Петроградская повесть

18. Свеча перед распятием

Мы тоже хотели удрать, но в это время юнкера стали открывать ту самую узенькую железную дверь, в которую вчера втолкнули Митрия. И мы притаились у стены.

Слышно было, как они возятся с ключами.

— Ни черта не видно! Зажгите свет! — сказал кто-то с досадой. — Тут лампочка разбита. Как же будем патроны грузить?

— Паникадило зажжём, — отозвался насмешливый голос — Здесь церковь. Видишь, Иисус Христос собственной персоной!

— Не богохульствуйте, Косицын.

Чиркнули спичкой.

В колеблющемся жёлтом пламени свечи призрачные тени юнкеров метались под сводами арки.

Юнкера выносили и грузили в санитарную машину ящики с патронами. Они работали сосредоточенно, молча.

Их было четыре человека, но работа подвигалась медленно. Они брали по одному маленькому ящику и сначала подтаскивали и складывали на край кузова, а потом влезали сами и передвигали ящики дальше, в глубь машины.

Когда они отходили от дверей, мы с Любезным старались заглянуть в церковь, но слабое пламя свечи освещало только небольшое пространство у дверей, и дальше ничего не было видно.

— Так мы провозимся до второго пришествия! Послушайте, Косицын, почему вы не взяли солдат?

— Странный вопрос. Солдат с нами маловато.

— Вы хотите сказать, что солдаты предпочитают большевиков?

— Это известно и без меня.

— Бросьте спорить, господа. Давайте передохнём.

Они уселись на ступеньках и стали курить.

— Вам не кажется, Косицын, что мы выступаем слишком поспешно? — послышался тот же голос, что спрашивал про солдат.

— Нам нельзя терять время: когда декреты Ленина распространятся повсюду, Керенскому не помогут и целые армии. Если мы не победим теперь, то не победим уже никогда, — раздался в ответ спокойный, чуть резковатый голос. Очевидно, он принадлежал тому, кого называли Косицыным.

В это время под арку вбежал ещё юнкер в распихнутой шинели.

— Господа! — заговорил он торжественно и торопливо. — Восстание началось, господа! Наши заняли телефонную станцию без единого выстрела. Узнали пароль и отзыв и сменили все караулы. Их приняли за солдат Семёновского полка. Господа, на очереди вокзал и банк! Михайловское, Константиновское и Владимирское училища уже получили приказ выступить. По телефону из Царского Села звонил Полковникову министр-председатель. Он требует не соглашаться ни на какие переговоры с большевиками. Никаких уступок, господа! Казачий корпус Краснова движется в город. С минуты на минуту в Смольном начнётся паника. Телефонная линия уже отключена. Я убеждён, господа, что комиссары спасаются бегством! — Он задыхался от возбуждения, этот юнкер, и голос его то и дело захлёбывался и срывался.

Все юнкера вскочили с мест.

— Господа, идёмте в дом! — опять завопил прибежавший юнкер. — По глотку вина в ознаменование доброго начала! Я приберёг на этот случай бутылку французского!

Они все поспешили к воротам.

Свеча горела по-прежнему, пламя её изгибалось. Тень от распятия ложилась под колёса санитарной машины.

Но вот рядом с тенью Христа возникла ещё другая тень, встрёпанная и широкая.

— Юнкера ушли? — спросил старик и поглядел на ворота.

— Ушли, — сказал я. — Дяденька, знаете что… — Я хотел спросить, не знает ли он, где теперь Митрий, но старик перебил меня.

— Давайте, давайте отсюда, — проговорил он нетерпеливо.

Тут я увидел в дверях за его спиной священника в длинной чёрной рясе с широкими рукавами и в шляпе, надвинутой на глаза.

В испуге я отскочил назад.

Священник прошёл мимо нас к воротам, и, когда он перешагивал через перекладину, я заметил грубый солдатский сапог на его ноге. Я удивился, но не успел ничего сообразить.

За воротами опять послышались голоса юнкеров.

— Фу, чёрт! — выругался кто-то из них.

— Что ты ругаешься, Косицын?

— Поп встретился. Ты разве не видел?

— Плохая примета. Откуда он только взялся?

Свеча перед распятием догорала. Когда юнкера подошли к дверям церкви, пламя заколебалось, потемнело от копоти и потухло.

За моей спиной раздалось громкое, но точно змеиное шипение.

— Бежим! — зашептал Любезный, толкая меня в спину. — Я им камеру проколол гвоздём!

Мы выбежали на улицу и пустились что было духу.