Пионеры

РОЖДЕНИЕ

Артек родился 16 июня 1925 года, то есть спустя всего восемь лет после установления Советской власти. 21 декабря 1920 года основатель Советского государства Владимир Ильич Ленин подписал декрет, в котором говорилось, что все крымские дачи, особняки и поместья крупных помещиков и капиталистов, дворцы царей и великих князей отдаются под санатории для рабочих и крестьян. Значит, и для рабоче-крестьянских детей!

…Однажды в урочище Артек на рыбацкой лодке приехал высокий человек в военной форме. Задумчиво осмотрел Медведь-гору, заросшие аллеи парка, шеренги кипарисов-великанов, что вели к старому дому, раздвинул в улыбке упрямые губы и сказал самому себе пушкинскими словами:

— «Здесь будет город заложен…»

Под городом он подразумевал первый в стране лагерь-санаторий для юных пионеров советской страны. И вот вскоре поднялись в парке, на расчищенном от зарослей месте, пять брезентовых палаток. Четыре — жилых, пятая — изолятор. Перед палатками, споря в высоте с кипарисами, выросла мачта для флага. А вдоль палаток зашагали — не столбы, нет — столбики уличного освещения, на которые были водружены керосиновые лампы.

Так родился Артек.

Его основателем был один из ближайших соратников В. И. Ленина, заместитель комиссара здравоохранения Зиновий Петрович Соловьев. Он же стал «первым президентом пионерской республики». Так любовно называли его первые артековцы. «Пионер, будь готов! Пионер, будь здоров!» Эта любимая поговорка Зиновия Петровича запомнилась многим поколениям артековцев.

…И вот первые артековцы. Они приехали сюда не на комфортабельных автобусах, как потом, много лет спустя, будут приезжать сюда ребята, а на… телегах. Сперва поездом до Симферополя, а дальше — по горным крымским дорогам — на скрипучих телегах.

Все первые артековцы были из Московской губернии.

В полдень 16 июня 1925 года они подняли алый флаг, известивший об открытии Всесоюзного лагеря-санатория. А вечером загорелся первый в истории Артека костер под девизом «Пусть будет паролем для встречи навек заветное гордое слово «Артек»!

СВЯТЫНЯ

…Это случилось в феврале 1943 года. К берегу Артека подошел советский военный корабль, чтобы высадить десант. Увы, фашисты были начеку. Заговорили береговые батареи, и кораблю пришлось отступить. Он отошел, огрызаясь огнем орудий. Но фашисты бросили на него самолеты. Начался отчаянный поединок корабля с воздушными стервятниками. Они пикировали на него, поливали огнем пулеметов, забрасывали бомбами, а корабль, уходя, в свою очередь, вел огонь по самолетам. Одно попадание, другое, и два стервятника, густо задымив, ухнули в море. Но корабль сопротивлялся все слабее и слабее. Он все реже стрелял, все сбавлял и сбавлял ход…

Корабль спасли сумерки. Он ушел, растворившись во мгле, а волны поутру вынесли на берег тело погибшего моряка. Фашисты подобрали его и тайком зарыли на берегу, под скалой, сровняв могилу с землей. Однако были глаза, которые все видели, — глаза черноморских мальчишек, — и, когда в Крым пришли советские воины-освободители, тело неизвестного матроса было извлечено из могилы и вновь предано земле, но уже с воинскими почестями. Потом над могилой встал памятник Неизвестному матросу. Это одна из святынь Артека.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

В Артеке много примечательного: парки, горные вершины, памятники. Но главная слава Артека — море! Артек без моря — не Артек. Поэтому все едущие в лагерь еще из автобусов первым делом ищут глазами море. Вон оно, в разное время дня разное: голубое утром, черное днем, синее вечером… «Море!» — ликуют те, кто видит такую большую воду впервые. И только потом рассматривают все остальное: скалы и горы, горы и сказочные дворцы-палаты, где им предстоит жить.

…Автобус, спустившись с горы, тормозит у огромного стеклянного параллелепипеда, насквозь пронизанного солнцем.

— Это что?

— Дом преображения, — лукаво усмехается водитель, высаживая ребят из автобуса.

Оля и Коля приехали в Артек из тайги. Оля, по мнению Коли, — красавица. Сам о себе он невысокого мнения: неуклюж, неказист… Он, преображай не преображай, какой есть, таким и останется. И напрасно водитель шутит, называя стеклянный параллелепипед домом преображения. Это всего-навсего приемник, где принимают детей, приехавших в Артек.

Коле этот дом кажется аквариумом, где вместо рыбок плавают мальчики и девочки. Так оно и есть, если посмотреть на прозрачный дом со стороны.

Оля с Колей вошли в «аквариум» и опомниться не успели, как какая-то волшебная сила разлучила их и понесла — Колю в мальчишечью сторону, Олю — в девчоночью. У этой силы было много добрых рук, глаз и ушей. Уши выслушали Колю, глаза осмотрели, а руки сделали и того больше: постригли, вымыли, нарядили. Вышел Коля из приемника в парк и залюбовался ребятами: белые рубашки, голубые шорты, алые галстуки, белые носки, коричневые сандалии…

Все, какие есть у Артека краски, приезжим отдал, кроме шоколадного загара, который пока не успел подарить. Неужели и он, Коля, такой, как эти ребята? Вдруг Оля-землячка подбежала к Коле, руками всплеснула:

— Какой ты красивый!

ПРОСТО ДЕВОЧКА

Дороги, дорожки, тропинки… Их столько в Артеке, что не сосчитать. И на каждой из них ребят поджидают интересные встречи.

Пошел Коля с ребятами знакомиться. Идет по дороге вдоль моря и со всеми здоровается.

— Здравствуй. Ты кто?

— Витя из Смоленска. А ты?

— Коля с Алтая.

Познакомится — и дальше идет. Смотрит, впереди девочка шагает. Одна коса у девочки белая как лен, а другая рыжая и короче первой. Обогнал девочку, остановил.

— Здравствуй, ты кто?

— Просто девочка.

— Нет, не просто, — сказал Коля.

— А кто же я? — спросила девочка.

— Ты героиня, — наобум сказал Коля.

— Разве ты меня знаешь? — удивилась девочка.

— Конечно, — сказал Коля, — про тебя все знают.

— Как я телят спасла, да? — спросила девочка.

— Точно, — сказал Коля, — ты шла мимо, увидела, что коровник горит, и…

— Нет, — возразила девочка. — Я на уроке сидела. Вдруг вижу — коровник дымит. Я открыла окно и хотела выпрыгнуть. А учительница как закричит: «Смирнова, ты куда? Сядь на место и не безобразничай!» Но я не послушалась и выпрыгнула. Бегу и слышу, как телята кричат. Ужас как страшно! Я открыла двери, вбежала в коровник и тут же, как пробка, обратно вылетела. Это меня теленок боднул и выбросил. Видишь синяк на лбу?

— Вижу, — сказал Коля, — а почему у тебя одна косичка короче другой?

Девочка смутилась и сердито посмотрела на Колю.

— У меня обе одинаковые, — сказала она.

— Нет, не одинаковые, — сказал Коля, — одна короче другой. И еще одна белая, а другая рыжая. Пионерка, а врешь!

Сказал и тут же пожалел о сказанном, потому что девочка обиделась и чуть не заплакала. Потом вздохнула и призналась:

— Ладно, скажу. Вторая наполовину в огне сгорела. Вот ее в больнице и обрезали. Дай слово, что никому не скажешь…

— Честное пионерское, — сказал Коля и с уважением посмотрел на разнокосую девочку. И как это он угадал, что она героиня?

Дальше пошел. Мальчика встретил. Волосы, как смоль, черные, глаза, как желуди, карие.

— Здравствуй, ты кто?

— Просто мальчик.

— Нет, не просто, — сказал Коля.

— А кто же я? — спросил мальчик.

— Ты герой, — сказал Коля.

— Разве ты меня знаешь? — удивился мальчик.

— Конечно, — сказал Коля, — про тебя все знают.

— Как я хлопок спас, да? — спросил мальчик.

— Точно, — сказал Коля, — хлопку беда грозила, а ты мимо шел и…

— Нет, — перебил мальчик, — я у дедушки жил. Мой дедушка — мираб. По-русски — заведующий водой. Пускает воду в поле и поит хлопок. Однажды дедушка заболел и не смог подняться. Я оседлал ослика и хотел ехать за врачом. Но дедушка велел идти в поле и поить хлопок. Я ходил и поил. И за дедушкой ухаживал. А когда дедушка выздоровел, то сказал, что я молодец и герой. Наверное, в шутку, да? Как ты думаешь, а?

— Вовсе нет, ты и есть герой, — сказал Коля и с уважением посмотрел на мальчика.

Вечером Коля подошел к вожатому и сказал:

— Сегодня я встретил девочку из Рязани и мальчика из Узбекистана. Назвал их героями — и не ошибся. Неужели у нас в Артеке все герои?

— Ну все не все, а многие вполне заслуживают того, чтобы их так называли, — ответил вожатый. — Тебя, я слышал, тоже прислали сюда за геройство?

— Да за какое геройство! — смутился Коля. — Просто поезд остановил…

— Значит, за озорство, — усмехнулся вожатый. — Взял и ни с того ни с сего остановил поезд…

— Да нет, — покраснел Коля. — Я в горах живу. А с горы камень упал. Прямо на рельсы. Я увидел, снял галстук и остановил поезд.

ГОЛУБИНАЯ ПОЧТА

В синем небе плавали облака, похожие на парусные лодки. По синему морю ходили парусные лодки, похожие на белые облака. А по зеленой лужайке на склоне горы гулял белый, словно выточенный из сахара, голубь.

Увидев голубя, Таня сразу забыла и про облака, и про лодки. Она и не знала, что в Артеке водятся голуби. Думала, что только одни чайки.

Голубь был красивый и гордый. Он так понравился Тане, что девочка решила с ним подружиться.

— Гуль-гуль-гуль! — позвала она.

Голубь насторожился и наставил на Таню блестящий глаз. Таня протянула руку и снова позвала голубя.

— Тише! — услышала она вдруг чей-то голос.

Оглянулась — никого. Посмотрела вправо, влево, вверх, на гору — опять никого. Глянула под ноги и увидела в траве мальчика в артековской форме. Он лежал в траве и не сводил глаз с голубя.

Таня присела на корточки и шепотом спросила:

— Красивый, да?

— Еще бы! — сказал мальчик. — Турманы, они все красивые.

Таня догадалась, мальчик назвал породу голубей.

— Может быть, он есть хочет? — спросила Таня.

— Нет, — ответил мальчик, — голубь сыт.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Таня.

— Потому что я его уже кормил, — сказал мальчик.

— Кормил голубя? — удивилась Таня. — Так он тебе и дался. Голубь чужого человека ни за что к себе не подпустит.

— А я ему не чужой, — сказал мальчик.

— Не чужой? — удивилась Таня.

— Это мой голубь, — улыбнулся мальчик.

— Твой? — не поверила Таня. — А ты разве здешний?

— Нет, — сказал мальчик, — я из Таганрога.

— А голубь откуда? — спросила Таня.

— И голубь из Таганрога, — ответил мальчик. — Я его с собой в Артек привез. Он сейчас отдыхает. Отдохнет — и домой полетит. С почтой.

— А вдруг заблудится? — сказала Таня.

— Не заблудится, — сказал мальчик. — Он ведь почтовый. А почтовые голуби всегда дорогу домой находят.

Мальчик поднялся, снял пилотку и помахал ею. Голубь взмыл вверх, сверкнул на солнце белоснежным оперением и вскоре растаял в синеве неба.

Таня долго смотрела ему вслед, потом спросила:

— А письмо кому, маме?

— Маме, — улыбнулся мальчик, — хочешь прочитаю? У меня черновик есть.

— Хочу, — сказала Таня и приготовилась слушать.

— «Здравствуй, мама! — прочитал мальчик. — Не знаю, с чего начать. Начну с моря. На вид оно синее, а на вкус соленое. А еще доброе. Но не всегда. Иной раз рассердится и начнет, как задира, наскакивать на берег…

Горы у нас высокие и трудные. Лезешь, лезешь, а вершины все дальше и дальше. Никак их не догонишь. В горах красиво, как в театре. Так и кажется, что вот-вот распахнется зеленый занавес и выедет навстречу Иван-царевич на Сером Волке.

Дома́, в которых мы живем, похожи на терема из сказки. Я даже подумал, что их строили не архитекторы, а волшебники. Мама, как я рад, что я в Артеке! Наверное, всю жизнь буду радоваться, что жил здесь. «Знаешь, что такое счастье?» — спросила у меня одна девочка и сама же ответила на свой вопрос: «Счастье — это Артек».

Вдали запел горн.

— Ой! — спохватился мальчик. — На обед зовут. Бежим скорее!

Они взялись за руки и помчались в лагерь.

КАК ЛИДА ДЕДУШКУ ИСКАЛА

По Артеку ходила девочка и кого-то искала.

— Девочка, — спросили у нее, — кого ты ищешь?

— Дедушку, — ответила девочка.

Вскоре пионеры из разных отрядов узнали о странной девочке, которая ходит по Артеку и ищет своего дедушку. Потом узнали, что девочку зовут Лида, а Лидиного дедушку — Иван Поликарпович. И что Лидин дедушка воевал против фашистов и не вернулся с войны. «Без вести пропал», — было написано в бумажке, которую получила Лидина бабушка.

Но если дедушка на войне пропал, то как Лида могла его в Артеке найти? На это сама Лида ответила так.

Ее дедушка жил в колхозе и был помощником тракториста. Однажды река Десна, на которой стояла деревня, вышла из берегов и залила машинный двор. Лидин дедушка, он тогда был еще пионером, запряг в трактор трех лошадей и перетащил его на сухое место. За это его премировали путевкой в лагерь Артек. На память о лагере Ваня привез фотографию. На фотографии пионер Ваня возле трактора, в сапогах и шапке с красной звездой. Шапку ему подарил дедушка Матвей, герой гражданской войны, когда Ваня уезжал в Артек.

К сожалению, фотография, которую Ваня привез из Артека, не сохранилась. Сгорела, когда фашисты заняли село. А сам Лидин дедушка пропал без вести на войне. Он был танкистом и освобождал от фашистов Польшу и Венгрию.

Лида, наверное, пошла в дедушку. Все каникулы напролет пропадала в поле возле машин. Как могла, помогала трактористам и комбайнерам. У нее была мечта — побывать в Артеке. И вот ее мечта сбылась…

Юра Ермолин, красный следопыт, выслушал Лиду и сказал, где искать дедушку: во Дворце пионеров.

— Ой! — спохватилась Лида. — А я ведь там еще не была.

И они вместе с Юрой пошли во Дворец пионеров. Стали ходить по Дворцу и искать Лидиного дедушку.

— Мальчик и девочка, — спросила у них женщина в голубых очках, — что вы ищете?

— Дедушку, — ответила Лида, — он жил в Артеке еще до войны.

Женщина в голубых очках улыбнулась и задумалась. Потом сказала:

— Вполне возможно, что вы найдете его вон в том хранилище.

— В хранилище? — удивилась Лида. — В каком хранилище?

— В хранилище памяти, — еще раз улыбнулась женщина в голубых очках. — Так я называю наш музей истории Артека.

Лида с Юрой переступили порог зала и очутились в Артеке, каким он был много лет тому назад.

— Какие худющие! — удивилась Лида, увидев на фотографии первых артековцев. А на макеты первых палаток посмотрела с завистью. — Вот бы где пожить! — сказала она шепотом Юре.

День за днем, месяц за месяцем, год за годом проходила перед ними история Артека.

— Смотри, трактор! — крикнул вдруг Юра, забыв о том, что в музее шуметь неприлично.

— Где? Где трактор? — оживилась Лида и впилась взглядом в висевшую на стене под стеклом фотографию. На фотографии в окружении ребят был трактор, а на переднем плане стоял он, пионер Ваня, ее будущий дедушка. Она его сразу узнала по сапогам и шапке с красной звездой. А еще потому, что была похожа на’ него. У нее был такой же, как у него, тонкогубый рот, такой же, как у него, курносый нос, такие же, как у него, широко поставленные глаза. Дедушка стоял, положив руку на железное плечо друга-трактора и строго смотрел на Лиду.

— Дедушка… Мой дедушка… — прошептала Лида, не спуская глаз с фотографии. Взгляд ее, в отличие от взгляда дедушки, был полон любви и нежности.

КАК МОРЕ УЧИЛОСЬ ГОВОРИТЬ

На другой день после приезда в лагерь Марк Матвеев, белобрысый мальчик из Ленинграда, увидел Артек с моря. Посмотрел с теплохода на берег и удивился. Ему показалось, что весь берег шевелится, как большая сине-голубая и красно-белая гусеница. Пригляделся и понял, почему берег показался ему гусеницей. Весь он был усеян ребятами в синих, голубых, красных и белых купальниках. А ребята, как известно, такой народ, что минуты не могут быть без движения: бегают, кувыркаются, борются…

Марк Матвеев сошел с прогулочного теплохода и побрел вдоль берега. Вдруг он увидел мальчиков и девочек, собирающих скорлупки морских раковин и разноцветные камешки.

«Собирают на память об Артеке, — догадался Марк, — привезут домой и будут всем показывать».

Присмотрелся к тем, кто собирает камешки и скорлупки, и удивился. Собирая их в одном месте, они переносили их зачем-то в другое и там выкладывали.

— Девочка, а девочка, — спросил Марк у одной пионерки, — что ты делаешь?

— Не видишь разве? — удивилась девочка. — Камешки собираю.

— На память об Артеке, да? — спросил Марк.

— Нет, — ответила девочка, — на память потом, когда уезжать буду.

— А сейчас для чего? — спросил Марк.

— Буду учить море разговаривать, — усмехнулась девочка и стала выкладывать собранные ракушки и камешки.

«Странная девочка, — подумал Марк, — отвечает какими-то загадками». На всякий случай, не скрывая иронии, спросил:

— А как же ты его будешь учить?

— А вот так, — ответила девочка, располагая камешки по вертикали. — Видишь, буква М вышла?

— Вижу, — кивнул Марк, с интересом наблюдая за девочкой. — А дальше что?

— Дальше буква И и Р, — сказала девочка, продолжая работать, — прочитай, пожалуйста, что вышло?

— «Мир» вышло! — воскликнул Марк. — Ты учишь море говорить слово «мир»…

— К сожалению, только по-русски, — вздохнула девочка, — у нас в школе нет еще иностранного языка.

— А я по-немецки могу, — сказал Марк, — мы в школе немецкий изучаем.

АКРОБАТИЧЕСКИЙ ЭТЮД

По морю плыл теплоход. Он был похож на белый айсберг. Вася Андреев стоял на берегу и смотрел на теплоход. А теплоход все плыл, плыл и вдруг скрылся за горизонтом.

Вася Андреев оглянулся и увидел высокое дерево. «Если забраться наверх, можно заглянуть за горизонт», — догадался мальчик. Залез на дерево и снова увидел теплоход. Но тут вдруг его окликнул женский голос:

— Вася Андреев, зайди, пожалуйста, в пионерскую комнату!

Вася Андреев испугался. Может быть, в Артеке не разрешают лазать по деревьям, а он залез? Кто-то увидел, и вот вызывают Васю для наказания. Может быть, притвориться, что не слышал, и не ходить? Нет, это не по-пионерски. Лучше пойти и признаться, что лазал на дерево. Он ведь новичок. Только что приехал. Здешних порядков не знает. Вот и забрался на дерево, чтобы оглядеть Артек.

Вася слез с дерева и побежал в пионерскую комнату. Вошел и смело сказал:

— Это я лазал на дерево.

— Ну и как? — спросила вожатая Люба.

— Что — как? — не понял Вася.

— Как слазал, спрашиваю, благополучно? Ничего не порвал?

Вася ощупал себя и расплылся в улыбке.

— Ничего не порвал, все цело, — сказал он, довольный тем, что его не отругали. Однако зачем же его все-таки вызвали? И кто? Спросил.

— Вот кто тебя вызвал, — ответила вожатая Люба и показала мальчику микрофон, похожий на металлический огурец. — Наше лагерное радио.

«На экскурсию, — догадался Вася, — чтобы показать, как радиоузел устроен». Ну что ж, он с удовольствием посмотрит.

Но Вася ошибся. Пригласили его совсем не за тем.

Вчера в отряде был вечер знакомства. Новички знакомились друг с другом и показывали свое искусство. Одни пели, другие плясали, третьи декламировали стихи. Дошла очередь до Васи Андреева.

— А ты что умеешь делать? — спросила вожатая Люба. — Петь или плясать?

Вася пожал плечами. Ничего этого он не умел.

— А стихи читать?

— Нет.

— На баяне играешь?

— Нет.

— Что же ты умеешь?

— Командовать! — выпалил Вася.

— Вот как! — удивилась вожатая. — Ну что ж, выходи в круг и командуй.

Вася вышел и звонко крикнул:

— На зарядку становись! Направо! По кругу бегом, марш!

Это было так необычно и неожиданно, что все вокруг подчинились Васе и закружились в веселом хороводе. Вожатая Люба с трудом остановила хоровод, и вечер знакомства продолжался. Вот что было вчера. А сегодня Васю вдруг вызвали в пионерскую комнату.

— Хочу, чтобы ты был нашим диктором, — сказала вожатая Люба, — голос у тебя подходящий.

Диктором так диктором. Вася человек смелый. Никогда моря в глаза не видел, а приехал в Артек, прыгнул в воду — и поплыл. Не побоится и микрофона!

Научила вожатая Васю, что говорить, дала микрофон и кивнула: «Давай!» Взял Вася микрофон в руки, поднес ко рту и вдруг забыл, что хотел сказать. Люба выключила микрофон и спросила:

— Что с тобой?

— Страх напал, — ответил Вася.

— Вот уж не думала, что ты такой трус, — сказала вожатая.

— Я не трус, — возразил Вася, — это с непривычки.

— Тогда привыкай, — сказала Люба и снова включила микрофон.

— Внимание, внимание, — начал Вася, — говорит лагерный радиоузел. Сегодня вечером на костровой площадке состоится концерт самодеятельности. Выступают пионеры первого отряда. — На этом он должен был остановиться и повторить все сначала. Но Вася не остановился, а продолжал: — А еще мы просим выступить на этом концерте Катю Малахову с акробатическим этюдом.

Вожатая Люба выключила микрофон и напустилась на Васю.

— Как не стыдно! Микрофон не игрушка! От себя по радио ничего нельзя говорить…

— Я не от себя, — сказал Вася, — я от имени всех. Катя — акробатка, а выступать стесняется. Я просил, а она не хочет. Зато теперь не откажется, раз все просят.

И Катя не отказалась. Выступила, хотя и обиделась на земляка Васю, который выдал ее тайну.

ПОЮЩАЯ ГЛИНА

Приезжая в Артек на целых тридцать дней летом, а зимой и того больше — на сорок! — ребята дела не ищут, дело само находит их.

Но Вите Крючкову из-под Рязани, видимо, не повезло. Сколько ни искал дела, ничего подходящего не нашел и заскучал, что не укрылось от вожатого отряда Бори. Скучающий пионер в Артеке так же странен, как белый воробей в серой стае пернатых. Да и когда скучать? В отряде столько пионерских профессий: есть члены совета отряда, звеньевые, фланговые, горнисты, барабанщики, запевалы, костровые, командиры походных колонн, физорги, санитары, капитаны спортивных команд и спортивные судьи, организаторы игр, распорядители танцев, художники… Есть-то есть, но случилось так, что Витя Крючков приехал в Артек чуть позже других и поспел к шапочному разбору, когда все поручения были розданы.

— Не беда, — сказал вожатый Боря, — у тебя отец кто?

— Колхозник, — ответил Витя.

— А еще кто? — спросил вожатый.

— Как это? — не понял Витя.

— Всякий чем-нибудь да занимается еще, когда домой приходит, — сказал он. — Рисует, фотографирует, рыбу удит…

— А! — догадался Витя. — Он с глиной работает…

— А ты? — спросил вожатый.

— И я, — Витя смутился, — тоже работаю.

— Вот и научи ребят, — сказал вожатый.

Витя загорелся.

— Хорошо, — сказал он, — научу, и вы услышите… — Боря подумал, что Витя оговорился. Хотел сказать «увидите», а сказал «услышите». Он поправил пионера, но Витя поправку принял только наполовину. — И увидите, — добавил он, — и услышите.

В тот же день Витя раздобыл где-то глины, разыскал лист фанеры, пристроился в тенечке под размашистым платаном, добавил в глину воды и стал месить ее, как тесто. Тут и остряки нашлись: «Витька собрался из глины… пироги печь. Сам их и есть будет!»

Все звено обступило Витю: расскажи да покажи, что делаешь. А Витя в ответ:

— Учу глину петь.

Промял глину и сделал из нее блин. Обернул блин вокруг указательного пальца, и получился стаканчик с толстым дном. Не вынимая пальца, проделал в донышке щель, а сбоку еще одну деревянным клинышком проколол. Вынул палец, закрыл отверстие, подул в щель и… глина запела.

Тут все звено запросило:

— И нас научи!.. И нас!..

— Хорошо, — сказал Витя, — научу. А вы меня чему научите?

— Рисовать… Выжигать… Выпиливать… Фотографировать…

Оказалось, каждый что-нибудь умел и других мог этому научить.

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ХИТРОСТЬ

Плавание — одна из артековских «наук». Уехать из Артека, не научившись плавать, — все равно что окончить школу… неграмотным.

…Петя Васильев рылся в песке на пляже и с завистью, искоса поглядывал на купающихся ребят. Кто-то плюхнулся рядом. Петя поднял глаза и увидел физрука лагеря Виктора Ивановича. Физрук с видом знатока осмотрел Петю, потом согнул его руку в локте, ощупал мускулы и авторитетно заметил:

— Пловец первого класса!

Петя смущенно потупился:

— А я не умею плавать.

— Трудно поверить, — удивился физрук, — но ты, знаешь что? Забудь.

— Что забыть? — спросил Петя.

— Что не умеешь плавать, — сказал физрук.

Петя улыбнулся шутке. А физрук между тем продолжал:

— Впрочем, здесь, на море, этого уменья и не требуется.

— Как — не требуется? — изумился Петя.

Физрук оглянулся и, перейдя на шепот, сказал:

— А так… Открою тебе один секрет. Море человека само держит. Оно ведь соленое, а ты из физики знаешь, соленая вода плотнее пресной. Так что в море, если и захочешь, не утонешь.

— Правда? — спросил Петя.

— Конечно, правда, — ответил физрук, — вон оно море, пошли проверим.

— Пошли, — обрадовался Петя.

Физрук взял Петю за руку и повел в воду. Вот уж под ногами у Пети и дна нет, а он не тонет. Может быть, потому, что одной рукой за физрука держится? А может быть, потому, что море действительно человека само держит?

Вдруг Виктор Иванович отпустил Петину руку.

Петя от неожиданности окунулся с головой, но тут же вынырнул и поплыл к берегу, чуть-чуть помогая себе руками. Плыл и радовался: «Держит!»

А физрук, плывя рядом, думал о другом: «Научить плавать нетрудно, труднее отучить бояться воды».

НОВИЧОК

Игра — привилегия детства. Хозяева Артека — дети. И сколько есть на свете спортивных и прочих игр — все они известны артековцам. Ведь в Артек приезжают из всех стран мира. А «багаж» у приезжих известно какой — песни да игры. Гости уезжают, а песни и игры остаются.

Игру в Артеке любят и уважают, особенно спортивную. Поэтому кроме других названий у Артека есть и такое — Спортландия.

Но Артек не только собирает игры. Он сам их создает. Одна, известная теперь всему ребячьему миру планеты игра, называется «Снайпер».

…На площадке в тени кипарисов шло жаркое сражение. Поодаль, совсем уж в тени, стоял молодой человек с непокрытой головой и с полотенцем через плечо и пристально следил за игрой, стараясь вникнуть в ее смысл. Видимо, шел купаться и задержался.

Сражались две команды. В каждой по десять игроков во главе с капитаном. У каждой команды своя площадка. У капитанов особая линия — позади игроков. Цель заключается в том, чтобы осалить противника мячом и заставить его перейти на линию капитана. Впрочем, осаленный тут же возвращался на свое место, если ему, в свою очередь, удавалось осалить игрока противника.

Человек приблизился к площадке, повесил на сучок полотенце и жестом попросил принять его в игру. Это было не по правилам, но в Артеке привыкли уважать старших. Решили, что это кто-то из гостей лагеря, и приняли, впопыхах даже не вглядевшись в новичка.

Новичок сразу же выбил одного за другим трех игроков, и те, за кого он играл, обрадовались, а их противники огорчились… Они ведь потерпели поражение.

Новичок снял с сучка полотенце и поинтересовался, как называется игра.

— Снайпер, — ответили ребята.

— Точное название, — с уважением сказал новичок и ушел, ослепив всех улыбкой.

К потерпевшим подошел вожатый.

— Проиграли?

— Проиграли, — набычились ребята.

— Что ж не радуетесь? — спросил вожатый.

Вопрос вожатого показался ребятам странным: нашел над чем смеяться!

— Чему ж тут радоваться?

— Как чему? — удивился вожатый. — Самому Гагарину проиграли!..

— Гагарину? — На лицах у ребят изумление и восторг. Кинулись вслед за космонавтом, а того и след простыл… Потом, правда, встречались: и так, и в игре «Снайпер».

С тех пор сколько лет прошло, но и сейчас, посвящая новичков в аборигены Спортландии, Артек рекомендует им «Снайпер» как игру, которая полюбилась первому космонавту мира.

СЧАСТЛИВЫЙ КАДР

У Артека много летописцев. О том, что происходит в лагере, пишут в газетах и журналах, рассказывают по радио, показывают в кино и по телевизору. Да и сам Артек хранит все это в своей памяти, или, вернее, в кинопамяти.

Есть в Артеке студия «Артекфильм». Как и у всякой другой студии, у нее есть свои сценаристы, режиссеры, операторы, с той только разницей, что в «Артекфильме» все они — дети.

В металлических коробках артековской кинопамяти хранятся все слеты — международные и всесоюзные, все праздники, встречи со знатными гостями Артека, спортивные соревнования, олимпиады.

Попасть в студию нетрудно, было бы желание, но так как от желающих отбою нет, то берут туда наиболее способных.

…В Артеке проходил III Всесоюзный слет пионеров. Ждали дорогих гостей, в том числе и Юрия Алексеевича Гагарина.

Космонавт не обманул ожидания ребят и в разгар праздника появился на артековском стадионе. Все, кто был на стадионе, подхватились с мест и дружно закричали:

— Га-га-рин! Га-га-рин!!!

Космонавт поднял руки, приветствуя ребят, и сел на свое место. К нему тотчас устремились корреспонденты и кинооператоры — юные и взрослые. Юрий Алексеевич шутил с ребятами, раздавал автографы и вдруг увидел мальчика с кинокамерой, которому никак не удавалось пробиться к нему.

— Маленький, ко мне! — закричал Юрий Алексеевич. — Пропустите маленького… — и поднял руки, маня к себе оператора. Тот было растерялся, опустил камеру, но Гагарин, улыбаясь, продолжал звать его, и самообладание вернулось к юному оператору. Он поднял камеру и стал снимать Гагарина.

Так он и запечатлел его — веселого, машущего руками, зовущего. И всякий раз, когда этот кадр появляется на экране артековской кинохроники, мальчикам и девочкам, сидящим в зале, кажется, что это им улыбается Гагарин.

МАМИНА ПОДУШКА

Один мальчик, когда у него спросили, что ему не нравится в Артеке, ответил: «Слишком много времени уходит на всякую ерунду: сон и еду». Но когда набегаешься за день, насмотришься, наслушаешься, то и сон в тихий час или в ночную пору — удовольствие. А для сна в Артеке есть все что надо: убаюкивающий шум моря, вкусный, пахнущий морем и хвоей воздух, чистая постель…

Сене Боголюбову — широколицему пареньку с русским именем и русской фамилией — больше всего понравились в палате-спальне, где поселился его отряд, мягкие кровати. В бугорках-подушках, одетые в белые простыни и покрытые белыми одеяльцами, они напоминали ему сугробы, в которые, играя, так приятно нырнуть с головой.

Добравшись в первую артековскую ночь до кровати, он уснул будто убитый. Вслед за ним уснули и другие. Все, кроме одного. Этим одним был Леня из Одессы. Ему почему-то не спалось. Он сидел, уставившись в окно, на море, где дрожали, переливаясь, какие-то таинственные огоньки.

— Почему не спишь? — шепотом спросила вожатая Зоя.

Леня помял в руках пуховую подушку и застенчиво посмотрел на вожатую.

— Хочу, как у мамы, — сказал он.

«Ну вот, — с огорчением подумала вожатая, — еще один неженка нашелся». Но вслух этого не сказала. Наоборот, пообещала, что пойдет и принесет ему другую подушку.

— Из сена, да? — с надеждой спросил Леня.

— Из какого сена? — удивилась вожатая.

— Ну, на каком мама спала, — ответил Леня. — Давно уже. Когда еще в Артеке жила.

…Это было много лет назад. Артек был не таким, как сейчас. И все в Артеке было поскромней и попроще: дома, где жили ребята, одежда, которую они носили, пища, которую ели, койки-топчанчики, на которых спали…

Однажды в спальню, где отдыхали ребята, вошел начальник лагеря. Соломенные матрасы, подушки, набитые сеном, — удобно ли на них ребятам?

Одна девочка беспокойно заворочалась, и начальник подошел, чтобы поправить подушку. Девочка проснулась.

«Тебе неудобно?» — спросил начальник.

«Что вы, дядечка, — простодушно улыбнулась девочка, — очень даже хорошо. Мы, когда фашисты заняли наш город, все время в катакомбах на камнях спали. А тут подушка такая мягкая!» — она нежно погладила ее и уснула…

— Это была моя мама, — сказал Леня вожатой, — и я хочу спать на такой же, как у мамы, подушке.

Увы, подушек, набитых сеном, в Артеке давным-давно не было, и вожатая сказала:

— Каждая мама хочет, чтобы детство у ее сына или дочки было лучше, чем у нее самой. И Артек хочет того же: чтобы тебе у нас было еще лучше, чем когда-то твоей маме. Спи!

Леня лег в постель, но долго не мог уснуть, размышляя над словами вожатой Зои.

САБА

Всякий приезжающий в Артек что-нибудь да привозит с собой. Кто песню, кто экспонат для лагерного музея, кто какую-нибудь самоделку.

— А ты что привезла? — спросили у белокурой Ирмы из Эстонии.

— Корову, — ответила девочка.

— Игрушечную? — спросили в отряде.

— Настоящую, — сказала Ирма.

— Где же она?

— Тут! — лукаво усмехнулась Ирма и постучала себя пальцем по лбу — в уме, значит.

— Но как корова может поместиться «в уме»? — недоумевали ребята.

И вот вскоре отряд Ирмы узнал, что в Артеке проводится конкурс национальных игр. Собрался совет отряда и стал думать, кого послать на конкурс?

— Пошлите меня, — попросилась Ирма, — я не подведу, честное пионерское!

Ну раз «честное пионерское» — почему не послать? Честным словом не бросаются. И тому, кто дает его, всегда верят. Потому что нет для пионера большего стыда, чем не сдержать своего честного слова.

И вот конкурс начался. Звенели птицы, шумело вдали море, веял ветерок, шевеля листву и алые маки галстуков на груди у ребят.

Первыми на игровую площадку вышли русские ребята и показали, как играют в свайку. Кладут на землю железное кольцо и мечут в него острый стержень с шаром.

Потом их сменили украинцы со шкандыбками. А шкандыбки — это палки. Их надо так бросать, чтобы они шли колесом, или шкандыбили, как говорят на Украине.

Молдаване показали свою игру «Лунг мегер», что в переводе означало «длинный осел». Скакали друг на друге, как на осликах.

Узбеки бегали на одной ноге, подтянув другую кушаком. Киргизы под музыку скакали вокруг цветного платка и, когда музыка обрывалась, старались схватить этот платок.

— Эстония! — объявил председатель жюри конкурса, и в круг вошла Ирма.

Огляделась и попросила лист фанеры, а к листу фанеры кусок мела. Когда нашлось то и другое, прислонила фанеру к кипарису и нарисовала на ней корову.

Ребята засмеялись: корова была без хвоста.

— Хвост… Нарисуй хвост! — закричали они.

Но Ирма отрицательно покачала головой.

— Хвост есть! — крикнула она. — Он здесь! — и вынула из кармана коровий хвост — черную ленту — и вызвала желающих сыграть в народную эстонскую шуточную игру саба.

Чуть не все кинулись к Ирме. Но Ирма выбрала только одного, а всех других поставила в очередь. Завязала участнику игры глаза, дала в руки коровий хвост с кнопкой, заставила трижды повернуться на одном месте, а потом пойти и приделать корове хвост. Мальчик сделал все так, как велела Ирма, подошел к корове и приколол хвост к тому месту, где у коровы растут… рога.

Грянул залп хохота. Игрок содрал повязку, залился краской и убежал. Но ему на смену тут же вышел другой. Игра саба продолжалась.

В отряд Ирма вернулась победительницей конкурса.

СЛЕЗИНКИ

Артек любит праздники. Но праздники здесь не всегда веселье, пляски, песни. На день мира и солидарности в Артек съезжаются дети со всего света и рассказывают о горькой судьбе тех, кто живет под гнетом фашистов и расистов.

День мира и солидарности проводится в Артеке в международную смену. С утра на разных языках звучат на костровых площадках песни, идет обмен сувенирами, выступают юные танцоры, демонстрируют свое искусство юные композиторы, поэты, художники.

Приехав в Артек, Нина Бурлакова узнала, что в день мира и солидарности будет проходить конкурс рисунка на асфальте. И ей, разумеется, захотелось принять в нем участие. Но вдруг она вспомнила, что совершенно не умеет рисовать. У себя на родине, в Белоруссии, Нина не очень сетовала на это: ну, не умеет, не беда, зато петь она мастак! А тут чуть не заревела от досады. Но не заревела, потому что была девочкой настойчивой и стремилась к успеху даже тогда, когда он казался немыслимым.

Конкурс проходил на площади возле артековской школы. Вся площадь, если посмотреть на нее с горы, была яркой пестрой картиной. Так разрисовали ее юные художники в алых галстуках и разноцветных формах.

Нина долго не решалась взяться за мел. Ходила и, завидуя, удивлялась тому, как здорово рисуют другие. Ни дать ни взять волшебники. В руках не кисти, не карандаши, — простые мелки, хоть и разноцветные, а как расписали асфальт! Голубой-голубой земной шар в меридианах и параллелях… Белый-белый голубь над ним… Синие-синие космические корабли… Красные-красные трубы заводов и фабрик… Желтые-желтые хлебные нивы… Ну, а ей, Нине, каким мелом воспользоваться?

Сегодня утром на митинге выступали чилийские ребята и рассказывали, как горько, как страшно живется чилийским трудящимся под властью фашистской хунты. Нина вспомнила об этом и достала из мешочка разноцветные мелки. Нет, ни один из них не годился для того, что она задумала. Она сбегала на костровую площадь, нашла уголек и вернулась обратно. Пора приниматься за дело. Со всех сторон, на разных языках, слышалось: «У меня готово!»

Нина опустилась на колени и нарисовала на асфальте большую, страшную тюремную решетку: четыре черные линии вдоль, четыре поперек. Потом взяла белый мелок и нарисовала под решеткой три слезинки. Четвертая сама скатилась у нее с ресниц и живой капелькой упала рядом с нарисованными.

«Чили», — подписала Нина, поднялась с колен и пошла посмотреть, что изобразили другие. А когда вернулась, не смогла пробиться к своему рисунку — так плотно окружили его ребята: индийцы, африканцы, японцы, итальянцы, французы, чилийцы. Последние выглядели печальней всех и смотрели на Нинин рисунок, сжав кулаки.

С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ ЧЕЛОВЕК

Поездка в Артек — награда. Поэтому в Артек едут самые успевающие, самые трудолюбивые, самые активные, отличившиеся в пионерских делах, то есть такие, кто, по мнению дружины, заслужил артековскую путевку.

Но и среди них бывают ребята с недостатками в характере и поведении. А таких в Артеке быть не должно. Пионер, приехавший сюда с дурными привычками, должен их тут и оставить.

С чего начинается человек? На этот счет у отрядной вожатой Тамары сомнений не было: человек начинается с мелочей.

Был у Тамары в отряде один пионер, из тех, про кого сложена поговорка: «Наш пострел везде поспел». Гриша, так его звали, первым прибегал на линейку, первым вызывался разжечь костер, первым выходил на беговую дорожку, словом, всюду поспевал, но сколько при этом терял! Гришины потери прямо-таки не давали вожатой покоя.

Как же она могла помочь Грише? А вот как: сделать так, чтобы Гриша увидел себя со стороны.

Как-то вечером она нашла его и позвала с собой. Гриша даже не спросил, куда. Шел довольный, что зачем-то понадобился вожатой.

— Ты не догадываешься, куда мы идем? — спросила Тамара.

— Нет, — ответил Гриша.

— Искать то, что ты сегодня потерял, — сказала вожатая.

— Я? — Гриша на всякий случай ощупал себя с ног до головы. — Я ничего не потерял…

— Вот твоя первая потеря, — сказала вожатая, подняв конфетный фантик. — Ты конфету съел, а фантик бросил.

— Бросил, — сказал Гриша, опустив голову.

— И потерял уважение к себе. Ты ведь не уважаешь тех, кто сорит в доме, верно? А Артек твой дом…

— Верно, — уныло согласился Гриша.

Пошли дальше. Пришли в палату. Остановились возле Гришиной кровати. На кровать грустно было смотреть — так неаккуратно она была заправлена.

— Здесь ты потерял еще одну частицу уважения к самому себе, — сказала вожатая. — Или ты уважаешь тех, кто неряшливо заправляет кровати?

— Нет, — ответил Гриша, — не уважаю.

— Тогда, может быть, ты уважаешь тех, кто не чистит обувь, у кого пуговицы держатся на честном слове, кто, убирая спальню, не вынес мусор, а замел его под кровать?

На лице у Гриши играли краски стыда. Обувь? Да, он ее со дня приезда не чистил. Пуговицы? Точно, они у него на форме едва держатся. Мусор? Его работа, он сегодня дежурный.

— Человек начинается с мелочей, — сказала вожатая и покачала головой, сожалея, что Гриша не понимает таких простых истин. — Вот завтра и начни становиться человеком.

Она ушла, а Гриша снял рубашку, достал из тумбочки иголку с ниткой, сел на стул и стал пришивать пуговицы. В конце концов, незачем было откладывать на завтра то, что можно было сделать сегодня.

БОЛЬШАЯ ТРЕВОГА

Жизнь в Артеке ритмична, как пульс у здорового человека. Режим дня — железный закон в Артеке.

Но в душе у всех мальчишек и девчонок в течение всей лагерной смены живет романтическое ожидание «тревоги».

«Подъем!» — тихо, шепотом, каждому в отдельности скомандуют в ночной или предрассветный час вожатые, и они наспех, но аккуратно собравшись, пойдут, побегут, поплывут, полетят неведомо куда.

Андрей Алексеев из Донбасса тоже жил этим ожиданием. И однажды ожидаемое сбывается.

— Подъем… Тревога… — разбудил Андрея голос Светланы, председателя совета отряда. Сон был еще силен и держал его, как в оковах, но воля была сильнее сна, и он по-солдатски вскочил с кровати. Из палаты на взморье Андрей выскочил одним из первых. Глухо ворчала серая громада моря. Было по-южному тепло, но ребята, поднятые в предрассветную рань, ежились. Небо бледнело, гася звезды. Какая-то птаха, невзначай разбуженная, удивленно присвистнула и улетела в глубь приморского парка.

Андрей оглянулся и подивился: в ребячьем водовороте на площадке построения не было ни одного вожатого. Кто же ими будет командовать?

— По звеньям… стройся! — крикнула Светлана. Со своей задачей она, кажется, справилась успешно: бесшумно подняла отряд, построила его и, вскрыв пакет, узнала, куда надо вести ребят. Скомандовала: — За мной! — и повела отряд к беседке основателя Артека — Зиновия Петровича Соловьева.

Андрей шел впереди, сразу за Светланой и, не удержавшись, спросил: куда идут?

— За букетами, — не сбавляя шага, ответила Светлана и строго сказала: — В строю не разговаривать!

Андрей обиделся. Не за это «не разговаривать», а за «букеты». Поднять отряд по тревоге, чтобы ни свет ни заря собирать какие-то букеты? Только дисциплина удерживала его в строю. Но сегодня же на сборе он выскажет все, что думает об этих букетах. В конце концов, если совету отряда вздумалось кому-то подарить эти букеты, то они могли бы собрать их днем, а не на рассвете. Размышляя об этом, он не заметил, как отряд достиг назначенного места, и чуть не налетел на Светлану.

— Отряд, стой! — скомандовала Светлана, и все замерли в тишине, ожидая подхода других отрядов.

Ну вот, кажется, вся дружина в сборе, что дальше?

Мягкий, грустный голос звучит в предрассветной тишине:

— Тревога… большая тревога за судьбу друга собрала нас сегодня здесь…

У ребят ушки на макушке, а на сердце боль: о каком друге речь?

— Этот друг — природа, — продолжает голос. — Знаете ли вы, что за последние четыреста лет в мире уничтожено более ста пятидесяти видов зверей и птиц?.. Что не менее шестисот видов находится на грани истребления?.. Все меньше на земле становится лесов… Мелеют реки… Чем же мы, пионеры, можем помочь природе? Своей любовью. Тот, кто любит природу, — ее лучший защитник. Сейчас встанет солнце, мы войдем в сказочное зеленое царство, посмотрим, как распускаются цветы, послушаем птиц и, как дары природы, принесем в дружину по букетику лекарственных трав.

Так вот о каких букетиках шла речь! Узнав это, Андрей отнюдь не обрадовался. Ему, жителю угольного края, как-то и в голову не приходило искать исцеления у растений, когда в городе столько аптек.

— Никакая аптека в мире, — долетело до его слуха, — не сравнится с аптекой природы…

Пусть! Но он, Андрей, к сожалению, не знает ни одного лекарственного растения, ни одной лечащей травинки… Но, чтобы не отставать от других, он просто-напросто наберет красивых цветов и поставит их в пионерской комнате.

Андрей набрал букет ромашек и был несказанно удивлен, узнав, что ромашка превосходное… лекарственное растение.

В лагерь вернулись к завтраку. Поели и снова в гости к другу. Но уже не с пустыми руками, а с лопатами, носилками, граблями, ведрами. Не прошло и часа, а Светлана уже рапортовала агроному лагеря:

— Деревья окопаны… Цветы политы… Дорожки убраны… Сухие ветки подрезаны.

Вечером операция «Наш друг — природа» продолжается. На этот раз — на сценической площадке. Один за другим выходят ребята в костюмах пернатых и рассказывают о жизни птиц. Их сменяет ростом с мальчишку Муравей. Выходит на площадку и что-то ищет.

— Муравей, Муравей, что ты ищешь? — спрашивают у него из «публики».

— Друзей! — отвечает Муравей.

— Вот же они…

— Где? — озирается Муравей.

— Это я!.. — кричит один пионер.

— Это я!.. — вторит ему другой.

— Здесь мы все твои друзья!.. — хором подхватывает дружина.

ЗЕМЛЯ КОММУНЫ

Парк «Дружба» самый молодой в Артеке. А слава у него большая, можно сказать, всемирная. Может быть, потому, что там растут редкие, экзотические деревья, как в знаменитом артековском парке-заповеднике? Нет, в парке «Дружба» растут самые обыкновенные для Крыма деревья — кипарис, сосна, дуб… Все дело в том, кем посажен парк. Посажен он детьми всего мира. Поэтому и слава у него всемирная.

Вот он, этот парк, террасами вознесшийся над морем. Крошечные, в рост детям, деревца. У каждого деревца табличка с названием страны, откуда приехал пионер, посадивший его: Аргентина, Болгария, Венгрия, Греция, Дания и так далее на каждую букву русского алфавита.

Француз Пьер приехал в Артек, когда парк «Дружба» был уже засажен. Но маленького парижанина это не обескуражило. Он приехал в Артек не с пустыми руками.

Накануне отъезда в СССР он с особой проворностью сновал по парижским тротуарам.

— «Юманите»! Купите «Юманите»! — кричал маленький газетчик, и в голосе его было столько обещания, что прохожие невольно задерживались и, рассчитывая на сенсацию, нарасхват покупали газету.

Увы, ничего особенно сенсационного в ней не было. Просто маленькому газетчику позарез нужны были франки. На днях ему, сыну рабочего, была обещана поездка в Страну Советов, в пионерский лагерь Артек. Что он знал об Артеке? Только то, что это пионерский лагерь, о котором его великий пролетарский писатель Анри Барбюс говорил как о рае, только рае земном… А что он знал об СССР? Многое. Во-первых, то, что это свободная страна свободных людей, во-вторых, что в СССР нет ни капиталистов, ни помещиков, в-третьих, что этой страной управляют сами рабочие и крестьяне, в-четвертых, что СССР создал человек, о котором он слышал так много славного, — Ленин! Тот самый Ленин, который когда-то жил во Франции!

Для поездки в СССР нужны были деньги. Не много, но и не мало. Вот Пьер-газетчик и старался, зарабатывая на проезд продажей газет. Подсчитал выручку, и непрошеные слезы сами собой навернулись на глаза. Денег для поездки в Советский Союз не хватало, а срок отъезда был на носу.

Пьер был гордым человеком и никому не сказал о своей беде. Но мальчишки-газетчики сами о ней каким-то образом проведали. Налетели на Пьера, содрали у него с головы кепчонку и, пустив по кругу, стали бросать в нее франки. Франк за франком падал в кепчонку.

— Пролетарская солидарность! — закричали маленькие парижане и, сжав кулаки, подняли руки.

Накануне отъезда в Москву Пьер побывал на кладбище Пер-Лашез. Он ведь знал, что там, в Советском Союзе, у него непременно спросят о Стене коммунаров. Вот она, эта стена печали и скорби, у которой палачи-версальцы расстреливали парижских революционеров! Позади нее братская могила коммунаров, а еще дальше могилы замученных фашистами в годы оккупации и Сопротивления.

Побродив по кладбищу Пер-Лашез и набравшись впечатлений, Пьер отправился домой. Но не за одними впечатлениями приходил он сюда. Нет. Посадив в Артеке, в парке «Дружба» свой саженец, Пьер присыпал его землей, которую привез из Франции.

— Земля Парижской коммуны, — сказал он окружавшим его друзьям.

ТРУДОВОЙ ДЕСАНТ

Марина Петрова из Свердловска сама не заметила, как выросла белоручкой. Дома, бывало, возьмется за что-нибудь, а тут мама, бабушка: мы сами сделаем. В октябрятах была — за октябрят во всех делах пионеры старались, пионеркой стала — за пионеров у них в школе комсомольцы трудились. Что хорошо умела Марина — это решать задачи. За что ее, как победительницу конкурса юных математиков, и послали в Артек.

Однажды Марину назначили в «трудовой десант». Сперва Марина испугалась — ведь она ничего не умела делать, — вдруг опозорится! Но тут же успокоила себя. А старшие на что? Старшие всегда придут на помощь. По крайней мере, у них в школе всегда так было.

Плохо же она знала Артек! Артек не играл в труд и не любил белоручек.

Бригадир тетя Оля выделила каждому по участку, показала, как нанизывать на иглы листья табака, и первой взялась за работу.

Марина опомниться не успела, как оказалась позади всех. Случилось то, чего она опасалась. «Белоручка несчастная», — корила себя Марина, стараясь нагнать ребят, — и не могла. Руки, не приученные к труду, плохо слушались свою хозяйку.

Марина отошла в сторонку и села на ящик. Подошла вожатая.

— Устала? — спросила она и, как показалось Марине, посмотрела на нее насмешливо.

— Я? — притворно удивилась Марина. — Что вы! Я просто против курения.

— Ах, вот что! — нараспев протянула вожатая. — Знаешь, и я против. Но ты ошибаешься, если думаешь, что вот это, — вожатая помахала табачным листом, как веером, — что это идет только на курение. Из табачных листьев, между прочим, делают настой для борьбы с сельскохозяйственными вредителями, а из табачных семян — масло для технических целей. Впрочем, если устала, отдохни…

Последние слова вожатой обожгли Марину. Устала? Так вот, смотрите, она, назло всем и прежде всего самой себе, пойдет и докажет, что может работать не хуже других. Сбор табачного листа Марина закончила одна из первых. Бригадир тетя Оля поблагодарила пионеров.

— Спасибо, Марина, — пожала она руку девочке. И хотя у Марины болели руки от первых мозолей на ладошках, но она была счастлива. «Не белоручка, нет, не белоручка…»

ДОГАДЛИВАЯ

Вожатая Лара любила говорить загадками. Ребята в поход, в горы, а она им вопрос:

— Куда во время похода лучше падать — вперед или назад?

— Назад! — кричат одни.

— Вперед! — кричат другие.

— Нет, нет и нет, — огорчается Лара из-за недостатка догадливых в отряде.

И вдруг одна догадливая нашлась. Девочка Вика из Забайкалья.

— Никуда, — сказала она, чем очень обрадовала вожатую Лару.

— А где в Артеке такое место, откуда виден весь мир?

Увы, даже самая догадливая из всех не знала этого.

— Пойдем, покажу, — сказала вожатая и привела Вику в библиотеку.

«А что? Верно. Это и есть место, откуда видно далеко-предалеко, — подумала Вика. — Любая книга в библиотеке — это маленькое окошечко в большой мир».

С книжных полок на Вику смотрели старые добрые знакомые: Робинзон Крузо, Дон-Кихот, Гулливер, Алиса из страны чудес, Том Сойер, Мальчик с пальчик, Руслан и Людмила, друзья-мушкетеры, Маленький принц, Хозяйка Медной горы…

Вика удивилась и спросила, почему они все здесь, в библиотеке, а не на руках у ребят?

— Наверное, потому, — ответил библиотекарь, — что новички еще не нашли к нам дорогу.

Вика взяла книгу и пошла в отряд. А перед ужином спросила, кто из ребят был в библиотеке? Оказалось, никто не был. Вика задумалась над тем, как помочь ребятам найти туда дорогу.

На другой день утром она собрала свое звено и всем мальчикам и девочкам вручила по листку бумаги. На всех бумажках было написано одно и то же: «Дорогой друг! Прошу тебя сегодня прийти в библиотеку». А вот подписи на приглашениях были разные. На одном — Р. Крузо, на другом — Т. Сойер, на третьем — И. Царевич… Каждый подумал, что это фамилия заведующего, и все звено сразу же после завтрака повалило в библиотеку. Но Вика опередила всех, пришла первой и встретила ребят с книгами в руках.

— Добро пожаловать, — сказала она, — Том Сойер, Робинзон Крузо и Иван-царевич ждут вас в гости.

Так звено Вики Петровой нашло дорогу в библиотеку.

«БОЛЯ»

По игровой площадке — от края до края — как угорелый метался мяч. А поодаль, отвернувшись от ребят, плакал, держась за щеку, маленький футболист финн Янис.

Витя Прохоров бежал мимо, на море, увидел плачущего мальчика и остановился.

— Что с тобой? — спросил он.

Янис ответил, но что, Витя не понял. Только понял, что мальчик иностранец, по-русски не говорит и, раз плачет, — значит, его кто-то обидел. Витя посмотрел вокруг, ища обидчика, но поблизости никого не было. Он нагнулся, нарисовал на земле вопрос и, ткнув себя кулаком по скуле, спросил: «Кто?»

Мальчик страдальчески улыбнулся и ответил, с трудом разевая рот…

— Боля…

Русский задумался: «Боля?» Он отродясь не слышал такого имени. Но все равно, слышал не слышал, а этому Боле — обидчику несдобровать. Он ему покажет, как драться в Артеке и обижать гостей: вытащит на совет отряда!

Витя строго посмотрел на плачущего.

— Где он, этот Боля?

— Ту-ут! — протянул финский мальчик и показал русскому на щеку.

Витя чуть не прыснул со смеху, но вовремя сдержался.

— Зуб, — посочувствовал он Янису.

— Зуб, — простонал Янис.

Витя рассердился.

— Раз зуб, к врачу надо! — сказал он.

Услышав о враче, Янис отшатнулся. «Трусит», — решил Витя и от уговоров перешел к более активным действиям. Свистнул ребятам, игравшим в мяч, и, созвав их, сказал:

— Вот… у него зуб… а он — трусит!

Что делать? Ребята на какое-то время задумались, и вдруг двое или трое из них схватились за щеки и плачущими голосами запричитали:

— Зуб!.. Ой, зуб!..

Иностранец, удивленный таким совпадением, посмотрел на товарищей по несчастью, но другие не теряли времени даром. Они подхватили заболевших под руки, а заодно с ними и Яниса и потащили в зубоврачебный кабинет. Видя, что никто из тех, у кого внезапно заболели зубы, не сопротивляется, Янис тоже подчинился дружескому насилию.

…Зубной врач, увидев футболистов, ворвавшихся в кабинет, страшно удивилась внезапному вторжению. «Неужели, — подумала она, — у всей футбольной команды сразу разболелись зубы?» Но Витя тут же шепнул ей в чем дело, она, улыбнувшись финскому мальчику, ласково сказала:

— Гостю первому почет и уважение. Добро пожаловать в кресло…

Полагая, что сделал все что мог, Витя убежал купаться, а когда возвращался, увидел на крыльце поликлиники того врача, который лечил Яниса. Доктор держала в руках курточку финского мальчика и растерянно озиралась. «Забыл», — догадался мальчик и, взяв курточку, пошел искать Яниса. Он нашел его довольно скоро — на футбольной площадке, где Янис сломя голову гонял мяч. Окликнул его и протянул курточку. Но Янис даже не взглянул на нее. Пошарил зачем-то в карманах и протянул русскому пустые ладошки.

— Ни копейка! — сказал он.

Русский удивился.

— А зачем тебе копейки?

— Зуб лечить — нет копейка. Этим платить доктор, — сказал он, кивнув на курточку и вдруг помрачнел. — Мало?

Русский посмотрел на финна и все понял. Тот просто еще не привык к советским порядкам. Там, в капиталистической стране, откуда он приехал, за все, в том числе и за медицинскую помощь, надо было платить.

— Нисколько не надо, — сказал он, возвращая Янису курточку, — у нас, в СССР, лечат бесплатно.

Янис долго стоял, переживая и осмысливая услышанное, потом натянул пеструю курточку и кинулся в гущу борющихся за мяч ребят.

СПАСАТЕЛЬ

Новичков в Артеке предупреждают:

— Берегитесь моря. С морем шутки плохи…

А море такое ласковое, такое доброе, такое теплое — чего его бояться? И ребята, несмотря на предупреждение, нисколько не боятся моря. Правда, когда оно рассердится, разбушуется, к нему лучше не соваться. Так хлестнет волной, что не обрадуешься!.. Но артековское море редко бывает сердитым, чаще — добрым, и ребята в нем души не чают. Так что, не будь режима дня, они бы и дневали и ночевали в море, а то и завтракали бы там, и обедали, и ужинали.

Игорь Русый, светловолосый мальчик из Липецка, встретился с морем впервые. Но морю и одной встречи достаточно, чтобы очаровать человека. Игорь подружился с морем. Только завтрак, обед и ужин ненадолго разлучали друзей. Да еще пионерские дела и сон. Но и во сне море не покидало Игоря Русого.

А чтобы Игоря еще реже разлучали с морем, он вызвался быть спасателем: плавать на дежурной шлюпке и, в случае чего, выуживать тонущих из воды.

Принимая Игоря в спасатели, начальник спасателей оглядел его ладную фигуру, шары-мускулы, налитые силой, и спросил:

— Плавать умеешь?

— А вы как думаете? — вопросом на вопрос ответил Игорь.

И вот он на шлюпке плывет вдоль пляжа. Он рулевым, а Дима — напарник на веслах. Идут не спеша, лениво переваливаясь с волны на волну.

И Игорь, сидя в шлюпке, не смотрит на тех, кто купается, а любуется скалами, похожими на фантастических морских витязей, выходящих из воды на берег.

Вдруг крик:

— Помогите!

Игорь оглядывается и, узнав в тонущей озорницу Оксану из Киева, спешит ей на помощь.

— Давай! — кричит он, протягивая Оксане руку.

Оксана хватается, тянет за собой Игоря, и лодка, накренившись, вываливает спасателя в воду.

— Караул! Спасите! — кричит Игорь. И Дима-напарник улыбается во весь рот, воспринимая призыв к спасению как веселую шутку.

Так же думает и Оксана, сама подшутившая над Игорем.

Но Игорю не до смеха. Он действительно тонет, потому что не умеет плавать. А так как утопающий, по пословице, за соломинку хватается, то Игорю не остается ничего другого, как ухватиться за Оксану.

— Ты чего, сдурел? — удивляется Оксана.

— Тону же! — чуть не плачет Игорь.

— На мелком месте? — смеется Оксана и, встав на ноги, оказывается по грудь в воде.

Игорь свирепо смотрит на шутницу и под общий хохот выбирается на берег. На этом его карьера спасателя и кончается.

ХРАНИТЕЛИ ДОБРОГО ВРЕМЕНИ

По лагерной дорожке вприпрыжку бежали две девочки. Они только недавно приехали в Артек и спешили все увидеть и осмотреть. Где-то там, впереди, площадка, на которой бывал великий русский поэт Пушкин. С этой площадки он любовался морем.

На пути девочек выросла зеленая стена. Возле нее дорога сворачивала вправо и вела дальше, на горную площадку, с которой открывался вид на море.

Однако девочки никуда не свернули, а остановились как вкопанные возле стены и переглянулись. Такого им еще никогда не приходилось видеть. Стена была похожа на зеленый листок гигантского календаря. «Март», — было написано вверху листка. А в центре стояло число 12 и слово «пятница». Внизу девочки увидели еще одно число, обозначающее год. Но самое удивительное было то, что все слова и цифры на календаре «написаны» цветами: месяц — красными, число — голубыми, день недели — желтыми, а год — фиолетовыми. Как же действует такой календарь, кто меняет у него «листки»?

Оказалось, что цветочные слова и цифры выращивает в ящичках артековский садовник. Он повел девочек в теплицу, и пионерки увидели ящички с числами от 1 до 31, с «понедельником», «вторником», «средой», «четвергом», «пятницей», «субботой» и «воскресеньем».

— В этих ящичках я храню время, — сказал садовник.

— Можно, мы будем помогать вам хранить время? — спросили девочки.

Садовник улыбнулся в седые усы и ответил, что охотно примет их в свою компанию. С тех пор, чем бы ни занимались девочки в Артеке, их мысли всегда возвращались к календарю, за которым они присматривали.

— Наш календарь, — говорили они, — показывает самое точное и доброе время.

Прощаясь с Артеком, девочки приуныли.

— Что с вами? — спросил старый садовник. — С Артеком жаль расставаться?

— Да, — вздохнула одна, — с Артеком жаль расставаться…

— И с календарем тоже, — добавила другая. — Неизвестно еще, кто придет нам на смену, кто будет хранить время?

— Не волнуйтесь, — утешил их садовник, — вам на смену приедут такие же пионеры, как вы. Так что будет кому хранить доброе время.

СУХОПУТНЫЙ КАПИТАН

Буря на море — событие в Артеке довольно редкое. Иные ребята всю смену в лагере проживут, а настоящего шторма так и не увидят. Зато те, кто увидит, никогда не забудут.

Никогда не забудет бурю и Игорь Щипанов, смуглолицый мальчик из Пензы. Обычно тихий и скромный, вблизи моря он преображался и становился энергичным, смелым, властным — таким, каким, по его мнению, и должен быть настоящий морской волк.

Из всех достопримечательностей Артека море и морской музей были для Игоря самыми влекущими. В морском музее он сразу забирался на учебный капитанский мостик и, забыв обо всем и обо всех, упоенно командовал в переговорную трубку:

— Товсь!.. Малый вперед!.. Полный!.. Стоп!.. Малый назад!..

И воображаемые механики на воображаемом корабле беспрекословно выполняли команды, которые подавал им в машинное отделение храбрый капитан Игорь.

На теплоходе, когда всем лагерем ходили в море, Игорь всеми правдами и неправдами старался пробраться на капитанский мостик. Попав туда, он, как маленький зеркальный человечек, повторял все движения и жесты настоящего капитана и жалел, что не может повторять команды, — боялся, что его услышат и прогонят с мостика.

Зато в спальне, после отбоя, он давал себе волю… Его фантазия увлекала ребят в кипящее море, на корабль, который отчаянно борется с волнами…

— Волны во! — говорил Игорь, раскачивая кровать, на которой сидели слушатели. — Глубина — сказать страшно. Да что глубина! Моряку море — что дом родной. Акулы — вот что страшно. — Голос у Игоря замирает, нагоняя страх на друзей, но тут же вновь обретает силу. — «Всем по местам! — кричу я. — Право руля!.. Так держать!» И вдруг вижу прямо по курсу моего корабля рыбацкий баркас. На баркасе люди, а он, как юла, то набок ляжет, то выпрямится и крутится-вертится… «Лодки на воду!» — кричу я и…

На этом Игорево повествование обрывается. Входит вожатый и разгоняет бессонную команду по кроватям.

«Вот это капитан! — засыпая, думают об Игоре мальчики. — С таким хоть в огонь, хоть в воду…»

Как-то среди ночи их разбудила буря. У-у, как страшно она выла, сотрясая лагерный дом! Он ведь стоял на самом берегу моря. Но шторма никто их ребят не испугался. Ведь с ними был их храбрый Игорь! И, если он не подает голоса и даже спит без просыпу или просто притворяется спящим, — значит, ничего страшного нет.

Но у вожатых на этот счет было другое мнение. Они влетели в спальню, велели всем одеться и следовать за ними в верхний лагерь, подальше от разбушевавшейся стихии.

— Мы сами! — закричали мальчики. — Мы с Игорем!

Вожатые ушли будить других, а мальчики окружили Игореву кровать. «Ну и выдержка, — с уважением подумали они о капитане. — В лагере светопреставление, а ему хоть бы что! Неужели так крепко спит?» Стянули одеяло и опешили: кровать была пуста!

Впрочем, они сразу догадались, в чем дело. Игорь, встав первым и не разбудив их, помчался на помощь терпящим бедствие. В такую минуту забыть о друзьях! Они хотели обидеться на капитана, но, поразмыслив, простили его. У него просто не было времени будить их. В таком случае, они сами прибегут к нему.

Мальчики вырвались из спальни и сломя голову, стайкой понеслись в направлении, обратном тому, какое им указали вожатые. Но на пути к морю их перехватили дежурные и заставила подняться в верхний лагерь. Здесь, на игровой площадке, похожей на капитанский мостик фантастического лайнера, они вдруг увидели своего Игоря. Он стоял лицом к морю, ничуть не страшась бушевавшей внизу стихии, и звонко командовал:

— Полный вперед!.. Так держать!..

— Сухопутный капитан, — поморщился Ахмет Бабаев из Узбекистана и отвернулся от Игоря. То же самое сделали остальные.

ФУТБОЛИСТ

В звене было два Вовки. Вовка-большой и Вовка-маленький. И если Вовка-маленький всем ребятам отряда уступал в росте, то только в этом, и ни в чем другом. В море он, как дельфин, плавал. По деревьям, как обезьяна, лазал. Через веревочку лучше любой девчонки прыгал…

В первые лагерные дни Вовка-маленький ходил по Артеку, соображая, чем бы заняться. Его манило и море (он, Вовка, — моряк!), и горы (он, Вовка, — альпинист!), и небо (он, Вовка, — авиамоделист!). Но как-то раз Вовка-маленький попал на стадион и наконец сделал выбор.

Не то чтобы он раньше не видел или не любил футбола… У них в поселке нефтяников, откуда он приехал, был, конечно, свой стадион, были свои футболисты. Но Вовка-маленький при всем своем желании не мог попасть в их число. Футбол у них в поселке был привилегией взрослых.

Так что Вовкина любовь к футболу ограничивалась телевизором или билетом на матч местных команд. Да еще стрижкой под бокс.

И вдруг в Артеке он увидел сказку наяву: мальчиков, играющих в футбол. Не просто мальчиков, а мальчиков, разодетых с ног до головы по последней футбольной моде. И не просто гоняющих мяч, а играющих по самым строгим футбольным правилам.

Вовка-маленький, как только взглянул на их алые, как заря, и голубые, как море, майки, на их белые, как снег, и черные, как антрацит, трусы, на их гетры, на их рыжий, в белых веснушках мяч, так сразу и понял, где его место…

С этой минуты Вовка-маленький пропал для звена. Звено на сбор, в поход, на экскурсию, а он, под любым предлогом, на стадион!

Станет позади ворот и, как обезьяна, повторяет все движения вратаря. Тот ловит мяч руками, и Вовка-маленький ловит. Только не настоящий, а воображаемый. Тот прицеливается, чтобы отбить ногой кожаный снаряд, и Вовка-маленький прицеливается…

Вратарь, заметив это, сперва обижался на Вовку-маленького, думал, что тот его передразнивает, а потом, узнав о футбольной страсти, овладевшей Вовкой-маленьким, стал относиться к нему с уважением. Во всяком случае, никогда не прогонял от ворот.

А однажды Вовку-маленького самого поставили на ворота. Заболел настоящий вратарь, и его поставили. Сон, настоящий сон… А может, нет? Чтобы убедиться в этом, Вовка-маленький хотел ущипнуть себя за нос и не успел. Нападающий противника влепил ему мяч прямо в лоб…

— Отбил, отбил, отбил! — заорали на стадионе, и Вовка-маленький, у которого от боли навернулись на глаза слезы, вместо того, чтобы заплакать, вдруг подпрыгнул, как козлик, и весело засмеялся…

Однажды Вовка-маленький не пришел на обед. А это в Артеке чрезвычайное происшествие. Послали ребят искать его. Ну, для тех не секрет, где может пропадать Вовка-маленький. Конечно же на футбольном поле! Там и нашли. На стадионе, кроме Вовки-маленького, не было ни души. Вовка-маленький один-одинешенек стоял в воротах.

— Эй, Вовка! — накинулись на него ребята. — Ты чего тут делаешь?

— В воротах стою, — сказал Вовка-маленький.

— Зачем? Нет же никого…

— Чтобы место не заняли, — ответил Вовка-маленький.

СУХОЙ ПАЕК

Артековца Мишку Толстого не взяли в Арктику…

Толстый — это не фамилия. Толстый — это Прозвище, что вполне соответствует Мишкиной внешности. Мишка толще всех в звене. Но отличается от других ребят не только этим. Еще и аппетитом.

«Я всегда в форме», — говорит он сам себе, и это значит, что Мишка Толстый всегда — утром и вечером, днем и ночью — готов к поглощению пищи, любой, в любом количестве, лишь бы съедобной была. Вполне возможно, что это его имели в виду, когда складывали поговорку о человеке, который ест за троих.

Но в Арктику Мишку не взяли не из-за этого, а из-за того, что он не выдержал экзамена.

Сперва его хотели взять. И даже назначить шеф-поваром экспедиции. Чтобы Мишке Толстому быть поближе к еде. Но за несколько дней до отплытия экспедиции его вычеркнули из списка личного состава.

И когда Мишкино звено во главе со звеньевым — он же начальник арктической экспедиции, — собралось на веранде, оборудованной под экспедиционное судно и увешанной географическими картами, чтобы отправиться в заочное путешествие к Северному полюсу, Мишки Толстого с ним не было. Его даже на порог корабля-веранды не пустили. И все из-за экзамена.

Незадолго до этого Мишкино звено побывало в однодневном походе. Перед походом всем выдали сухой паек. При виде того, что было в сухом пайке, у Мишки Толстого сразу разыгрался аппетит и потекли слюнки. Еще бы, у него никогда не было столько вкусных вещей сразу: и колбасы, и консервов, и шоколада, и печенья, и яблок, и пирогов, и орехов…

Мишка Толстый всегда был тяжеловат на подъем. А тут, в походе, несся так, что его приходилось сдерживать. Но несся он с единственной целью — поскорее добраться до привала и полакомиться сухим пайком.

Вот и привал в хвойном лесу на изумрудной полянке. Но едва Мишка Толстый запустил руку в свой рюкзак, как раздался голос вожатого:

— Приказ: есть экономно, сухой паек выдан на весь день.

Услышать это для Мишки Толстого было равносильно тому, что проглотить пирожное с горчицей!

Но приказ есть приказ, и Мишка Толстый, пересилив себя, съел столько же, сколько все.

Зато в дороге, отстав от всех, он вознаградил себя, не оставив в рюкзаке ни крошки.

На привале новый приказ: сдать сухой паек в общий котел. Звено, оказывается, заблудилось, и неизвестно, когда в лагерь вернется.

Сдать так сдать. Понесли ребята паек в общий котел. А Мишке Толстому нечего нести. Он свое за здорово живешь умял…

— Где же твой паек? — удивился вожатый.

— Здесь, — сказал Мишка Толстый и постучал по тугому, как барабан, животу. — А до Артека я и потерпеть могу.

— Зачем же терпеть? — не принял Мишкиной жертвы вожатый. — До Артека мы тебя прокормим. А вот в Арктику не возьмем.

— Почему это? — вскипел Мишка Толстый.

— Потому что ты экзамена не выдержал, — ответил вожатый.

— Какого экзамена? — удивился Мишка Толстый.

— По дисциплине, — сказал вожатый, — за один присест съел то, что на весь день было отпущено.

Теперь у Мишки Толстого задача: до конца лагерной смены свой аппетит дисциплинировать.

САМОДЕЛКА

У всех артековцев есть друзья. А у Севы Сухарева из села Большая Медведица больше всех. Лицо у Севы, что солнце, — всегда сияет. Случая не было, чтобы Сева кого-нибудь обидел, оскорбил. Наоборот, со всеми вежлив и уважителен. Поэтому и друзей у Севы не счесть.

Одно плохо — доверчив. Попросили его ребята за пирсом на море сбегать. За пирсом? Пожалуйста! Сверкнул голубыми, как небо, глазами и побежал выполнять поручение.

Прибежал на море, рыщет, ищет, а чего — и сам не знает.

— Чего ищешь? — спросили у него купальщики.

— За пирсом ребята послали…

— Ах, за пирсом! — засмеялись купальщики. — Да ты на нем стоишь!

Другой бы на месте Севы обиделся. А Сева — нет. Вернулся и, как ни в чем не бывало, сказал:

— Не дотащил. Сил не хватило. А трактор не дали.

Больше других донимал Севу черный как жук одессит Жора. Как он только его не разыгрывал! И про акул врал, рассказывая, будто сам их в лодку запрягал и на той лодке по морю катался. И про морского змея небылицы плел — будто тот ночью, при луне, на свист из воды высовывается. Сева, поверив другу, выбрался раз после отбоя на берег, стал свистеть, а вместо змея из моря почему-то незнакомый мужчина вылез. Сева испугался и убежал спать.

Наконец Жорины розыгрыши надоели Севе, и он решил отомстить приятелю. Уединился от ребят и стал что-то ножом выстругивать. Днем выстругивает, а на ночь выструганное в укромном местечке прячет…

Вскоре заспорили ребята, кто быстрее костер разожжет.

— Я! — громче всех крикнул черный Жора.

Стали соревноваться. Насобирал Жора сухих веточек, сложил шалашиком, сунул в шалашик сухой травы и полез в карман за спичками. А спичек в кармане нет! У него нет, так у друга Севы наверняка найдутся. Он ведь тоже в соревновании участвует.

— Эй, Сева, дай коробок!

Посмотрел Сева на Жору, усмехнулся и дал. Коробок как коробок. Раскрыт даже. И видно, что внутри спички лежат. Хотел Жора достать одну, да не тут-то было. Коробок, как заколдованный, не дает спичек. Вертит Жора коробок и так и сяк, трясет, а вытряхнуть из коробка ничего не может.

У других костры давно уже пылают, а Жора все еще с коробком возится. Наконец разглядел — не настоящий это коробок, а самоделка из дерева. Но до того похожая на настоящий коробок, что ни за что не отличишь.

Хотел рассердиться на Севу, но разве за такое можно сердиться? Нет, конечно. Жора и не рассердился. Наоборот, похвалил друга-умельца. И волшебный коробок на память выпросил.

УСЫ

У мальчишек усы не растут. Это и доказывать не нужно. Усы растут у мужчин. Пионеру Боре до мужчины еще далеко, а он уже с усами. И что удивительно, усы у него за одну ночь выросли…

Случилось это так. Приехал Боря в Артек и обрадовался свободе — ни мамы, ни папы! Никто у него над душой не стоит, никто ему не командует: «Больше ешь, здоровей будешь!», «Чище руки мой, чистота — залог здоровья!».

Правда, вместо мамы и папы вожатый есть, но где ему за всеми пионерами углядеть? Их у него в отряде три десятка!

По утрам умываться Боря первым выскакивал. Но умываться и не думал. Добежит до умывальника и, рук не замочив, тут же обратно мчится! Хотя и лето, а вода в кране — бр-р! — какая холодная! А он, Боря, ни теплой, ни тем более холодной воды терпеть не может. Дома мама с папой из-под палки умываться заставляют.

Собирает вожатый ребят — на завтрак вести — и удивляется: что это с Борей, всего ничего в лагере прожил, а уж весь загаром покрылся, что за чудо?

Пошли раз ребята в поход. И под дождь попали. Не заметили даже, как он набежал. Промокли все до нитки. Посмотрел вожатый на Борю и еще раз удивился: на загорелом Борином лице от дождя белые полосы. Неужели дождь загар смыл? Догадался, не загар он смыл, а грязь!

Устроил вожатый привал. Послал Борю за хворостом для костра, а сам всем о Борином «загаре» рассказал. Рассердились ребята на Борю и решили его проучить. Проучить и к воде приучить!

Вернулись в Артек. Поужинали и завалились спать. Да как легли, так сразу и заснули, будто в сонную яму провалились. После похода всегда крепко спится. Да еще под шум моря.

Но двоим в ту ночь было не до сна. В полумраке ощупью они подкрались к Бориной кровати, и один из них, убедившись, что Боря спит без задних ног, шепнул другому:

— Рисуй скорей!..

А утром, построив отряд на линейку, вожатый подошел к Боре и спросил:

— Пионер Кошелев, почему ты сегодня не умывался?

— Кто, я? — притворно удивился Боря. — Я всегда первым.

Но вожатый не дал ему договорить. Он вывел Борю из строя и поставил лицом к ребятам. И ребята, едва взглянув Боре в лицо, так и покатились со смеху.

Боря обиделся.

— Чего смеетесь? — крикнул он.

Его вопрос только подлил масла в огонь, и смех разгорелся еще ярче.

— Я скажу, почему они смеются, — ответил вожатый, сам с трудом сдерживая смех, — дело в том, что ты забыл смыть… усы. — Он достал из кармашка зеркальце, протер его и протянул Боре.

Боря взглянул и опешил: из зеркальца на него смотрел черноусый незнакомец.

«Сажа», — догадался Боря и кинулся бежать. Куда? Ну конечно же умываться.

САРАФАН

Бабушкин сарафан попал в Артек контрабандой. В чемодане Симы Семеновой из Архангельска. Сима и не знала, что везла с собой. А когда по приезде стала рыться в чемодане, ахнула: бабушкин сарафан! То-то, когда она собиралась в дорогу, бабушка все ахала да ахала, причитала: «Взяла бы чего подлинней, пойдешь под вечер на гулянку, голоногая, охладеешь, чай!»

Где ей, бабушке, было знать, что августовские вечера в Крыму теплей самых жарких дней на Севере. Вот и сунула внучке свой сарафан на всякий случай.

Сарафан, конечно, чудо как хорош. И скроен на диво, и расшит так, что залюбуешься: золотыми петухами да курочками. И Симе впору. Сима в этом году как раз с бабушку вымахала. Да немодный он какой-то, сарафан этот. Его, наверное, еще при царе Горохе носили. Бабушка рассказывала, что он ей от ее мамы достался. Как-то раз бабушка уже пыталась навязать Симе свой сарафан. Когда у них в школе карнавал был. Но Сима не взяла.

— Не хочу, — сказала, — царский он.

— Не царский, а русский, — рассердилась бабушка, — но раз не хочешь, не надо. Пусть до другого случая в сундуке полежит.

Вот и дождалась этого «другого случая».

Вынула Сима сарафан, примерила и хотела обратно спрятать. Но подруги не дали. Налетели, как воробьи, выхватили сарафан у Симы из рук, рассматривают, удивляются, им бы по такому…

— Глупые вы, — сказала Сима, — старый он, немодный. — Отобрала сарафан и в чемодан спрятала. Да и забыла о нем. Она-то забыла, а подруга Ира из Москвы помнила…

Узнали пионеры, что в дружине будет карнавал, и стали к нему готовиться: наряды шить, маски мастерить. В отряде ни о чем другом, кроме карнавала, и разговора не было.

— Ты кем будешь?

— Иваном-царевичем. А ты?

— Робин Гудом.

Что касается Симы, то она решила стать Снегурочкой. А Ира? Ира свою тайну не выдала никому. Только и сказала:

— На карнавале увидите.

Как-то раз подошла Ира к Симе и попросила сарафан — мерку снять. Симе сарафан не жалко. Вынула из чемодана, дала подруге.

— Снимай, пожалуйста. — И снова о сарафане забыла. Не до него. «Лучший наряд, — сказала вожатая, — будет премирован».

Наконец наступил день карнавала. Но, увы, Снегурочки на нем никто не увидел. В то время когда другие веселились и фасонили друг перед другом своими костюмами, Сима-Снегурочка, перегревшись на солнце, лежала в изоляторе. Лежала и, конечно, не могла видеть, как на карнавале появилась русская красавица в маске. Но другие ее сразу увидели и ахнули, потому что на ней был костюм необыкновенной красоты — русский сарафан, расшитый золотыми петухами и курами.

Жюри сразу присудило этому костюму первую премию как самому красивому и самому модному.

Больше всех был восхищен сарафаном старый художник, гость Артека.

— Девочка, — спросил он у маски, — как тебя зовут?

— Сима Семенова, — ответила маска и, сделав реверанс, скрылась в толпе ребят.

Вожатая, услышав это и зная, что Сима лежит в изоляторе, сперва удивилась, а потом понимающе улыбнулась: сарафан-то был Симин. Ну и слава должна была достаться Симе.

СУШЕНЫЕ МЕДУЗЫ

Артек — фабрика здоровья. Это знают все. А вот то, что Артек фабрика коллекций, знает далеко не каждый. Но тем, кто отдыхает в Артеке, это хорошо известно. Да и как им не знать этого! Еще там, в родном селе или городе, каждого будущего артековца напутствовали:

— Гербарий собери…

— Морских ракушек не забудь…

— О минералах помни…

Митя Архипов, круглолицый и всегда веселый мальчик из Можайска, обещал привезти в школу нечто необыкновенное. Обещать-то обещал, а что необыкновенное, не уточнил. Почему? Потому что и сам не знал, что такое необыкновенное он привезет в подарок школе.

Просто Артек, куда он ехал на каникулы, казался ему царством всего необыкновенного, и Митя решил, что из необыкновенного он что-нибудь необыкновенное да привезет.

Артек не обманул Митиных ожиданий. Он действительно оказался сказкой наяву, и Митя в первые дни останавливался, пораженный, в каком-нибудь дивном уголке и стоял, зажмурив глаза. А открыть боялся: откроет, а сказка вдруг пропадет… Но сказка никуда не пропадала, и Митя бежал искать по Артеку что-нибудь необыкновенное для своей родной школы.

В конце концов, он нашел нечто такое, чем собирался удивить не только школу, но и самих артековцев.

Однажды Митя вышел на пирс и стал с пирса смотреть в воду. Море было спокойное, и в прозрачной воде, как в аквариуме, будто на потеху Мите, резвились рыбешки, вспыхивали и гасли под лучами солнца перламутровые раковинки, изящно, как балерины на сцене, танцевали медузы. Вот эти медузы и натолкнули Митю на одну мысль.

Митя сбегал на берег, раздобыл ведро и сачок, с которым ребята охотились за бабочками для школьных коллекций, и стал удить медуз…

Потом вынес улов на берег, разложил медуз на припасенном заранее газетном листе и оставил в укромном местечке сохнуть на солнце. А чтобы медузы, чего доброго, не сгорели на солнце, Митя прикрыл их сосновой лапой.

Душа у Мити пела. Еще бы, привезти в школу сушеных медуз! Да все другие артековцы от зависти лопнут, узнав об этом. «Что ты везешь в школу?» — спросят они его перед отъездом. А он им: «Сушеных медуз». На другой день Митя сам похвастался, что повезет в школу нечто необыкновенное.

— Что, что необыкновенное? — насели на Митю ребята.

Митя не стал испытывать их терпения и повел на берег моря. Вот и сосновая лапа, прижатая к земле двумя камешками.

— Смотрите! — ликуя, крикнул Митя и, глядя прямо в глаза ребятам, поднял с земли колючую ветку. — Сушеные медузы!

Громкий смех заставил его взглянуть на свое сокровище. Где же медузы? Вместо них на газетном листе темнели четыре пятнышка — по числу выловленных им обитателей моря.

Ну разве он, Митя, знал, что медузы так лакомы, а солнце так прожорливо? Оно, наверное, и облизнуться не успело, как медузы растаяли у него на языке.

ДЕЛЬФИН

Море дышало тихо и ровно, как спящий человек. Таня Александрова стояла по колено в воде в розовом, как занимающийся рассвет, купальнике и разговаривала с дельфином. Разговаривала и ни капельки не удивлялась этому. Она давно слышала, что дельфинов считают разумными существами и их можно выучить человеческому языку. Значит, уже выучили одного, раз она с ним разговаривает…

Удивляло Таню другое — то, что беседа между нею и обитателем Черного моря велась по-английски, хотя этого языка Таня отродясь не знала. Не знала, а почему-то понимала все, что говорилось.

Вдруг дельфин стал нервничать и гнать Таню из воды.

— Уходи! — крикнул он по-английски, разинув острую, как сабля, пасть.

— Почему? — тоже по-английски спросила Таня.

— Шторм идет, буря! — крикнул дельфин и ушел в воду.

И вовремя! Налетел шторм и оглушил Таню разбойничьим свистом.

Таня испуганно вскрикнула и… проснулась. Испуг прошел, едва она увидела себя в спальне среди спящих подруг-артековок. Значит, дельфин ей приснился. А буря, шторм? Буря и шторм не приснились. До Тани доносится глухой вой ветра, громовой гул воды.

Таня достает ручные часики и при свете ночника смотрит на циферблат. До рассвета еще три часа! Тут же приказывает самой себе: спать, спать, спать!

Но сон не идет. Таня вспомнила, если сосчитать до тысячи, можно уснуть. Стала считать: раз — дельфин, два — дельфин, три — дельфин… Спохватилась: при чем тут дельфин? Ах да, он же ей только что снился…

Таня стала думать о дельфинах. Каково-то им там, в бушующем море? Швыряет их, должно быть, как щепки. А вдруг на берег выбросит? Пропадут дельфины. На берегу им не выжить, а до воды без чужой помощи не добраться.

При мысли о горькой участи дельфинов Тане становится не по себе. Ладошка жалости сжимает сердце. Она тихонько встает и подходит к окну. Окно огромное, во всю стену, и там, за окном, кромешная мгла. Ни зги не видно. Только ухо ловит отчаянные всплески волн.

Таня возвращается и с думой о дельфинах ложится в постель. Лежит не смыкая глаз.

Вдруг гул за стенами спальни неожиданно стихает. Как будто кто-то взял и заткнул горлышко буре. Белый как молоко сочится в окно рассвет. Но вот он начинает розоветь, и уже не молоко льется в окно, а малиновый сироп. Значит, на гребень Медведь-горы взлетел Красный Петух — солнце.

Таня тихонько встает, наскоро одевается и крадется к выходу, боясь разбудить спящих. Распахивает дверь, и — ах! — как вкусно пахнет после бури воздух! Но Тане некогда им лакомиться. Она спешит на берег моря. Вот и золотая пляжная коса, выступающая из-под белой гривы прибоя — в серебре ракушек, в камешках-горошинах.

Прибрежная полоса, извиваясь как змея, тянется далеко-далеко, и Таня с сожалением смотрит на свои коротышки-ножки. Разве на таких далеко убежишь? Вот были бы они у нее голенастыми, как у цапли…

Таня мчится вдоль берега и — спасибо глазам, хоть они у нее острые, как у цапли, — замечает серую беспомощную тушку дельфина. Величиной с Танин локоток, он лежит на прибрежной гальке и не подает признаков жизни.

Таня наклоняется, берет дельфина в руки и — о счастье! — чувствует, как он трепещет у нее в руках. Скорей в море! Таня входит в воду и выпускает дельфина. «Поплыл, поплыл, поплыл!» — ликует сердце.

Той же дорогой Таня возвращается обратно и, никого не разбудив, ложится в постель. Сон тут же наваливается на нее, и Таня, счастливая, засыпает.

Шумно и весело мчатся артековские дни. Наконец приходит последний. Таня долго бродит по берегу, прощаясь с морем и со спасенным ею дельфином. Прощается заочно, потому что спасенного нигде не видно. Вдруг слышит:

— Дельфин!.. Дельфин!.. Дельфин!..

Это кричат ребята. Таня шарит глазами по воде и наконец находит то, что ищет: в море, на потеху ребятам, кувыркается дельфин.

«Мой, мой, мой… — стучит Танино сердце. — Приплыл проститься. Спасибо, спасибо, спасибо…» И Таня изо всех сил бьет в ладоши. Вместе с Таней аплодируют другие.

Вечером Таня уезжает и увозит с собой тайну о спасенном дельфине. А через несколько дней в город, где она живет, приходит письмо. Таня открывает конверт и достает рисунок. На рисунке море, дельфин в море и она на дельфине, веселая и счастливая. А под рисунком подпись: «Рисунок художника Дельфина». И еще два слова: «Спасительнице от спасенного». Значит, был в Артеке некто, кто видел, как она спасала дельфина.

УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ

Из Артека никто не уезжает с пустыми руками. Всякий что-нибудь увозит на память.

Гриша Протопопов, собираясь в дорогу, вспомнил школьный наказ:

— Привези нам из Крыма какое-нибудь учебное пособие, — сказали ему ребята, когда он уезжал в Артек.

И вот Гриша Протопопов ходит по лагерю и соображает, какое учебное пособие он может привезти в школу. Ему вспоминается один случай на уроке. Учительница рассказывала о том, как добывают соль из морской воды. Но самой соли в школе не было, и учительница не могла показать ее ученикам.

«Эх, жаль, море далеко, — подумал тогда Гриша, — а то пошел бы и добыл соли для урока».

— Морская соль похожа на пепел, — сказала учительница и показала ребятам коробочку с пеплом от сожженной бумаги.

Гриша остановился на берегу и окинул взглядом синюю морскую даль. Весело и ярко светило солнце. На цыпочках, как балерины, взбегали на берег волны. Но тут же теряли равновесие, падали и скатывались обратно в море.

«Учебное пособие!.. Вот оно, учебное пособие, у моих ног!» — обрадовался Гриша и побежал вдоль берега искать местечко для добычи соли. Замысел его был прост. Вырыть в песке побольше лунок-ямочек, напустить туда морской воды, а все остальное поручить солнцу. Солнце выпарит воду и оставит на донышках лунок соль.

Гриша так и сделал. Выкопал одну лунку, выкопал другую, напустил туда воды и оглянуться не успел, как вода исчезла. Ее вместе с солью проглотил морской песок.

Но Гриша не отчаялся. Он пошел в столовую и выпросил таз. Вернулся на море, набрал в таз немного воды и оставил на солнце. Вскоре солнце выпило воду, и на донышке осталась тонкая и серая, как тень, пленка соли. Гриша еще добавил воды и еще раз заставил солнце поработать. Так он делал много раз, пока не наскреб целую щепотку соли. Завернул ее в бумажку, как порошок, отнес таз на кухню, а сам пошел в отряд к ребятам. Показал свою добычу и сказал:

— Угадайте, что это?

— Пепел, — сказал один, — бумажный…

— Серозем, — сказал другой, — земля такая…

— А вот и нет, — сказал Гриша, — ни то, ни другое.

— А что это?

— Это такое… такое… — Гриша загадочно улыбнулся. — В общем, это очень вкусное…

— Вкусное? — насторожился Гоша Ладонщиков. — Дай попробовать!

— Пожалуйста, — сказал Гриша и протянул пакетик Гоше.

Гоша попробовал и поморщился:

— Соленое! — недовольно сказал он.

— Угадал, — сказал Гриша.

— А ты сказал, вкусное! — пробурчал Гоша.

— Правильно сказал, — заметил Гриша. — Без соли ничто невкусно. Но дело не в этом, а в том, где и для чего я эту соль добыл…

— Добыл? — глаза у ребят загорелись. — Где добыл?.. Для чего?..

— На море, — ответил Гриша, — для пособия по химии. Привезу соль в школу, а на пакетике напишу: «Морская соль, добытая Гришей Протопоповым в пионерском лагере «Артек».

Надо ли говорить, что примеру Гриши захотели последовать и другие ребята! Уехало из Артека много-много учебных пособий, подаренных ребятам Черным морем.

СВОБОДНАЯ СТИХИЯ

Сколько конкурсов проводится в Артеке? Не счесть… Например, есть конкурс юных поэтов, юных художников. Поэты читают стихи собственного сочинения о мире, родном крае, об Артеке, о друзьях и товарищах… Художники то же самое выражают карандашами и кистью.

Но самый интересный конкурс живых театрализованных газет. На сценической площадке вырастают четыре палатки. «Те самые, первые», — догадываются зрители, видевшие их на снимках пятидесятилетней давности. Первые палатки первых артековцев. А вот и они сами: в картузах, холщовых штанах, сатиновых рубашках, в лаптях даже!.. Ну как есть из давнего прошлого… Одно выдает — те, на фотографиях, были худые, тощие, а эти вон какие упитанные, так и пышут здоровьем! Впрочем, последнее обстоятельство не принимается в расчет, картина сыграна верно, и участники живой газеты награждаются дружными аплодисментами. А когда артисты запевают песню первых пионеров Артека, ее подхватывает вся дружина.

В третьем отряде готовились к прощальному конкурсу чтецов-декламаторов. Накануне конкурса вожатая поинтересовалась, что будут декламировать ее пионеры?

— «Прощай, свободная стихия!..» — ответил Витя из Москвы. — Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «К морю».

«Ну что ж, похвально, — подумала вожатая, — Пушкин — великий гость здешних мест. Конкурс будет проходить на площадке его имени. Так что репертуар, можно сказать, вполне подходящий».

Спросила у девочки, что та будет читать?

— «Прощай, свободная стихия!..» — ответила Гия из Тбилиси.

Вожатая насторожилась.

— А ты? — спросила она у Витаса из Литвы.

— «Прощай, свободная стихия!..» — ответил Витас.

Вожатая ужаснулась: все трое — Пушкина! Может быть, француженка Софи выбрала другое?

— «Прощай, свободная стихия!..» — ответила Софи.

«Все, — поникла вожатая, — теперь уже ничего другого им наизусть не заучить, не успеют. Будь что будет!»

Конкурс начался, когда солнце ушло за море и Артек утонул в синем вечере. На пушкинскую площадку один за другим выходили декламаторы и, пожав аплодисменты, растворялись в сумерках, со всех сторон обступивших озаренную электричеством эстраду.

Объявили выход третьего отряда. Первым должен был выступать Витя из Москвы.

— «Прощай, свободная стихия!..» — начал он, обращаясь к морю и, прочитав стихотворение, ушел под аплодисменты.

Вышла Гия. Вожатая Зоя сидела ни жива ни мертва.

— «К морю». Александр Сергеевич Пушкин, — объявила Гия. Стихотворение она прочитала по-грузински. А потом стихи звучали по-литовски, по-французски… Вожатая была довольна.

КАК СЛОЖИЛИ ПЕСНЮ

В этот день все в Артеке казалось грустным. И солнце, и море, и Медведь-гора. Солнце туманилось, что с ним бывало очень редко. Море сердито морщилось, что тоже случалось нечасто. А Медведь-гора — та, казалось, с головой ушла в воду, чтобы не слышать грустных слов, которыми обменивались между собой артековцы. Артек прощался с очередной сменой. Вот-вот с гор должны были спуститься огромные, похожие на слонов, автобусы и забрать ребят.

Звено Вити Мусатова, мальчика с пшеничными волосами, сидело в беседке и молчало. Тем, кто расстается навсегда, почему-то трудно найти тему для разговора.

— Споем, что ли? — грустно сказала мечтательная Зоя Тимофеева.

— О чем? — нахмурился сердитый Руслан Бобков. — И так все пето-перепето…

— Ну, тогда сами сочиним, — предложила Зоя.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Руслан, — сочинительница нашлась!

Но его никто не поддержал, и Руслан смущенно умолк.

Снова надолго воцарилась тишина. И вдруг в этой тишине кто-то тоненько протянул:

— Эту песенку сложили мы о том, мы о том…

Пела маленькая Лена Загоруйко. Все насторожились. А пшеничный Витя Мусатов спросил:

— О чем песенка?

— Еще не знаю, — сказала Лена.

— А я знаю, — воскликнул вдруг Петя Горбачев и нараспев протянул: — Как в Артеке дружно жили всем звеном, всем звеном…

— А что? Точно, — сказал Витя Мусатов и пропел: — Эту песенку сложили мы о том, мы о том, как в Артеке дружно жили всем звеном, всем звеном!

— Получается, получается! — обрадовалась веселая Маша. — А дальше так: как на пляже загорали дочерна, дочерна…

— Ну, загорели, а потом что? — спросил сердитый Руслан Бобков.

— А дальше вот что! — воскликнул верный рыцарь кожаного мяча, сам круглый, как мяч, Митя Огурцов. — Как в футбол порой играли дотемна, дотемна…

Все вдруг оживились. В каждом проснулся поэт, и все наперебой предлагали свое продолжение песни.

— Жили дружно и сплоченно мы всегда, мы всегда… — пропел звеньевой.

— Дайте мне! — вскочила застенчивая Галя Малиновская. Это было так необычно, что все притихли. Галя была первой молчуньей в звене. Значит, и ее захватило творчество.

— Давай! — сказал Витя Мусатов.

— Пожалуйста, вот… — залилась краской Галя. — И мальчишки без девчонок никуда, никуда…

— Но пришла пора разлуки, — подхватил Витя Мусатов.

— И пою сегодня я, — вставила веселая Маша.

— До свидания, подруги! — крикнул Митя Огурцов.

— До свидания, друзья! — закончила Лена Загоруйко.

— Эх! — спохватился вдруг Витя Мусатов, — сочинить-то сочинили, а записать забыли!

— Как это забыли? — вскочил Гриша Краснощеков, летописец звена. — Вот она, песня, здесь! — И он показал ребятам тетрадь, на которой было написано «Дневник звена. Летописец Гриша Краснощеков».

— Читай все, — сказал Витя.

И Гриша прочитал:

— Все вместе, хором! — воскликнул Витя, встал и, как дирижер, поднял руки. — Эту песенку сложили мы о том, мы о том…

И едва звено запело, как все в природе чудесным образом прояснилось: солнце посветлело, море заулыбалось, а Медведь-гора подняла над водой голову и с удовольствием стала слушать веселую песню о грустном расставании.