Петербург

Глава 2

Ткнуться стругу в причал не дали. Толпа встречающих поймала борт лодки, многорукой гидрой, еще за метр до настила, и плавно повела струг, передавая борт из одних рук в другие, пока не добрались до начинки, трусливо сбежавшей в корму.

Хотел толкнуть речь, но никто не спрашивал моего мнения. Несколько мужиков просто запрыгнули на борт и деловито передали меня встречающим.

Плыл над толпой в сторону эллингов. Похоже, новая традиция появляется. Есть смысл преобразовать один эллинг в городской клуб. И с музыкой, и со светотехникой и … Новая мысль радостно присоединилась к огромной толпе мыслей осаждавших форт моего разума. Ей пожимали руки и хлопали по плечам. Несколько хорошеньких мыслей строили глазки, боюсь, и у этой мысли скоро будет пополнение. Пришлось быстро объяснять новичку правила, и отправлять дожидаться своей очереди. Не скорой.

Речь все же толкнул. Хорошая речь, продумывал ее ночью, а на заутрени в Холмогорах надергал от святых отцов божьего промысла и вставил в речь, судя по реакции народа — удачно. Покаялся, за потерю «Орла» — обещал поднять его и поставить на пьедестал в Константинополе на главной площади перед храмом. Не врал, у меня это стало идеей фикс.

Митинг плавно перерос в праздник. Причем, бабы начали приносить вкусности еще до окончания моей речи, так что мой рассказ о героической борьбе Крюйса и светлое будущее оканчивался под веселый гомон толпы и приготовления к большой пьянке. Ну и ладно. Свернул посулы о светлом будущем, и дал отмашку на веселое настоящее.

Окунулся в веселящуюся толпу и отдался на волю водоворота, немедленно образовавшемуся вокруг меня. Мелькали радостные лица, желали здоровья. Кланялись. Никто не позволил себе панибратски похлопать князя по плечу, и даже предложить выпить. Пришлось добывать выпивку самому. Заодно и пообедал. Вкусно, давно так не ел — может потому, что ощутил себя дома.

До мастеров добрался только через час. Такое впечатление, что они от меня прятались. А потом разом окружили насытившегося князя, требуя к себе внимания. Выпили еще по чарке, и втянулись толпой в эллинг. Толпа мастеров стала заметно больше, эдак, раза в два. И капралов в ней мелькало больше десятка. Только егеря мои не размножились почкованием, как были трое, так и остались. Хотя, как выяснил позже, размножились они иным способом, найдя себе половинок в разросшимся Вавчуге.

Мастера пытались говорить наперебой, рассказывая о своих достижениях. Благожелательно кивал на этот сумбур и улыбался. Дома! Жаль только, ненадолго.

Поговорить отдельно с каждым еще успею, пока наслаждался общей атмосферой.

Как первые страсти поутихли, не удержался, объявил летучку и велел всем рассаживаться — благо эллинг был полон пиломатериалами.

Повел рассказ о летней компании по второму разу, но уже не о подвигах Корнелиуса, хоть и в этом ключе — а о поведении матчасти. Разбирал по косточкам, заглядывая в блокнот, каждый отказ и дырку в бортах. Даже ткачихам поставил на вид расползающиеся паруса. У османов, паруса из английской парусины, почему-то не расползались от попаданий. А наши — имеют такую тенденцию.

Обратил внимание, что многие чиркают в блокнотиках. Надулся от важности — не все же им с меня плохие примеры перенимать, а то неудобно видеть, как многие начали курить — хоть раньше ни одного курящего не видел.

Часа за два вывалил из блокнотика все, что наболело. Так как эта операция у меня проходила уже по четвертому разу — первые три были в Воронеже, Липках и Туле — то формулировками пользовался отточенными, вот и справился быстро.

Веселье на улице обороты снижать не собиралось. Периодически дверь в эллинг приоткрывалась, впуская с улицы праздничные шумы, но тут же захлопывалась, не давая понять, чей любопытный глаз осматривал наше собрание.

Поставил к дверям морпеха, велел ему сделать строгое лицо и всех любопытных им отпугивать. Похоже, поставил нереальную задачу, так как морпех только и смог развернуться от меня со строгим лицом. А как пошел к двери, даже по затылку, по шевелению ушей и форме скулы стало понятно — улыбается во весь рот. Пусть его, главное — никого не пустит, и уши греть на нашем разговоре не даст. Сам греть будет.

Окинул взором чуть притихшую толпу мастеров, явно понявшую, что неспроста такие меры. Мысленно ворошил память, вспоминая людей, стоящих за этими лицами. Вроде всех знаю — одних больше, других меньше. Некоторых еще подмастерьями помню. А капралы все из первой сотни, так как помню и их — но рядовыми. Жаль только, имен всех не помню. Плохо у меня на память с именами. Вот зрительная память отличная — и она мне подсказывает, что ничего плохого за этими лицами не числиться.

Остановил взгляд на паре святых отцов и присоединившемся к ним Ермолае. Задал вопрос, фиксируя их взгляд.

— О делах государя дальше речь вести буду. То дела тайные, и ни пол слова из этих стен уйти не должно. Все ли тут мастера готовы такое доверие оправдать?

Мастера зашумели, подтверждая, что оправдают. Вопрос то, вроде как в толпу был задан. Один из святых отцов степенно кивнул, не отпуская моего взгляда. Ну и славно.

Пара моих морпехов пошла по эллингу — молодцы, сами догадались.

— Ну, коль так. Слушайте внимательно. Думайте. Но даже родным ни слова не передавайте.

Начал рассказ о планах Петра на северную войну. Буквально через пару фраз народ зашумел, в специально оставленной в рассказе паузе. Подождал, пока мастера поделятся друг с другом распиравшим. Продолжил набрасывать штрихи общих задач. Государь собирает армию — нам разработать для нее все самое лучшее. Сами сделаем, что сможем — а Урал, Тула и Липки нам помогут. Но, чтоб они помогли — надо наши разработки подкреплять станками и мастерами, которые на эти заводы отправим. Много надо будет людей отослать. А к нам еще больше принять.

Прервал разгорающуюся было полемику — мол, самим мало. Рассказал, как в Липках и Туле рабочие при лучине абразивом детали точат. Вручную. Удовлетворенно вслушался в гробовую тишину. Привыкли вы, мастера к хорошему. Подзабыли уже, что Россия не только МКАДом ограничена.

В тишине продолжил. Была раньше мысль, расписать наше ближайшее будущее. Но сегодня, видимо под воздействием последней чарки — поменял решение. Предложил мастерам думать, что они могут предложить для победы над Шведами. Чтоб каждый наш солдат мог стрелять лучше шведов, и защищен был, и накормлен, и хворей не знал. И при этом — солдаты эти сплошь новобранцами будут, и всякие заумности им противопоказаны.

Дошли и до флота шведского. Зачитал из блокнота силы противника, расписал примерные характеристики кораблей. Поделился всем, что было. Но о своих решениях не сказал ни слова — успею еще, пусть действительно мастера подумают, а то у меня уже глаз замылился.

Расходились еще через два часа. Обсуждения, что можно сделать, прервал — велел всем мастерам хорошенько подумать, да планчики на бумаге накидать. А послезавтра поговорим. Завтра буду с заводом по-новому знакомиться — чувствую, много необычного узнаю, уж больно много дымов поднималось. Да и толпа встречающих была неожиданно большой, и это при условии, что завод и теперь продолжал рассыпать над рекой звонкий перестук своей работы.

Расходились вяло. Большей частью, толпясь кучками, и обсуждая услышанное. Самая большая кучка образовалась, понятное дело, вокруг меня. И было подозрение, что остальные кучки просто ждут, когда вокруг меня освободиться для них пространство.

Вопросы звучали правильные, уже без праздничного ажиотажа. Пришлось немного приоткрывать планы и сыпать намеками. Но до идей пускай дозревают сами.

Наконец добрался до дому. Как обычно на таких праздниках — окольными путями.

Наши вещи уже разгрузили и перенесли в подвал, который в Вавчуге считали, видимо, княжеской казной. На счет казны — теперь это в самую точку, однако, кроме ценностей тут и более дорогие вещи есть. Один мой катамаран чего стоит, вместе с туристским снаряжением. И к этому в нагрузку стеллажи с мыслями, которые просочились через форт разума и легли на бумагу. Тем не менее, посты морпехов не зафиксировали еще не разу попыток покуситься на скромный терем князя. А стоящая недалеко башня, поводя стволами, не позволяла никому причаливать к этому участку берега. Ну и святые отцы не дремлют, так что, продолжу пополнять коллекцию чертежей спокойно.

Мой дом, внешне не изменился, все так же маня меня чердаком. Только прирос сараюшкой, и окна стали огромными, по северным меркам, и застекленными. С занавесками.

Дом встречал духовитым теплом, резко контрастирующим с сумеречной прохладой улицы, и радушием хозяйки, повисшей на моей шее при полном попустительстве улыбающегося рядом супруга.

— Что ж, Надежда да Кузьма — так и захотелось добавить, одна сатана, но сдержался — размещайте пару новых постояльцев — это морпехов имел в виду, категорически отказывающихся уходить в казармы не оставив при мне пару человек даже в Вавчуге — И меня за одно уж.

Про себя, это для красного словца добавил, а они и разохались, мол, какой постоялец? Отец родной. И что готово все — уже второй день дожидается. И пироги, и … Одним словом, понеслось перечисление всех благ жизни, из которых расслабившийся слух выдернул ключевое слово, чуть не утонувшее в медовом потоке.

— Натоплена говоришь? Так с нее и начнем!

Уже поздно ночью, ворочаясь на непривычно мягком тюфяке, явно пуховом, вместо привычного, соломенного, вспомнил о делах. Искренне удивился — никто не заглянул на огонек вечером, чего ожидал, и в больших количествах. Может, дали отдохнуть, а может, и без меня прекрасно справляются. Ничего, завтра все и узнаю.

Утро шептало дождем по крыше, об уходящем времени. Будто песчинки пересыпаются в клепсидре жизни. 23 мая 1699 года. До времени «Ч» осталось каких-то полмиллиарда капель дождя, и тысяча капель уже прошуршала по крыше, пока изволю философствовать спозаранку.

Внизу тек неторопливый, приглушенный, разговор, брякала утварь, и одуряюще пахло стряпней. Надежда давно выработала способ будить меня бесконтактно, один раз даже застал ее размахивающей большим рушником, загоняющей запахи на чердак — она, конечно, от всего открестилась. Но хитринка в женских глазах заставляет подумать, о гигантской палитре способов управлять мужчиной, доставшейся им от предков. Жаль только, что к моему времени из этой палитры они сохранили только слезы и ссоры.

Спустился в гостиную, прямо к накрытому столу, который лишний раз намекал, что Надежда не только знала действенность способов выманить меня вниз, но и прогнозировала время их срабатывания. Сплошные аналитики выросли, может в штаб ее определить?

Какие только мысли не лезут в голову до моциона. Но холодная вода ставит их на место.

Стол встречал не только поздним завтраком, но и большой компанией, из управляющего и, как предположил, двух его подмастерьев. Судя по сухому и довольному виду гостей — сидят тут они уже давно, аккурат с заутрени.

За едой, по традиции, говорили о погоде и бабах. Поинтересовался у Надежды, отчего они с Кузьмой не обеспечивают поморье кадрами. Надежда отшутилась, но как-то грустно — эта грусть царапнула сердце. Мысленно огляделся вокруг и задумался. Уже почти пять лет тут. Оброс людьми, и, смею надеяться, друзьями. Да только общение выходит несколько однобоким. Вот, к примеру, управляющий напротив. Могу расписать его сильные и слабые стороны — а как он живет, женат ли, не говоря про детей — сказать не могу. Даже имя его приходиться вспоминать, перерывая беспорядочные кладовки памяти. Плохо.

Подхватил пустую миску, отошел к шурующей в печи Надежде, начал тихонько выспрашивать.

— Отчего, свет наш Надежда, не оглашает сии своды детский смех? И не сметь мне, вновь отшучиваться — все как на духу говори!

Мдя, пошутить решил. Высоким слогом. Ну, она мне и выдала в лоб, что мол, она с Кузьмой на службе у меня, как и многие другие бабы — а таковым детей не положено моими же распоряжениями. Только вот бабы на заводе поработали контракт, и ушли — а Надежде это не дано.

Высказав пулей, что наболело, моя хозяйка начала скороговоркой сдавать назад, рассказывая, как они все понимают, и не в обиде и так далее. Думал, под это, о своих косяках. Похоже, пора проводить инвентаризацию — накопились проблемы недопонимания. И, по-видимому, не только дома.

— Надежда, что ты говоришь такое? Мы с тобой контракт не заключали, ты вольна жить — как сердце велит. И не помешают мне дети, меня дома то годами не бывает!

Прервал разгорающийся пожар благодарности

— И знаешь, просьба у меня к тебе важная. — сделал паузу — Поговори с бабами, они все про всех знают, может, еще кто меня не так понял, и теперь мучается. Может, еще обида какая, а мне о том неведомо. Не хочу за спиной сор оставлять. Считай, назначил тебя хранительницей бодрого духа завода и городка!

Надеялся пошутить, но Надежда восприняла все очень уж серьезно. Завздыхала, с обычными отговорками о недостойности и поиске лучших кандидатур. Ау! Кандидатуры достойные! Где вы? Тишина.

Это в мое время на должность чиновника кандидатуры валом валят, распихивая локтями и крича о своей достойности. Тут ситуация иная, пока сам не назначишь — никто не рвется. Зато назначенный — трудиться на совесть, доказывая не столько мне, сколько себе, и всем окружающим — что он Достойный. Правда, гнильца «достойных» уже поползла. Как обычно у рыбы — с головы.

Вернулся к столу, сел напротив управляющего, продолжающего прихлебывать чай с печивом и лукаво меня рассматривающего. Усмехнулся ему в ответ

— Да, и у меня проруха бывает. А вы все молчите, и мне о том не намекаете. Вот теперь и расхлебываете. И начнем расхлебывать с тебя.

Управляющий уже откровенно улыбнулся, и хотел, было, начинать доклад.

— Э, нет. Похорошевший завод видел еще с воды, и что сказать можешь много — ничуть не сомневаюсь. Только хороший мастер ценен своими учениками.

Сказал это, и задумался — по этой схеме себя могу оценить на твердую единицу. Ну, с поправкой на себялюбие — на двойку. Но никому об этом не скажу. Продолжил.

— Вот ученикам твоим и доклад держать. Да подробный, что да как сделали, а главное, зачем и почему именно так.

Полюбовался на пропавшую улыбку, откинулся на стену, с удовольствием почесав об нее спину, и помахал рукой, прихлебывая чай, мол, начинайте.

Подмастерья сбивались. Пожалуй, надо по всем цехам такую экзекуцию провести. Тем не менее, рассказ ковылял по очень интересной дорожке. Пару раз управляющий вмешивался и поправлял подмастерьев, за что не забывал его попенять — где он раньше был, и почему ученики не прониклись глубиной его замыслов.

Повествование выходило долгим, а с учетом его некоторой хромоногости обещало занять еще много времени. Но дуэт подмастерьев героически вел рассказ через буераки прошедших лет, шатаясь под встречным ветром внимания, однако, не сбиваясь с курса. Это радовало.

Еще больше радовало положение дел. Завод уверенно встал на ноги. Недостатка в рабочих больше не было, со всех концов приезжали наниматься. Управляющий поступил мудро, не давая перспективным работникам от ворот поворот, а селя их в постоянно расширяющейся рабочей слободе, и нанимая на вспомогательные работы, если вакансии на заводе отсутствовали.

Таким образом, завод обзавелся, с согласия Бажениных, подсобным хозяйством. Своими бригадами лесоповала и углежогами. Даже костяной клей мы теперь варим сами, и из своих скелетов. В смысле, из отходов наших рыбных и мясных артелей. Но и это еще не все. Добытчики теперь на наших окладах — сами попросились. А караваны снабжения Урала вообще чуть не забастовку устроили, желая числиться при заводе.

То, что все это стоит нам несколько дороже, чем прежняя система расчетов — окупалось возросшим качеством поставок, да и бодрый настрой дорогого стоит. Достаточно сказать, что на заводе прошло поветрие — все обзаводились бляхой с орлом, которую штамповал еще для своей кокарды. На личные деньги обзаводились, между прочим. Зато теперь, гордо щеголяют этими бляхами по всему поморью, задирая нос. Ей богу, дети.

Много было и технологических усовершенствований. От одного только поточного литья стекла — впал в ступор. Такого им не рассказывал, сами догадались, что поддоны с оловом не обязательно заливать циклически, можно и потоком лить, только снимать стекло успевай, да резать его. Ну, орлы! Похвалил. Становилось понятно поголовное остекление завода и поселка.

Кроме новых домов рабочей слободы, построили еще один эллинг. Заказов от ганзейцев пришло много, да и остальные иностранные купцы оббивают пороги с заказами на птиц и апостолов. Однако, следуя моим указаниям, купцов пока кормят обещаньями, ссылаясь на загруженность. Сумма потенциальных заказов на корабли выходила очень значительной, и, как и следовало ожидать, росла как на дрожжах. При этом рост обуславливался не столько количеством заказов, сколько возрастающими суммами, которые купцы готовы были платить за корабль. Надо промариновать их, еще чуток, и начинать коммерческую постройку судов. А для этого еще больше расширить завод, у меня самого планов — громадье.

Железа запасли много, в основном шведского. Оставшаяся часть — карельские крицы и совсем тонкий ручеек с Урала, доставляемый обозами снабжения. С Уралом надо срочно решать — шведы на нас могут скоро обидеться.

Прервал подмастерьев, попросил управляющего собрать ко мне завтра вечером пару мастеров землекопов, что заведуют строительством завода. И задуматься о большом количестве людей в земельные бригады — будем много копать, а главное, учиться, как это правильно и быстро делать. Для отличившихся, у меня есть высокооплачиваемая, руководящая работа в теплых странах. Точнее — будет работа, никуда она не денется. Но копать мотыгами, как это видел на Дону — не наш метод. Вот вечером и обсудим методы и способы. А потом будем их осваивать до тех пор, пока железо с Урала не потечет полноводной рекой к нам в Вавчуг, не взирая на свой удельный вес.

Подмастерья продолжили рассказ, заметно приободрившись после выпитой, пока мы с управляющим отвлеклись, кружки чая. Одной на двоих, кстати. Стеснительные они какие-то. Ну и что, что одну из их кружек выпил, как добавку к своей? Надо же мне было как-то заливать свою оторопь, от их рассказов. Могли бы и еще налить. И мне, кстати, не помешает. Налил сам. За одно налил и поперхнувшимся подмастерьям.

Потом со двора вернулась Надежда и засуетилась по хозяйству. Так как пришла не одна, а с Ермолаем и парой мастеров кораблестроителей, видимо, не дождавшихся меня на верфи. Если так пойдет и дальше, то тут скоро соберется большая толпа. А с другой стороны, интересные новости становятся еще интереснее в теплом доме с радушной хозяйкой, чем под мерным дождем, отсчитывающем краткость отпущенного мне времени.

Велел всем рассаживаться, но подмастерьев не прерывать. На чем мы остановились? На большой домне? Вот с нее и продолжаем…

Обедали все еще дома, и уже большой толпой. Как и следовало ожидать, постепенно ко мне подтянулись все мастера, присутствовавшие на вчерашнем собрании. Сделал вывод, что мой дом для этих сборищ стал откровенно маловат. Надежда еще пару подруг привела, отягощенных корзинами с готовой снедью.

За обедом мастера чинно и тесно ели, но глаза выдавали лихорадочное желание поделиться идеями и достижениями. Причем, достижения были на втором месте, знаю точно, сам такой. Так что, отпустил выдохнувшихся подмастерьев, мысленно сверил список присутствующих, со списком, одобренным вчера святыми отцами, и пригласил всех на чердак — там места больше. По крайней мере, мне так казалось. Но скрипучая лестница так долго вливала под крышу моих гостей, что задумался о большом зале совещаний в заводоуправлении. Обрастаю бюрократией, однако.

О чем пойдет речь, под шелест дождя — очевидно было всем. Вопрос только, кто первый вывалит на меня плоды своей бессонной ночи. Судя по глазам, ночью удалось поспать только мне. Начал сам.

— Мастера. Вижу, что задумки из вас выпирают, аки ежик из сумы, и удерживать их вам неприятно. Но давайте начнем с корабелов, а вы их дополните.

Под одобрительный гул, на столе разложили бумаги мастера верфи. Хорошо, что на стуле сидел, и сердце крепкое. А то парусно-весельный вариант плавучего набора десятка наших башен, прикрытых железными листами — мог довести до инфаркта. Однако, ключевое слово — железный корабль — прозвучало. И затихло, испугавшись своей смелости. Как и мастера, поедающие меня глазами и не ведающие, как реагировать на мои скептически поднятые брови и общее ехидное выражение лица.

Разулыбался откровенно, тут же похвалив насупившихся мастеров — а то опять меня не так поняли.

— Мне нравиться. Спасибо вам за смелость. Есть несколько мелких замечаний, которые надо учесть…

После чего расстрелял мастеров зачатками физики, которые они уже успели освоить.

А какой толщины железо ставить будем? … Даааа??? И сколько оно, по-вашему, весить будет? … Хорошо! Даже если мы найдем столько, переплавив в вашу корабельную кирасу все, в том числе стволы пушек и вилки с ложками — то, как мы с этой тяжестью маневрировать будем на этих парусах? Веслами?… Нет мастера, слишком тяжелый корабль получается. На него столько парусов не навесить, сколько ему потребно, никакими силами.

А веслами…, гм, было бы железо, в неограниченном количестве — провел бы такой эксперимент и посадил вас на весла.

Замечтался. А что? Оставил бы этот эксперимент в составе флота. Прекрасная плавучая батарея! Главное, будет, куда посылать на практику нерадивых курсантов и офицеров — один переход на этой батарее от Архангельска до Соловков и обратно станет весьма мобилизующим. А для особо упертых, будет ежегодный переход Архангельск — Любек и обратно. Нет, ежегодный не получится, они год только до Любека грести будут, мечтая о вахтах в башнях. Хорошая идея. Преподавателям морских школ и командирам кораблей понравиться.

Мастера дождались, пока выпаду из мечтаний и перестану черкать в блокноте призрак пугала грядущих гардемаринов, после чего принялись отстаивать свою «Черепаху». Так ее, кстати, и назовем.

Обсуждали нюансы и вносили поправки. Включился в работу уже на полном серьезе, одного такого монстра построить стоит, именно в воспитательных целях. Но те так. И не сейчас.

Постепенно подвел корабелов к этой мысли, и повел дальше. Какой нам нужен корабль? Одетый в кирасу? — Прекрасно. Но коль на кирасира надеть наковальню вместо нагрудника, да еще пару наших якорей на спину — то он может и будет защищен — вот только толку от него? Это наше чудо-оружие солдаты противника просто обойдут, разомкнув строй, и пойдут дальше. Потребен нам корабль не просто хорошо защищенный, не только нашпигованный орудийными башнями — но еще и быстрый, как Орел.

Упоминание Орла опустило тишину. Мои мастера поняли самое главное. Корабль будем строить. И если верить моим словам — корабль этот будет чудом. А чудесам в это время принято было верить. Так что, вопрос возник только один.

— Мастер, а как корабль назовешь? Может «Орлом»?

И столько детской надежды в словах не молодых мужиков звучало, что чуть было, не согласился. Поднялся со своего любимого стула, единственного тут со спинкой, походил по чердаку.

— Нет, мастера. «Орел» не вычеркнут из списков флота. И второго не будет. Но мы построим корабль, в который воплотим дух Орла! Только и оболочку нам надо сделать подстать этому боевому духу!

Вновь повисшую на чердаке тишину разорвал тихий шепот, уж и не знаю чей.

— «Святой Дух»

И на мне вновь скрестились полные надежды взгляды.

— Да будет так! Но, только вам, корабелы, теперь серьезно подумать надо. Чтоб кораблю это имя не стыдно давать было! Помыслите пока, над тем, что мы тут обсудили — а завтра еще поговорим. Поделюсь с вами новинками, что за границей подсмотрел, а вы решите, как их гоже на мысли ваши положить. И, орудия, кстати, сотого размера берите. Семьдесят пятые — слабы, для линейных кораблей оказались. А вот про орудия мы дальше и поговорим. Ну-ка, оружейники — показывайте, чем порадуете, вижу, что вы аж подпрыгиваете, как о ваших любимых детищах заговорили.

И стихийный мозговой штурм вновь понесся по ухабам проектов, выбивая из них искры откровенного бреда и, слой за слоем, счищая окалину со стальной сердцевины идей.

Идей созрело много, и то, что все эти младенцы не могли пока не только ходить, но даже агукать — дело не меняло. Это были не мои идеи, а их. Уберег мастеров только от заведомых ляпов, которые им стали бы понятны после реализации. Нет у меня времени на метод проб и ошибок — буду щедро делиться «заграничными» новинками и принципами, а они уж приставят их к делу, ничуть не сомневаюсь.

Кстати, именно на этом, первом, мозговом штурме высказали идею кирасы для солдат. Той, что из стальных пластин, вложенных в кармашки парусинового нагрудника. Только идея была изначально на пластины по всему телу. Но тонкими намеками, что заставлю их все это носить каждый день — сократили число пластин до минимума. Спину солдату подставлять не положено, да и осколки по полям сражений пока не летают, а из ранений, с которыми невозможно пока справиться — это живот и грудь. Плюс еще, чтоб сгибаться было возможно, и чтоб пули рикошетом в товарища сбоку не шли. Вот так и получился солдатский жилет на три пластины с войлочным подбоем и закраинами.

Но этот же штурм показал, что мои мастера просто буксуют без принципиально новых знаний, работая как кавитирующий винт — вхолостую. Нужны курсы повышения квалификации.

Прервал обсуждение, когда мы откровенно забуксовали на новых станках для заводов. Точнее на приводах для них. Что же, пришло время откровений. Как их только начать? Боюсь, если скажу, что ко мне спустился пророк и провозгласил о силе пара — мне поверят. Вот этого и боюсь.

А с другой стороны — не хочу, чтоб мои специалисты думали, будто за бугром есть кто-то лучше их. Одно дело, всякие заграничные мелочи на ус намотать — и другое дело, прорывные технологии. Тут мои мастера должны быть первыми, и знать об этом.

Пришлось начинать с дурацкого — «Знаете, вот подумал тут …». А дальше все пошло как по маслу.

Кто же не знает, как крышка на котелке подпрыгивает? Обратно падает? Так она тонкая! Как котелок откроется, пар из него выходит, и крышка обратно падает, пока под ней пар вновь не соберется. А будь она толстая ну, с пол котелка хотя бы, и заходи в котелок как пробка в бутыль — то пар ее будет выдвигать уже дольше, пока не выплюнет. А коль у котелка длинное горлышко сделать — то наша крышка-пробка еще дальше убежит.

Мысленно представил те добрые слова, которыми меня помянут сегодня или завтра жены моих мастеров. Не сомневался в двух вещах — что мастера попробуют, и что жены будут недовольны. Видимо под этими знаменами и будут проходить наши «курсы» повышения квалификации.

Для котелка с длинным горлышком тут же нашли несколько применений. В том числе кузнечный молот поднимать. Не стал пока прогресорствовать дальше, порекомендовал мастерам подумать, где в этом деле подводные рога спрятались — а то кузнецы уже в цеха бежать намылились — эксперименты ставить. Нет уж, хватит мне пока недовольных жен. Ошпаренные рабочие будут уже перебором. Спустился на крыльцо покурить, оставив за спиной разгорающийся спор.

Дождь по-прежнему отсчитывал бытие звоном утекающего времени. Вот и еще пол миллиона капель утекли из отпущенного мне, до войны, срока. Зябко.

На крыльцо вышел Кузьма, поблагодарил, непонятно за что, позвал вечерять. Мастера, мол, уже спускаются.

Вечеряли молча и сдавленно. В прямом смысле. Шпроты в банке и то вольготнее лежат, чем мы за столом сидели. Если и эти посиделки попытаются сделать традицией — сбегу в Холмогоры. Там хоть трапезная у архиепископа побольше. Теперь понимаю достоинство больших хором. Порой это не выпендреж, а производственная необходимость. Для Афанасия, наверняка, это еще более актуально, чем для меня.

Намекнул мастерам, что очень рад их всех видеть, но хочу еще и к морпехам сходить. А время уже позднее. Расходящихся мастеров напутствовал обещанием в течение этой седмицы рассказать много нового. Но и проекты с них потом спрошу строго.

Время терять, было безумно жаль — в столе лежали уже готовые эскизы, для них только макетирование провести оставалось. Вдохнул вечернюю морось, передернулся под тонким бушлатом, быстро теряющим тепло дома, и двинулся в казармы — обеспечивать бессонную ночь не только мастерам.

Мои тени пристроились за спину, тщательно проверив, не злоумышляет ли против меня калитка, и не вырыты ли ямы прямо в деревянной дорожке. Мощеные дороги — это, кстати, еще одно нововведение управляющего. Надо ему будет зарплату поднять — месить грязь теперь не придется. Правда, сделаны они были для телег и тележек, что говорит о возросшем обмене между цехами. Тем не менее, людям это нововведение пришлось весьма кстати. Особенно ночным сменам.

Все мастера жаловались в один голос, что из мельничного ручья выжали все, до крохи — а энергии не хватает. Цеха работают по графику, отключаясь и подключаясь к валам колес. И это здорово портит жизнь — ночные смены теперь — явление обычное. Вот такое неожиданное нововведение.

Вообще, обновок для завода было много. К счастью, не все такие печальные. Даже пожарную часть ввели. Управляющий особо гордился, что «решеточную команду» отрядил строго по «Наказу о градском благочинии» изданным еще батюшкой государя нашего. Почему пожарных назвали решеточной командой — так и не понял, но теперь завод и поселки патрулировали эти решеточники, гремя ведрами и крюками, положенными им согласно «Наказу». Крюки они носили на плече, подобно фузее, а ведра цепляли на крюк. Получалось звонко, хоть и потише дудок семеновцев. Патрулировать пожарники предпочитали по мощеным дорогам, и встретились мы аккурат у эллингов. Сделал зарубку в памяти, что надо запретить кланяться при исполнении служебных обязанностей. А то чуть ведрами не зашибли, когда от падающего с плеча растяпы крюка уклонялся. Потерял еще несколько минут, убеждая, что на решеточников обижаться грех, в том числе и мне. Пояснять почему — не стал, народ тут очень уж впечатлительный. Проводил взглядом поспешно ретировавшуюся команду. Если управляющий еще и моровой патруль введет — на улицах будет весьма людно. Вообще, к мору тут относились серьезно. Чума, при отце Петра выкосила Россию до донышка. Мне как про нее рассказывали — обязательно о Переславле говорили, где из почти четырех тысяч жителей в живых осталось только две дюжины. Да и остальные города с селами мор не обошел стороной. Так что, пожар тут считали неприятной, но мелочью. А вот мор … Надеюсь, мои фактории скоро получат обученных хоть как то врачей. Еще один такой мор, как пятьдесят лет назад, Россия просто не переживет.

Но нет худа без добра. Патриархальный уклад жизни понес от мора невосполнимый урон. Рвались общинные связи. Выжившие уже не так цеплялись за традиции, а любимым словом патриархов теперь стало — «Вот пять десятков лет назад так бы быть не могло!.. «. Текло время, как ручейки под ногами. Народились новые поколения, которые воспринимали таких патриархов уважительно, но уже без преклонения. Теперь вот иду и думаю — а не случись этого страшного мора? С одной стороны — людей на Руси могло быть в десятки раз больше. А с другой — патриархи давно бы меня изгнали из общины, а о реформах Петра не стоило даже мечтать.

Пришли. Оценил нововведения настигшие и морпехов. Казарма обзавелась сестрой и массой подсобных сараев. Более того, новое строительство пошло по пути прописанном в моих планах для морских школ. Да кто им сказал, что эти планы оптимальны? Делал их под конкретные задачи — а вон оно как повернулось, теперь их уже считают классическими.

Собирать всех морпехов на плацу поздновато. Для начала решил ограничиться капралами и уяснить положение дел в полку. Сунулся, было, в старую казарму, но мои охранники поправили — полк обзавелся штабом.

К штабу прилагался дремлющий на тумбочке дневальный. Ничто не меняется в этом мире. Даже дежурный капрал нашелся, увлеченно вырезающий из чурбачка некий шедевр, который он лихорадочно спрятал за спиной, вскочив из-за заваленного стружкой стола.

Кинул на лавку отсыревший бушлат и картуз. Положил руки на теплый бок печи, выступающий уступом из одной стены. Бросил через плечо дежурному.

— Собирай капралов, и вели им списки с результатами тренировок личного состава принести. Дела нам предстоят большие, а времени нет.

Бурная деятельность за спиной поставила точку на моих философствованиях. Дел действительно много.

Пока дежурный рассылал свободных дневальных, прошелся по штабу. Три комнаты да большой холл, где дневальный охраняет покой полкового знамени. Теперь уже действительно охраняет, всем своим видом излучая бодрость. Улыбнулся, вспоминая себя на таком же посту. Может подсказать дневальному пару хитростей?

Капралы собрались быстро. Офицерами наш полк так и не обзавелся, их роль исполняли пара моих стрельцов с егерем. Исполняли настолько удачно, что пора было думать об офицерских патентах для них. Вот по результатам подготовки полка к северной кампании и приму решение. А пока — к делу. Расселись за большим столом для карт. Приказал докладывать по экипажам.

Мысленно подвел итог. Полк у меня насчитывает теперь восемь сотен бойцов, из которых четыре сотни можно считать обученными и получившими опыт хождения на кораблях. А вот четыре сотни находились в разной степени дозревания. Пора вводить дифференциацию.

Поставил капралам новую задачу. Разбиваем полк на несколько подразделений, и прописываем им специализацию.

Из четырех сотен последних наборов создаем береговые штурмовые бригады. Командиром бригад назначаю Бояна. С ним поговорим отдельно и по задачам и по вооружению. Две сотни абордажников готовим для штурма кораблей, но и в их программе будут изменения. Их поручаю Демиду, как лучшему рукопашнику. Одна сотня у меня остается для поручений — даже не стал уточнять которая, тем более что она и так эти мои поручения по всей стране и за границей исполняет. А вот оставшуюся сотню готовим по особой методике. Ее беру под свой личный контроль. Они у меня и дышать под водой научаться, аки рыбы, и мины к судам штопором прикручивать и корабли ночью с рейдов уводить. Капралы поулыбались шутке командующего. Только мне было не смешно. Кто бы мне рассказал, как надо обучать боевых пловцов. А то в книжках, которые читал, все больше их подвиги описывают, а вот с методиками обучения в них очень плохо. Но водолазы, поднимать Орла, мне нужны в любом случае.

Экипажи придется перетасовать по сотням, согласно новым задачам. Может даже придется экипажи разбивать — время притереться еще будет. Инструкторами для своей сотни назначаю пару моих охранников — пусть они отбирают в сотню людей, крепких да ловких, и передают им премудрости тайных. А с комплектованием остальных подразделений должны разобраться новые, и уже официально назначенные командиры. Самое смешное, что стрельцы формально мне не подчинялись, и даже в состав полка не входили. Но эта мелочь уже давно быльем поросла.

Пока за столом разгорался спор о перебросках личного состава, отозвал в холл Семена, чтоб поговорить можно было спокойно.

— Семен, уж так сложилось, что ты готовишь канониров для флота. Нужно отобрать два десятка лучших, чтоб с запасом, и за пару лет сделать из них морских снайперов. Готов даже новый чин на флоте учредить, с высоким жалованьем — так и назовем его — «морской снайпер». Но мне надо, чтоб они в любую волну могли в супостата на горизонте хоть пару снарядов из десятка положить. Могу для них даже индивидуально прицелы подогнать. Но нужны лучшие из лучших. И поручить это дело никому кроме тебя не могу!

Егерь кивал, оглаживая куцую бороду.

— Такмо и мыслил, князь. Как ты давеча о войне разговор завел, с той поры и перебираю думы, кого на твои новые корабли посадить. Да только мне понять наперед надо, что за пушки на них будут.

— Нет еще, Семен, ни пушек, не кораблей. Да только человека подготовить завсегда дольше, чем железки выделать. Готовь пока в наших башнях, а как готовы будут новые — перейдешь на них. И еще неплохо будет, коль расскажешь и покажешь, что в новых башнях поменять надобно, для удобства канонира, да чтоб меткость его повысить.

— Подскажу князь, много чего подправить не грех. Да токмо меткость, она от души. Коль чует человек пушку — попадет, как ему не мешай. А коль нет в нем чуткости, то все придумки ее не заменят.

— Ну, вот и договорились! И знаешь что, отбери к каждому канониру еще по четыре заряжающих, пусть сразу притираются друг к другу. И чтоб заряжающие могли подменить канонира, если что. Пусть не с той же точностью, но чтоб башня не молчала, если в ней хоть один боеспособный человек останется. Отбирай людей и сели в новой казарме, подашь мне списки, приму их на флотское довольствие.

Погрозил пальцем прищурившемуся Семену.

— Но за каждого человека спрошу с тебя лично! А теперь пойдем, посмотрим, как там наши капралы людей делят, а то уж больно шумно у них стало.

Дьявол прячется в мелочах. До середины ночи перемывали кости зарождающимся порядкам. Вновь и вновь перетасовывая людей по сотням и экипажам после того, как вскрывались новые грани поставленных мною задач. Например, был уверен, что все поморы умеют плавать, и любят воду. Оказался частично не прав, и мою сотню перераспределили в очередной раз, после того, как капралы поверили, что про дыхание под водой и тайные операции была не шутка.

Оставил новых глав подразделений разбираться в разворошенном мной гнезде, а сам ушел домой. Хоть три часа надо поспать, утром меня ждет карусель. Как же по ней соскучился!

Шли домой уже глубокой ночью, по дороге обсуждая с оставшимся в одиночестве охранником наши дальнейшие шаги. Шли быстро, ночь подгоняла в спину холодом, бегающим по телу толпой ледяных насекомых, которых пытался сбросить, периодически передергивая плечами.

Разговор не мешал оглядываться по сторонам не верящим взглядом, в котором откровенно читалось — «И это все мое? И когда только успели?». Завод подмигивал мне тлеющими огоньками окон и выстукивал чечетку своего ночного танца. Он, как застоявшаяся лошадь ждал, когда ему дадут пойти в галоп. Ничего. Можно считать — дождался. Улыбнулся своим мыслям, заставив прерваться моего охранника, излагающего план тренировок пловцов. План, правда, был так себе — но ему простительно, даже мне не понятно, как готовить этих амфибий. Будем импровизировать. Надо, кстати, попробовать — какие выходят гидрокостюмы из кожи, и ласты из китового уса. И подумать, кому поручить возиться с этой амуницией, так как у меня полный завал.

Подходя к дому, вновь встретили решеточников, поклонившихся издалека и продолживших обходить владенья, постукивая инвентарем. Им для полноты картины оставалось только периодически выкрикивать — «Спите спокойно, жители Вавчуга …». Настроение стало окончательно хорошим.

И вот, на пике отличного настроения, оккупировавшего господствующие высоты в момент подъема на крыльцо, когда до теплой постели оставались считанные метры — за спиной, на заводе, голосисто бабахнуло, приправив бас одиночного выступления звонким хором сыплющегося стекла.

Так и застыл на крыльце, взявшись за гладкое дерево двери. Оборачиваться не хотелось. Но сольное выступление больше не повторилось. Да и звук был не очень похож на детонацию порохового форта — чего опасался с момента его создания. В танец завода вплелись частые перестуки бегущих решеточников, и перекрикивания.

Прикрыл дверь, понимая, что Морфей меня сегодня не дождется. Поворачиваться не хотелось по-прежнему — боялся увидеть разрастающиеся языки огня — уж больно неожиданно все. А надо было повернуться! Тогда получил бы распахнувшейся дверью по копчику, а не в лоб. Зато мысли приобрели ускорение и переросли в действия.

Уже убегая, окинул взглядам Надежду, выскочившую на крыльцо вслед за Кузьмой. Видимо, прямо из постели бежала. Мысли приобрели некоторую позитивную окраску.

Подбегая к кузнечному цеху, слегка успокоился. Толпящийся народ больше всего тратил сил на разговоры — значит пронесло. И цех устоял. Теперь бы еще понять, что это было.

Понимания набирался спустя примерно полчаса, в заводском медпункте при управе. Оказывается, теперь тут и такое есть. Точно премию управляющему выпишу.

Крупная тетка в летах, видимо недавно вступившая в должность сестры милосердия, так как ее не помнил, совершенно немилосердно отчитывала двух великовозрастных подрывников, лежащих на лавках у окна и замотанных тряпками по глаза включительно. Тихонько присел на свободную лавку. Заслушался. Своим языком, в виде рашпиля, тетка владела виртуозно. Любые мои попытки разноса этих мастеров на ее фоне будут выглядеть похвалой. Предпочел не вмешиваться.

Сквозь поток сыплющейся с пострадавших стружки, постепенно осознал — тетка, жена мастера кузнеца, а второй — ее старший. После этого собрался, было, ретироваться. Но не успел. Видимо, ночь у меня сегодня такая неудачная.

А с другой стороны — хотел узнать, чем народ не доволен. Узнал. Даже исправиться обещал. Такой Женщине — чего только не пообещаешь, лишь бы спровадить. Вернувшаяся сестра милосердия оказалась действительно милосердной. Приняла огонь на себя, и мы с мастерами остались в блаженной тишине. Мои планы на премии начинают расширяться.

Посмаковав хрупкую тишину, пересел на лавку в ноги к мастеру и просто спросил

— Ну, рассказывайте мастера — что учудили.

Уже на середине краткого и тихого рассказа понял — сам виноват. Впрочем, как обычно. Дослушал рассказ до конца, хотя, все уже стало понятно. Кузнец закончил сказывать буквально криком души

— Мастер! Да чтож не так то сделали! Всеж как ты сказывал, да и первые разы все случилось!

А случилось у них стихийное испытание парового молота, о котором они начали грезить еще во время мозгового штурма, после которого эти Левши направились прямиком в цех. Единственное, что во всей этой истории радовало — что дело было ночью, и рабочие спали по домам, убаюканные мерным бряканьем решетников.

Пристроился на лавке удобнее. Хотелось курить и спать.

— Все вы, мастера правильно сделали. Да только хотели как лучше — а получилось как всегда. Вот хотели вы молот поднимать крышкой, и пока пробовали — все получалось. А как крышку молотом нагрузили, да еще, как на грех, самый тяжелый выбрали — вот тут и приключилась ошибка.

Помолчал. Не их эта ошибка, ох не их.

— Расскажу вам то, чего вам не зримо было. А вы сами кумекайте.

Пробежал мысленно еще раз по их эксперементу — похоже, что так оно и было.

— Началось все с того, что крышку вы взяли деревянную, да еще пригнали ее к трубе как следует, чтоб пар от воды в трубе не вырывался. А как крышку молотом придержали, так под ней пар силу набрал, но молот крышку не пускал, тяжел был слишком. Потом крышка разбухла от пара и заклинила. Но вы все ждали, да трубу грели. Наконец, решили — что дело не удалось и начали крышку вышибать, чтоб снова попробовать. Но тут случилось то, о чем еще вам поведать не успел. Привыкли вы, что вода кипит как обычно — но в паровике это не так. Когда пар над водой силу набрал, и давить, как следует, начал — он ведь и на воду с той же силой давит. А у воды, да и не только у нее, особенность такая есть — чем на нее больше давить, тем больше ее греть надо, чтоб пар пошел. Понимаете меня? Вот и получилось, что обычно, в водяной бане, вода на 100 градусах уже кипит. А в паровике, как ее паром прижало — она до 180 градусов нагреться может, коль пар в десять раз сильнее давить будет, чем обычно, в открытой бане. А потом вы, не остудив, крышку сковырнули и пар весь вышел, перестав на воду давить. А вода у вас была в два раза горячее, чем ей надобно, чтоб паром исходить. Что вышло? … Истинно так! Вся вода разом паром и стала. А вам теперь надо свечки в церкви ставить, что всего лишь обварились, а не кусочками по всему цеху висите!

Откинулся на стенку, слегка подвинув ноги мастера. Задумался, почему раньше у меня ЧП не возникали? Может, возникали да мне об этом не рассказывали? Надо будет потрясти управляющего. И премию у него срезать, если так.

С Морфеем простился окончательно — не надо быть стратегом, чтоб понять — сейчас меня начнут пытать, как надо было делать. Ну да ладно, пробежимся быстренько по основам и принципам — а утром болящих наверняка пол завода посетит, вот пусть всем и разъясняют, что и почему сделал неправильно, и как надо было правильно. Мне потом только зачеты принять останется. Будем пытаться развернуть Фортуну к нам лицом, хотя … она и со спины очень даже ничего, зря она так рискует. Одернул к себе разбежавшиеся мысли, все же Надежда на крыльце на меня плохо повлияла. Прокашлялся. Начнем, пожалуй, им все одно не уснуть пока все болит — проведем время с толком.