Пионерский подарок

В тумане

Шли дни. Дни складывались в недели, недели — в месяцы. Прибавлялось знаний у бойца-первогодка Пронина. Он исправно ходил в дозор. Сначала его посылали с более опытными товарищами, потом стали доверять самостоятельные задания.

Многому научился Пронин у старшины Метелицына. С Метелицына брали пример все молодые бойцы. Старшина охотно делился своими знаниями и опытом, подолгу объяснял, как следует делать то или другое, а потом снисходительно-покровительственно, но ничуть не обидно для собеседника добавлял: «А ты как думал?»

Пронин перенимал его приемы, старался приметить каждую мелочь. Не простое это было дело. Сибиряк Метелицын был прирожденным охотником: он с детства дышал воздухом тайги. Пронин же вырос в городе, до призыва в армию работал на крупном металлургическом заводе. Лесная наука ему давалась трудно. А без такой науки пограничник как без глаз. В лесу он должен чувствовать себя, как дома.

Поднялись птицы и кружатся над опушкой. Почему они поднялись? Кто их спугнул? Может быть, враг пришел из-за рубежа и прячется в чаще. Будь начеку!

Сердится белка на дереве, квохчет, как наседка. При тихой погоде ее слышно метров за двести. Почему она сердится? Бывает, что она ворчит так на человека.

Пошел в наряд — не забудь взять компас. Но и без компаса знай: растения тянутся к югу, с севера их больше сечет ветер; мхи и лишайники больше растут с подветренной стороны. Потерял компас — умей ориентироваться на местности по приметам.

Будь всегда наблюдателен; придирчиво, пытливо вникай в каждую, даже в самую неприметную деталь; искусство следопыта изучи лучше, чем знали его индейцы во времена Фенимора Купера: главное на границе — бдительность.

Большая наука, всего не перескажешь. Нужно изучать ее долго и терпеливо. И только когда узнаешь все до тонкости, только тогда можешь сказать с полным правом: я — пограничник!

И Пронин учился. Учился и Буян, по-своему, конечно.

Пионер Витя, вырастивший собаку и подаривший ее для пограничной службы, пожалуй, и не узнал бы теперь своего питомца. Зиму и лето Буян жил теперь в неотапливаемом помещении для сторожевых и розыскных собак, часами бывал на морозе в дозоре, часто вынужден был подолгу лежать на снегу. От этого он оброс длинной густой шерстью, которая изменила формы, сделала его крупнее, могуче, грубее. Что тренировки мальчика — детская забава! Однако не будь его тренировок, не получился бы из Буяна настоящий пограничный пес. Хорошую, крепкую воспитал Витя собаку, и за это Пронин всегда был благодарен ему.

Боец переписывался с прежним хозяином Буяна. Витя писал:

«Я взял нового щенка и хочу вырастить из него такую же хорошую собаку, как Буян. Я не забыл Буяна и по-прежнему люблю его. У нас в семье все помнят его. И ребята в школе тоже помнят. Они часто расспрашивают меня про него. Вы мне пишите чаще, товарищ Пронин. Я очень хотел бы познакомиться с вами лично и повидать Буяна. Узнает ли ои меня? Вы его любите, и он тоже будет вас любить».

Читая последние строки Витиного письма, Пронин не мог удержаться от улыбки. Да как же бойцу не любить своего боевого друга! Тут дело ясное.

Когда молодой боец прибыл на заставу, старшина, вручая ему собаку, сказал:

— Береги ее. Это твое лучшее оружие. И об опасности предупредит, и в трудную минуту поможет. И всегда на взводе. Как ружье, готовое выстрелить!

Гладя собаку, Пронин частенько повторял эти слова:

— Всегда на взводе… Ну, хорошо!

С наступлением зимы охранять границу стало трудно. Река замерзла, покрылась толстым льдом и перестала служить препятствием для диверсантов. Сильные морозы с туманами и слепящие глаза снежные метели порой закрывали границу сплошной белой завесой. В такие дни особенно напряженной жизнью жила застава.

Враг мог обрушиться каждую минуту. Он мог совершить нападение на заставу или же, невидимый в тумане, проскользнуть через рубеж и раствориться в огромной советской стране.

С удвоенным вниманием прислушивались к каждому шороху пограничники, сжимая в руках винтовки.

С каким-то особым чувством ответственности за порученное дело заступил сегодня Пронин на свой боевой пост на границе. Это и понятно: только вчера его приняли в комсомол. Вдвоем с товарищем Василий вышел в очередной дозор Теплые шапки-ушанки и бараньи тулупы, надетые поверх полушубков, надежно защищали пограничников от сорокаградусного мороза.

Второй пограничник свернул по ответвлению тропинки, а Пронин, придерживая Буяна за поводок, медленно шел вдоль рубежа, зорко поглядывая по сторонам. День клонился к вечеру, туман заметно густел, застывая инеем на лице.

Едва заметная дорожка, протоптанная пограничниками, спускалась в низину. Этот участок границы издавна считался самым безопасным. Низина была заболочена. Болото не замерзало даже в самые лютые морозы. Нарушителю тут не пройти.

Василий ускорил шаги. В своем громадном тулупе он казался необычно большим и неуклюжим; издали его можно было принять за медведя. Лицо от постоянного растирания рукавицей стало ярко-красным, а брови и ресницы обросли инеем.

«Кажется, сегодня опять будет все благополучно… — подумал боец. — Ну, что ж, оно и лучше».

«Порядок, Буянко!» — хотел сказать Василий, но, вспомнив, что на границе каждый звук может привести к неожиданным последствиям, только молча потрепал собаку по шее.

Буян вильнул хвостом, но головы не повернул. Он усиленно нюхал воздух. Внезапно он обнаружил признаки волнения. Шерсть на загривке и вдоль хребта взъерошилась, уши плотно прижались к затылку. Казалось, собака вот-вот бросится на кого-то. Рванувшись в сторону, пес потянул за собой вожатого.

Почва под ногами стала зыбкой, хотя болото покрывал толстый слой снега. Василий провалился раз, провалился два… Под ногами чмокнуло. Вытащив ногу из снега, он увидел, что валенок вымазан в густой черной жиже. Дальше идти было невозможно — начиналась топь.

Но Буян продолжал рваться вперед. Василий продвинулся еще на несколько шагов. За голенища набился снег, он медленно таял, неприятно холодил ноги.

Буян то и дело проваливался по брюхо в черную грязь. Вот, вскочив на кочку, пес задержался на минуту, пока Василий подтянулся к нему, и снова ринулся вперед.

Наклонившись, Пронин увидел на снегу какие-то странные следы. Они цепочкой тянулись из-за рубежа и уходили в глубь болота. Широкие, круглые, они напоминали следы рыси. Но рысь оставляет после себя небольшие овальные лунки, эти же были совершенно плоские, глубокие и непомерно большие. Можно было подумать, что тут прошел слон.

Пограничник размышлял, удерживая собаку около себя:

«Что-то не слыхать, чтобы слон водился в здешних местах… Это, конечно, не зверь: следы слишком большие. Значит, это — человек!.. Он нарушил границу и проник на советскую территорию».

Василий старался спокойно обдумать создавшееся положение. Затем, притянув бешено рвущуюся собаку, выбрался на тропинку. Смеркалось. Пока не стемнело, нужно было захватить нарушителя.

Скинув тулуп, чтобы было легче, пограничник бегом бросился по кромке болота в том направлении, куда уходили следы. Буян вприпрыжку бежал рядом.

Внезапно из тумана выросла человеческая фигура. Василий не успел свернуть в сторону, и с разбега они чуть не столкнулись друг с другом. В руке неизвестного мелькнул револьвер.

В то же мгновение в воздух беззвучно взвился Буян. Поводок от сильного рывка выскочил из рук пограничника. Буян ударил неизвестного в грудь, сбил с ног. Человек и собака, сцепившись, покатились по смежному насту. Револьвер вывалился и исчез в рыхлом снегу.

Оттащив собаку, Василий направил на задержанного винтовку и приказал встать.

В этот момент в стороне метнулась какая-то тень. Грянул выстрел. Пограничник тихо охнул и, схватившись рукой за бок, стал оседать на снег. Усилием воли он заставил себя приподняться и, превозмогая жгучую боль, не давая опомниться задержанному, связал ему ремнем руки. И тут он заметил на ногах у неизвестного какие-то нескладные приспособления, отдаленно напоминавшие круглые канадские лыжи. Эти приспособления помешали бежать нарушителю теперь, когда пограничник был ранен.

Буян, увязая в снегу и волоча за собой поводок, выскользнувший из рук вожатого, бросился за убегающей тенью и исчез, растворился в тумане.

Прошло несколько томительных минут, Василий еще туже стянул руки задержанного и успел рассмотреть его лицо. Это был уже немолодой человек, с острым хищным профилем; глубоко запавшие глаза его с ненавистью смотрели на пограничника. Даже вечерний сумрак не мог скрыть этого выражения. Выругавшись на незнакомом Василию языке, он пытался порвать путы, но, убедившись, что это бесполезно, затих и только сверлил пограничника ненавидящим взглядом, подстерегая каждое его движение и словно ожидая чего-то.

В тумане коротко, будто обломился сухой сучок, щелкнул револьверный выстрел. Заглушая проклятия человека, залилась бешеным лаем собака. Затем все стихло.

Через минуту послышался хруст снега. Из тумана медленно вышли человек и за ним — собака. Угрожающе рыча, Буян конвоировал задержанного. Нарушитель хромал и зажимал рукой рваную рану в плече,-

Сняв с Буяна поводок, Василий связал второго задержанного.

От потери крови у Пронина кружилась голова. Он зажимал рану локтем, надеясь этим уменьшить кровотечение. Рубашка и гимнастерка намокли от крови, горячие ручейки сбегали по бедру и голени в валенок.

«Сколько человек скрывается на болоте? — соображал Василий. — Сумеет ли справиться с ними Буян? Не застрелили бы собаку, гады! Какую штуку удумали — болотные ходули! А? На что хотели поймать! Не разберутся, мол…»

Не в силах бороться с охватившей его слабостью Василий сел на снег, широко раскинув ноги, чтобы не повалиться совсем, продолжая упрямо сжимать винтовку в окоченевших руках.

Враги, переглядываясь, с тайным злорадством следили за ним.

«Долго не продержаться»,- подумал Василий. Бок одеревенел, левая рука плохо слушалась. Мороз начал заползать под полушубок, в валенках образовался лед.

Послышался топот нескольких пар ног. Свои или чужие? Из последних сил пограничник вскинул винтовку на изготовку.

Свои!

Пограничники окружили раненого товарища, подняли его. Злорадные огоньки в глазах задержанных погасли

Вскоре из тумана снова появился Буян. Он тащил за руку очередного нарушителя. Прокушенную правую руку нарушитель зажимал подмышкой.

Сколько же их? Пограничники вслед за собакой спустились к болоту, однако топь не пустила дальше, и Буян снова ушел один.

Раздались крики, рычание, треск ломающихся веток. Через заиндевелый кустарник овчарка конвоировала еще одного преступника. Внезапно появляясь из тумана, Буян бросался на врага, прокусывал правую руку, обезвреживая таким образом противника. Если враг пытался защищаться левой рукой, Буян прокусывал и левую.

Пограничники оцепили низину, прислушиваясь к звукам, время от времени долетавшим к ним из тумана. Теперь мимо них не прошмыгнула бы незамеченной и мышь. Лай Буяна раздавался то в одном, то в другом конце болота. Границу нарушители перешли на специальных приспособлениях для ходьбы по топи, но в тумане они растеряли друг друга, и теперь собака поодиночке вылавливала их…

— Все, что ли? — недоумевали пограничники, когда, обнаружив четвертого нарушителя, Буян спокойно уселся возле своего вожатого, которого под руки поддерживали двое товарищей.

— Ищи! Фасс! -приказывал Василий, делая слабое движение головой в сторону болота.

Но Буян, умильно заглядывая в лицо своему хозяину, вилял хвостом, решительно отказываясь продолжать поиски.

— Выходит, все, — сказал старшина. — Собака не ошибется. Однако лишняя проверка не помешает.

Пограничники прицепили к ногам «подпорки», недавно служившие врагам, и, позвав за собой собаку, перекликаясь между собой, тщательно обследовали всю низину.

Но нет, собака не обманула: больше не было никого.

— Пошли! — скомандовал старшина. Овчарка вскочила и приготовилась конвоировать.

— Дьявол! — прошипел один из задержанных.