Петроградская повесть

14. Свидание

Студент никуда не ушёл. Он стоял на другой стороне улицы и поглядывал на смольнинские ворота. Там стояла девушка и озиралась по сторонам.

Увидев студента, девушка помахала ему рукой и пошла навстречу, кутаясь в тёплый серый платок. Пальто у неё было распахнуто, она казалась оживлённой и весёлой. Я узнал её и сразу понял, почему она такая весёлая. Её, должно быть, радовала встреча с этим человеком.

— Гляди не упускай его из глаз! Я за матросами сбегаю, — прошептал Любезный и помчался к воротам.

Я торопливо перешёл улицу и укрылся за чёрным мокрым кустом акации.

Они шли прямо на меня, о чём-то разговаривали и держали друг друга за руки. Я думал, что они пройдут мимо, но они остановились как раз у самого куста, только по другую сторону каменной тумбы.

— Дальше я не могу, Серёжа. Говори здесь, я ведь на одну минуточку, еле выбралась, — услышал я голос девушки и сквозь мокрые ветви увидел её вопросительно поднятые глаза. Это были круглые, как у Настеньки, «кошачьи» глаза, с такими же тёмными, прямыми ресницами.

— Обещай, что никому ни единого слова, — сказал студент.

— Ты хочешь сообщить мне что-нибудь важное?

— Да, очень. Иначе бы я не пришёл сюда.

— Ну говори.

— Тебе необходимо покинуть это здание и не являться сюда в течение по крайней мере двух дней.

— Но почему? Что такое случилось?

Студент ответил не сразу, потом я услышал, как он сказал:

— Здесь прольётся много крови. Тебе надо уйти отсюда, пока не поздно.

— Но что такое, господи? И почему же именно мне уйти? А всем остальным?

Голос её теперь был тревожным.

— За остальных мы не можем ничего решать. Но я прошу тебя уйти отсюда. Если ты веришь мне и хочешь остаться живой, ты должна уйти.

Она молчала. Я видел, что она пристально вглядывается в его лицо, затем взяла его руку и сказала совсем тихо:

— Нет, Серёжа, что бы ни случилось, я останусь тут. Ты не бойся за меня, мы ведь очень сильны, за нас все рабочие, все солдаты, все матросы!..

— Ты не понимаешь, ты совсем не понимаешь опасности. Ты не знаешь, что произойдёт, — горячо перебил он. — Но я-то знаю. Ты можешь мне поверить? Я ничего не могу сказать тебе больше. Я знаю, что тут тебе нельзя оставаться. Они будут карать и правых и виноватых. Не возражай мне, я хочу, чтобы ты осталась жива! Идём!..

Он шагнул, увлекая её за собой, но она выдернула руку и остановилась:

— Куда же я пойду? Что ты выдумал, Серёжа? Я же вышла к тебе на одну минуту. Меня ждут. Вообще у нас в машинном бюро столько работы, ты не можешь себе даже представить! Мы не уходим домой даже ночью. Ты не сердись, я не пойду, и не бойся за меня.

Она повернулась и, часто оглядываясь, быстро пошла, почти побежала к воротам.

И тут как раз появился Панфилов. Он шагал к нам широко, стремительно, и за ним семенил Любезный.

Увидев их, студент бросился бежать через улицу.

— Стой! — закричал матрос.

Я видел, как Панфилов вскинул высоко вверх свой револьвер. Гулко лопнул воздух, и синее облачко дыма возникло над его головой.

Студент не остановился. Наоборот, он побежал быстрее, держась рукой за карман пальто.

Он хотел поскорей завернуть за угол.

— Стой! Стрелять буду! — опять закричал матрос.

Он замер на месте и, подпирая левой рукой револьвер, стал делиться.

— Не стреляйте! — раздался отчаянный крик, и я увидел, как девушка метнулась к Панфилову и схватила его за рукав.

Студент в это время обернулся на бегу и, наугад, не целясь, выстрелил подряд два раза и скрылся за углом.

Несколько солдат выскочили из дверей «Хижины дяди Тома» и бросились вслед за студентом. За ними мчался Любезный, а девушка всё цеплялась за матроса, но он уже не отталкивал её от себя, а, наоборот, чуть наклонившись, подхватил вдруг на руки и понёс к садовой ограде.

Он положил её на широкий выступ ограды. Рука девушки повисла безжизненно, как плеть.

От ворот спешил Малинин. Его обогнали два солдата в обмотках. Они поставили на панель брезентовые носилки и положили на них девушку.

— Удрал? — спросил Малинин.

Панфилов с угрюмым видом сунул в кобуру свой револьвер. Одна рука у него была в крови. Он поднял с панели несколько опавших кленовых листьев и стал обтирать ими руку.

— Что, и тебя задело? — спросил Малинин.

— Это её кровь, — сказал матрос.