Петля Времени

Как известно, над романом "Мастер и Маргарита" М. Булгаков работал с 1928 по 1940 г., то есть до конца своих дней. Работал, находясь в тяжелейшем моральном, физическом и материальном состоянии, обусловленном многими факторами - разлукой с братьями, "сердечной тоской" по ним; смертью писателей Е. Замятина и И. Ильфа, принадлежавших к не слишком широкому кругу его друзей; беспросветным одиночеством и элементарной нищетой; главное же - запретом на публикации и постановки (игрались только "Дни Турбиных"), чудовищной травлей, обвинениями в "реакционности", "бездарности", "убогости", "посягательстве на советский строй". 27 марта 1929 г. Е. С. Булгакова делает в дневнике запись: "Положение наше страшно", а спустя ровно год, 28 марта 1930 г., М. Булгаков в адресованном правительству страны письме, помимо прочего, с горечью констатирует: "...я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей работы 301 отзыв обо мне. Из них: похвальных - было 3, враждебно-ругательных 298". Семью годами позже он напишет: "Сейчас сижу и ищу выхода, и никакого выхода у меня, по-видимому, нет... За семь последних лет я сделал шестнадцать вещей разного жанра, и все они погибли. Такое положение невозможно, и в доме у нас полная беспроглядность и мрак". Вопреки неимоверным усилиям писателя ("Дописать раньше, чем умереть"), роман остался незавершенным. 26 лет хранился он в бумагах М. Булгакова, прежде чем в 1966-1967 гг. был опубликован журналом "Москва" в сопровождении статей К. Симонова и А. Вулиса.

Книга В. Иванова-Смоленского "Последнее искушение Дьявола, или Маргарита и Мастер" и выросла, по собственному признанию автора, из желания попытаться проникнуть в тайну замысла великого предшественника и, в связи с этим, "построить несколько иную версию изложения евангельских списков". То, что именно библейская, евангельская линия булгаковского произведения увлекла нашего современника, - неудивительно, поскольку, по мнению большинства литературоведов и писателей, исследователей и почитателей творчества М. Булгакова, как раз она является самой яркой, самой впечатляющей частью незаконченного, во многом несовершенного, неотшлифованного, но при этом гениального романа "Мастер и Маргарита". Об этом, в частности, писал о. Иоанн Шаховской в своем предисловии к первому русскому изданию книги в Париже (1967); высоко оценивая эпику ее "современных", "московских" страниц, он тем не менее замечает: эта книга - "не только обличение бесчеловечия обывательского. В центре ее встает очистительная гроза над Голгофой, входящая на ее страницы внутренней повестью о Римском Прокураторе Иудеи, Понтии Пилате". Об этом же, несколько сдержанно, писал и К. Симонов: "...Если говорить об истории Христа и Пилата, то это вообще одни из лучших страниц русской литературы 20-х годов".

Спустя ровно сорок лет им вторит В. Аксенов: "А самое гениальное в этом романе - именно история Пилата... Поразительное проникновение в эту историю в Иерусалиме!.. Да-да, как будто он сам там сидел, подсматривал и все детально описал - и Пилата, и как хрустел песок под ногами у легата, и грозу... В Иерусалиме до сих пор говорят: "Посмотрите, какой сегодня закат булгаковский!"

В. Иванов-Смоленский тоже считает, что, хоть замысел Булгакова доподлинно и неизвестен, "главными героями его романа были не Мастер и Маргарита". Не являются они главными персонажами и его книги, хотя их имена - с переменой мест - фигурируют в ее подзаголовке.

В сущности, начиная с подзаголовка, В. Иванов-Смоленский сознательно отказывается от суверенности своего произведения и затем последовательно, практически на всех художественных уровнях, придерживается принципа интерпретации знаменитой булгаковской книги. На уровне поэтики, отсылающей, условно говоря, к булгаковскому совмещению несовместимого, немыслимому сведению в единой повествовательной плоскости конкретно-земного, даже банального, с инфернально-условным. На уровне творческого метода, который (по отношению к роману М. Булгакова), думается, удачнее всего был определен о. И. Шаховским как "метафизический реализм". На уровне композиции, едва ли не симметричной булгаковской: "Мастер и Маргарита" состоит из двух частей, в целом включающих 32 главы и эпилог; книга-интерпретация содержит заметку "От автора", 36 глав и глоссарий, включающий пояснения некоторых слов, использованных в произведении. Наконец, на уровне жанровой модификации, которая, согласно авторским определениям, синтезирует в себе приключенческий роман и реминисценцию.

Определение жанровой формы "Последнего искушения Дьявола" как реминисценции особенно показательно и изначально предполагает его прочтение и восприятие в свете романа-предшественника. В общем-то, реминисценция в своей содержательной сути нередко используется в литературной практике; разница в том, что в данном случае сам автор изначально, как уже было сказано, декларирует "привязанность" своей книги к произведению-первоисточнику. Впрочем, четкой дифференциации понятия "реминисценция" (как и многих других, если не большинства, литературоведческих терминов) в науке об искусстве слова до сих пор не существует.

Так, автор-составитель "Словаря литературоведческих терминов" (2006) С. П. Белокурова раскрывает содержание этого понятия следующим образом: "Реминисценция (позднелат. reminisc;ntia - воспоминание) - неявная отсылка к другому тексту, наводящая на воспоминание о нем и рассчитанная на ассоциации читателей; воспроизведение автором в художественном тексте отдельных элементов своего более раннего (автореминисценция) или чужого произведения при помощи цитат (часто скрытых), заимствования образов, ритмико-синтаксических ходов и т. д.". Очевидно, по многим параметрам роман В. Иванова-Смоленского соответствует определению "реминисценция", хотя о неявности отсылок к тексту-предшественнику здесь говорить не приходится; наоборот, писатель делает все возможное (в том числе снабжает книгу специальным вступлением "От автора"), чтобы их акцентировать.

В связи с этим уместно привести из того же словаря определение аллюзии (франц. allusion - намек): "художественный прием, сознательный авторский намек на общеизвестный литературный или исторический факт, а также известное художественное произведение. А. всегда шире конкретной фразы, цитаты, того узкого контекста, в который она заключена, и, как правило, заставляет соотнести цитирующее и цитируемое произведения в целом (выделено мною. - Е. Л.), обнаружить их общую направленность (или полемичность)". Ясно, что при таком понимании реминисценции и аллюзии книга В. Иванова-Смоленского в гораздо большей степени подпадает под определение аллюзии.

Впрочем, состояние науки о литературе на сегодня таково, что один термин достаточно легко опровергнуть другим; например, известный российский литературовед В. Е. Хализев определяет ту же аллюзию иначе - как разновидность недомолвок, как намеки "на реалии современной общественно-политической жизни, делаемые, как правило, в произведениях об историческом прошлом". В любом случае, литературовед, имеющий дело с книгой "Последнее искушение Дьявола, или Маргарита и Мастер" найдет благодатную почву для размышлений о ее жанре. Тем более что последний, как уже говорилось, осложнен и определением произведения как приключенческого романа - думается, своего рода авторской "наживкой" для массовой читательской аудитории, которой слово "приключения" говорит гораздо больше, чем реминисценция и аллюзия, вместе взятые. Говорю это не в упрек и не в обиду автору; в конце концов, это тоже способ привлечь внимание широкого читателя к серьезному произведению, каковым книга В. Иванова-Смоленского, безусловно, является. Кстати говоря, способ, давно и с успехом применяемый писателями-постмодернистами, - будь то Умберто Эко или Милорад Павич, Курт Воннегут или некто другой, не менее известный, для кого "засыпать рвы, уничтожать границы" между массовым читателям и эрудитом является делом принципа.

К слову, сама по себе жанровая неоднозначность новой книги тоже представляется своеобразной аналогией к роману "Мастер и Маргарита", палитра жанровых дефиниций которого, принадлежащих критикам и ученым, чрезвычайно широка: интеллектуальный роман, роман-миф, роман-пародия, мистерия, меннипея, неомифологический роман, роман-сказка, философский роман, сатирический и проч. - при том что каждое из этих определений имеет под собой основания, каждое дополняет читательское восприятие произведения новыми смысловыми параметрами.

Что касается системы персонажей в романе В. Иванова-Смоленского, то здесь наблюдаются существенные смещения акцентов. У М. Булгакова Маргарита - идеал истинной и жертвенной любви, любви прежде всего женщины к мужчине, но также и к человеку вообще, в особенности человеку обиженному, страдающему. В сравнении с Мастером, не случайно предпочетшим житейский покой и бытийное умиротворение, она более деятельна, пережитое вселяет в нее неистовство, страсть к разрушительству. Достаточно вспомнить разгром в доме Драмлита, когда досталось не только действительным гонителям Мастера, но и людям, случайно подвернувшимся под руку, не причинившим ему никакого зла. Затем, что важно, наступает отрезвление.

В романе В. Иванова-Смоленского душевное состояние и поведение Маргариты сохраняют конфликтную напряженность двух начал - женственного, мирополагающего, с одной стороны, и бесовского, влекомого искушением, с другой. Второе, однако, одерживает верх; отдавшая, причем по собственному настоянию, Воланду душу взамен сладкого чувства и необъятных возможностей неограниченной свободы, Маргарита становится не просто воительницей, но - частью мира Воланда, мира тьмы. В некотором смысле на ней тоже лежит вина за судьбу Мастера, понявшего, но не принявшего перевоплощения возлюбленной, не вынесшего своего одиночества, оставленности ею, своим последним ангелом: отчаявшись, он все же сжигает свою рукопись и, по сути, кончает самоубийством, задохнувшись в ядовитом дыму прежде, чем до его тела доберется огонь.

Двойственное впечатление (как и при чтении романа-предшественника) производит знаменитая троица подручных Воланда - Фагот, Азазелло и Бегемот; остающиеся у В. Иванова-Смоленского, в продолжение булгаковской традиции, своего рода персонажами-трансформерами, призрачными и одновременно убедительными, они стараются добросовестно - посредством всевозможных проделок и провокаций - выполнить поручение повелителя: убрать из мироздания Иисуса Христа, окончательно его уничтожить, привести Зло к необратимому торжеству. В некотором смысле они, хотя и "расчеловечившиеся" (о. И. Шаховской), иногда выглядят человечнее людей, даже обнаруживают сочувствие к Христу, оставленному учениками, презираемому народом, еще вчера с признанием и восторгом преклонявшимся перед ним, устилавшим ему путь пальмовыми ветвями и своими одеждами. "Увы, с горечью произносит Азазелло, - такова природа человеческая... Природная подлость заставляет их сначала сотворить себе кумира, а затем безжалостно низвергнуть его". "Похоже, он знает это и прощает их всех, - едва слышно добавил кот..." И мрачно заключил: "Чего не стало - того и не было".

Несмотря на хитроумность, неимоверную замысловатость и даже "изящность" сценариев уничтожения Христа, все усилия Воланда и его подручных оказываются напрасными: многовековая история противостояния Князя Тьмы с Иисусом Христом давно убедила первого, что избавиться от Христа можно только в строгом соответствии с законами, установленными людьми, то есть теми, за кого он страдал и боролся, кого простил за предательство и чьи грехи взял на себя, взойдя на Голгофу; в противном случае казнь Христа будет неправосудной и неизбежно обернется его воскресением. Дьявол способен на многое, кроме одного, - придать преступлению не вид, но суть законности и справедливости, ибо это невозможно по определению. Именно поэтому вновь и вновь воскресает Христос - и после Голгофы, и в Москве 1936 года, куда он перемещен благодаря стараниям мессира и где должна была осуществиться вторая попытка его уничтожения, на этот раз - посредством советской репрессивной системы ("Там есть наш человек, он вам известен...") (две эти попытки и составляют основу сюжета новой книги).

Следует заметить, что Воланд в новом романе, по сравнению со своим булгаковским прототипом, еще более фантомен, и не только по той простой причине, что он существует вне времени; по сути, он лишь отдает распоряжения, вносит коррективы, подводит итоги, но сам почти не действует.

Гораздо более объемны образы Пилата и Христа. Как и у М. Булгакова, в новой книге они - фигуры ключевые, смыслообразующие; соответственно, и прочтения этих образов белорусским писателем представляются более значимыми, нежели "московская" и "римская" (в последней руками Маргариты умерщвлен "подлый Тиберий") истории.

В трактовке В. Иванова-Смоленского Понтий Пилат гораздо менее двойствен, чем у М. Булгакова; воин и полководец, "всадник в шести поколениях", он и в новой версии умен и проницателен, но все его помыслы сводятся к желанному возвращению в Рим, которое стало бы реваншем за длящуюся пятый год фактическую ссылку в забытую Богом провинцию. Здешний народ он ненавидит, его обычаи и уклад жизни презирает. С целью посеять серьезные потрясения, для устранения которых потребовались бы дополнительные войска императора Тиберия, солдаты по наущению Пилата оскверняют храмы, оскорбляют чувства верующих; ответные волнения прокуратор подавляет жестоко и беспощадно - в расчете на еще более масштабный и повсеместный мятеж. Хотя стоицизм плененного и обреченного на смерть Иисуса и в нем вызывает уважение, он отказывается утвердить приговор Синедриона на римский вид казни не столько из стремления сохранить ему жизнь и даже не столько из желания самому "умыть руки" ("Не я пролью кровь его, но сами иудеи"), сколько в явной надежде на то, что теперь, когда начнутся массовые столкновения между стражниками Синедриона и приверженцами Христа, он дождется присылки новых легионов, зальет кровью Иудею и осуществит триумфальное возвращение в Рим. Если в римском прокураторе М. Булгакова, по справедливому замечанию о. И. Шаховского, "удивительно ярко видна основная трагедия человечества: его полудобро", то в отношении Пилата "нового" даже о "полудобре" говорить, в сущности, не приходится. Здесь зло однозначно, безальтернативно и лицемерно. Никакой метафизической тревоги о своей посмертной судьбе и бессмертной репутации прокуратор не испытывает, как не стоит он, собственно, перед проблемой нравственного выбора, в то время как адекватное восприятие образа булгаковского Пилата без учета этой проблемы немыслимо. В новой версии у Пилата иное, скажем так, идеологическое предназначение: продемонстрировать механизмы манипулирования, на которых зиждется насильственная власть, поступающая с каждым, будь то обыкновенный смертный, репресированный Сталиным, или сам Иисус Христос, как с разменной монетой, как с пешкой в большой игре.

Кстати говоря, изображение этих механизмов убедительно свидетельствует, что с незапамятных, мифологических времен по сегодняшний день техника насилия в мире, техника осуждения на смерть невиновных по большому счету не изменилась, разве что более изощренными становились сами методы уничтожения людей, как прежде, так и теперь согласующиеся с печально известным "Нет человека - нет проблемы". Иное дело, что белорусскому писателю для соотнесения мифа и реальности, прошлого и настоящего симпатические чернила уже не требовались; профессиональным языком излагаются формы и методы деятельности силовых органов в период культа личности - от сбора информации и анализа компромата, сыска и провокаций до протокольной рутины. Расширяется и круг персонажей: философствует Сталин, ставит перед подчиненными задачи всесильный глава НКВД Ягода, идет речь о Максиме Горьком, Вышинском, Кагановиче, советских военачальниках, упоминаются Карла дель Понте и "человек с пятном на лбу" (впрочем, обилие имен, призванных актуализировать исторические аналогии, и определенных - в прямом и переносном смыслах - "лобовых" деталей, их "педалирование" придают некоторую рыхлость финалу повествования и снижают притчевость произведения).

Впечатляюще написан В. Ивановым-Смоленским образ Христа, исказить который не удается ни первосвященникам, ни Воланду с его свитой. Как и в интерпретируемом романе, в новом произведении он подчеркнуто человечен; не просто предчувствуя, но зная свой удел, Христос тем не менее "с тоской и печалью" взывает к Господу в надежде, что в последнее мгновение Всевышний избавит его от "чаши сей". Эпизод этот, исполненный пронзительной печали, душевной боли и скорби, вызывает ассоциации с многочисленными литературными трактовками соответствующих евангельских преданий. В частности, с двума гениальными стихотворениями под общим названием "Гефсиманский сад". Одно из них принадлежит австрийскому поэту Райнеру Марии Рильке:

...Еще и это. И таков конец.

А мне идти - идти, слепому, выше.

И почему Ты мне велишь, Отец,

искать Тебя, раз я Тебя не вижу.

А я искал. Искал, где только мог.

В себе. В других. И в камнях у дорог.

Я потерял Тебя. Я одинок.

А я искал. И меж людей бродил.

Хотел утешить горечь их седин.

И с горем, со стыдом своим - один.

Потом расскажут: ангел приходил...

Какой там ангел!..

(пер. А. Карельского),

второе - Борису Пастернаку:

...Он отказался без противоборства,

Как от вещей, полученных взаймы,

От всемогущества и чудотворства,

И был теперь, как смертные, как мы...

И, глядя в эти черные провалы,

Пустые, без начала и конца,

Чтоб эта чаша смерти миновала,

В поту кровавом он молил отца...

Особого анализа заслуживает язык романа В. Иванова-Смоленского. Во многом он родствен языковой стихии булгаковского произведения, что вполне закономерно, ибо сам писатель, посвящая читателя в побудительные мотивы создания своей книги, предуведомляет его о сознательном "заимствовании автором чужого образа, мотива, стилистики и словесных оборотов". В "Последнем искушении Дьявола" синтезированы трагическое и комическое, конкретика описаний (интерьера, портрета, пейзажа) и поистине гофмановская фантасмагоричность, обыденное и условно-фантастическое. Совершенно прав был В. Аксёнов, подчеркивая двойственность творческого метода М. Булгакова: с одной стороны, он "держался бунинского...направления", то есть реалистического, с другой - "время от времени впадал в авангард" ("Собачье сердце", "Роковые яйца", "Багровый остров" - "...конечно, уже авангард, сюрреализм. Не говоря уж о "Мастере и Маргарите").

Соответственно, сюрреалистичностью отмечен и роман В. Иванова-Смоленского, в хронотопе которого библейские истории монтируются с картинами из жизни ХХ века на разных его отрезках, включая суггестивно поданный период перестройки, а повседневная реальность (древняя и современная) предельно инфернализируется.

Впрочем, читатель, переступивший порог ХХ1 века, к разнообразным художественным "измам" привык до оскомины; скорее, он испытывает потребность в документе, факте. Роман В. Иванова-Смоленского способен эту потребность удовлетворить сполна: почтение к реалиям - одно из характерных качеств его прозы.

Книга предельно насыщена информацией: от экскурсов в историческое прошлое, касающихся разнообразных обычаев и символов, смертной казни в Иудее и распятия на кресте в Риме, копей царя Соломона и ловли жемчуга, родословной обряда крещения и этимологии имени Понтия Пилата, его военного прошлого и сути распри с Каифой, до комментариев к статьям уголовного кодекса, заключений судебно-медицинской экспертизы, постановлений об объявлении в розыск, отчетов и справок о показательных процессах, протоколов допросов, в которых невероятным образом вполне материальные улики уживаются с мистикой.

Чрезвычайно обширна аллюзивная парадигма романа В. Иванова-Смоленского; в нее, помимо, разумеется, различных составляющих непосредственно интерпретируемого произведения, органично вплетаются нити, ведущие к собственно евангельским текстам, Квинту Горацию Флакку и Иосифу Флавию, Гёте и Пушкину, Ницше и Достоевскому, Соловьеву и многим другим мыслителям и художникам слова.

В заключение заметим: вступая в контекст гениального творения, всякий новый автор в известном смысле рискует, ибо как минимум должен соответствовать определенной художественной планке. В. Иванову-Смоленскому, думается, удалось достойно продолжить традицию М. Булгакова, создать книгу мифологизирующую, свидетельствующую и одновременно предостерегающую.

Ева Леонова

профессор кафедры зарубежной

литературы Белгосуниверситета

кандидат филологических наук

Значения некоторых слов, встречающихся в реминисценции:

Авторитет (блатн. жаргон) - представитель высшей группы в

неформальной иерархии преступного мира.

Агнозия (медицинск.) - нарушение процесса восприятия.

Акведук - сооружение в виде моста с водоводом.

Аквила - военный знак в виде орла в Риме.

Акция - жалоба, частный иск в римском праве.

Анналы - ежегодная запись событий.

Арамеи - представители семитских племен.

Ариане - сторонники учения пресвитера Ария.

Асс - римская медная монета.

Баклан (блатн. жаргон) - слово, имеющее крайне презрительный оттенок.

Беспредел (блатн. жаргон) - беззаконие, "беспонятие".

Блатной (блатн. жаргон) - представитель высшей группы заключенных,

преступник, живущий "по понятиям").

Борисфен - древне-греческое название реки Днепр.

Ботать по фене - разговарвать на жаргонном языке.

Булла - римский футляр для амулета.

Бушприт - наклонный брус, выступающий за форштевень парусного

судна.

Вертухай (блатн. жаргон) - надзиратель.

Всадник - представитель знатного сословия с высоким имущественным

цензом.

Всесоюзный Бур (блатн. жаргон) - Усольское управление лесных лагерей,

расположенное на Северном Урале, отличавшееся крайне жестким режимом, куда помещались неисправимые заключенные, находящиеся в "полной отрицаловке".

Вульгус - сброд.

Галлы - римское название кельтов, населявших Францию и Северную

Италию.

Гаста - копье.

Геспер - вечерняя звезда.

Гладиус - прямой меч.

Госпитальер - владелец постоялого двора.

Готы - представители основной части германских племен.

Гулевать (блатн. жаргон) - заниматься преступной деятельностью.

Гунны - представители кочевого народа из внутренней Азии.

Денарий - серебряная римская монета, равная 16 ассам.

Дальняк (блатн. жаргон) - лагеря, расположенные на Севере и за

Уральским хребтом.

Деперсонализированный синдром (медицинск.) - нарушения восприятия,

при котором части своего тела

ощущаются качественно

измененными.

Децимация - казнь каждого десятого воина.

Дуконарий - высший должностной чин в Риме, присваиваемый, как

правило, наместникам императора в провинциях.

Дуумвир - один из двух управленцев в Риме.

Инвектива - письменное обличение какого-либо лица.

Инкунабула - старинная книга.

Институция - установление.

Интердикт - запрещение.

Иррадиация (медицинск.) - разновидность иллюзии.

Каламус - перо для письма.

Калдарий - парилка

Календа - первый день каждого месяца.

Канал - лагеря в районе строительства БеломорКанала.

Карцер - римская государственная тюрьма на восточном склоне

Капитолия.

Кассис - римский боевой шлем из металла.

Квадрига - боевая колесница, запряженная 4 конями в один ряд.

Квестор - должностное лицо в судебных и финансовых учреждениях.

Клибанус - военный панцирь, доспехи.

Клюз - отверстие для якорной цепи.

Книги Элефантиды - древнейшая порнографическая энциклопедия.

Когорта - воинское подразделение, численностью от 360 до 600 воинов.

Колония - поселение.

Консул - высшее должностное лицо в Риме.

Конфабуляция (медицинск.) - иллюзия мышления, при которой человек

верит в свою выдумку.

Костолом (блатн. жаргон) - оперативный работник НКВД).

Котурны - сандалии на очень толстой подошве.

Кум (блатн. жаргон) - начальник оперативной части ИТУ, тюрьмы.

Курия - здание или место заседания римского сената.

Куриал - римский городской магистрат.

Лабарум - государственное знамя Рима.

Латиклава с широкой пурпурной каймой - одежда высших римских

сановников

Легат - назначаемый римским сенатом правитель провинции или

уполномоченный на правление.

Легион - воинское подразделение, состоящее из 10 когорт.

Ликтор - служитель, сопровождавший и охранявший высших

должностных лиц Рима.

Ломать фанеру (блатн. жаргон) - разбивать, растаптывать грудную клетку.

Манипула - низшее боевое подразделение в римском легионе.

Манускрипт - древняя рукописная книга.

Матрона - знатная женщина.

Молох - бог Солнца в древней Иудее.

Мусор (блатн. жаргон) - работник милиции.

Налипушник (блатн. жаргон) - самозванец, выдающий себя за вора в

законе.

Наседка (блатн. жаргон) - агент кума или опера, подсаженный в камеру.

Натацио - бассейн.

Никтофобия (медицинск.) - необъяснимый страх ночи, темноты.

Нобилитет - правящая знать в Риме.

Овация - малый триумф.

Оптимат - более знатная часть римской аристократии.

Особняк (блатн. жаргон) - ИТК особого режима.

Паллий - римский мужской плащ.

Паннония - римская провинция, занимавшая часть территорий

современных Венгрии, Югославии и Австрии.

Папирус - водное растение, использовалось в древности для изготовления

писчего материала.

Патриции - родовая аристократия в Риме.

Пахан (блатн. жаргон) - самый авторитетный блатной в криминальном

сообществе.

Пектораль - нагрудное украшение.

Пенаты - домашние боги

Пергамент - недубленая кожа, выделанная из шкур крупного рогатого

скота и свиней, использовалась для письма.

Перо (блатн. жаргон) - нож.

Пилас - круглый или конусообразный головной убор.

Пилум - короткое метательное копье, дротик.

Плебей - представитель беднейших слоев населения в Риме.

Погоняло (блатн. жаргон) - воровская кличка.

Подмасть (блатн. жаргон) - специализация вора.

Подснежник (подснежный вор, блатн. жаргон) - человек

прикидывающийся вором для какой-то цели.

Понятия (блатн. жаргон) - система неформальных норм и правил в

криминальном сообществе.

Портал - дверь, вход.

Портик - галерея с колоннами.

Правилка (блатн. жаргон) - разбор конфликта между заключенными.

Предъява (блатн. жаргон) - обвинение в компрометирующем проступке.

Пресс-хата (блатн. жаргон) - специальная камера в СИЗО, в которую

арестованного помещают для предварительной физической и психологической подготовки другими заключенными.

Префект - римская военная или государственная должность.

Принцепс - первый сенатор в списке, фактически глава государства.

Припотел (блатн. жаргон) - шестерка, несколько более высокого ранга.

Прозелит - приверженец нового вероисповедания.

Проконсул - здесь, наместник провинции.

Прокуратор - уполномоченный римского императора из сословия,

не ниже всадников.

Прописка (блатн. жаргон) - обряд введения новичка в тюремное

сообщество.

Проскрипции - списки лиц, объявленных вне закона.

Психастения (медицинск.) - расстройство психики, крайняя

нерешительность, боязливость.

Релегация - высылка неугодного лица.

Реминисценция - смутное воспоминание, отголосок, обычно результат

невольного заимствования автором чужого образа,

мотива, стилистического приема. Иногда сознательный

прием, рассчитанный на память и ассоциативное

восприятие читателя.

Саддукей - представитель религиозно-политической группировки в

Иудее, объединяющей высшее жречество, землевладельческую и служилую знать.

Свалить (блатн. жаргон) - совершить побег.

Свояк (блатн. жаргон) - кандидат в воры в законе.

Сенат - выборный Совет старейшин в Риме, высший орган власти.

Серы - (греч., лат.) шелковые люди (китайцы).

Сикомор - дерево из рода фикус, семейства тутовых (библейская

смоковница).

Следить за метлой (блатн. жаргон) - не допускать в разговоре

оскорбительных, неуважительных выражений.

Стадий - мера длины (600 футов).

Стратум - мостовая.

Сухарь (блатн. жаргон) - заключенный, выдающий себя за блатного или

вора.

Тепидарий - теплая баня.

Термы - горячие бани в Риме.

Тибия - римский духовой инструмент.

Тихарь (блатн. жаргон) - заключенный из хозобслуги.

Тога - верхняя римская одежда, кусок шерстяной, как правило, белой,

ткани, драпировавшейся вокруг тела.

Триба - сословие граждан Рима.

Трибун - высшее выборное лицо из плебеев.

Трибут - налог.

Триклиний - столовая комната.

Триумф - торжественное вступление в столицу полководца-победителя в

Риме.

Трюмануть (блатн. жаргон) - водворить в ШИЗО (штрафной изолятор).

Туника - римская одежда с короткими рукавами, носилась под тогой.

Турма - отряд из тридцати конных воинов.

Тянуть отвес (блатн. жаргон) - отбывать срок.

Угловой (блатн. жаргон) - неформальный лидер в камере, секции, бараке.

УЛИТЛ - Управление лесных исправительно-трудовых лагерей.

Фарисей - представитель религиозно-политической группировки в Иудее,

выражавшей интересы средних слоев населения.

Фасция - связанный пучок прутьев с воткнутым в него топориком (знак

власти в Риме).

Фибула - застежка, пряжка для скрепления одежды.

Фраер (блатн. жаргон) - человек, не принадлежащий к воровскому миру.

Фрак (блатн. жаргон) - пиджак.

Фракия - историческая область на востоке Балканского полуострова.

Фуфло (блатн. жаргон) - ложь.

Хата (блатн. жаргон) - камера.

Хитон - льняная или шерстяная подпоясанная рубаха.

Хламида - плащ, обычно надевающийся поверх хитона.

Хозяин (блатн. жаргон) - начальник ИТУ, тюрьмы.

Хребиловка (блатн. жаргон) - несерьезно, детство.

Цветной (блатн. жаргон) - вор в законе, урка (в 30-50-е годы).

Цезарь (кесарь) - титул римского императора.

Целла - помещение в здании.

Центурия - войсковая единица, состоящая из ста воинов.

Цеховик (блатн. жаргон) - хозяйственник, арестованный за расхищение

социалистической собственности.

Цирик (блатн. жаргон) - конвойный.

Черная Маруся (блатн. жаргон) - закрытый фургон с одиночной клеткой

для перевозки осужденных к смертной казни.

Шерстяной (блатн. жаргон) - заключенный, выдающий себя за блатного.

Шконка (блатн. жаргон) - койка.

Шмон (блатн. жаргон) - обыск.

Щука (блатн. жаргон) - опытный, проницательный следователь.

Эдикт - указ.

Эдил - римское должностное лицо городского магистрата, занимавшееся

управленческой деятельностью в определенной области.

Эллинисты - приверженцы синтеза греческой и восточной религий.

Эпистула - письмо.

Эрарий - римская государственная казна.

С О Д Е Р Ж А Н И Е

Глава первая. 1.0. Тот, кто поймет истину первой строки.... ...............4 Глава вторая. 3.0. Воланд "Да, сбудется воля твоя...?"....................17

Глава третья. 2.0. Москва. Лубянка. 28 октября 1935 год..................21

Глава четвертая. 1.1. Слова влекут за собой дела. ...........................27

Глава пятая. 1.2. Каиафа. Да будет распят! ...................................38

Глава шестая. 1.3. Маттавия. Если из-за забора видны рога, значит, там есть буйвол. .....................................................................46

Глава седьмая. 1.4. Троица. Мудрый верит в чудеса и доверяет переменам. .............................................................................57

Глава восьмая. 1.5. Каиафа. Не делайся другом из врага.... ..............70

Глава девятая. 1.6. Неправедный суд. 12 нисана, среда. ....................74

Глава десятая. 1.7. Понтий Пилат. Игра по-крупному. ...................79

Глава одиннадцатая. 1.8. Шесть дней до Пасхи. Горечь Гефсиманского сада. ......................................................................................84

Глава двенадцатая. 1.9. Каиафа. Распни его! Распни! ......................89

Глава тринадцатая. 1.10. Понтий Пилат. Pereat mundus, vivat justicia.*

.................................................................94

Глава четырнадцатая. 1.11. 16 нисана 26 года. Голгофа. .................101

Глава пятнадцатая. 1.12. Троица. Добрый конь пускается вскачь, завидев тень от плети. ............................................................108

Глава шестнадцатая. 1.13. Тиберий. Пусть он правит или пусть он уходит!... .............................................................................119

Глава семнадцатая. 1.14. Иосиф Флавий. Отступник. ....................132

Глава восемнадцатая. 1.15. Рим. 28 марта 26 года по Юлианскому календарю. ...........................................................................138

Глава девятнадцатая. 1.16. Иуда Искариот. Каждому делу - свое время.

...............................................................146

Глава двадцатая. 1.17. Тиберий. Тайный клуб чужих жен. ...............149

Глава двадцать первая. 2.1. Мастер. "... ныне родился в городе Давидовом Спаситель...."........................................................163

Глава двадцать вторая. 2.2. Маргарита. Ощущение свободы. ..........167

Глава двадцать третья. 2.3. Мастер и Маргарита. ..........................169

Глава двадцать четвертая. 3.0. Воланд. Можно ли устранить тень светом? .................................................................................171

Глава двадцать пятая. 2.4. Москва. Февраль 1936 года. ..................175

Глава двадцать шестая. 2.5. Москва. Лубянка. Иисус из Назарета. ............................................................................................180

Глава двадцать седьмая. 2.6. Москва. Лубянка. Фагот.....................185

Глава двадцать восьмая. 2.7. Москва. Март 1936 года. ....................196

Глава двадцать девятая. 2.8. Москва. Март 1936 года. Иисус из Назарета. .............................................................................203

Глава тридцатая. 2.9. Генрих Ягода. Он же Енурих Иегуда из Вифлеема. ............................................................................................211

Глава тридцать первая. 2.10. Иосиф Сталин. Вождь. Велик и ужасен. ........................................................................................... 223

Глава тридцать вторая. 2.11. Москва. Никольский переулок, 16 апреля 1936 года. .............................................................................237

Глава тридцать третья. 2.12. "... воистину воскресе!" .....................238

Глава тридцать четвертая. 2.13. Москва. Ул. Садовая, 302-бис, квартира Љ50. ....................................................................................240

Глава тридцать пятая. 1.18. Иудея. Западный склон Елеонской горы. 19 нисана 26 года. .....................................................................246

Глава тридцать шестая. 3.1. Что есть Истина? ..............................247

Значения некоторых слов, встречающихся в реминисценции. ......251

Содержание. ..........................................................................257