Пик Дьявола

47

За Калвинией он увидел, что над горами собираются тучи, белоснежные башни кучевых облаков в свете утреннего солнца; они выстраивались в прямую линию над сухой землей. Он хотел показать Карле эту красоту. Хотел поделиться своей гипотезой: он считал, что погода зависит от ландшафта.

Она спала на пассажирском сиденье.

Он посмотрел на дочь. Интересно, видит ли она сейчас сны?

Впереди перед ними открылась обширная равнина. Дорога шла прямо, как стрела, до Брандвлея — черная лента тянулась вперед до бесконечности.

Интересно, когда она проснется? Пропустит все самое интересное.

Священник посмотрел на газетную вырезку. Над статьей был снимок: два человека выходят из вертолета. Мужчина и молодая женщина. У мужчины темные нечесаные патлы, на висках намечается седина. В лице есть что-то славянское, выражение суровое. Голова повернута к молодой женщине — он смотрит на нее сочувственно.

Между ними заметно сходство; смутная похожесть очертания бровей и линии подбородка. Наверное, отец и дочь.

Она хорошенькая, с ровными чертами и черными волосами. Но было что-то в том, как она держит голову — смотрит себе под ноги. Как если бы она была старая и некрасивая. Может быть, у священника сложилось такое впечатление потому, что куртка, наброшенная на плечи девушки, была ей велика. Может быть, на него произвел впечатление заголовок:

Джон Африка, Матт Яуберт и Бенни Гриссел сидели в просторном кабинете отдела особо тяжких преступлений. Вошел Кейтер, поздоровался. Ему никто не ответил.

— Джейми, — сказал Гриссел, — у меня к тебе только один вопрос. — Несмотря на то что говорил он тихо, его было слышно в самом дальнем углу. — Это ты?

Кейтер нервно переводил взгляд с одного на другого.

— Мм… э-э-э… О чем ты, Бенни?

— Это ты поставлял информацию Сангренегре?

— Господи, Бенни!

— Ты или не ты?

— Нет! Никогда!

— Откуда у тебя деньги, Джейми? На одежду. И на дорогой сотовый телефон. Откуда деньги?

Гриссел привстал со стула.

— Бенни, — сказал Джон Африка увещевающим тоном.

— Я… — начал было Джейми Кейтер.

— Джейми, — вмешался Яуберт, — будет лучше, если ты все расскажешь.

— Это не то, что вы думаете, — сказал Кейтер дрожащим голосом.

— Что же? — спросил Гриссел, заставив себя сесть.

— Я подрабатывал, Бенни.

— Подрабатывал?

— Работал моделью.

— Моделью?! — изумился Джон Африка.

— Снимался в телерекламе.

Никто не произнес ни слова.

— Для французов. И немцев. Но, клянусь, с этим покончено!

— Джейми, можешь доказать?

— Да, шеф. У меня есть видеокассеты. Я снимался в рекламе кофе и плавленого сыра. И одежды. Еще я снимался в шведской рекламе молока, мне пришлось снять рубашку, но это все, шеф, клянусь…

— Телереклама! — сказал Джон Африка.

— Гос-споди, — прошептал Гриссел.

— Бенни, так ты из-за одежды? Ты подозревал меня только из-за моей одежды?!

— Джейми, кто-то послал факс. Отсюда. Из отдела особо тяжких преступлений. С фотографией Мпайипели.

— Его мог послать кто угодно.

— В тот день была твоя смена.

— Но я ничего не посылал!

В комнате воцарилось молчание.

— Можешь идти, Джейми, — сказал Яуберт.

Кейтер испустил вздох облегчения.

— Бенни, я тут подумал…

Все досадливо посмотрели на него.

— Я подумал: как они раздобыли адрес твоей дочери? И номер твоего сотового… В общем, все про тебя узнали.

— Что ты хочешь нам сказать?

— Тот, кто это сделал, должен был звонить ему. Брату Карлоса. А не только факсы посылать.

— Ну и что?

— Комиссар, у него наверняка есть сотовый телефон. У брата. И там есть пропущенные вызовы, принятые вызовы, исходящие…

Они не сразу поняли, что он имеет в виду.

— Мать твою.

Гриссел поднялся.

— Извини, Бенни, — сказал Кейтер.

Когда Гриссел оказался рядом, Кейтер поспешно отдернулся, но Гриссел уже прошел мимо. Он направлялся к двери.

К половине первого они доехали до Брандвлея, и Гриссел решил остановиться у кафе с бетонными столиками под тростниковой крышей. В пыли играли босоногие цветные ребятишки.

Карла проснулась и спросила, где они. Гриссел ей сказал. Она посмотрела на кафе.

— Хочешь чего-нибудь съесть?

— Не очень.

— Тогда давай попьем.

— Ладно.

Он вышел и стал ждать дочь. В машине было жарко и душно. Перед тем как вылезти, Карла обулась, надела кроссовки. Потом она потянулась и обошла машину. На ней была блузка с коротким рукавом и линялые джинсы. Его красавица дочка. Они сели за один из столиков. Здесь, под крышей, было немного прохладнее.

Он увидел, что Карла наблюдает за цветными детишками с их проволочными машинками. Интересно, о чем она сейчас думает?

— До Апингтона еще далеко?

— Где-то сто пятьдесят до Кенхардта, еще семьдесят до Кеймуса, а потом километров пятьдесят до Апингтона. Всего километров триста, — быстро подсчитал он.

Цветная официантка принесла им меню на одной страничке. Сверху на ламинированном листке было напечатано: «Кафе «Оазис». Ниже кто-то довольно неумело нарисовал пальму. Карла заказала грейпфрутовый сок с минералкой.

— Принесите два, — велел Гриссел.

Когда официантка отошла, он сказал:

— Я еще никогда не пил грейпфрутовый сок с минералкой.

— Никогда?

— Я не интересовался напитками, которые не сочетаются с бренди.

Карла улыбнулась, но только кончиками губ.

— Здесь как будто другой мир, — сказала она, окидывая взглядом главную улицу городка.

— Так и есть.

— Думаешь, мы что-нибудь найдем в Апингтоне?

— Может быть.

— Но зачем, папа? Какой смысл?

Он взмахнул рукой, словно желая сказать, что и сам не знает.

— Не знаю, Карла. Просто уж такой я есть. Вот почему я стал сыщиком. Хочу докопаться до сути. И узнать факты. Хочу понять. Даже если никакого толку от этого не будет. А когда концы обрываются… Мне это не по душе.

— Ты странный, — сказала дочь. Протянула к нему руку, сунула пальцы в его ладонь. — Но замечательный.

В кабинете Яуберта он включил громкую связь на телефоне Цезаря Сангренегры и стал вызывать номера, значащиеся в рубрике «Принятые вызовы». Первые три оказались автоответчиками, которые отвечали по-испански. Четвертый номер… Долго длинные гудки. Наконец телефон переключился в режим автоответчика.

— Из-за Карлоса я в ад не попаду, — сказала Кристина. — Потому что я видела выражение его глаз, когда он смотрел на Соню. И я знаю, Бог простит меня за то, что я — девушка по вызову. Я знаю, Он поймет и то, что мне пришлось пролить кровь. И украсть деньги. — По выражению лица священника она поняла, что тот с ней не согласен. — Но Он накажет всех за Карлу Гриссел. — Она развернула еще одну газетную вырезку. Заголовок гласил: «Скандал! Массовая коррупция в полиции». — Брат Карлоса и его телохранители. Артемида. Все мертвы. А эти полицейские сядут в тюрьму. — Она постучала пальцем по двум фотографиям, сопровождающим статью. — Но… как же я?

— Я их даже не знал, — сказал Буши Безёйденхаут.

— Но ты давал им сведения, — сказал Яуберт.

— За деньги, ах ты, сволочь поганая!

Гриссел привстал.

Яуберт предостерегающе положил свою большую руку на плечо инспектору.

Безёйденхаут вытер пот со лба и покачал головой:

— Один я за это отвечать не намерен!

— Выдай нам остальных, Буши! Знаешь, если ты будешь сотрудничать…

— Господи, шеф…

— Оставьте меня на пять минут наедине с этой сукой, — попросил Гриссел.

— Господи, Бенни, я же не знал, что они намерены сделать! Я не знал! Неужели ты думаешь, что я бы…

Гриссел жестом заставил его замолчать.

— Кто, Буши? Скажи мне, кто они?

— Бёкес, мать его! Бёкес, в своей поганой кепочке, принес мне целую кучу денег в долбаном коричневом конверте…

В просторном кабинете резко прозвучал голос Матта Яуберта:

— Бенни, нет! Сядь. Я не пущу тебя!

Через четырнадцать километров после Кеймуса Гриссел увидел знак и повернул направо, к Канонейланду. Они пересекли реку, которая мирно несла свои коричневые воды под мостом, и поехали между виноградниками, на которых висели тяжелые гроздья.

— Изумительно, — сказала Карла, и Гриссел понял, что она имела в виду. Здешнее плодородие — поразительное зрелище. Но, кроме того, его радовало, что дочь наблюдает за происходящим, что она уже меньше погружена в себя. Надежда вновь затеплилась в его душе.

По длинному бульвару, обсаженному соснами, они подъехали к гостинице, и Карла ткнула пальцем в его сторону и сказала:

— Смотри!

За деревьями он увидел лошадей: крупных, арабских — трех гнедых и одну потрясающе красивую кобылу серой масти.

Когда Кристина ван Роин шла вниз по улице в Реддерсбурге, из-за горизонта Свободного государства взошло солнце, огромный шар оторвался от гор и озарил своим светом луга.

Она свернула с главной улицы, пошла по немощеной улочке, мимо домов, которые были еще темными и тихими.

Она пристально вгляделась в один из них. Няня сказала, что там живет писатель, мужчина, который прячется от мира.

Неплохое он выбрал место!

Секретарша в местной средней школе покачала головой и сказала: она работает здесь всего три года. Пусть он лучше расспросит мистера Лоспера. Мистер Лоспер давным давно работает в школе. Преподает биологию. Но сейчас каникулы; скорее всего, мистер Лоспер дома. Она дала ему адрес и подробно объяснила, как идти. Добравшись до места, он постучал в дверь.

Лосперу было где-то за пятьдесят — человек с морщинами курильщика и грубым голосом. Он пригласил Гриссела войти, потому что в столовой прохладнее. Не хочет ли он пива? «Нет, спасибо, — ответил Гриссел. — Мне и так хорошо».

Когда они уселись за столом в столовой и он задал свой вопрос, мистер Лоспер на секунду закрыл глаза, как если бы торопливо послал моление к Небесам, а потом сказал:

— Кристина ван Роин! — Торжественно положил руки на стол, сплел пальцы.

И начал рассказывать, то и дело извиняясь и пытаясь дать рационалистические объяснения случившемуся. Он рассказал о Марти ван Роин, которая потеряла своего мужа-солдата в Анголе. О Марти ван Роин, блондинке с большой грудью и маленькой блондинкой-дочерью. О Марти ван Роин, о которой в городке сплетничали еще при жизни ее мужа. К ней захаживали гости-мужчины, когда муж был в тренировочных лагерях или на границе.

После гибели своего Рыжика она очень скоро нашла ему замену. А потом еще. И еще. Она знакомилась с мужчинами в баре отеля «Река»; соблазняла их красной помадой и низким вырезом. А пока мать развлекалась, ее дочка слонялась по двору, прижимая к груди игрушечную собачку. Наконец игрушка стала такой грязной, что стала просто неприличной.

Поговаривали, что мужчина, сменивший Рыжика, бил Марти. И иногда забавлялся не только с матерью.

Но в Апингтоне любят наблюдать и не любят действовать. Пробовала вмешаться социальная служба, но мать послала их подальше. В общем, в таком окружении росла Кристина ван Роин. Странная девочка с печальными глазами. Скоро о ней самой поползли слухи. Она считалась девушкой легкого поведения. Была доступной. Скандальные истории начались, когда она еще училась в школе. Говорили об одном старом приятеле ее отца, который… ну, вы понимаете. И об учителе африкаанса. В школе с ней вечно что-то приключалось. Трудная была девочка. Курила, пила, шаталась с компанией самых отпетых. В каждой школе всегда есть такие. Тем более в таком своеобразном городке — почти военном.

Лоспер слышал: когда Кристина закончила школу, она ушла из дома с чемоданом, пока мать развлекалась в постели с очередным заместителем отца. Вроде бы уехала в Блумфонтейн, но что с ней стало дальше, он не знает.

— А мать?

Насколько известно Лосперу, мать тоже уехала. С каким-то мужчиной в пикапе. В Кейптаун. Или в Западную Капскую провинцию: слухи ходили разные.

Она все шла и шла. Через три дома она толкнула калитку в заборе, огораживавшем сад. Калитка громко заскрипела. Надо бы смазать петли.

Сад зарос сорняками. Она поставила коробку на веранду. Было уже совсем светло.

В кабинете священника она в последний раз сунула руку в коробку и достала оттуда деньги. Четыреста тысяч рандов сторандовыми купюрами.

— Моя лепта, — сказала она. — Десятина.

— Прощение Божие нельзя купить, — устало ответил ей священник, но она видела, что он не в силах отвести взгляд от денег.

— Я ничего не хочу покупать. Это дар. На церковь.

Она ждала ответа, и тогда он проводил ее до двери, и она почувствовала его запах — запах мужчины после долгого и трудного дня.

Она вернулась на веранду и нагнулась, чтобы вырвать сорняк. Корни легко вышли из красноватой земли; она подумала: кажется, земля здесь плодородная.

Кристина подошла к крыльцу. Справа от ступенек было объявление на африкаансе и на английском: «Те Коор / Продается». Она потянула дверь. Доску с объявлением приколотили к двери уже очень давно. Пришлось долго раскачивать ее, прежде чем она подалась и наконец оторвалась. Кристина сняла ее и поставила на веранду. Потом вынула ключи и тихо отперла дверь. На новом диване прикорнула рослая чернокожая няня. Она крепко спала.

Кристина прошла по коридору в спальню. Там лежала Соня в позе зародыша, крепко сжимая игрушечную собачку. Она тихо прилегла рядом с дочкой. Позже, когда они позавтракают, она спросит Соню, не хочет ли та поменять игрушечную собаку на настоящую.

На обратном пути в гостиницу Гриссел вспоминал о суперинтенденте Бёкесе. Три недели назад у них была очная ставка.

Ему не разрешили присутствовать при допросе — Яуберт настоял на этом. Пришлось сидеть у двери вместе с разочарованным американцем, Ломбарди. Он пытался объяснить американцу, что не все полицейские в Африке продажные. Но потом к нему вышел Яуберт. Бёкес ни в чем не сознавался до самого конца, пока ему не предъявили выписки со счетов, полученные по распоряжению суда, и не разложили их перед ним на столе. Тогда Бёкес сказал:

— Почему бы вам и шлюху не найти заодно? Ведь деньги-то украла она. И соврала насчет дочери.

Он не знал, правда это или нет. Но теперь, выслушав рассказ Лоспера, понадеялся на то, что Бёкес говорил правду. Ему вспомнились слова психолога Илзе Броди: «Женщины ведут себя по-другому. Если их мучили в юном возрасте, они не вымещают обиду на других. Они вымещают ее на себе».

Он надеялся только на то, что она истратила деньги с толком. На себя и на дочь.

Когда он ехал по бульвару, обсаженному соснами, зазвонил его мобильник. Он притормозил у обочины.

— Гриссел.

— Говорит инспектор Джонсон Мтетва. Я звоню из Алисы. Мне нужна ваша помощь.

— В чем дело, инспектор?

— Речь идет о смерти Тобелы Мпайипели…

— Да, и что?

— Проблема в том, что ко мне пришел один человек. Священник из миссии «Нотт Мемориал» возле Пэдди.

— Да?

— Инспектор Гриссел, священник рассказал мне удивительную вещь. Он уверяет, что вчера утром видел Мпайипели.

— Как странно!

— Он увидел человека, который шел пешком со стороны холмов, окружающих Ката-Ривер. Он подошел к зданию миссии почти вплотную. Священник вышел посмотреть, кто это может быть. Когда он подошел ближе, мужчина отвернулся. Но он готов поклясться, что узнал Мпайипели, потому что он его очень хорошо помнит. Знает его с детства. Видите ли, отец Мпайипели тоже был миссионером.

— Ясно.

— Я выехал вместе с людьми из участка в Каткарте на ферму Мпайипели. Они обыскали дом и участок. И говорят, что пропал мотоцикл. Марки… сейчас, погодите… «BMB-R-ll-50-GS».

— Вот как?

— Но в Кейптауне мне сказали, что вы были свидетелем его смерти.

— Запросите дело, инспектор. Тогда наши обыскали всю реку…

— Странно, — сказал Мтетва, — что вор украл только мотоцикл.

— Такова жизнь, — согласился Гриссел. — Странно!

— Правда. Спасибо, инспектор. И удачи в Кейптауне.

— Спасибо.

— Вам спасибо.

Бенни Гриссел убрал мобильник в нагрудный карман. Взялся за ключ зажигания, но, прежде чем он успел завести мотор, увидел зрелище, заставившее его замереть.

Между деревьями, в паддоке, стояла Карла рядом с крупным серым конем. Она прижималась к величественному животному, зарывшись лицом в конскую гриву, и нежно поглаживала рукой длинную морду.

Он вышел из машины и подошел к проволочной изгороди. Он смотрел на свою дочь, и его переполняла нежность.

Его дитя!