Пик - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Роланд Смит (ч. 4)

ПОХОД К ПЯТОМУ ЛАГЕРЮ был больше похож на забег, чем на обычное восхождение. Мы пользовались установленными ранее веревками. Первым шел Йоги, и мы должны были за ним поспевать. Сначала я шел так: двенадцать шагов, минута, чтобы перевести дух, еще двенадцать шагов. Через час число шагов упало до восьми, а число минут на перевести дух я уже не помню. Было невозможно поверить, что иные альпинисты заходят на вершину без кислорода. А Джош был как раз одним из них. Впрочем, подозреваю, в этот сезон он шел с кислородом — хотя бы для того, чтобы быть в ясном уме на случай, если что-то пойдет не так с клиентами.

* Разные альпинисты могут проводить на вершине Эвереста разное время. Рекорд — около суток нахождения на вершине (без учета времени на подъем и спуск) — поставлен в 1999 году и принадлежит (покойному) Бабу Чихри Шерпе.

Взошло солнце, и мы увидели пирамиду Эвереста — такой мы ее еще ни разу не видели. Она была огромная. Сверху падали не снежинки, а кристаллы чистого льда. Невероятной красоты картина напомнила моим плохо соображающим мозгам, что у меня есть камера. Я крикнул Сунджо, чтобы он меня подождал; он был только рад. Я вынул камеру, добрался до него, включил ее. Как там говорил Джей-Эр?

— Ну, скажи, что ты сейчас чувствуешь? — спросил я. — Тебе остается меньше двух километров до высшей точки планеты.

Кадр был отличный — Сунджо прямо на фоне вершины.

— Мне страшно, — сказал Сунджо. — И одновременно я полон надежды, что взойду наверх. И мне боязно за деда. Я представить себе не мог, как трудно здесь будет.

Больше мои пальцы без внешних рукавиц выдержать не могли.

— Хочешь, я тебя теперь поснимаю, — предложил Сунджо.

— Да не, нормально. Нам надо пошевеливаться. Через полчаса мы набрели на первый труп. Его — её, это была женщина — заметил Сунджо, остановился и застыл, смотря вниз. Я нагнал его. Йоги пробежал мимо нас, словно ничего не заметил, только я уверен, что он заметил. Метрах в пятнадцати лежало еще одно тело, но ничком, поэтому я не мог понять, кто это.

Я никогда раньше не видел мертвого человека, не говоря уже о ком-то, кто замерз насмерть. Погибшая была больше похожа на восковую фигуру, чем на человека, который когда-то жил и дышал. Это почему-то было особенно неприятно. Она пролежала здесь порядочно, судя по истрепанной одежде. Похоже, умерла она сидя, а потом ветер повалил ее на бок. Ей оставалось каких-то пару часов дойти до палатки в Четвертом лагере. Не знаю, сколько мы там простояли, и, наверное, стояли бы и дальше, если бы Йоги не крикнул нам: мол, пора двигаться. Я начал считать тела погибших. Насчитав пять, я бросил это занятие и больше не смотрел по сторонам.

К полудню мы вышли на крутую часть северного ребра. Там было куда холоднее. Веревки замерзли, шерпы выдолбили во льду маленькие ступени, чтобы было удобнее лезть.

Йоги подождал, пока мы дойдем до него. Обернувшись, он показал пальцем вниз — там виднелись палатки Четвертого лагеря, потом вверх — где виднелись палатки Пятого лагеря, и добавил что-то по-непальски.

— Полпути, — перевел Сунджо. — Нам еще идти шесть часов.

Следующие шесть часов были не из приятных, плюс поднялся ветер. Мы скрючивались в три погибели, чтобы нас не сдуло с ребра. Приподнятое настроение осталось далеко позади. Думаю, единственным, что тянуло меня наверх, была мысль о лежащих в лагере кислородных баллонах. Не знаю, что тянуло наверх Сунджо. Наверное, страх перед китайцами позади нас и запах свободы впереди.

Мы вошли в Пятый лагерь без нескольких минут семь вечера. Высота 7700 метров. По ощущениям — подняться выше мы физически не можем. Это был натуральный конец света. Да и лагерем это было назвать нельзя — несколько расчищенных площадок вдоль северного ребра, от первой до последней около полутора километров, и никакой защиты от воющего ветра. На больших площадках помещалось пять-шесть палаток, на площадках поменьше — одна-две. Палатки были на нескольких площадках, но сколько там людей, сказать было сложно. По-моему, большинство палаток пустовали, ждали альпинистов, поднимающихся из Четвертого лагеря или спускающихся из Шестого после попытки захода на вершину.

Наша кучка барахла была едва заметна на фоне других палаток. Наши две стояли, прикрученные к вмерзшему в лед и снег мусору, оставленному предыдущими альпинистами. Яш кипятил воду на чай — но меня больше интересовала маска на его лице. Он двигался вдвое быстрее, чем любой из нас.

Я схватил ближайший баллон, вынул из рюкзака маску, присоединил ее к баллону и уткнулся в нее лицом. У меня нет слов, чтобы описать чувство, которое я испытал с первым глотком кислорода. Кто-то скажет: блаженство, но я испытал нечто в сто, тысячу раз сильнее.

Яш помог Сунджо надеть другую маску, и когда мы с ним глянули друг на друга, то громко расхохотались.

Мы выжили! Мы выживем! Может быть, мы даже зайдем на вершину!

-КИТАЙЦЫ ПЛАНИРУЮТ ПОДНИМАТЬСЯ в Четвертый лагерь завтра, — говорил кто-то из ПБЛ Джошу.

— Чушь собачья! — плюнул Джош. — А акклиматизироваться они, значит, не собираются?

— Эти ребята уже акклиматизированы. Один из моих товарищей по группе немного говорит по-китайски. Они все сидели на К2, и тут приходит приказ лететь сюда. Они не сказали этого прямо, но я готов поспорить, никто из них не сделает ни шагу вниз, пока не попробует зайти на вершину. Это не люди, это роботы. А когда ты идешь наверх?

— Послезавтра, если позволит погода, — ответил Джош. — Я собирался подождать еще, но сегодня сводил своих на тренировочный подъем и все выглядели очень хорошо. Кажется, зараза кончилась.

— Мы идем в Четвертый лагерь утром. Увидимся по пути вниз.

— Удачи!

— Пока.

Думаю, это последний эфир, который нам удастся послушать. Интересно, Джош удивится, когда не встретит меня на пути наверх?

Я спросил Сунджо, как у него дела.

— С кислородом куда лучше, но я все равно не уверен. Сегодня было очень, очень тяжело.

— Здесь всем тяжело. Такие уж тут места.

— Я должен, я должен взойти на вершину, — сказал он. — Ради сестер и мамы.

А ведь правильно говорит, подумал я. Ради сестер и матери можно рисковать жизнью, достойно. А вот какого черта я тут делаю? Ради чего? Ради Джошевой компании? Ради своих амбиций?

Кислород навел порядок у меня в мозгу, и я осознал, как скучаю по крошкам-горошкам, маме и даже Рольфу. И тут я подумал про тела, мимо которых мы прошли по пути сюда. У них же тоже были матери, друзья и так далее. Кто остался жить после них? Не самые приятные мысли, а ведь надо попытаться заснуть...

СПАТЬ С КИСЛОРОДОМ - ПОЛНОЕ СЧАСТЬЕ, но есть один нюанс. Кислород поступает через маску, а вот в маске спать до невозможности неудобно, полночи ищешь позу, в которой ремни не впиваются в кожу. Система выпуска отработанного воздуха смердела, а в мундштуке накапливалась ледяная отвратительная жижа; каждый раз, когда я поворачивался на бок, по шее стекала слюна. В общем, и я, и Сунджо встали рано.

Мы по нескольку раз перепроверили наше снаряжение. Оставить в лагере что-то важное, например лишнюю батарейку или рукавицу, — значит подписать себе смертный приговор.

В этот раз вперед ушел Йоги, а Яш остался вести нас в Шестой лагерь. Первым препятствием оказался довольно крутой снежник, по которому пришлось передвигаться на четвереньках, по ледорубу в каждой руке и на кошках. Я, как идиот, решил, что раз мы теперь лезем с кислородом, все будет, словно мы лезем на уровне моря. Полнейшая чушь.

Покорив снежник, я чувствовал себя так, словно кислорода нет ни в воздухе, ни в баллоне. Я подумал, что-то не так с маской или, может, в баллоне кончился кислород. Нет, все было в полном порядке. А штука в том, что два литра кислорода в минуту вовсе не симулируют условия на уровне моря — нет, они банально позволяют остаться живым на высоте выше 7700 метров над ним. И, конечно, большая разница: лежишь ты в палатке и отдыхаешь или лезешь на четвереньках по крутому снежнику. Я вынул камеру и снимал Сунджо, пока он полз ко мне. По его лицу я понял, что он сделал то же открытие насчет высоты и кислорода, что и я.

— Пик, надо назад, мы не сможем дальше идти, — выдохнул он. — Пик, я серьезно, я просто больше не могу.

— Да ладно тебе, мы просто слишком резво взялись за этот снежник, — сказал я с деланой уверенностью в голосе. — Надо экономно расходовать силы, и все будет в порядке.

Он кивнул, но в его глазах был ясно виден страх. И я его понимаю. По пути сюда мы прошли мимо полудюжины трупов.

Через несколько часов я остановился и поглядел на часы. Альтиметр показывал, что мы преодолели отметку в 8 тысяч метров над уровнем моря и тем самым официально вступили в зону смерти. Здесь каждая прошедшая минута — обратный отсчет до твоей гибели.

Мы ввалились в Шестой лагерь словно трое зомби. Йоги поставил палатки, но выглядел не сильно лучше нашего. Он сказал Сунджо, чтобы тот раскочегарил примус и растопил побольше снега — нам нужно было пить, пить и пить. При этом одна мысль о питье и пище вызывала у меня острый приступ рвоты.

Я включил камеру и снял, как Сунджо зажигает примус. Он раз пятьдесят щелкал кремнем, но огонек на зажигалке не загорался — так мало кислорода в воздухе. Когда примус наконец загорелся, Сунджо показал мне большой палец — стер в кровь, словно отрубил.

Мы влили в себя сколько могли горячей воды и с грехом пополам поели, а затем залезли в спальники и стали ждать. Спать никто даже не собирался.

Внутри палатки на стенках был иней от нашего дыхания. Каждое движение вызывало мини-снегопад.

Говорят, когда умираешь, перед глазами проходит вся жизнь. Не знаю, как у кого, а перед моими глазами словно в замедленной съемке проходила моя — этакий фильм ужасов. Наверное, это всё трупы по дороге. Я вспоминал, как мама упала с той стены, воображал себе того мальчика, как он летит с Утюга, Сунджо, висящего на волоске на ледяной стене, отца Сунджо, как он несет умирающего папу вниз, а потом умирает сам от разрыва сердца...

Мрачный киносеанс прервал Йоги, откинувший полог палатки. Он был в маске.

— Нам пора, — сказал он.

В смысле, не выходить, а начинать собираться. Сначала шерпы заставили нас выпить побольше воды, потом сходить по туалетным делам (а это проще сказать, чем сделать, когда снаружи минус тридцать пять), и так далее, и тому подобное. Мы вышли через два часа.

Поверить невозможно. Мы вышли штурмовать вершину Эвереста.

Я посмотрел на часы. Один час тридцать пять минут. Итак, у нас есть двенадцать часов на подъем.

Вершина мира

ВЫЙДЯ ИЗ ШЕСТОГО ЛАГЕРЯ, мы пересекли два снежника. Яш шел впереди, Йоги замыкал. На дальнем конце второго снежника нам начали попадаться не прикрытые снегом скальные участки. Я глаз не сводил с налобника у Яша на шлеме. Он шел метрах в ста пятидесяти впереди меня. Дышать было тяжело, воздух ледяной, но постепенно я начал осознавать, что все-таки идется не так тяжело, как я ожидал. Во всяком случае, не хуже и не тяжелее, чем вчера и в предыдущие дни.

И тут, к моему ужасу, фонарь Яша пополз вверх. Я несколько раз сморгнул — может, это обман зрения.

Нет. Яш лез вверх по вертикальной стене.

— Желтый пояс! — взревел Йоги, чтобы перекричать штормовой ветер. — Осторожно!

Мы отправились вслед за Яшем. Каждый захват рукой выбивал из стены струйки желтого известняка, кошки не помогали, а мешали. Кошки предназначены для льда, а не скал, но у нас не было времени их снять. В базовом лагере на снятие кошек уходит три минуты, здесь, на восьми километрах — полчаса, если не больше. У нас не было лишнего часа, и плюс по прохождении стены нам придется их опять надеть, ведь дальше нас ждут лед и снег, а одевать кошки еще дольше, чем снимать.

На стене были веревки — большей частью старые, оборванные, безвольно болтающиеся на ветру. Час спустя после выхода на стену мне пришло в голову ухватиться за одну такую — думал помочь себе перебраться через сложный участок. Вырвал ее вместе с крюком, едва успел перенести вес на ногу, иначе бы улетел вниз. Больше я к веревкам не прикасался.

Я помнил, что есть три ступени на пути к вершине; эта должна была быть первой. Почему Яш тогда назвал ее Желтым поясом? Наверное, так ее называют шерпы, подумал я.

Через пять часов я понял, что ошибался.

Мы взяли стену с рассветом. Солнце осветило нам все ребро. Оно походило на гигантский драконий хвост. Очень сложное лазание. Хорошо были видны ступени, я стал считать — первая, вторая... о черт, а вон и третья. А Желтый пояс был просто Желтый пояс. До первой ступени еще надо было долезть.

Яш и Сунджо догнали меня через несколько минут. Я снял, как они отдыхают, уперев руки в колени, затем перевел объектив на вершину. Яш показал пальцем на часы и припустил к подножию первой ступени.

Там сидел Йоги, ждал нас. Он проверил кислородные баллоны, заставил нас выпить еще воды, указал пальцем наверх.

Первая ступень была около двадцати метров в высоту. На часах было семь утра, температура минус тридцать семь градусов. Запа снова угадал с погодой. В небе ни облачка, но это все может измениться в считаные минуты.

Прошли первые три метра. Слева — гигантская трещина. Затем — траверс через крошащийся карниз; очень непросто, когда так устали ноги. (У меня ноги дрожали все время, ничего не мог с этим поделать.) В конце маршрута — два огромных булыжника, и пролезть между ними было очень трудно.

Мы взяли первую ступень к половине девятого.

Вторая ступень была в два раза выше и в два раза круче первой. Перед штурмом Йоги заменил нам всем кислородные баллоны. Пока он менял их, мы с Сунджо чуть не потеряли сознание.

На нижней половине ступени были установлены дюралевые лестницы. Крепление было так себе — они гнулись и двигались под нашим весом, издавая жуткий скрежет. Опять мешали кошки — ставить металл на металл не большое удовольствие, не легче, чем лазать в хоккейных коньках. Я был очень рад, когда лестницы кончились, но финальный штурм был еще хуже — траверс, где можно было передвигаться только на руках, а в конце которого нужно было вылезти наверх по старой веревке, оттолкнувшись ногой, попасть другой ногой в свисающую с карниза петлю, и перевалить через карниз. Я бы сам не решился, но передо мной шел Йоги, который проделал весь путь, не остановившись. Это придало мне уверенности. Сунджо шел прямо за мной. Маневр Йоги, судя по его лицу, перепугал Сунджо насмерть.

Я последовал за Йоги практически след в след, но когда схватился за веревку, то кошка на опорной ноге соскользнула с камня и я повис на веревке мертвым грузом. Как мне теперь раскачаться и забросить себя наверх? Мало того, меня развернуло спиной к стене.

Я глянул на Сунджо и Яша. Они смотрели на меня, не зная, что делать. И понятно — помочь мне было нечем. Я глянул наверх. Через карниз свесился Йоги, он пытался достать веревку, чтобы вытянуть меня. Ему не хватало длины рук. У нас не было с собой веревки — лишний вес замедляет восхождение, что может означать смерть. Я понимал: чем дольше я вишу, тем сильнее устают руки. Если я буду думать слишком долго, у меня не хватит сил исполнить придуманный маневр. Надо было решаться. Пошел!

Я крутанулся вокруг своей оси, влетел лицом в стену и со всей силы всадил кошки на обоих ботинках в скалу. К счастью, одна из кошек закрепилась в стене, я оперся на нее, сняв немного нагрузку с рук. Схватился что было сил левой рукой за веревку, отпустил правую руку. Стянул немного зубами внешнюю рукавицу, отпустил, тряхнул рукой, скинул рукавицу вовсе. (У меня была с собой еще одна пара в рюкзаке.) Повторил то же самое с левой рукой. На следующем шагу мне нужна была вся сила рук, какая только есть. И я надеялся, что Йоги внимательно за мной наблюдает, потому что скоро мне понадобится его помощь.

Я пошел ногами вверх по стене, упершись в итоге ногами в угол карниза. К счастью, кошки удержали. В последний момент я отпустил веревку левой рукой и замахнулся, надеясь, что Йоги сумеет меня за нее схватить. Так он и сделал — он заранее снял внешние рукавицы, так что захват получился прочный. Но один он меня наверх не втянет. Я отпустил веревку и правой рукой стал щупать скалу, надеясь, что найду, за что зацепиться. Я нащупал трещинку, небольшую, хватит только чтобы подушечки пальцев уткнуть. Изо всех сил подтянулся. Если это не сработает, Йоги придется меня просто отпустить. Поняв, что выше я уже вылезти не могу, я поджал правое колено к груди и попытался засунуть ногу в петлю. Зацепил ее носками кошки, но этого хватило. Теперь надо было выпрямиться, и до верха карниза останутся какие-то десять сантиметров.

Йоги перетянул меня через край, и мы оба повалились на спину, пытаясь отдышаться. Он протянул руку, выставил мне регулятор на четверку, я сделал то же самое ему. Даже с удвоенной дозой кислорода мы валялись так минут пять.

Я попытался вообразить себе, как себя чувствует в этот момент Сунджо — он видел все наши экзерсисы. Видимо, моя ошибка пошла ему на пользу — через пару минут он выбрался наверх без посторонней помощи, что твой человек-паук. Яш последовал за ним.

Они дали мне отдохнуть еще пятнадцать минут. Это было совершенно необходимо. Йоги не снизил мне дозу кислорода до самого выхода. Это тоже было мне совершенно необходимо.

Третья ступень была легкой прогулочкой по сравнению с первыми двумя, несмотря на то что находилась выше.

Взяв ее, мы увидели еще один труп. Мужчина, лежит навзничь, одна рука откинута, другая в кармане парки. Этот умер совсем недавно — возможно, один из тех немцев, что погибли, когда мы сидели в ПБЛ. Никаких намеков на его напарника. Интересно, подумал я, он умер на пути вниз или на пути наверх? Интересно, подумал я, сколько людей ждали его дома? Не знаю ни одного восходителя, который бы лез на гору без твердой уверенности, что вернется живым. Я сделал шаг и встал к погибшему альпинисту спиной, пытаясь выбросить слова мамы из головы.

Впереди лежало ледовое поле под пирамидой и вершинное ребро.

Йоги показал пальцем на часы, потом поднял два пальца. У нас осталось два часа.

Мы пристегнулись к веревкам и побежали через ледовое поле. Не знаю, как Сунджо, а у меня началась самая настоящая «вершинная лихорадка». Ведь сейчас у меня вообще почти не должно было оставаться сил, а вместо это я чувствовал себя как марафонец на старте. Слова мамы растворились в воздухе. Ничто не помешает мне зайти на самый верх.

Поле постепенно делалось круче, окаймляя нечто каменное. Я подумал, это вершина, но это оказалась груда камней, наваленная недавней лавиной. Иные из булыжников были размером со школьный автобус. Черт!!! Пройти все это только ради того, чтобы упереться в лавину? Через эту кучу мы переберемся, но на это уйдут многие часы.

Йоги показал на кучу камней и покачал головой.

Еще бы не обидно! — подумал я, с горечью глядя на камни. Йоги дернул меня за рукав. Я решил, что это команда спускаться. Все, конец приключениям. Я хотел крикнуть ему, чтобы должны попытаться ради Сунджо. Впрочем, бесполезно.

А Йоги, оказывается, вовсе не давал команду на спуск. Он указал на другой скальный склон, в стороне от последнего бастиона. Оказывается, путь на вершину лежит мимо ледового поля и кучи камней, а не сквозь них.

И снова нам пришлось идти траверсом по узкому карнизу вдоль стены, зацепившись за веревку, которая выглядела так, словно висит тут уже лет триста. Пройдя метров пятьдесят, мы уткнулись в стену, облезть которую было не так легко — потребовалось много времени и все наши акробатические способности. В конце траверса мы прошли серию небольших карнизов, потратив на них минут двадцать. Преодолев их, мы вышли на верхний склон ледового поля пирамиды, обогнув обломки лавины.

Ветер дул изо всех сил. Яш нашел скалу, за которой мы сумели спрятаться от ветра. Сделали последний привал перед штурмом. Йоги снова показал на часы, встал и пошел. Я снял, как он уходит наверх, а за ним — Сунджо и Яш. Я думал, это вершина. Снова нет — мы ее увидели, только выйдя на верхнюю кромку ледового поля. Цветные флаги трепыхались на ветру в каких-то 200 метрах.

Мы снова сделали привал, но я встал раньше всех.

— Я иду вперед! — крикнул я что было сил, чтобы перекричать воющий ветер. — Я сниму, как вы поднимаетесь!

Вранье — я просто не мог удержаться. Ведь она — вот она, вершина!

180 метров...

Два футбольных поля. Но на высоте восемь тысяч восемьсот метров это расстояние превращается по ощущениям в тридцать километров.

Три шага... отдохнуть... три шага... отдохнуть... два шага... отдохнуть...

Я понял, что на вершину лучше не смотреть. Каждый раз, когда я поднимал на нее глаза, мне казалось, что она делается дальше, а не ближе, словно я иду назад. Сунджо, Яш и Йоги отставали от меня метров на сто, двигаясь не быстрее улитки. Я поснимал их минуты две, потом снова пошел наверх.

30 метров...

27 метров...

Я остановился и проверил кислород, решив, что баллон пустой. В нем оставалась добрая половина. Два литра в минуту. Кажется, этого маловато, как же я жив еще?

24 метра...

15 метров...

Я посмотрел на часы. Тринадцать часов девять минут. До поворота назад — двадцать шесть минут. Я остановился отдохнуть. Альтиметр показывал восемь тысяч восемьсот сорок метров, выше любой другой горы на земле. И я стоял там! Остается восемь метров до вершины.

Было холодно и ветрено, но здесь погода никогда не бывает лучше, чем сейчас. Передо мной открывался вид на сотни километров во все стороны. Слово «восхитительно» не может писать эту красоту. Даже слово «божественно» не подходит. Это нужно видеть.

Сунджо уверенно догонял меня, отставая всего на шесть метров. Слева и справа от него шли Йоги и Яш. Я хотел сначала повернуться и продолжить восхождение, но вместо этого включил камеру и снял, как подходят мои товарищи. Теперь я видел, что Сунджо еле держится на ногах, а Яш и Йоги тянут его наверх. Они добрались до меня в тринадцать часов девятнадцать минут. Сунджо упал на колени; было видно, что дышать ему тяжело. Я глянул на его регулятор — братья-шерпы уже переставили его на четыре литра.

Я дал ему отдохнуть, потом сел рядом, сказал:

— Сунджо, у тебя все получится! Только посмотри — вот она! Каких-то восемь метров по высоте!

Я показал пальцем на шест, вогнанный в снег. Он поднял глаза, посмотрел на флаги, трепещущие на ветру, и кивнул, но и не думал подниматься.

— Прикоснешься к шесту — и оттуда дорога только вниз, — сказал я.

Сунджо покачал головой:

— Не могу. Нет сил.

— Ты должен! Ради сестер. Ради себя.

Он снова покачал головой. Я поглядел на Йоги и Яша. Они выглядели не лучше Сунджо. Тащить его вверх оказалось выше их сил. Я посмотрел на часы. Двенадцать минут до поворота назад. Даже если мы выйдем сию секунду, мы не успеем до вершины к часу тридцати пяти.

— Иди, — сказал Сунджо отрешенно, — я пошел вниз.

— Тебе нельзя назад. Там тебя ждут китайцы.

— Я как-нибудь справлюсь.

И он, и я прекрасно понимали, что это чушь. Я посмотрел вниз. Еще две группы преодолели третью ступень и лезли по драконьему хвосту. Видимо, поздно вышли или столкнулись с трудностями на пути. Если погода не переменится, они смогут спуститься.

Никогда нельзя заранее сказать, кого гора пустит, а кого нет... Сунджо не сможет зайти на вершину без тебя...

— Пошли. — Я схватил Сунджо и поставил его на ноги. Мы пошли вверх, и с каждым шагом силы возвращались к Сунджо. Семь метров... Шесть метров... Пять метров...

Три метра...

Я остановился, посмотрел на шест у вершины, повернулся, посмотрел вниз.

— В чем дело? — спросил Сунджо.

Я еще раз посмотрел на шест, потом снял очки и посмотрел на Сунджо.

— Ты знаешь, какое сегодня число? Он покачал головой.

— Тридцатое мая, — сказал я.

— И что?

— А то, что дальше я не пойду.

— Ты чего? Вершина буквально в двух шагах. При чем здесь сегодняшнее число?

— Завтра твой день рождения. Ты пришел сюда не просто так, Сунджо. Ты пришел сюда ради будущего, своего будущего и будущего твоих сестер. А я сюда пришел просто так. Мне тут нечего делать. Я иду обратно, вниз по северной стене.

Сунджо смотрел на меня, как на сумасшедшего, и, возможно, в тот миг так оно и было, но я принял решение за пару минут до того и знал, что оно правильное. Я не хотел становиться самым молодым человеком на вершине Эвереста. Отец Сунджо умер, спасая папе жизнь. Если Сунджо выходит на вершину, он спасает жизнь себе и сестрам. Его имя будет на рекламе альпснаряжения по всей планете — этих денег хватит, чтобы они все вернулись в школу.

— Это слишком большая жертва, — сказал Сунджо.

— Что ты, ерунда.

— Да ладно, давай, спускайся с нами в Непал! Я покачал головой:

— Если я спущусь в Непал, все будут знать, что я был на вершине. Поэтому я должен спуститься вниз тем же путем, каким поднялся. Но я тебя кое о чем попрошу.

Я снял рюкзак, вынул из него блокнот. В кармашке блокнота лежал желтый флажок с синей горой. Я его вынул и протянул Сунджо.

— Зайдешь на вершину, привяжи его к шесту.

— Разумеется, но...

— Тебе пора.

Сунджо сложил руки, как делают буддийские монахи, и поклонился:

— Спасибо тебе, Пик. Я никогда этого не забуду.

— У нас вышло время. Я сниму на камеру, как ты выходишь на вершину, чтобы никто не мог оспорить рекорд. И нам в любом случае нужен видеоматериал.

Сунджо наскоро объяснил Йоги и Яшу новую ситуацию. Сначала они были в шоке, затем улыбнулись во весь рот и похлопали меня по плечу.

— Йоги поможет тебе спуститься, — сказал Сунджо.

— Я и один смогу.

— Он настаивает, — сказал Сунджо, — и я тоже.

— Лады, будь по-твоему.

Мы все пожали друг другу руки и обнялись. Я включил камеру и снял, как Сунджо и Яш делают последние шаги и заходят на вершину. Прикоснувшись к шесту на вершине самой высокой горы мира, они сняли маски, улыбнулись и помахали рукой на камеру.

Сунджо привязал к шесту мой желтый флаг, а затем он и Яш ушли вниз, на южную сторону, в Непал.

Под гору

Я ПЛОХО ПОМНЮ дорогу назад в Шестой лагерь. Мы вернулись к палаткам сильно после заката. Кажется, Йоги подключил мне свежий кислородный баллон, но после этого я не помню вообще ничего. Проблем со сном не было ни малейших. И я совершенно не жалел, что не ступил на вершину.

Проснулся я с дичайшей головной болью и весь в обледенелой слюне. Кислородный баллон был пуст. Я схватил другой, подключил, установил на шесть литров, подышал так немного. Голова почти прошла.

Мы с Йоги хотели спуститься побыстрее, чтобы застать Запу, поэтому не стали останавливаться в Пятом лагере, а пошли сразу в Четвертый. Там нас сразу же остановили китайские солдаты. Командир группы был одет как заправский альпинист, если не считать пистолета на поясе. На весьма приличном английском он поинтересовался, кто мы и что мы тут делаем.

— Меня зовут Пик Марчелло, а это Йоги Шерпа, — сказал я. — Мы носили снаряжение в Пятый лагерь, сейчас вот возвращаемся в базовый.

Он вызвал по радио капитана Шека, и они долго говорили по-китайски.

— Капитан хочет с тобой поговорить, — сказал солдат и передал мне рацию.

— Пик Марчелло, — сказал я.

— Сын Джошуа Вуд?

— Верно.

— Что делать гора?

— Я уже сказал вашему подчиненному, я транспортировал припасы в Пятый лагерь. Джош ведет группу альпинистов наверх завтра.

— Ты уехал с гора!

— О чем вы? — спросил я, наслаждаясь каждой секундой этого представления. — Я в Четвертом лагере.

— Ты отец иметь большой ссора.

— А, было дело. Он мне сказал, что не позволит подняться на вершину. Я разозлился, и еще как, но потом мы договорились, что в Пятый лагерь он мне подняться разрешит.

— А что другой мальчишка?

— Какой другой мальчишка?

— Сунджо!

— А, этот-то, — сказал я. — Он в Непале. Что на данный момент была чистая правда!

— Я не верить. Мой солдат вести тебя и шерп в базовый лагерь.

— Как угодно, — сказал я и вернул передатчик солдату.

Последовал еще один долгий разговор по-китайски; я знал, о чем он. Остальные солдаты слушали очень внимательно. Тот, у кого был передатчик, отпустил кнопку и отрешенно покачал головой.

— Вам нет никакой нужды конвоировать нас вниз, — сказал я.

— У нас приказ, — сказал он.

— Да ради бога, только зачем? Мы идем вниз, в базовый лагерь. Куда еще мы можем отсюда направиться?

Тут в приемнике раздался голос Джоша — он требовал меня. Солдат отдал мне передатчик.

— Все в порядке, Пик?

— Откуда мне знать? С моей стороны — да. А что с капитаном, вожжа под хвост попала?

— Как ты говоришь, откуда мне знать. В любом случае мы завтра идем в ПБЛ, так что встретим вас. Спасибо, что помог Йоги занести баллоны и еду в Пятый лагерь.

Ну разумеется, они в штабе слушали мой разговор с капитаном Шеком во все уши.

— Да не за что, — сказал я. — Может быть, ты все-таки разрешишь мне попробовать зайти на вершину?

— Пик, мы с тобой это уже сто раз обсудили. Ответ — «нет». Может быть, в будущем году или через год, когда ты подрастешь. Сейчас ты не готов.

— До связи.

Я вернул передатчик солдату, постаравшись изобразить на лице уныние.

Солдат пристально посмотрел на меня.

— Клянешься, что идешь в базовый лагерь? Я поднял вверх правую руку:

— Клянусь! А сейчас я очень хочу залезть в палатку и поспать.

Китаец кивнул.

Йоги и я побежали в палатку к Запе, не зная, что мы там найдем. Нашли мы следующую записку:

Пик, я покинул Четвертый лагерь вчера. Все в порядке. Увидимся на дороге.

Запа

Я был рад узнать, что с ним все хорошо, но сама записка привела меня в недюжинное возбуждение. Он обращался ко мне! А план-то был, что я спущусь с Сунджо по другой стороне в Непал. Откуда Запа мог узнать, что я намереваюсь сделать? Никак не мог! Ведь я сам не знал, как собираюсь поступить, еще в пятидесяти метрах от вершины!

МЫ С ЙОГИ ВСТАЛИ РАНО и вышли из Четвертого лагеря, пока все еще спали. Я хотел дать солдатам предлог идти наверх — они смогут доложить капитану, что мы ушли раньше, чем они сами встали.

В ПБЛ нас ждали другие солдаты. Эти были в военной форме и поминутно ежились. Мне снова пришлось говорить по радио с очень злым капитаном Шеком.

— Ты ушел Четвертый лагерь!

— Так точно.

— Без конвоя!

— Мы вышли до рассвета. И совершенно не хотели никого будить. И конвой нам ни к чему, мы и сами знаем, как идти вниз в базовый лагерь.

— Конвой вам из ПБЛ!

— Как угодно.

Он назначил в конвоиры двух солдат, которые были только счастливы покинуть ПБЛ.

С Джошем и его клиентами мы поравнялись во Втором лагере. Они вышли из базового затемно, иначе бы не поспели так рано во второй. Джош отвел меня в сторону, чтобы не слышали китайцы, и тихо спросил:

— Зашел на вершину?

— Не-а.

— Что стряслось?

— Бензин кончился.

— Нет проблем, — сказал он. — А что Запа, Сунджо и Яш?

— Запа заболел, остался в Четвертом лагере. Не знаю, где он сейчас. Я надеялся, ты его видел.

Джош покачал головой:

— Нет, но я уверен, с ним все в порядке. Он, наверное, спрятался в лагере носильщиков и носу не кажет никуда.

— И правильно делает.

— А Сунджо и Яш?

— Думаю, они давно в Непале.

— Прошу прощения?

Пришлось пересказать папе Запин план. Джош расплылся в восхищенной улыбке.

— Ай да Запа, ай да сукин сын! Капитан Шек взорвется, как триста тонн тротила, если узнает! Это же надо — перевалить через Эверест!!!

Джош покачал головой, потом снова посерьезнел:

— Докуда ты дошел?

— Выше Шестого лагеря.

— Ну, поздравляю, ты выступил лучше, чем многие, очень многие. Лучше, чем почти все. Я возьму тебя с собой на следующий год или через год. Пойдем с непальской стороны. Когда Шек узнает, какой номер нам удалось провернуть с Сунджо, он сделает все, чтобы я больше не видал пермита на эту сторону, как своих ушей. Когда Сунджо вышел на вершину?

— В тринадцать часов тридцать две минуты, тридцатого мая. За день до своего пятнадцатилетия.

Джош положил руку мне на плечо.

— Жаль, что ты не смог. Я правда очень этого хотел.

— Ничего страшного, — сказал я.

— Нам пора! — крикнул солдат.

— Уже идем! — крикнул Джош и снова повернулся ко мне: — Шек захочет тебя допросить, как ты спустишься в базовый лагерь. С тобой будет Тадеуш. В обычной жизни Тадеуш — адвокат, плюс он свободно говорит по-китайски и знает китайское право. С тобой все будет в порядке.

С мной все будет в порядке, в этом я не сомневался, но вовсе не по той причине, о которой говорил Джош. Кроме того, больше я на Эверест не пойду. Хватит с меня восьмитысячников, усеянных трупами.

— Кстати, я еду домой, — сказал я.

— В смысле?

— В Нью-Йорк.

— Обсудим это, когда я спущусь.

— Меня уже не будет, когда ты спустишься.

— К чему такая спешка?

— Тебе не понять.

— А ты попробуй объясни.

— Нет проблем. Я хочу поспеть на день рождения близнецов.

Судя по выражению лица, он таки не понял.

— Ну, я до сих пор ни один не пропускал, — добавил я.

Джош молча посмотрел на меня, потом сказал:

— Ладно, Тадеуш сможет организовать транспорт в Катманду.

— Нам пора! — снова крикнул китаец.

— Погоди немного, — раздраженно сказал Джош.

— Думаю, мне лучше поторопиться.

— Ну да... мнэ-э-э-э-э... жаль, что не вышло, как мы планировали.

Джош протянул мне руку.

— На самом деле все вышло как нельзя лучше, — сказал я, пожимая ему руку. — Увидимся.

Я выдвинулся вслед за солдатами и Йоги, затем обернулся и крикнул:

— Будет минутка свободная — пиши!

Джош глянул на меня и улыбнулся:

— А что, отличная идея!

МЫ СПУСТИЛИСЬ В БАЗОВЫЙ ЛАГЕРЬ к пяти вечера. Меня ждали капитан Шек, несколько солдат и Тадеуш Боуэн. Йоги они сразу отпустили в лагерь носильщиков, он им был не нужен.

В штабе Шек первым делом вывернул содержимое моего рюкзака на стол и, точь-в-точь как полицейские в Нью-Йорке — кажется, это было сто лет назад! — принялся изучать вытряхнутое, предмет за предметом.

Ничего интересного он не нашел, кроме фотоаппарата Джоша, видеокамеры Джей-Эра и блокнота. Он пролистал блокнот, где в основном были пустые страницы, отложил его. Фотоаппарат и камеру он отодвинул в другую сторону.

— Садись, — сказал он.

В штабе был единственный стул с прямой спинкой.

Я сел.

Он повторил те же вопросы, что задавал мне в Четвертом лагере по радио, но в этот раз у него был включен диктофон, плюс за мной записывал его секретарь. Я дал ровно те же самые ответы. Закончив, он сказал, что я могу собирать вещи. Я немедленно этим и занялся, но когда я попробовал забрать фотоаппарат и камеру, капитан меня остановил.

— Нет, — сказал он.

— Вы не имеете права ничего забирать, — сказал Тадеуш.

— Мы вернем камеры, изучив содержимое.

— В таком случае они должны вернуться к нам без единой царапины, — сказал Тадеуш.

Хорош адвокатишко, подумал я. Защищай он меня в Нью-Йорке, сидел бы я сейчас за решеткой. Выйдя из здания, он прошептал мне на ухо:

— Что-нибудь опасное было на камерах?

— Поздновато спрашиваете, вам не кажется? — усмехнулся я. — Но нет, там ничего не было. Я вынул карточку и положил туда пустую.

— А где та, на которую ты снимал?

— В надежном месте.

Каковым был надетый на ногу носок.

Я так устал, что пошел прямо к себе в палатку и, только попав туда, сообразил, что палатки-то у меня и нет. Поэтому я залез в Джошеву, с удивлением обнаружив, как там чисто и прибрано. Вся одежда аккуратно сложена, все снаряжение разложено по ящикам. У него даже рабочий стол был — с ручками, бумагой и ноутбуком. Рядом с компьютером лежали две пачки писем: одна — ему, другая — мне; моя пачка была много меньше. Я, может быть, снова бы разозлился из-за писем, но сейчас у меня не было ни сил, ни желания. Желание, кстати, ушло навсегда. Как я уже говорил, имена себе не выбирают и родителей себе не выбирают. Джошуа Вуд таков, каков он есть. Его не изменить. И он всегда останется моим отцом, это тоже не изменить. Единственное, что я могу сделать, — это постараться не стать таким, как он.

Я открыл большой конверт, на котором значилось: ПИК - РАЗ ГОРОХ, ДВА ГОРОХ - МАРЧЕЛЛО. Внутри была картинка и еще другой конверт, поменьше. На этом конверте значилось: «Набелед насамальот» (ну, это же две шестилетки пишут!), а лежали внутри шестьдесят семь долларов и восемьдесят шесть центов мелочью. На билет в Нью-Йорк не хватит, но у меня были триста баксов от Рольфа и мамина кредитка. Я вынул из большого конверта картинку — приглашение на день рождения. Придется мне поторопиться.

Я пошел в штаб найти Тадеуша, но вдруг услышал, как разводит пары грузовик. Я ринулся на звук, думая: может, удастся уговорить водителя взять меня с собой. В кузове сидел Йоги.

Водители взяли с меня сотню баксов, но мне было плевать, я бы и вдвое заплатил. Я ехал домой! Да и грузовик был уютнее, чем тот, на котором мы ехали сюда. Были даже кровати в кузове, под тентом.

Водители то и дело сменяли друг друга — явно торопились, останавливались, только чтобы бензина в бак залить. Я был только рад.

ДОЕХАВ ДО ДОРОГИ ПЕРЕД МОСТОМ ДРУЖБЫ, где в прошлый раз каторжники долбили кайлами валун, грузовик остановился.

Йоги и я выпрыгнули из кузова посмотреть, в чем дело.

Не было ни валуна, ни каторжников. На дороге спиной к нам стоял один буддийский монах с бритой головой, в оранжевом одеянии, и говорил с водителем.

Мы подошли, монах развернулся и улыбнулся. Это был Запа! Он выглядел совершенно здоровым — таким же, каким я его видел в первый день в храме Индраяни.

— Как ты сюда попал? Он поднял большой палец:

— Автостопом.

Врет, ну точно врет, подумал я. Зачем его высаживать на такой пустынной дороге, кто согласится? Рядом есть только один пункт — пограничный переход на Мосту Дружбы. Ну если только он сам не попросил. В самом деле, в записке было сказано: «Увидимся на дороге». Вот эта дорога и есть. Так или иначе, мы втроем уселись в кузове.

Я думал, на мосту нас ждет форменный допрос и обыск, но пограничники только бросили один взгляд на грузовик, поглядели наши паспорта и махнули рукой: мол, валите отсюда, да побыстрее.

До аэропорта в Катманду мы остановились единственный раз. Я хотел сразу ехать туда, но Запа меня переубедил:

— Тебя никто не пустит на борт, если ты будешь пахнуть так, как сейчас.

Так что мы заехали в монастырь. Пока монахи стирали мои вещи, я отмокал в ванной.

ЗАПА ПРОВОДИЛ МЕНЯ В АЭРОПОРТ.

Перед тем как войти в терминал, я вынул из кармана записку, которую Запа оставил нам в Четвертом лагере.

— Откуда ты знал, что мы встретимся на дороге? Запа пожал плечами. Я и не ждал другого ответа, поэтому просто вынул из рюкзака конверт с картой памяти:

— Тебе это может пригодиться, если надо будет доказывать, что Сунджо в самом деле был на вершине.

Запа взял карточку и спрятал у себя в одеждах:

— Увидим ли мы тебя еще на Сагарматхе?

Я хотел вместо ответа пожать плечами, но это было бы неправдой:

— Нет. Но я, может, залечу в Катманду, в гости.

— Мы всегда будем рады тебя видеть.

Запа поклонился и благословил меня по-буддийски. Подняв голову, он сказал:

— Спасибо за то, что ты сделал для моего внука. Я поклонился в ответ:

— Спасибо за то, что твой сын сделал для моего отца.

Развязка

ПОЛЕТ ДО НЬЮ-ЙОРКА ЗАНЯЛ СУТКИ, но поскольку я пересекал линию перемены дат с востока на запад, то я попал домой через пару часов после того, как покинул Катманду.

Я взял такси и всю поездку дергался, надеясь, что водитель успеет и не потеряет в пробках слишком много времени. Такси остановилось у нашего дома, я кинул на кресло пригоршню купюр, не считая, и побежал к лифту.

Веселье было в самом разгаре. Уж Рольф умеет устраивать дни рождения (не то что я и мама). В нашу студию набилось семьдесят пять человек: родители, дети, учителя из школы, соседи, люди из маминого книжного, адвокаты из Рольфова офиса... В прошлом году Рольф пригласил дрессировщика с собачками, а до того — укротительницу змей (герпетолог Герда, близнецы были от нее без ума), которая принесла с собой целый чемодан живых змей, ящериц и черепах.

В этом году роль гвоздя программы была отведена мне — по меньшей мере так мне показалось, едва я переступил порог.

— Я тебе говорила, он успеет!

— И я говорила!

Горошки побросали подарки и схватили меня за ноги. Прибежали обниматься мама и Рольф. Я в такси пообещал себе, что ни за что не заплачу, — но куда там, едва я их всех увидел... А народ стал хором петь «С днем рождения!».

Когда шум немного поулегся, мама утащила меня в кухню — узнать, как я себя чувствую. Я сказал, что устал и что суставы ноют.

— Ты похудел.

— Еще бы!

Она еще немного посмотрела на меня, снова обняла:

— Я рада, что ты снова дома. -И я.

— Значит, ты не дошел до вершины.

— Откуда ты знаешь?

— Джош звонил. Просил поздравить тебя с днем рождения.

О-го-го, это было впервые в жизни!

— А где он?

— Не сказал, где-то на горе. Связь была плохая. Как в старые добрые времена.

— Еще бы, — сказал я. — Мне, конечно, надо было самому позвонить, но я хотел сделать вам сюрприз.

— Тебе это отлично удалось, — сказала мама. — Я не верила, что ты успеешь, а вот Горошки все повторяли, что обязательно успеешь.

— Как здесь все нынче... Я хочу сказать, это ничего, что я вернулся?

— Да что ты, твоя история с небоскребом уже забыта, и мы с Рольфом стараемся, чтобы она так и осталась забытой.

— Стараемся? В смысле?

— Ну, есть такая женщина по имени Холли Анджело, может быть, ты ее знаешь...

— Ой-ой!

— Она все время вокруг нас ошивается.

— Прошу прощения.

— Да ладно тебе. Она мне даже чем-то нравится, а близнецы так и вовсе от нее без ума. Рольф? Ну, Рольф ее терпит. Мы уговорили ее не писать про твой поход на Эверест. Это снова поднимет старую историю с небоскребом, а это нам не нужно, особенно теперь, когда ты вернулся. Будет лучше, если мы...

Тут Рольф открыл дверь на кухню. Выражение лица у него было извиняющееся.

— Пи-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-ик! Холли оттолкнула его в сторону и набросилась на меня в своем ярко-розовом брючном костюме, ядовито-зеленом шарфе и с красной дамской сумочкой размером с небольшой чемодан. Я не стал сопротивляться, даже сам ее обнял. Я, признаться, был рад ее видеть.

Выпустив меня из объятий, она заговорщицким взглядом оглядела кухню, словно искала притаившихся шпионов.

— Я слышала, тебе не удалось зайти на вершину, — прошептала она. — Мне очень жаль.

— А ты-то как узнала?

— Я говорила с Джошем несколько раз за последние дни. Что-то наш Джош в последнее время стал много болтать. Раньше за ним такого не водилось.

Холли обрушила свою «сумочку» на кухонную стойку, снова оглянулась, вынула из «сумочки» газету:

— Завтрашний номер.

Заголовок на развороте гласил: САМЫЙ МОЛОДОЙ ПОКОРИТЕЛЬ ЭВЕРЕСТА, текст Холли Анджело. Две полосы, цветные фотографии — точнее, кадры из снятого мной видео. На самой большой фотографии у шеста на вершине сидели Сунджо, Йоги и Яш.

— Думаю, тут материала на целую книгу, — сказала Холли. — Я уже говорила с Сунджо. Он передавал тебе привет и поздравлял с днем рождения. А еще он сказал тебе большое спасибо за подарок, который ты подарил ему и его сестрам.

Я улыбнулся.

— Кстати, что это было? — спросила Холли.

— Так, пустячок, — сказал я. — Отлично. Пойду пообщаюсь с народом.

Рольф посмотрел на меня, словно не узнал.

Я поговорил с парой-другой гостей, посмотрел подарки близнецов, заметил в углу Винсента — сидит один, наверное, собирает материал, он же писатель. Я не ждал его видеть. Мы его всегда приглашали, но он никогда не приходил.

— Спасибо, что пришли. Какая неожиданность, — сказал я.

— Да я собирался уходить уже, а тут ты, — сказал он. — Кажется, последние несколько недель у тебя были интереснее обычного.

— Вижу, вы прочли блокнот.

— Да, и кстати, недурно написано. К сожалению, однако, мы имеем только начало и часть середины. Ты, конечно, заполнил целый блокнот, но я не могу зачесть тебе задание. В рассказе еще должна быть кульминация, конец и развязка. А так как их нет...

— А у меня есть второй блокнот, — сказал я. — Насчет кульминации я не уверен, но у истории есть конец. В некотором смысле. Что же до развязки, то она имеет место быть вот прямо сейчас, в буквальном смысле.

Я обвел рукой студию. Винсент улыбнулся.

— Еще бы, понимаю.

— Нормально, если я закончу завтра утром?

— Да, конечно. Я буду в школе до полудня. Учебный год закончился и срок сдачи задания прошел, но, думаю, мы сможем сделать исключение с учетом обстоятельств.

Винсент встал.

— Повторю, это недурно написанная история. Ты неплохо все закрутил. Я с большим интересом узнаю, чем дело кончилось.

Я СИЖУ У СЕБЯ В КОМНАТЕ, дописываю второй блокнот.

Близнецы уже проснулись. Я слышу, как они хихикают и ссорятся за завтраком. Я обещал взять их с собой в школу, когда понесу сдавать блокнот.

Вот они идут ко мне, топают ножками по ступеням. Открывается дверь.

— А ты что делаешь?

— Ты сказал, возьмешь нас с собой в школу.

— Я доделываю домашнее задание.

— А это что?

Патрисия тыкает пальчиком в газетную статью про Сунджо, приколотую у меня на доске.

— Это ты? — спрашивает Паула, указывая на Сунджо.

— Нет.

— А что это за флаги?

— Это вроде благословений.

— А что это такое?

— Ну, люди пишут пожелания на таких флагах. И когда флаг развевается на ветру, пожелания улетают прямо в небо. И если такой флаг поместить на самой высокой горе, они попадают на небеса быстрее.

— Ой, гляди, а вот этот желтый флаг! На нем синяя гора, точно такая, какие ты раньше рисовал.

— В самом деле, как любопытно. Ладно, сядьте на кровать и ведите себя тихо, мне нужно закончить.

— Мы по тебе скучали, Пик.

— Мы тебя любим, Пик.

— Я тоже вас люблю. Я почти закончил.

Я смотрю на близнецов, улыбаюсь и записываю последнее предложение...

На вершине Эвереста можно отыскать только божественной красоты пейзаж, ничего больше. А чтобы отыскать самое важное в жизни, вовсе не нужно забираться так высоко.

Благодарности

Автор хотел бы поблагодарить Кейт Харрисон за слова поддержки, и редакторскую правку, и за кислород, без которого я не завершил бы восхождение, а также Анну Дэвис, которая отправилась штурмовать свой собственный пик.

Оглавление

Блокнот № 1

Блокнот №2

Домашнее задание......9

Крючок.............12

Швы и каталажка......16

Водоворот..........28

Близнецы...........37

Скальные Крысы.......43

Бангкок............50

Отель «На вершине» .... 58

Дохлая снаряга.......67