 100мм подарок шимозы. Да, шимозу жалко — но нужна была зрелищность. Попали с третьего раза, хоть и по первым двум было понятно — будь это не плотик, а корабль, попали бы все три. Что, впрочем, мне не помешало особо пропесочить за промахи башнеров. А то, что больше всех досталось экипажу левой носовой башни Гонца — это просто совпадение.

Маневры катеров сам смотрел с интересом — на морской волне мы их еще не испытывали. Поражение мишеней картечницами уже не вызвало такой бури восторга у государя, но горели мишени вполне знатно, и было получено высочайшее добро на использование катеров в летней кампании. Слава высшему разуму. А то до последнего боялся, что будем волочь Гонца и Духа. Даже прикидывал варианты использования якорей, для самоподтягивания.

Особых восторгов самодержца был удостоен полет канонерок на форсаже. Оставлю за кадром, как все это время простоял, вцепившись в поручни боевой рубки и скрестив пальцы — форсаж пережили на удивление успешно. Даже всхожесть на волну шла в пределах расчетов. Залить то палубу, понятно, залили — но это Петра только порадовало еще больше. Фонтаны перехлестывающие через форштевень ему казались олицетворением мощи. Спорить не стал. Чем больше государь доволен, тем шире дырочка в его казну, через которую потечет финансирование броненосцев. Так что, расширял этот ручеек, как мог. Тем более, уже наметились реальные способы сэкономить. Да и уральское железо пошло по воде в Вавчуг. Думаю, справимся.

Пока возвращались с маневров, и государь был «горячий» — порешали вопросы с броненосцами, с постройкой еще двух заводов, в том числе, одного под Петербургом. Правильно говорят — каждому делу — свое время и место. Можно считать, со временем подсовывания Петру кучи бумаг подгадал хорошо. А место мне и так известно.

В самом Архангельске мало что изменилось: воевода, князь Алексей Прозоровский, по прежнему строил крепость ниже по течению, купцы расширяли гостиный двор, мастерские звенели кузнями, порт пестрел парусами. Жизнь текла, по-прежнему неторопливо и будто не замечая моих усилий. Последнее время это стало огорчать больше всего — стараешься, стараешься — а все как в прорву …

Уже в порту, где шла погрузка полков на апостолов, отговаривал Петра от участия в проверочном походе канонерок вокруг Соловков. Отговорил частично. По плану Петра канонерки будут провожать основное войско, идущее в обход, до Вардегорского мыса, что в Онежской губе Белого моря, и только потом смогут тронуться в поход.

Свой флаг государь, понятное дело, решил держать на Гонце. Хорошо, что удалось Петра уговорить большую часть свиты оставить на апостоле. Канонерки не резиновые. Заодно посмотрел на цирк распределения — «хто достоин быть с государем на ентой бесовщине». Поучительно. Даже, несмотря на то, что канонерки у нас освящены и проштемпелеваны крестами, вплоть до противовесов башен включительно. Ничего, пусть привыкают — вон, поморцы уже привыкли. Даже архангелогородцы высказали лишь любопытство очередной диковиной. Они на государевы фейерверки примерно с таким же любопытством глядели. Про любопытство иноземной торговой братии — разговор отдельный — но они, скорее всего, не успеют им поделиться раньше, чем мы придем в Балтику. А из акватории учений «духов» всех любопытных шуганули.

Пиры и заседания штаба Петра, прямо на Гонце, пропустим. Как выяснилось, ждали отчета моего старого знакомого Щепотева, о готовности дороги до Ладоги. Мне до последнего не верилось, что в том краю рек, болот и густого леса, буквально за месяц другой, можно проложить две с половиной сотни километров дороги. Тропинки — еще возможно. Но Петр строил с размахом, дорогу было указано делать шестиметровой ширины и мостить стволами сваленных при ее строительстве деревьев. Именно по своему неверию — в эту затею не лез, и государь творил историю собственноручно. Более того, судя по заказам, которые Петр посылал письмами к Брюсу, обеспечивающему поставки, государь сомнений не испытывал. Кроме заказанных 15 тысяч лопат, 6 тысяч кирок и прочего инвентаря — заказывалась доставка пушек, припасов и даже нескольких тысяч мешков с шерстью. Зачем шерсть? А это местный способ химической войны — такие мешки поджигали и складывали под стены осажденной крепости. Дым вонял не хуже «Зарина». Кроме того, плотно набитый шерстью мешок, выставленный солдатом перед собой — неплохо останавливал пули и шрапнель на излете. Словом, о дороге Петр особо не задумывался — был уверен, что построят. Все его мысли были уже под стенами «Орешка».

К слову, был у Петра и запасной план — что радовало. Посылал он еще преображенцев исследовать путь по реке Онеге до Каргополья, и дальше, до Вытегры. Хотя, там сплошные пороги и шиверы — на байдарках еще пройти можно, а вот на стругах, уже вряд ли.

Кроме отправки распоряжений, Петр, ежедневно получал отчеты. Думаю, такой активности архангельская почтовая служба еще не видывала. Да и мне было несколько удивительно смотреть на этот поток корреспонденции. Зачем им радио? Государь и так руку на пульсе очень даже плотно держит.

Некоторыми новостями Петр делился. Например, князь Григорий Долгорукий писал, что Карл идет к Варшаве, а Август, соответственно, сбегает из Варшавы в Краков.

Весть хороша тем, что от Варшавы до Нарвы больше тысячи километров будет, а три полка корпуса, под командованием Вейде, уже маршируют за Новгородом. Шах. Жаль, что пока еще не мат.

Как бы там ни было, 4 августа 1702 года от Соловков пришел парусник, с письмом для Петра. Дорога готова — наш поход начинался.

С чего обычно начинаются походы? Правильно. По этому, огромная флотилия из апостолов, канонерок и всех наличных судов северного флота — одного фрегата и одного клипера — отчалила только к обеду следующего дня, с экипажами, а особенно капитанами, страдающими абстинентным синдромом. Мне так вообще пришлось целый ковш здравиц на грудь принять, и сил оставалось только проконтролировать трезвость хоть одного штурмана.

В итоге, два дня резались против северо-западного ветра, и путь до Соловков особо в памяти не отложился. Отметил только излишнюю теплоизоляцию канонерок — холодные переборки, к которым так приятно было прикладывать голову, находились только на верхней палубе — а туда еще дойти нужно было.

Соловки встречали издали, многоголосым напевом колоколов. Судя по всему — будем тут стоять несколько дней, и проводить молебны — найдется время перебрать лебедки на Духе. А то стеньга грота заклинила. Переход канонерок был исключительно под парусами, нечего зря топливо жечь, тем более, будучи в составе парусной эскадры.

Ход под парусами канонерок, вышел, совсем не плох. Не клипер, конечно. И даже не фрегат. Но быстрее апостолов. И это мы еще не применяли спинакеры, так как шли острыми курсами. Могу начинать собой гордится.

Чего не ожидал — наш рейд у Соловков затянулся почти на неделю. У меня даже возникли подозрения, что церковники напророчили Петру, будто ждет его удача исключительно в случае богатых даров. Ничем иным не могу объяснить, что Петр взялся перестраивать на Заячьих островах часовню в Храм.

Это мы так спешим и тайно подкрадываемся? Просто эльфы какие-то, залюбовавшиеся ромашкой в процессе подползания к супостату. Адмиралу же скучно!

К полезным моментам посещения Соловков можно отнести то, что вся армия помолилась, да еще не один раз, вымолила победу, удачу и хорошее настроение, пополняемое еще и бочонками из трюмов апостолов. Не скажу, что много пили — у нас столько бочонков просто не было. Но оставили только запас обмыть победу. Теперь в походах точно будет сухой закон.

Судя по всему, Петр усиленно обсуждал еще вопросы старообрядчества и патриарха. Мне даже стало любопытно — чем дело кончиться. Хотя, государь политик грамотный — уверен, что все решения он отложит до получения козырей в виде побед. А пока это, скорее всего, артподготовка.

Уходили от Соловков под перезвон колоколов. Если выкинуть мысленно недельное стояние на рейде, то можно считать, что острова нас встретили колоколами, и проводили под неумолчный бой.

На этот раз ветер нам помогал, задувая галфвиндом правого галса. Долетели к мысу до вечера и ночевали уже перед пологими каменистыми берегами. Разгружали шесть апостолов, в том числе используя понтоны капральств — благо волна позволяла. Была даже мысль из понтонов выстроить причалы, да разгрузиться по быстрому. Но мысль ленивая, созерцательная, так сказать. Апостолы и так разгружались весьма лихо. Просто как еще один вариант учений? Нууу… Пока думал, половину уже разгрузили.

Целиком апостолы разгрузились к обеду. Хорошо, когда есть много народа и понтонов.

Еще до обеда канонерки вывесили на балках свои катера, плавно спустив их в воду. Теперь катера носились по рейду, вызывая бурный ажиотаж на берегу и безобразно пережигая топливо. Канонерки, в это время, принимали в освободившиеся отсеки припасы с апостолов и штурмовиков Двинского полка. Кутерьма словом.

Отобедали с Петром и его ближним кругом, отягощенным еще и прослойкой полковников, в тесном кубрике Гонца. Народ отнесся с пониманием к причуде Петра и на тесноту не жаловался.

Корректировали планы и сверяли часы. А мне все хотелось сказать — «Да когда же вы все двинетесь то, наконец …». И мои мысленные стоны были услышаны, уж не знаю кем. К вечеру ничего, кроме разбросанной по берегу белой щепы, не напоминало про десятитысячную армию.

Все. Отмучился. Утром доведем пустых апостолов до Двины и пойдем, наконец, заниматься делом, вместе с одним фрегатом и тремя гружеными войсками апостолами. Начинало становиться страшно. Канонерки хоть и не вызвали нареканий на переходе сюда, но внутреннее Белое море, это только начало. И даже наличие на борту канонерок десяти подмастерьев верфи, вместе со сварщиками, уверенности не прибавляли. Мне бы годик погонять эти скороспелые пирожки. Но …

Утром в губе стоял густой туман. Даже соседи по рейду различались с трудом. Снялись с якорей только к обеду и уже к вечеру огибали Орловский мыс. Заходить еще раз на Соловки было выше моих сил. Вдруг выясниться, что и для удачи моего похода нужно еще один храм построить. А матросы у меня набожные. Обойдем стороной.

Погода благоприятствовала. Редкий в это время года западный ветер выдувал флотилию из Белого моря. Канонерки даже спинакеры попробовали. Потом починили их и еще раз попробовали. Усилили оттяжки фок-мачты и третий раз попробовали. Так и не заметили, как нас продуло через горло Белого моря. Оценили изменения только по заходу и усилению ветра. Решили снимать и чинить спинакеры временно воздержавшись от их использования. Скорость эскадра держала и так вполне приличную. Даже фрегат, что шел в головном охранении, периодически догоняли. А он, как пугливый заяц, добавлял парусов и убегал от нас. Веселая чехарда. Кабы еще не усиливающийся ветер с волной — вообще считай морская прогулка.

Разошедшиеся волны дали оценить недостатки тяжелого и низкого корабля. Форштевень не резал набегающие волны, а скорее их рубил. Колуном. Размахиваясь всем кораблем с гребня предыдущей волны. Шли на парусах грота и бизани — работать у фок-мачты становилось чревато. Канониры наглухо задраивали башни, развернув стволы в корму. Мне эта картина напомнила кадры из фильмов, когда танки сквозь лес продираются.

И все одно, на среднюю палубу и в погреба капало, а порой и лилось небольшими порциями. Хорошо, что ковровых дорожек не постелили — а ведь была такая мысль, для надутия щек.

Тем не менее, мое беспокойство за канонерки постепенно отпускало. Гребные валы мерно гудели от набегающего потока воды, запитывая силой судовую машинерию, корпус «потел», местами поскрипывал, но не тек. Полотно заселившие канонерки матросы пели песни, и травили байки. Сбегающих крыс видно не было.

Кстати, про крыс — примета верная. Дело в том, что гнезда свои крысы строят в самых недоступных местах корабля. Именно местах — во множественном числе. И покинуть эти гнезда крыс может заставить только быстро прибывающая вода. Соответственно, когда видишь много убегающих крыс — значит, затопило много гнезд и, скорее всего, дело пахнет свиданием с Нептуном. Нет крыс на новых кораблях? А кто мешал лично принести парочку?

Рубились через волны в средний ветер и под ясным небом. В такую погоду и ночью идти можно без напряжения. Главное, не накаркать. Впрочем, по левому борту дымка прячет фьорды Норвегии — найдем куда спрятаться.

На этот раз, погода, запасы, а особенно срочность и секретность, требовали от нас безостановочного перехода. Тяжело? Очень. Август на побережье Норвегии это не ноябрь — море пока еще приветливое. Но к ходу канонерок привыкать приходилось довольно тяжело. Все же, ход деревянных кораблей заметно «мягче». Пересматривал некоторые конструктивные элементы и детали внутреннего оснащения. Вообще, большую часть перехода провел в утробе канонерок. Лежал между шпангоутами, наблюдал и замерял провис веревочки. Слушал железо. Лазил под опорами машин, искал люфты и сдвиги. А потом все по новому кругу. Набирал статистику. На меня даже поглядывать начали как на блаженного. Хорошо им — они мне верят безоговорочно, и в канонерках ничуть не сомневаются. Мне бы такую веру — слепил бы корабли вообще из фольги. Тогда и ход бы был мягче.

Дни слились в одну непрерывную работу и прошли под знаком промасленной спецовки. А пресной воды, на борту перегруженной людьми канонерки — в обрез. Именно по этому честь Датской крепости отдавал адмирал, больше похожий на трубочиста. Механики у нас на борту и то выглядели более чистенькими. Впрочем, со стен Кронборга таких нюансов не разглядят.

На наше приветствие, гулко разнесшееся по проливу, датчане опять впали в ступор. Флаг то наш они хорошо теперь знают — но корабли их, похоже, удивили. Пусть привыкают. А то если сразу тут на броненосцах пройти — могу вызвать массу сердечных приступов.

Копенгаген миновали уже ближе к вечеру, сделав вид, что город мы не заметили, а вот в пролив Скагеррака входили на цыпочках — осадка апостолов немногим уступала утопленным тут линкорам.

К счастью, датчане, видимо впечатленные произошедшими тут событиями, тщательно разметили фарватер. Более того, явно увеличив количество вешек. Шли будто по реке, с берегами отчеркнутыми молодыми деревцами. И все одно, шли потихоньку, первыми под моторами ползли канонерки, проверяя глубину прямо посередине размеченного фарватера. Параноики. С адмиралом во главе. И, как окончательный штришок, однозначно говорящей о нашем психическом здоровье — плавно вращающиеся башни канонерок с напряженными пушкарями внутри. Пусть думают, что хотят — но попадаться в собственную ловушку будет верхом идиотизма.

Утром перестали осторожничать, давно выбравшись в Ботнический залив и добавили парусов, нахально идя между Швецией и архипелагом небольших островков Ерхолмене с самым большим центральным островом Кристиансе и стоящем на нем форте.

Хотя, у нашей наглости основания были — кто тут рискнет нападать на русский флот, только о котором и разговаривают последние годы в кулуарах? Нет, на зуб обязательно попробуют — но уверен, не в этом году, если Крюйс на юге сделает все, как задумывали.

Словом, нападений не опасался — а то, что фрегат отсылал выше на ветер, так это простая пунктуальность. Пусть несут службу как положено.

С этим фрегатом получился некоторый казус.

Уже на траверзе шведского Боргхольма, совсем чуток не дойдя до Готланда, нас перехватил наш же патруль. При этом, видимо одурев от безнаказанности на Балтике, фрегат патруля начал немедленно подниматься на ветер, занимая наиболее удобную позицию для атаки. Согласен, наши флаги видеть он не мог, да и видимость была средненькая. Но мне, почему-то, по силуэту, сразу было понятно — это наш фрегат старой модификации. А уж не узнать в дымке наши апостолы…

Тем не менее, фрегат выходил на ударные позиции, и мне даже стало интересно — мол, и дальше то что? Впрочем, обе башни левого борта канонерок лихорадочно расчехляли — вдруг супостаты наш фрегат захватили?

Поразительная не профессиональность команды патруля! Это надо же было так увлечься нашей эскадрой, чтоб прозевать выход из дымки ветрового охранения! Судя по моей дальнейшей мысленной реконструкции — патруль увидел наплывающие на них паруса фрегата охранения слишком поздно. И самое обидное, немедленно пальнул правым бортом.

Два раза к счастью — не попал, и разглядел флаг на приближающемся фрегате. Скорее даже три раза к счастью — так как фрегат не ответил. Точнее, есть у меня подозрение, что ответил — ибо корабли разошлись, чуть ли не борт в борт. А позже, при разборе этой ситуации, офицеры корабля подозрительно густо краснели, описывая этот момент.

Словом — идиоты. Набор морской зелени — еще не просоленной, но уже мнящей себя вкусной. Явно представители холмогорской школы, спущенные без поводка и воспитателя.

Чувствую, стирка на Готланде предстоит большая и скоростная — так как время поджимает, государь обещал обложить «Орешек» уже в октябре, так что, на всю подготовку у нас от силы пару недель. Ничего. Успеем. В крайнем случае, только простирну, а отжимать и сушить на реях буду позже, по результатам этой кампании.

Патрульного отпустили с временным миром — не так много на Готланде кораблей, чтоб снимать патруль с дежурства. Не педагогично? Да! По этому патрульным фрегатом временно теперь командовал старпом, а бывший капитан сидел в кубрике Духа, выявив еще один недостаток конструкции — места для корабельной «губы» у меня не предусмотрено. Только если расширительная камера после разделителя пара … ммм … нет, это, пожалуй, уже перебор будет. Но расширительную камеру показал … старпому патруля — чтоб на одни грабли несколько раз подряд не наступали. И все одно, за патруль становилось страшновато. Понаблюдав их процедуру отхода и вихляния на ветру — скрестил пальцы.

До Висбю оставалось совсем чуток — по правому борту уже давно тянулся изрезанный берег Готланда, когда убедился в ошибочности своего предположения о малом количестве кораблей. Мысленно поправился — мало у нас военных кораблей, а вот остальных кораблей, судов, корыт и непонятно как держащихся на воде ведер — с избытком. Почти за два года Балтийский флот настрелял преизрядно утят.

По моим данным, у свеев должно было быть не менее пяти сотен торговых судов способных отстреливаться, и еще несколько сотен … ну … просто торговых судов. Когда открылся вид на рейд Висбю — создалось впечатление, что все эти суда тут и стоят. Нет, когда шок прошел, и пришла пора потирать лапки, щелкая костяшками на счетах — количество судов уменьшилось весьма значительно, до полутора сотен. Да и то достойными утятами можно было считать восемь десятков кораблей — остальные … ну, те самые ведра без гаек. Зато некоторые с рыбными сетями — смотрю, фон Памбург не чурался любой добычи. Интересно, адмирал хоть брал рыбаков после лова? А то если брал их только идущих на промысел — то это тактическая ошибка. Впрочем, разговор об ошибках скоро предстоит довольно объемный.

Еще порадовала суета, воцарившаяся на рейде при нашем приближении. Издалека заметили — и это хорошо. С некоторым душевным скрипом уменьшил количество утят еще на три десятка кораблей — судя по поднимаемым флагам, не весь этот лес мачт был нашими призами, прилично было кораблей, просто пришедших торговать на новый перевалочный пункт. Жаль.