Пираты, корсары, флибустьеры, буканьеры. Книги 1-21

Н-78 Нойкирхен X. Пираты.-- К.: Республиканский Центр духовной культуры. Общество "Знание" Ук­раины.--1992.--256 с.

Перевод на русский язык, преди­словие, издательство "Прогресс", 1980

Художественное оформление, О. В. Матиенко, 1992

ПРЕДИСЛОВИЕ

Пираты, корсары, каперы, флибустьеры, буканьеры... Как давно это, кажется, было.

А может, этого и не было? Только в сказках и леген­дах, в романах и поэмах?.. В байроновском "Корсаре", стивенсоновском "Острове сокровищ"? Да еще в "Бри­гантине" Павла Когана...

Но нет, все-таки пиратство было. И об этом люди вспоминают снова и снова. Появляются и серьезные ис­следования, и научно-популярные книги. Пишут не толь­ко ученые и популяризаторы, но даже теоретики и прак­тики военно-морского дела, флотоводцы, как и автор этой книги -- он был начальником штаба военно-морских сил Германской Демократической Республики.

Такой интерес отчасти объясняется тем, что пират­ство -- это не только история. Оно в какой-то мере жи­вет и в наши дни. И на море, и особенно в воздухе -- там, на авиационных трассах, пиратство обрело новую жизнь, облекшись в форму воздушного терроризма, угона са­молетов.

Но история пиратства важна и сама по себе. Это ведь страницы нашей истории, истории человечества. Не вспомнив их, разве можно, например, понять становле­ние капитализма, эпоху первоначального накопления. На эту эпоху пришелся "расцвет" пиратства.

Пираты способствовали притоку богатств экзотиче­ского Востока на Западе. Ценности, награбленные пира­тами, обращались в конечном итоге в капитал, который вливался в молодое капиталистическое хозяйство и спо­собствовал его упрочению. "Открытие золотых и сере­бряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги по завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на черно­кожих -- такова была утренняя заря капиталистической эры производства. Эти идиллические процессы суть глав­ные моменты первоначального накопления"* (* К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, с. 760.). С той по­рой истории человечества пиратство и связано больше всего. Хайнц Нойкирхен справедливо уделил этому пе­риоду наибольшее внимание в своей книге и меньшее, но заметное -- пиратству в античном мире, на Востоке, в Северной Африке.

А крупнейшие водные пути, связавшие Европу со странами Востока и с Америкой? Первыми нередко про­кладывали их пираты. И не одно -- много поколений, несколько столетий... И в тогдашнем соперничестве меж­ду морскими державами с пиратами приходилось счита­ться, они заметно влияли на расстановку сил на миро­вой арене.

Роль пиратства в истории многопланова. Проложив океанские дороги, они сами же становились потом глав­ной помехой для торговых и других караванов. "Осваи­вая" далекие от Европы земли и объективно расчищая путь колониализму, они в то же время сами не были за­интересованы в захвате этих земель европейскими дер­жавами. Наоборот, независимость местных народов была для них залогом их собственной безопасности. Потому-то у пиратов нередко складывались добрые отношения с местным населением.

Подтверждение тому можно найти в известной книге А. О. Эксквемелина "Пираты Америки", которая счита­ется одним из самых авторитетных свидетельств о жиз­ни пиратов Вест-Индии в начале последней трети XVII столетия. "Пираты настолько дружны с тамошними ин­дейцами, что могут жить среди них, совершенно ни о чем не заботясь... Индейцы довольно часто ходят с пиратами в море и остаются с ними года на три или четыре, не поминая о своем доме, так что среди них есть много та­ких, кто хорошо говорит по-французски и по-английски. Среди пиратов тоже немало людей, которые бойко гово­рят на индейском языке"* (* А. О. Эксквемелин. Пираты Америки, пер. с голл. М., 1968, с 208.).

Читая книгу Хайнца Нойкирхена, явственно видишь, какой огромный ущерб нанес человечеству разбой на мо­рях и океанах, сколько унес жизней, сколько загубил бо­гатств, творений, созданных руками людей. И это не за два-три десятилетия, а на протяжении жизни многих де­сятков поколений.

До сих пор ищут сокровища, закопанные пиратами в самых разных краях Старого и Нового Света, кладоиска­тели пытаются расшифровать оставленные пиратами криптограммы; то в одной, то в другой газете мелькают вести о розысках, а то и о находках. Сколько же добра, сколько овеществленного труда было когда-то отнято у людей...

Пираты были грабителями, но тем не менее иногда вызывали симпатии и у своих соотечественников. В их действиях нередко видели протест против несправедли­вых общественных порядков, а в них самих, как и в раз­бойниках на суше,-- бунтарей. Несправедливое устрой­ство общества создавало социальную почву для пират­ства. Не случайно во время допросов и пираты, и раз­бойники нередко оправдывали свой бунт притеснениями, беззаконием, нищетой. И хотя, кажется, никто из пира­тов не достиг популярности Робина Гуда, все-таки прос­тые люди нередко смотрели на них как на мстителей сильным мира сего.

Да и у просвещенных современников пираты неред­ко вызывали восхищение. И отчаянно дерзкими атака­ми, и введением новых приемов боя -- этот опыт изуча­ли и заимствовали адмиралы европейских держав. И размахом своих действий -- ведь пираты создавали боль­шие объединения, пиратские "республики". И разрывом с обычными для своего времени представлениями -- пи­ратам приходилось снимать шоры тех традиций, привы­чек, которые ограничивали тогда кругозор людей, ло­мать многие барьеры в сознании. А ведь нарушить вер­ность королю, отказаться от привычных форм государ­ственного устройства и общественного порядка было не просто. Человеку во все времена трудно разорвать при­вычные связи, освободиться от них.

Потому, вероятно, так восхищался пиратами Вольтер. В книге "История Карла XII, короля шведов" он писал о них; "Это были отчаянные люди, известные подвига­ми, которым не хватало только честности для того, что­бы считаться героическими" * (* Вольтер. История Карла XII, короля шведов. Т. 2. СПб., 1909, с. 154--155.).

А в статье "Флибустьеры" Вольтер утверждал, что, явись среди пиратов человек гениальный, способный объ­единить их разрозненные силы, они захватили бы Аме­рику от Северного полюса до Южного и произвели бы совершенный переворот в политике Европы и Америки. "Предыдущее поколение только что рассказало нам о чу­десах, которые проделывали эти флибустьеры, и мы го­ворим о них постоянно, они нас трогают... Если бы они могли иметь политику, равную их неукротимой отваге, они бы основали великую империю в Америке... Ни рим­ляне и ни один другой разбойничий народ не совершал столь удивительных завоеваний" * (* Collection complete des oeuvres de Voltaire. Т. 23 (внутри тома -- t. 3). Geneve, 1775, р. 248--249.).

Вольтер писал как раз о той поре "расцвета" пират­ства, когда флибустьеры были хозяевами на дорогах к Новому Свету. С ними считались европейские монархи, перед ними заискивали, их награждали чинами. Англий­ская королева Елизавета I приглашала их заседать в своем Тайном совете.

Фрэнсис Дрейк, "пират королевы Елизаветы"... Сколь­ко захватил он испанских кораблей, сколько раз напа­дал на испанские владения в Вест-Индии... Добыча бы­вала такой огромной, что он делился ею с английской королевой.

Дрейк совершил второе (после Магеллана) круго­светное путешествие, впервые обследовал западное побе­режье Северной Америки до 48° северной широты.

И он же фактически командовал английским флотом при разгроме испанской "Непобедимой армады".

Приписывали ему и многое другое. Например -- "ввел в Европе картофель" * (* Словарь исторический и социально-политический. СПб., 1906, с. 567.).

Пиратство наложило отпечаток на историю почти каждой страны, где было развито мореходство. Среди великих держав это, пожалуй, меньше всего относится к России. Но все-таки и она без пиратов не обошлась. На Балтике были каперские корабли, выполнявшие за­дания Петра I. А в самом конце своего царствования "саардамский плотник Петр Михайлов", стремясь проло­жить российским кораблям путь в Южное полушарие, пытался использовать и пиратские "республики" на Ма­дагаскаре,

Петр понимал, что Англия и другие морские державы совсем не захотят появления нового соперника на важ­нейшей водной дороге мира -- между Европой и Восто­ком. Поэтому подготовка плавания двух российских фрегатов на Мадагаскар, а оттуда, если удастся, то и в Индию была строжайше засекречена. И вот, чтобы обеспечить своим кораблям спокойную стоянку у южной око­нечности Африки, Петр дал им послание к главарю пи­ратов на Мадагаскаре.

"Понеже мы заблагорассудили для некоторых дел отправить к Вам Нашего вице-адмирала Вилстера с не­сколькими офицерами: того ради Вас просим, дабы оных склонно к себе допустить, свободное пребывание дать, и в том, что они именем Нашим Вам предлагать будут, полную и совершенную веру дать, и с таким склонным ответом их к Нам паки отпустить ж изволили, какого мы от Вас уповаем, и пребываем Вам приятель. Дано в С.-Петербурге. Ноября 9 1723 года. Петр" * (* Архив внешней политики России МИД СССР. Фонд "Сноше­ния России с Мадагаскаром. 1723 г.", оп. 65/2. Дело "Грамота Государя Императора к Королю Мадагаскарскому о благосклонном при­нятии отправленного к нему адмирала Вилстера и о доверии к пред­ложениям его".).

Чтобы усилить воздействие этой верительной грамо­ты, Петр даже обратился к своему адресату как к "коро­лю Мадагаскарскому" -- так в те времена и было приня­то. Однако экспедиция в Южные моря закончилась не­удачей, корабли вернулись, едва начав путь.

Но все же пиратство -- как важное социальное и по­литическое явление -- давно уже в прошлом. И читатель может спросить: "Раз уж история пиратства заверши­лась давно и писали о нем немало, то, должно быть, те­перь уже ничего особенно нового о нем не скажешь и в новых книгах можно только перепевать давно извест­ное?"

Действительно, книг о пиратах много. Вот ведь даже за несколько последних лет у нас вышла в переводе с польского "История морского пиратства"* (* Я. Маховский. История морского пиратства. М., 1972.), издана кни­га о пиратах в Индийском океане * (* И. В. Можейко. В Индийском океане. М., 1978.). Появляются и очер­ки -- то в альманахе "Бригантина", то в журналах. А за границей накопилась уже громадная литература. Как же тут найти что-нибудь новое? Разве только в частнос­тях, в мелочах...

Но нет, в действительности это совсем не так. В исто­рии пиратства, точно так же, как в других, куда более важных исторических исследованиях, самые, казалось бы, установленные факты подчас приходится пересмат­ривать.

А в истории пиратства это тем более объяснимо. Ведь источников, документов, свидетельств тут особенно мало. Сами пираты воспоминаний оставлять не любили, заметок и записок -- тоже. Документации, канцелярской от­четности не вели.

Считается, что по событиям высшего "расцвета" пи­ратского промысла, по вест-индским флибустьерским "республикам" XVII столетия существует прекрасный источник -- уже упоминавшаяся тут книга А. О. Эксквемелина. В сущности, это вообще единственное такое по­дробное личное свидетельство о жизни вест-индских фли­бустьеров. Книга вышла в 1678 году в Амстердаме, в 1679 -- в Германии, вскоре -- в Лондоне и Париже. С тех пор она выходила по всему миру даже не десятки -- сот­ни раз. Но за все эти триста лет никому так и не удалось установить, кто же был этот таинственный Эксквемелин. Об авторе ничего не известно, кроме того, что он сам на­писал о себе в книге. Даже имя Эксквемелин -- ни в од­ной стране мира нет таких имен: автор скрылся под псевдонимом. Кто это был, как он на самом деле попал к флибустьерам, что у них делал, что с, ним было потом -- ничего этого выяснить так и не удалось. А ведь именно по книге Эксквемелина уже три столетия судят о том, какими были флибустьеры в пору их наивысшего могу­щества.

Есть и другие загадки в литературе об истории пиратов. О вест-индских флибустьерах рассказывает еще одна книга -- первая известная нам история пиратства, Вышла она в Лондоне, первый том -- в 1724, второй -- в 1728 году. Название у нее длинное: "Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учиненных самыми знаменитыми пиратами, а также их нравы, их порядки, их вожа­ки с самого начала пиратства и их появления на остро­ве Провидения до сих времен".

Эту книгу всегда считали настолько достоверной и содержащей такой уникальный материал, что за два с половиной века ее переиздавали бессчетное число раз. Одно из последних изданий -- польское, 1968 года, дру­гое -- американское, 1972-го.

Автор каждой книги по истории пиратства обязатель­но ссылался на "Всеобщую историю пиратов", как ее обычно называют. Хайнц Нойкирхен начинает свою книгу ссылками на этот двухтомник, да и в дальнейшем многократно ссылается на него, называя его, правда, "Историей пиратства XVIII века".

Автор "Всеобщей истории пиратов" -- личность еще более загадочная, чем Эксквемелин. Подписался он: "ка­питан Чарлз Джонсон". Его повествование выглядит очень достоверно. Историки черпали из него сведения, которых больше нигде не было. В большой мере на ма­териалах Джонсона построил свои исследования "Пира­ты и флибустьеры" * (* Н. Deschamps. Pirates et Flibustiers. Р., 1962.) и "Пираты Мадагаскара" * (* Н. Deschamps. Les pirates a Madagascar. Р. 1949.) наш со­временник, известный французский историк Юбер Дешан.

Одним из наиболее ценных материалов, опубликован­ных Чарлзом Джонсоном, всегда считали "Рукопись ка­питана Миссона". "Рукопись" содержит поразительно интересный рассказ о том, как европейские пираты в конце XVII столетия создали на севере Мадагаскара (не­подалеку от мест, где сейчас расположен город Диего-Суарес) Республику Либерталию, Страну Свободы, ос­нованную на принципах социализма -- конечно, такого, каким он представлялся в то далекое время.

Республика Либерталия описана настолько убеди­тельно, что сведения о ней попали буквально во все, даже наиболее серьезные труды по истории пиратства и по истории Мадагаскара. Многие части "Рукописи Миссо­на" включены в многотомное "Собрание старинных дел, касающихся Мадагаскара", подготовленное видными французскими историками Альфредом и Гийомом Грандидье * (* Collection des Ouvrages anciens cocernant Madagascar. Comite de Madagascar А еt G. Grandidier, t. 3 (1640-1716). Paris, 1905.). Либерталии посвятил лучшие разделы своих книг, Юбер Дешан. Либерталия попала в первую многотом­ную марксистскую "Историю Черной Африки"* (* Е. Sic. Тhе History of Black Africa, vol. I. Budapest, 1966, Р. 187.). Автор этих строк в одной из своих книг тоже подробно остано­вился на судьбе Страны Свободы * (* А. Б. Давидсон, В. А. Макрушин. Облик далекой стра­ны. М., 1975.).

Да и на самом Мадагаскаре совсем еще недавно по­являлись такие, например, статьи: "Либерталия... Когда в Диего-Суаресе была социалистическая и коммунистаческая республика пиратов!" Ее завершает вывод: "Кто знает, что было бы теперь на севере Мадагаскара, если бы Либерталия не погибла так трагически на самом взлете созидания"* (* Libertalia... quand Diego-Suarez etait une republiqie pirate socialiste et communiste! -- "Lе Courrier de Madagascar", 20.V.1970.).

"О. Либерталии упоминали в книгах, посвященных Мадагаскару,-- писал член Малагасийской Академии Д.-Т. Хардимен в "Бюллетене Малагасийской Акаде­мии", вышедшем на Мадагаскаре в 1975 году.-- Был фильм о Либерталии, и, кажется, думают о постановке второго фильма о республике Миссона. Казалось, доб­рое имя Миссона и благие деяния его республики не вы­зывают сомнений"* (* J.-Т. Hardyman. La Republique de Libertalia.-- "Вulletin de l`Academie Маlgache". Nouvelle serie. Т. LI -- 2. Таnanarive, 1975.).

И вдруг выяснилось, и теперь уже, должно быть, окончательно, что "капитан Чарлз Джонсон" -- это один из многочисленных псевдонимов... Даниэля Дефо!

Эту догадку высказал американский литературовед Джон Роберт Мур, специалист по творчеству Дефо. В нашей стране первым об этом упомянул также литера­туровед, Д. М. Урнов * (* См., например, предисловие Д. М. Урнова к произведению Д. Дефо "Жизнь, приключения и пиратство славного капитана Сингльтона".--Д. Дефо. Избранное. М., 1971, с. 302.).

Легко представить себе радость литературоведов. Им удалось установить авторство великого англичанина в еще одном из сотен произведений!

Вероятно, Дефо выдумал автора -- моряка-капитана Джонсона, чтобы читатели отнеслись к книге с довери­ем. Но зачем он выдумал другого моряка -- Миссона?

В статье, недавно опубликованной в газете "Мадага­скар матэн", дается довольно убедительный ответ. Дефо хотел разоблачить продажность английского правитель­ства, "пиратство" лондонских торговцев и растущее со­циальное неравенство в тогдашней Англии. В предисло­вии к "Всеобщей истории пиратов" он написал: "У безра­ботных английских моряков есть только один выбор: по­дыхать с городу или воровать".

Дефо создал Республику Либерталию, говорится в "Мадагаскар матэн", "для иллюстрации своих политиче­ских теорий о праве каждого человека на жизнь (пред­восхитив Джефферсона), отрицании смертной казни, ра­венстве всех людей (предвосхитив Французскую революцию), несправедливости рабства. Бунт Миссона, Караччиоли и их команды -- это бунт немногих смельчаков.., в то время, как менее смелые люди "танцуют под музы­ку своих собственных цепей"* (* "Маdagascar Matin", 3. IV. 1978.).

Но как же Дефо сумел так убедительно обрисовать пиратов, хотя сам никогда пиратом не был?

Ну, а как он сумел, никогда не бывав на необитае­мом острове, рассказать о Робинзоне Крузо так правдо­подобно, что читатели верили каждому его слову?

К тому же о пиратах Дефо написал не одну книгу. Да и о Мадагаскаре -- тоже: и то и другое он изучал очень тщательно. Ведь и Робинзона Крузо Дефо посы­лал на остров Мадагаскар, как, впрочем, и в Россию, в Тобольск (книга "Дальнейшие приключения Робинзона Крузо").

Либерталия интересна историкам и сейчас. Очевидно, в пестрой картине пиратства тех лет Дефо усматривал какие-то черты, продолжив и развив которые он мог соз­дать образ Страны Свободы. Вероятно, в качестве чело­веческого материала для модели общества, о котором он мечтал, Дефо в те времена не увидел никого, кроме пи­ратов -- отщепенцев, выбитых из всего уклада тогдаш­них европейских государств. Флибустьеры у Дефо чув­ствуют, а иные и отчетливо сознают условность социаль­ных барьеров. Задача историков -- изучить, какие же черты реальной действительности легли в основу этого вымысла Дефо.

Даже если Либерталия существовала только целиком в воображении Дефо, разве не интересно, какие идеи рождались у него -- человека, жившего больше двух с половиной веков назад, в какую форму они облекались? Например, идея равенства и сотрудничества европейцев и африканцев -- это в пору-то расцвета работорговли! А в Либерталии белые и черные равноправны.

Даже если Либерталии и не существовало, пишет Хардимен, идеи, заложенные в ее конституции, "найдут свое место в новой ветви исторических знаний: в истории идей. И мадагаскарцы будут гордиться, что знаменитый автор выбрал именно их землю, именно на ней развер­нул и показал миру эскиз одной утопии, где между веду­щими идеями есть и такие, что живут сейчас"* (* J.-Т. Hardyman. Ор. сit.).

Вместе с тем Хардимен исключает возможности су­ществования реальной флибустьерской республики, ко­торую Дефо и показал, приукрасив какие-то ее черты -- так же как действительный случай из жизни матроса на необитаемом острове он своим художественным колдов­ством претворил в одну из вечных книг человечества, создав "Робинзона Крузо".

Установление подлинного автора "Всеобщей истории пиратов", считавшейся до сих пор по многим вопросам, в сущности, первоисточником, вероятно, заставит теперь пересмотреть, заново прочитать важные страницы самой истории морского разбоя.

Поэтому я и сказал здесь об этом сравнительно по­дробно.

Что пишет о Либерталии, да и о всех других явле­ниях и событиях, связанных с историей пиратства, Хайнц Нойкирхен, читатель прочтет сам. Книга интересно на­писана. В ней не только собран обширный материал, но, в отличие от многих других авторов, Нойкирхен стремил­ся увидеть пиратство сквозь призму жизни общества тех эпох, о которых он пишет. Да и взгляд моряка, адмира­ла,-- разве он не полезен для понимания важных сторон истории пиратства?

Замечу только, что неточности, спорные утверждения и факты почти неизбежны в любой книге, охватывающей столь длительный исторический период. При переводе книги на другой язык они зачастую усугубляются, осо­бенно в научно-популярных работах, где автор не дает ссылок на источники. Вряд ли возможно было избежать их и в книге X. Нойкирхена. Но сейчас речь не об этом.

История с "капитаном Чарлзом Джонсоном" -- при­мер того, как вообще еще мало изучено пиратство. И как тесно связано оно с другими сторонами общественной жизни самых разных исторических эпох.

Это делает книгу Хайнца Нойкирхена особенно инте­ресной. Она, несомненно, найдет множество читателей. Пылиться на полках она не будет.

Аполлон Давидсон

Глава I ВОЙНА, ТОРГОВЛЯ, ПИРАТСТВО

эту меткую и глубокую характеристику вкладывает Гёте в уста Мефистофеля, героя его знаменитого "Фауста". История пиратства начинается одновременно с воз­никновением судоходства. Аристотель подразумевал под словом "мореплавание" рыболовство и пиратство, кото­рые должны были служить источником пропитания. Сло­вом "пейратес" греки обычно называли мужчин, которые в поисках приключений и добычи отправлялись в дале­кие странствия по морю; эти странствия чаще всего пре­вращались в грабеж чужого побережья. Позднее слово "пираты" вошло в языки всех народов, населяющих побе­режье. Со временем у него появились слова-синонимы: "каперы", "корсары", "флибустьеры" и т. п. Смысл их был один -- морские разбойники.

Сначала пиратство было прибрежным разбоем. Пос­ле разложения первобытного общества моральной нор­мой стало право сильного, насильственное присвоение чужой собственности. А так как от недостатка продуктов питания в ту эпоху часто страдали целые народы, племе­на или народы, то на протяжении многих веков пират­ство считалось полезным и славным занятием. Прекрас­ный знаток истории пиратства, профессор Геттингенского университета Иоахим Майер, который перевел на немецкий язык пользовавшуюся огромной популярнос­тью книгу английского капитана Чарлза Джонсона "Ис­тория пиратства XVIII века", писал в своем предисло­вии к этой книге:

"В прежние времена пиратство не только разреша­ли, но и поощряли, считая делом почетным. Короли и принцы занимались им наряду с отважными героями из простолюдинов, которые стали знаменитыми благодаря своей силе и мужеству".

Поэты воспевали морские походы и "героические" деяния разбойников у чужих берегов, а историки поведа­ли о них другим поколениям. Подобное отношение к пи­ратству свойственно как античным средиземноморским государствам, существовавшим до новой эры, так и на­родам, жившим в первые века новой эры на побережье Северного и Балтийского морей.

С течением веков отношение к морскому разбою менялось. Не было одинаковым оно и у различных слоев населения. Те, кому пиратство было выгодно, приносило доходы, восхваляли его; те же, кто от него страдал, про­клинали. "Pirata hostis humani generis", то есть "Пират -- враг человеческого рода",-- объявили римляне в I веке до н. э., когда разбой в Средиземном море грозил пре­вратиться в серьезную опасность для Римской империи. Прибрежный разбой в форме колониальной и неволь­ничьей торговли просуществовал вплоть до XIX века. В колониях, или в так называемых "сферах влияния", в об­мен на дешевую мишуру -- стеклянные бусы, зеркала, пестрые ткани,-- а также на спирт, порох, оружие пира­ты получали драгоценные металлы, пряности, ценное сы­рье, животных и людей, чтобы затем продать в рабство. Если людей нельзя было получить в обмен на вещи, их захватывали силой. Насильственный увоз людей во все времена являлся неотъемлемой частью прибрежного разбоя.

Наряду с прибрежным разбоем было распространено и ограбление кораблей, потерпевших бедствие. Присвое­ние выброшенных на берег грузов издавна являлось пра­вом жителей побережья. "Господи, благослови наш бе­рег!" -- еще в нынешнем столетии священник произносил эти слова во время утренней воскресной службы. И мо­литва помогала, если, конечно, и человек оказывался рас­торопным: например, в опасных местах смещал навига­ционные знаки, зажигал ложные маяки. А иногда лоц­маны умышленно вели корабли по фальшивым лоциям, и, естественно, суда садились на мель недалеко от бере­га. Если же какой-нибудь корабль терпел у берега кру­шение, то считалось нормальным убивать тех, кто спас­ся, чтобы можно было спокойно, без помех и свидетелей завладеть добычей. Еще и сегодня не так уж редки слу­чаи вооруженного нападения на суда, оказавшиеся на мели или стоящие на якоре...

И все-таки основным местом деятельности пиратов являлось открытое море. Здесь, выбрасывая черный флаг, отщепенцы общества нападали на торговые и даже военные корабли, захватывали добычу и, как правило, убивали тех, за кого нельзя было получить выкуп.

Всю историю развития морского разбоя можно отчет­ливо разделить на несколько этапов. В основном они свя­заны с расцветом морской торговли в том или ином рай­оне земного шара. В Средиземном море первые морские пути, на которых развивались торговля и ее непременный спутник -- пиратство, были проложены за много веков до новой эры представителями самого древнего классового общества, восходящего еще к эпохе бронзы. Позже морские торговые дороги пролегли и в северную Европу, и в Африку. Еще более древние следы судоход­ства и пиратства обнаруживаются в Юго-Восточной Азии, у побережья Южно-Корейского моря. В последую­щие столетия Средиземное, Балтийское и Северное моря, Ла-Манш, Карибское море, восточное побережье Север­ной Америки, западное побережье Африки, Индийский океан и Китайское море образовали узловые пункты морских сообщений. Поэтому именно здесь сосредоточи­валось и развивалось пиратство всех видов. Эти районы были очень удобны и для военных действий с целью на­несения вреда морской торговле враждебной стороны. За овладение морскими торговыми путями постоянно вели войны. Сильные морские державы пытались ото­брать друг у друга ключевые позиции и завоевать право монопольно контролировать главные морские пути, что­бы извлекать все те выгоды, которые давала морская торговля на протяжении многих веков. Это происходило как посредством официального объявления войны, с уча­стием регулярных флотов, так и путем тайной или явной поддержки пиратства. Самый яркий пример -- покрови­тельство английской королевы Елизаветы I знаменитому корсару Фрэнсису Дрейку, которого она возвела в ры­цари.

Морская торговля была прибыльным делом, и это во все времена привлекало к ней внимание пиратов. В оди­ночку или объединенными усилиями нескольких кораб­лей они нападали на торговые суда, перевозившие огром­ные ценности. Когда во время войн многие государства брали пиратов на службу, пиратство получало название "каперства". Сущность его от этого не менялась, но ка­перы становились легально действующей силой воююще­го государства. Понятия "война", "каперство", "пират­ство" в этих случаях не разграничивались четко. Курьер­ская связь была весьма ненадежной и медленной, союзы в условиях частых вооруженных столкновений слишком неустойчивы, друзья невообразимо быстро превраща­лись во врагов. Так, зачастую адмирал становился пи­ратом, а иной корсар, как мы узнаем в дальнейшем, не­ожиданно превращался в прославленного героя своей нации.

Корни пиратства следует искать в социально-политических противоречиях, соответствующих определенной общественной формации. В некоторых случаях оно являлось прямым выражением социального протеста угне­тенных слоев и классов против своего бесправного поло­жения. Так, например, поступали рабы в период антич­ности или крепостные крестьяне в эпоху средневековья. Пиратские экипажи и товарищества пополнялись пред­ставителями самых разных слоев общества. Морскими разбойниками становились люди, доведенные эксплуата­цией до крайней степени нищеты и отчаяния, а также те, кто был отвергнут самим обществом по причинам по­литическим, религиозным или каким-либо иным.

В истории известны примеры, когда отщепенцы, став­шие пиратами, объединялись в союзы и стремились к изменению общественных отношений на основе идеальных, хотя и утопических представлений о свободе и справедливости. Так, в конце XVII века на севере Мадагаскара было основано государство свободы; Либерталия. Газета "Курьер Мадагаскара" в 1970 году посвятила этому интересному факту большую статью.

До нас дошли сведения о существовании "республик" флибустьеров на Антильских островах. Это были сооб­щества, построенные на добровольной сознательной дис­циплине. Члены сообщества давали клятву беспрекос­ловно подчиняться на суше и на море особому уставу, В XVII столетии флибустьеры поддерживали хорошие от­ношения с индейцами Карибского бассейна. Аборигены добровольно становились на несколько лет членами ко­манд пиратских судов, так как они надеялись с помощью флибустьеров освободиться от ненавистного им испан­ского гнета.

В бассейне Северного и Балтийского морей в конце XIV -- начале XV века орудовали пираты, известные в истории под названием "ликеделеры", то есть "равнодольные". Они образовали товарищество под девизом: "Друзья бога и враги всего мира". К сожалению, о том, как была устроена их жизнь, почти ничего не известно. Скудные исторические сведения, которые дошли до нас, не дают возможности составить сколько-нибудь опреде­ленное представление об этом.

Принцип раздела захваченной добычи на "равные доли", который приписывают этим пиратам, очевидно, был неосуществим на деле, и слишком различна была сама добыча: золото, серебро, оружие, ткани, продукты питания, напитки и многое другое. Судя по дошедшим до нас данным о распределении ценностей в других пи­ратских товариществах, добычу принято было продавать. Половина выручки шла в общий фонд, из которого по­крывались все расходы на приобретение новой оснастки и парусов для кораблей, покупку оружия и другого сна­ряжения. Из этого же фонда выплачивалась компенса­ция тяжело раненным, лишившимся руки, ноги или гла­за. Вторая половина выручки распределялась "равными долями" среди всех членов команды.

О других товариществах известно, что "новички" по­лучали там половинную, а капитан и штурман -- двой­ную долю.

Часто социально-экономическую подоплеку морско­го разбоя трудно разглядеть в тумане противоречивых преданий. Социальными представлениями пиратов нельзя, разумеется, оправдать грабеж и убийства, не прекра­щавшиеся на море в течение столетий, и вообще пират­ство как исторический и социальный феномен. Что бы ни руководило этими людьми, они прежде всего являлись разбойниками, которые грабили и убивали в целях лич­ного обогащения.

Добровольно или принудительно объединяясь в пиратские шайки, выходцы из самых различных слоев на­селения, как правило, оставались безымянными. Мраком неизвестности были покрыты и мотивы их деятельности и вся их жизнь. Зачастую имена их становились извест­ны только после их гибели или позорной казни. Среди пиратов большинство составляли деклассированные эле­менты. Это были "джентльмены удачи", искатели прик­лючений, дезертировавшие солдаты, безработные матро­сы, беглые монахи, обедневшие аристократы и уголовни­ки. В отдельных случаях к пиратам присоединялись лю­ди, которых толкнули на этот путь социальный протест, возмущение перенесенной несправедливостью, индиви­дуальная месть... Что же всех их объединяло? Разбой­ничья мораль, которая побуждала этих людей опираться в своих действиях только на право сильного и не щадить никого. Для претворения в жизнь подобных принципов нельзя было найти более подходящего места, чем откры­тое море. Очень редко пираты действовали в одиночку. Как правило, они объединялись в малые или крупные отряды и с небольшим риском получали большую до­бычу.

Основными элементами их тактики были неожидан­ность, быстрота и беспощадная абордажная схватка. Огневая мощь корабля имела значение только при встрече с военными судами, когда было невозможно уклониться от боя.

Маневрируя своими кораблями, пираты исходили из двух соображений: надо захватить торговое судно с наи­меньшими собственными потерями, а добычу получить в целости и сохранности. В соответствии с этими целями пиратские корабли были хорошо оснащены и вооруже­ны, имели большое число людей на борту -- гораздо больше, чем объекты их разбоя -- торговые суда. Боя с крупными военными кораблями и судами, имеющими многочисленную команду, пираты обычно старались из­бегать. Им это удавалось за счет того, что их корабли обладали большей скоростью. Они несли на палубе мень­ше пушек, были поэтому легче военных кораблей и при одинаковой площади парусов -- быстроходней и маневреннее.

В различные исторические периоды существовали так называемые прибрежные пираты. Имея при себе только ручное оружие, они в небольших гребных или парусных судах подстерегали корабли, находясь в укрытии. Если их разведчики устанавливали, что команда корабля не может оказать сильного сопротивления, пираты напада­ли и захватывали судно. Особенно отчаянные пираты успешно совершали нападения даже на большие, хоро­шо вооруженные суда. Решающую роль в успехе такого предприятия играла внезапность атаки. Команду и пас­сажиров побежденного корабля либо зачисляли в пи­ратский экипаж, либо выбрасывали за борт: разрешали "плыть домой", за исключением случаев, когда пиратам гарантировали большой выкуп.

Удачливые пираты поддерживали на своих кораблях строгий порядок. При этом неограниченная власть пи­ратского капитана основывалась исключительно на его личном авторитете. Командиром корабля или эскадры становился обычно самый смелый, жестокий и удачли­вый из пиратов. Он постоянно должен был подтверждать эти выдающиеся качества, если хотел оставаться капи­таном или адмиралом своего разношерстного воинства. Некоторые пираты, подвиги которых больше походили на преступления, вошли в историю как необыкновенные фигуры. О них слагали песни, рассказывали легенды. Однако проверить, что здесь соответствовало действи­тельности, а что было вымыслом, почти невозможно, так как по вполне понятным причинам на пиратских кораблях не вели записей в бортовых журналах. Исторически подтвержденные факты из жизни корсаров -- явление редкое.

Во время войн, как уже говорилось, почти все пираты становились каперами. Каперство являлось государст­венно санкционированной формой пиратства. В одном из исторических источников следующим образом охаракте­ризована разница между каперством и пиратством: "Ка­пер, или как его еще называли -- свободный охотник, корсар или комиссионный моряк, имел официальный па­тент, специальный ордер. В этом ордере, выданном стра­ной, на службе у которой состоял тот или иной капер, по­следнему предписывалось наносить врагу всяческий ущерб в течение всего периода военных действий, а так­же указывалось, на какие неприятельские корабли ему следовало нападать; там же подчеркивалось, что он име­ет право вступать в бой только с теми кораблями, которые значатся в приказе. Пиратом же является тот, кто не состоит ни у кого на службе, без всякой причины на­падает в открытом море на любой корабль и грабит его, не разбираясь в том, друг это или враг".

Капер, который должен был на собственные деньги оснащать и содержать свое судно, отдавал часть добы­чи (одну десятую, одну треть, а иногда и половину) сво­ему патрону. Оставшаяся часть являлась законной соб­ственностью капера. Естественно, что каперские свиде­тельства выдавались воюющей стороной только для дей­ствий против судов неприятеля. Иногда они выдавались еще и на конкретные районы, в которых должен был дей­ствовать капер. Однако часто подобные ограничения на­рушались: если полученная командой добыча оказыва­лась недостаточной и члены экипажа выражали недо­вольство, то порою каперские капитаны с большой го­товностью переступали грань каперства, начинали на­падать на неприятельские суда за пределами районов военных действий; зачастую их жертвами становились и корабли нейтральных стран. Правительства, выдавшие разбойничающим кораблям каперские свидетельства, долгое время молчаливо терпели это. И лишь начиная с XVIII века в договоры между государствами и нацио­нальные законодательства стали включать положения, более точно определяющие права тех, кто получал ка­перские грамоты.

Большинство каперов после окончания войны не же­лали расставаться со своей профессией, которая без особых трудов давала им большую прибыль, и превра­щались в обычных пиратов. Английский капитан Чарлз Джонсон, который, видимо, в свое время был пиратом, дал в XVIII веке своему правительству, жаждавшему пресечь процесс превращения каперов в корсаров, сле­дующий совет: "Во время войны почти нет пиратов, так как все они становятся каперами. И если правительство как можно большему количеству разбойников выдаст каперские свидетельства и направит их на борьбу про­тив их же собратьев, то число пиратов тогда не просто уменьшится, они будут истреблены совсем, согласно по­говорке, что для поимки разбойника нужно самому вос­пользоваться услугами разбойника. Но для того, чтобы привлечь каперов, следует разрешить им пользоваться всей добычей, полученной от нападений на пиратов, ибо для этих людей не существует разницы между другом и врагом -- они с одинаковой готовностью нападают и на того и на другого".

Разумеется, каперами становились не только профес­сиональные разбойники. Порой в качестве каперов свое­му отечеству служили и патриоты, моряки и капитаны торговых и рыболовных судов, а также морские офицеры и адмиралы.

Свой последний расцвет каперство переживает во время войн Французской революции. С 1815 года круп­ные европейские державы перестали выдавать каперские свидетельства. Однако заявление о том, что "с каперст­вом раз и навсегда покончено", сделанное в декларации по морскому праву, подписанной на Парижском между­народном конгрессе в 1856 году, оказалось преждевре­менным, так как к ней не присоединились Соединенные Штаты Америки, и во время Гражданской войны в США каперство вновь расцвело и сыграло немалую роль.

Очень близко к каперству по своей сути стояла прак­тика выдачи так называемых репрессалий. Для возме­щения ущерба, нанесенного чужому государству или от­дельным его подданным, правительство одной из воюю­щих сторон выдавало пострадавшему репрессальное сви­детельство, дававшее право нападать на суда, шедшие под флагом враждебной стороны. Этот институт был развит в основном в средние века. Владельцы репрессальных свидетельств почти повсеместно преступали грань и становились на путь разбоя.

Вершина развития морского пиратства приходится на время колониальных захватов и порождаемых ими столкновений между развивающимися буржуазными государствами Западной Европы -- Францией, Нидерландам ми, Англией -- и странами, выдвинувшимися в эпоху великих географических открытий,-- Испанией и Португа­лией. Под буржуазными лозунгами, родившимися в на­чале XVII столетия,-- "Свобода торговли" и "Свобода мореплавания" -- англичане, голландцы и французы вели жестокую борьбу против торговой монополии, установ­ленной Испанией и Португалией в колониях, против раз­дела мира в пользу этих государств, проведенного при поддержке папы Александра VI. Не последняя роль от­водилась в этой борьбе и поставленным на широкую но­гу каперству и пиратству.

Когда на арене истории появились новые колониаль­ные державы во главе с Англией, они вспомнили и по достоинству оценили определение древних: "Pirata hostis humani generis", ибо отныне морской разбой превра­тился в серьезную угрозу для их торговли на море. Од­нако из-за отсутствия эффективного международного со­трудничества в борьбе с этим явлением пиратство про­должало существовать еще долго.

Лишь в процессе углубления понятия буржуазной собственности в XIX в. возникла необходимость включить в международное право в качестве одного из основных положений запрещение пиратства. Правда, положение это не было кодифицировано в прошлом столетии. Раз­работанный экспертами в 1927 году проект запрета и ликвидации пиратства рассматривался в Лиге наций, но и тогда не был кодифицирован. Наконец, результатом конференции по морскому праву в рамках Организации Объединенных Наций явилась принятая в Женеве "Кон­венция об открытом море". Многие статьи этой конвен­ции содержат положения о пиратстве. Конвенция, всту­пившая в силу с 30 сентября 1962 года, обязывает все государства, подписавшие ее, принимать в тесном сотрудничестве друг с другом активные меры к подавлению и ликвидации морского разбоя.

Понятие пиратства, получившее точное определение в Женевской конвенции, включает в себя незаконные акты насилия, содержание в плену или грабеж в откры­том море, которые совершаются в целях личной наживы на частных судах и самолетах.

Несмотря на столь нелестную и строгую дефиницию, еще и сегодня пиратство не ликвидировано оконча­тельно.

Глава II ПЕРВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ

Первые упоминания о мореходстве и пиратстве до­шли до нас из района Восточного Средиземноморья, хотя и то и другое зародилось еще на несколько тысячелетий раньше на побережье Юго-Восточной Азии.

Побережье Малой Азии, изрезанное бухтами и зали­вами, и многочисленные острова, расположенные в вос­точной части Средиземного моря, создавали идеальные естественные укрытия для морских разбойников. Пира­ты предпочитали базироваться в хорошо укрытых, защи­щенных скалами и мелководьем местах, расположенных вблизи оживленных торговых путей. В донесении секре­таря египетского фараона Рамсеса III, относящемся к концу второго тысячелетия до н. э., сообщалось о суще­ствовании морских разбойников, которые на протяжении более чем ста лет наносили значительный вред морепла­ванию египтян. В этом документе говорилось: "Обрати внимание на народы Севера, живущие на островах. Они неспокойны, они ищут подходы к портам".

От египтян же дошли до нас и первые письменные источники, свидетельствующие, что пиратство и охота на людей были развиты в ту эпоху.

Надписи, сохранившиеся в храме царицы Хатшепсут, расположенном возле Фив (ныне г. "Луксор), подробно рассказывают о путешествии в страну Пунт, которое состоялось около 1490 года до н. э. Согласно этому со­общению, египетский флот состоял из пяти морских су­дов с воинами на борту. На корабли были погружены как основной товар, предназначенный для обмена с населе­нием страны Пунт, изделия из стекла. Пунтийцы встре­тили египтян как посланцев богов, которые, как они были убеждены, спустились с неба. Иероглифический текст сообщает, что пунтийский властитель был обложен да­нью и стал подданным египетской царицы. В качестве дани с подчиненных народов египтяне брали деревья, из которых получали благовонные вещества (при перевозке деревья заворачивали с корнями и землей в мокрую ма­терию), слоновую кость, оправленную в золото, домаш­ний скот и обезьян. В тексте упоминаются и другие виды дани: ароматическая смола, борзые собаки, шкуры лео­пардов, а также "туземные жители вместе со своими детьми".

Финикийцы, подобно жителям Египта, широко разви­тую морскую торговлю сочетали с пиратским промыслом. На острове Сицилия, а также на африканском и испанском побережьях они создавали многочисленные базы, откуда предпринимали торговые походы и совершали разбойничьи набеги. Через Красное море финикийцы достигли Индии, по поручению египетского фараона Нехо обогнули Африку, открыли Канарские острова, посели­лись в Марокко. Из Испании они привозили серебро, с Британских островов -- олово, с берегов Балтийского моря -- янтарь. Огромной славой и популярностью поль­зовался финикийский пурпур, который добывался из ра­ковин моллюсков, водившихся у побережья Финикии. Когда в этих местах источники пурпура иссякли, финикийцы стали привозить пурпур из Вавилонии и других мест. В обмен на раковины финикийские купцы охотнее всего брали золото, слоновую кость и рабов, как черных, так и белых: наряду с торговлей и разбоем финикийцы занимались охотой на людей. Для поимки будущих рабов они применяли весьма хитроумный способ. Разложив украшения и яркие ткани, они сначала выманивали на берег, а потом завлекали на корабли женщин и девушек. Заполучив на борт свою добычу, они снимались с якоря и выходили в открытое море, уничтожив предварительно или оттолкнув от берега туземные лодки.

Гомер в "Одиссее" неоднократно упоминает о дейст­виях морских разбойников. Так, например, он рассказы­вает, как команда одного финикийского судна высади­лась на острове Сира, чтобы торговать с местным насе­лением. Финикийцам удалось завоевать расположение рабыни, которая была родом из финикийского города Сидона. Когда купцы согласились взять ее домой, плен­ница пообещала соответствующее вознаграждение и ска­зала:

О том, что в этот период охота на людей была широко развита, свидетельствовала также сделанная эллинами надпись на скале, стоящей на побережье: "Ночью к нам пришли пираты и увели с собой молодых девушек, женщин и других людей, рабов и свободных, всего более тридцати человек. Они отвязали наши суда, сели на ко­рабль и уплыли на нем вместе со своими пленными и за­хваченной добычей".

Первые столкновения между греками и финикийцами, относятся приблизительно к началу первого тысячелетия до н. э. С этого времени греки вступают в спор с финнкийцами за право господствовать на море и побережье. Морской разбой считался у эллинов вполне честным предприятием и к тому же очень доходным. Гомер в ге­роической эпопее создает яркую картину мореплавания той эпохи. Описываемые им корабли не являются ни во­енными, ни торговыми, но они отлично приспособлены для морского разбоя и грабежа прибрежных территорий. Это были суда, приводимые в движение пятьюдесятью гребцами (по 25 человек с каждого борта). При попут­ном ветре ставился еще и парус. Если плавание преры­валось, корабль вытаскивался на берег.

В "Одиссее" Гомер воспевает десятилетние скитания Одиссея после сражения за Трою. Экспедиция в Трою, в которой, согласно легенде, участвовало более тысячи кораблей и 100 тысяч человек, так же как и путешест­вие Одиссея, относится к области преданий. Однако Троя существовала в действительности. Это был город у входа в пролив Дарданеллы. Город взимал пошлину за проход через пролив. Разбой на побережье и угон не­вольников, совершаемые тогдашними мореплавателями, поэт описывает как нечто совершенно естественное. Так, Парис, сын троянского царя, нападает на своих кораб­лях на город Сидон и похищает искусных прях.

Еще один пример -- Гомер повествует от имени Одиссея:

В другом месте "Одиссеи" говорится:

В сказании об аргонавтах, где переплелись многие морские легенды, тоже дается описание путешествия по морю, во время которого Ясон и его спутники не упуска­ли возможности грабить население прибрежных городов. Пользуясь правом сильного, аргонавты похищают цар­скую дочь и убивают царского сына. Главной же целью их путешествия были поиски золота, как говорится в предании, "золотого руна".

Многие греческие мореходы пересекали море в запад­ном направлении, чтобы открыть новые земли. Так, ими была заселена Сицилия и основана цепочка портовых го­родов-колоний на побережьях современных Италии, Франции, Испании. Согласно свидетельству греческого историка Геродота, во время страшного голода, разра­зившегося в Лидии (Малая Азия), царь отправил в море своего сына Тиррена с половиной своих подданных по­пытать пиратского счастья. Тиррены, как стали называть спутников царского сына в честь их предводителя, закре­пились на западном побережье Италии и превратили часть Средиземного моря между Италией, Эльбой, Сицилией и Сардинией в район своего государства, назван­ный с тех пор Тирренским морем. Жертвами тирренов становились здесь не только отдельные суда, но и целые флоты.

Последними в западную часть Средиземного мору пришли в VI веке до н. э. фокейцы, теснимые персами ее своей территории. Они основали здесь колонию Массалию (Марсель) -- опорный пункт торговли янтарем и оловом. Фокейцы также занимались пиратством. В 5361 году до н. э. у берегов Корсики состоялось морское сражение, в котором 60 фокейских пиратских кораблей вынуждены были принять бой с превосходящими силами этрусков и карфагенян. Фокейский флот был разбит, 40 кораблей попали в руки противника. Команды захва­ченных судов были публично казнены (их забросали камнями). Но разбойничьи налеты и после этого не прекратились. Фокейцы, этруски и карфагеняне продолжа­ли заниматься пиратским промыслом.

История сохранила сведения о некоторых греческих пиратах. Так, Поликрат (VI в. до н. э.) объединил под своим командованием пиратский флот в количестве 100 кораблей, что обеспечило ему безраздельное господство в Эгейском море и на побережье Малой Азии. Правда, сделавшись властителем острова Самоса, он перестал непосредственно заниматься пиратством, однако требо­вал дани от каждого корабля, проходящего через воды, контролируемые его флотом. Однажды он захватил даже правительственный корабль, на котором находились бо­гатые подарки египетского фараона Амасиса лидийско­му царю Крезу.

С усилением могущества городов-государств Греции и появлением у Афин военного флота, который исполь­зовали в борьбе не только против персов * (* Имеются в виду войны между Персией и греческими города­ми-государствами в 499--449 гг. до н. э.-- Прим. ред.), но и против морских разбойников, пиратство несколько ослабло, и тогда наступил расцвет торговли на море. Афины объе­динили города по обоим берегам Эгейского моря в еди­ный морской союз. Афинский порт Пирей в V--IV веках до н. э. превратился в центр товарообмена и тем самым стал притягательным объектом для морских разбойников.

Морской союз обеспечивал торговым греческим ко­раблям свободу плавания и вел активную борьбу с пи­ратством на греческих островах и ионийском побережье. Этот сравнительно спокойный период мирной торговли не был, однако, длительным. В результате поражения, понесенного в Пелопоннесской войне (431--404 гг. до н. э.), Афины утратили свое морское могущество, и тогда вновь усилился разбой на море. После окончания войны, которая длилась 27 лет, большое количество занятых ранее в битвах воинов и моряков оказалось без дела. Они-то и пополнили ряды морских разбойников. Пира­ты напали даже на Пирей. Они нагрузили свои ко­рабли товарами и людьми, ограбили ростовщиков и беспрепятственно ушли в море.

В эпоху Александра Македонского его адмиралы Гегелох и Амфотер с переменным успехом вели борьбу против пиратов. После смерти Александра в 323 году до н. э. пиратские флоты стали появляться вновь.

В результате борьбы за раздел огромной империи социальные столкновения, возникавшие и до этого в эл­линистических городах, стали еще более острыми. Возвращались из походов солдаты и матросы, как правило, люди неимущие. Так как Рим, начавший в III веке до н. э. борьбу за гегемонию в западной части Средиземно­го моря, стал активно вмешиваться во внутренние дела Греции, социальный и политический протест низов пре­вратился в борьбу против римского господства. Многие греческие города были опустошены, а жители их истреб­лены почти поголовно. Оставшиеся в живых охотно шли к пиратам, которые всеми средствами, на суше и на море, яростно сопротивлялись росту римского владычества и влияния.

Часть пиратов занялась работорговлей. В ту эпоху остров Делос в Эгейском море превратился в крупней­ший невольничий рынок Европы; сохранились историче­ские данные о том, что пираты ежедневно предлагали здесь на продажу тысячи невольников. В 69 году до н. э. в ходе борьбы, которую вели между собой пираты, Де­лос был так основательно опустошен, что потерял свое былое значение.

Глава III ПИРАТЫ УГРОЖАЮТ МОГУЧЕМУ РИМУ

После полного подчинения Греции новой могущест­венной державе -- Риму прекратилось и судоходство Греции. Плавания римлян в начальный период станов­ления римского государства ограничивались незначительной частью Средиземного моря. Большая его часть контролировалась Карфагеном. Лишь после разрушения Карфагена (в 146 г. до н. э.), происшедшего в итоге Пунических войн, господство на море полностью пере­шло к Риму.

Римский порт Остия стал важным центром на ожив­ленных морских путях, по которым перевозились това­ры, оружие, плыли мирные путешественники и воины во все прибрежные провинции империи. Без существенного собственного экспорта город за счет дани, получаемой от порабощенных народов, обеспечивал потребности насе­ления и спрос рабовладельцев на предметы роскоши. В качестве дани поступало продовольствие, зерно, лес, скот, драгоценные камни, жемчуг, золото, слоновая кость, пряности. Рабы тоже входили в состав дани, и спрос на них был устойчивым и высоким. Римские аристократы разбирали и перевозили в свои владения греческие вил­лы, а также египетские обелиски.

Товары, поступавшие в Рим из Эфеса и Пергама, до­ставлялись в эти приморские города сухопутным путем, через Азию. Зерно с Черного моря шло морским путем, лежавшим между группами островов Эгейского моря. Пурпур, который раньше добывали в Финикии, достав­ляли теперь из Антиохии. Выходя из антиохийского пор­та Селевкия, корабли брали курс на Родос -- важней­шую морскую базу восточной части Средиземного моря, а затем, оставляя к северу Крит, шли путем, который вел из Мессины в Остию.

Один из важнейших морских путей соединял Рим с южным побережьем Средиземного моря, откуда в столицу империи доставляли пшеницу из Северной Африки, аравийские благовония, жемчуг и кораллы с берегов Красного моря, хлопок из Индии, шелк и пряности из Китая. Это были первые шаги международной торговли в рамках известного тогда мира. Так как летом здесь дуют обычно северные ветры, путь от африканского побережья в Рим можно было проходить только в весенний период.

Из Остии корабли шли вдоль побережья на северо-запад и через искусственный фарватер выходили к Роне. Здесь оканчивалась западная часть пути, связывавшего Римскую империю с германскими племенами и продолжавшегося по Рейну до Северного моря.

На запад вел еще один путь, используемый менее широко, через Кадис -- город, расположенный на юге Испании. Очевидно, дальше, в Атлантику римские мореходы не проникали.

Когда пал Карфаген и римляне уничтожили его военный флот, они полагали, что с врагами на море покончено навсегда. Однако вскоре убедились, что это ошибка. Богатства, доставляемые водным путем, привлекали внимание пиратов. Первые успехи дались им легко, и морские разбойники быстро увеличили число своих кораблей.

Вначале греческие и, малоазиатские пираты настолько сильно блокировали линию коммуникаций, связывающих Рим и Египет, что южное направление, играющее важнейшую роль в снабжении центра империи продовольствием, уже нельзя было использовать. Цены на пшеницу резко повысились. Это вызвало голодные восстания плебейского населения. В лице понтийского царя Митридата (111--63 гг. до н. э.) пираты имели защит­ника и покровителя. Обладая сильным военным флотом, он открыто собирал вокруг себя всех разбойников гре­ческих островов и малоазиатского побережья и с их помощью контролировал перевозки по основным морским путям. Для борьбы с пиратами Рим привлек корабли Кипра и Родоса, навязывая морским разбойникам неравные бои. Тогда господство Митридата на море пошло на убыль.

Однако спокойствия Риму это не принесло. Появились новые сильные враги -- киликийские пираты. К киликийцам присоединялись карфагеняне, греческие пираты, беглые рабы и обедневшие италики. Они стали угро­жать кораблям, которые шли в Остию, и постепенно пре­вратились в серьезную опасность для римского могущества. Небольшие маневренные суда киликийских пира­тов с одним рядом весел, называемые либурнами, послу­жили позднее прототипом для судов римского морского флота.

Согласно античным источникам, для устрашения вра­гов пираты вывешивали на реях флаги с изображением черепа или скелета -- символов смерти. Тактика пира­тов была проста. Обнаружив у побережья или и проливе между островами корабль, они подплывали к своей жер­тве и с кастели -- высокой палубной надстройки своего судна -- прыгали на атакуемый корабль. Исход битвы решался, как правило, в рукопашной схватке с помощью меча и кинжала. Военные корабли римлян представляли большую опасность для пиратов. Римляне вынуждали разбойников принимать бой и побеждали благодаря пре­восходству в живой силе.

Киликийские пираты объединялись не только для разбоя на море, они и на суше жили общинами, руковод­ствуясь собственными законами.

С высот киликийского побережья можно было обо­зреть морское пространство вплоть до самого Кипра. По побережью были установлены хорошо видимые издали сигнальные башни, с которых подавались сигналы о по­явлении добычи -- торговых судов -- или о приближении военных кораблей. Многочисленные маленькие бухты, защищенные скалами, служили идеальным убежищем для пиратских кораблей. Кроме того, в горах были по­строены недосягаемые для врага крепости.

Основной добычей пиратов были деньги, которые они получали в качестве выкупа за богатых пленников, а так­же в виде контрибуции, выплачиваемой пиратам порто­выми и приморскими городами за обещание не причи­нять им ущерба.

Однажды по пути из Рима на остров Родос в руки киликийских пиратов попал Гай Юлий Цезарь. Он был изгнан как сторонник Мария, политического противника диктатора Суллы. По мнению учителей, у которых Це­зарь изучал ораторское искусство, его мастерство было недостаточно высоким, и Цезарь решил воспользоваться изгнанием для совершенствования в ораторском искус­стве у знаменитого ритора Аполлония, школа которого находилась на Родосе. И вот, когда парусник, на борту которого плыл Цезарь со свитой и рабами, миновал Фармакуссу -- островок, находившийся близ скалистых берегов Карий, -- около него появилось несколько галер. Благодаря своей быстроходности и точно выбранному курсу галеры вскоре окружили и остановили медлительный римский корабль. Без малейшего сопротивления он опустил паруса. Цезарь сохранял абсолютное спокойствие. Окруженный свитой и рабами, он сидел на палубе и читал. Когда пираты приблизились к нему и потребовали, чтобы он назвал себя, Цезарь на мгновение поднял взгляд на их предводителя и, не сказав ни слова, снова углубился в чтение. Тогда один из членов свиты знатного римлянина, врач Цинна, назвал пиратскому главарю имя: Гай Юлий Цезарь. Гордый аристократ не отреагировал и на вопрос о величине выкупа, который он смог бы за себя предложить. Такое высокомерие разозлил разбойников. Они долго спорили о сумме. Когда они ней конец сошлись на десяти талантах, Цезарь все еще хранил молчание. Разъяренный главарь пиратов удвоил сумму и крикнул римлянину: "Или 20 талантов, или..." Сумма выкупа была неслыханно велика. И вдруг пираты замерли от неожиданности. Молодой человек нарушил молчание и заявил, что ценить его так низко -- оскорбление и наглость. Если бы пираты хоть что-нибудь понимали в своем ремесле, они потребовали бы 50 талантов! Пираты, разумеется, спорить не стали и с этого момента относились к аристократическому пленнику чрезвычайной учтивостью. Они доставили его на свою базу. Здесь Цезарь занимался физическими упражнениями, писал стихи и составлял речи.

По вечерам он читал свои сочинения пиратам, чтобы проверить на них силу своего красноречия. По словам историка, морские разбойники не были покорены поэтическим творчеством пленника. Они просто смеялись над ним и называли римским дураком.

Цезарь в свою очередь платил им откровенностью. Он заявил, что после своего освобождения вернется и казнит всех пиратов до единого. Через 38 дней после пленения римлянина пираты получили известие, что выкуп за Цезаря, равный 50 талантам, оставлен у легата Валерия Торквата. Уже на следующий день Цезарь и его спутники были отправлены на корабле в Милет, где разбойникам и были выплачены деньги. Вновь обретя свободу, Цезарь с энергией, совершенно неожиданной для пиратов, и для его политического соперника Суллы, принялся за осуществление своего плана наказания морских разбойников. Уже на следующий день после вступления на свободный берег Цезарь на четырех галерах, имевших на борту 500 воинов, внезапно напал на пиратов на острове Фармакусса и застиг их врасплох. Он не только не думали столь быстро вновь встретиться своим бывшим пленником, но и были еще пьяны после оргии по случаю дележа добычи. Цезарь пленил около 350 пиратов и получил обратно свои деньги. Он потопи; пиратские корабли и доставил пленников в Пергам, резиденцию римского претора Юния. Претора тогда не было в городе, и Цезарь не мог получить у неги разрешения на казнь пиратов. Тогда он стал действовать самостоятельно: приказал отобрать 30 вожаков, зако­вать их в цепи и привести к нему. Он напомнил им о своем обещании распять их на кресте. Однако, сказал он, в благодарность за хорошее отношение к нему во время плена он будет снисходителен: главарям, перед тем как их распять, перережут горло, а простые пираты будут задушены. Так и было сделано.

О том, с какой ненавистью относились после этого к римлянам киликийские пираты, сообщает Плутарх:

"Когда какой-нибудь пленник кричал, что он римля­нин, и называл свое имя, они, притворяясь испуганными и смущенными, хлопали себя по бедрам и, становясь на колени, умоляли о прощении. Несчастный пленник верил им, видя их униженные просьбы. Затем одни надевали ему башмаки, другие облачали в тогу, для того-де, что­бы опять не ошибиться. Вдоволь поиздевавшись над ним таким образом и насладившись его муками, они наконец спускали среди моря сходни и приказывали высажива­ться, желая счастливого пути, если же несчастный отка­зывался, то его сталкивали за борт и топили".

Попытка Рима уничтожить морской разбой с помо­щью военного флота под командованием Публия Сервилия окончилась неудачей. Пиратские либурны были маневреннее, чем тяжелые корабли римлян. Но как только военные корабли скрывались, сыны Киликии вновь выхо­дили, захватывали их суда и брали пленных. Это сказы­валось на жизни города. В 67 году до н. э. положение с хлебом в Риме столь ухудшилось, что сенат вынужден был поручить Гнею Помпею возглавить борьбу с пира­тами и предоставил ему особые полномочия. Опера­ция считалась настолько сложной, что для ее осуществ­ления Помпеи попросил дать ему три года. Он по­казал себя умелым флотоводцем. По его приказу было построено 500 либурнов, то есть кораблей такого же типа, как и те, на которых плавали пираты. Перво­начально Помпеи избрал местом своих действий запад­ную часть Средиземного моря. Он разбил этот район на 13 округов и для каждого выделил командира, предо­ставив в его распоряжение соответствующее количество Кораблей. Сам полководец принял командование над Центральным флотом, который занял выжидательную позицию между Африкой и Сицилией.

Кроме флота, Помпеи собрал армию из 12 тыс. пе­ших легионеров и 5 тыс. всадников. Армия должна была бороться с пиратскими поселениями на побережье. Вся операция была им так хорошо продумана и организова­на, что уже через 40 дней он смог доложить сенату, что в западной части Средиземного моря с пиратством покончено.

Одержав эту победу, Помпеи отправился на восток Средиземноморья, в район, где действовали киликийские пираты. Очевидно предупрежденные об успехах римского полководца, но уверенные в своем превосходстве, они вступили в открытый бой с римским флотом у Коракесия и были разбиты. По дошедшим до нас сведениям, мор­ские разбойники потеряли в этом бою 1300 кораблей, 400 -- достались победителям; 20 тыс. пиратов были взя­ты в плен, 10 тыс.-- погибли.

Победитель показал себя снисходительным и дально­видным: он приказал казнить лишь несколько сот глава­рей. Остальных пиратов Помпеи поселил на безлюдном побережье восточной части Средиземного моря, предо­ставив им возможность заниматься земледелием.

После этой крупной победы Помпея Кипр, Крит, Менорка и Мальорка добровольно признали господство Рима на море. Казалось, что отныне с пиратством в водах Средиземного моря покончено. Но и на сей раз пи­ратство выжило и лишь временно переместилось на ок­раину Римской империи.

Иллирийцы, жившие на далматинском побережье Адриатики, продолжали оставаться грозными разбойни­ками. Однажды, когда римская миссия обратилась с жалобой к владычице Иллирии по поводу захвата ее подданными римских кораблей, царица заявила: "Я не могу запрещать своим людям извлекать пользу из моря". Пунийские и греческие пираты также продолжали охо­титься за римскими торговыми кораблями, и скоро пиратство вновь обрело прежнюю силу и превратилось в большую опасность для Рима.

Могущественная империя была ослаблена внутрен­ней борьбой, соперничеством из-за власти после убий­ства Цезаря в марте 44 года до н. э. И пираты не преми­нули воспользоваться этим. Среди новых пиратских предводителей особое внимание привлекал Секст Пом­пеи, второй сын Гнея Помпея, великого победителя пи­ратов. Снисхождение, с которым в свое время отнесся к побежденным его отец, привлекло к Сексту Помпею многих бывших пиратов и их потомков. Однако большая часть команд на его кораблях состояла из беглых рабов, которым Секст Помпеи давал убежище и обещал свободу. Таким образом, очень скоро он стал располагать мощ­ным пиратским флотом, с помощью которого сумел за­воевать Сицилию, Сардинию и Корсику, а также блоки­ровал морские пути в Рим. Это заставило Октавиана, преемника Цезаря, будущего императора Августа, за­ключить с Помпеем -- предводителем пиратов -- Мисенский договор в 38 году до н. э. Этот договор признавал за Секстом Помпеем право на владение захваченными территориями: Сицилией, Сардинией, Корсикой и Пелопон­несом, пока Октавиан и Антоний сохраняют за собой ра­нее оккупированные ими провинции. Кроме того, в до­говоре предусматривалась амнистия всем соратникам Помпея. Находящиеся у него на службе рабы были при­знаны свободными. Правда, Секст Помпеи должен был дать обязательство больше не принимать к себе беглых рабов, а также поставлять в Рим пшеницу. Однако ско­ро пиратские корабли Помпея вновь стали грабить побе­режье Италии и препятствовать поставкам продоволь­ствия в Рим. Снова городу стали угрожать восстания голодающих. А так как Помпеи опять стал брать на свои корабли беглых рабов, Октавиан объявил борьбу с ним войной против беглых рабов и назначил Агриппу, известного уже в то время военачальника, командующим римским флотом. После того как Агриппа с большой энергией реорганизовал флот, усилил его новыми кораб­лями, в 36 году до н. э. у северо-восточной оконечности Сицилии состоялось крупное морское сражение между пиратами под предводительством Секста Помпея и рим­ским флотом. Пираты были разбиты, лишь 17 кораблям удалось скрыться. Победа римского полководца была облегчена тем, что команды многих либурнов Помпея сдавались в плен, так как Октавиан обещал, что сдавши­еся в плен останутся свободными и будут зачислены в его армию. Сразу же после победы обещание было выпол­нено. Но вскоре по тайному приказу Октавиана 30 тыс. Рабов были схвачены и возвращены прежним владель­цам. Тысяча рабов, хозяев которых не удалось устано­вить, были казнены.

После этой битвы Секст Помпеи бежал в Малую Азию, где был взят в плен и убит. Так еще раз была лик­видирована угроза могуществу Рима. Римская империя не^знала в дальнейшем подобной концентрации и военной организации пиратских флотов. Однако торговые корабли, плававшие в Средиземном море, подвергались разбойничьим нападениям отдельных пиратов.

Глава IV РАЗБОЙНИЧЬИ И ЗАВОЕВАТЕЛЬНЫЕ ПОХОДЫ ГОТОВ, ВАНДАЛОВ И ВИКИНГОВ

По словам Юлия Цезаря, германцы не считали раз­бой великим грехом, если только он совершался за пре­делами их родового союза. Первое описание пиратских действий в бассейне Северного моря оставил нам рим­ский историк Корнелий Тацит. В биографии "Жизнь Агриколы", опубликованной в 98 году н. э., он рассказы­вает, как германцы, насильно рекрутированные Римом, в 83 году н. э. убили в Британии римского начальника и инструкторов своей когорты и устроили побег. На бере­гу они захватили три лодки. Владельца одной из них они заставили быть лоцманом, а двух других убили. На этих суденышках германцы поплыли вдоль британского побе­режья и стали пытать счастья как пираты. По всей ви­димости, плавание было не только малоуспешным, но и таким тяжелым, что беглецы начали, как сообщает Тацит, поедать друг друга; вначале съели самого слабого, затем очередной жертвой становился тот, на кого выпа­дал жребий. В конце концов они покинули свои лодки, были пойманы и проданы в рабство.

Во II и III веках н. э. у германцев начали складыва­ться прочные родовые союзы и возникать небольшие на­родности. Фризы и саксы, жившие на побережье, были хорошими кораблестроителями и мореходами. Они вели торговлю с прибалтийскими и скандинавскими племена­ми, совершали на своих кораблях морские походы для захвата сокровищ и рабов, которых затем продавали. Морская торговля и пиратство привели к накоплению богатств в руках родовой аристократии и способствова­ли разложению первобытного общества. Усиливалась власть вождей; племенная знать приобретала все боль­шую силу и влияние. Вся эта верхушка стремилась к за­воеванию новых земель и получению добычи, чтобы сде­латься еще богаче и могущественнее. Совершая свои по­ходы, родовые союзы германцев проникли в глубь Рим­ской империи и вышли к берегам Средиземного моря. В 251 г. н. э. готы захватили и разграбили фракийский город Филиппополь. Спустя три года они вновь вторг­лись во Фракию и продвинулись до Фессалоники. Отсюда в период с 258 по 268 год н. э. они совершали морские, разбойничьи походы в Грецию и на побережье Малой Азии, разграбив при этом большое количество городов, в частности Эфес, Никею и Никомедию. По сообщениям этичных авторов, в пиратском походе готов, состояв­шемся в 267 году н. э., участвовало 500 кораблей и более 100 тыс. человек.

В 406 году в ходе переселения германских народов вандалы перешли через Рейн. Сражаясь, они пересекли Галлию и в 411 году достигли южной Испании.

В 428 году вандалы избрали своим королем Гейзериха, который предпринял строительство кораблей по римскому образцу. На этих кораблях в 429 году вандалы переправились на побережье Северной Африки, погрузив на борт все имущество, включая лошадей и повозки. Согласно древним источникам, их было 80 тыс. человек Гейзерих, к которому примкнуло также много готов и аланов, постепенно, но упорно продвигался на восток вдоль побережья, пока в 439 году не достиг Карфагена, который он и сделал своей столицей. Вандалы сравни­тельно легко завоевали Северную Африку, так как их поддержали рабы и колоны, восставшие против деспо­тии Рима.

Основной силой и основным источником средств существования вандалов являлся их флот. С его помощью они, отправляясь из Северной Африки, захватили Балеарские острова, Сардинию и Корсику, а также некото­рые районы Сицилии. Вандалы совершали набеги на Италию и Грецию. Это вызвало недовольство властите­лей Восточной Римской империи (Византии), возникшей в 395 году при распаде Римской империи. Против ванда­лов был направлен флот под командованием адмирала Базилиска в составе 212 галер, на которые были посажены 70 тыс. человек. О численности флота вандалов дан­ных не сохранилось. По имеющимся в исторических ис­точниках сведениям, вандалы во время одного из перемирий напали на византийский флот. Вряд ли можно; предположить, что эта история придумана византийцами для оправдания ужасного поражения, которое было нанесено их флоту. В результате победы вандалов большая часть североафриканского побережья отошла к Гейзериху.

Флот вандалов усилил пиратские набеги со своих новых и старых баз на берега Италии, Греции и Малой, Азии. В 455 году Гейзерих напал на Рим, и две недели, его войско грабило город. При этом были расхищены и уничтожены памятники христианской культуры, и позднее один епископ впервые употребил понятие "вандализм" для обозначения бессмысленного разрушения. Государство вандалов просуществовало до 534 года.

На побережье Северного моря обосновались германские племена -- фризы, саксы, англы и юты, на северо-западном берегу Балтийского моря жили датчане. Все они были смелыми мореходами, часто становились пира­тами и нападали на Британские острова и северо-запад­ное побережье Галлии. Датский историк Саксо (род. около 1150 г.) очень красочно рассказывает, как с разви­тием в скандинавском обществе феодализма усилился и морской разбой, которым занималась аристократия. Под пиратским флагом шла борьба за власть между предста­вителями аристократических родов, в результате чего выделялись победители, становившиеся затем королями. Саксо приводит много примеров, свидетельствующих о том, что короли и аристократия занимались пиратством.

"Хелго, сын датского короля Хулдана, ставший поз­днее сам королем Дании, был страстным пиратом..."

"Халдан, король Дании, после трех лет правления, добровольно передал власть своему брату Харальду и, будучи буйной натурой, стал заниматься пиратским про­мыслом".

"Коллес, король Норвегии, и Хорвендил, герцог ют­ландский, жившие в одно время, оба были знаменитыми пиратами".

"Оло, по прозвищу Быстрый, норвежский принц, стал по приказу своего отца пиратом, чтобы очистить море от других разбойников. Он достиг такого могущества на море, что превзошел в силе и уничтожил 70 знаменитых морских разбойников, среди которых были благородные принцы, самых знатных из них звали Бирвил, Гуирфил, Торвилл, Нефф, Орефф, Редуарт, Ранд и Эранд".

В конце VIII века в Британию вторглись викинги, или норманны, как их стали повсюду называть позднее. По­скольку они пришли с берегов Дании, в английской ис­тории их называют также датчанами. Началом пират­ских походов викингов считается нападение на монас­тырь Линдисфарн, состоявшееся 8 июня 793 года. Мона­стырь, расположенный на острове у восточного побере­жья Шотландии и считавшийся в то время богатым, был беспощадно разграблен, сожжен, а обитатели его уничтожены. Вскоре последовали еще другие нападения на мо­настыри и церкви, и дело дошло до того, что в конце цер. ковной службы верующие стали петь: "Боже, спаси нас от норманнов!"

Если вначале норманны ограничивались ограблением английского побережья, то с середины IX века они стали захватывать целые области и там селиться. После захва­та Шетландских, Оркнейских и Гебридских островов они в конце концов аннексировали всю северо-восточную часть Англии. Они прошли до Фарерских островов и достигли Исландии, где также создали поселения. Норманны систематически опустошали европейское побережье. Они бороздили Балтийское, Северное, Средиземное и Черное моря и Атлантику. На своих быстрых ладьях входили они в устья рек и поднимались вверх по течению, пока не оказывались вблизи города, на который хотели напасть. Там часть из них похищала пасущихся лошадей, затем по условному сигналу норманны нападали на город одновременно с воды и с суши. Они предпочитали в качестве объектов грабежа церкви и монастыри, рассчитывая поживиться накопленными там сокровищами. За­хватывали также и пленных, которых продавали в раб­ство на рынках различных европейских и азиатских государств. По дошедшим до нас сведениям, только во Франции и Нидерландах они захватили и продали в раб­ство более 10 тыс. человек. Если норманнам оказывали сильное сопротивление, они вступали в переговоры.

По Эльбе, Везеру и Рейну норманны проникали в Германию. В 854 году ими был разграблен Гамбург; в 994 году они вновь появились в устье Эльбы.

Известный хронист Адам Бременский, назвавший за­хватчиков-норманнов по-латыни "пиратес", писал об этом, в частности, следующее: "Когда викинги прошли вверх по Эльбе и вторглись в глубь страны, саксонские князья решили объединиться. Несмотря на недостаточ­ную силу своих войск, они поджидали варваров, оставив­ших свои корабли возле Штаде. Бой был тяжелый, памятный и очень несчастливый. Храбро сражались обе стороны, но наши славные воины в конце концом признали себя побежденными. Викинги разбили все саксонское воинство".

Далее Адам Бременский пишет следующее: "Другие викинги, проплывшие по Везеру, опустошили землю Хадельн до Лезума и с большим количеством пленных прошли до Моора, что возле Глинштедта".

В заключение хронист сообщает: "С этого времени викинги постоянно совершали разбойничьи набеги в эти края. Все саксонские города были объяты страхом. Даже Бремен стал возводить мощный защитный вал".

Продвигаясь вверх по Рейну, норманны достигли Кёльна, Бонна и Аахена. Один из преемников Карла Ве­ликого хотел откупиться от нашествий и подарил норманнам город в устье Рейна. Норманны превратили его в свою базу, и отныне им стало легче достигать немец­ких и французских рек.

Особенно сильно страдала от вторжений Франция. В 841 году норманны опустошили Руан, в 843 сожгли Нант, в 845 году разграбили Париж. По Луаре они продвину­лись до Орлеана, а по Гаронне -- до Тулузы.

В 882 году норманны появились на Маасе, в 883 го­ду -- на Шельде, в 884 году -- на Сомме, а через год они снова стояли у Парижа, который безрезультатно осаж­дали в течение десяти месяцев.

Об этом втором нападении норманнов рассказывает в своем большом стихотворении, написанном по-латыни, французский монах Аббон из аббатства Сен-Жермен. По сведениям, которые он сообщает, 40 тыс. викингов приближались к Парижу по Сене. "Их кораблей,-- пишет Аббон,-- было так много, что на протяжении двух миль вниз по течению реки не было видно воды. После того как было отбито первое нападение, викинги разбили ла­герь на сен-жерменском холме. С этого места они спус­тились, чтобы творить грабежи и убийства в окрестнос­тях осажденного города, но проникнуть в город им не удалось".

Парижане извлекли урок из первого нашествия нор­маннов и в качестве преграды построили на реке сильно укрепленный мост. Это помогло защитникам выиграть время, и, когда перед Парижем появились деблокирую­щие войска, викинги отступили, так и не добившись успеха.

В 911 году норманны под предводительством Роллона завоевали территорию в устье Сены, которая позднее получила название Нормандии. Селившиеся здесь нор­манны очень скоро слились с местным населением, а со временем переняли его язык и обычаи.

После поражения скандинавских норманнов в Англии норманны, осевшие в Нормандии, в 1066 году под коман­дованием Вильгельма Завоевателя на 1400 кораблях вы­садились на побережье Англии. 14 октября Вильгельм возле Гастингса одержал победу над королем англосак­сов Гарольдом и провозгласил себя королем Англии.

Около 860 года северные разбойники, обогнув Ибе­рийский полуостров, впервые появились в Средиземном море и опустошили берега Испании, южной Франции и Италии. Они продвинулись до побережья Северной Африки и Малой Азии и попытались даже напасть на Рим и Византию. После того как они укрепились на юге Италии и в Сицилии, папа в 1130 году провозгласил нор­мандского герцога Роберта II королем Апулии и Сицилии.

Декан монастыря Сан-Квентина рассказывает, как хитро действовали викинги при разрушении итальянско­го города Лукка:

"После того как норманны побывали в Пизе и Фьезоле, они повернули свои ладьи к епископскому городу Лукка, расположенному в устье Магры. Город был под­готовлен к приходу викингов, и все боеспособные муж­чины заняли позиции у ворот и городских стен. Однако штурма не последовало. Вместо этого у городских ворот появился безоружный предводитель викингов Хаштайн, а с ним несколько его приближенных. Предводитель вы­разил желание принять христианство и попросил епи­скопа города совершить обряд крещения. Просьбу со­гласились выполнить, хотя и приняли необходимые меры предосторожности. Хаштайн был крещен и снова выпро­вожен за ворота.

В полночь к городским воротам с громкими криками приблизился большой отряд викингов. На носилках они несли тело якобы внезапно скончавшегося Хаштайна. Викинги объявили, что его последней волей было, чтобы его похоронили в соборе города Лукка. Разве можно было отказать в последней просьбе только что принято­му в лоно церкви? Епископ приказал впустить в город безоружных людей и пронести покойника. Однако пани­хида не состоялась, так как перед алтарем Хаштайн вдруг воскрес из мертвых. Викинги схватили спрятан­ное в носилках оружие и набросились на тех, кто со­брался слушать панихиду. Общая паника способствовала тому, что через городские ворота проникло в город все войско викингов. Лукка была опустошена и разру­шена".

В Восточной Европе норманнов называли варягами. Крбме своих разбойничьих набегов, они занимались тут прежде всего торговлей, поставляя и "живой товар" че­рез Константинополь или по Волге и Каспийскому морю в Иран и соседние с ним страны. Путь варягов из Скандинавии в Константинополь проходил через Финский залив, Неву, по Ладожскому озеру, реке Волхов, озеру Ильмень, реке Ловать, через часть Даугавы и дальше по Днепру -- в Черное море.

Выло бы несправедливым считать викингов только опасными морскими разбойниками. У них есть и заслу­ги, перед историей. Во время своих отважных походов викинги открыли Исландию, Гренландию, Северную Америку. Совершая плавания вокруг Европы, они освои­ли важный в транспортном отношении район, включав­ший в себя не только морские пути из Балтийского моря в Черное, но также и все крупные европейские реки. В последующие века эти магистрали сыграли решающую роль в торговле европейских народов с другими странами.

Решающее превосходство над противником викингам обеспечивали их разумно построенные ладьи и воинст­венность команд. Удалось реконструировать ладью ви­кингов. Так, была тщательно обмерена ладья викингов, найденная в 1880 году вблизи фермы Гекстеда, и по это­му образцу построено новое судно. В 1893 году экипаж из 13 человек за 40 дней совершил на нем парусный пе­реход из Норвегии в Чикаго. Судно шло со скоростью до 10 узлов и великолепно вело себя даже в очень тяже­лых погодных условиях Атлантики. Лодка водоизмеще­нием 28 т имела 23,8 м в длину и 5,1 м в ширину. При высоте борта 0,9 м над водой глубина корпуса в средней части корабля составляла 1,75 м.

На каждой ладье у викингов была испытанная коман­да, которая несла две вахты по 40 человек. Одна вахта обслуживала 32 весла -- с каждого борта ладьи по 16,-- а также руль и паруса. Вторая в это время отдыхала.

Ладья имела 13-метровую мачту с полосатым четы­рехугольным парусом площадью около 70 м2. Изображе­ние головы дракона надевалось на форштевень только во время военных походов.

Викинги с малых лет воспитывались в духе старин­ных саг. В своих действиях они следовали обычаям за­воевателей, согласно которым война, разбой и грабеж были делами героическими. Чаще всего они плавали от­рядами, небольшими или крупными, и появлялись всегда неожиданно для неприятеля -- смелые, жаждущие до­бычи и полные решимости одержать победу.

Достоверные сведения о законах жизни викингов от­сутствуют. По свидетельству саг, каждый викинг являл­ся кровным братом своих товарищей по команде. За смерть товарища врагу мстили даже ценой собственной жизни. Добыча делилась поровну между всеми членами команды с учетом доли предводителей. Утаивание добы­чи вело к исключению из дружины. Викинги поддержи­вали в своих рядах строгую дисциплину. Любая новость непременно доводилась до сведения предводителя. Пред­водителями становились не по происхождению и не по приказу, а по выбору членов дружины. Предводитель получал право принимать решения в соответствии с обы­чаями и правилами. Его решения не обсуждались.

Разумеется, походы викингов нельзя истолковывать на основании саг, тем более что их, как правило, созда­вали лишь спустя столетия. Современная историческая наука утверждает, что речь идет о делах и событиях, ко­торые сопровождали процесс образования раннефеодаль­ных государств в Европе. Только в исключительных слу­чаях походы викингов приводили к длительной колони­зации и давали начало государственным образованиям. Разбойничьи походы и торговые экспедиции, включая работорговлю, доставляли привилегированным слоям об­щества возможность обогащения, которой они в полной мере воспользовались в соответствии с законами и мора­лью своего времени.

Глава V ПИРАТСТВО В СЕВЕРНОМ И БАЛТИЙСКОМ МОРЯХ

В те времена, когда норманны наводили страх и ужас своими разбойничьими набегами и завоевательными экспедициями в глубь Европы, значительные размеры принял морской и прибрежный разбой в бассейнах Северного и Балтийского морей, откуда начинали свои походы викинги.

Обстановка в Европе того времени была сложной. Государство Каролингов распалось в результате внутренних раздоров. В Скандинавии образовались феодальные королевства, которые почти непрерывно враждовали между собой. Восточные славяне, совершавшие набеги на чужие берега, и сами были вынуждены сдерживать натиск датских и германских феодалов. Вместе с тем уже в Х и ХI веках между прибрежными государствами Северного и Балтийского морей шла оживленная морская торговля. Однако она постоянно нарушалась разбойничьими нападениями, охотой на людей и пиратством.

Автор одной исторической хроники пишет об этом времени: "Пиратство в Северном море, а также в других районах у датчан, шведов, норманнов, саксов, вендов, руссов, англичан и шотландцев настолько усилилось, что от разбойничьих походов и набегов пиратов никто не был защищен ни на море, ни на суше. И если раньше пиратством занимались отдельные лица, то сейчас морской разбой стал делом целых наций и народов. Так, шведы грабили датчан и руссов, датчане и норманны - англичан и саксов, венды - датчан, саксы - англичан и французов..." Но и это перечисление нельзя назвать полным. Непонятно, почему не упоминаются фризы, ибо они не только были хорошими мореходами и купцами, но и занимались морским разбоем и торговлей людьми. Они сопровождали на своих кораблях Карла Великого во время его военных походов против западных славян и саксов, поддерживали английских королей против норманнов, а союз фризских пиратов принимал участие в первом крестовом походе. В 1097 году пираты участвовали в сражении у Тарса.

Однако фризскому побережью также пришлось испытать тяжесть разбойничьих нападений. Около 1000 года в страну фризов вторглись датские и шведские пираты, называвшие себя "сжигающие в пепел". По преданию, это были два сильных разбойничьих отряда, один из которых насчитывал больше 20 тыс.человек. Они разграбили и опустошили всю страну.

На южном побережье Балтийского моря наряду с торговлей опустошительные набеги на скандинавское побережье и прежде всего на датские острова совершали ободриты (бодричи), лютичи и поморяне, которых хронист называет вендами. Они нападали на Готланд и Борнхольм, Фальстер, Лааланд и Ютландию, иногда даже нам английское побережье. Во время набега на один норвежский город в 1135 году они захватили в плен 7 тысяч женщин и детей, которых через невольничьи рынки продали в рабство на восток. После того, как в 1043 году датчане разрушили и первую базу на побережье - Эмбург, они передислоцировались на остров Рюген. Свозле мыса Аркона, самой северной точки острова, откуда далеко просматривалось море, они построили крепость. В 1168 году она была сожжена датчанами. В 1187 году славяне совершили нападение на шведский город Сигтуна, разграбили его и вновь захватили много пленных, которых продали на невольничьих рынках.

Морская торговля между государствами, расположенными на побережье Балтийского и Северного морей, велась обычно через Ютландский перешеек. Лишь в редких случаях корабли огибали этот полуостров. Самым известным перевалочным пунктом для товарообмена на протяжении веков был Хайтхабу, датское купеческое поселение, защищенное двойным валом. В начале Х века Хайтхабу стал шведским, с 934 по 938 год им владели немцы, затем снова датчане. Несколько раз город подвергался пиратским нападениям и разграблениям. В 1066 году во время одного из таких нападений он был окончательно разрушен.

Разные источники подтверждают, что многочисленные пиратские экспедиции из Северного в Балтийское море проводились исключительно с целью охоты на людей. Во время частых тогда военных и разбойничьих походов люди считались самой главной добычей. При этом пленных не использовали как рабочую силу в стране победителя, а обычно продавали европейским и восточным работорговцам. Их обменивали на мечи, наконечники для стрел, украшения, вина, сукна, производившиеся в странах бассейна Северного моря, на украшения из средиземноморских стран, изделия из серебра и стекла, полудрагоценные камни, шелковые ткани и парчу. Из прибалтийских стран вывозились меха, воск, мед, сельдь и янтарь.

Одним из важнейших торговых центров того времени был остров Готланд в Балтийском море. При раскопках здесь было найдено 40 тыс. арабских монет. Рынки часто размещались на островах. Это лишь отчасти объяснялось желанием купцов обезопасить себя от пиратских нападений, ибо и здесь не было защиты от морских разбойников. Другая причина - стремление воспрепятствовать побегам невольников.

Почти непрерывные захватнические войны, все больше расширяющий свои границы морской и прибрежный разбой в бассейне Северного и Балтийского морей привели во второй половине ХI века ко всеобщему упадку морской торговли. Сократилось даже население в этом районе. Расположенные в устьях рек и удобные в транспортном отношении поселения купцов и ремесленников пытались защититься от пиратских нападений с помощью укреплений. Это был период появления целого ряда быстро растущих портовых городов. Например, Росток впервые упоминается как крепость Роцток в 1161 году в связи с походом датчан и саксов против ободритов. Под 1189 годом хронист упоминает о существовании здесь рынка, а в 1218 году крепость получает права города, как и незадолго до того - Любек. Подобно Ростоку, права города получили: в 1229 году Висмар, в 1234 году Штральзунд, в 1237 году Штеттин, в 1250 году Грайфсвальд.

В городах росло производство товаров для экспорта, и купцы постепенно стали расширять границы своей торговли. Тем самым они стали вытеснять с рынков других купцов, которые, как, например, фризы, являлись прежде всего торговыми посредниками.

Во избежание риска во время торговых экспедиций по морю купцы объединялись в товарищества, которые распускались при возвращении кораблей домой. Однако уже в начале ХII века эти товарищества превратились в прочные организации, создававшиеся надолго. Возникли купеческие союзы, такие, как фландрская или кельнская Ганза. Члены кельнской Ганзы уже в 1157 году получили охранную грамоту от английского короля, который обещал им "обращаться с ними, как со своими собственными подданными и друзьями". В связи с общей ненадежностью транспортных путей, а также для защиты от разбойников всех рангов купцам Священной Римской империи было предоставлено право ношения оружия.

В начале XIII века оказалось, что купеческие товарищества были не в состоянии защищать свои интересы у себя в стране и за рубежом. Ответственность по товарообмену в дальней торговле берут на себя города. Этот новый этап в развитии торговых отношений начался в 1299 году в Любеке, где собрались представители городов. По их решению простым купцам на острове Готланд запрещалось скреплять сделки собственными печатями. У каждого города была своя печать, которой и нужно было скреплять сделки данного рода.

Однако вначале городам пришлось выдержать чрезвычайно тяжелые, а иногда даже военные столкновения со своими феодальными властителями. В 1226 году Любек получил статус вольного города, в результате чего на него перестала распространяться власть феодального князя и он подчинялся непосредственно монарху.

В XIII - XIV веках денег у феодалов хронически не хватало. Поэтому богатые города с их более прогрессивной экономической организацией в конечном итоге брали верх над князьями, хотя последние и стремились сохранить свою власть. Ради этого прибегали даже к самым разным мерам, вплоть до продажи датскому королю всего юго-восточного побережья Балтийского моря.

Экспансионистская политика, которую датские короли вели длительное время, подорвала экономику страны и поставила Данию на грань разорения. Недовольством и возмещением народа воспользовалась датская феодальная верхушка. Она изгнала короля. Страна погрузилась в пучину феодальных смут и анархии. В эти годы многие датские аристократы стали во главе разбойничьих банд и начали препятствовать нормальному судоходству в Балтийском море. В конце концов в 1338 году Любек, Висмар, Росток и Гамбург заключили союз с северогерманскими князьями и датским королем для совместной борьбы против пиратства в Балтийском и Северном морях. Бремен не присоединился к этому союзу, хотя в связи с постоянными разбойничьими акциями в устье Везера вынужден был временно закрыть свой порт. Он выплачивал фризам ежегодную дань и таким образом обеспечивал себе свободу устья Везера. Имеются документальные подтверждения того, что "на это хорошее дело" в 1312 году было истрачено 1400 марок серебром. Когда жители Гамбурга обратились к императору Карлу IV (1346-1378гг) с просьбой защитить их от разбойников на Эльбе, он отделался от них, дав им хороший совет поймать разбойников и наказать их по закону.

На севере Германии фактически не было королевской власти, ибо короли Священной Римской империи всю силу империи растратили в своих итальянских походах. Северогерманские князья не слишком серьезно относились к союзу с городами против пиратства. Многие из них тайно поддерживали пиратов и даже получали часть добычи. Датский и английский короли официально брали пиратов к себе на службу и тем самым усиливали свое морское могущество. Поскольку каперы должны были снаряжать свои корабли на собственные средства, было выгодно выдавать пиратам каперские свидетельства и репрессалии. Наличие их превращало ограбление торгового судна в законный военный акт. Таким образом в 1351 году возле Брюгге был захвачен и ограблен корабль из Грайфсвальда. Под давлением Ганзы капер был осужден фландрским судом. В ответ на это английский король выдал репрессалии против ганзейских купцов, ведущих торговлю в Англии.

Моряки германских городов также занимались пиратством. Грабя преимущественно английские суда в Северном море, они не упускали и других возможностей. Поэтому перед вооруженными отрядами на борту германских судов (когг) стояла двойная задача: с одной стороны, они должны были грабить более слабые корабли, а с другой - защищать свои суда от нападений пиратов и каперов. Эти отряды были необходимы также и для защиты судов от разбойничьего населения побережья, когда корабль садился на мель или его выбрасывала на берег буря. Были нередки случаи, как в доганзейский период, так в начале существования Ганзы, когда моряки соперничавших между собой городов захватывали и грабили корабли противника.

Ганза образовалась в XIII веке постепенно, из различных групп городов. Одну группу составляли рейнские города во главе с Кельном как хозяйственным центром. В середине XIII столетия возникли вестфальский и нижнесаксонский союзы городов. В вестфальском союзе ведущим был город Дортмунд, а в нижнесаксонском - вначале Брауншвейг, затем Гамбург и Бремен. В конце XIII века образовался союз прусских городов, во главе которого стал быстро развивающийся Данциг. Несомненно, существование этих союзов способствовало развитию Ганзы, однако решающая роль все же принадлежала портовым города юго-западного побережья Балтийского моря, так называемым венским городам во главе с Любеком, Висмаром, Ростоком и Штральзундом. В 1358 году в документе, принятом на собрании представителей городов, впервые было употреблено название "германская Ганза", хотя в этот союз входили также и города других стран.

В важнейших зарубежных портовых и торговых городах - в Лондоне, Брюгге, Бергене (Норвегия) и Новгороде - Ганза имела постоянные конторы, которым были даны чрезвычайные полномочия. "Некоронованным королем" Ганзы был город Любек. Статус вольного города облегчал Любеку сохранение его ведущей роли в союзе, однако основу могущества города составляло его положение как морской базы для восточной экспансии германских феодалов. Все походы на восток по морю начинались здесь. Любек извлекал большую выгоду их своего географического положения, так как превратился в важнейший перевалочный пункт для товарооборота между Балтийским и Северным морями.

В XIV веке Ганза располагала уже значительным флотом в количестве около тысячи кораблей, способных одновременно перевезти 100 тыс. т груза. За год - морские перевозки осуществлялись только в летнее полугодие - перевозилось 300 тыс.т различных товаров, что по тем временем было весьма значительно.

В качестве кораблей Ганза использовала когги грузоподъемностью до 100 ластов, что соответствовало 200 тоннам. Когга представляла собой одномачтовое судно с большим четырехугольным парусом, деревянной обшивкой внакрой и почти прямым килем. В XIV веке вместо обычного тогда бокового руля на когге стоял уже руль, соединенный с ахерштевнем. Когга являлась чисто торговым парусником, она не была приспособлена ни для перевозки пассажиров, ни для военных целей. Но на борту когг всегда имелось оружие и находились воины. Для ведения военных действий или для борьбы с пиратами когги подвергались переоборудованию, и такие суда называли "фредкогги". В одном документе, датированном 1367 годом, сказано, что на борту каждой когги, предназначенной для войны с Данией, должны были находиться 100 вооруженных воинов, минимум двадцать из которых должны были иметь тяжелые арбалеты. Позднее для размещения такого количества людей когги стали снабжать специальными надстройками, расположенными на носу и на корме, так называемыми кастелями. В процессе развития когга превратилась в хольк, или, как стали называться эти суда в обиходном языке, "хульк". Хульк представлял собой трехмачтовый парусник, способный одновременно взять на борт более 300 т груза.

Соответственно переоборудовав и переоснастив когги и хульки, снося палубные надстройки, пираты устанавливали вместо них на верхней палубе как можно больше орудий. Однако в принципе пираты старались избегать артиллерийских дуэлей, так как стремились захватить добычу невредимой. Методом действий пиратов была внезапность, исход сражения решался рукопашной схваткой в абордажном бою, поэтому многие предпочитали "шнигге", "шутте" - быстрые маневренные суда с неглубокой осадкой. На таких парусниках можно было беспрепятственно входить в устья рек и маневрировать, уходить от преследования боле сильным противником по мелководью вдоль побережья.

Серьезную угрозу ганзейскому судоходству создавала борьба за политическое господство в скандинавских странах. Воюющие стороны - Дания и Швеция - занимались выдачей каперских свидетельств, и многие скандинавские и немецкие феодалы использовали эту возможность, чтобы поживиться быстрой и легкой добычей. И лучшим объектом для нападения был для них не вражеский капер, а ганзейская торговая когга. Торговые союзы в поисках защиты были вынуждены обратиться к такому средству, как конвой (сопровождение торговых судов военными кораблями). Миссия обеспечения торговым судам безопасного плавания была возложена на фредкогги. Вооруженные акции ганзейских городов против пиратов не были успешными. Положение усугублялось еще и тем, что мекленбургские ганзейские города не могли оказать Ганзе поддержки, так как их правитель Альбрехт Мекленбургский был королем Швеции. Борьба в западной части Балтийского моря все больше превращалась в столкновения между пиратами датской регентши Маргариты и ганзейскими городами Ростоком и Висмаром. Согласно хронике, они давали пиратам разрешение на вход в свои порты и свободную продажу награбленной добычи.

Ганзейские купцы тоже усели обеспечить себе долю в пиратской добыче или сами предоставляли корабли для морского разбоя. Но в конечном итоге пиратство нанесло такой вред торговле Ганзы, что города вынуждены были начать переговоры о перемирии с Маргаритой. В 1382 году между Маргаритой и Ганзой было заключено соглашение, ограничивавшее действия пиратов в западной части балтийского моря. Пираты устремились дальше на восток, где они стали наносить вред судоходству в районе между Данцигом и русским побережьем. Ганза, Тевтонский орден и Маргарита создали объединенный флот из 14 кораблей под командованием Вульфрама из Сконе. Этот флот начал борьбу с морским разбоем. Наконец при посредничестве Маргариты и голштинских графов было достигнуто мирное соглашение между пиратами и Ганзой. В 1389 году Альбрехт Мекленбургский был наголову разбит датским войсками и сам попал в плен. Маргарита достигла своей цели: Дания, Норвегия и Швеция подчинились ее главенству.

Исключением являлся лишь Стокгольм, который при активной поддержке Ростока и Висмара успешно сопротивлялся датской блокаде.

Глава VI ВИТАЛЬЕРЫ - КАПЕРЫ И МОРСКИЕ РАЗБОЙНИКИ

Биты за Стокгольм вновь привели к быстрому расцвету пиратства в балтийском море. Хроист Детмар из Любека пишет об этом в 1392 году: "В том же году собрался неукротимый народ из разных мест - городские заправилы, горожане из многих городов, ремесленники и крестьяне - и назвали себя братьями-витальерами. Они заявили, что хотят выступить против королевы Дании, чтобы помочь королю Швеции, который был ею пленен".

Победы датской королевы, ее стремление к экономическому объединению скандинавских государств представляли серьезную опасность для развития торговли Ганзейского союза. Так как Стокгольм являлся одним из членов Ганзы, Любек от имени союза взялся представлять интересы окруженного города. Ганзейские города Любек, Висмар, Росток, Штральзунд, Грайфсвальд, Данциг, Торн, Эльбинг и Ревель и, с другой стороны, герцог мекленбургский Иоханн, а также свергнутый шведский король Альбрехт Мекленбургский заключили союз. Поскольку с весны 1389 года Стокгольм был наглухо блокирован с суши, единственным путем связи с городом оставался морской. Чтобы обеспечить снабжение жителей Стокгольма всем необходимым, города, заключившие между собой вышеупомянутый союз, и Иоханн Мекленбургский от имени короля Швеции выдавали каперские свидетельства пиратам и капитанам кораблей с условием, что они прорвут блокаду и доставят продовольствие в голодающий город. "Виктуалиен" - значит "продовольствие, съестные припасы". Отсюда и происходит название "витальеры", под которым вошли в историю каперы, действовавшие от имени короля Швеции. Получение каперского свидетельства послужило многим пиратским капитанам поводом для того, чтобы возобновить разбой под легальным прикрытием. Правда, некоторые из них действительно в соответствии с полученным заданием доставляли в Стокгольм продовольствие, а также причиняли большой вред торговле трех скандинавских стран. Однако большинство каперов, не задумываясь, нападали также и на корабли Ганзейского союза, который нанял их на службу. По этому поводу в упомянутой уже хронике Детмара говорится следующее: "Так, к сожалению, они наводили страх на всем море и на всех купцов: они грабили и своих и чужих, и от этого сельдь очень подорожала".

В 1395 году в ответ на действия городов Маргарита освободила взятого ею в плен короля Альбрехта. Но положение от этого не изменилось к лучшему. Правда, некоторые представители аристократии, которые действительно выступали за освобождение своего правителя, вернулись в свои поместья. Однако большинство каперов поле окончания официальных военных действий продолжали идти по пути пиратства. Среди них было много германских и скандинавских аристократов.

Все же в это время наметилось изменение социального состава пиратов. Среди них заметно меньше стало обедневших аристократов и возросло число пиратов из плебейских слоев городского и сельского населения.

Пиратство наносило ганзейской торговле в Балтийском море заметный ущерб, и это вынуждало союз принимать энергичные меры против морского разбоя. Висмар и Росток, долгое время поддерживавшие пиратов, закрыли для морских разбойников свои порты и рынки. Для охоты за пиратами города оснастили несколько специальных судов. Теперь витальеры - пираты сохранили за собой это название - не щадили кораблей, принадлежавших их бывшим покровителям: Висмару и Ростоку. Скоро тюрьмы города были переполнены пойманными пиратами, и, как написано в хронике, "палачи не справлялись со своей работой и брали себе помощников". Витальеров всегда приговаривали к смертной казни, всех без разбора - и капитанов, и матросов.

Витальеры не оставались в долгу. Они и раньше не брали за пленников выкупа, а как правило, "заставляли их плыть домой", то есть просто топили. Теперь же и подавно не обходилось без жестокостей. Пиратские капитаны заталкивали свих пленников в пивные и селедочные бочонки, издевались над ними, а затем приказывали отрубать торчащие из бочек головы. Известен рассказ о том, как однажды штральзундцы отплати пиратам тем же. "Жителям Штральзунда удалось, - говорится в хронике, - захватить один из разбойничьих кораблей. После этого команду заставили также лезть в бочонки. Потом был объявлен приговор, согласно которому все, торчащее из бочек, должно было быть срублено палачом".

Во время беспощадных столкновений между ганзейскими городами и пиратами в западной части Балтийского моря Штральзунду особенно везло.

Так, в источниках того времени сообщается о многих успешных операциях штральзундских кораблей против морских разбойников. В одной из таких операций в руки штральзундцев попал каперский капитан Мюльтке, ставший морским разбойником, и сто его собратьев.

В этой ситуации, становившейся для витальеров все боле критической, большая часть их из западной части Балтийского моря отошла в боле безопасный район - к Висби на острове Готланд. Хотя Готланд и платил дань шведской королеве, он все же сохранил некоторую независимость. Как узловой пункт многих морских путей в районе торговых операций Ганзы, остров, бывший в период формирования союза одним их ганзейских поселений, имел богатое и развитое хозяйство. Висби всегда ловко использовал свое положение на перекрестке торговых путей. Когда Вальдемар IV Датский в 1361 году разбил небольшое крестьянское войско острова, город вынужден был подчиниться набиравшему силу Любеку. Решение витальеров сделать Висби своей базой было мотивировано еще и тем, что ни Маргарита Датская, ни германские ганзейские города не пользовались у местного населения любовью. К этому следует добавить, что правитель Готланда Эрик, сын Альбрехта Мекленбургскго, стремившийся захватить королевский трон Швеции, возобновил выдачу витальерам каперских грамот, и они вновь могли официально выступать как воюющие стороны.

Важным обстоятельством было и то, что жившие на Готланде ремесленники могли ремонтировать пиратские суда.

Совет города Висби проводил острожную и ловкую политику, маневрируя между соперничавшими королями и герцогами, ганзейскими городами, среди которых не было единства, и витальерами, которые становились то каперами, то пиратами. Начальный период пребывания витальеров на Готланде был, очевидно, для них самым лучшим временем. Имея каперские свидетельства, они свободно грабили все датские и ганзейские суда. Город получал значительную выгоду от морского разбоя. Портовые склады Висби были полны. О богатстве пиратов и жителей города свидетельствует такой факт, как 525 кладов, найденных на Готланде. Почти все они состояли из большого количества серебра. Понятно, что и датчане, и Ганза искали путей уничтожения пиратского флота на его базе, вместо того, чтобы обеспечивать для своих кораблей дорогостоящий конвой. Но они никак не могли согласовать свои планы. В 1396 году из Кальмара в направлении Висби вышел флот датской королевы. В его задачу входило подстеречь и разгромить пиратов, не выпустив их из порта. Однако, подойдя к порту, датчане обнаружили ни одной мачты. Они развернули свои корабли и взяли курс на Кальмар. Вдруг вдали показались суда, шедшие на всех парусах к Висби. Прежде чем датчане смогли разобраться, чьи это корабли, они были атакованы. Нападавшие оказались объединенным флотом прусских ганзейских городов и Любека под главенством Данцига. В намерения этого флота входило уничтожить витальеров, по возможности не дав им выйти в море.

Произошла ожесточенная схватка между датским и ганзейским флотами. Когда датчане заметили ошибку и попытались остановить сражение, ганзейцы это сочли военной хитростью и продолжали бой. Не верили даже показаниям пленных. 74 кальмарца были выброшены за борт уже после битвы. Победоносный ганзейский флот вошел в Висби. Здесь наконец ошибка стала явной, и теперь любекцы, которые были против нападения на датские корабли, выместили свой гнев на своих союзниках из Данцига. Началась резня на улицах города между воинами Любека и Данцига. Когда позднее витальеры вернулись на свою базу, они узнали, что выиграли морское сражение, не приняв в нем никакого участия.

Витальеры не раз предпринимали разбойничьи походы по политическим мотивам. После образования Северного союза в 1397 году, во главе которого по желанию Маргариты стал ее внучатый племянник Эрих, они попытались захватить Стокгольм, находившийся в руках Ганзы. Тем самым они намеревались поддержать притязания на шведский престол Эриха Готландского. Но такую цель преследовали, по-видимому, лишь немногочисленные представители шведской и мекленбургской аристократий, сохранявшие еще значительное влияние в качестве вожаков витальеров. Остальная же масса пиратов думала только об ограблении богатого Стокгольма. Так или иначе, в 1397 году витальеры снарядили флот из 42 кораблей, имевших на борту 1200 вооруженных воинов. В июле флот поднял паруса и покинул Висби, взяв курс на Стокгольм. Свен Стуре, шведский аристократ, неоспоримый предводитель витальеров Готланда, затевая эту экспедицию, рассчитывал на поддержку многий недовольных в Северном союзе. И действительно, витальерам почти удалось вновь овладеть Стокгольмом. Глава города, Альберт Руссе, уже подумывал о сдаче. Но внезапно умер Эрих, оставшийся на Готланде. Смерть правителя острова вызвала распри среди пиратских главарей, что нарушило согласованность их действий. Блокада Стокгольма была прорвана.

Эта неудача завершает период господства витальеров в Балтийском море. Новых каперских свидетельств ожидать было не от кого. Оставалось вернуться к обычному морскому разбою. Но тут в борьбу с пиратами включилась еще одна сила: Тевтонский орден. Эта организация обедневших феодальных землевладельцев, ориентировавшаяся на захват земель на востоке, тоже была членом Ганзы. Орден и ганзейские города договорились концентрированным мощным ударом уничтожить пиратов на их базе Висби. Ганза защищала при этом свои интересы: стремилась обезопасить морскую торговлю. Орден же имел более широкие экономические цели, а именно -- овладение Готландом и расширение сферы своего влияния на востоке. На это он и направил все свои силы. Флот ордена и прусских ганзейских городов состоял из 80 кораблей, имевших на борту 5 тыс. человек. Командовал им магистр ордена Конрад фон Юнгинен. Битва была назначена на 31 марта 1398 года. Момент для нападения выбрали удачно: корабли витальеров, скованные льдом, еще не выходили из порта, а с моря атака была уже возможна. Высадка произошла южнее Висби, у Фестергарна. Витальеры не могли противостоять высаженному десанту. Колонны рыцарей и воинов с осадными машинами и пушками двинулись от Фестергарна в сторону Висби. Высадив на побережье людей и снаряжение, к Висби направились также и корабли, чтобы блокировать город с моря, Нападающим удалось обеспечить полную внезапность операции.

Орден провел также очень хорошую моральную подготовку своих рыцарей. Операцию против витальеров превозносили как своего рода крестовый поход. При этом тевтонские рыцари завуалировали свои захватнические цели. Среди населения Готланда им удалось посеять сомнения и неуверенность. Все это обеспечило успех. До нас дошел документ, в котором Конрад недвусмысленно благодарит население Висби за помощь, оказанную при взятии города.

Сообщают, что витальеры в течение длительного времени успешно защищали городскую стену и укрепления, отбивая атакующих рыцарей, и только при содействии населения осаждающим удалось продвинуться к центру города. Однако и здесь витальеры продолжали ожесточенно защищаться. Магистр Конрад был вынужден заключить перемирие с вожаком витальеров. Готланд перешел "на вечные времена" к Тевтонскому ордену. Витальерам была предоставлена свобода, и Свен Стур на своих кораблях покинул бухту и отплыл в открытое море. Сколько оставалось витальеров -- неизвестно, предполагают, что около 2 тыс. человек.

Витальеры распались на несколько групп, каждая из которых самостоятельно выбирала новые районы пиратских действий и надежные укрытия для кораблей; Свен Стур и другие пиратские вожаки из аристократов вышли из игры, заключив мир с Маргаритой Датской.

Часть витальеров передислоцировалась дальше на восток, в Ботнический и Финский заливы. Отсюда доходили до устья Невы, опустошая ганзейские поселения и нападая на корабли ненавистных им купцов.

Более значительная часть витальеров под командованием новых вожаков и с новым девизом: "Друзья бога и враги всего мира" -- отправилась на запад.

В Северном море наступила эпоха пиратов-ликеделеров. Именно с этим периодом связаны имена Годеке Михеля, Клауса Штертебекера, Вихманна и Вигбольда, овеянные легендами.

Глава VIII КЛАУС ШТЕРТЕБЕКЕР, ГОДЕКЕ МИХЕЛЬ И ДРУГИЕ

Витальеры без стеснения занимались морским разбоем. Район их действий простирался от Финского залива до Ла-Манша, а базы располагались не только на Готланде, но и на островах, принадлежащих Дании, и германском побережье Северного и Балтийского морей.

Когда наступил открытый разрыв между Ганзой и витальерами, и города, принадлежавшие к союзу, закрыли свои порты для пиратских кораблей, витальеры, не пожелавшие отправиться на Готланд, стали искать новые убежища. Почти идеальными в этом отношении оказались в юго-западной части Балтийского моря острова Рюген и Хиддензее в проливах Бельт и Зунд, а также выступающий далеко в море полуостров Даре. С северной оконечности острова Рюген и полуострова Даре хорошо просматривалось море, и несколько кораблей было достаточно, чтобы контролировать все судоходство между восточной и западной частями Балтики. Многочисленные бухты и заливы служили превосходными стоянками для кораблей. Через Грейфсвальдский залив было удобно держать связь с материком и рынками.

Несомненно, остров Рюген являлся пиратской базой. Здесь было пристанище предводителей ликеделеров - пиратов Штертебекера и Михеля. Их не упоминают в документах, рассказывающих о витальерах на Готланде, тем не менее любекцы и англичане неоднократно обвиняли их в морском разбое.

Мы не располагаем данными о том, существовала ли связь между пиратами Рюгена и Готланда. Принято считать, что пираты, действовавшие между Ютландией и Борнхольмом, были самостоятельной группой, которая на юго-западном побережье Балтийского моря организовала братство ликеделеров -- "равнодольных". По-видимому, в 1394 году была проведена операция Ганзы против ликеделеров. Правда, она окончилась неудачей из-за противодействия прусских ганзейских городов.

Влияние вожаков из аристократических слоев было у ликеделеров не столь сильным, как у витальеров. На их обычаи повлияла, видимо, внутренняя организация одного из датских товариществ морских разбойников, располагавшего примерно двумя десятками кораблей. Бывшие владельцы корабля, если это не были корабли, захваченные в бою, получали в качестве вознаграждения восьмую часть добычи. Перед боем пираты должны были исповедаться священнику и покаяться в своих грехах. Затем они причащались, чтобы, примирившись с богом, очистившись от грехов, приготовиться к новым пиратским акциям. Они не брали с собой на борт ни денег, ни драгоценностей. Их груз состоял из оружия, провианта и минимального количества вещей личного пользования, все, что могло стать помехой в плавании или помешать в бою, оставалось на берегу. Во время вахты они зорко следили за морем, а сменившись, спали на орудиях. Во время плавания пираты вели себя скромно и трезво, азартные игры запрещались. Трусов они изгоняли и, проявляя в бою большую храбрость, обычно одерживали победу над противником. Каждую операцию пираты тщательно готовили.

Основным противником ликеделеров были другие морские разбойники, с которыми они сражались, чтобы отобрать их добычу. Однако отобранное отнюдь не возвращалось первоначальным владельцам, а равными частями распределялось среди самих пиратов. Капитан получал столько же, сколько и рядовой матрос. Пленные получали пищу и одежду и освобождались по прибытии в ближайший порт. Если ликеделерам не хватало средств для оснащения кораблей после долгой зимней стоянки, они брали все необходимое у населения, обещая за это половину добычи.

Первая часть девиза ликеделеров -- "Друзья бога..." -- свидетельствовала о том, что они верили в справедливость своих принципов и действий. Вторую часть их девиза -- "... и враги всего мира" -- следовало, очевидно, понимать в духе изречения "Пират есть враг человечества", то есть как угрозу богатым и сильным мира сего.

Ликеделеры, как и витальеры, оказывали ганзейским городам военную и другую помощь в их спорах с конкурентами. Эти их действия были направлены в первую очередь против Англии и Дании. Не случайно английский король провозгласил именно Ганзу ответственной за разбойничьи действия пиратов. Он приказал конфисковать ганзейские когги в английских портах и потребовал от Ганзы возмещения стоимости английских кораблей, потерянных в результате разбойничьих действий германских пиратов.

На это пираты ответили великолепной операцией. Они появились с большими силами в Данцигской бухте, овладели стоявшими там английскими судами и увели их в свои тайные стоянки.

То обстоятельство, что жертвами пиратов становились также и ганзейские суда, в большей степени следует отнести за счет самой Гаизы, не отличавшейся ни постоянством, ни единством действий в отношении пиратов.

Если Ганзе это было нужно, она выдавала морским разбойникам каперские свидетельства против английских или датских судов. Но вслед за этим она могла заключить с той или другой стороной союз против пиратов.

Часто случалось и так, что одни города Ганзейского союза оберегали разбойников и помогали им, а другие в это же время вели с этими пиратами борьбу. Пираты ловко использовали эти противоречия, чтобы выстоять в трудной борьбе.

Простой пиратский капитан был не в состоянии ориентироваться в обстановке с такой же быстротой, с какой в ходе политических интриг бывшие друзья становились врагами, и наоборот. Поэтому если в море пиратам попадалась ганзейская когга, а свидетелей при этом на было, то коггу захватывали и грабили.

Перебазирование ликеделеров из Балтийского в Северное море по времени совпало, очевидно, с передислокацией готландских витальеров. Вероятно, отдельные корабли ликеделеров уже ранее достигали фризского побережья во время каперских плаваний в Северном море, когда они нападали на английские суда. Ровная береговая линия и трудная для навигации прибрежная полоса моря были удобны для деятельности пиратов. Их излюбленными портами стали Аурих, Мариенхафе, Эмден. Северная часть Фризии состояла в то время из большого числа мелких феодальных владений, правители которых постоянно враждовали между собой. Они же занимались интенсивным морским и прибрежным разбоем. У фризов пиратство считалось почетным занятием, достойным настоящих мужчин. Главными их жертвами на протяжении веков были бременские корабли. В 1397 году город Бремен вновь добился заключения договора с фризами. За 10 тыс. рейнских гульденов фризские правители обязались в дальнейшем не нападать на корабли Бремена. Тем не менее захваты бременских судов не только продолжались, но и участились, а кроме того, жертвами пиратских нападений все чаще и чаще становились в Северном море корабли и других ганзейских городов.

Фризы твердили о своей невиновности и клялись, что соблюдают заключенные договоры, с ликеделерами на сотрудничают, что те только пользуются их портами. И поскольку ликеделеры -- свободные люди, они не обязаны давать им, фризам, отчет в своих действиях... В действительности же правители восточной Франции ловко использовали свои преимущества, не вступая в конфликт с ганзейскими городами. Так, пробст Хиско из Эмдена, казалось, во многом шел навстречу гамбуржцам. А в действительности он наряду с графом Конрадом II Ольденбургским, родной сын которого принадлежал к ликеделерам, и фризским князем Кено тен Броком, выдавшим дочь замуж за знаменитого адмирала ликеделеров Штертбекера, был крупным покровителем пиратов. В восточной Фризии ликеделеров насчитывалось до полутора тысяч. Зимой они разбредались по всей стране и приносили деньги в деревни. За необходимое им снаряжение они платили золотом и серебром, а их товары хорошо покупались на рынках. Ликеделеры одаривали бедных, делали крупные вклады в церкви и разные благотворительные учреждения.

Когда ганзейские города почувствовали, что ликеделеры на фризском побережье стали серьезной опасностью для их торговли с Англией и Норвегией, они начали предпринимать экспедиции против пиратов. Борьба ганзейских городов с ликеделерами была трудной. Они выставили против пиратов 3500 воинов, однако не было ни четкого руководства, ни концентрированных действий, и потому городам удалось добиться лишь частичного успеха. 25 июля 1399 года на совещании Ганзы в Любеке было принято решение о борьбе против пиратов-ликеделеров. Королева Дании Маргарита в полном согласии с Ганзой направила письма графу Конраду II Ольденбургскому, предводителю фризов Кено тен Броку, а также многим городам, предостерегая всех их от дальнейшего покровительства ликеделерам. В 1400 году состоялась экспедиция против ликеделеров Фризии. Однако на стороне Ганзы принимали участие только города Гамбург и Любек.

Вторая экспедиция в устье Везера, которой командовал бургомистр Гамбурга Шокке, принесла также только частичный успех.

На базах, расположенных на побережье восточной Фризии, ликеделеры оставались только в зимние месяцы. За это время они ремонтировали и оснащали корабли, запасались провиантом перед выходом в море, пополняли команды. С наступлением навигации в Северном море при нормальных погодных условиях -- в начале марта -- пираты перемещались на свою главную летнюю базу на красном скалистом острове Гельголанд. С этой выгодной позиции они могли вовремя заметить суда, выходящие из устья Везера и направляющиеся в Балтийское море, Англию и Фландрию. На Гельголанде пираты запасались пресной водой, а у местных рыбаков покупали свежую рыбу. Так как возле Гельголанда были обширные мели, а также из страха перед пиратами, купеческие корабли, как правило, не подходили близко острову. И все же штурманы большинства кораблей, что бы определить местоположение своего корабля и не располагая в то время надежными средствами навигации старались обнаружить на горизонте высокие красные скалы Гельголанда. Эскадры пиратов, обычно две по рознь, направлялись к устью Эльбы и Везера, чтобы подкараулить и захватить корабли, идущие из Гамбурга Бремена. Свидетельства того времени дают возможное представить стратегию пиратов: треть пиратских кораблей обычно находилась в засаде и захватывала добычу, другая треть выжидала на острове и вокруг него, а треть -- размещала добычу на фризских базах, доставляла туда раненых и ремонтировала суда и такелаж. Это не давало ганзейским городам возможности покончит с пиратами одним ударом.

Гамбуржцы достигли решающего успеха, когда 1401 году им удалось разбить Клауса Штертебекера у Гельголанда и взять его в плен. Этот успех был развит, когда в конце лета этого же года в нижнем течении Везера гамбуржцы захватили также Годеке Михеля и Вигбольда.

Клаус Штертебекер и Годеке Михель несколько столетий жили в памяти немцев, обитавших на побережье Балтийского и Северного морей. Жизнь и деятельность этих двух предводителей ликеделеров, а также их смерть на площади в Гамбурге описаны в исторических документах. Правда, достоверные сведения об этих морских разбойниках все-таки немногочисленны и не дают возможности подробно изложить события, характеризующие их жизнь и деятельность. Имя Штертебекера -- Клаус часто заменяется другими именами; фамилию эту носят очень многие жители побережья, и все это порождало путаницу в исторических свидетельствах. Различно писали имя и фамилию Годеке Михеля (и Михель, и Михельс, и Михаэлис, и Готтфрид Михаль). Так что нельзя ручаться за точность имеющихся биографических данных.

Жизнь и смерть обоих предводителей ликеделеров а также их командиров Вигбольда и Вихманна, послужили темой для многих песен, баллад, поэтических прозаических произведений.

Наряду с многочисленными драмами и сказаниями, посвященными Штертебекеру и Михелю, особое внимание привлекает незаконченный роман Теодора Фонтане "Ликеделеры", который, будь он дописан, явился бы, по словам Томаса Манна, "историческим романом большого художественного значения". Посетив несколько раз Мариенхафе, служивший в XIV в. убежищем пиратов, Т. Фонтане в 1895 году приступил к работе над произведением, которое, по словам самого автора, "отличается от всего, написанного мною, и вообще от всей предшествовавшей литературы... Материал с его средневековой морской романтикой, в котором ясно ощутима социал-демократическая струя, влечет меня чрезвычайно".

На поставленный ликеделерами социальный вопрос Фонтане отвечает в заключительной фразе своего романа: "В церкви витает дух Штертебекера, а дух ликеделеров витает надо всем миром".

Курт Бархельс (Куба) написал "Легенду о Клаусе Штертебекере". Автор представляет жизнь и борьбу ликеделеров как своего рода социальный протест угнетенных слоев города и деревни. Бархельс рассказывает, что Штертебекер родился в XIV веке в Рушвице, возле Сагарда, на острове Рюген и был сыном батрака. Однажды в споре он убил барона Путлица и его управляющего. Вместе с девушкой, служанкой барона, он сел в рыбачью лодку и уплыл в море. У берегов Рюгена его подобрал корабль ликеделеров, которым командовали Годеке Михель и Вихманн.

В историческом романе "Братья-витальеры" Вилли Бределя Клаус Штертебекер -- крестьянский парень, живший недалеко от Висмара. Как-то он нанялся к рыбакам ловить сельдь. При возвращении из рейса команда когги взбунтовалась, и Клаус был избран вожаком восставших. Учитывая, что теперь дома или в любом кругом ганзейском порту им грозило бы суровое наказание, Штертебекер и его товарищи решили заняться пиратством.

Исторических доказательств, подтверждающих какую-либо из этих версий о происхождении Штертебекера, до сих пор не найдено. Не обоснована документально и воплощенная в популярной пьесе двадцатых годов "Буря над Готландом" версия Эма Велка, считающего Штертебекера обедневшим сельским аристократом из Мекленбурга или Померании.

Место рождения и происхождение Клауса Штертебекера остаются неизвестными. В числе мест, где, возможно, родился знаменитый пират, источники называют наряду с Гамбургом еще более дюжины городов и деревень Мекленбурга, острова Рюген, Ганновера и Фризии. Наиболее вероятными можно считать те предположения, которые связывают его происхождение с Верденом и Висмаром. Согласно выпущенному в 1718 году географическому "Описанию обоих герцогств -- Бременского и Верденского", "Михаэлис и Штертебекер приказали выдолбить в домской церкви (в Вердене) специальную нишу возле подпорной арки и поместить туда их герб". К сожалению, ниши собора, в которых размещались гербы, не сохранились. По преданию, Штертебекер завещал соборному капитулу города Вердена целое состояние, так называемый "пасхальный дар", из которого выплачивались пособия нуждающимся. Использование его прослеживается через несколько веков.

В штрафной книге города Висмара в 1380 году упоминается о жестокостях некоего Николае Штертебекера, а в 1400 году в том же Висмаре пирату Иоханну Штертебекеру выдают охранную грамоту. Очевидно, это и есть тот предводитель ликеделеров, который получил известность под легендарным именем Клауса Штертебекера.

Что касается Годеке Михеля, то в легендах и народных преданиях его жизнь занимает не так много места, как жизнь Штертебекера, хотя Михель, будучи старше своего соратника, являлся главным предводителем "равнодольных".

В упомянутом уже "Описании обоих герцогств -- Бременского и Верденского" утверждается: "Знаменитый морской разбойник Готке Михаелис -- местный уроженец, из Дауэльзена,-- вместе со своим приятелем Штертебекером и другими пиратами получил по заслугам в Гамбурге".

Хотя это и не доказано документально, можно смело утверждать, что Михель и Штертебекер являлись главарями пиратской братии Балтийского моря уже до 1394 года. Оба они упоминаются как пиратские вожаки в Любекской хронике 1395 года и в обвинительном акте англичан, возлагающем на них ответственность за нападение на английские корабли в период с 1394 по 1399 год. В документах названы: один раз Годеке Михель и Клаус Шельд, затем в пяти случаях Михель, Шельд и Штертебекер и, наконец, в девяти случаях -- только Михель и Штертебекер.

Разумеется, Михель и Штертебекер не держали у себя на борту летописцев. Если оказалось возможным установить целый ряд исторических фактов о деятельности витальеров и их высокопоставленных вождей, то лишь потому, что витальеры оказывали очень важные услуги королям, князьям и Ганзе. С предводителями витальеров заключали договоры и союзы, их отпускали на свободу, когда они терпели поражения, как это имело место на Готланде. Совсем иначе дело обстояло с ликеделерами. Об их попытках установить в своей среде равноправие, об их вождях, об их борьбе против богатых мы узнаем почти только из устных преданий, из сказаний и легенд, созданных простым народом. Лишь немногие исторические факты попали в документы. Эти факты зафиксированы врагами ликеделеров, "сильными мира", и относятся они не к периодам, когда пираты оказывали услуги, а к тому времени, когда их помощь уже не была нужна и от ликеделеров нужно было поскорее отделаться. Поэтому нам почти ничего не известно и о том, как удалось гамбургскому сенату одержать победу над Клаусом Штертебекером и Годеке Михелем.

Весной 1401 года, как говорит легенда, на второй год своей женитьбы на дочери фризского князя Кено тен Брока, Клаус Штертебекер раньше обычного покинул свои зимнюю стоянку во Фризии и направился на Гельголанд. Поэтому на его судах не было добыча. А Годеке Михель находился не у Гельголанда со Штертебекером, но, вероятно, занимал со своими кораблями удобную позицию у устья Везера. Гамбургский сенат принял решение в 1401 году окончательно покончить с пиратами. С этой целью зимой был снаряжен флот, командование которым было поручено членам городского самоуправления Шокке и Ланге. Самым сильным кораблем флота была "Пестрая корова" (позднее он назывался "Пестрая корова Фландрии"). Это был новый корабль, построенный по особому распоряжению нового гражданина Гамбурга, уроженца Голландии Симона ван Утрехта. "Пестрая корова" и стала флагманским кораблем. Командовал ею капитан Херманн Ниенкеркен. Сам Утрехт, как доносит легенда, не принимал участия ни в руководстве операцией, ни в командовании кораблем.

Сколько людей и кораблей участвовало в битве с обеих сторон, осталось неизвестным: либо адмирал Шокке не делал письменного отчета, либо его доклад потерян.

По преданию, гамбуржцы подошли к Гельголанду в сильном тумане. Когда они бросили якорь на достаточно далеком расстоянии, от кораблей Штертебекера, на воду была спущена шлюпка. В нее сел штурман "Пестрой коровы", подошел к главному кораблю ликеделеров и закрепился у его кормы. Когда шлюпку окликнул вахтенный матрос, переодетый рыбаком штурман ответил, что он только разогревает еду на огне. Однако на самом деле он расплавил свинец и залил им рулевые соединения ко-рабля. Корабль потерял маневренность, и гамбуржцы смогли взять его на абордаж.

На борту разразилась ожесточенная схватка между "равнодольными" и гамбуржцами. Гамбуржцам никак не удавалось захватить Штертебекера. Всех наседавших на него врагов он валил наземь ударами своего огромного меча. Тогда гамбуржцы пошли на хитрость. Сверху, с реи, они набросили на Штертебекера сетку, которая сковала его движения, и лишь таким образом смогли его схватить.

Большое сражение между кораблями ликеделеров и гамбургским флотом имело место в действительности. Об этом свидетельствуют сохранившиеся казначейские счета того времени, в которых наряду с наградой в 80 серебряных марок, предназначенной адмиралу Шокке, упоминаются большие затраты на ремонт судов, получивших повреждения во время этого сражения.

Как уже говорилось, данных о потерях с обеих сторон мы не имеем. В гамбургской хронике упоминается о 40 убитых со стороны ликеделеров, но о собственных потерях гамбуржцы не сказали ни слова. Очевидно, после захвата корабля Штертебекера пиратскому флоту удалось отойти, ибо, несмотря на то, что ликование было огромное, гамбуржцы смогли доставить в свой порт только 73 пленных. Казнь Штертебекера и его товарищей состоялась 20 октября 1401 года.

О том, как проходил устроенный советом города Гамбурга суд над Штертебекером и его товарищами, об их смерти народ также создал свою версию. Процесс над ликеделерами действительно длился почти полгода, это подтверждается казначейскими счетами, хранящимися в гамбургском городском архиве. Каждый обвиняемый получил слово для защиты. По преданию, Штертебекер выступил как защитник бедных и мужественно принял всю вину на себя. Народное сказание говорит об этом так: "Штертебекер был славный малый. Бедным давал, у богатых брал". Легенда повествует о том, что была исполнена последняя просьба Штертебекера: сохранить жизнь тем из его товарищей, мимо которых он сумеет пробежать после того, как ему отсекут голову. Легенда утверждает, что, будучи уже обезглавленным, Штертебекер пробежал мимо одиннадцати своих соратников. Только когда палач подставил ему ногу, обезглавленное тело упало на землю.

После смерти Штертебекера в народе создали песню, которую в различных вариантах пели на немецком побережье Балтийского и Северного морей в течение столетий. От первоначального ее текста до нас дошла только первая строфа. Текст песни на литературном немецком языке, состоящий из 26 строф, датируется 1550 годом. Однако этот сохранившийся текст не соответствует полностью оригиналу, а содержит чужеродные добавления. В гамбургском листке "Вольный стрелок" в 1851 году были напечатаны пять строф песни, которая по своей простоте может быть отнесена к одному из сохранившихся народных вариантов песни о Штертебекере:

Власти Гамбурга не удовлетворились победой над Штертебекером. После восстановления кораблей, принимавших участие в сражении у Гельголанда, гамбургский флот продолжал операции против ликеделеров. Теперь гамбуржцы хотели захватить Годеке Михеля. После пленения своего вице-адмирала Годеке Михель стал более активен, чем прежде, однако и гамбуржцы после ожесточенной битвы у Гельголанда стали осторожнее. Поздним летом состоялось второе крупное сражение гамбурского флота с кораблями ликеделеров, которое происходило в нижнем течении Везера. И об этой битве мы не имеем никаких достоверных сообщений, так что даже неизвестны ни день, ни месяц этого сражения, ни то, как оно развивалось. Хронист говорит о событии лишь в нескольких словах: "Затем вскоре, в том же году, когда произошла битва у Гельголанда, называемого здесь "Святая земля", гамбуржцы вторично отправились в море и схватили восемьдесят витальеров и их главарей -- Годеке Михаэля и Вигбольдена. Среди награбленной ими добычи были обнаружены мощи св. Винсента, которые были в свое время похищены из какого-то города на испанском побережье. Разбойников доставили в Гамбург, где они также были обезглавлены и их головы были насажены на колья рядом с другими".

Главнокомандующим гамбуржцев снова был Николаус Шокке, на этот раз вместе с членом городского совета Ёнефельтом. Среди командиров гамбургских кораблей хроника называет Симона ван Утрехта, Херманна Ниенкеркена и Вернера фон Юльцена.

Несмотря на то, что гибель обоих великих вожаков явилась большим ударом для ликеделеров, пиратство в Северном и Балтийском морях не прекратилось.

Это был период, когда морская торговля Ганзы переживала небывалый расцвет, а постоянные политические столкновения и войны, в связи с которыми выдавали каперские грамоты, превосходно стимулировали морской разбой. Так, например, в 1407 году ликеделеры воевали против Голландии на стороне своих фризских покровителей. В 1426 году голштинские графы в споре за герцогство Шлезвиг выдавали ликеделерам каперские свидетельства для борьбы против датского короля Эриха.

Однако насколько неискренним и втайне враждебным всегда было отношение ганзейских городов к ликеделерам, можно судить по многим примерам. В 1428 году Ганза в войне против Дании выставила флот в количестве 26 кораблей и армию численностью 12 тыс. человек. Среди членов судовых команд находились 800 представителей ликеделеров. Они захватили Фемарн, разграбили Берген и разбили норвежский флот. В то же время другие ганзейские города вели с ликеделерами борьбу как с пиратами. Еще в 1403 году ганзейские города Данциг и Любек предпринимали военные походы против пиратов. В 1408 году гамбуржцы обезглавили на площади предводителя ликеделеров Плукераде и девять его товарищей, взятых в плен бургомистром Букстехуде.

В 1433 году Симон ван Утрехт, ставший тем временем членом городского правления Гамбурга, вместе своими коллегами Лангхе, Мельтцингом и Люнебургом был назначен командующим гамбургским флотом, насчитывавшим 21 корабль. Он получил приказ вторгнуться в устье Эмса и вместе с сильной сухопутной армией взять город Эмс, чтобы ликвидировать последний оплот ликеделеров во Фризии. Вновь были обезглавлены как разбойники 40 ликеделеров, а их головы насажены на колья.

Однако уже в 1438 году Гамбург и Бремен вновь вербовали пиратов для войны против Голландии и Зеландни. Весьма примечательно обращение Бремена к невоющим ганзейским городам, в котором говорилось, бременские пираты будут относиться к кораблям этих городов как к вражеским, если у них на борту окажутся товары из Голландии или Зеландии. Это означало, пираты служили одним ганзейским городам против других. Бременский сенат выдавал каперские свидетельства на таких условиях: две трети добычи причиталось каперу, а одна -- шла в пользу сената.

Нанимаемые Бременом каперы, как всегда, не отличали друга от врага. В Ла-Манше или Зунде они останавливали все купеческие суда. Под предлогом, что те якобы везут голландские товары, пираты забирали любую ценную добычу, не обращая внимания на то, под каким флагом шел корабль. Самым известным предводителем ликеделеров этого последнего периода их деятельности был Ганс Энгельбрехт, который у берегов Швеции захватил 13 голландских кораблей с товарами на сумму 34 тыс. рейнских гульденов.

Глава IХ ПИРАТСТВО В ПРОЛИВЕ ЛА-МАНШ

Имя знаменитого капера ганзейских времен Пауля Бенеке связано с каравеллой "Петер Данцигский".

Это был необыкновенный корабль, и он считался первой каравеллой Севера. Размеры его были почти вдвое больше размеров местных судов -- хульков: длина составляла 43 м, ширина 12 м, а грузоподъемность равнялась 800 т. Это был трехмачтовик с прямым вооружением на фок- и гротмачтах и косым парусом на бизани. Площадь парусов, расположенных только на главной мачте высотой 32 м, составляла 552 м2.

Около 1462 года этот корабль пришел в Данциг из Франции. Во время стоянки в Данциге в его грот-мачту ударила молния. Счет, представленный Данцигом за ремонт судна, по всей вероятности, был настолько велик, что французские владельцы отдали корабль в залог. Так "Пьер Ла-Рошель" превратился в "Петера Данцигского". Он был укомплектован 17 пушками, 50 матросами и 300 солдатами. Командование кораблем было поручено Бернду Павесту, который получил задание вести каперскую войну против Англии. Однако Павест большую часть времени находился вместе с кораблем в порту Брюгге, и поэтому вскоре его сменил на посту командира Пауль Бенеке. Бенеке обеспечивал безопасность ганзейских когг, имевших богатый груз на борту, плававших в Брюгге или дальше по Ла-Маншу. Кроме того, он занимался каперством в самом проливе и у восточных и западных берегов Англии. Бенеке захватывал корабли, забирал добычу и, как всякий пират, аккуратнейшим образом вешал на реях пленных. Однажды ему посчастливилось захватить в плен английского короля Эдуарда IV и вместе с ним лорд-мэра Лондона, сбежавших из Англии в связи с междоусобицами периода войны Алой и Белой розы и направлявшихся в Нидерланды.

В конце концов Ганза передала Бенеке командование всем военным флотом. С отрядом кораблей он появился у восточного побережья Англии, высадил на берег войска и вынудил Англию заключить мирный договор. Тем самым Бенеке доказал, что он был не только верным капером и внушавшим страх пиратом, но и выдающимся флотоводцем, как и, на одно столетие позже, знаменитый пират Фрэнсис Дрейк, состоявший на службе у английской королевы.

Поскольку Бенеке умер не от руки палача, как большинство пиратов, а спокойно кончил жизнь на улице Хайлиген-гайст-гассе в Данциге, военные успехи в качестве капера и адмирала Ганзы заслоняют его деятельность как пирата. Однако дерзкие пиратские действия привлекли внимание даже папы Сикста IV, который в одном из посланий обвинял в пособничестве пиратам тех, кто укрывал Бенеке. Пауль Бенеке выследил в порту Брюгге флорентийскую галеру "Св. Фома", имевшую очень ценный груз на борту. При этом его нисколько смущало, что находившийся на корабле груз состоял исключительно из церковного имущества и что между ганзейскими городами и Флоренцией был мир. В каперской грамоте Бенеке не было и намека, который давал бы право нападать на этот корабль. Бенеке действовал исключительно как пират, пользуясь правом сильного. Когда "Св. Фома" покинул порт и вышел в открытое море, Бенеке напал на него на своем "Петере Данцигском". Капитан флорентийского судна решил вначале, что немец ошибся, и указал ему на свой флаг. Однако Бенеке крикнул в ответ, что он может спустить свой и тогда не будет причины для протеста. Завязался абордажный бой на борту флорентийского корабля, во вред которого 13 флорентийцев были убиты и 100 человек пленены. Потери Бенеке в этой схватке остались неизвестными. Были захвачены огромные ценности, стоимость добычи пиратов на современные деньги исчисляется многими миллионами. Самый дорогой предмет, захваченный среди прочей добычи, Бенеке подарил церкви св. Марии в Данциге. Это был алтарь работы Ханса Мемлинга с изображением Страшного суда. Остальную добычу него купили купцы из ганзейских городов. "Св. Фома" стал плавать под ганзейским флагом, однако вскоре был захвачен французскими кораблями и за 12 тыс. гульденов возвращен первоначальным владельцам.

О том, как жители Данцига относились к пиратству, когда оно угрожало жизни или кошельку богатых горожан, сообщается в одной из глав "Хроники удивительнейших событий XV столетия", которая озаглавлен так: "75 пиратов, обезглавленных в 1458 году в Данциге за один день".

"Ионас Матцкен, датчанин, и Ян Хайнриксен, швед, презрев свои дворянские звания, стали морскими разбойниками, -- повествует хронист. -- Они считали, что не более удобного способа быстро разбогатеть, чем разбой несправедливость; явление, столь привычное в нашем мире. Этим преступным делом они особенно успешно занимались все лето 1458 года. В это время капитан и гражданин Данцига по имени Ханс Вайнрих имел несчастье попасть в лапы этих пиратов, когда проходил через Зунд на своем корабле с богатым грузом. Как только об этом стало известно в Данциге, город немедленно отправил на поиски пиратов несколько судов, которые заранее были уготовлены для такого дела. Посланные корабли обнаружили нечестивых разбойников у Борнхольма как раз в тот момент, когда те собирались завладеть любекским кораблем. Когда к ним направились наши корабли, пираты не очень обрадовались, оставили в покое любекский корабль и приготовились к отчаянному сопротивлению. Они имели два хорошо вооруженных корабля, а также парусник, принадлежавший прежде Данцигу. Этот парусник, захваченный в проливе Зунд, был укомплектован молодой и неопытной командой, и поэтому сразу сдался. После этого наши посланцы так решительно напали на два пиратских корабля, что много людей было бито и ранено. А когда наши приготовили свои абордажные крючья, разбойники не стали дожидаться схватки и сдались. Но этим они добились только отсрочки, но не отмены казни. По прибытии в Данциг они предстали перед судом, 75 человек были осуждены на смерть -- им отрубили головы. Среди казненных были и оба главаря, приговор был приведен в исполнение 14 сентября 1458 года на площади Доминика. Отрубленные головы были посажены на колья и выставлены на берегу, для устрашения других пиратов. Остальные, менее виновные разбойники были изгнаны из страны, а находившийся среди них доминиканский монах был передан в монастырь, дабы подвергнуться там соответствующему наказанию".

Ла-Манш и юго-западное побережье Англии, где действовал Пауль Бенеке, подобно Северному и Балтийскому морям, были излюбленным местом деятельности пиратов. Связь материка с Британскими островами поддерживалась тогда только по морю, через пролив проходили все корабли, плывущие из Балтики и из Северного моря в западном направлении, а также суда, огибавшие Пиренейский полуостров и идущие дальше в Средиземное море, и, конечно же, суда, направляющиеся обратным маршрутом.

Так как английские короли не только не боролись с пиратством, но даже поддерживали его, пираты безраздельно контролировали морские просторы вокруг Англии, пока несколько английских городов не объединились для борьбы с пиратскими набегами. Пять приморских городов: Гастингс, Ромней, Хит, Дувр и Сэндвич, к которым позднее присоединились Винчелси и Рай, заключили союз с целью очистить юго-восточное побережье Англии от разбойников и обеспечить безопасные подходы к своим портам. В качестве вознаграждения за это английская корона предоставила им право грабить неанглийские суда, проходившие через пролив. А так сами города и их капитаны-каперы трактовали это право достаточно широко, их жертвами часто становились английские купцы. Тогда некоторые портовые города свою очередь стали действовать против кораблей союза. Происходили бесчисленные схватки, и разбой разгорался все сильней и сильней.

Западное побережье Англии также являлось мест пиратских операций. И здесь города вели борьбу с морскими разбойниками, направляя каперов к французскому побережью, в сторону Бретани. Так как население Нормандии на разбой отвечало разбоем и тоже занималось пиратством, не хуже англичан, то скоро снабжение Британских островов продовольствием и необходимыми товарами оказалось под угрозой. Разбойничьи действия французов и англичан друг против друга, совершавшиеся как с разрешения королевских особ, так и без оного, наносили одинаково большой ущерб купцам обеих сторон. Английский король даже стал выдавать купцам репрессалии -- документы, дававшие право на возмещение убытков за счет купцов Франции. Это вызвало такой дикий разгул пиратства, что уже ни один корабль, независимо от национальной принадлежности, не чувствовал себя спокойно при встрече с другим кораблем.

Первым известным пиратом в английских водах был беглый монах Ойстас, по кличке "Бич канала". В течение семи лет, с 1205 по 1212 год, он грабил и убивал заданию английского короля Иоанна Безземельного, затем он счел возможным освободиться от королевской опеки и перестал отдавать причитающуюся двору часть добычи. Однако наряду с французскими Ойстас грабил также и английские торговые корабли, вызывая недовольство английского короля и гнев английских купца Его переговоры о получении у короля Иоанна новых каперских грамот окончились неудачей, и Ойстас перешел на службу к французам. Его новые покровители скоро поручили Ойстасу командовать флотом, предназначенным для нападений на английское побережье. В 1217 году этот флот был разбит англичанами на широте Сэндвича, а сам командующий попал в плен и был обезглавлен на борту своего корабля.

История пиратства в проливе Ла-Манш содержит интересную главу о пирате-женщине. В 1343 году французский пират Оливер де Клиссон был казнен за разбой и государственную измену. Тогда его пиратское ремесло наследовала его жена, известная под девичьим именем Жанна де Бовиль. Вместе с нею пиратствовали и два сына де Клиссона. На трех совместно действовавших кораблях они не только нападали на торговые суда, но и проникали в порты, где грабили городские храмы. В отместку за смерть своего мужа Жанна убивала или просто бросала за борт всех пленных мужчин.

В 1360 году в Англии был учрежден Высший адмиралтейский суд, которому было вменено в обязанность следить за всеми преступлениями, совершаемыми на море, и наказывать виновных. Однако судьи нередко бывали заодно с пиратами, вступали с ними в незаконные сделки. В доказательство этого можно привести судьбу Джона Хоулея, члена парламента, адмирала западного побережья и "королевского комиссара по подавлению пиратства". Начало его деятельности было замечательным. Он был из Дартмута, города, который сильно страдал от нападения французских пиратов. С согласия английского короля Хоулей собрал флотилию из кораблей, принадлежавших его родному городу, и отправился к берегам Франции. Здесь он навязал французам морское сражение и захватил 34 вражеских корабля. За это король назначил его заместителем командующего королевским флотом.

Хоулей воспользовался пожалованным ему титулом и правами для того, чтобы заняться морским пиратством - в собственных интересах. По этой причине он лишь в том случае выступал против пиратов, если ему нужно было избавиться от нежелательных конкурентов. Его жертвами становились французские, испанские и итальянские суда. Однако, когда рядом не оказывалось свидетелей, он не брезговал и английскими кораблями.

Чрезвычайно удачливым пиратским вожаком того времени был также Гарри Пэй, которого часто именовали Аррипэй. Район его действий охватывал французское побережье пролива Ла-Манш, Бискайский залив и простирался до Гибралтара. По преданию, в самом для него успешном году под его началом находилось более 15 кораблей, с помощью которых он захватил 120 кораблей под одним только французским флагом. Как и многие другие пираты, Пэй грабил и портовые города, где его особенно прельщали своими богатствами церкви.

Пиратство в проливе Ла-Манш приняло в конце концов такие размеры, что английский король Генрих IV заключил договор с Испанией и Францией, по которое все три стороны обязались больше не приглашать пиратов к себе на службу. С пиратством нужно было бороться сообща, за поимку морских разбойников выплачивались крупные суммы. Но в отличие от Франции и Испании у Генриха IV не было достаточно сильного военного флота, с помощью которого он мог бы выполнять договор в пределах английских вод. Поэтому английские пираты предпочитали впредь нападать на собственные торговые суда, а не на французские и испанские, как они это делали раньше.

Чтобы выйти из создавшегося положения, Генрих IV стал выдавать каперские свидетельства пиратам против пиратов, чтобы они уничтожали друг друга. Плавание этих местах стало таким опасным, что ганзейские когги, а также корабли итальянских морских городов, проходя через Ла-Манш, брали на борт вооруженные команды.

Генрих V объявил пиратство государственной изменой и запретил выдачу каперских свидетельств. Однако через два года после этого решения он, как и Генрих IV, возобновил выдачу каперских грамот для борьбы с пиратами. Пиратство в Англии казалось неискоренимым.

В 1536 году вышел новый закон по борьбе с морским разбоем. Его неукоснительное выполнение принесло ощутимый успех. За первые два года действия этого закона пиратов было повешено больше, чем в предшествовавшие три столетия. В Вэппинге был создан для казней специальный док, где пиратов вешали таким образом, что во время отлива они едва касались ногами воды, а время прилива оказывались под водой.

Однако решительный конец пиратству в Северном Балтийском морях, а также в проливе Ла-Манш положи ли не законы и казни, а перемещение линий морских перевозок в Атлантику, которое произошло после открытия Америки.

Глава Х ЧТО КОЛУМБ ИСКАЛ В АМЕРИКЕ?

Согласно традиционному представлению, Колумб яв­ляется героем, открывшим Америку и возвестившим на­чало новой исторической эпохи. Менее известно, что, став жертвой дворцовых интриг, он был брошен в тюрьму и умер в нищете, почти забытый своими современниками.

Известно, что Колумб искал морской путь в Индию по заданию испанской короны. Но почему в книге, по­священной истории морского пиратства, необходимо упо­мянуть и о Колумбе? Отнюдь не стремление исследовать земной шар заставило государей той эпохи снаряжать морские экспедиции, не эта благородная причина побу­дила Христофора Колумба проложить путь в Америку, Васко де Гама достичь Индии, обогнув Африку, Фернана Магеллана совершить кругосветное путешествие. Изначально это были экспедиции по заданиям соответствующих правителей с единственной целью: обогатиться, захватить золото, серебро, пряности, рабов. История по­вторялась: уже за несколько тысячелетий до этого таким же промыслом с теми же целями занимались египтяне, финикийцы и греки, а также вандалы и викинги. Однако теперь эти "открытия" сопровождались гораздо больши­ми жестокостями и даже беспощадным порабощением и искоренением целых народов. Все это делалось под се­нью креста, с благословения папы, под фарисейским ло­зунгом обращения в христианство языческих народов, под видом распространения истинной веры в самых от­даленных частях земли. В действительности же церкви, королям и их сговорчивым прислужникам важно было получить золото и серебро, которые являлись надежным и выгодным платежным эквивалентом, в котором нуж­далось быстро развивавшееся в Европе товарное хозяй­ство. Венецианец Марко Поло после своего многолетне­го пребывания в Китае написал книгу о сказочных богатствах этой далекой страны, о храмах и дворцах, кры­ши которых были якобы из чистого золота. Тем временем турки и арабы, благодаря своим завоеваниям на Ближнем Востоке, взяли под контроль торговлю с Индией и Китаем. Таким образом, нужно было искать новые пути в Азию, а именно в Азию Марко Поло.

Так как наука уже установила, что Земля шарооб­разна, принципиально допускалась возможность круго­светного плавания. Эта мысль была подхвачена генуэз­цем Христофором Колумбом, который предложил вначале португальскому королю Жуану II, а затем испанской королевской чете Фердинанду и Изабелле свой план, состоявший в том, чтобы, следуя на кораблях западным курсом, открыть путь в Индию, а затем и в описанный Марко Поло Китай. Договор, который сумел себе вытор­говать генуэзец, был бы выгодным для него, если бы испанский король выполнил его условия. Этот документ, в несколько измененном виде, опубликовали в качестве преамбулы к дневнику первого плавания Колумба.

"...Ваши высочества,-- писал он,-- повелели мне от­правиться с достаточной флотилией в упомянутые части Индии. Ради того даровали они мне великие милости, возвысив мой род и позволив отныне и впредь именова­ться "доном" и быть главным адмиралом моря-океана, а также бессменным вице-королем и правителем всех островов и материковых земель, которые я открою и об­рету и которые отныне и впредь будут открыты и обре­тены в море-океане, и положили, что преемником моим будет мой старший сын, и так из поколения в поколение во веки веков".

Правители Испании обещали Колумбу отдавать в его пользу десятую часть прибыли от торговли с этими стра­нами. Разумеется, Колумб не мог предположить, что этот договор, когда он начнет тяготить короля и короле­ву, будет ликвидирован одной лишь краткой фразой: "Договоры, заключаемые с подданными, для королей недействительны". Однако короли не всегда отличаются неблагодарностью. В качестве вознаграждения за откры­тие новых стран и за участие в грабительской добыче золота и серебра в пользу испанской короны Колумб по­лучил почетный подарок от испанского правителя, со­ставивший в сумме 2 тыс. дукатов.

Путешествие Колумба на трех ставших знамениты­ми кораблях "Сайта Мария", "Нинья" и "Пинта", начав­шееся 3 августа 1492 года отплытием из Палоса и закон­чившееся 12 октября 1492 года высадкой на одном из островов Багамского архипелага, уже не раз описывали. После высадки Колумба на берег стало ясно, что он искал в действительности, каковы были его истинные стремления. Беспристрастным свидетелем является его Дневник.

Вот выдержки из этого дневника.

"Я видел, что у некоторых кусочки золота воткнуты в отверстия, которые они для этой цели проделывают в носу. И, объясняясь знаками, я дознался, что, плывя на юг или возвращаясь на этот остров с юга, я встречу в тех местах одного короля, у которого есть большие золо­тые сосуды, и король этот имеет очень много золота". "Поэтому и решил я идти к юго-западу в поисках золота и драгоценных камней".

И далее: "...Когда местные жители убедились окончательно, что им не причинят зла, они успокоились, и вско­ре к кораблям подошло более чем шестнадцать челно­ков, или каноэ, с хлопковой пряжей и прочими местными вещичками. Адмирал приказал ничего у них не брать, чтобы индейцы, таким образом, узнали, что он ищет только золото, которое здесь называют "нукай".

О втором путешествии Колумба нам рассказывают доклады Диего Альвареса Чанки и Микеле Кунео.

В свое второе путешествие Колумб отправился 25 сентября 1493 года. По сравнению с первым путеше­ствием, когда команды испанских кораблей были уком­плектованы лишь с помощью силы, картина стала совер­шенно иной. Успех первого путешествия молва раздула до невероятных размеров. Теперь большинство испанцев было убеждено, что корабли Колумба в новом плавании направляются к золотым островам, где стоит только опу­стить корзину в реку, как она тут же наполняется золо­тым песком, а туземцы охотно меняют золото и драго­ценные камни на стеклянные бусы и зеркала.

Король и королева Испании также ждали от нового путешествия Колумба золота -- много золота, гораздо больше, чем было получено при первой встрече с индей­цами, когда они отдавали его добровольно белым "полубогам". Колумб знал, чего от него ждут, он знал также и то, что это золото можно будет получить от индейцев только силой.

Плавание проходило при благоприятных метеороло­гических условиях. Лишь небольшая гроза пронеслась над кораблями во второй половине октября. 3 ноября раздался возглас: "Земля!" -- корабли достигли островов, называемых сегодня Малыми Антильскими. Колумб по­сетил острова, открытые им в первом плавании, нашел; большое количество новых, нашел также и золото. Одна­ко это золото, прежде чем его отправить в Испанию, нужно было еще добыть... Чтобы выиграть время, Колумб отправил в Испанию часть своих кораблей, нагрузив их золотом, обещав королю и королеве послать им в скором времени столько золота, сколько имеется железа в рудниках на Бискайском побережье. На борту возвращаю­щихся кораблей находился также "живой товар" -- индейцы.

Колумб встретил сильнейшее противодействие мест­ного населения. Индейцы больше не доверяли белым. Они приобрели горький опыт и стали сопротивляться эксплуатации и порабощению. Начались первые столк­новения. Однако аборигены не могли успешно противо­стоять хорошо вооруженным испанцам, имевшим пушки. Тысячи и тысячи индейцев были перебиты и разорваны собаками. Испанские "золотоискатели" этим не удовле­творялись -- они отрезали мужчинам уши, насиловали женщин, а молодых индейцев делали рабами в испанских поселениях.

Однако обещанного потока золота и серебра не было. Поэтому король Фердинанд отправил Колумбу с возвра­щающимися из Испании кораблями приказ скорее на­чать эксплуатацию золотых приисков и ежемесячно до­кладывать испанскому королевскому двору о ходе дел.

Однако Колумб и на этот раз не смог наполнить ко­рабли золотом, он лишь отправил за океан 500 индейцев, чтобы на невольничьем рынке в Севилье они были прода­ны в пользу испанской короны. Плавания через Атланти­ку и обратно отнимали много времени. Пока они совер­шались, испанские завоеватели в своем фанатическом стремлении получить золото пришли к жестокому реше­нию, которое для индейцев было равносильно смертному приговору. Они наложили на островитян дань. Каждый туземец, достигший 14-летнего возраста, должен был каждые три месяца поставлять определенное количество золота. Приносившим золото выдавалась медная бирка, которую нужно было носить на шее, чтобы все могли ее видеть. Если испанцы встречали кого-нибудь без такой бирки, несчастного хватали и продавали в рабство. По­ложение индейцев стало безвыходным. Они были вынуж­дены покидать свои жилища, перестали заботиться о про­питании, чтобы только найти золото. Многие умирали голодной смертью или, чтобы не попасть в рабство, при­нимали яд. По сообщению епископа Лас Касаса, из з10 тыс. человек, живших на Гаити, когда этот остров был открыт, в 1496 году оставались в живых 200 тыс., 3 1508 году.-- 60 тыс. и в 1548 году -- всего 500 человек, то есть коренное население было фактически уничтожено.

К началу XVI века из Испании в Америку через океан направился поток авантюристов. В 1519 году на побережье Мексики высадился Кортес. С помощью хитрости и силы он за два года покорил высококультурное госу­дарство ацтеков, уничтожив его население и разграбив страну. Золотая река потекла из Веракруса в Испанию.

Писарро в 1531 году проник в государство инков и, подобно Кортесу, орудовавшему под сенью креста в Мек­сике, разграбил и уничтожил его. В 1535 году он основал Лиму с портом Кальяо, чтобы переправлять отсюда в Испанию награбленные богатства инков. Накапливав­шиеся в течение веков богатства ацтеков и инков, соз­данные тяжелым трудом народа, подвергались расхищению, грузились на корабли и увозились за океан.

В течение XVI столетия количество серебра в Европе увеличилось в пять раз. Четыре пятых европейского золотого и серебряного запаса составляло тогда золото и серебро испанской Америки. Всего за период с 1500 по 1800 год в Европу было привезено 90 тыс. т благородных металлов.

По морю перевозились колоссальные богатства, и это неизбежно должно было вызвать появление здесь пират­ства. Морской разбой в этих водах должен был по своим размерам превзойти все известное до сих пор в этой об­ласти.

Глава XI БЕРЕГОВЫЕ БРАТЬЯ

Уже вскоре после открытия Нового Света Испания запретила всем остальным народам не только торговлю со вновь открытыми странами и островами, но и просто их посещение. Испанский король просил папу Алексан­дра VI быть арбитром в этом деле. Однако папа занял компромиссную позицию и признал права в колониаль­ной торговле как за Испанией, так и за Португалией.

Согласно решению папы, все земли, открытые восточнее линии раздела, должны были принадлежать Порту­галии, а земли, расположенные к западу от этой линии - то есть вся Америка, исключая восточную Бразилию, становились собственностью Испании.

В одной из булл папы королю и королеве Испания говорилось: "Своим собственным соизволением и без какого-либо влияния с любой стороны мы, носители высшей апостольской власти, передаем Вам и Вашим наследникам все вновь открытые страны и острова, при условии, что они не принадлежат другому христианскому королю. Под страхом отлучения от церкви мы запрещаем посещение этих стран и торговые отношения с ними без нашего специального разрешения".

Правда, французский король Франциск I выражал свое недовольство этим решением. "Я хотел бы видеть статью завещания Адама, которая исключает меня из раздела мира",-- заявлял он. Однако европейские страны оставались еще римско-католическими, а власть папы была настолько велика, что его указаниям подчинялись короли и князья. Лишь в эпоху Реформации, которая, начиная с 1517 года быстро охватила европейские государства, политическое влияние папы заметно ослабло. Так, например, Елизавета I, отвечая испанскому посланнику, жаловавшемуся на пиратские действия английских кораблей в водах Вест-Индии, заявила, что не признает буллу римского епископа, согласно которой испанцы обладают в Вест-Индии особыми правами. И даже если испанцы вступили первыми на некоторые земли и дали названия различным мысам и рекам, это никак не дает им права владеть этими территориями.

Сами испанцы не были в состоянии заселить или хотя бы контролировать многочисленные острова Карибского моря. Как только стал известен путь через Атлантику, на островах Карибского моря вскоре начали оседать авантюристы и переселенцы из разных стран. Наибольший контингент составляли французы, англичане, гол­ландцы. Среди французов это были прежде всего гугеноты, которые уезжали за океан, чтобы избежать религиоз­ных гонений у себя на родине. Испанцы-католики провоз­гласили войну "лютеранским корсарам" и таким образом придавали столкновениям в Новом Свете черты религи­озного фанатизма. Ожесточенное соперничество граби­телей прикрывалось словами о вере, зверства и убийства творились ради обладания сокровищами.

О том, как испанцы обращались с пойманными пира­тами, писал в 1604 году из Лондона венецианский по­сланник: "Испанцы захватили в Вест-Индии два англий­ских корабля. Они отрубили членам команды руки, ноги, отрезали носы и уши, намазали искалеченных медом и привязали их к деревьям, чтобы мухи и другие насеко­мые подвергали их еще большим мучениям".

Борьба за американское золото началась уже в на­чале XVI века. В то время, когда в Европе еще царил неустойчивый мир, в Вест-Индии все, кто не были испан­цами, объединялись для борьбы против общего врага -- Испании,

Тогда-то появились "береговые братья", которые от­бирали у испанцев силой то, что последние не хотели им уступить. "Береговое братство" пополнялось наряду с европейскими пришельцами и авантюристами за счет дезертировавших матросов и солдат, беглых рабов, ин­дейцев. Многочисленные необитаемые острова Карибско­го моря, где в изобилии имелись продукты питания: фрукты, дичь, рыба, черепахи и устрицы,-- были для пи­ратов идеальными пристанищами. Отсюда их небольшие и маневренные плоскодонные суда быстро достигали оживленных морских путей, а после нападения на испан­ские корабли легко уходили от преследования, скры­ваясь в многочисленных проливах.

В начальный период во главе "берегового братства" стояли обычно французы -- гугеноты. Большинство из них пересекли Атлантику для того, чтобы сделаться мир­ными поселенцами и заниматься, например, возделыва­нием земли. Однако после того, как испанцы несколько раз уничтожали их посевы и поджигали дома, гугеноты стали уходить к "береговым братьям", чтобы мстить ис­панцам.

Первые нападения на испанские корабли у атлантического побережья Испании имели место уже вскоре после открытия Америки. В испанских документах упоминается французский корсар, который в 1497 году вынудил Колумба, возвращавшегося из третьего путешествия, спасаться на острове Мадейра. Имя этого моряка до нас не дошло. Одним из первых известных пиратов-французов был Жан Анго из Дьеппа.

Испанцы в то время еще не ввели систему конвоя. Суда, нагруженные золотом и другими ценностями, шли через Атлантику в одиночку или небольшими группами. Анго располагал несколькими судами, на которых в ожидании испанских кораблей курсировал между мысом Винсента и Азорскими островами. В 1521 году Анго за­хватил у мыса Винсента три испанские каравеллы, которые шли в Севилью, возвращаясь из Вест-Индии. Один из командиров Анго, Жан Флери, в следующем году захватил еще три каравеллы. Среди них оказался корабль, на котором Кортес отправил из Мексики огромные богатства для испанского короля. Представление о том, какие ценности захватывали в Мексике испанцы, можете дать груз галеона "Нуэстра сеньора де Аточа", затонувшего в XVII веке у берегов Флориды. В 1975 году американские кладоискатели после пятилетних поисков обнаружили останки корабля, на борту которого, как утверждали, находилось 27 т золота и 47 т серебра.

Жану Флери посчастливилось захватить на кораблях Кортеса карты морского пути к Антильским островам, которые испанцы хранили в строгом секрете. Воспользовавшись этими картами, пираты направились к Антильским островам и перекрыли весь путь следования испанских каравелл своими кораблями. Теперь они нападали на врага непосредственно в Карибском море и грабили испанские поселения на побережье. В 1555 году французские корсары под предводительством Жака де Сора и Франсуа Леклерка совершили смелый налет на Гавану, разграбили там церкви и возвратились с богатой добычей.

Путь в Вест-Индию стал известен английским пиратам, по-видимому, еще раньше, чем французам. В 1518 году капитан испанской каравеллы в одной из бухт острова Пуэрто-Рико случайно обнаружил 250-тонный английский корабль, вооруженный пушками. В Испании этого капитана и губернатора острова обвинили в том, что они не захватили корабль и не уничтожили его команду. Одни французские и английские пираты, занимавшиеся своим ремеслом в Вест-Индии или у берегов Испании, оставались неизвестными, другие стали знаменитыми. Среди них -- английский капитан Роберт Ренеджер из Саутгемптона. На широте мыса Винсента, действуя вместе с другими четырьмя английскими ко­раблями, он захватил и ограбил большой испанский га­леон "Сан-Сальвадор". Он приказал отправить золото в лондонский замок Тауэр и сообщил обо всем этом анг­лийскому королевскому совету. Ренеджер оправдывал свои пиратские действия тем, что испанский суд неза­долго до того конфисковал у него весь груз. Таким об­разом, захват испанского судна был представлен не как разбойничий акт, а как возмещение причиненного убыт­ка. В дальнейшем английское правительство предоста­вило Ренеджеру право репрессалии. Он получил патент капитана английского флота и выгодное место таможен­ного инспектора в Саутгемптоне.

Для защиты он участившихся нападений испанские галеоны стали оснащать дополнительными пушками, а экипажи их пополнялись отрядами вооруженных солдат. Кроме того, Советом по делам Индии был отдан приказ о соединении кораблей в так называемые конвои: группы купеческих судов под защитой военных кораблей. Один раз в году они отправлялись на Гаити по старому марш­руту Колумба. Сроки плавания зависели от времени года и от ветра. На Гаити корабли делились на две эскадры. Одна шла в Веракрус, в Мексику, вторая -- к Панамско­му перешейку, в Портобело. В этих портах выгружались привезенные для колонистов товары и высаживались ис­панские миссионеры. Караваны мулов поддерживали связь с центральными районами Мексики и Перу. На об­ратном пути караваны доставляли в порты золото и се­ребро, которое погружали на ожидавшие в гаванях га­леоны.

Нагруженные сокровищами из Мексики и Перу ис­панские корабли собирались возле Гаваны и в составе конвоя возвращались через Азорские острова в Испанию. Но так продолжалось недолго: до тех пор, пока пираты не разузнали об этой системе и не противопоставили ей свою собственную тактику. Как только корабли выходили с Кубы в море, за тяжелыми галеонами, идущими в Конвое, устремлялись быстроходные парусники пиратов. Они терпеливо выжидали момента, когда в результате беспечного маневрирования, повреждения парусов, перемены ветра или по другим причинам один из галеонов отстанет от конвоя. Они стремительно нападали на одинокое судно и захватывали его. И тогда уже все надежды купцов и матросов атакованного корабля возлагались на солдат, которые, однако, почти всегда уступали кон­центрированно атакующим пиратам.

Мощный стимул для дальнейшего развертывания действий французские пираты получили от Франциска I, который, сопротивляясь возраставшему влиянию Габсбургов, стал выдавать пиратам каперские свидетельства для действий против испанских кораблей. На военном службе у французского короля особенно отличились моряки из Сен-Мало, Дьеппа и Бреста.

До нас дошли сведения о том, как каперы из Сен-Мало производили дележ добычи. Когда корабль входил в порт, первым на борт поднимался королевский офицер, который осматривал добычу и определял десятую часть, причитавшуюся королю в возмещение за каперское свидетельство. До этого ни один человек не имел права покинуть корабль или ступить на борт. Из оставшихся девяти десятых добычи одну треть получала команда для дележа, треть -- судовладельцы и треть шла на покупку провианта и оснащения.

Когда Карл V после многих войн победил французского короля, Франциск I был вынужден прекратить выдачу каперских грамот. Однако за этим не последовали для Испании спокойные времена. На место французских корсаров пришли английские пираты, тайно или открыто поддерживаемые английской короной. Самыми знаменитыми английскими пиратами были Джон Хоукинс и Фрэнсис Дрейк. Они были родственниками.

Глава XII ПИРАТЫ ХОУКИНС И ДРЕЙК НА СЛУЖБЕ У ЕЛИЗАВЕТЫ I

Нет никакого сомнения в том, что Хоукинс и Дрейк, как и некоторые другие английские мореходы, получив­шие дворянство, честно заслужили название "пираты". Ведь они без малейшего намека на какое-то право захва­тывали чужие корабли, опустошали города, пытали, уби­вали и насиловали как в военное время, так и в периоды самого прочного мира. Если за свои преступления, совер­шавшиеся с большим размахом, они не предстали перед судом, то лишь потому, что одновременно с пиратством занимались поисками новых морских путей, открывали острова, составляли географические карты, а также -- сознательно или бессознательно -- помогали создавать бри­танскую колониальную империю. Об одном они не забы­вали ни при каких обстоятельствах: действовали ли они с королевского позволения или без такового, часть добычи, доходившая иногда до половины, всегда шла в пользу короны.

Пиратскому ремеслу Дрейк учился у своего дяди Хоукинса, который был на восемь лет старше. Хоукинс -- один из первых работорговцев, занимавшихся доставкой негров с побережья Западной Африки в Вест-Индию. В октябре 1562 года Хоукинс на трех кораблях -- "Соло­мон" (120 т), "Ласточка" (100 т) и "Иона" (40 т),-- команда которых составляла в общей сложности не бо­лее 100 человек, предпринял свою первую экспедицию к африканскому побережью. Там он разграбил несколько португальских кораблей и, захватив 300 негров-неволь­ников, направился на Гаити, где обменял рабов на кожи, сахар и жемчуг. Возвратившись на родину, Хоукинс под­готовил второе путешествие. Королева предоставила в его распоряжение бывший ганзейский корабль "Иисус Любекский". В 1565 году с несколькими сотнями рабов на борту он достиг Венесуэлы. Однако испанский губер­натор не дал ему разрешения на продажу рабов. В конце; концов, хотя и со многими трудностями, действуя хитростью и силой, Хоукинс сумел обменять свой "черный товар" на золото, серебро, жемчуг и драгоценные камни. После этого плавания, которое увенчалось успехом, была подготовлена третья экспедиция, более крупная по мас­штабам. Проведение ее было запланировано на 1567 год.

Хоукинс записывает в своем журнале: "2 октября 1567 года наши корабли "Иисус" и "Миньон" ("Любимец"), а также четыре судна меньших размеров вышли из Плимута. До 7-го числа нам сопутствовала хорошая погода, затем севернее мыса Финистер поднялась сильная буря, которая рассеяла наш флот и уничтожила все наши боль­шие спасательные шлюпки".

Описав бурю и ее последствия, Хоукинс продолжает: "У острова Гомера мы взяли воды, 4 ноября направи­лись к побережью Гвинеи и 18 ноября подошли к Зеле­ному мысу. Мы тут же отправили на берег 150 человек, надеясь поймать несколько негров. Однако с большим трудом и потерями нам удалось изловить лишь очень не­большое количество. Своими отравленными стрелами ту­земцы наносили нам небольшие, но зато опасные раны. Сам я был также ранен. Последующее время мы провели на гвинейском побережье и до 12 января самым тща­тельным образом обследовали реки от Рио-Гранде до Сьерра-Леоне. За этот период мы смогли взять на борт не более 150 негров".

Затем Хоукинсу помог случай. Во время племенной междоусобицы одна из сторон попросила его о помощи, пообещав в виде вознаграждения передать ему всех плен­ных. После сражения враждующих племен в руки англи­чан попало около 300 африканцев, так что Хоукинс, имея на борту примерно 500 негритянских рабов, смог отпра­виться в Вест-Индию. Перед отплытием он передал сво­ему племяннику Дрейку командование 50-тонным кораб­лем "Юдифь", который был одним из четырех малых ко­раблей соединения. В Америке вновь возникли слож­ности с продажей негров. Тогда Хоукинс в порту Рио-де-ла-Ача высадил десант, опустошил часть города и при­грозил жителям, что если они не купят у него негров, то он заберет их самих в качестве пленных и обратит в рабство. После этого все пошло, как ему было нужно.

На обратном пути флотилия Хоукинса попала в силь­ную бурю, в результате которой корабль "Иисус" полу­чил течь и был оставлен. Когда Хоукинс сделал вынуж­денный заход в порт Веракрус, защищенный крепостью Сан-Хуан-де-Улоа, он натолкнулся там на испанский флот (в составе 13 кораблей). Немедленно был открыт огонь по ненавистным для испанцев "лютеранским кор­сарам". В этом сражении Хоукинс потерял три корабля. Уйти удалось только "Миньону" и "Юдифи" с Хоукинсом и Дрейком на борту. Оба твердо решили отомстить за свое поражение.

К следующему плаванию, которое явилось его первым самостоятельным предприятием, Дрейк готовился очень тщательно. Он захотел получить американское золото не обходным путем, за продажу чернокожих рабов, а непосредственно от самих испанцев.

В 1572 году Дрейк на двух кораблях "Паша" и "Сван" направился к Панамскому перешейку. После того как он со своими людьми опустошил и сжег город Портобело, Дрейк, взяв лишь 30 человек из своей команды и 20 гугенотов, примкнувших к нему для участия в этой операции, отправился в глубь материка. Отряд Дрейка напал на испанский караван с грузом золотых монет и; другими сокровищами, шедший из Перу в Портобело. После этого Дрейк направился на север, к восточному побережью Мексики, и с очень небольшим успехом ата­ковал Веракрус. Затем он вновь ушел на юг, к Картахе­не, и возле этого города в результате смелого налета захватил несколько испанских судов.

Захватив богатую добычу, но потеряв при этом поло­вину своих людей, Дрейк возвратился в Англию, где об­ратил на себя внимание королевского двора. Дрейк ос­настил три фрегата и участвовал как капер в борьбе против восставшей Ирландии. Королева удостоила его приема, и он изложил ей свои планы поиска Южного континента, "Терра Аустралис", о существовании кото­рого догадывалась тогдашняя наука, и о плане нападе­ния на испанцев в Америке с западного побережья материка. Королева не только одобрила намерения Дрейка, но и сама вместе с несколькими высокопоставленными персонами приняла участие в финансировании этого предприятия.

Подготовка новой экспедиции проходила в строжай­шей тайне. 13 декабря 1577 года Дрейк с флотилией из пяти кораблей, которые назывались "Пеликан", "Елиза­вета", "Мэриголд", "Сван" и "Кристофер" и имели команду численностью 164 человека, вышел из Плимута в море. Его флагманский корабль "Пеликан" имел всего 26 м в длину, 7 м в ширину и водоизмещение в 200 т.

Перед входом в Магелланов пролив Дрейк оставил оба корабля снабжения -- "Сван" и "Кристофер",-- под­верг капитальному осмотру "Пеликана" и переименовал его в "Золотую лань". С тремя кораблями Дрейк прошел через пролив и 6 сентября 1578 года достиг Тихого океа­на. Перед этим, подобно Магеллану, он был вынужден подавить бунт на борту корабля. Зачинщиком был один из его спутников. Дрейк сам назначил судей и присудил мятежника к смертной казни.

Во время сильного шторма у западного побережья Южной Америки корабль "Мэриголд" пошел ко дну, а "Елизавета" была отнесена настолько далеко, что ее ка­питан на свой страх и риск возвратился в Англию. Да и "Золотая лань", единственный из оставшихся у Дрейка кораблей, буря в течение месяца отгоняла к югу. При этом Дрейк сделал открытие: он обнаружил, что южнее Магелланова пролива находился лишь кусочек суши, ко­торый, очевидно, принадлежал к Американскому конти­ненту. Никакого Южного континента ему здесь обнару­жить не удалось; Теперь Дрейк приступил к выполнению второй части своей задачи. На "Золотой лани" он по­плыл в северном направлении до Вальпараисо, зашел в порт и подверг опустошению город и ограбил церкви. Когда были пополнены запасы провианта и воды, а ко­рабль тщательно осмотрен, Дрейк направился далее на север, грабя по пути прибрежные поселения. 13 февраля 1579 года "Золотая лань", вошла в гавань Лимы. Нахо­дившиеся там 12 испанских кораблей не были готовы к бою. Весь такелаж находился на берегу. Испанцы чувст­вовали себя на западном побережье в полной безопас­ности. В результате этого их корабли, а также собран­ные в Лиме сокровища стали добычей Дрейка. В Лиме англичане услышали об испанском корабле "Нуэстра се­ньора де ла Консепсьон", груженном сокровищами, кото­рый находился по пути в Панаму. Этот корабль за свое тяжелое вооружение прозванный "Изрыгателем искр", ежегодно плавал вдоль побережья в северном направле­нии и в различных портах брал на борт продукцию се­ребряных рудников, а также награбленные испанцами золото и другие ценности. Этот груз доставлялся к Па­намскому перешейку. Дрейк приказал немедленно под­нять паруса и поспешил навстречу "Изрыгателю". 1 мар­та он обнаружил испанский галеон чуть севернее эквато­ра. После короткой перестрелки Дрейку удалось взять корабль на абордаж. Добыча составила 26 т серебра, 80 фунтов золота и 13 сундуков с деньгами, украшения­ми и другими ценностями на общую сумму около 200 тыс. английских фунтов. Говорят, когда все это перегружа­лось на "Золотую лань", один британский матрос произ­нес: "Теперь "Изрыгатель искр" превратился в "Изрыгателя серебра"".

Продолжая плыть на север, Дрейк захватил боль­шой купеческий корабль, а также парусник, на борту ко­торого были два лоцмана, имевшие морские карты и инструкции по плаванию на парусах через Тихий океан. 15 апреля 1579 года Дрейк зашел в Гуаталко, в Мексике, бывший последним испанским портом, который он посе­тил на западном побережье Америки. Сообщают, что к этому времени "Золотая лань" была так нагружена ценностями, что при новых грабежах команда забирала только золото и жемчуг, а серебро с презрением отбрасывала.

Совершенно очевидно, что Дрейк намеревался, идя дальше на север, поискать на северо-востоке проход из Тихого в Атлантический океан, чтобы таким путем вернуться на родину. Однако, достигнув 48° северной широ­ты, из-за плохой погоды он снова повернул на юг и бро­сил якорь в небольшом заливе, названном его именем: "Бухта Дрейка". После тщательного обследования "Золотой лани" Дрейк снова отправился в плавание и по­шел по пути, которым шли корабли Магеллана. Через три месяца он достиг Молуккских островов, где взял на борт ценный груз пряностей. Обогнув мыс Доброй Надежды, 26 сентября 1580 года, через три года после ухода в плавание, Дрейк снова вошел в Плимут.

Возмущение действиями Дрейка было в Испании столь же велико, сколь и восхищение в Англии подвига­ми героя Дрейка. Королева, повелев доставить "Золотую лань" под охраной в Детфорд, хотела выиграть время, так как испанский посланник неоднократно требовал на­казания Дрейка.

Однако решение королевы было твердым. По истече­нии нескольких месяцев она прибыла в Детфорд, где стояла "Золотая лань", и поднялась на борт корабля. На юге она произвела Фрэнсиса Дрейка в рыцари и назна­чила его вице-адмиралом своего флота.

За это королева получила половину добычи, оцененной в 2 миллиона 250 тысяч фунтов золотом. И тем не менее барыш остальных акционеров составил 4700 про­центов их вкладов.

Первая задача, которая была поставлена перед Дрей­ком, заключалась в борьбе с пиратами в английских во­дах. Затем в ответ на закрытие испанских портов для английских кораблей Дрейк по приказу Елизаветы в 1585 году с 25 кораблями и командой из 2300 человек вновь отправился в Вест-Индию и опустошал испанские поселения. Среди добычи, захваченной в этом плавании, имелись диадема и крест, которые королева демонстрировала всем под Новый год.

В 1587 году Дрейк проник в порт Кадис, сжег и пото­пил 33 испанских корабля, угрожал Лиссабону, захва­тил корабль, шедший из португальской Ост-Индии с грузом на сумму 100 тыс. фунтов, и у берегов Испании охотился за кораблями испанского короля. Действуя та­ким образом, Дрейк, как он сам хвастался, "подпаливал бороду католическому королю...".

Большое плавание Дрейка было повторено менее из­вестным английским пиратским капитаном Томасом Ка-вендишем. Очевидно, он подробно изучил опыт плавания Дрейка, в то время как испанцы не сделали для себя ни­каких выводов. Кавендиш избрал тот же маршрут, что и Дрейк, использовал те же стоянки и места ремонта ко­раблей и после пиратской экспедиции, продолжавшейся два года, возвратился в Плимут на последнем из трех своих кораблей с не меньшей добычей, чем та, которую привез Дрейк десять лет назад.

Об этом испанский посланник сообщал Филиппу II следующее: "В эти дни капитан Кавендиш возвратился из Перу. Он устроил для королевы банкет на своем ко­рабле и долго распространялся по поводу своих подви­гов. Он привез, несомненно, большую добычу, так как его кают-компания была отделана золотым и серебря­ным шитьем. У каждого матроса на шее висела золотая цепь. Паруса были из камчатой ткани, а штандарты ук­рашены богатой вышивкой. Так плавала, вероятно, Клеопатра! Королева якобы заявила: "Испанский король -- это собака, которая лает, но не кусает. Пока он нагру­жает для меня свои корабли золотом и серебром, он меня не интересует".

Чаша была полна. Официальное объявление войны Испанией более чем назрело. В июне 1588 года "Непобе­димая Армада" вышла в море, была потрепана сильной бурей и... разбита! Не последнюю роль в этом деле сы­грало морское искусство пирата Дрейка. Фрэнсис Дрейк, будучи вице-адмиралом, быстро переоснастил торговые корабли, объединил их в боевой отряд и с его помощью нанес испанцам значительные потери.

В 1595 году Дрейк и Хоукинс совершили свое послед­нее Плавание в Вест-Индию. Хоукинсу, который был про­изведен в вице-адмиралы и казначеи английского флота, было тогда 63 года, Дрейку -- 55 лет. В состав их силь­ного флота входили 6 королевских кораблей и еще 21 судно. Они располагали также специальной командой численностью 2500 человек. Дрейк и Хоукинс намеревались напасть на порт Сан-Хуан на острове Пуэрто-Рико и захватить у испанцев собранные в городах сокровища, состоявшие в основном из серебра.

Однако горький опыт заставил испанцев стать осто­рожными. Испанский адмирал Тельо захватил один из английских кораблей и из показаний пленных узнал о планах английской эскадры. Он блокировал порт своими кораблями и подготовил город к обороне. Прежде чем англичане достигли Пуэрто-Рико, Хоукинс скончался в открытом море 12 ноября. Во время атаки порта Дрейку, правда, удалось поджечь пять испанских кораблей, одна­ко прорвать блокаду он не смог. После этого англичане направились в Рио-де-ла-Ача, портовый город на север­ном берегу Южноамериканского континента, прославив­шийся добычей жемчуга. За сохранение города Дрейку был предложен жемчуг на сумму 21 тыс. дукатов. Одна­ко он отклонил это предложение и приказал опустошить город. Затем он ограбил Тапию, захватил город Санта-Марту, где заключил под стражу испанского коменданта города, и наконец овладел сильно укрепленным портом Номбре-де-Диос. Отсюда он направил один отряд из 750 человек к Панаме, чтобы захватить перевозимое из Перу серебро. Однако испанцы, извлекшие уроки из нападений англичан, дали им жестокий отпор.

По словам хрониста того времени, "заботы, заполнив­шие сердце Дрейка, а к тому же серьезное расстройство желудка привели его 28 января 1596 года к неизбежно­му концу. Он успел перед этим назначить своим наслед­ником Томаса Дрейка, сына своего брата".

Оба моряка -- Хоукинс и Дрейк -- стали легендарны­ми героями у себя на родине. Страница, рассказывающая о пиратах и работорговцах, поднявшихся до уровня лор­дов и адмиралов, составила часть британской истории.

Достойным последователем Дрейка и Хоукинса, во всяком случае в том, что касалось ненависти к Испании и морского разбоя по поручению короны, стал голланд­ский адмирал Пит Хейн, который долгие годы провел в испанских тюрьмах. В 1628 году ему удалось напасть на Гавану и взять под свой контроль район моря между Флоридой и Кубой. В то время как командующий южным испанским флотом оставался со своими кораблями в Кар­тахене, командующий северным флотом почувствовал себя достаточно сильным, чтобы покинуть порт Веракрус и выйти в море. На широте Кубы он попал в расставлен­ную Хейном ловушку. Испанские корабли были расстреляны голландской эскадрой в одной из бухт. Команда и пассажиры стремительно покинули корабли, и сам ко­мандующий вынужден был искать спасения на берегу. Голландцам оставалось лишь перенести на свои суда слитки золота и серебра.

По возвращении в Голландию Хейн был восторженно встречен как герой. Испанского же флотоводца ожидал на родине смертный приговор.

Глава XIII БУКАНЬЕРЫ И ФЛИБУСТЬЕРЫ

По мере заселения Американского континента испан­цы стали покидать острова, расположенные на подсту­пах к нему. На Эспаньоле (Гаити), одном из первых ост­ровов, открытых Колумбом, они почти полностью унич­тожили все коренное население. Испанские захватчики удерживали за собой город и форт Санто-Доминго. На огромных пространствах острова бродили одичавшие стада коров, свиней и табуны лошадей.

Французские пираты из Дьеппа и Сен-Мало, из Бре­ста и Байонны селились по маршруту следования испан­ских кораблей, перевозивших серебро, и создали на по­кинутом северном побережье Эспаньолы прочную базу для своих разбойничьих действий. Здесь они обеспечива­ли себя мясом, так как одичавший рогатый скот имелся на острове в изобилии. Часть пиратов, оставшихся на берегу, занимались охотой. Мясо убитых живетных ре­зали на длинные куски, сушили, а затем коптили на от­крытом огне. Копчение мяса или рыбы -- по-французски "буканаж". Отсюда и пошло слово "буканьеры" -- так называли вначале охотников, а также пиратов, действо­вавших в этом районе.

Голландский военный лекарь Александр Оливье Эксквемелин, проживший шесть лет среди букеньеров, пи­сал о них следующее:

"Французы, живущие на острове Эспаньола, занима­ются охотой, полеводством и каперством. Если слуга ос­вободился от службы, он ищет себе товарищей. Они со­бирают все, что у них есть, ставят на вещи метки и дого­вариваются, что тому, кто переживет4своих товарищей, достанется все их имущество. Некоторые при этом ого­варивают, чтобы их вещи после смерти передали родст­венникам или женам. Подписав соглашение, они отправ­ляются либо разбойничать на море, либо на охоту, либо на табачные плантации -- словом, туда, где им кажется лучше" '.

О жизни охотников Эксквемелин сообщает:

"...Охотники проводят в лесах по году, а иногда и по два. Затем они отправляются на остров Тортугу, чтобы обновить там свой запас пороха, свинца, ружей, полот­на и тому подобное. Прибыв туда, они буквально за ме­сяц спускают все, что нажили за год или полтора. Они хлещут водку, словно воду, вино покупают прямо бочон-

1 Здесь и далее перевод дается по изданию: А. О. Эксквемелин. Пираты Америки. М., изд-во "Мысль". 1968.-- Прим. пер.

ками, выбивают затычки и пьют до тех пор, пока бочо­нок не опустеет. День и ночь буканьеры шатаются по селениям и славят Бахуса, пока остается хоть грош на выпивку... Прожив все свои деньги и даже наделав по­рой долгов, охотники возвращаются восвояси и снова проводят в лесах по году-полтора".

Когда количество буканьеров на Эспаньоле стало рас­ти (их насчитывалось на острове уже более 600), испан­цы стали пытаться прогнать их с острова. Буканьеров убивали из засады, как до того поступали с индейцами, или хватали и продавали в рабство. Но у буканьеров были ружья, они успешно оборонялись против испанских патрулей и на жестокость отвечали жестокостью. Нако­нец, против буканьеров из Сан-Доминго был выслан отряд в 500 солдат под командованием генерала фон Дельмоф. Но буканьеры узнали об этом заранее, зама­нили солдат в засаду и перебили. Генерал был убит. После этого поражения испанцы обратили свои действия против животных. Вскоре одичавшие стада были уничто­жены, и буканьеры лишились источника существования. Поэтому многие из них осели на Тортуге, и в 1630 году на этом острове была образована первая колония бука­ньеров. Тортуга расположена на расстоянии 12--15 км от Гаити (Эспаньолы). Этот остров, имеющий площадь в 300 кв. км, обязан своим названием горе, придающей ему сходство с лежащей черепахой (по-испански "тортуга"). На Тортуге также имелись большие стада одичавших животных, главным образом коров и свиней, так что буканьеры и здесь могли продолжать свое занятие. Однако вскоре на Тортуге появились испанцы и разори­ли прибрежные поселения буканьеров, которые перед нападением испанских солдат ушли в леса. После ухода испанцев буканьеры вновь возвратились на побережье. Так продолжалось в течение нескольких лет. В 1640 году гугенот Левасье с 50 соотечественниками построил на острове укрепленный форт. Когда испанцы подошли к острову в очередной раз, они были обстреляны артилле­рией форта, и несколько их кораблей затонули. Не до­бившись успеха, испанцы вернулись на Эспаньолу. Ле­васье стал французским губернатором Тортуги и главой общины буканьеров, которая быстро стала терять перво­начальный характер чисто мужского братства. Из Евро­пы, преимущественно из Франции, приезжало все боль­ше и больше женщин. В течение нескольких недель все они обзаводились мужьями. Буканьеры, обзаводившиеся женами и домашним очагом, как правило, прочно оседа­ли на острове, в то время, как холостые отправлялись в море и занимались разбоем.

После перебазирования буканьеров с Эспаньолы на Тортугу на этом острове стали создавать свои базы и другие пираты Карибского бассейна. Они объединились с пиратами-буканьерами в своего рода товарищества, в которых действовали определенные правила. Пираты больше не называли себя "береговыми братьями". Они стали известными под именем флибустьеров.

На Тортуге, как прежде на Эспаньоле, поддержива­лось разделение труда между охотниками-буканьерами и пиратами. Откуда произошло название "флибустьер", точно не установлено. Флибустьеры при нападении на испанские суда в прибрежных водах использовали вна­чале небольшие беспалубные суда. Правда, у них были и крупные парусники, как собственной постройки, так и захваченные, на которых они подкарауливали в откры­том море большие испанские корабли.

Французские губернаторы острова покрывали дея­тельность флибустьеров и от имени французского короля выдавали им каперские свидетельства. В тот короткий промежуток времени, когда Франция находилась в со­стоянии войны с Испанией, флибустьеры получали капер­ские грамоты от Англии или Голландии. Если же и это по каким-то причинам было невозможно, то флибустье­ры вели собственную войну против кровного врага -- Ис­пании. Когда испанский посланник в Париже жаловался на разбойничьи действия флибустьеров, французское правительство заявляло, что эти последние не являются французскими подданными и его католическое величест­во в случае поимки этих людей может поступать с ними, как сочтет возможным.

В книге Эксквемелина дается описание внутренней организации флибустьеров, основанной на сочетании же­сткой дисциплины и демократических начал. Когда пред­водитель планировал проведение новой экспедиции, он набирал команду из флибустьеров, буканьеров и даже индейцев. Участники экспедиции заключали договор, скреплявшийся клятвой, в котором оговаривались пра­вила распределения добычи, размер возмещения за по­лученные увечья и другие условия. Каждое условие со­гласовывалось в отдельности. При разделе добычи было принято выделять определенные суммы в пользу военно­го лекаря и корабельного плотника. Кроме того, принималось решение о вознаграждении за особые заслуги, на­пример, тому, кто первый окажется на вражеском кораб­ле и вывесит пиратский флаг, кто захватит пленного, за которого будет уплачен богатый выкуп. Тяжелораненые получали: при потере правой руки или ноги 600 реалов или 6 рабов, при потере левой руки 500 реалов или 5 ра­бов. Потерявший левую ногу получал 400 реалов или че­тырех рабов. Компенсация за потерю глаза составляла 100 реалов. Определялись договором суммы, отчисляе­мые на приобретение оснастки и провианта. Питались все одинаково, невзирая на ранги.

Добыча распределялась между пиратами по строгим правилам. Капитан обычно получал пять долей за ко­рабль и три -- за свои личные заслуги, штурман -- две доли, все остальные члены экипажа, если для них не были определены твердые суммы, как для врача или плотника,-- по одной доле, юнги -- по половине доли.

Перед выходом в море флибустьеры давали клятву не утаивать и не присваивать ни одной, даже самой нич­тожной вещи из захваченной ими добычи. Нарушившего клятву исключали из товарищества, выдавали ему ружье, порох, флягу питьевой воды и высаживали на необитае­мом острове или пустынном побережье, бросив на произ­вол судьбы. Это правило распространялось и на капита­на, несмотря на то что при командовании кораблем и в бою он имел неограниченную власть. При распределении добычи важная роль отводилась штурману. Он опреде­лял на борту захваченного корабля, что следует взять как добычу, а что оставить. При этом главным образом за­бирали золото, серебро, жемчуг, предметы роскоши.

С течением времени флибустьеры расселились по ост­ровам Антильской группы, образовав небольшие сообще­ства, которые были многонациональными по составу: в одних преобладали французы, в других -- англичане или голландцы. Эти сообщества флибустьеров позднее были использованы европейскими державами как форпосты колониальных завоеваний. Флибустьеры выступали как каперы или экспедиционные отряды под флагом той или иной страны вместе с регулярными вооруженными си­лами.

В 1625 году французы поселились на острове Св. Хри­стофора. Оттуда они завоевали часть Санто-Доминго, а также Мартинику и Гваделупу. Голландцы в 1634 году высадились на Тобаго и Кюрасао, англичане в 1655 го­ду -- на Ямайке и Барбадосе. Постепенно испанцы были вынуждены покинуть Антильские острова. И наконец в их руках остались лишь Куба и наиболее бедная поло­вина Эспаньолы. Со своих баз на Антильских островах флибустьеры, в качестве каперов какого-нибудь государ­ства или по собственной инициативе, могли в любое время нарушить связь Испании с ее американскими ко­лониями. Однако они не ограничивались нападениями на испанские корабли и совершали налеты также и на порты Американского континента, откуда выходили эти суда. Тактика была всегда одна и та же: флибустьеры появлялись внезапно и обстреливали порт, затем коман­да высаживалась и начинался штурм города. В нем при­нимали участие все пираты до единого. Основными объ­ектами грабежа являлись церкви и дома богатых горо­жан. Богачей подвергали пыткам, пока они не указыва­ли, где были спрятаны их ценности. Затем город поджи­гали, и флибустьеры исчезали так же внезапно, как и появлялись.

Некоторые из предводителей флибустьеров в резуль­тате своих отчаянных и успешных операций на море по­лучили особую известность.

Глава XIV ЖЕСТОКИЙ ОЛОНЭ

Что безусловно объединяло всех флибустьеров, неза­висимо, от того, были это французы, англичане, голланд­цы или индейцы, так это ненависть к Испании и всему испанскому. Испанцы почти целиком искоренили индей­ское население. С небывалой жестокостью хозяйничали они в Нидерландах. Они считали себя, с благословения папы, единственными хозяевами целой части света, об­ладающей неизмеримыми богатствами. Поэтому флибу­стьеры были убеждены в необходимости борьбы с испан­цами, так же как и в том, что отбирать у них золото и серебро -- справедливо. Руководствуясь такими мораль­ными соображениями, действовал, например, Даниель Монбар, прозванный "истребителем". В годы учения в школе на юге Франции он познакомился с работами епи­скопа Лас Касаса, защитника индейцев, а позднее при­был на Тортугу, чтобы мстить испанским убийцам за смерть многих тысяч аборигенов Америки. Его не прель­щали ни сладость добычи, ни свободная жизнь на мор". Им руководила только жажда мести. Так писал о нем Эксквемелии. Нападая на испанские корабли и поселе­ния, он не щадил ни одного испанца. Каким был его соб­ственный конец, остается неизвестным.

Другим капитаном флибустьеров, добившимся боль­ших успехов в борьбе с Испанией, был Бартоломео Пор­тугалец. В начале своей карьеры пирата он однажды, имея небольшой четырехпушечный барк, захватил у бе­регов Кубы крупный испанский парусник. На обратном пути к Ямайке он вместе со своим трофеем был захвачен тремя испанскими военными кораблями. Испанцы до­ставили Бартоломео в Кампече, на мексиканское побе­режье, и организовали против него и его товарищей су­дебный процесс. Флибустьеров приговорили к смертной казни через повешение. Однако Бартоломео удалось бе­жать, и после двухнедельных скитаний он добрался до моря, где, благодаря помощи других пиратов, получил каноэ, вооружил группу из 20 человек и направился об­ратно в Кампече. Внезапным нападением он отбил за­хваченное судно и ушел на Ямайку.

Рок Бразилец, голландский флибустьер, стал извес­тен благодаря следующему эпизоду. Потерпев корабле­крушение, Рок с 30 членами экипажа вынужден был на берегу защищаться от 100 испанских всадников. Флибу­стьеры убили 30 испанцев, остальных обратили в бегство. На лошадях убитых всадников они прискакали в ближайший порт, захватили испанский корабль и ушли в море.

Следующую историю, относящуюся к начальному периоду эпохи флибустьеров, рассказывает Эксквемелин:

"На Тортуге одним из первых пиратов был Пьер Большой родом из Дьеппа. В 1662 году на маленькой барке с отрядом всего лишь двадцать восемь человек он захватил вице-адмирала испанского флота. Это событие произошло у западного побережья острова Эспаньолы, близ мыса Тибурон (в те времена испанцы ходили Багамским каналом и мимо острова Кайкос). Пьер Боль­шой высадил испанцев на берег, а корабль отправил во Францию".

Вот как описывает это Эксквемелин со слов очевид­ца: "...Сей пират бороздил воды моря уже довольно долго, но добычи у него не было. На корабле кончался про­виант, обшивка была довольно ветхая, и в любое время судно могло дать течь. И вдруг пираты заметили корабль, отбившийся от большой флотилии. Пьер сразу же приказал поставить паруса и направился за ним следом, не выпуская его из виду... Когда они приблизились, уже смеркалось, и их никто не заметил. Вооруженные толь­ко пистолетами и палашами, они взяли корабль на абор­даж. Не встретив сопротивления, пираты добрались до каюты, где капитан играл в карты со своими подчинен­ными, и мигом приставили ему к груди пистолет. Капитан был вынужден сдать корабль, а тем временем остальные пираты бросились туда, где хранилось оружие, и момен­тально его расхватали... Пираты захватили все имуще­ство матросов, командир присвоил себе корабль, выса­дил испанцев на берег, а сам отправился во Францию..."

Одним из известнейших флибустьерских капитанов был буканьер Жан-Давид Но, которого называли Фран­суа Олонэ, а чаще всего -- просто Олонэ. В молодости он три года работал батраком у буканьера, прежде чем был принят в число полноправных членов товарищества. Жизнь в лесу и постоянная угроза быть пойманным ис­панскими всадниками и сожженным заживо преврати­ли его в неукротимого ненавистника испанцев. После нескольких лет охотничьей жизни буканьер принял ре­шение стать флибустьером и уйти в море. Став пиратом, Олонэ проявил большое мужество и решительность. Ко­гда пиратский капитан пал в бою, именно его избрали новым капитаном. Олонэ совершил несколько удачных нападений, однако в сильную бурю потерял свой корабль. Репутация удачливого капера выручила его, и с помощью французского губернатора Тортуги он быст­ро снарядил новый корабль. После нескольких успешных разбойничьих экспедиций корабль Олонэ сел на мель вблизи Кампече. Поскольку Олонэ проявлял большую жестокость по отношению к пленным испанцам, его так возненавидели, что каждый испанский корабль и каждое испанское поселение дрались против пирата до послед­него человека. Однажды, обнаружив пиратов после ко­раблекрушения, испанцы перебили всю команду, пы­таясь найти Олонэ. Он избежал смерти лишь благодаря тому, что, вымазав себя кровью, спрятался среди убитых. Когда испанцы ушли, Олонэ переоделся в платье одно­го из убитых врагов и уплыл на каноэ обратно на Тортугу. И вновь с помощью того же губернатора удалось Олонэ получить корабль. Испанцы еще праздновали по­беду над грозными пиратами, а он на своем третьем ко­рабле уже стоял возле Гаваны в ожидании испанского торгового судна.

Вместе с Михаелем Баском, еще одним известным предводителем морских разбойников, Олонэ в 1666 году провел первую крупную операцию флибустьеров на Южноамериканском материке. Для этого похода флибу­стьерские вожаки объединили под своим командованием восемь кораблей и организовали экспедиционный кор­пус численностью в 650 человек. Направляясь к Маракаибо -- цели их плавания, пираты захватили несколь­ко кораблей, среди которых оказался и крупный испан­ский парусник, имевший на борту большой груз какао и 300 тыс. серебряных монет.

Маракаибо расположен на северной оконечности озе­ра, связанного с морем узким каналом. Канал был за­щищен фортом. Олонэ и Баск подошли к форту на безо­пасное расстояние, высадили свои войска и начали штурм Укреплений. Затем они прошли через канал в озеро и атаковали город. Четыре тысячи жителей, составлявших его население, яростно оборонялись. Когда флибустьеры занялись грабежом, стало известно, что к городу при­ближается испанский военный отряд. Во главе 380 че­ловек Олонэ отправился навстречу этому отряду и раз­бил его у небольшого города Гибралтар. При этом, как свидетельствуют источники, с испанской стороны было 500 убитых, в то время как потери флибустьеров соста­вили 40 человек убитыми и 30 ранеными. Шесть недель пробыл в Гибралтаре Олонэ со своими людьми. Они опустошили город и взяли богатую добычу. А когда в рядах флибустьеров началась эпидемия, они сожгли город и возвратились в Маракаибо. Они подвергли его новому, еще более основательному грабежу. Добыча флибустьеров составила 260 тыс. реалов, не считая церковной утвари и предметов роскоши общей стоимостью 100 тыс. Замыслы Олонэ росли. В ходе следующей операции он попытался опустошить целую страну -- Никарагуа. После "шумного" успеха в Венесуэле ему ничего не стоило снарядить шесть кораблей и отряд флибустьеров численностью в 700 человек. Экспедиция направилась к мысу Грасиас-а-Диос. Однако ветер стих, и течение отнесло флибустьеров к заливу Гондураса. Ожидая, когда погода позволит им продолжать плавание, пираты решили "прощупать", то есть пограбить, побережье. Их жертвами были небольшие поселки, чаще всего населенные индейцами, ловцами черепах. Так как флибустьеры не; только опустошали их жилища, но и забирали даже лод­ки, индейцы оставались без средств к существованию.

Самой крупной добычей флибустьеров стал испанский двадцатипушечный парусник, захваченный в Пуэрто-Кабельо. Отсюда Олонэ предпринял марш в глубь страны. При этом он заставил пленных показывать ему дорогу. Это был невероятно тяжелый поход. Трудности создавали не только естественные препятствия, но и по­стоянные нападения испанцев, которые были предупреж­дены о продвижении Олонэ. Продвигаясь к Сан-Педро, Олонэ, как пишет Эксквемелин, проявлял по отношению к испанским пленным свою обычную жестокость.

"Уж если начинал пытать Олонэ,-- пишет голландский врач в своей книге,-- и бедняга не сразу отвечал на вопросы, то этому пирату ничего не стоило разъять свою жертву на части, а напоследок слизать с сабли кровь. Он готов был убить любого испанца. Если кто-либо из них, убоявшись пыток или не выдержав их, соглашался провести пиратов к своим соотечественникам, но по расте­рянности находил путь не сразу, его подвергали адским мучениям и забивали до смерти".

Несмотря на сильное сопротивление испанских сол­дат, Сан-Педро все же перешел в руки флибустьеров. Однако большинство жителей спаслись бегством и на­дежно спрятали свое имущество. Тогда, взяв лишь не­большую добычу, Олонэ приказал поджечь город и возвратился на побережье. Силы его были истощены. Боль­шие потери и неудачи вызывали ропот в рядах пиратов.

Однако Олонэ сумел удержать команду от бунта, пообе­щав захватить богатый трофей. Три месяца спустя на­конец флибустьеры обнаружили испанский корабль. Он оказался сильным противником, имея на борту 130 че­ловек команды и 31 пушку. Флибустьеры жаждали до­бычи. Презирая смерть, они напали на противника. В то время как большие корабли флибустьеров взяли испан­ца под обстрел, отряд из четырех каноэ подошел к про­тивнику с противоположной стороны и овладел судном. Однако вместо ожидаемых золота и серебра на корабле оказались только бумага и железо. Новое разочарование было столь велико, что удерживать в повиновении фли­бустьеров оказалось невозможным. С командой немно­гим более 300 человек Олонэ в Гондурасском заливе тщетно выжидал свою добычу. Счастье покинуло этого до сих пор удачливого капитана. В довершение всего ко­рабль с полуголодной командой сел на мель. Пушки и такелаж были переправлены на берег, но кораблю не удалось вновь обрести плавучесть. Полгода Олонэ отби­вал постоянные атаки индейцев. Затем он с оставшими­ся 150 членами команды на самодельных плоскодонных лодках направился к устью реки Никарагуа. Но и отту­да его прогнали индейцы. Тогда Олонэ поплыл на своих лодках вдоль побережья в Дарьенский залив. Когда он сошел на берег, чтобы пополнить запасы продовольствия и пресной воды, на него напали индейцы и захватили в плен. Видимо, это были каннибалы, так как Эксквеме­лин заканчивает словами: "Они разорвали Олонэ в кло­чья и зажарили его останки".

Глава XV ПОЧТЕННЕЙШИЙ СЭР ГЕНРИ МОРГАН

Наряду с Тортугой главной базой флибустьеров, преимущественно английских, являлась Ямайка. В 1655 году англичане захватили Ямайку, а четыре года спустя ис­панцы формально передали остров Англии. К этому вре­мени коренное индейское население здесь было уже унич­тожено и заменено рабами-неграми. Благодаря своему выгодному положению Ямайка стала базой всех морских операций англичан против испанских владений в Амери­ке. Решающее значение для истории острова и развития его главного порта Порт-Рояля во второй половине XVII века имела деятельность Генри Моргана, самой одиоз­ной фигуры в истории пиратства. Как и некоторые дру­гие, уже упоминавшиеся морские разбойники, он был возведен английским королем в рыцари.

Генри Морган родился в семье валлийского помещи­ка. В ранней юности он направился в Вест-Индию и, по­добно Олонэ, стал буканьером на Тортуге. Здесь он при­нимал участие во многих пиратских операциях, в основ­ном в нападениях на Кубу. Очевидно, Морган появился на Ямайке в возрасте тридцати лет, в 1660 году, когда в Англии была восстановлена монархия и его дядя сэр Эдвард Морган был назначен вице-губернатором остро­ва. В распоряжении губернатора находился флот из восьми фрегатов, имевших 81 пушку и 740 человек экипа­жа. Командовал этим флотом Эдуард Мансфельд, имев­ший ранг адмирала и являвшийся, при тогдашнем положении в Карибском море, безусловно выдающимся фло­товодцем. Генри-Морган стал заместителем Мансфельда. В 1666 году адмирал предпринял экспедицию, во время которой оккупировал остров Каталина, чтобы создать на нем базу. Когда испанцам удалось вновь овладеть островом, Мансфельд попал в плен. Дальнейшая его судьба неизвестна, Согласно испанским сообщениям, он был доставлен в Портобело и там казнен. Другие источ­ники говорят, что ему удалось бежать. На посту главно­командующего ямайским флотом его сменил Генри Морган.

Начало деятельности Моргана было успешным. Он взял на борт отряд из 500 человек, высадился на необи­таемом участке побережья Кубы и направился к распо­ложенному в 30 милях городу Пуэрто-Принсипе. Город был совершенно не готов к нападению, и поэтому Морган овладел им без труда. Жители Пуэрто-Принсипе за­платили Моргану выкуп, получив от него обещание не подвергать город разорению, но, как утверждают источники, добыча оказалась не очень большой, и Морган направился после этого в Портобело. Это было очень смелое предприятие, так как Портобело, в свое время сожженный Дрейком, стал самой сильной после Гаваны, Веракруса и Картахены крепостью испанцев в Вест-Индии.

Впоследствии Морган стал выбирать для нападении только крупные объекты, обещавшие ему богатую добычу. Он всегда набирал достаточно сильную команду, а цель называл лишь непосредственно перед нападением. В других делах он также не придерживался обычаев флибустьеров. Так, после грабежа он обыскивал своих людей, проверяя, не утаил ли кто-нибудь часть добычи. Для нападения на Портобело Морган имел 400 человек. "Раз нас стало меньше, нам больше достанется",-- сказал он своим людям, когда, узнав о цели похода, от его отряда отделилась часть французских флибустьеров.

Согласно описанию Эксквемелина, вход в гавань Портобело защищали два укрепления и постоянный гарнизон численностью в 300 человек. К этому следует добавить 400 человек из числа постоянно проживавших в городе, а также большое количество купцов, прибывавших с ценным грузом из Панамы. Морган не стал брать город с моря, ибо с этой стороны Портобело был сильней укреплен. Пират поставил большие корабли на защищенном рейде и на шлюпках переправил отряд на берег. Оттуда он со своими людьми и проводником-англичанином направился к городу. После короткой перестрелки с солдатами возле укрепленных городских ворот пираты взорвали их вместе с охраной и ворвались в город. Население, забрав ценности, попыталось спастись в укреплениях. В одном из них спрятался и губернатор.

Дальнейший ход сражения и ограбление Портобело описаны Эксквемелином. Когда книга голландца спустя 16 лет после событий в Портобело была переведена на английский язык, Морган, возведенный за это время в дворянское звание и ставший губернатором Ямайки, обвинил писателя в клевете. Морган этот процесс выиграл, однако описания Эксквемелина, видимо, соответствуют действительности:

"Испанцы еще надеялись задержать пиратов: часть из них отправилась к крепости, а другие -- к монастырю, беря с собой всех, попадавшихся по пути. Губернатор, тоже прибыл в крепость и приказал открыть по против­нику сильный огонь, однако пираты не медлили. Они осмотрелись и бросились на укрепления, где стояли пуш­ки; пока испанцы заряжали их, семь или восемь солдат уже пали замертво. Бой длился с раннего утра до полу­дня, но пираты никак не могли захватить крепость. Их корабли стояли перед входом в гавань, и тех, кто взду­мал бы бежать морем, встретила бы мощная стена огня. Огонь обрушился на крепость с обеих сторон. И стоило пиратам подойти к стенам поближе, как испанцы тут же обратили их в бегство. Они сбросили пятьдесят горшков с порохом, кидали большие камни и причиняли врагу большой ущерб. Морган и его товарищи пали было ду­хом. Но вдруг над малой крепостью они увидели англий­ский флаг и с возгласом "Победа!" валом кинулись на штурм. Выиграв бой, Морган снова возгорелся отвагой и отправился в город, чтобы изыскать способ для захва­та малого форта. Он приказал доставить знатнейших жителей города и прихватить из церковной сокровищни­цы серебро, золото и разные драгоценности, а затем от­дал распоряжение сколотить лестницы, по которым один за другим могли бы подняться сразу четыре человека. Морган приказал группе монахов и женщин отнести лестницы к крепости и прислонить их к стенам. Он уже грозил губернатору, что заставит монахов штурмовать крепость, но губернатор не пожелал ее сдать. "Пока я жив,-- сказал он,-- крепость сдана не будет". Поэтому Морган и в самом деле заставил монахов, священников и женщин приставить лестницы к стене: он полагал, что губернатор не станет стрелять в своих людей. Однако губернатор щадил их не больше, чем пиратов. Монахи именем господа и всех святых взмолились, чтобы губер­натор сдал крепость и сохранил им жизнь, но никто не внимал их мольбам. Беднякам пришлось поставить лест­ницы, а затем пираты влезли на них с ручными грана­тами и горшками с порохом, но встретили не менее яро­стное сопротивление. Однако они не пали духом. Часть пиратов подожгла крепостные ворота, а остальные столь же проворно забрались наверх. Испанцы увидели, какие силы надвигаются на них, и решили бежать. В крепости остался только губернатор, который, отчаявшись, стал истреблять своих же людей, словно врагов. Пираты пред­ложили ему сдаться, однако он ответил: "Никогда! Луч­ше умереть храбрым солдатом, нежели быть повешенным как трус". Пираты, решили взять его в плен, но им это не удалось, и губернатора пришлось убить. Его жена и дочь, которые были в крепости, просили пиратов пощадить их мужа и отца, но просьбы эти оказались тщетными. Когда крепость пала -- это случилось уже под вечер,-- все пленники были доставлены в особые здания: мужчины в одни, женщины в другие. Пираты выделили караул для их охраны, а затем перенесли своих раненым в дом, стоявший поблизости. Когда все было кончено, пираты принялись пить и развлекаться с женщинами. В эту ночь полсотни отважных людей могли бы переломать шеи всем разбойникам.

На следующий день пираты стали обшаривать и грабить городские дома, при этом они допытывались у пленных, кто в городе богаче всех. Пленники им это сказали и пираты схватили богачей, чтобы дознаться, куда они дели свое добро. Всех, кто упорствовал и не желал по доброй воле признаваться, тащили на дыбу и терзали, пока он не отдавал богу душу или не показывал все, что от него требовалось".

В 1669 году Морган разработал план новой операции. За короткий срок более 1200 флибустьеров пришли к удачливому адмиралу, чтобы записаться в число участников экспедиции. Уже в открытом море, когда Морган на борту своего флагманского корабля "Оксфорда проводил военный совет, кто-то из пьяных матросов выстрелил из мушкета и попал в пороховой погреб. Произошел взрыв, и тридцатишестипушечный корабль взлетел на воздух. Все находящиеся на борту, приглашенные и члены экипажа, были убиты. Невредимыми остались только Морган и капитаны, сидевшие за столом рядом с ним. И несмотря на это происшествие, Морган продолжил операцию, целью которой был Маракаибо.

После нападения Олонэ жители города стали осторожнее. Пока Морган проникал в озеро, минуя укрепления канала, они покинули город, унося с собой ценности. Морган, как и Олонэ, захватил расположенный неподалеку от Маракаибо городок Гибралтар. В течение трех недель по его приказанию пираты обыскивали все окрестности, а каждого пойманного, независимо от того, мужчина это или женщина, пытали, чтобы узнать, где он спрятали ценности. На обратном пути выход из озер флибустьерам преградила сильная испанская эскадра. Тогда Морган приказал подготовить брандер -- корабль, трюмы которого были наполнены порохом и смолой, а на верхней палубе для маскировки размещены куклы и пушки. Очевидно, испанцы не заподозрили обмана и на своих кораблях подошли в ночной темноте вплотную к предполагаемому противнику. Когда наполненный горю­чими веществами брандер взлетел на воздух, многие из испанских кораблей оказались объятыми пламенем. Это­го момента и ждал Морган. При общей панике, царившей на испанских кораблях, он почти незамеченным вышел в открытое море с добычей, оцененной в 30 тыс. фунтов.

В августе 1670 года адмирал Морган собрал в Порт-Рояле флот из 28 английских и 8 французских кораблей, имевших на борту команду в 2 тыс. человек. Губернатор Ямайки поставил перед вожаком флибустьеров задачу произвести налеты на города в Дарьенском заливе, что­бы этим отвлечь испанцев от нападений на английские корабли в Карибском море.

21 декабря состоялся военный совет флибустьеров, на котором было принято решение напасть на город Па­наму. Договорились при распределении добычи одну де­сятую выделить в пользу короля, одну десятую -- в поль­зу лорд-адмирала и одну сотую -- в пользу самого Мор­гана, как руководителя операции. Вознаграждения за особые услуги, а также компенсации за увечья преду­сматривались в соответствии с обычными правилами флибустьеров. Из оставшейся после этого части добычи капитанам причиталось по восемь долей. Договор скрепили клятвой. Однако было тут одно маленькое упуще­ние. Еще до того, как флот вышел в море, Англия и Испания заключили мир, что превращало запланирован­ное каперское плавание в пиратский рейд. Об этом было известно губернатору Модифорту, а также и самому Моргану. Реализуя план операции, Морган действовал очень обдуманно и ловко. Вначале в качестве базы для проведения операции он выбрал остров Санта-Каталину и захватил крепость Сан-Лоренсо. Затем он отправил 1200 флибустьеров на каноэ вверх по течению реки Чагрес по направлению к городу Панаме. Когда они до­стигли порогов, то были вынуждены продолжать, путь по Вьючным тропам. Начались девять дней мучительного пути по субтропическим джунглям. Тяготы усугублялись недостатком продовольствия и воды и постоянной угрозой нападений со стороны испанцев и индейцев. Пираты увидели наконец купола панамских церквей и Тихий океан,

Неподалеку от города Панамы флибустьеры встретили пасущийся скот и наконец-то смогли поесть досыта, на следующее утро в открытом поле они были встрече­ны четырьмя эскадронами испанской кавалерии и четырьмя полками пехоты. Испанцы вели с. собой несколько сот диких быков, которых они погнали на флибустьеров. Однако первые же залпы заставили быков повернуть обратно, Паника, которую быки должны были вызвать в рядах нападающих, теперь охватила испанцев. Двухчасовое сражение закончилось победой флибустьеров. Они заняли город и разграбили его привычным образом Британские и французские флибустьеры искали золото и жемчуг, захватывали рабов, насиловали женщин и мучили пленных точно так же, как они делали бы это, если бы война между Англией и Испанией продолжалась. После разграбления Панамы Морган приказал еще и поджечь город. В Панаме сосредоточивалось все золото и серебро, награбленное испанцами в Перу, и потому флибустьерам досталась большая добыча. Ее оценивали более чем в 500 тыс. реалов, а для транспортировки ее к кораблям через перешеек потребовалось 200 тяжело нагруженных мулов. При дележе награбленного среди флибустьеров начались споры. Воспользовавшись этим, Морган и несколько его доверенных лиц бросили остальных и ушли, прихватив с собой большую часть добычи.

Испанский король требовал наказания виновных в разрушении Панамы, поскольку оно имело место после заключения мирного договора.

Вначале английский король Карл II уступил нажиму испанцев, сместил губернатора Ямайки Модифорта и приказал доставить его в Англию и заключил в Тауэр. Морган был арестован и доставлен в Англию, чтобы, как предполагалось, предстать перед судом за пиратство. Однако этого не произошло. Судебный процесс не состоялся. Вместо этого король посвятил пирата в рыцари. Не состоялся и суд над Модифортом, он тоже был выпущен на свободу.

В 1675 году Морган возвратился на Ямайку в ранге верховного судьи и заместителя губернатора. Вскоре после этого он был назначен губернатором острова. Будучи теперь высокопоставленным правительственным чиновником, окруженный ореолом героя, Морган начал борьбу с пиратством. Он советовал своим прежним друзьям воспользоваться королевской амнистией и пока не поздно, стать мирными плантаторами.

Сам же Морган, один из крупнейших пиратов всех времен, мирно умер в своей постели в Порт-Рояле 25 августа 1688 года.

Глава XVI "ГЕНЕРАЛ" ГРАММОН И ЗНАМЕНИТЫЕ ФРАНЦУЗСКИЕ КОРСАРЫ

Биографии Граммона и Моргана схожи. Оба начали свою карьеру в Вест-Индии буканьерами, какое-то время охотились в лесах, а затем превратились в флибустьеров. Если Морган был самым знаменитым английским пиратом на Ямайке, то Граммон явился самым ярким представителем французских флибустьеров на Тортуге.

Де Граммон происходил из французского старинного аристократического рода. Ему не было еще и четырнадцати лет, когда он заколол офицера, добивавшегося руки его сестры. Правда, дело удалось замять, но молодому убийце, по указу короля, пришлось поступить в кадетское училище. Там он вскоре прославился своими многочисленными дуэлями и драками. Затем он служил офицером в королевском флоте. Находясь на борту каперского фрегата, действовавшего против Голландии, он познал, а возможно и полюбил, пиратское ремесло. Во всяком случае, он бросил службу и отправился в Вест-Индию. О его жизни там, а также о начале его флибустьерской карьеры сохранилось не много сведений. Репутацию самого способного и самого смелого вожака флибустьеров принесли ему четыре крупные разбойничьи экспедиции: в Маракаибо, Куману, Веракрус и Кампече. Его первая экспедиция против Маракаибо, проведенная в 1678 году с участием 700 человек, имела небольшой успех. И не только потому что в результате действий предшественников, Олонэ и Моргана, полученная добыча оказалась весьма скромной. Кроме того, жители Маракаибо, преследуя пиратов после сражения, в котором флибустьеры понесли большие потери, сумели вернуть награбленное. Несмотря на это, флибустьеры были настолько восхищены личным мужеством Граммона, что в 1680 году снова приняли участие в его, второй по счету, крупной операции -- против Куманы.

Город Кумана был расположен на берегу того ж озера, что и Маракаибо, только дальше к юго-востоку; К моменту, когда 180 флибустьеров захватили и опу­стошили город, каперская грамота, имевшаяся у Грам­мона, стала уже недействительной в результате заклю­чения Нимвегенского мирного договора. И на этот раз пираты должны были довольствоваться лишь весьма незначительной добычей. Снова испанцы преследовали флибустьеров, чтобы отбить у них трофей. Отступая, Граммон с небольшой кучкой людей прикрывал посадку своей команды на корабли. При этом в результате его блестящего тактического маневра ему удалось взять на борт 150 испанских пленников.

Целью новой разбойничьей экспедиции был город Веракрус. Город-порт, расположенный в Мексиканском заливе, стал одной из сильнейших испанских крепостей в Центральной Америке. Гарнизон его насчитывал 3 тыс. солдат, а укрепления вооружены 60 пушками. В случае необходимости испанцы могли за несколько дней уси­лить гарнизон войсками из близлежащих пунктов и до­вести его численность до 15 тыс. человек. Для обо­роны порта, сооружения которого находились за пре­делами городской стены, было выделено 600 солдат. Поэтому для успешного нападения на Веракрус следо­вало отказаться от традиционной тактики.

Граммон, которого за его тактические таланты и личную храбрость, проявленные в двух первых опера­циях, прозвали "генералом", привлек к операции про­тив Веракруса обоих известных голландских флибу­стьеров -- капитанов ван Хорна и де Граафа.

Ван Хорн плавал простым матросом, прежде чем сумел скопить денег и купить рыбачью лодку. Правда, он не занимался рыбной ловлей. Получив от француз­ского правительства каперское свидетельство, он выхо­дил в море для занятий каперством, имея на своей лодке команду в 25 человек, вооруженных лишь руч­ным оружием. Его рейды оказались успешными, он захватил несколько хороших трофеев. Тогда он увели­чил команду и пересел на более крупное судно. Отныне он стал грабить как врагов, так и своих, вследствие чего за ним начали охотиться французские военные корабли. В сложившейся ситуации ван Хорн предложил свои услуги испанцам, которые поручили ему коман­дование конвоем. Ван Хорн отобрал из конвоя два ко­рабля, имевших на борту богатый груз золота и серебра, и направился с ними в Карибское море, бросив остальные суда на произвол судьбы. Естественно, что после того, как он таким образом обошелся с Францией и Испанией, ему оставалась одна дорога -- к фли­бустьерам.

Де Грааф прослужил несколько лет на испанских кораблях и хорошо изучил обычаи и тактику испанцев. Корда испанский галеон, на котором он плавал, захва­тили флибустьеры, де Грааф проявил такое хладно­кровие и отвагу, что флибустьеры предложили ему стать членом их экипажа. Де Грааф принял предложение, совершил несколько плаваний под началом своего соотечественника ван Хорна, а затем, проявив храбрость в абордажных боях, и сам получил в командование корабль. Благодаря своим успехам в качестве пиратского капитана он скоро стал популярным вожаком флибустьеров. Де Грааф держал на борту своего корабля струнный и духовой оркестр -- такой обычай был распространен только на крупных военных кораблях.

Эти два голландца с их кораблями являлись для Граммона ценным подкреплением.

Когда в 1682 году флибустьерский флот вышел в море, взяв курс на Веракрус, он состоял из семи кораблей и экспедиционного корпуса численностью 1200 человек. План взятия города был основан на военной хитрости. Флибустьерам стало известно, что в Веракрусе ожидали прибытия двух испанских кораблей с грузом какао. Поэтому Граммон сконцентрировал силы на двух кораблях, которые, дождавшись темноты, вошли в порт под испанским флагом. Обман удался: их приняли за суда, прибытия которых ожидали. Когда утром были открыты городские ворота, флибустьеры почти беспрепятственно проникли в город. Одновременно остальные пять кораблей подошли непосредственно к порту и открыли огонь по укреплениям. Лишь шум боя в городе и залпы бортовых орудий флибустьерский кораблей вызвали в гарнизоне тревогу. Однако время для организации обороны было уже упущено. Город и крепость почти без боя попали в руки флибустьеров.

Граммон немедленно приказал арестовать и привести в собор наиболее важных и богатых горожан. Что бы сделать пленников более сговорчивыми в вопросе о размере выкупа, он приказал доставить бочки с порохом и расставить их вокруг собора так, чтобы заложники видели это. Тем временем флибустьеры грабили город в своей обычной манере. Утверждают, что добыча составила в сумме более 6 млн. золотых монет. Флибустьеры пробыли в Веракрусе не более суток. Это был точно рассчитанный тактический маневр Граммовая за столь короткое время испанцы не могли подтянуть подкрепления. Пленных, которые еще не заплатили выкупа, взяли на борт. Таким образом, вместе с флибустьерами, которые эту блестящую операцию провели без потерь, в обратный путь отправилось 1500 пленные испанцев.

Высказывалось предположение, что на обратном пути между ван Хорном и де Граафом произошла дуэль, во время которой ван Хорн был убит. Факт гибели это­го пирата во время операции против Веракруса бесспо­рен, однако подробности о времени, месте и обстоятель­ствах смерти рассказывают по-разному.

Следующая операция Граммона, проведенная в 1686 году, была направлена против Кампече.

Губернатор Тортуги, де Кюсси, отказал Граммону в выдаче каперского свидетельства, так как между Францией и Испанией был мир, а кроме того, королев­ские чиновники вели расследование по вопросу выдачи каперских грамот флибустьерам, причем губернатору был сделан упрек в том, что он не выполняет соответст­вующего указа Людовика XIV. Согласно этому указу, флибустьеры должны были либо стать оседлыми, либо поступить на службу в королевский флот. Вот почему де Кюсси не только не мог и не хотел уступить Грам­мону, но даже пригрозил ему, что направит против 1200 флибустьеров, собравшихся вокруг него и де Граафа, королевские военные корабли. Граммон же требо­вал выдачи каперской грамоты на том основании, что он поможет французам вернуть право рыбной ловли, отнятое у них испанцами. Осуществление этого права именно возле Кампече было бы воспринято испанцами как провокация, что должно было привести к вооружен­ному столкновению. Как раз это и входило в намерения Граммона. Но ему была нужна каперская грамота. В ответ на возражения губернатора он цинично заявлял: "Мы никоим образом не хотим беспокоить горожан. Мы пострижем овцу, не снимая с нее шкуры. Она даже не успеет заблеять".

Граммон уже не мог отказаться от своего намере­ния, не нанеся ущерба своей репутации. Ведь план проведения операции был обсужден и утвержден фли­бустьерами. Поэтому Граммон и де Грааф на 14 ко­раблях покинули Тортугу.

На рейде Кампече они стали на якорь и переправи­ли на берег в специально взятых для этого больших ботах десант из 900 человек. Стоявший в порту испан­ский корабль был подожжен. Несмотря на то, что атака Начадась средь бела дня, сопротивление испанцев было Незначительным. Большинство жителей Кампече укры­лись со своим имуществом в близлежащих деревнях. Флибустьеры устраивали набеги, чтобы захватить пленных и вынудить богачей отдать свои сокровища. Произошло несколько сражений с патрулями, которые губернатор Мериды направил против Граммона из резиденции, расположенной в 150 км. Во время этих стычек флибустьеры потеряли 20 человек убитыми и двое из них были взяты в плен.

В обмен на этих двух пленных Граммон предложил освободить всех захваченных испанцев. Он грозил, если его условия не будут приняты, расстрелять всех испанских пленных и сжечь город. До нас дошел ответ губернатора: "Вы вольны жечь и убивать. Испания достаточно богата, чтобы заново отстроить город. У нас хватит испанцев, чтобы его вновь заселить. Но у нас также достаточно солдат, чтобы наказать разбойников. С бандитами мы не вступаем в переговоры".

Тогда Граммон приказал отрубить головы пяти заложникам и сжечь часть города. Однако испанец остался тверд в своем решении.

После этого Граммон собрал вокруг себя своих пиратов и устроил большой праздник в ознаменования именин Людовика XIV. С наступлением ночи он приказал поджечь в городе огромный склад красного дерева. Отсюда огонь перекинулся на весь город. Однако вместо того, чтобы начать переговоры, испанский губернатор собрал свои войска и двинулся на горящий Кампече. Граммон решил не вступать в бой. Погрузив всю добычу на корабли, он отпустил испанских пленных и вышел в море. Граммон и де Грааф не знали, как их встретят на Тортуге: ведь они нарушили указ короля и в разгар мира с Испанией захватили, разграбили и сожгли испанский город. Но губернатор не подверг пиратов аресту, а ограничился тем, что направив доклад королевскому двору. Ко всеобщему удивлению, вместо приказа об аресте из Парижа прислали два документа, согласно которым Граммон назначался губернатором французской части Эспаньолы, а де Граафу предоставляли французское подданство и пост начальника полиции у Граммона на Эспаньоле.

В октябре 1686 года Граммон и 180 его спутников сели на корабль и покинули Тортугу. Куда они направились, осталось неизвестным. Больше о Граммоне ниш чего не слышали ни на Эспаньоле, ни где-либо в другом месте. Он навсегда остался пропавшим без вести. Последняя крупная операция флибустьеров в Вест-Индии, проведенная совместно с французскими военно-морскими силами, была направлена против Картахены, флибустьеров, сыгравших основную роль при захвате города, обманули при распределении добычи. Из всей добычи, составившей многие миллионы, командующий французскими моряками де Пуанти выделил им лишь 400 тыс. Когда французский флот со своими миллиона­ми отплыл на родину, чтобы пополнить обедневшую казну Короля-Солнца -- Людовика XIV, флибустьеры возвратились в Картахену и в течение четырех дней, действуя уже испытанными методами, с помощью пы­ток, убийств и грабежей, компенсировали себя в мно­гократном размере за ускользнувшую добычу. В ответ на жалобу французского губернатора Эспаньолы по поводу бесчестных действий де Пуанти французский король направил за океан своим союзникам в качестве компенсации 400 тыс. франков золотом.

Людовик XIV пользовался для пополнения своей казны не только услугами флибустьеров. Он широко раздавал каперские свидетельства разным лицам. Осо­бенно часто его выбор падал на морских офицеров, которых для этого отпускали со службы. Гражданским капитанам-каперам он после первых же успехов прис­ваивал чин офицера королевского флота. Имя и чин офицера фиксировались в тексте каперской грамоты. В качестве морального обоснования выдачи каперской грамоты обычно говорилось, что "Франция в связи с большим ущербом, причиняемым ей каперством других морских держав, вынуждена...". Правом и обязанностью капитана каперского судна было "вооружение и воен­ное оснащение корабля, укомплектование его командой, боеприпасами и продовольствием, а также совершение всего необходимого для ведения войны против пира­тов, разбойничьего сброда на море и против всех вра­гов государства, каковыми являются голландцы, англи­чане и испанцы. Капитан должен захватывать их вместе с их кораблями и оружием и поступать с ними по правилам военного времени. Однако капитан лично и его команда обязаны соблюдать военные правила и Инструкции моего (то есть королевского) флота".

Далее в каперском свидетельстве содержались точ­ные указания, как подсчитывать добычу, определялась доля, причитавшаяся короне и адмиралтейству. Кроме того, оговаривалась сумма, предназначавшаяся для компенсации ущерба, понесенного в результате действий, выходящих за рамки правил военного времени.

Эту сумму капитан обязан был сдать. Все это в значительной степени отличалось от свидетельств, выдававшихся губернаторами, а также от пиратской практи­ки Карибского бассейна. Это была попытка приспособить каперство к действовавшим тогда правилам ведения войны, чтобы не лишиться финансовой выгоды этого предприятия.

Одним из самых известных корсаров Людовика XIV был сын судовладельца Рене Дюгэ-Труэн, который в возрасте 18 лет командовал кораблем, имевшим на борту 14 пушек и 96 человек команды. После нескольких успешных каперских операций против британских кораблей он получил от короля чин капитана. Вершиной его каперской карьеры был захват большого, хороши охранявшегося отряда британских транспортных судов, а также занятие города Рио-де-Жанейро в 1711 году. Сильно укрепленная португальцами и обороняемая военными кораблями столица Бразилии после многодневных боев была взята корсарами. От грозившего ему опустошения город уберегся, заплатив выкуп в размере 10 миллионов талеров.

Слава Дюгэ-Труэна перекрывается славой леген­дарного Жана Барта, рыбака и сына рыбака из Дюнкерка. Когда в 1697 году Людовик XIV произвел его в вице-адмиралы, он якобы заявил: "Вы поступили правильно, сир!"

Уже ребенком Жан Барт со своим отцом выходил; в море на простой лодке ловить рыбу. В 16 лет он служил в голландском военном флоте под командованием знаменитого адмирала де Рейтера. Когда между Францией и Нидерландами началась война, он возвратился" во Францию. Здесь он получил от короля каперское свидетельство, по которому был обязан вести охоту за голландскими кораблями у побережья Северного моря. Вскоре Барт расширил район своих действий и стал курсировать по всей береговой линии Северного и Балтийского морей. Вначале на одном корабле, а затем на нескольких он наносил такой основательный ущерб морской торговле Нидерландов, что она сократилась: на одну четверть своего объема. Победоносные морские сражения с голландскими и британскими военными кораблями, а также и большое количество богатых тро­феев, которые он доставлял во французские порты, быстро принесли Жану Барту известность. Популярным среди французов он стал, когда в 1694 году ему удалось защитить от неоднократных нападений британских и голландских кораблей большой транспорт с хлебом, предназначенным для голодающей Франции, и доставил его невредимым в Дюнкерк.

Робер Сюркуф, родившийся в 1773 году и прослу­живший несколько лет на французских каперских судах в Индийском океане, тоже пользовался большим авто­ритетом, который он завоевал своим мужеством и рыцарским поведением.

Крупным капером был также Жан Лафитт, родившийся в 1781 году в Сен-Мало. После беспокойной каперской и пиратской жизни он принял участие в англо-американской войне 1814 года на стороне США. Англичане хотели заполучить его на свою сторону для осуществления запланированного ими нападения на Новый Орлеан. Они предложили Лафитту военный чин, командование сорокачетырехпушечным фрегатом 30 тыс. долларов наличными. Лафитт отклонил это предложение и обратился к генералу Джексону, буду­щему президенту США, с просьбой о выдаче ему ка­перского свидетельства для борьбы против англичан. В 1819 году англичанам удалось застигнуть Лафитта врасплох. Он был убит в бою.

Глава XVII ПРОНИКНОВЕНИЕ ФЛИБУСТЬЕРОВ В ТИХИЙ ОКЕАН

Тихий океан, или Южное море, как его называли в XVI-XVII веках, после успешных действий Моргана у побережья Панамы стал с большой силой притягивать к себе флибустьеров. Обычно разбойники длительному некому плаванию вокруг мыса Горн предпочитали бо­лее короткий, хотя и чрезвычайно трудный сухопутный путь. Большинство этих операции остались неизвестными, только о нескольких сохранились упоминания в пу­тевых заметках, описаниях и дневниках.

Совместную экспедицию к западному американско­му побережью предприняли в 1680 году французские и английские флибустьеры. Выйдя соответственно с Тортуги и Ямайки, они объединились в Дарьенском заливе.

Флибустьеры, заключив союз с индейцами племени москито и продвигаясь на запад, взяли форт Санта-Мария, воздвигнутый испанцами для защиты перешейка. На 35 индейских лодках-каноэ, преодолевая бесконеч­ные трудности, они продолжали свой путь сквозь джунг­ли и 19 апреля, полуживые от жажды и совершенно обес­силенные, достигли Панамского залива. Им удалось, действуя на своих каноэ, захватить два небольших ис­панских парусника. На этих двух кораблях и на каноэ флибустьеры подошли к Панаме, которая была отстро­ена заново в семи километрах к западу от развалин, ос­тавленных десятилетие назад Морганом. Атака флибу­стьеров на испанские военные корабли, стоявшие на якоре, провалилась. Правда, они сумели захватить два не­больших судна, однако остальные пять кораблей отбили нападение. После этой неудачи мнения предводителей о дальнейших действиях разделились. Одна часть фли­бустьеров возвратилась через перешеек в Карибское море, другая -- направилась на северо-запад, чтобы огра­бить город Гранаду, расположенный на берегу озера Никарагуа. Оставшиеся пираты избрали своим вожаком Ричарда Соукинса, проявившего большую храбрость во время захвата испанских военных кораблей у берегов Панамы. Однако Соукинс не стал вторично брать Панаму, а направился со своими кораблями на остров Тобаго.

Отсюда он осуществил захват нескольких испанских судов, направлявшихся в Панаму с ценным грузом. Добыча, составившая сумму около 50 тыс. реалов, была охотно выкуплена испанскими купцами.

Во время похода на Пуэбло-Нуэво испанцы, которые уже осведомлены о появлении пиратов на западном побережье, неожиданно оказали упорное сопротивление. Потеряв в бою своего предводителя Соукинса, понеся большие потери и не взяв добычи, флибустьеры вынуждены были отступить. Между ними вновь возникли разногласия, и снова часть пиратов через Панамский перешеек возвратилась на восточное побережье

При таких отходах после удачных предприятий соб­людался определенный порядок. Добыча к этому време­ни была распределена, каждый флибустьер получил свою долю, он мог распоряжаться ею как угодно: проиг­рать в кости, поменять серебро на золото и жемчуг. Во время длительного обратного пути, растянувшегося на сотни километров, награбленные ценности много раз ме­няли владельцев, и часто дело доходило до кровопролитных стычек между проигравшими и выигравшими. Обес­силенные и больные не могли нести свой багаж, а иногда; и сами были не в состоянии передвигаться. Поэтому, чтобы не умереть в джунглях, они доверяли свою поклажу товарищам, а порою упрашивали нести и себя. За эти услуги брались те, у кого уже ничего не оставалось из собственного багажа, но требовали при этом большое вознаграждение. Если такому отряду, совершающему отход, не удавалось заручиться поддержкой индейцев, то до цели добиралась в лучшем случае десятая его часть. Один из таких ужасных маршей сквозь джунгли описы­вает в своих путевых заметках, вышедших в Париже, гу­генот де Луссан, бывший участником перехода флибустьеров через перешеек в конце XVII века.

Оставшиеся на побережье Тихого океана флибустье­ры сели на единственный сохранившийся у них корабль и поплыли на юг, к чилийскому побережью. Под командованием вновь избранного капитана Шарпа они совершили несколько удачных нападений на суда. Однако ша налеты на города не имели успеха. Так, например, окончилась неудачей попытка овладеть городом Арика. Основным стимулом продвижения корсаров на западное американское побережье было то, что, по их представлениям, здесь они найдут богатые и незащищенные транспорты и города. Поэтому каждая неудача вызывала кризисы в руководстве. Шарп был смещен и временно даже закован в цепи. Новым капитаном избрали старого буканьера по имени Джон Уотлинг. Однако удача, на которую так надеялись, не пришла и на этот раз. Внача­ле пиратам пришлось спасаться от трех небольших ис­панских кораблей. Когда по совету Уотлинга они вновь атаковали Арику, то были наголову разбиты. Много флибустьеров, и в их числе сам Уотлинг, пали в бою. Тогда вновь разгорелись жаркие споры между пиратами, же­лавшими оставаться на тихоокеанском побережье, и фли­бустьерами, требовавшими немедленно возвратиться в Карибское море. В результате был достигнут компро­мисс. Обе стороны согласились на том, что в течение шести месяцев флибустьеры остаются в Тихом океане, а затем, обогнув мыс Горн, переместятся в Атлантику. При минимальном большинстве голосов капитаном был вновь избран Шарп.

И теперь к Шарпу пришла удача. 19 июля 1681 года на широте мыса Франциско он захватил корабль "Санта-Росарио". Позднее Шарп писал: "На этом корабле я обнаружил испанский документ огромной важности. В нем давалось описание портов, подходов, бухт, отмелей, а также скал и мелководья тихоокеанского побережья Южной Америки. Документ содержал указания о том, как проводить корабли в каждый порт. Они (офицеры за­хваченного корабля) хотели выбросить его за борт, но, к счастью, мне удалось их опередить. Когда книга оказа­лась у меня в руках, у испанцев вырвался крик ужаса". Вскоре после этого, в августе, флибустьеры решили возвратиться в Карибское море. Они обогнули мыс Горн и на всех парусах направились к восточному побережью Южной Америки. Положение здесь сильно изменилось не в пользу флибустьеров. Это проявилось при подходе к острову Барбадос, где губернатор не разрешил им войти в порт. Они были вынуждены продолжить свое плавание на север до острова Невис, где команда была распуще­на. Шарп и несколько его офицеров сели в качестве пас­сажиров на первый же корабль, отплывающий в Англию, где они передали правительству захваченные испанские документы. Уже в октябре 1682 года английскому коро­лю был вручен экземпляр первого английского издания этого ценного атласа.

Другая группа флибустьеров во главе с капитаном Джоном Коксом стала пробиваться морским путем в Ти­хий океан. К этой экспедиции Кокс привлек большое ко­личество известных и дельных людей Вест-Индии. Одним из них был Уильям Дампир, совершивший впоследствии кругосветное плавание и ставший знаменитым. Едва выйдя в море, флибустьеры захватили первый трофей. Так как захваченный парусник оказался быстроходнее и имел более сильное вооружение, чем их собственный ко­рабль, пираты пересели на него. На новом корабле в январе 1684 года Кокс прошел Магеллановым проливом и, продолжая двигаться на север вдоль Тихоокеанского побережья, начал совершать свои пиратские акты. Так он дошел до широты Панамы. Во время ремонта судна на Кокосовых островах Кокс скончался. Новым капита­ном флибустьеры избрали Эдварда Дэвиса. Так как к Дэвису примкнули флибустьеры, а кроме того, несколь­ко кораблей еще раньше присоединились к Коксу, пира­ты располагали теперь флотом, команда которого сос­тавляла 1 тыс. человек. Они намеревались подкараули­вать испанские суда, идущие в Панаму из Лимы с гру­зом перуанского серебра. Однако, как только испанский транспорт появился на горизонте, флибустьеры увидели, что он идет под сильной охраной военных кораблей. Вместо того чтобы попытаться быстрой атакой обеспе­чить себе успех и захватить купеческий корабль, Дэвис проявил нерешительность и упустил эту единственную возможность. Флибустьеры обменялись с испанцами несколькими орудийными выстрелами и, оказавшись с под­ветренной стороны, прекратили бой.

В отличие от некоторых других флибустьерских капитанов Дэвис не был хорошим флотоводцем. Флибусть­ерский флот был распущен, и Дэвис с переменным успе­хом курсировал в одиночку у тихоокеанского побере­жья, пока в 1688 году, обогнув мыс Горн, не вернулся после четырехлетнего отсутствия обратно в Вест-Индию. Он воспользовался амнистией короля Якова II, отбыл в качестве пассажира в Англию и, отойдя от дел, пожинал плоды своей пиратской деятельности.

Упомянутый уже Уильям Дампир, который после не­скольких неудач расстался с Дэвисом, совершил круго­светное плавание, во время которого разведал острова Батан и неизвестное до того времени северо-западное побережье Австралии. Результаты своего плавания, окончившегося в 1691 году и сыгравшего важную роль в развитии судоходства, он изложил в книге, озаглавлен­ной "Новое путешествие вокруг света", которую опубли­ковал в. Лондоне в 1697 году.

Дампир оказался непосредственным участником со­бытий, которым мы обязаны появлением одной из самых знаменитых книг мировой литературы. Эта книга--про­изведение Даниэля Дефо "Жизнь и удивительные прик­лючения Робинзона Крузо, моряка из Йорка".

Правительство Англии поручило Дампиру вести ка­перскую войну против французских и испанских судов во время войны за испанское наследство. Однажды на борту корабля "Пять портов", сопровождавшего Дампира, возник спор между боцманом Александром Селькирком и его капитаном Штредлингом. После этой ссо­ры Селькирк в 1704 году был высажен на одном из без­людных островов группы Хуан-Фернандес.

В 1708 году Дампир, на этот раз с капитаном Род­жерсом, вторично отправился в каперское плавание в Ти­хий океан. Среди матросов начались массовые заболева­ния цингой, что вынудило капитана подойти к островам Хуан-Фернандес. Когда корабль приблизился к остро­вам, на острове Мас-а-Тьерра были замечены какие-то огни. Вступив на берег, Дампир и Роджерс обнаружили там человека, одетого в козьи шкуры; это был Александр Селькирк.

Капитан Роджерс пишет о нем в своем дневнике: "Он имел кремневое ружье, немного пороху, дроби, табак, то­пор, нож, котел, Библию, несколько предметов обихода, а также математические инструменты и книги... Раки там такие большие, как наши омары, и очень вкусные. Иног­да он их варил, а иногда жарил, так же как и козье мя­со. ...Он записал, что во время своего пребывания на ост­рове убил 500 коз..."

История Селькирка побудила Дефо написать роман, который вышел в Лондоне в 1719 году, а затем был пе­реведен на множество языков, выдержал огромное коли­чество изданий и до сих пор читается во всем мире с ог­ромным интересом.

Глава XVIII ПИРАТЫ ТЬЮ, ЭВЕРИ И КИДД В ИНДИЙСКОМ ОКЕАНЕ

К концу XVII века в Индийском океане появились первые корсары, пришедшие сюда из Карибского моря. На протяжении столетий здесь действовали арабские, индийские, а также китайские пираты. Первыми евро­пейскими пиратами в этом районе стали англичане. Они как бы смеялись над спором между португальцами и голландцами о том, кому принадлежит Индия.

Не только Дрейк, прошедший мимо Индии во вре­мя своего кругосветного плавания с запада на восток, был восторженно принят английской королевой. Елиза­вета поздравляла каждого английского пирата, которо­му удавалось проникнуть в этот район, захватить порту­гальские и голландские суда. В 1600 году королева под­держала создание английской Ост-Индской торговой компании. Акционеры, среди которых была и знать, лю­бовно называли эту компанию "Оld Lady" ("Старая Ле­ди"). После буржуазной революции монополия "Олд Леди" была подорвана созданием еще одной компании по торговле с Ост-Индией. Позднее дворянство и буржу­азия договорились и объединили оба общества. Наряду с португальскими и голландскими судами богатства Ин­дии стали ввозить в Европу также и английские кораб­ли, причем их количество непрерывно росло. Как раз на эти корабли и устремили свои взгляды пираты, при­шедшие из Карибского моря. Их желанной добычей яв­лялись также и корабли правившей в Индии династии Великих Моголов, которые обычно заходили в порты Джидда в Красном море и Моха (Мокка) в Йемене, ку­да съезжались паломники, следующие в Мекку. Пираты из Вест-Индии встретили в Индийском океане конкурен­тов -- ставших на путь морского разбоя дезертиров с португальских, голландских, английских и французских военных и торговых судов. Базами для проведения пи­ратских операций в этом районе являлись Мадагаскар и ряд других островов.

Одним из самых знаменитых пиратских капитанов Индийского океана был Томас Тью. Он родился в Род-Айленде, пуританском штате Новой Англии, и считался у своих американских современников вполне добропоря­дочным господином, который дешево отдавал бедным христианам Северной Америки то, что отбирал у слиш­ком уж богатого Великого Могола языческой Индии. Действительно, во многих случаях Тью действовал, имея официальные каперские грамоты.

Так, в 1692 году Тью должен был по поручению гу­бернатора Бермудских островов на двух кораблях со­вершать нападения и опустошать французские торговые поселения возле устья реки Гамбия. Деньги на проведение этой экспедиции были собраны несколькими купцами с Бермудских островов. Однако Тью и не думал о том, чтобы выполнить это опасное поручение в пользу гу­бернатора и купцов. После того как из-за поломки мачты он потерял свой второй корабль, Тью уговорил команду начать самостоятельные поиски в Индийском океане богатой добычи и -- что самое главное -- не под­вергаясь при этом никакой опасности. На корабле "Амити" ("Дружба") он обогнул мыс Доброй Надежды, взял на Мадагаскаре провиант и воду и в Баб-эль-Мандеб­ском проливе, у входа в Красное море, стал подкараули­вать свою жертву. Здесь у него произошло сражение с кораблем, принадлежащим Великому Моголу. Для за­щиты от пиратов судно имело на борту, помимо коман­ды, 300 солдат. Имея всего лишь горстку людей. Тью без каких-либо потерь захватил корабль. В руки пирата по­пало много золота и серебра. Доля каждого члена команды составила 3 тыс. фунтов. А сам Тью якобы получил 10 тыс. фунтов. Однако он оказался достаточно умен, чтобы догадаться возвратить владельцам своего "Амити" на Бермудских островах их первоначальный капитал в десятикратном размере. Пираты, побоявшиеся возвращаться домой, попросили Тью высадить их на Ма­дагаскаре. Там они образовали небольшие общины, об­завелись семьями, завели рабов и зажили в своих боль­ших владениях. Когда к ним обращались другие пираты, они снабжали их водой и провиантом. Позднее они заня­лись работорговлей. Капитан Чарлз Джонсон, живший некоторое время на Мадагаскаре, описывает этих ма­леньких королей в своей "Истории пиратства XVIII ве­ка". Он говорит: "Ни один из них не умел ни писать, ни читать, и государственный секретарь понимал в этом не более чем все остальные".

С остатками команды. Тью возвратился домой, его не подвергли никакому наказанию. Он приобрел краси­вый дом недалеко от Нью-Йорка и считался другом гу­бернатора Бенджамина Флетчера. Флетчер снабдил Тью каперскими свидетельствами для второго плавания к африканскому побережью. Флот Тью состоял из трех су­дов, флагманским кораблем вновь был "Амити". Внача­ле Тью обогнул мыс Доброй Надежды и направился к своим старым друзьям на Мадагаскар. Здесь он встретился с Джоном Эйвери.

Эйвери родился в деревне недалеко от Плимута. Он рано стал выходить в море и много лет плавал штурма­ном на каперских судах. Одним из таких кораблей был тридцатипушечный парусник "Дьюк" ("Герцог") с командой 120 человек, на котором он служил в качестве боцмана. В это время Испания и Англия вели совме­стную войну против Франции. Для борьбы с французами в Вест-Индии на службе у испанцев состояло много анг­лийских каперов из Бристоля. Одним из них являлся капитан "Дьюка" Джипсон. В течение нескольких меся­цев "Дьюк" вместе с другим парусником стоял в бездей­ствии в Коруне и ждал приказа. Восемь месяцев коман­да не получала жалованья. Капитан был пьяница и боль­шую часть времени проводил на берегу. Эйвери разжи­гал растущее недовольство команды. Однажды на ко­рабле возник бунт. Капитан со своей свитой был выса­жен на берег, команда избрала Эйвери своим команди­ром. По примеру флибустьеров мятежники выработали устав, после чего Эйвери, прозванный командой Длин­ным Беном, поднял якорь и направился к Мадагаскару. "Дьюк", переименованный в "Феней", захватил по пути два трофея, и с этим небольшим флотом Эйвери встре­тил на Мадагаскаре Тью. Они быстро нашли общий язык. Пираты направились вместе к входу в Красное море, чтобы подкараулить там корабли индийских и ис­ламских паломников, направлявшихся в Мекку. Под прикрытием ночи части индийских кораблей удалось прорвать пиратскую блокаду, и на следующее утро в море были видны только два судна -- "Фатех Магомет" и "Ганг-и-Савай". Тью на своем "Амити" устремился в погоню и через некоторое время догнал "Фатех Маго­мет". В тот момент, когда пираты готовились к аборда­жу, индийский корабль выстрелил по "Амити" из всех бортовых орудий. Тью был смертельно ранен, и его ко­рабль вышел из боя. Однако канониры не успели еще перезарядить орудия, как у "Фатех Магомета" оказался Эйвери и вынудил его сдаться. Затем пират направился к "Ганг-и-Саваю". Корабль, который был хорошо воору­жен и имел на борту 600 солдат, принадлежал семье Ве­ликого Могола. После многочасовой орудийной дуэли Эйвери удалось занять позицию для абордажного боя. Когда пираты после ожесточенной борьбы овладели ко­раблем, они обнаружили сказочные богатства: доля каждого из 180 членов пиратской команды составила ты­сячу фунтов.

Это нападение вызвало сильное волнение и в Индии, и в Англии. Великий Могол пригрозил англичанам отомстить, закрыв английские фактории в Индии, и Ост-Индская компания испугалась за свои прибыли. Несколько людей Эйвери были схвачены в Англии, когда они продавали свои ценности, и отданы под суд. Самому Эй­вери удалось скрыться. Джонсон в уже упоминавшейся книге пишет, что Эйвери при попытке продать захвачен­ные бриллианты натолкнулся на торговцев, которые его надули. Неуловимый Эйвери стал одним из самых известных людей Англии. О нем была написана комедия "Счастливый пират". Многие верили легенде о том, что он женился на дочери Великого Могола и стал несметно богатым магараджей.

Официальная же Англия была очень встревожена успехами Эйвери в Индийском океане. Угрозы Великого Могола заставили акционеров Ост-Индской компании побеспокоиться о своих прибылях. Они потребовали от правительства направить в Индийский океан военные ко­рабли для борьбы с Эйвери и другими пиратами.

Конечно, правительство знало, что пиратские раз­бойничьи набеги в Индийском океане совершались те­перь не из района Карибского моря, а с североамерикан­ского побережья, и что здесь с благословения многих гу­бернаторов производилась продажа награбленного. Друг Томаса Тью полковник Бенджамен Флетчер, губернатор Нью-Йорка и Массачусетса, требовал от каждого пират­ского капитана 700 фунтов в уплату за разрешение про­давать товары в одном из портов. Губернатор сэр Виль­ям Фипс приглашал каперов из Пенсильвании в Бостон, чтобы они могли здесь свободно продавать награблен­ное добро. Губернатор Багамских островов Николас Тротт получил от Эйвери 7 тыс. фунтов за выдачу пира­там разрешения высадиться на берег после окончания разбойничьей экспедиции. Губернатор Филадельфии вы­дал свою дочь замуж за пиратского капитана, а во всей провинции Нью-Джерси не было ни одного суда, ко­торый согласился бы добровольно вынести обвинитель­ный приговор пирату.

В этой ситуации английское правительство оснасти­ло 34-пушечный каперский корабль "Эдвенче Галли" под командованием капитана Уильяма Кидда. Ему была поставлена задача захватывать как пиратские, так и французские суда. В соответствии с этим Кидд получил в Лондоне два различных каперских свидетельства. Необ­ходимые для оснащения корабля 6 тыс. фунтов были собраны группой аристократов. Соответственно поло­вина добычи шла в пользу кредиторов. Далее, 15 про­центов должен был получить Кидд для себя и своих тайных соучастников в Нью-Йорке, 10 -- по традиции предназначались королю, а остальные 25 процентов -- команде.

Едва начав свой путь, Кидд был остановлен на Тем­зе британским военным кораблем. Офицеры этого судна отобрали из команды Кидда, насчитывавшей 150 чело­век, 70 лучших моряков и вынудили их служить на сво­ем корабле. И вот, имея на борту всего лишь половину первоначальной команды, Кидд пришел в первый порт своего назначения -- Нью-Йорк, где был вынужден до­укомплектовать команду за счет портового сброда и вся­ких случайных людей. Губернатор Флетчер писал об этом в Лондон: "Здесь все считают, что ему не удастся достигнуть цели, ради которой он был направлен. Кидд не справится со всей этой ордой, не имея средств".

6 сентября "Эдвенче Галли" вышел из Нью-Йорка в море. В течение года Кидд безуспешно пытался обнару­жить какой-нибудь пиратский или французский корабль. Цели Кидда оставались неясными: он был полукапер, по­лупират. Затем на его корабле кончились запасы про­довольствия, и команда была готова взбунтоваться. Но вот наконец Кидд стал действовать. Вместо того чтобы охотиться за пиратами, он сам стал пиратом. Впрочем, его действия были не очень-то успешными. Он остановил небольшой мавританский корабль и забрал находившийся на нем груз перца. Совершив нападения на несколько ко­раблей, в том числе и французских, Кидд в начале 1698 года захватил 500-тонный парусник, вооруженный десятью пушками. Но тут Кидда постигла неудача: этот корабль находился под английским командованием и его захват вызвал в Лондоне большое возбуждение. Сно­ва был нанесен ущерб интересам Ост-Индской компании, и на этот раз -- королевским капером! Кидд был офици­ально объявлен пиратом и категорически лишен права воспользоваться амнистией, которую король дал всем пиратам, действовавшим восточнее мыса Доброй Надеж­ды.

Как и следовало ожидать, у него обострились отноше­ния с командой. Однажды капитан позволил вовлечь себя в спор с канониром Вильямом Муром и в драке проломил ему череп куском железа.

Захватывая какой-либо корабль, Кидд обычно тут же распределял добычу среди команды, и в результате от него то и дело дезертировали люди. Что бы он ни предпринимал, он не доводил дело до конца, вел себя трусливо, неопределенно, непоследовательно. Лишь по иронии судьбы именно этот Кидд считался у современников, а затем и в более поздних преданиях не иначе как идолом пиратства. Поэты посвящали ему баллады, шарманщики воспевали его как героя. Согласно легенде, он обладал несметными сокровищами, которые якобы где-то зарыл... Все это не соответствует истине.

Кидд знал, что его повсюду разыскивают как пре­ступника. Он направился в Лонг-Айленд и послал новому губернатору Нью-Йорка сообщение о том, что имеет на борту 30 тыс. фунтов для лондонских кредиторов и что известия об объявлении его пиратом являются ложными. Губернатор дал неопределенный ответ с двойственной формулировкой. В его письме говорилось, что если все выглядит так, как утверждает Кидд, то он может прибыть в Нью-Йорк со спокойной совестью.

Оставив предварительно сундук с золотом у смотри­теля маяка, Кидд явился к губернатору. Тот потребовал, чтобы Кидд немедленно представил письменный отчет об экспедиции. А через два дня Кидд был арестован и брошен в тюрьму, а затем закован в цепи и отправлен в Лондон. В мае 1701 года после расследования, которое продолжалось целый год, состоялся судебный процесс. Кидд был признан виновным в пиратстве и убийстве канонира Мура. 23 мая 1701 года его повесили.

Глава XIX ПИРАТЫ БАГАМСКИХ ОСТРОВОВ И КОРОЛЕВСКАЯ АМНИСТИЯ

Начиная примерно с 1703 года Багамские острова, как в свое время Тортуга и Ямайка, стали привлекать внимание пиратов. Среди множества островов, большинство из которых были необитаемыми или представляли собой небольшие утесы и рифы, выступавшие из воды, пираты, прежде всего английские, избрали для своей главной ба­зы остров Ныо-Провиденс, которым дважды овладевали англичане.

Багамские острова были открыты в 1492 году Колум­бом, однако для испанцев они оставались "бесполезными землями". Испанцы переселили коренное индейское население на Эспаньолу как рабов. С 1629 года здесь осели англичане и начали завозить на острова в качестве дешевой рабочей силы невольников из Африки. В 1677 году англичане были вытеснены испанцами. Затем англи­чане вторично заняли остров, В 1703 году, во время вой­ны за испанское наследство, испанцы и французы совер­шили нападение на Багамские острова, сожгли на остро­ве Нью-Провиденс город и порт Нассау и вместе с план­таторами и рабами-неграми захватили в плен английско­го губернатора. На острове осталось всего несколько жи­телей, которые сумели укрыться в лесах.

Остров Нью-Провиденс и его порт Нассау явились идеальным местом для укрытия пиратов. После того как торговля и мореходство начали все больше перемещать­ся в сторону североамериканского побережья, северные Багамские острова стали в географическом отношении необычайно выгодной оперативной пиратской базой. Порт Нассау давал надежное укрытие значительному количе­ству кораблей. Несмотря на мелководье, туда могли все же заходить суда водоизмещением до 500 т. Более круп­ные корабли должны были пользоваться двумя узкими проливами, расположенными справа и слева от одного из островов. Форт, расположенный на острове, позволял держать эти проливы под прикрытием.

Значение Багамских островов, видимо, уже поняли в Англии, так как не прошло и двух лет после вторичной их потери, как в 1705 году верхняя палата английского парламента направила королю адрес, в котором, в частнос­ти, говорилось: "..порт острова Провидения может быть легко защищен, и очень опасно оставлять этот остров в руках врага. Поэтому члены палаты обращаются к Его Величеству с просьбой предпринять необходимые шаги, чтобы снова овладеть островом". Однако у английского короля в это время были другие заботы. Кроме того, испанцы и французы уже покинули острова, а оккупация этих островов английскими пиратами, очевидно, не шла вразрез с интересами короля, поскольку пираты были ему нужны для борьбы против испанцев и французов. По­этому король прекратил всякую борьбу с пиратством, ко­торая и до того велась очень непоследовательно, и стал щедро раздавать каперские свидетельства всем желаю­щим... А получить каперское свидетельство хотели бы все пираты. Как это выглядело на практике, видно из пись­ма одного английского плантатора, жившего на Ямайке. Он писал своему другу в Англию о том, что, хотя капе­рам и было запрещено нападать на корабли в прибреж­ных водах английских колоний (у Ямайки эта зона рав­нялась пяти морским милям), один из них, плававший под английским флагом, захватил прямо у берега не­сколько кораблей, принадлежавших местным плантато­рам и имевших на борту много денег. В письме далее го­ворится: "После того капер захватил также один испан­ский корабль, как он говорит, взяв хорошую сумму де­нег на борту. Но, был ли это испанский или английский корабль, неизвестно. Ни испанцы, ни кто другой в суд не обращались. Поэтому никто не проверил, нахо­дился ли этот корабль в тот момент в пятимильной зоне. Если так пойдет дальше, то каперы будут следовать за нашими кораблями от самого порта и забирать все, что захотят... Все считают, что это проклятое ремесло поро­дит так много пиратов, что, когда наступит мир, мы бу­дем страдать от них больше, чем сейчас от врага..."

Озабоченный плантатор был прав. Когда в 1713 году был заключен Утрехтский мир и закончилась война за испанское наследство, каперы, действовавшие до того по поручению королей, превратились в самых обычных пи­ратов.

Их число сильно возросло. Если в конце XVIII века казалось, что пиратство в Карибском море было почти полностью искоренено, то на Багамских островах оно воскресло, подобно фениксу, восставшему из пепла. В июле 1716 года губернатор Спотсвуд писал из Виргинии в Лондон: "На острове Нью-Провиденс создается пират­ской гнездо. Если пираты получат ожидаемое пополнение за счет разного сброда из бухты Кампече, с Ямайки и из Других мест, что вполне вероятно, они будут представ­лять весьма серьезную опасность для британской торгов­ли, если не принять своевременных мер к их подавле­нию".

В Нассау уже находилось в это время более двух тысяч пиратов. На небольшом острове, лежащем перед вхо­дом в порт, они установили несколько орудий и теперь могли в относительной безопасности оснащать и ремонтировать свои корабли.

Новый подъем пиратства явился результатом принятия английским парламентом в 1651 году Навигационного акта, который разрешал практически только английским судам осуществлять связь с английскими колониями. Такая монополия благоприятствовала росту цен. Американские поселенцы были вынуждены удовлетворять свои потребности в товарах, опираясь на пиратов. Корсары в свою очередь были достаточно сообразительны и добывали пользующиеся спросом товары на английских кораблях, курсирующих между Англией и Северной Америкой. Для этого они уходили к африканскому побережью и даже огибали мыс Доброй Надежды. Там они захватывали голландские и португальские, а иногда и шедшие с востока английские корабли.

Принявшая большой размах активность пиратов во всем мире вызывала у европейских правительств озабоченность и беспокойство. В 1716 году английское прави­тельство сделало попытку воздействовать на пиратов с помощью угрозы силой. Было объявлено: "15 сентября 1716 года. Его Величество получил многочисленные жа­лобы от купцов, судовладельцев и других лиц, а также от губернаторов островов и плантаций, принадлежащих Его Величеству в Вест-Индии. Согласно этим жалобам, число пиратов возросло до такой степени, что они стали угро­жать безопасности плавания не только возле берегов Ямайки, но и у побережья Северной Америки, и, если не будет принято никаких мер, торговля Великобритании полностью прекратится. Тщательно рассмотрев этот вопрос и приняв предложение своего Совета, Его Величество отдал повеление направить на ликвидацию этих пи­ратов достаточные силы". Далее следовало описание этой королевской силы: 13 военных кораблей, такое-то количество орудий... При ближайшем рассмотрении оказалось, что все эти отнюдь не перворазрядные корабли уже находились в водах Вест-Индии, за исключением трех, которым еще предстояло туда направиться. А двум ко­раблям был даже отдан приказ вернуться в Англию. Та­ким образом, эта угроза существовала только на бумаге. Положение оставалось прежним.

Летом 1717 года в Лондоне вновь собрался королевский совет, который предложил назначить на Нью-Провиденс энергичного губернатора, облаченного всеми пол­номочиями, а пиратов, объявив королевскую амнистию, побудить добровольно прекратить свою деятельность. Ко­роль выразил согласие на эти меры и издал соответствующую прокламацию. В ней говорилось:

"Нам стало известно о том,, что некие подданные Ве­ликобритании начиная с 24 июня 1715 года совершили много пиратских набегов и грабежей в водах Вест-Ин­дии и в районе наших плантаций, чем был нанесен боль­шой ущерб купцам Великобритании, а также другим куп­цам, и, хотя мы выделили достаточные силы для уничто­жения вышеупомянутых пиратов, чтобы решительно покончить с этим делом, мы издаем настоящую Проклама­цию.

Мы обещаем и настоящим заявляем, что все пираты, которые до 5 сентября 1718 года добровольно сдадутся одному из наших государственных секретарей в Велико­британии или губернатору в наших заокеанских владе­ниях, получат нашу милостивую амнистию за все раз­бойничьи действия, совершенные ими до будущего 5 ян­варя. Составлено в Хемптонкорте 5 сентября 1717 года, на четвертом году нашего правления. Георг, король".

Таким образом, амнистия была действительна в тече­ние года. Кроме того, давалось еще четыре месяца, что­бы доставить королевскую амнистию за океан. Итак, у пиратов оставалось еще достаточно времени для разбой­ничьих действий, а королевская амнистия заранее прощала им все это.

Новым губернатором на Нью-Провиденс был назна­чен Вудс Роджерс, тот самый Роджерс, который, совер­шая вместе с Дампиром кругосветное плавание, не толь­ко захватывал испанские суда, в том числе и такое крупное, как "Нуэстра Сеньора" с огромными сокровищами на борту, но и грабил по пути города. Сам Роджерс сообщил нам эпизод ограбления города Гуаякиль: "Дома, стоявшие наверху, у реки, были полны женщин. ...Часть самых крупных золотых цепей они спрятали у себя на Теле, надели их на ноги и бедра. Но так как женщины в этих жарких краях одеты в платья из очень тонкого шелка и полотна, наши моряки обнаруживали спрятанные украшения, ощупывая дам".

То, что его "подвиги" не получили широкой огласки, а он пользовался расположением двора, обошлось ценою крупных сумм...

Еще перед отплытием Роджерса из Англии прокламация, о которой только что шла речь, была отправлена на Багамские острова. Корабль, везший этот документ, был захвачен одним из багамских пиратов, и содержание прокламации стало быстро известно всем остальным. Большинство из пиратов прибыли на остров Нью-Провиденс на совещание. Здесь одни пираты горячо выступали за, другие -- против принятия амнистии. Многие пираты предлагали провозгласить независимую республику и укрепить остров. Уже упоминавшийся Джонсон приводит я своей книге целый список пиратов, которые в это время находились на острове и отклонили амнистию. Но капи­тан Еннингс, пользовавшийся на острове большим влиянием, предложил безоговорочно принять амнистию. Мнения пиратов разделились, и собрание закончилось безрезультатно.

Капитан Еннингс и с ним 150 пиратов уже на следующий день покинули Нью-Провиденс. Они сдались губер­натору Бермудских островов. Когда Роджерс в мае 1718 года вступил в должность губернатора острова Нью-Про­виденс, первым документом, который он получил, было письмо пиратского вожака Чарлза Вейна. Очевидно, тот хотел проверить, на самом ли деле существует амнистия. Вейн писал: "Поймите, Ваше превосходительство, что мы готовы принять высочайшую Его Величества амнистию на следующих условиях: Вы дадите нам возможность продать все имеющиеся у нас товары, со всем своим имуществом мы поступим по собственному усмотрению, как это записано в высочайшем акте Его Величества. Если Ваше превосходительство согласны с этим, мы готовы принять амнистию короля. Если нет, мы будем вынуждены защищаться.

Ваши покорные слуги Чарлз Вейн и компания".

Постскриптум: "Мы ждем от Вас скорейшего ответа".

Вместо ответа Роджерс блокировал вход в порт с по­мощью военного корабля "Роза". В ту же ночь Вейн приказал превратить один из захваченных кораблей в брандер и направить его на всех парусах к "Розе". Чтобы избежать пожара, капитан "Розы" перерубил якорный канат и ушел на рейд, а Вейн со своими друзьями проскочил мимо брандера, едва не коснувшись его кормы, и вышел в открытое море.

Теперь пираты знали, что можно ожидать от нового губернатора. Некоторые пиратские капитаны, в частности Бенджамин Хорнигблд, приняли амнистию короля. Так же как и Роджерс, они старались искупить свое прошлое особо ревностной службой королю и вели по его заданию упорную борьбу со своими бывшими товарища­ми. Другие пираты, и среди них Тич, Веннер, ла Буш и Ингленд, покинули остров еще до прибытия туда Роджер­са, так как они не желали принимать амнистию.

Первых пиратов, которых ему удалось захватить, Роджерс не отважился судить на острове, поскольку, как он доносил в Лондон, "не был уверен в том, что пленни­ков не вырвут из рук охраны их восставшие товарищи".

И действительно, когда Роджерс 9 декабря 1718 года проводил первый "судебный процесс", назначив судьей бывшего пиратского капитана Томаса Бёгеса, была совершена попытка освободить осужденных. Приговорен­ные к смерти кричали окружавшей их толпе, что они ни­когда не поверили бы, будто людей можно вести на цепи, как собак, чтобы повесить, и что все это произойдет на глазах у четырехсот их лучших друзей. Вероятно, неко­торые из принявших амнистию короля почувствовали за­детой свою пиратскую честь, так как в толпе началось сильное волнение. Однако, когда один из зрителей попы­тался убить стражника, он был тут же застрелен самим Роджерсом.

Роджерс умер на острове Нью-Провиденс в 1732 году. Немалая его заслуга состояла в том, что этот остров, а также побережье Северной и Центральной Америки были почти очищены от пиратов.

Глава ХХ ИСТОРИЯ ТИЧА ЧЕРНОЙ БОРОДЫ

Подобно Кидду, морской разбойник Эдвард Тич, которого обычно называли Черная Борода, принадлежал к числу самых известных и самых скандальных фигур в пиратском мире.

Капитан Джонсон, который в своей книге подробно рассказывает о жизни и смерти Тича, описывает внеш­ность этого пирата следующим образом: "Его лицо, на­чиная от глаз, было закрыто густыми черными волоса­ми, которые покрывали также и грудь. Одежда -- вся в пятнах от крови и пролитых напитков, в нескольких мес­тах платье порвано и скреплено булавками. Грязное тело пропахло потом и смесью рома с порохом, которую Тич обычно пил. У него была привычка заплетать на бороде маленькие косички с лентами и заправлять их за уши. Перед боем он надевал через оба плеча по широкой лен­те. На них висело по три пистолета. Под шляпой он зак­реплял два горящих фитиля, свисавших по обе стороны его лица. Глаза его от природы были злыми и жестоки­ми. Всем своим обликом он походил на фурию ада". Та­кая внешность не только соответствовала прозвищу Ти­ча -- Черная Борода, но и славе его как самого отчаян­ного и ужасного из пиратов.

Родился он в 1680 году в Бристоле. Во время войны за испанское наследство Тич плавал на английских ка­перских судах. Хотя Тич был известен своим мужеством и храбростью в абордажных схватках с командами фран­цузских кораблей, повышения по службе он не получал. Предположительно Тич стал пиратом в 1716 году. Пират­ский вожак Хорниголд передал ему в 1716 году коман­дование шлюпом, который сам. Тич захватил в одной из схваток. С самого начала Тич обращался с командой крайне жестоко. Себя самого и команду он постоянно держал под воздействием алкоголя. Так, он писал в днев­нике: "Сегодня кончился ром. Наша компания была почти трезвой. Мерзавцы пытались устроить заговор. Они стали много говорить о том, чтобы отделиться... Вечером захватили корабль с большим количеством спиртного на борту. Снова все хорошо".

Почти два года Тич на своем шлюпе сопровождал Хорниголда, пока они однажды не захватили на широ­те острова Мартиника крупный французский торговый корабль. С согласия Хорниголда Тич стал командиром корабля, который был укомплектован 40 пушками и был назван "Отмщение королевы Анны". Так в 1718 году Тич отделился от Хорниголда и стал действовать самостоятельно, а Хорниголд возвратился на остров Нью-Провиденс и после прибытия туда губернатора Роджерса принял амнистию.

Первой жертвой Тича стал крупный английский торговый корабль. Пираты полностью его разграбили, команду высадили на берег, а парусник сожгли. Несколько дней спустя ими был атакован тридцатипушечный анг­лийский военный корабль "Скарборо", которому после многочасовой артиллерийской дуэли удалось уйти на остров Барбадос. После этого Тич стал продвигаться к южноамериканскому побережью. По пути ему встретил­ся десятипушечный шлюп, которым командовал бывший майор Стеде Боннет, ставший недавно пиратом. Некото­рое время шлюп сопровождал Тича, а затем Тич взял майора к себе на борт, мотивируя это тем, что для Боннета, который "незнаком с трудностями и задачами по­добного ремесла, было бы лучше отказаться от командо­вания шлюпом и наслаждаться спокойной жизнью на борту большого корабля в соответствии со своими жела­ниями и наклонностями".

С согласия команды шлюпа, который носил название "Месть", Тич назначил на этот корабль капитаном свое­го человека -- некоего Ричарда. Вскоре после этого в Гондурасском заливе пиратами был захвачен барк "Авантюр". Сдавшуюся без боя команду Тич взял на борт своего корабля, а на захваченное судно направил своих людей, назначив капитаном штурмана Хэндса. Та­ким образом, у Тича была уже небольшая эскадра из трех кораблей. Он крейсировал в водах Вест-Индии и захватывал большое количество судов с богатой добы­чей. Награбленные товары пираты сбывали в Северной Каролине, население которой было заинтересовано в де­шевых товарах, а губернатор относился к пиратам более или менее благосклонно. Тич некоторое время орудовал в непосредственной близости от побережья, а затем от­важился на более наглый пиратский акт: вошел в порт Чарлстон и захватил стоявшие там восемь кораблей. Са­мым ценным трофеем был корабль с грузом хлопка, предназначенным для Лондона, и с большим числом бо­гатых пассажиров на борту, среди которых находился один из членов городского самоуправления Чарлстона Самуэль Роджер. Пираты захватили этот корабль еще до захода в порт. Тич назначил пассажирам выкуп. По­скольку у него на борту кончились медикаменты, он от­правил капитана Ричарда с тремя пиратами и одним из пленных на берег, чтобы они потребовали от городских властей, помимо выкупа за людей и корабли, еще и ме­дикаментов. Требование это было предъявлено в ульти­мативной форме. Тич пригрозил, если оно не будет вы­полнено, обезглавить пленных и послать губернатору их головы. Городской совет собрался на заседание. Было решено удовлетворить требование пирата. Тич отпустил пленных и вернул корабли. Предварительно он приказал перегрузить на свой корабль дорогостоящие товары и ценности. Одного только золота и серебра было захваче­но на сумму 1500 фунтов стерлингов. После этой успеш­ной операции Тич решил, взяв с собой горстку наиболее верных ему людей, бросить команду, предварительно обманув ее при разделе добычи. Возле острова Топсейл он посадил свой корабль на грунт, якобы для ремонта, и приказал вытащить на берег два других. Затем в сопро­вождении 40 человек он под каким-то предлогом удрал на баркасе.

С небольшой группой своих людей Тич прибыл к гу­бернатору Северной Каролины и принял королевскую амнистию. В действительности же Черная Борода и не думал порывать со своим пиратским ремеслом. Он дого­ворился с губернатором Северной Каролины Чарлзом Иденом о том, что ранее захваченный пиратом испан­ский корабль будет предоставлен ему на правах закон­ного приза. На этом корабле Тич вновь вышел в море в июне 1718 года и стал крейсировать возле Бермудских островов. Черная Борода чувствовал себя в Северной Ка­ролине в полной безопасности. Губернатор Северной Ка­ролины покрывал все деяния своего друга, и потому по­страдавшие судовладельцы, купцы и плантаторы обрати­лись с требованием поймать или изгнать пирата и его сообщников к губернатору Виргинии. Созванный этим губернатором совет принял прокламацию, которая долж­на была воодушевить всех на поимку и уничтожение пи­ратов. В прокламации, подписанной губернатором А. Спотсвудом, содержалась также фраза о том, что "ис­коренение пиратов, являющихся врагами всего человече­ства,-- справедливое и славное дело". Губернатор потре­бовал помощи у английской военно-морской базы на реке Джеймс. Старшему лейтенанту стоявшего там военного корабля "Жемчужина" Роберту Майнарду были выде­лены два шлюпа и дан приказ изловить Черную Бороду.

Капитан Джонсон описывает последний акт из жизни Черной Бороды: "17 ноября 1718 года Майнард вышел из Риквайетана на реке Джеймс и вечером 21-го обнаружил пиратов, стоявших на якоре в бухте Окракоке. Майнард задерживал все встречавшиеся ему или обгонявшие его корабли, чтобы Черная Борода не смог преждевременно узнать о его приближении. Однако Тич был уже предупрежден своим другом Иденом. Секретарь губернатора Книгге письменно известил Тича о планируемой операции. Однако, как видно, Тич не считал положение особенно серьезным. У него на борту оставалось всего 25 человек. Он приказал им подготовить корабль к бою, как только покажутся оба шлюпа. Сам же он отправился на берег для участия в попойке. Мелководья и сложный фарватер помешали Майнарду подойти к пиратскому ко­раблю под прикрытием ночи, и он стал на якорь. Ранним утром 22 ноября оба шлюпа, следуя за шлюпкой, с кото­рой все время измеряли глубину, приблизились к кораб­лю пиратов на расстояние пушечного выстрела. Тич, ко­торый уже находился на борту со всей командой, прика­зал поднять якорь, чтобы иметь лучшую возможность для маневра, и открыл огонь. Первый бортовой залп пирата попал в малый шлюп, его капитан и несколько членов команды были смертельно ранены. Затем Тич направил­ся к большому шлюпу, на котором находился старший лейтенант Майнард. При этом пиратский корабль сел на мель. Выбросив балласт и вылив из бочек воду, Тич ско­ро вновь обрел плавучесть. Меткий ружейный и писто­летный огонь пиратов лишил Майнарда 20 человек уби­тых и раненых. Оба корабля, стоявшие близко друг к другу, относило к берегу. Первым коснулось дна пират­ское судно. Затем корабли соприкоснулись бортами. Пи­раты стали бросать на палубу шлюпа недавно изобретен­ные ручные гранаты, начиненные порохом, кусочками свинца и железа, а также наполненные горючим веще­ством бутылки с прикрепленным к ним горящим шнуром. В дыму последней взорвавшейся бутылки Тич и четыр­надцать его людей ворвались на борт корабля противни­ка. Разгорелась ожесточенная схватка. Майнард и Тич выстрелили один в другого из пистолетов, Тич был ра­нен. Затем они стали драться на саблях. Когда у Майнарда сломалась сабля и Тич приготовился нанести ему смертельный удар, один из моряков Майнарда тяжело ранил пирата в шею. Однако Черная Борода продолжал драться. Он свалился лишь после меткого пистолетного выстрела Майнарда, сразившего его насмерть. На теле пирата насчитали 25 ран, пять из которых были огнестрельными. Майнард приказал отрубить Тичу голову и повесить на рее".

Остальные пираты сдались, когда погиб их капитан. Из 15 пленных 13 были повешены. Самуэль Одель был помилован, так как его насильно зачислили в пиратскую команду лишь накануне сражения. Вторым членом преступной шайки, избежавшим веревки, был некий Израэль Хэндс. Он повредил колено и ночью перед боем был от­правлен на берег. Его также приговорили к смерти, од­нако казнь пришлось отменить: в то время, когда Хэндса содержали под стражей, король продлил срок действия амнистии. Хэндс был выпущен из тюрьмы и отправлен в Англию. Он вел в Лондоне нищенское существование, Однако Хэндс попал в историю -- в качестве персона­жа знаменитого романа английского писателя Роберта Луиса Стивенсона "Остров сокровищ".

Глава XXI СТРАННЫЕ ПИРАТЫ И ПИРАТКИ

Необычной фигурой в пиратском мире был, без сом­нения, майор Стеде Боннет, который некоторое время был сообщником пирата Тича. Почти год продолжалось это странное партнерство, прежде чем Боннет, после эпи­зода у острова Топсейл, вновь смог вернуться на борт корабля, которым когда-то командовал.

Боннет, происхождение которого так и осталось неиз­вестным, принимал участие в войнах между Францией и Англией и дослужился до чина майора. Уйдя из армии, он отправился в Вест-Индию, намереваясь поселиться на острове Барбадос и стать плантатором. Он был богат, образован и имел на острове хорошую репутацию. При­чины, по которым Боннет покинул свои плантации и стал пиратом (по-видимому, в 1717 году), нам неизвестны. Некоторые современники характеризуют его как воль­нодумца, другие считают, что он был душевнобольным, а третьи утверждают, что он стал пиратом из-за скан­дального характера своей жены. Ясно одно: он не имел ни малейшего понятия ни о море, ни о пиратском про­мысле. Шлюп, имевший десять пушек и 70 человек команды, он оборудовал на собственные деньги и назвал его "Месть". Это название не проливает никакого света на мотивы действий Боннета, так как называть корабль "Месть" или "Месть за кого-то или за что-то" считалось у пиратов хорошим тоном. Поначалу занятие пиратством принесло бывшему майору успех. В североамериканских водах у побережья Виргинии он захватил семь кораблей. В отличие от других пиратов он брал с захваченных ко­раблей только отдельные, нужные ему товары, не трогал команду и пассажиров и обычно отпускал свои жертвы, давая им возможность продолжать плавание. Правда, вскоре у Боннета испортились отношения с командой. Он не соблюдал пиратских обычаев и традиций и считал, что их можно заменить муштрой. Так как Боннет был абсо­лютным невеждой в области навигации и судовождения, он был вынужден прибегать к помощи других, и это вы­зывало на борту его корабля большие волнения. Очевид­но, в этом и состояла причина, по которой Боннет вре­менно отказался от командования кораблем и стал наб­людателем при Тиче.

Когда в 1718 году Боннет вновь обрел самостоятель­ность, он переименовал свой корабль в "Роял Джеймс", а себя стал называть капитаном Томасом. Боннет напра­вился в Северную Каролину и получил там королевскую амнистию. Он выпросил у губернатора каперское свидетельство для борьбы с испанскими судами. Однако Боннет не ограничивал свои действия рамками каперской грамоты, а вскоре вновь стал захватывать все суда без разбора, в том числе и английские. Только вел он себя при этом чрезвычайно своеобразно. Например, с одного корабля он забирал весь провиант, оставляя нетронутые остальной груз; в качестве компенсации он отдавал капитану судна рис и старый такелаж. На других судах он брал то ром, то перец, то мясо или табак.

"Роял Джеймс" после длительного плавания стал давать течь, и, кроме того, возникла необходимость очистить дно корабля от ракушек; Боннет приказал посадить судно на грунт в устье реки. Когда о присутствии пиратов стало известно в Чарлстоне, губернатор направил против Боннета два восьмипушечных шлюпа под командованием полковника Рета. 26 сентября 1718 года Боннев после короткого сражения выбросил белый флаг и был взят в плен вместе со всей командой и доставлен в Чарлстон. Незадолго до начала судебного процесса, он, подкупив "с помощью большого количества серебра" одного из стражников, сумел бежать из дома тюремщика, где его содержали отдельно. Однако вскоре Боннет были вновь пойман полковником Ретом.

Адмиральский суд в Чарлстоне приговорил Боннета и 26 из 30 его сообщников к смертной казни. Так как на процессе Боннет держался так же двойственно, как и в своих пиратских делах, председатель суда Тротт представил подробное обоснование приговора. Он, в частности, заявил: "Майор Стеде Боннет, суд присяжных нашел вас виновным в занятии пиратством. Вас достаточно обвинить только в двух преступлениях. Вы ведь знаете сами, что с тех пор, как вы появились в Северной Каролине, вы захватили и частично разграбили по меньшей мере 13 кораблей. Поэтому уличить вас можно в 11 и более преступлениях, которые вы совершили после принятия королевской амнистии, когда вы дали обещание покончить со своей позорной жизнью". И далее: "Сколько невинной крови пролито людьми, которые оказали сопро­тивление вашему беззаконному насилию? Мы этого не знаем, но мы знаем, что вы лично убили 18 человек и мно­гих ранили, когда вас хотели захватить из-за ваших раз­бойничьих действий". После многочисленных ссылок на библию (Тротт, по всей видимости, хорошо знал ее), рас­считанных на то, чтобы вызвать у Боннета чувство вины и раскаяния, судья в заключение произнес: "Исполнив таким образом свой долг христианина, я выполняю те­перь свой долг судьи. Приговор, предусмотренный зако­лом для вас и для ваших преступлений и выносимый на­стоящим судом, таков: вы, Стеде Боннет, должны отпра­виться в то место, откуда вы прибыли, и там вас отведут на эшафот, чтобы повесить, пока не наступит смерть. Да благословит бог в своем вечном сострадании вашу душу". 10 декабря Боннет был повешен. Немного раньше та же судьба постигла и 26 членов его команды. Оставленное каждым из них богатство не превышало нескольких фунтов. Действительно, быть пиратом под началом майо­ра Боннета не имело большого смысла...

Высокообразованный француз Миссон, став пиратом почти за столетие до Французской революции, руковод­ствовался примитивными представлениями о свободе, ра­венстве и братстве. Миссон был в свое время офицером французского военно-морского флота и плавал на борту корабля "Виктуар" ("Победа") под командованием сво­его родственника графа Клода де Фурбена, самого удач­ливого корсара в Средиземном море. Во время стоянки в Неаполе молодой Миссон получил разрешение побы­вать в Риме. Там он познакомился с монахом-доминикан­цем Караччиоли, который, став атеистом, отвергал част­ную собственность и провозглашал права человека. Мис­сон и Караччиоли подружились. Караччиоли ушел из мо­настыря и поступил на французский корабль. Во время длительного плавания в водах Вест-Индии друзья подробно обсудили свои вольные идеи и даже заразили эти­ми взглядами часть команды. В одном из кровопролит­ных сражений с английским военным кораблем "Винчелси" погиб командир французского судна. Тогда-то оба друга и решили, что наступил подходящий момент для осуществления их давно задуманного плана.

Миссон и Караччиоли, проявлявшие в бою особую храбрость, выступили перед командой с пламенными ре­чами. Ссылаясь на пример Мухаммеда, действовавшего с помощью нескольких погонщиков верблюдов, и Дария, завоевавшего Персию с горсткой воинов, Караччиоли предложил выбрать Миссона новым капитаном и создать под его руководством плавающую республику. Команда восторженно приняла предложение. Офицерам, которые не были согласны с решением команды, было обещано, что их высадят в ближайшем порту. Начала с того, что решили выбрать флаг корабля. Некоторые из членов команды предложили поднять черный флаг, однако Миссон заявил, что они не пираты и что их цель -- завоевать для других людей свободу, данную всем богом и природой. Наконец остановились на белом флаге с вытканными золотом латинскими словами "За бога и свободу"! Они захватили свой первый трофей и взяли на нем только запас рома, не тронув ни товаров, ни личных вещей команды. А так как странные пираты оставили часта рома капитану и команде подвергшегося нападению корабля, то последние приветствовали их на прощания громким "ура".

Затем был остановлен голландский корабль, на борту которого находились рабы-негры и груз золотого песка. По указанию Миссона, выступившего с речью и осудившего рабство как занятие, недостойное людей, негры были освобождены. Они получили одежду павших в бою и были приняты в полноправные члены команды. Во вре­мя плавания по Атлантике команда корабля "Виктуар" не пропускала ни одной возможности сразиться с военными судами, с превосходящим по силе противником, и при этом всегда выходила победительницей благодаря своему мужеству и презрению к смерти. Однако скоро Миссон и его команда привыкли жить за счет награбленного, Миссон придумывал различные лозунги: "Смерть тиранам", "Покончить с порабощением и нищетой", "Права и свободы народа" и другие в этом роде. То, чем занимались Миссон и его люди, не было обычным пиратством. Они отвергали всякое личное обогащение. На свой лад они хотели обеспечить себе существование и забирали на кораблях только самое необходимое для своего судна и находящихся на нем людей. В 1690 году они высадились на острове Анжуан (Коморские острова). В войне, кото­рую Анжуан вел против соседнего острова Мохели, Мис­сон поддержал правительницу Анжуана. Вместе с коман­дой "Виктуар" он провел несколько победоносных сражений против царька Мохели и принудил его к миру. Пос­ле этого Миссон женился на сестре анжуанской царицы, а Караччиоли взял в жены ее племянницу. Многие мат­росы корабля также женились на местных женщинах.

Но Миссон и Караччиоли желали большего, чем просто заниматься пиратством, действуя со своей базы на острове Анжуан. Они отправились на Мадагаскар и на северной оконечности острова, там, где сегодня нахо­дится город и порт Диего-Суарес, образовали свою соб­ственную республику, которую назвали "Либерталия". Ими была выработана конституция, преследовавшая со­циально-утопические цели. Миссона избрали на три года президентом, а Караччиоли -- государственным секрета­рем. Когда на острове высадился Тью, он присоединился к республиканцам и был выбран командующим флотом. В Либерталии существовала только общественная соб­ственность. Сообща были построены жилые дома, пра­вительственное здание, доки и крепостные сооружения. Дома запрещалось отгораживать друг от друга. Продук­ты распределялись в натуральном виде, деньги имелись только в общественной кассе.

Республика просуществовала, видимо, всего несколь­ко лет -- точных сведений об этом нет. Известно лишь, что однажды поселение подверглось нападению тузем­цев, пришедших из внутренней части острова, и было ими разрушено. Большинство либертальцев погибло, среди них -- Караччиоли. Миссону и 45 другим гражда­нам республики удалось уйти в море на двух небольших парусных лодках. Однако они были застигнуты урага­ном. Миссон и остальные члены экипажа утонули.

В истории пиратства известны также две женщины, выделявшиеся особой отвагой. По воле случая они ока­зались на борту одного пиратского корабля. Это были Анна Бонни и Мэри Рид. Их жизнь довольно хорошо из­вестна, за исключением нескольких моментов.

Анна Бонни родилась в 1690 году вблизи города Корк, в Ирландии. Она была внебрачным ребенком известно­го адвоката. После смерти жены адвокат женился вто­рично на своей бывшей служанке, матери Анны, и уехал в Америку. После короткой адвокатской практики он приобрел в Южной Каролине плантацию, стал богатым и влиятельным человеком. Руки Анны просили многие молодые люди из богатых семей, но она влюбилась в простого моряка Джеймса Бонни и вышла за него замуж против воли отца. Молодожены, отправились в Вест-Индию, на остров Нью-Провиденс, так как Джеймс Бонни надеялся найти там-хорошее занятие. И он нашел его, став пиратом.

На острове Нью-Провиденс Анна познакомилась с пи­ратским капитаном Джеком Рэккамом по кличке Калико-Джек. Рэккам уговорил Анну сопровождать его, пе­реодевшись в мужское платье, во время предстоявшего плавания в водах Вест-Индии. Уже во время этого пер­вого плавания Анна почувствовала вкус к пиратской жизни. Но так как она ждала ребенка, то Рэккам высадил ее на Кубе, где она находилась под присмотром его друзей. Когда Анна родила, она вновь вернулась на корабль к своему возлюбленному. Они плавали у побережья Северной Америки, побывали на Бермудских островах и, наконец, направились на Нью-Провиденс, где Рэккам принял амнистию короля.

На берегу у них быстро кончились деньги, и они нанялись на каперское судно, которое губернатор Роджерс оснастил для борьбы против испанских кораблей. Не ус­пели они выйти в море, как Рэккам организовал на борту бунт и захватил командование кораблем. Он дал кораблю новое имя: "Дракон" -- и с большим успехом коман­довал им в период самого жестокого преследования пи­ратов.

На борту "Дракона" находилась и Мэри Рид, тоже переодетая мужчиной. Когда Анна однажды стала проявлять симпатию к этому красивому моряку и отважному пирату, Мэри была вынуждена ей открыться. Обе женщины крепко подружились.

Мэри Рид родилась, очевидно, в 1677 году в Англии. Ее мать, жена моряка, когда муж пропал без вести, осталась с годовалым сыном на руках и попала в трудное положение, так как снова ждала ребенка. Поэтому временно она переехала в деревню к подруге. Сын умер, и она воспитывала родившуюся у нее дочь Мэри как мальчика. Возвратясь через четыре года в Лондон, она выда­ла девочку за своего сына Мака. Уже в 14 лет Мэри нанялась юнгой на военный корабль, затем служила каде­том в британском пехотном полку во Фландрии, после чего перевелась в кавалерию и вышла замуж за фламандского драгуна. Уйдя из армии, молодожены открыли таверну в Бреде, которую посещали многие офицеры гар­низона. Вскоре после заключения мира, когда гарнизон покинул Бреду, муж Мэри умер. Мэри рассталась с та­верной, снова облачилась в мужской костюм и нанялась на голландский парусник, который должен был отправиться в Вест-Индию. По пути корабль был захвачен ан­глийскими пиратами. Так как в корабельных бумагах Мэри числилась англичанином, ее, как мнимого моряка, оставили на борту для усиления команды. Благодаря своей храбрости она скоро стала уважаемым членом пиратской команды. Когда пираты услышали о проклама­ции короля, обещавшей амнистию, было решено отпра­вится на остров Нью-Провиденс и просить губернатора Роджерса об амнистии, освобождении от наказания. Од­нако, как и многим другим пиратам, Мэри было трудно добывать свой хлеб на острове мирными занятиями. По­этому, как только Роджерс стал оснащать каперские ко­рабли для борьбы с испанцами, она нанялась на один из них. Мэри была в числе первых среди тех, кто примкнул к мятежу Рэккама и вновь обратился к пиратству.

Вот как случилось, что на борту "Дракона" находи­лись две женщины.

А когда Мэри влюбилась в штурмана одного из зах­ваченных у голландцев кораблей, то на пиратском судне были уже две любящие пары. Говорят, что, поскольку принадлежность пираток к прекрасному полу скрыть не удалось, среди команды велись большие споры из-за обе­их женщин. Была спровоцирована ссора, и один из пира­тов вызвал на дуэль возлюбленного Мэри. Как только Мэри узнала об этом, она намеренно оскорбила зачин­щика так сильно, что тот был вынужден вначале драться с нею. В сабельном поединке Мэри убила своего против­ника и тем избавила своего дружка от необходимости принимать участие в дуэли, которая должна была про­изойти на два часа позже.

После многочисленных успехов Рэккам завершил свою пиратскую карьеру захватом крупного испанского военного корабля. По имеющимся сведениям, пираты, отмечавшие успех этой последней операции попойкой, продолжавшейся целый день, были застигнуты врасплох английским военным кораблем. И сам Рэккам, и его команда были так пьяны, что почти без сопротивления оказались в руках англичан.

Обе дамы сопротивлялись до последней возможности и даже стреляли в своих убегавших товарищей. Однако в конце концов были схвачены и они. Спустя 14 дней, 16 ноября 1720 года, в городе Сантьяго-де-ла-Вега, на Ямайке, состоялся, судебный процесс. Рэккама и почти всех членов его команды приговорили к смертной казни. Очевидно, Мэри тоже освободили бы, так как судьи поверили ее заявлению, будто она ненавидит пиратскую жизнь. Однако вскоре после этого выяснилось, что она в действительности думает. На вопрос о том, что она, соб­ственно, находит в этом ремесле, занимаясь которым она не только постоянно рискует жизнью, но и, попав в плен, встретит позорную смерть, Мэри ответила: "Я не боюсь смерти или виселицы. Если бы пиратам не грозила петля, все трусливые подонки в этом мире, которые сейчас обманывают на берегу вдов и сирот, примкнули бы к пиратам и стали бы безнаказанно грабить. Тогда честный пиратский промысел перестал бы скоро существовать". Перед приведением приговора в исполнение судья спросил осужденных, нет ли у них причин для отсрочки казни. Анна и Мэри заявили, что обе они готовятся стать матерями. Врач подтвердил их показания, и исполнение приговора было отложено.

Мэри Рид вскоре тяжело заболела и умерла в тюрь­ме, так и не успев стать матерью. Анны в 1721 году уже не было в тюрьме. По всей вероятности, она родила ре­бенка, а впоследствии отцу Анны удалось добиться ее ос­вобождения.

Глава XXII КОРАБЛИ, ТАКТИКА И СТАТУТ ЗНАМЕНИТЫХ АНГЛИЙСКИХ ПИРАТОВ

Одним из самых удачливых английских пиратов был Бартоломью Робертс. За время своей пиратской деятельности, которая продолжалась только три года, с 1719 г. 1722 год, он захватил несколько сот кораблей, и почти все -- без больших кровопролитий. Робертс не употреблял спиртного и не курил, зато любил необычайно роскошные одежды. В последнем сражении на нем был вышитый золотыми цветами камзол из темно-красной ткани, шляпа с красным пером. На шее у него висел бриль­янтовый крест на золотой цепи.

О происхождении, детстве и юности Робертса извест­но немногое. Он уже длительное время плавал в море, в том числе на военных и каперских судах, а затем при­мкнул к пирату Дэвису. Через шесть недель после этого Дэвис был убит в бою. За это время Робертс уже на­столько зарекомендовал себя, что команда выбрала его капитаном вместо погибшего Дэвиса. Пираты в течение девяти недель курсировали прямо у побережья Бразилии, однако не могли обнаружить ни одного паруса. Тогда они направились в Карибское море и в заливе Тодуз-ус-Сантус натолкнулись на 42 португальских торговых корабля, которые стояли здесь в ожидании двух военных кораблей, чтобы в составе конвоя отправиться через Атлантический океан в Лиссабон. Робертс направился к ближайшему от него португальскому кораблю, стоявшему на якоре, и по­требовал от капитана немедленно явиться к нему на борт, Робертс пригрозил португальцу в случае отказа разря­дить в него орудия своего корабля. Португальский капитан действительно испугался и прибыл к пирату. Робертс потребовал указать ему корабль с самым ценным грузом. Таковым оказался сорокапушечный корабль с командой из 150 человек. С португальским капитаном на борту Робертс направился к этому судну. Подойдя к нему, он под искусно выдуманным предлогом через своего пленни­ка попросил к себе капитана. Однако последний заподоз­рил что-то неладное и приказал подготовиться к бою. В ответ на это Робертс с короткого расстояния дал борто­вой залп по палубе и оснастке португальского корабля. Прежде чем ошеломленная команда пришла в себя, пиратский корабль уже зацепился за свою жертву и пира­ты устремились вперед. Нападение вызвало тревогу у стоявших на рейде других португальских кораблей. Оки подняли якоря, чтобы идти на помощь. Однако Робертс действовал быстрее. Он приказал перерубить якорный канат на захваченном корабле и поднять все паруса.

Прежде чем к нему успели подойти неприятельские суда, он ушел в море. Добыча оказалась чрезвычайно богатой. Кроме огромного количества золота, на борту захвачен­ного судна были обнаружены также украшения и драго­ценные камни, среди которых был и крест из брильянтов, предназначавшийся для короля Португалии.

Через несколько дней после этого крупного успеха Робертса постиг большой удар. Когда он отправился на баркасе на поиски бригантины, которой можно было бы завладеть, его заместитель Кеннеди уговорил команду захваченного судна немедленно поделить имевшуюся на борту добычу и как можно скорее скрыться. План был приведен в исполнение. Однако большинство пиратов че­рез короткое время были схвачены и повешены. Та же судьба постигла и самого Кеннеди. Только это произош­ло уже в Англии и несколько позднее. Он открылся своей любовнице, а та его выдала.

Робертс недолго оставался без корабля. Почти без боя в руках у него вскоре оказались два шлюпа. Коман­ды обоих кораблей перешли на его сторону, предпочтя плавать под пиратским флагом, а не скучать на патруль­ном корабле. Когда об этом узнал губернатор Барбадо­са, он выслал против Робертса два корабля -- двадцатипушечный с командой из 50 человек и десятипушечный, имевший на борту 40 человек команды. После того как обе стороны обстреляли друг друга и Робертс увидел пре­восходство противника, он повернул со своими корабля­ми назад. Так как противник не отставал, Робертс приказал выбросить за борт все пушки, боеприпасы и ос­тальной тяжелый груз. Благодаря этому пираты смогли увеличить скорость и уйти от преследования.

Губернатор Мартинники также направил против Ро­бертса два военных корабля, узнав, что пираты стали на якорь вблизи острова для ремонта. Однако Робертс знал тактические преимущества быстроты и внезапности. Прежде чем высланные корабли достигли места его сто­янки, ремонт был закончен и пираты благополучно ушли. Робертс зло подшутил над губернатором Мартиники. Под фальшивым флагом он появился на рейде и подал сиг­нал, что у него на борту имеется контрабанда. В надеж­де на выгодные торговые сделки на пиратский корабль явилось с острова множество купцов. Как только они очутились на борту, Роберте приказал всех их схватить. Затем он сжег лодки, на которых купцы прибыли к нему, за исключением одной. На этой лодке он отправил ограбленных купцов обратно с нижайшим поклоном губернатору.

Некоторое время Робертс необычайно успешно пиратствовал в водах Вест-Индии. Затем он решил сменить район действий и взял курс на побережье Западной Африки. По пути ему встретился великолепный французский сорокапушечный корабль, капитан которого оказался не из храброго десятка. Роберте поменял свои оба шлюпа на хорошо вооруженный быстроходный французский па­русник и продолжил плавание. Свой новый корабль он назвал "Кингс Хэппи". В устье реки Сенегала он встретился с двумя небольшими французскими военными ко­раблями, которые находились здесь для защиты торговли, каучуком. Французские офицеры приняли пиратский парусник за торговый корабль и потребовали, чтобы он ос­тановился. Робертс выполнил приказ, а когда корабли подошли близко, поднял черный флаг и показал свои орудия. Оба военных корабля сдались пирату без боя. Один из них имел 16 пушек и 75 человек команды, второй-- 10 пушек и команду из 65 человек. Оба корабля Робертс присоединил к "Кингс Хэппи" и с этой небольшой флотилией стал захватывать более ценную добычу.

Робертс знал, что где-то у западноафриканского побережья находятся два сильных военных корабля. Но матросы с захваченных им судов заверили его, что эти военные корабли отправились со специальным заданием в северном направлении. Это действительно было так. Од­нако на кораблях вспыхнула эпидемия, и они стояли на якоре в одной из защищенных бухт. Когда их командиры узнали о пиратских действиях Робертса, было решено объединить здоровых членов команд на одном из воен­ных судов -- "Своллоу" ("Ласточка") -- и захватить пи­ратов. "Своллоу" почти два месяца плавал вдоль побе­режья и лишь 5 февраля 1722 года возле мыса Лопес обнаружил стоявшие на якоре три пиратских корабля. Обманутый маневром мнимого бегства, Робертс напра­вил вдогонку военному кораблю свое самое большое вспомогательное судно. Когда на следующий день оба корабля скрылись от Робертса на достаточное расстоя­ние, капитан "Своллоу" Огл резко изменил курс и не­ожиданно атаковал пиратов. После мужественной обо­роны последние сдались противнику, превосходившему их в силе. Через четыре дня "Своллоу" вновь находился у мыса Лопес. Пираты же захватили накануне хороший трофей. А так как на его борту оказалось большое количество спиртного, Роберте не смог предотвратить обыч­ную в таких случаях попойку. В состоянии опьянения пи­раты слишком поздно заметили опасность. Так как Ро­бертс знал, что с пьяной командой ему не выдержать абордажного боя, он попытался спастись на берегу. Од­нако "Своллоу" преградил путь "Кинге Хэппи", и у Ро­бертса оставался только один выход. Он сказал членам команды, что это -- "последняя альтернатива позорной смерти". "Если нас начнут одолевать,-- заявил он,-- под­несем огонь к пороху и в хорошей веселой компании от­правимся в ад". Однако Робертсу не удалось этого сде­лать. Рана в шею оборвала его жизнь. Согласно его за­вещанию, пираты спустили тело своего капитана, одетого в полную форму, за борт. Затем команда, состоявшая из 157 белых и 45 африканцев, сдалась на милость капита­на Огла.

Второй корабль Робертса также поднял белый флаг. У него на борту находилась тонна золотого песка.

Другой пират, Эдвард Ингленд, служил младшим штурманом на торговом корабле, который направлялся на Ямайку, и был захвачен пиратом Винтером. Ингленд был зачислен в пиратскую команду, а через некоторое время сам принял командование пиратским парусником. Пираты базировались на острове Нью-Провиденс, в Нассау, пока губернатором острова не стал Роджерс. Еще до прибытия Роджерса Ингленд отправился к западно­африканскому побережью и захватил там много богатых трофеев. Об Ингленде шла молва, что он по-человечески относился к своим пленникам и ненавидел жестокость. Однако при захвате первого трофея Ингленда -- кораб­ля "Кадоган" -- имело место варварское убийство взято­го в плен капитана. Капитан "Кадогана" насильно отпра­вил часть своей команды служить на военный корабль. В результате на борту его корабля начались ссоры. Не­сколько бывших моряков с "Кадогана", дезертировав с военного корабля, находились теперь среди членов ко­манды Ингленда. Они схватили своего бывшего капита­на, привязали его к якорному барабану и жестоко изби­ли. После этого они стали швырять в него бутылки, би­тое стекло, пока он не умер.

Из числа захваченных судов Ингленд отобрал три ко­рабля: один крупный, хорошо вооруженный и два малых быстроходных парусника. Теперь, имея в своем распоря­жении эскадру, он смог действовать еще более успешно. После длительного плавания у африканского побережья Ингленд на короткое время вновь отправился в Кариб­ское море, а оттуда -- к берегам Бразилии. Он был одним из самых удачливых пиратов этого района и захватил много кораблей с ценным грузом, пока его не высле­дила португальская эскадра. В сражении он потерял оба вспомогательных корабля. Самому Ингленду удалось уйти. Отремонтировав свой корабль, он переименовал его в "Викторию", пересек океан, задержался на короткое время возле Мадагаскара и стал высматривать добычу у западного побережья Индии на широте Гоа и Бомбея. Пираты захватывали много индийских кораблей, однако ни на одном из них не взяли большой добычи. Наконец они захватили крупный европейский парусник. Это был голландский корабль с богатым грузом на борту. Он был присоединен к "Виктории". На этих двух кораблях пира­ты отправились на Мадагаскар, чтобы пополнить запасы воды и провианта. Затем они обнаружили два английских и один индийский корабль. При виде пиратского флага индийский и один английский корабль обратились в бег­ство, а второй английский корабль, "Кассандра", вынуж­ден был принять бой. Капитан "Кассандры" Маккра впо­следствии представил Ост-Индской компании подробный доклад об этом событии, датировав его 16 ноября 1720 года. Согласно этому докладу, артиллерийская дуэль, во время которой английский корабль потерял 12 человек убитыми и 20. ранеными, продолжалась более трех ча­сов. Данные о потерях пиратов в докладе отсутствуют. Прежде чем Ингленду удалось взять английский корабль на абордаж, капитан Маккра с оставшимися в живых членами команды сел в шлюпки и спасся на берегу. Не­сколько туманным представляется то обстоятельство, что пираты и Маккра или, наоборот, Маккра и пираты после боя искали связи друг с другом. Под честное слово, что его не тронут, Маккра прибыл на корабль Ингленда и вел переговоры о судьбе своего судна. "Кассандра" была оставлена за пиратами, в качестве приза, однако Инг­ленд передал капитану Маккра в виде возмещения свой сильно пострадавший второй корабль -- бывший голланд­ский парусник "Фонтене". Кроме того, Маккра получил 129 тюков ткани из груза "Кассандры". Такое доброже­лательное отношение Ингленда к Маккра было явлени­ем совершенно необычным и вызвало возмущение пира­тов. Они, правда, не тронули Маккра, хотя некоторым очень этого хотелось, но созвали сходку, на которой Инг­ленд был смещен. Ингленда с тремя матросами, оставшимися ему верными, высадили на острове Маврикий. Дальнейшая его судьба неизвестна.

...Когда Чарлз Вейн вырвался из порта острова Нью-Провиденс, его корабль был переполнен пиратами. По­этому из первых же захваченных кораблей Вейн подоб­рал себе еще два подходящих и укомплектовал их коман­ды людьми, теснившимися на палубах его корабля. В от­личие от большинства пиратов, занявших после прибы­тия на Нью-Провиденс губернатора Роджерса выжида­тельную позицию, Вейн спокойно и даже нагло плавал у восточного побережья Северной Америки и захватывал богатую добычу. Он забирал только самые ценные това­ры, а корабли отпускал. Когда в руки Вейна попал па­русник, на борту которого находилось 90 черных рабов из Гвинеи, он освободил негров и передал их на борт своего вспомогательного корабля, которым командовал капитан Итс. Отношения между Вейном и Итсом были не особен­но хорошими. Итса привлекала перспектива королевской амнистии. Получив на борт освобожденных негров, он счел момент подходящим. В намерении принять амнистию его поддержала вся команда. И спустя всего лишь не­сколько дней после того, как Вейн передал ему негров, Итс тайно поднял паруса и стал отходить от эскадры. Однако Вейн разгадал намерение Итса, начал преследо­вание и подошел к беглецам на расстояние пушечного выстрела. Но было уже поздно. Итс уже почти достиг Чарлстона и находился в безопасности. В качестве прощального салюта он сделал по Вейну бортовой залп и принял в Чарлстоне королевскую амнистию.

Еще несколько дней Вейн курсировал возле порта в надежде схватить Итса. Однако тот не появлялся. Зато устроившие засаду пираты обнаружили и захватили три корабля, следовавшие в Англию.

К тому времени Вейну удалось захватить бриганти­ну, которую он переоборудовал и укомплектовал коман­дой, сделав своим вспомогательным кораблем. Внезапно он был застигнут сильным французским военным кораб­лем. После короткой перестрелки пираты отступили. Так как противник не прекращал преследования, среди пира­тов начались ожесточенные споры о том, как действовать дальше. Вейн хотел избежать боя, а часть команды требовала повернуть к французу и захватить его. Во гла­ве этой группы стоял квартирмейстер корабля Джек Рэккам. Однако, согласно пиратскому уставу, командир корабля или эскадры имел абсолютную власть во время боя или в обстановке непосредственной опасности. Пото­му пираты последовали указаниям капитана, подняли все паруса и ушли от преследователя. На следующий день состоялось совещание, на котором капитан Вейн был об­винен в трусости и большинством голосов смещен со сво­его поста. Ему и 15 членам команды, голосовавшим за него, было разрешено взять себе вспомогательный ко­рабль.

На своем новом корабле Вейн отправился к Гондура­су, привел там парусник в порядок и оснастил его как ка­перское судно. Затем он действовал уже знакомым нам способом: выбрал добротный корабль из числа первых же им захваченных и с помощью этих двух кораблей про­должал свое пиратское дело у берегов Центральной и Се­верной Америки. Дело шло успешно, пока он однажды не попал в сильную бурю. Сопровождающий корабль полу­чил большие повреждения, потерял маневренность и очу­тился во власти волн. Вейн же и команда его судна вна­чале успешно боролись со стихией. Однако ночью ко­рабль наскочил на риф и разбился. Большая часть ко­манды погибла. Лишь немногие, и среди них Вейн, суме­ли добраться до берега небольшого острова. Через неко­торое время к берегам этого острова подошел следовав­ший мимо корабль, чтобы пополнить запасы пресной воды. Капитан взял Вейна и его спутников на борт как потерпевших кораблекрушение, совершенно не ведая то­го, кого он спас. Лишь случайно во время плавания Вейн был опознан другом капитана по имени Холфорд, ко­мандиром встретившегося в море корабля. Холфорд взял Вейна на свой корабль, приказал заковать его в цепи и передал на Ямайке в руки властей. Вейн предстал перед судом и был затем обезглавлен.

О типах пиратских кораблей в большинстве источни­ков говорится очень мало. Даже капитан Джонсон не вы­ходит за рамки краткой характеристики судов с указани­ем количества членов команды и числа орудий на борту. Только шведский вице-адмирал Чапман в своей книге "Architectura Navalis Mercatoria", вышедшей в 1768 году, дал подробное описание каперского корабля XVII и первой половины XVIII века. Можно провести сравне­ние каперских и военных судов примерно одного класса. Чапман называет следующие данные:

Военный фрегат

Каперский корабль

Длина

164 фута

160 футов

Ширина

42 + фута

40 5/6 фута

Осадка

22 фута 8 дюй­мов

18 футов 6 дюймов

Грузоподъем­ность

532 тяжелых ласта *

396 тяжелых ластов

Водоизмещение

78 090 кубиче­ских футов

46 488 кубиче­ских футов

(* Ласт -- употреблявшаяся в Северной Европе мера тяжести, примерно 2 т.-- Прим. ред.)

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что при почти равной длине и ширине осадка, грузоподъем­ность и водоизмещение у капера значительно меньше, чем у фрегата. Длина и ширина парусного судна имеют ре­шающее значение при расчетах такелажа и размещении парусов. Поскольку каперское судно имело меньший вес, оно было не так глубоко погружено в воду и при одина­ковой площади парусов было, по всей вероятности, быст­роходнее, чем военный корабль. К тому же военный фре­гат имел два ряда пушек с каждого борта, а капер -- всего лишь один ряд. Таким образом, команда у капера была менее многочисленной, и это в свою очередь умень­шало запасы провианта и воды на борту.

Для каперского судна, взятого Чапманом в качестве примера, характерно вооружение в количестве 40 пушек. 28 из них -- 28-фунтовые орудия, располагавшиеся на орудийной палубе. Остальные пушки были шестифунто­вые и размещались на баке и на шканцах. При 400 чле­нах команды провианта хватало на пять месяцев, а запа­са воды -- на 2,5 месяца.

Примерно таким был обычно корабль удачливых пи­ратов. При этом нижняя граница водоизмещения нахо­дилась в пределах от 200 до 300 т, вооружения -- 20--30 пушек, а численности команды -- от 200 до 300 человек. Пиратские корабли всегда имели на борту весла. Это улучшало их маневренность, а также давало им возмож­ность подходить к противнику и при отсутствии ветра. Пиратский корабль не очень боялся военных судов, пре­восходящих его по огневой мощи, но более тихоходных. Интервал между бортовыми залпами был очень велик -- более 30 минут, а попадания в находящийся на значительном расстоянии и свободно маневрирующий корабль были чрезвычайно редкими. Нападая на неприятельские корабли, пираты почти исключительно полагались на абордажный бой. Орудия использовали лишь для того, чтобы поиграть у неприятеля на нервах или чтобы с близкого расстояния уничтожить его такелаж. Неприя­тельский корабль никогда не поджигали, ибо в этом слу­чае пираты остались бы без добычи.

Упомянутые выше суда имели прямые паруса и по две, три, четыре мачты. Но большинство пиратов, дей­ствовавших у североамериканского побережья, пользова­лись судами с парусным вооружением шхуны. Капитан Джонсон называет их в своей книге шлюпами. Чапман приводит для примера параметры трех таких парусни­ков:

Длина

96 футов

72 фута

64 фута

Ширина

23 + фута

19 футов

21 фут

Максимальная осадка

11 футов

8 футов

9 футов

Грузоподъемность

66 ластов

27 ластов

30 ластов

Водоизмещение

7400 куб. футов

3088 куб. футов

3272 куб. футов

Пушки трехфунтовые

32

10

8

Весла

10 пар

8 пар

7 пар

Запас провианта

2 месяца

2 месяца

2 месяца

Запас воды

1 месяц

1 месяц

1 месяц

Команда

100 чел.

50 чел.

50 чел.

Имеется описание тактики пиратских кораблей, остав­ленное английским пиратом Генри Мэйнуорнингом, кото­рый был амнистирован и представил правительству пред­ложения по искоренению пиратства. В его докладе го­ворится:

"Незадолго до рассвета пираты убирают паруса, ста­новятся против ветра и высматривают корабли против­ника. Затем они следуют за замеченным кораблем, чтобы последний принял их за торговое судно, идущее тем же курсом. Если у пиратов несколько кораблей, то еще до рассвета они расходятся на расстояние, равное прибли­зительно одной мили друг от друга. Когда посторонние корабли обнаружить не удается, пираты идут попутным ветром, как и обычные суда. Если позади пиратских ко­раблей замечено торговое судно, пираты поднимают мак­симальное количество парусов, но при этом выбрасывают плавучий якорь, чтобы уменьшить собственную скорость. На торговом корабле должны думать, что идущий впере­ди корабль боится преследования.

В "вороньих гнездах"* (* Смотровая корзина на мачте.) постоянно находятся наблю­датели. Пиратские суда согласовывают сигналы, по ко­торым они начинают и прекращают преследование, оп­ределяют место встречи, а также узнают друг друга из­далека.

Во время преследования неприятельского корабля они не придерживаются никаких определенных правил и только стараются как можно быстрее стать борт о борт с преследуемым кораблем. Обычно они выбирают такие флаги, которые соответствуют типу корабля и данному району плавания".

Выслеживая добычу, пираты пытаются подойти к ней с подветренной стороны, чтобы иметь лучшую позицию для маневрирования. Пираты всегда предпочитали приб­лижаться к захватываемому кораблю на большой ско­рости с кормы, следуя тем же курсом. Даже крупный корабль в этом случае оказывается в проигрышном по­ложении, потому что почти все его пушки могут стрелять только с бортовой стороны, их нельзя повернуть назад. Если же корабль начнет разворачиваться, чтобы дать бортовой залп, то в результате этого маневра он потеря­ет драгоценное время. Поэтому такой маневр соверша­ли только в самый последний момент, когда становилось очевидным, что уйти не удастся. Во время сближения оба корабля готовились к предстоящему сражению. Из поро­хового погреба поднимался порох, выкладывали ядра, смачивали одеяла для тушения пожара, обливали водой паруса, чтобы они не могли быстро загораться. Палубу посыпали песком, чтобы ноги не скользили, когда она станет мокрой от воды и крови. И наконец, члены коман­ды получали по ободряющему глотку спиртного. Впро­чем, иногда эта порция существенно увеличивалась. Ког­да пират настигал свою жертву, он старался закрепить­ся носом своего корабля за корму неприятеля. При этом одной из первых задач было с помощью деревянного бруса заклинить руль атакуемого корабля, после чего последний терял маневренность. Одновременно на палубу неприятеля летели гранаты, сосуды с горючей жид­костью. После этого пираты шли на абордаж с кормо­вой части, действуя абордажными саблями и пистолетами, или же они выбивали стекла кормовых надстроек и проникали на корабль через внутренние помещения.

Если на борту атакуемого торгового корабля имелись вооруженные солдаты, они концентрировались на кормо­вой палубной надстройке. Команда собиралась возле мачт и была готова к проведению необходимого маневра. В "вороньих гнездах" обоих кораблей сидели стрелки, в задачу которых входило уничтожение вожаков неприя­теля. Во время пиратской атаки на торговое судно побе­дителем в решающем рукопашном бою, как правило, оказывался пират, если только он не попадал в ловушку. Обычно, когда пиратские корабли переходили в атаку или требовали от неприятеля сдачи, на них вывешивал­ся черный или красный флаг, часто -- с изображением черепа.

Этот флаг был известен под названием "Веселый Род­жер". Он наводил на всех ужас. Принято считать, что это название происходит от арабского "аль раях" ("король моря").

На пиратских кораблях, не принадлежавших ни к ка­кому товариществу, тоже существовала строгая дисцип­лина. Бартоломью Робертс, как и флибустьерские капи­таны, перед выходом в море требовал от своих сообщни­ков клятвенного заверения в том, что они будут подчи­няться следующему уставу:

1. Каждый член команды имеет право на участие при решении важных вопросов; он обладает одинаковым пра­вом на получение свежих продуктов и алкогольных на­питков, как только они будут захвачены; он может их ис­пользовать по собственному усмотрению, за исключени­ем тех случаев, когда интерес всех потребует ограниче­ния в этом вопросе.

2. Каждый член экипажа должен быть вызван в зара­нее обусловленном порядке на борт захваченного кораб­ля, чтобы, помимо своей доли добычи, он смог еще взять себе новое платье.

3. Никто из находящихся на борту не имеет права иг­рать на деньги в карты или в кости.

4. Огни и свечи должны быть погашены в 8 часов ве­чера. Кто захочет продолжать пить и дальше, должен делать это на верхней палубе.

5. Каждый член команды обязан содержать в чисто­те и исправности пушки, пистолеты и сабли.

6. Запрещается пребывание на борту женщин и детей. Приведшему на корабль переодетую женщину полагает­ся смертная казнь.

7. Самовольный уход с корабля или с боевого поста карается смертью или высадкой на необитаемом острове.

8. Драться на борту запрещается. Все споры должны разрешаться на берегу с применением сабли или писто­лета.

9. Никто не имеет права покинуть товарищество, пока каждый из членов команды не получит своей доли в 1000 фунтов.

10. Потерявший во время сражения конечность или изувеченный получает 800 долларов из общественной кассы. При легких ранениях выплачиваются меньшие суммы.

11. Капитан и штурман получают при дележе добычи две доли.

12. Музыканты могут по воскресеньям отдыхать, а ос­тальные шесть дней они должны играть для развлечения команды.

Тех, кто нарушал эти правила, особенно тех, кто об­манывал команду на один или несколько долларов, при­сваивал себе часть добытого серебра, золота или драгоценных камней, высаживал на пустынном чужом берегу.

Глава XXIII АРУДЖ И ХАЙРАДДИН БАРБАРОССА

Со времен крестовых походов между фанатическими приверженцами ислама и христианства существовала не­нависть. Оправдывая свои действия религиозными моти­вами, христиане и мусульмане убивали, грабили и пора­бощали друг друга во имя своей "единоспасающей" веры. В действительности же речь шла о защите самых утилитарных интересов -- политических и экономичес­ких.

В 1453 году турки захватили Константинополь и рас­пространили свое владычество на Средиземноморское побережье Юго-Восточной Европы. В 1492 году в Север­ную Африку из Испании были изгнаны мавры * (* Мавры -- в средние века в Западной Европе общее название мусульманского населения Пиренейского полуострова и западной части Северной Африки, говорившего на арабском языке.-- Прим. ред.) и пото­му господство мусульман там усилилось. Наряду с рели­гиозной нетерпимостью арабами руководило стремление отомстить за потерю земель на Пиренейском полуостро­ве. Так как каменистая североафриканская земля едва могла прокормить лишь немногочисленное население из крестьян и торговцев, многие арабы, изгнанные из Испа­нии, решили попытать счастья на поприще морского раз­боя. В это же время испанские идальго под предлогом продолжения "богоугодной войны" с мусульманами на­чали проникать по морю к Северной Африке. В первое десятилетие XVI века они захватили много городов на североафриканском побережье и прилежащих островах, которые они укрепили фортами и вооруженными гарни­зонами.

Пираты действовали в Средиземном море и до того: финикийцы, греки, римляне, о которых уже говорилось. Теперь к ним прибавились арабы. Пиратство являлось составным звеном цепи войн, участники которых исполь­зовали религию для прикрытия своих истинных целей. Мавры хорошо знали язык, торговлю и морские связи своих противников, и это было их преимуществом. У мав­ров пиратство было строго организовано. Мусульманские правители обычно получали десять процентов от прода­жи награбленных товаров, а также от выкупа, получен­ного за пленных христиан. За это пиратам предоставля­лось убежище в портах. Они также имели право свобод­но продавать на рынках свою добычу и рабов-христиан. Члены команды пиратского судна или целой флотилии подчинялись определенным законам в отношении дисциплины и дележа добычи, как это было в обычае и у хри­стианских "коллег". Капитан, называемый по-арабски "рейс", оснащал свой корабль на собственные средства. Рабы-христиане обслуживали паруса и весла. Янычары выполняли на борту роль надсмотрщиков за рабами. Одновременно они являлись также штурмовыми группа­ми, силами которых осуществлялся захват вражеского корабля. Как только корабли покидали свои базы, флаг на них заменялся для маскировки флагом одного из европейских средиземноморских государств. Чтобы заста­вить противника остановиться, стреляли из пушек. Зажигательные снаряды, которыми в ту пору часто пользовались в ходе морских сражений, не применяли, так как пиратам нужно было получить добычу невредимой. Самым распространенным видом пиратских кораблей в то время были парусники дау и шебекке, которые начи­ная с XV столетия имели на корме и на носу огнестрельные орудия.

В 1504 году арабским пиратам удалось захватить две большие военные галеры папы Юлия II, которые шли из Генуи в Чивитавеккью с ценным грузом на борту. Гале­ры находились друг от друга вне пределов видимости, и на них не было принято никаких мер предосторожности. И вот на широте острова Эльба появился быстроходный парусник, который направился прямо к папской галере, шедшей впереди. Парусник почти поравнялся с галерой, и прятавшиеся до этого под палубой арабы приготови­лись к абордажу. Только теперь на папском судне заме­тили опасность. Но было уже поздно. После короткой схватки галера оказалась в руках пиратов. Оставшимся в живых членам команды было приказано снять одежду, в которую тут уже облачились пираты. Они замедлили ход галеры, взяли собственный корабль на буксир, как трофей, и стали ждать вторую галеру. Хитрость полнос­тью удалась. Когда вторая галера приблизилась на до­статочное расстояние, она была также захвачена. У папы стало на два военных корабля меньше.

Предводителя мавританских пиратов, который про­вел эту дерзкую операцию, звали Хорук (Арудж). За его рыжую бороду его прозвали Барбароссой (Рыжеборо­дым). Он был сыном гончара Якоба Рейса, христианина, который переселился с Балкан на остров Лесбос (Митилена). После захвата острова турками он и его семья приняли ислам. Гончар имел мореходное судно, на кото­ром доставлял на рынки свои изделия. Согласно легенде когда подросли его сыновья, отец стал вместе с ними иногда пробавляться морским разбоем.

После смерти отца его сыновья -- Хорук, Элиас, Исхак и Ацор -- продолжили это занятие.

Во время одного из пиратских плаваний Арудж был захвачен в плен галерой ордена иоаннитов, а Элиас убит. Очевидно, Исхак продолжал дело отца-гончара в оди­ночку, так как Ацор с этого момента начинает успешную деятельность на поприще морского разбоя, принесшую ему славу самого знаменитого пирата своего времени. Он получил от турецкого султана почетное имя Хайраддина, хранителя верующих. Как и брата его Аруджа, из-за рыжей бороды его тоже называли Барбароссой. Вна­чале Ацор действовал в одиночку, захватывая христиан­ские суда, чтобы собрать большую сумму для выкупа из плена своего брата Хорука (Аруджа). Однако скоро во­круг молодого и чрезвычайно удачливого пирата стало собираться все больше и больше сторонников. И несмо­тря на это, прошли годы, прежде чем Ацору удалось вы­купить своего брата, плававшего гребцом на галере иоаннитов.

После возвращения Арудж стал во главе крупной пиратской организации, которая за большое вознаграж­дение оказывала услуги различным хозяевам. Своего первого крупного успеха братья добились, когда им уда­лось захватить хорошо вооруженную испанскую галеру, державшую курс на североафриканское побережье. Это был правительственный корабль, на борту которого на­ходились губернатор и несколько сот солдат. Помимо золота и драгоценностей, на корабле было много пасса­жиров из богатых семей, за которых можно было ожи­дать значительного выкупа. Так как во время абордаж­ного боя Арудж потерял руку, то честь триумфального шествия через Тунис с пленными и захваченной добычей выпала Ацору.

Наряду с пиратским товариществом Аруджа и Хайраддина на североафриканском побережье возникли мно­гочисленные другие пиратские группы, которые имели весьма неплохой доход, нападая на торговые корабли христиан, в особенности на суда, шедшие под испанским флагом. Но Испания не оставалась бездеятельной. В те­чение двух лет (1509 и 1510 гг.) сильный испанский флот блокировал порты Оран, Бужи и Алжир. После этого Алжир заключил с Испанией мир, и пиратство на не­сколько лет затихло. Но уже в 1516 году алжирцы вновь стали призывать к борьбе против Испании. Они обратились к эмиру Селиму с просьбой стать их властелином. Селим в свою очередь попросил помощи у Аруджа. Хайраддин со своим флотом блокировал Алжир с моря, Арудж во главе пятитысячного войска вошел в город. Задушив Селима в бассейне, где тот купался, Арудж стал властелином Алжира. Он попытался распространить свое владычество на Тунис. Однако алжирцы быстро устали от его правления и начали плести сеть интриг с испанцами, чтобы избавиться от надоевшего пирата. Карл V направил испанскому наместнику в Оран 10 тыс. солдат, с помощью которых удалось окружить Аруджа и его войска возле Тлемсена. Когда Арудж попытался прорвать кольцо, он был убит в бою. Вместе с ним пали 150 пиратов. Как утверждает легенда, чтобы отвлечь преследователей, Арудж разбрасывал за собой золото и сереб­ро. Но, по свидетельству истории, напрасно.

Испанцы раньше времени стали торжествовать по по­воду смерти старшего Барбароссы. В лице его брата Хайраддина перед ними вырос новый, еще более опасный' враг.

Король хотел закрепить победу и направил против Алжира флот. Это была первая из пятнадцати следовавших одна за другой попыток захватить город. Хайраддин уничтожил этот флот. Испанцы потеряли при этом более 20 кораблей и 4 тыс. человек. Войдя в Алжир, Хайраддин объявил город собственностью Османской империи и присягнул на верность турецкому султану. Султан утвердил его наместником Алжира, возвел в титул бейлербея (бей над всеми беями) и предоставил ему для борьбы против Испании 2 тыс. канониров и 4 тыс. янычар. Получив та­кую большую силу, Хайраддин захватил алжирские порты Бон, Колло и Шершел. Его отряды проникли даже в глубь страны. Они захватили город Константину, а также обширные области, которые были обложены данью. Хайраддин никогда не забывал обеспечивать себе милость султана с помощью богатых подарков. Но в лич­ной жизни он оставался простым и скромным. В истории французского флота, вышедшей в 1841 году, о Хайраддине говорится следующее: "...У него были лохматые бро­ви, густая борода и толстый нос. Его толстая нижняя губа пренебрежительно выступала вперед. Он был сред­него роста, однако обладал богатырской силой. На вы­тянутой руке он мог держать двухгодовалую овцу до тех; пор, пока та не погибала... Поистине необычайное влияние, оказываемое им на своих командиров и простых пи­ратов, поклонники его объясняют огромной храбростью и ловкостью этого человека, а также тем, что даже са­мые отчаянные его предприятия всегда оканчивались ус­пехом.

Ум и храбрость в нападении, прозорливость и отвага в обороне, огромная работоспособность, непобедимость -- все эти похвальные качества заслонялись приливами не­умолимой и холодной жестокости..."

Когда в 1526 году испанцы вновь предприняли попыт­ку возвратить Алжир, они почувствовали возросшую силу Рыжебородого. Несмотря на сильный огонь испан­кой крепости Пенон, расположенной на острове непода­леку от Алжира, Хайраддин на своих маневренных су­дах сумел захватить испанские корабли на трудном в на­вигационном отношении рейде с многочисленными пес­чаными отмелями. Исход битвы был решен захватом ис­панского флагманского корабля и пленением команду­ющего флотом. Однако после победы Хайраддин напра­вился не в Алжир, а в Тунис, так как алжирский бей был в сговоре с испанцами. В течение приблизительно трех лет Барбаросса совершал свои пиратские операции, дей­ствуя из Туниса. Затем в 1529 году он с сильным вой­ском появился у Алжира и наконец смог закрепиться в городе. Так как Хайраддин на собственном опыте поз­нал значение крепости Пенон, он спустя короткое время атаковал крепость и вынудил к капитуляции ее гарни­зон в составе 500 человек. Он приказал разобрать укреп­ления и силами рабов-христиан соорудить из камней мол, который соединил остров с материком.

Теперь Хайраддин находился на вершине власти. Его слава была так велика, что каждый рейс (капитан) се­вероафриканского побережья считал своим долгом при­соединиться к победоносному пиратскому адмиралу. Эти рейсы образовали особую компанию, которая обладала огромными средствами и большим влиянием. Команды их кораблей большей частью состояли из европейских моряков, которые попали в плен или покинули родину и приняли ислам.

В течение семнадцати лет Хайраддин Барбаросса ут­верждал организованное в государственном масштабе пиратское господство в западной части Средиземного Моря, не встречая при этом серьезного сопротивления. Когда турки начали поход на Вену, император Карл V назначил генуэзца Андреа Дориа адмиралом императорского флота в Средиземном море. Султан вызвал Хайраддина в Константинополь и назначил адмиралом османского флота, заявив при этом: "Отдаю под твое ко­мандование все свои корабли и доверяю тебе берега своей империи". Хотя турецкий султан, бывший в то время самым могущественным правителем на земле, официально назначил Хайраддина адмиралом османского флота, традиционная историография характеризует его и в дальнейшем как "авантюриста и предводителя пиратских банд". Противника его, Андреа Дориа, историки представляют как одного из самых крупных государственных деятелей и героев века. Насколько правдива такая ха­рактеристика, явствует хотя бы из следующего. Хайраддин сохранял верность своему султану в течение шестидесяти лет, а Дориа служил тому, кто мог больше ему заплатить: служил не только императору, но и папе против императора, Генуе против Франции и Франции про­тив своего родного города Генуи, Франции против Испании, а также императору против короля Франции Франциска I...

Сражения и битвы между Дориа и Хайраддином ка­кое-то время не приносили окончательной победы ни тому, ни другому. Когда Дориа одержал ряд побед в во­сточной части Средиземного моря, Барбаросса со своим сильным флотом отправился к побережью Италии и навел там страх и смятение. Он разбил Дориа в Мессинском проливе и преследовал его вплоть до Венецианского залива. При повторном проникновении на итальянское побережье в 1534 году он разграбил города Реджо и Ге­ную.

Тысячи пленных христиан попали на турецкие галеры или были проданы на невольничьих рынках Алжира и Туниса. Хайраддин с гордостью докладывал султану: "То, что я причинил Дориа согласно твоему приказу, есть только небольшая часть того, что ему еще предстоит от меня получить".

После этих неудач император Карл V снарядил экс­педицию для нанесения контрудара. На корабли, нахо­дившиеся под командованием Дориа, в Барселоне были погружены немецкие, испанские и итальянские экспеди­ционные войска. С этими силами Карл захватил Тунис. 21 июля 1535 года Карл V с триумфом вошел в город и отдал его на разграбление своим солдатам. Хайраддину, возглавлявшему оборону, удалось уйти, и он продолжал совершать свои разбойничьи акции из Алжира. 25 сентября 1538 года возле побережья западной Греции, в заливе Превеза, произошло сражение между объединен­ным испанско-венецианским флотом под командованием Дориа и турецким флотом под командованием Хайрад­дина. Дориа потерпел поражение, и Венеция была вы­нуждена заключить невыгодный мир с султаном. В ре­зультате этой победы Хайраддин стал неограниченным хозяином Средиземного моря.

Однако Карл V, король Испании и император "Свя­щенной Римской империи", во владениях которого "ни­когда не заходило солнце", не собирался смириться с таким положением. Он приказал набрать сильное войско для захвата Алжира и 19 октября 1541 года вышел в море, имея флот численностью 500 кораблей под коман­дованием Дориа и большие экспедиционные силы. Так как Хайраддин находился в Константинополе, командо­вание в Алжире принял на себя его заместитель Хассан. После высадки, которая из-за плохой погоды была труд­ной, атака испанской пехоты захлебнулась тут же на бе­регу. Император потерял 10 тыс. человек убитыми, а пленных насчитывалось такое количество, что на рынке за раба-христианина "нельзя было получить даже луко­вицы".

В 1543 году французский король Франциск I заклю­чил с султаном Сулейманом I союз против Карла V. Мавританско-турецкий флот Хайраддина совместно с французской эскадрой взял Ниццу. При разграблении го­рода Хайраддин захватил более 5 тыс. пленных, которых открыто продавал в Марселе как рабов. Был заключен мир.

Но так как король не смог заплатить за предостав­ленную ему помощь, Хайраддин остался на французском побережье и грабил портовые города и провинции. При этом он устраивал охоту на людей и тех, кого ему уда­валось захватить, отправлял в Алжир как рабов. Барба­росса оставался тут до тех пор, пока Франциск I не вы­платил Сулейману весь долг до последнего франка.

Хайраддин Барбаросса, адмирал турецкого флота, почитаемый герой и одновременно пират, умер в 1546 году.

Глава XXIV ВСЕСИЛЬНЫЕ ПИРАТЫ ВАРВАРИЙСКИХ ГОСУДАРСТВ

После смерти Хайрадднна Барбароссы султан назна­чил адмиралом турецкого флота и главнокомандующим морскими силами в восточной части Средиземного моря Драгута -- ученика Барбароссы и одного из командиров его флота. Как и его учитель, Драгут три года провел на одной из христианских галер, пока не был выкуплен за большую сумму. Начав борьбу против Дориа, плен­ником которого он когда-то был, Драгут вернул султану много баз на побережье Северной Африки, а также за­хватил Триполи. За это султан назначил его беем горо­да. Драгут предпринял несколько разбойничьих походов на испанское и итальянское побережья. В 1565 году он повел мавританско-турецкий флот на штурм острова Мальта, переданного рыцарскому ордену иоаннитов. Экспедиционный корпус Драгута насчитывал более 10 тыс. человек. Во время взятия одной из крепостей Дра­гут был смертельно ранен.

Последователем Драгута стал принявший ислам ев­ропеец, взявший себе новое имя -- Ульдж Али. В Европе он был известен как Оччали. Он был назначен наместни­ком Алжира. Свою благодарность за это Ульдж Али вы­разил возвращением султану Туниса, а также беспощад­ной борьбой с христианскими кораблями, плававшими в западной части Средиземного моря, независимо от того, были это военные галеры, пиратские суда или мирные торговые корабли. Несмотря на это, он не был назначен главнокомандующим турецким флотом и оставался ко­мандиром своей пиратской эскадры до тех пор, пока в 1571 году у Лепанто не состоялось решающее сражение между объединенным флотом папы римского, Испании и Венеции и турецким флотом. Объединенным флотом командовал дон Хуан Австрийсышй, незаконнорожденный сын Карла V (правившего Испанией под именем короля Карлоса I.-- Прим. ред.). Турецкий флот находился под командованием любимчика султана Али-паши. В соот­ветствии с тактическими принципами того времени исход битвы решался боеспособностью каждого отдельного ко­рабля и даже каждого члена команды. Сообщая королю о победе, дон Хуан следующим образом описывал реша­ющий этап битвы: "Прошел час, но оба адмиральских корабля продолжали сражаться. Два раз наши солдаты проникали на турецкий корабль и доходили до главной мачты. Однако всякий раз они вынуждены были отсту­пать на свой корабль, так как мусульмане получали большое подкрепление. Наш корабль дважды выдерживал атаку лишь благодаря невероятной храбрости фельдмаршала Лопе де Фигуэра. Через полтора часа бог благословил наш корабль, после чего Али-паша и более 500 турок были убиты, его флаги и штандарты сорваны, а вместо них на грот-мачте был поднят наш флаг с кре­стом".

Победителем в этом кровавом сражении вышел дон Хуан Австрийский. Однако был победитель и с турецкой стороны -- Оччали. Со своим флотом он захватил много христианских судов. Среди них оказался адми­ральский корабль мальтийцев, вымпел которого победитель доставил в Константинополь. Теперь султан назначил Ульдж Али главнокомандующим над всеми турецкими кораблями, вышедшими из битвы.

После битвы у Лепанто в результате начавшегося упадка Османской империи североафриканское побере­жье стало уходить из-под турецкого контроля. Варварийские государства (так в XVI веке называли в Европе Ма­рокко, Алжир, Тунис и Триполитанию) мало заботились об интересах султана и превратили свои порты и при­морские поселения в пиратские базы. Морской разбой был организован в государственном масштабе, его совмещали с таким выгодным делом, как работорговля. Пи­раты угрожали средиземноморскому судоходству, про­ходили через Гибралтар и охотились за испанскими су­дами, перевозившими серебро из западных колоний, а также за голландскими и английскими кораблями, пла­вавшими в Индию.

В период между 1609 и 1616 годами алжирские пи­раты захватили 446 одних только английских кораблей. Варварийцы опустошали Азорские и Канарские острова, проникали в Данию и Исландию, их пиратские суда становились на якорь даже в устьях Темзы и Эльбы. Такая странная вещь, как появление варварийских пиратов у берегов европейских государств, стала возможной пото­му, что многие европейские страны вели темные интри­ги. Ревниво относясь к торговле соседей, государства за­ключали секретные соглашения с пиратами и растрачи­вали свои силы в длительных войнах друг с другом. Мав­ританским пиратам тайно выплачивались известные сум­мы за то, чтобы они уничтожали корабли соперников в торговле. И лишь когда пираты нарушали подобные со­глашения и начинали причинять ущерб национальной торговле, соответствующие государства в одиночку пред­принимали акции против них.

Так, например, в 1655 году после нескольких незна­чительных операций английская эскадра подошла к Ту­нису и потопила все корабли, находившиеся в порту и на рейде. Затем эскадра направилась в Алжир и освободи­ла томившихся там британских пленных. В 1661 году известный голландский адмирал де Руйтер предпринял карательную экспедицию против варварийцев и освобо­дил при этом много рабов-христиан. В 1683 году фран­цузская эскадра выпустила по Алжиру 6 тыс. ядер и пре­вратила город в развалины. Через пять лет французы вновь произвели обстрел Алжира. Об этом событии "Хро­ника удивительнейших историй 1688 года" сообщала под заголовком "Бомбардировка Алжира": "В связи с тем что пираты Алжира относились к королю Франции без малейшего уважения и причиняли его стране и людям многочисленные страдания, туда был послан с большой эскадрой и боезапасом из 18 тыс. бомб маршал д'Эстре, которому было поручено еще раз обстрелять город. И 18 июня он подошел к берегам Алжира. Варвары отправи­ли все свои корабли в Тетуан, а на молу и на берегу установили более 100 тяжелых орудий. Они не хотели и слышать ни о каких условиях. В городе было много вооруженных людей, а в деревнях, кроме того, находи­лось еще 20 тысяч солдат, готовых воспрепятствовать высадке французского десанта. Женщины и дети были от­правлены в безопасное место, находившееся на рассто­янии полумили. Начался сильный обстрел города. Но ал­жирский генерал Месаморто зарядил в пушки француз­ского консула и других французов и выстрелил ими по врагу. Было видно, как куски этих несчастных плавали в море. В ответ на это маршал д'Эстре приказал убить шестерых знатных турок, привязать их к доскам и пу­стить к порту. Однако успеха это ему не принесло. Хотя Разбойники и покинули здания, некоторые из которых были разрушены, французы не достигли своей цели и вскоре убрались восвояси".

Карательные экспедиции против главных пиратских гнезд на североафриканском побережье были исключе­нием. Как правило, европейские правители покупали благосклонность пиратских беев с помощью дани. С этой целью заключались официальные договоры, в которых фиксировались вид и размер дани. Обычно в качестве дани выступали корабли, оружие и морское снаряжение. Это давало пиратам возможность активизировать свою деятельность. Пираты ловко использовали эту систему. Они нарушали уже заключенные соглашения, вынуждая правительства к повторным переговорам, в результате которых первоначальный размер дани увеличивался. Иг­ру с пиратами вели все без исключения европейские страны, заинтересованные в морских сношениях: Англия, Франция, Голландия, Швеция, Австрия, Испания, Португалия. Впоследствии так же поступали и США. Герман­ский император тоже вступал в переговоры с беями. Од­нако находившиеся на побережье торговые города предпочитали устанавливать непосредственные контакты с пиратами. Когда кончался срок действия договора и пре­кращалась выплата дани, пираты снова начинали напа­дения на корабли "откупившейся" от них страны. Более того, они нередко заковывали в цепи ее консулов и отправляли их на каторжные работы. Высокомерие беев доходило до того, что они заставляли представителей стран, плативших им дань, когда те шли на прием, про­ползать под деревянными загородками, чтобы таким об­разом заставить их низко кланяться. Этот своеобразный способ добиваться изъявлений почтения был заимствован у древних китайцев. Однако, как гласит легенда, в Ки­тае во время одной из таких церемоний датский послан­ник пролез в приемную задом...

Еще в 1799 году недавно образованные Соединенные Штаты Америки должны были в качестве дани запла­тить варварийским пиратам 50 тыс. долларов, отдать 28 пушек, 10 тыс. ядер с необходимым количеством поро­ха, а также предоставить им корабли и снаряжение. Аме­риканский консул в Тунисе в 1800 году направил своему правительству следующий запрос: "...Неужели действи­тельно семь европейских королей, две республики и один континент обязаны платить дань этому высокопостав­ленному зверю, весь флот которого не стоит и двух лин­коров?"

В этом же году правительство США вынуждено было пережить почти невероятное унижение. Когда американ­ский военный корабль "Джордж Вашингтон" привез бею положенную ежегодную дань, тот потребовал, чтобы аме­риканский корабль доставил эту дань в Константино­поль под турецким флагом. И командир "Вашингтона" выполнил это указание с согласия своего правительства... Этот случай так возмутил американцев, что конгресс не­медленно потребовал строительства военного флота для обуздания североафриканских пиратов. Как только весть об этом достигла берегов Северной Африки, алжирский бей заявил, что он готов не трогать больше американ­ские корабли, если получит в подарок полностью осна­щенный и вооруженный фрегат. Бей Туниса потребовал за отказ от нападения на американские корабли 40 пу­шек и 10 тыс. ружей. Аналогичные требования были выд­винуты также султаном Марокко. А властитель Триполи в мае 1801 года объявил США войну, приказал сорвать флаг со здания американского консульства и срубить флагшток.

Итак, американцы снарядили корабли, с помощью ко­торых в течение двух лет они держали североафрикан­ское побережье под строгим контролем и вынудили беев к капитуляции. Однако стоило этим кораблям покинуть воды Средиземного моря, как атаки пиратов на амери­канские суда возобновились.

Нападения североафриканских пиратов на европей­ские корабли никогда полностью не прекращались, по­этому Венский конгресс вынужден был заняться вопро­сом о морском разбое у побережья Северной Африки. Объединенный англоголландский флот в течение 24 часов вел обстрел города и порта Алжир. Алжирский бей был вынужден отказаться от занятия пиратством и работор­говлей. После таких действий беи стали несколько по­баиваться сильных морских держав. Но тем яростнее грабили они суда других государств.

В 1830 году правительство Франции, использовав пи­ратство как повод, оккупировало Алжир, а позднее и Тунис. Эти страны были присоединены к Франции на правах колоний.

Из германских прибрежных государств обязательную Дань платили пиратам Северной Африки Ганновер, Прус­сия, Бремен, Любек и Гамбург. Историк Эрнст Бааш в конце XIX века собрал имевшиеся в Гамбурге докумен­ты о переговорах между гамбургским сенатом и алжир­ским беем. Согласно этим документам, в качестве по­средника был избран гамбургский купец Якоб Говертс, который долгое время проживал в Марселе. Связь с пра­вительством Алжира осуществлял французский консул в Алжире, получивший за это авансом 3 тыс. талеров. Чле­нам алжирского правительства тоже было выплачено от 3 до 4 тыс. талеров. В соответствии с данной ему дирек­тивой Говертс, который прибыл в Алжир в 1749 году, получил право выплатить в виде взяток сумму до 30 тыс. талеров. И ему понадобилось почти два года, чтобы вы­торговать приемлемые для Гамбурга условия договора.

Алжирский бей потребовал выплатить дань оружием, боеприпасами и снаряжением для кораблей. Когда по этому поводу возникли сомнения, гамбургский сенат постановил: "За эти поставки нашему городу никто не сделает ни малейшего упрека, так как до нас это же совершили Голландия, Швеция и Дания".

Договор подписали 28 февраля 1751 года, и уже апреля он был ратифицирован Гамбургом. Размеры разовой и ежегодной обязательной дани указывались в специальном секретном пункте договора. Открытый же: текст содержал уступки Гамбургу.

Текст секретного пункта сохранился. В первой его части перечисляются "подарки" бею: 50 чугунных 12- и 18-фунтовых пушек с лафетами, 4 литые 100--150-фунтовые мортиры с лафетами, 4 тыс. 100--150-фунтовых бомб, тысяча квинталов * (* Мера веса, равная 100 кг.) пороха, 8 тыс. 12--18-фунтовых пушечных ядер, 50 корабельных мачт соответствующей толщины размером 45--50 футов, 10 канатов по 125 са­женей, 30 меньших канатов такой же длины, 500 квин­талов такелажа, по одной тысяче дубовых и сосновых досок. Далее перечислялись драгоценности, украшения и др. Предусматривались и ежегодные обязательные по­ставки: 300 квинталов пороха, 300 квинталов свинца, 500 квинталов легкого такелажа, 100 бревен, 100 штук пару­сины, 10 мачт, 10 канатов, 25 единиц малого такелажа, 3 тыс. пушечных ядер весом 3--8 фунтов...

Для бея и его двора гамбуржцы покупали в Париже бриллиантовые кольца, золотые табакерки, золотые часы и голландское полотно. Весь этот груз был отправлен в Алжир на двух кораблях: "Клееблатт" и "Европа".

Гамбургский сенат вел переговоры также и с султа­ном Марокко, в результате чего марокканские пираты на какое-то время прекратили нападения на гамбургские корабли. С некоторым злорадством гамбургская хроника отмечает, что Бремен и Любек не были охвачены дого­вором, хотя и стремились к заключению совместного до­говора с Марокко.

При нападении на европейский торговый корабль се­вероафриканские пираты обычно захватывали судно, ис­пользуя свое превосходство в силе. В рукопашной схват­ке при абордажном бое у атакуемых было только два вы­хода: либо погибнуть, либо своевременно сдаться. Хотя второй выход означал плен и рабство, многие моряки предпочитали его смерти. Для выкупа моряков, попав­ших в рабство, в Гамбурге в 1822 году была основана так называемая "Касса восьми реалов". Своим названием эта касса обязана денежной единице, в которой выпла­чивались выкупные суммы.

В преамбуле к документу об образовании кассы го­ворилось: "Турецкие и мавританские разбойники стали настолько сильными, что в течение многих лет, увы, на­падают на наших граждан и забирают их в плен не толь­ко в Гибралтаре и Средиземном море, но и в Испанском море. Они продают бедняг в бесчеловечное рабство. К сожалению, следует опасаться, что они не только не пре­кратят этого, но будут продолжать свои насилия и в дальнейшем".

Все узники варварийцев помещались вначале в глу­боких подвалах. Прежде всего выяснялось, можно ли по­лучить за них выкуп. Пленников, на которых нельзя было рассчитывать в этом отношении, отправляли на не­вольничьи рынки или на галеры.

С течением времени величина выкупа приобрела оп­ределенные размеры. За капитана выкуп платили от 7 до 8 тыс. золотых марок, за штурмана -- от 3 до 4 тыс. Выкуп за нижних чинов и матросов составлял 2400 золо­тых марок. Историк Э. Бааш, уже упомянутый нами, об­наружил счет, относящийся к уплате выкупа за попав­шего в рабство штурмана Клауса Петерсена. Согласно этому документу, "Касса" выплатила алжирскому бею 1200 пиастров выкупа и 120 пиастров пошлины. 15 пиаст­ров было выплачено одному из чиновников бея, 17 пиаст­ров заплатили за снятие цепей, 8 пиастров -- старшему писарю, 7 пиастров -- ключнику и т. д.

На таких сделках обогащались также и европейские посредники.

Если адмиралтейство города Гамбурга и располагало средствами для выкупа, то это не означало, что выкуп­ная касса пополнялась за счет города. Первоначально эта задача в основном была возложена на церковь. Боль­шую известность приобрели так называемые "просильные фигурки" выкупной кассы. Это были вырезанные из дерева и раскрашенные статуэтки высотой 20--25 см, изображавшие закованных в цепи молящихся моряков. Фигурки выставлялись в церквах города рядом с чашей для сбора пожертвований и своим видом стимулировали жертвователей.

При выкупе пленных соблюдался определенный порядок. Согласно обычаю, первым выкупали того, кто дольше всех находился в неволе. Прежде чем выплатить выкуп, наводили справки о том, как тот или иной пленный вел себя в бою. Те, кто недостаточно зарекомендовал себя во время схватки с противником, выкупу не подлежали.

В других европейских странах также имелись анало­гичные "выкупные кассы". Например, в Англии был введен дополнительный налог на все ввозимые товары, который шел на образование денежного фонда для выкупа из рабства. Проводили сборы в пользу жен моряков, попавших в неволю. С этой целью палата общин приняла решение, по которому все опаздывавшие на церковную службу облагались штрафом. Правда, в Англии значительная часть средств, собираемых для выкупа оказавшихся в плену моряков, шла не по своему прямому назначению, а, как показали исследования, отчислялась в пользу королевского флота.

Глава XXV ОХОТА НА ЛЮДЕЙ НА АФРИКАНСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ

Страны Американского континента испытывали ог­ромную потребность в дешевой рабочей силе. Это и по­служило экономической основой развития работорговли в XVI веке. Европейцы и американцы не были первыми и единственными, кто получал рабов из Африки. Уже ко­рабли древних египтян, направлявшиеся в Пунт, захва­тывали негров в деревнях, расположенных на южной оконечности Красного моря. Начиная с VIII столетия, арабы стали основывать поселения на восточноафриканском побережье; отсюда они отправляли рабов в Египет, Персию и Индию. Морской путь, по которому живой то­вар переправлялся из Занзибара в Османский султанат, еще функционировал в XIX веке.

Начало охоте на людей на западноафриканском побе­режье, продолжавшейся более четырех столетий, поло­жили португальцы. Когда Колумб вместо золота, кото­рого так ждали, направил в Испанию "его христианскому величеству" индейских рабов, он следовал примеру капитана Тристана Нуньеса, привезшего в 1443 году из экспедиции к западноафриканскому побережью в подарок своему патрону принцу Генриху Португальскому 14 африканцев. Следствием этого события несколько позднее явилось создание общества содействия ввозу рабов при долевом участии принца и с благим пожеланием его высочества "вести эту желанную торговлю настолько гуманно, насколько это должно будет содействовать ус­пеху". Около тысячи черных рабов продавалось ежегодно на невольничьем рынке Лиссабона для работы в окрестных поместьях. После открытия португальцами Бразилии король Альфонс V обратился к папе римскому с просьбой разрешить ввоз негров в эту новую страну. Папа дал согласие, и на лиссабонском рынке вместо ты­сячи рабов ежегодно стали продавать 12 тысяч.

Транспорты с неграми, отправляли также и в испан­ские колонии. Так как церковь опасалась за души "обра­щенного в христианство" туземного населения, папский эдикт 1501 года разрешал работорговлю с тем ограничением, что в Америку можно ввозить лишь негров, родив­шихся в христианском доме. Спустя короткое время это ограничение было снято формулировкой, гласившей, что "крещеные негры могут принимать участие в обращении язычников-индейцев".

Король щедро раздавал лицензии на право ввоза ра­бов в испанские колонии. Вслед за португальцами, ко­торые начали поставку "черного товара", в 1516 году эту привилегию получили голландцы. Спустя год частичную привилегию на работорговлю сроком на восемь лет по­лучил магистр испанского королевского дома. Затем за 25 тыс. дукатов право на торговлю неграми переходит к генуэзским купцам, которым было разрешено ввозить на острова Вест-Индии ежегодно 4 тыс. рабов. Соответст­вующую долю в этой торговле получил также и знаме­нитый дом Вельзер в Аугсбурге.

Англия не долго оставалась в стороне от этого ги­гантского бизнеса. Первым британским моряком, достиг­нувшим побережья Гвинеи, явился капитан Томас Уиндхэм. Когда в 1533 году он возвратился из плавания, на борту у него еще не было африканских рабов. Зато он привез столько золота и. слоновой кости, что в Англии появились люди, пожелавшие повторить это выгодное плавание. Уже через год капитан Джон Локк наряду с пальмовым маслом и слоновой костью привез в Англию первую пятерку негритянских рабов. Брешь в испанской и португальской монополии на работорговлю пробил че­рез несколько лет Хоукинс. В 1588 году, после того как британский флот разбил испанскую Армаду, королева Елизавета передала группе купцов монополию на тор­говлю с английскими владениями в Африке и Вест-Ин­дии, включая право на торговлю рабами. С этой целью была создана "African Company of Merchant Adventurers".

Когда в результате Реставрации на троне оказался Карл II, было основано новое самостоятельное торговое общество "Company of Royal Adventurers of England for carring on a Trade to Africa". Во главе акционеров этого общества встал герцог Йоркский, брат короля. Новое предприятие ежегодно поставляло английским планта­торам в Северной Америке 3 тысячи негритянских рабов. Герцогу Йоркскому удалось также объединить свои ин­тересы с интересами испанского королевского двора. Но­вое королевское общество, "Роял асиенто компани", пай­щиками которого были испанские и английские аристо­краты, за 20 лет продало в Вест-Индию 160 тыс. рабов. Эта доходная деятельность прервалась лишь на несколь­ко лет, когда голландский адмирал де Руйтер в 1664 году занял африканские форты компании и стал захватывать ее корабли.

В 1672 году компания была создана вновь. Снова зо­лото потекло в карманы королей и знати.

Мануфактурное производство шло полным ходом, чтобы удовлетворить потребность в дешевых товарах. Нарождавшаяся в Англии буржуазия в 1689 году доби­лась упразднения монополии "Роял асиенто компани", чтобы собственноручно принять участие в выгодном деле. Когда в 1702 году Англия вмешалась в войну за испан­ское наследство, испанская корона передала право тор­говли рабами с колониями Испании французской Гви­нейской компании. После заключения мира в 1713 году английское правительство добилось от Испании нового договора, согласно которому британские корабли полу­чили исключительное право в течение 30 лет ввозить в испанские владения ежегодно 4800 негритянских рабов. За подпись под этим договором испанский король полу­чил 200 тыс. крон. Это был аванс, выплаченный налич­ными в счет стоимости перевезенных негров, которая со­ставляла 33,5 кроны за человека. Таким образом было вновь обеспечено господство англичан в торговле рабами.

В одном официальном документе указывалось, что за 1768 год из Африки в Вест-Индию и Южную Америку было перевезено около 100 тыс. рабов. Из них 60 тыс. перевезены английскими кораблями, 23 тыс.-- кораблями под французским флагом, остальные рабы были перевезены на португальских, голландских и датских кораблях, а также на судах некоторых других стран.

В конце XVIII века в этом бизнесе стали участвовать и американцы. Французы же после революции почти пол­ностью выбыли из игры.

Ливерпуль, который наряду с Лондоном и Бристолем имел разрешение на разгрузку кораблей с рабами, во второй половине XVIII века пропускал ежегодно более 100; судов работорговцев. Только с января 1806 года и до запрещения работорговли в апреле 1807 года в Англии зарегистрировано 185 кораблей, согласно документам, Имевших право взять на борт 49213 рабов.

Британские купцы, как и работорговцы из других стран, не видели ничего позорного в торговле людьми. И не только потому, что до них этим ремеслом занимались монархи и знать. Сама церковь благословляла это занятие. Фома Аквинский, учитель церковного права XIII столетия, провозглашенный позднее святым, считал, что "рабство является следствием земных грехов, оно необходимо и так же справедливо, как и частная собст­венность". Долгое время церковь смотрела на негров и индейцев как на животных. Это продолжалось до тех пор, пока папа Павел III в булле от 1517 года не объявил жителей Америки настоящими людьми, "которые могут быть допущены к католической вере и святому прича­стию".

Число африканцев, которые были похищены, увезены за океан и проданы, оценивается в 30--50 млн. человек. Это составило важный момент первоначального накопле­ния капитала.

Корабли европейцев, груженные дешевыми товара­ми, достигали Гвинейского залива. Там они становились на якорь на рейде или заходили в устья рек, куда рабо­торговцы направляли из глубины континента караваны негров-невольников. Предельно загруженные "черным то­варом" суда отправлялись затем в Вест-Индию или Бра­зилию. После распродажи рабов на них погружались благородные металлы, кофе, сахар и пряности, и все это отправлялось в Европу. Рейсы по замкнутому треуголь­нику между Европой, Африкой и Америкой приносили максимальную прибыль.

Для охоты на людей европейцы разработали простые, но эффективные "методы". Под прикрытием корабельных пушек на берег высаживался вооруженный отряд, кото­рый двигался вдоль побережья и забирал для продажи в рабство всех чернокожих, которые попадались на его пути. Позднее корабельные команды стали совершать массированные нападения на негритянские поселения, чтобы одним ударом захватить жителей целых деревень. Туземные царьки и племенные старейшины участвовали в "игре" белых. Властители Судана поставляли на запад­ноафриканское побережье рабов, которых по их прика­зу ловили в Восточной Африке. Только для того, чтобы захватить пленных и затем продать их белым, вожди вели войны друг с другом, с племенами, занимавшимися мирным трудом земледельцев или скотоводов. Ученые считают, что на одного живого пленного в этих войнах приходилось от двух до трех убитых.

Белые торговцы заключали с вождями соглашения, по которым эти последние предоставляли воинов для охо­ты на своих же соплеменников. А другие вожди, завидев белых, приближающихся с целью нападения, просто за­прещали поднимать тревогу...

Торговля людьми вначале распространилась вдоль западного побережья Африки: от Сенегала до Анголы, через Золотой Берег, устья рек Нигер и Конго. Со времен принца Генриха Мореплавателя вся эта территория принадлежала Португалии. С началом работорговли на острове Горее, у побережья Сенегала, обосновались французы. Затем на Золотом Берегу были образованы голландские поселения. Англичане основали свои поселения несколько дальше к Нигеру. Наконец, сюда пришли еще датчане и бранденбуржцы. Колониалисты создали на своих территориях укрепленные станции с военными гарнизонами. Эти станции обслуживались белыми или черными "факторами" -- агентами по покупке "черного товара". Факторы поддерживали связь с центральными территориями континента, с местными вождями.

В обмен на рабов скупщики предлагали богатый ассортимент дешевых товаров -- хлопчатобумажные платки, слитки железа, ножи и топоры, рыболовные крючки, иголки, стеклянные украшения, зеркала, кольца, браслеты.

Однако аппетиты царьков, племенных вождей и старейшин родов, от которых в конечном итоге зависел успех экспедиции за рабами, не удовлетворялись этой мишурой. Они требовали ружей, боеприпасов и рома. Спрос на ром был постоянным и большим.

Глава XXVI ПЕРЕВОЗКА ЧЕРНОЙ СЛОНОВОЙ КОСТИ И ВЫДАЧА ОФИЦИАЛЬНЫХ ФРАХТОВЫХ СВИДЕТЕЛЬСТВ

Подобно тому как существовала разница между каперством и пиратством, различались также и формы работорговли. Существовала торговля невольниками, поощ­ряемая или санкционированная соответствующими госу­дарствами, колониальными державами; была и нелегаль­ная, контрабандная торговля рабами, появившаяся самое позднее после всеобщего запрещения работорговли на Венском конгрессе в 1815 году. Занятие нелегальной работорговлей приравнивалось к пиратству и в большинст­ве государств наказывалось смертной казнью. Если от времен легальной перевозки рабов сохранился целый ряд оригинальных документов, статистические данные и со­общения самих работорговцев и моряков, занимавшихся перевозкой невольников, то свидетельства о нелегальной торговле живым товаром можно почерпнуть почти исключительно из судебных актов.

Для перевозки рабов использовались довольно не­большие, по нашим понятиям, суда. В основном это были двухмачтовые парусники, имевшие 25--30 м в длину и 6--7 м в ширину. Опорными пунктами работорговли яв­лялись в Англии -- Лондон, Бристоль и Ливерпуль, во Франции -- Нант, Гавр, Марсель и Бордо, в Испании -- Севилья, в Пуртугалии -- Лиссабон, в Нидерландах -- Роттердам. В витринах магазинов этих городов выстав­ляли предметы снаряжения, необходимые работорговцу для его "предприятий".

Прежде всего необходимо было запастись достаточ­ным количеством бочек, чтобы иметь на борту необходи­мый запас питьевой воды. Затем следовали переносные железные печи с большими котлами для варки пищи и посуда для питания пленников. В качестве провианта на борт брали бобы, горох, муку, крупу и ячменные хлопья. Иногда брали также и рис, хотя обычно рис можно было закупить гораздо дешевле на африканском побережье. Там же приобретали сладкий тропический картофель и пальмовое масло.

Из чего еще состояло снаряжение, говорит объявление об аукционе, который был проведен в 1756 году в Ливер­пуле. Здесь покупателю предлагались следующие пред­меты: 11 железных ошейников, 54 ножные цепи, 22 пары наручников, 4 длинные цепи для рабов...

В этом сообщении не перечислялись еще плети и ши­роко применявшиеся специальные тиски для пальцев, которыми пользовались для того, чтобы сломить строптивость, находившихся на борту африканцев.

Как только корабль достигал африканского побережья, его начинали готовить для приема и транспортировки "черного товара" -- так моряки называли тогда африканских невольников. Для этого на палубу опуска­лись верхние реи и брамстеньги и закреплялись в сред­ней части корабля на высоте 2,5--3 м. Аналогично по бортам корабля на уровне поручня укреплялись бревна. На получающуюся таким образом раму набивались дос­ки, и вся верхняя палуба оказывалась под решеткой с отверстиями около 30 см. Для защиты от солнца это со­оружение покрывалось бамбуковыми матами. Вся конст­рукция была продумана таким образом, чтобы поступа­ющие на корабль негры не смогли выпрыгнуть за борт,

Когда решетка была готова, приступали к строитель­ству "баррикады" -- стены из толстых деревянных досок, которая отгораживала часть палубы, где находились рабы. В стене имелся лишь узкий проход, перед которым устанавливали пушку. После сооружения "баррикады" корабль был готов к приему рабов.

На покупку 400 африканцев затрачивалось от двух до трех месяцев, но, прежде чем эта торговля могла нача­ться, необходимо было достигнуть соглашения с местным царьком или племенным вождем. Обычно, чтобы извес­тить о прибытии корабля, капитан отправлял на берег своего первого штурмана. За право стать на якорь следовало заплатить "пошлину", которая наряду с желез­ными слитками, бутылками вина и различными мелоча­ми включала в себя также 50-литровую бочку рома.

После нескольких дней размышления вождь выска­зывал свои пожелания относительно характера приноше­ния, так называемого "куми". Величина куми зависела от количества рабов. Пока вождь не получал куми, ни о какой торговле не могло быть и речи.

В 1780 году при покупке 400 рабов судовладелец раз­решал своему капитану уплатить куми в размере от вось­ми до десяти рабов. Разумеется, вождь или царек полу­чали в виде куми не своих соотечественников, а их сто­имость. Один раб являлся эквивалентом шести 25-лит­ровых бочек бренди или рома, или 10 тюков ткани, или 40 железных слитков, или 25 ружей, или 200 фунтов по­роха.

После уплаты куми вождь выделял в распоряжение корабля целую группу из своей свиты, которая обычно состояла из переводчика, барабанщика, извещавшего о начале и окончании переговоров, нескольких человек для связи с торговцами и между берегом и кораблем. В их задачу входило также снабжение корабля питьевой водой и дровами. Услуги этих людей, естественно, подлежали отдельной оплате.

Если все вопросы между вождем и капитаном были улажены, на берег начинали прибывать первые партии пойманных африканцев. Их доставляли сухопутным путем через джунгли или в лодках по воде под охраной воинов и надсмотрщиков, вооруженных плетьми. Для передвижения по суше пленников приковывали к длинным цепям, а при перевозке водным путем их перевязывали, как тюки с товарами, и укладывали в лодки.

Невольников перед осмотром оставляли на несколько дней в покое и при этом хорошо кормили. Затем их тщательно мыли, смазывали пальмовым маслом, натирали им тело и волосы порохом или сажей. Человек был то­варом, качество которого тщательно проверялось капи­таном или штурманом корабля, а иногда даже специально взятым для этого врачом. Обследованию подлежало телосложение, в особенности состояние мускулов и зубов; проверяли также состояние легких: пленника заставляли громко и долго кричать. Если результаты про­верки оказывались хорошими и была достигнута догово­ренность о цене, то есть о количестве товаров в обмен на пленника, раба подвергали клеймению, заковывали в наручники, сажали в лодку и доставляли на корабль.

Цена раба-африканца зависела от состояния рынка, то есть от спроса и предложения. Однако из-за каждого отдельного пленника всегда торговались, прежде чем остановиться на той или иной сумме.

Не всегда удавалось получить требуемое количество рабов в одном месте. В таких случаях корабли были вы­нуждены становиться на якорь то в одном, то в другом месте побережья, на что уходило много времени. Поэто­му большинство капитанов отправляли на шлюпках сво­их штурманов в сопровождении нескольких матросов для покупки рабов в устьях рек и лагунах в районе якор­ной стоянки. Такие экспедиции часто длились по несколь­ку недель и были небезопасными, так как, естественно, большинство" африканцев видели в белых работорговцах своих смертельных врагов. Нередко такие команды, не­смотря на то что они были вооружены ружьями, станови­лись жертвами туземного населения.

Пока корабль стоял на якоре, взрослых мужчин-не­вольников содержали связанными попарно за ноги. Это лишало их возможности прыгнуть, за борт, так как они немедленно стали бы жертвами многочисленных акул, постоянно державшихся вблизи кораблей. На некоторых судах во время стоянки с пленников не снимали даже наручников. А женщинам и детям обычно предоставляли свободу на отведенной им части палубы. Боясь болезней, невольников, поступающих на корабль, мыли с помощью воды и мелкого песка, а затем дезинфицировали уксу­сом. Рабы являлись чрезвычайно ценным грузом, кото­рый торговцы и судовладельцы стремились доставить че­рез Атлантику здоровым и невредимым. Капитан, врач, а также и большинство офицеров получали премию за каждого проданного раба.

Отправляясь в плавание, капитан оформлял на свой человеческий "груз", как и на любой другой, соответст­вующий коносамент (расписку в принятии груза к пере­возке). Ниже приводится текст одного такого коноса­мента (в переводе с английского):

"Погружено с божьей милостью и в хорошем состоя­нии Джеймсом Марром на славный корабль "Мэри Бороф", который поведет в предстоящее плавание с бо­жьей помощью капитан Дэвид Мортон и который сейчас стоит на якоре у берега Сенегала и божьей милостью предназначен в Джорджию, что в Южной Каролине: двадцать четыре отличных раба и шесть отличных ра­бынь, промаркированных, как это изображено на полях, и пронумерованных, коих следует доставить в таком же хорошем состоянии и форме в упомянутый порт Джорд­жия, Южная Каролина -- за исключением, как обычно, непредвиденных случаев, связанных со стихией и смерт­ностью,-- и сдать фирме "Брутон и Смит" или ее упол­номоченным, за что получатель или получатели должны уплатить пять фунтов стерлингов за голову при получе­нии, а также премию и аварийные взносы, как это при­нято в таких случаях. В качестве свидетельства этого капитан названного корабля составил три коносамента одинакового содержания и даты. При выполнении одного из них остальные теряют силу. Да ниспошлет бог ми­лость славному кораблю и доведет его в безопасности до желанного порта. Аминь!

Составлено в Сенегале 1 февраля 1766 года.

Кап. Дэвид Мортон".

А вот тексты задания, поставленного капитану английского работоргового судна, и его доклада о прохож­дении плавания, заимствованные из дошедшей до нас главной книги английской судовладельческой компании "Томас Лейлэнд и К°".

"Ливерпуль, 18 июля 1803 года

Его превосходительству, капитану Цезарю Лоусону

Уважаемый г-н! Так как наш корабль "Энтрепрайз", командование которым Вам поручено, готов к плаванию, Вам надлежит немедленно выйти в море и как можно скорее прибыть в Бонни на побережье Африки. В приложении Вы найдете перечень товаров, находящихся на борту, которые Вам надлежит обменять в Бонни на отличных негров, слоно­вую кость и пальмовое масло. Этот корабль рассчитан в соответствии с законом на перевозку 400 негров, и мы просим Вас по возможности брать на борт только муж­чин, во всяком случае, максимально ограничить число женщин, так как мы предполагаем продать груз на ис­панском рынке, где женщины пользуются малым спросом. При отборе негров будьте очень осторожны, берите только хорошо сложенных и сильных. Не покупайте стар­ше 24 лет. Ибо может случиться, что Вам предстоит на­правиться на Ямайку, где, как Вам, видимо, известно, ввоз каждого раба старше этого возраста облагается налогом в 10 фунтов. Пока рабы будут находиться у Вас на борту, делайте им любые уступки, однако помните при этом о собственной безопасности. Мы получили каперс­кое свидетельство против французов и Батавской рес­публики * (* Название Нидерландов в 1795--1806 гг.-- Прим. перев.), и, если Вам посчастливится встретить и захва­тить один из этих кораблей, отправьте его сюда, в этот порт, под командованием энергичного капитана с доста­точным количеством людей Вашего корабля. Дайте им копию каперского свидетельства, но не нападайте на нейтральные корабли, так как это вовлечет нас в дорого­стоящий процесс и мы будем вынуждены уплатить боль­шую компенсацию. Значительная часть нашей собствен­ности, вверенной Вам, не застрахована, и мы настоя­тельно просим Вас быть предельно внимательным, чтобы избежать встречи с многочисленными вражескими крейсерами. Вы должны быть готовы к тому, что они могут напасть на Вас в любой час. Мы просим Вас поддержи­вать на борту строгую дисциплину. Относитесь с нетер­пимостью к пьянству как среди офицеров, так и среди команды. Пьянство обязательно влечет за собой непо­слушание, бунт и пожар.

Когда Вы продадите рабов и возьмете на борт доста­точное количество батата, дерева, воды и всего осталь­ного, необходимого для плавания, отправляйтесь как можно скорее на Барбадос и доложите там о своем при­бытии фирме "Бартон, Хиггинсон и К°". Вест-Индская фирма, которая продаст Ваш груз, должна будет упла­тить Вам Ваши береговые комиссионные в размере 2 фунтов за каждые 102 фунта выручки. И если вычесть эту сумму вместе с вознаграждением Вашему первому офицеру, врачу, наградой и поголовным вознаграждени­ем, то Вы получите свои комиссионные из расчета 4 фунта за каждые 104 фунта оставшейся суммы.

Ваш первый офицер, г-н Джэймс Коувелл, должен получить двух рабов за вычетом государственной и дру­гих пошлин, которые уплачиваются на месте продажи груза. То же самое должен получить врач и дополни­тельно еще по 1 шиллингу за каждого проданного раба. В случае Вашей смерти командование кораблем должен принять Ваш первый офицер г-н Коувелл. Мы надеемся, что Ваше плавание будет счастливым и успешным и оста­емся, г-н капитан, преданные Вам "Томас Лейлэнд и К°".

Р. S. Если Вы захватите гвинейский корабль с рабами, отправьте его фирме "Богл, Эпп и К°" в Кингстон".

Получение задания было подтверждено подписью ка­питана в главной книге фирмы:

"Я подтверждаю получение задания от фирмы "Т. Лейлэнд и К°", точная копия которого передана мне, и я обязуюсь выполнить его, как и все последующие зада­ния, если тому не помешают стихийные обстоятельства, и подтверждаю это своей подписью сегодня, 18 июля 1803 года.

Цезарь Лоусон".

Имеются сведения и о том, как проходило плавание:

"Корабль "Энтрепрайз". 1 плавание.

20 июля: Выход из Ливерпуля.

26 августа: Остановили испанский бриг "Сан-Аугустин", капитан Хосе Антонио Итумо, 22°4' северной широты и 26°14' западной долготы. Направ­лялся из Малаги в Веракрус. (25 октября корабль прибыл в Холихед).

10 сентября: Вернули ливерпульский "Джон", захватив его у французов. 4°20' северной широты и 11°10' западной долготы. На борту находился 261 раб (2 ноября этот корабль прибыл в До­минику).

23 сентября: "Энтрепрайз" прибывает в Бонни.

25 ноября: "Энтрепрайз" с грузом слоновой кости и 418 неграми на борту отправляется в Вест-Ин­дию.

6 декабря: "Сан-Аугустин" уходит из Ливерпуля.

19 января 1804 г.: "Энтрепрайз" прибывает в Гавану и передает фирме "Хоакин Перес де Урриа" 412 рабов, в том числе 194 мужчины, 32 юно­ши, 66 мальчиков, 42 женщины, 36 девушек, 42 девочки. 6 умерло; одну девушку, стра­давшую припадками, продать не удалось.

28 марта: "Энтрепрайз" покидает Гавану.

26 апреля: "Энтрепрайз" прибывает в Ливерпуль.

Согласно записи в главной книге судовладельческой компании, это плавание, за вычетом расходов по обору­дованию корабля, приобретению товаров для обмена на сумму 17 045 фунтов 2 шиллинга и 5 пенсов, а также всех остальных расходов, включая амортизацию, наем коман­ды, провиант, таможенные расходы, премии и комисси­онные, принесло чистый доход в размере 24 430 фунтов 8 шиллингов и 11 пенсов. И это -- за 9 месяцев. Доходы от двух захваченных судов не в счет.

Глава XXVII ПРУССКИЙ ПАТРИОТ И РАБОТОРГОВЕЦ ИОАХИМ НЕТТЕЛЬБЕК

Известный прусский патриот Иоахим Неттельбек (1738--1824) много лет плавал по морям, в том числе и на голландских работорговых судах. В своей книге, названной "Мужчина" и имевшей подзаголовок "Чудесная история жизни морехода и истинного гражданина Иоахима Неттельбека, рассказанная им самим", он оставил описание работорговой экспедиции тех времен:

"...Было обусловлено с судовладельцами, что я от­правляюсь к берегам Гвинеи в качестве старшего штурмана на совершенно новом корабле "Кристина", капитаном которого был Жан Хармел", -- пишет Неттельбек.

"...Прежде чем я продолжу свою историю и начну рассказывать о небольших приключениях, которые произошли со мной на африканском побережье, я хотел бы попросить прощения у благосклонного читателя за избранный мною тогда путь. Как это случилось, спросит он, очевидно, что Неттельбек оказался вдруг работорговцем? Как он мог заниматься таким дурным ремеслом, имея в груди честное сердце уроженца Померании? Но одно уже это как раз и свидетельствует, что подобное занятие в то время далеко не являлось позорным. Так стали считать после объявления работорговли, в особенности в Англии (и не без основания), позором человечества, и когда против нее восстал парламент. В результате этого большого шума с работорговлей было покончено или ее стали вести в весьма ограниченном масштабе. Старый Неттельбек оказался не самым последним, кто выражал по этому поводу свою радость. Однако пятьдесят лет назад эта жестокая торговля людьми считалась таким же обычным ре­меслом, как и всякое другое. И никто не задумывался, законна она или нет. Дело это не сулило легкой и спо­койной жизни, хотя и давало приличный доход. Варвар­ская жестокость по отношению к купленному человечес­кому грузу не была обязательной и имела место, пожалуй, лишь в отдельных случаях; что касается меня, я никогда не был к этому причастен".

Оправдавшись таким образом, автор продолжает: "Тем временем мы по возможности продолжали свое путешествие... и наконец 4 января 1772 года бросили якорь у мыса Месурадо".

"Для лучшего понимания последующих событий,-- пишет Неттельбек, -- необходимо сказать несколько слов о том, как в то время голландцы проводили эту торговлю неграми.

Так как здесь людей рассматривали как товар, ко­торый можно выменять на предметы европейского про­изводства, то основная задача состояла в том, чтобы выбрать для обмена такие товары, которые наилучшим образом удовлетворяли бы потребности черного насе­ления. Первое место в этом отношении занимали ру­жья всех видов и порох в небольших бочонках, от вось­ми до тридцати двух фунтов. Почти так же высоко ценились табак, как нарезанный, так и в листе, гли­няные трубки, а также водка. Затем шел ситец всех цветов в кусках по 21 локтю, а также ситцевые, льня­ные и шелковые платки в комплектах по 6--12 штук. Таким же спросом пользовались льняные тряпки разме­ром 6 локтей в длину и 3 в ширину, которые носили в качестве набедренных повязок. Остальную часть груза составляли мелкие товары: зеркальца, всевозможные ножи, яркие коралловые бусы, иголки и нитки, кремни, рыболовные крючки и т. п.

Привыкнув однажды получать от европейцев эти товары, африканцы, живущие как на побережье, так и в глубине страны, не могут и не желают больше ос­таваться без них и поэтому постоянно думают о том, как бы выменять эти товары. Все население страны здесь разделено на мелкие группы, постоянно вражду­ющие друг с другом. И всех пленников, которых захва­тывают в этих войнах, либо продают черным работор­говцам, либо отводят непосредственно к прибывающим европейским кораблям. В тех случаях, когда туземцы не имеют этой добычи, а им хочется получить новые то­вары, их вожди, которые имеют деспотическую власть над своими подданными, хватают тех из своих сопле­менников, которых считают наименее ценными для себя, и продают их в рабство. Бывает так, что отец продает ребенка, муж -- жену, брат -- брата. Легко понять, что при таких действиях не обходится без жестокости. Эти страны находятся в крайне бедственном положении, однако нельзя отрицать и того, что все эти бедст­вия исходят от европейцев, которые своим бешеным спросом на рабов до сих пор благоприятствовали охоте на людей и поддерживали ее.

Их суда, снаряженные для этой торговли, обычно курсировали вдоль всего гвинейского побережья и становились на расстоянии полумили от берега или несколько дальше. Если на берегу их замечали негры, У которых были приготовлены рабы и слоновая кость и они были готовы начать торговлю, они разжигали костер, чтобы с помощью дыма дать кораблям сигнал остановиться и бросить якорь. Они тут же бросались в свои пироги и направлялись к кораблю, чтобы под­няться на борт и осмотреть выложенные напоказ то­вары.

Перед возвращением на берег они обещали вернуть­ся снова с рабами и слоновой костью, однако часто это обещание не выполнялось. Обычно же они появлялись для завершения сделки вместе со своим товаром на следующее утро, в самое удобное для этого время, так как там каждую ночь дует материковый ветер, после чего море остается тихим и спокойным до середины на­ступающего дня. Затем ветер начинает дуть с моря, волны сильнее накатываются на берег, и негры не отваживаются выходить в море на своих небольших лодках.

Как правило, в лодках, где находятся рабы, предназначенные для продажи, сидит еще с полдюжины человек, каждый из которых рассчитывает получить свою долю за этих несчастных. На борт допускают максимум восемь-десять человек из всей этой оравы. Остальные окружают корабль на своих каноэ и издают страшные крики.

Пленных поднимали на корабль. У мужчин локти были так туго связаны за спиной, что по рукам и бед­рам текли кровь и гной. Пленников развязывали, что­бы судовой врач мог их тщательно осмотреть и опреде­лить их состояние. После этого начиналась собственно торговля. При этом как продавцам, находящимся на палубе, так и их собратьям в лодках щедро раздавал­ся табак и трубки. Это делалось для того, чтобы соз­дать у них хорошее настроение и, разумеется, чтобы их легче было обмануть.

Европейские товары предлагались чернокожим всег­да по самой высокой цене плюс 25 % наценки. По этому тарифу полноценный раб-мужчина стоил работоргов­цу в то время около 100 голландских гульденов, маль­чик от 12 лет и старше -- 60--70 гульденов, примерно столько же давали и за женщин. Если же они еще не стали матерями и их груди сохраняли юную полноту и эластичность (а в этом отношении природа не обхо­дит негритянок), то цена на них соответственно воз­растала до 120--140 гульденов. Продавцы отмечали поштучно товар, который они хотели бы получить в обмен, голландский скупщик вытаскивал свой прейску­рант и тщательно следил за тем, чтобы выплачиваемая цена не превышала 90 гульденов и чтобы при этом была учтена стоимость водки, табака и трубок, которые пошли для угощения туземцев. Затем он, торгуясь, ус­тупал еще кусок ситца, не более. Таким образом, за человека платили малоценными товарами и мелочами, а в заключение выдавались небольшие подарки, состо­явшие из ножей, зеркалец и коралловых бус. О том, сколько при такой торговле было споров, ругани и шу­ма, можно не говорить. Со стороны туземцев торговлю вели два-три человека, однако они постоянно перего­варивались со своими товарищами в лодках, которые все были заинтересованы в успехе торговой сделки. Ког­да они наконец получали вымененные товары, они по­гружали их в свои пироги и весело, с громкими крика­ми отправлялись к берегу...

Во время всей этой шумной сцены бедный раб си­дел на палубе и с возрастающим страхом смотрел, как его передавали новым хозяевам, не ведая, какая судь­ба ему уготована.

Можно было буквально видеть, как бьется сердце в груди несчастных. Ибо большинство из них ни разу не видели ни океана, ни белых и бородатых людей, во власти которых они теперь находились. Вероятнее все­го, они считали, что мы купили их лишь затем, чтобы насытиться их мясом.

Продавцы не успевали еще покинуть корабль, а судовой врач уже давал рабам рвотное, чтобы пережи­тый страх не отразился на их здоровье. Однако, разу­меется, такие насильственные меры так же мало спо­собствовали успокоению бедняг, как и надевание оков на руки и на ноги, с помощью которых пытались обе­зопасить себя от рабов, в особенности от мужчин...

Женщин и детей не заковывали в цепи. Их содержали в тесноте на баке, в передней части корабля, а взрослых мужчин помещали тут же за ними, между фок- и грот-мачтами. Оба помещения были отделены друг от друга сплошной двухдюймовой перегородкой из дубовых досок. Однако в этой тесной тюрьме они нахо­дились только ночью.

Днем им было разрешено проводить время на све­жем воздухе на палубе".

Как мы уже знаем, чтобы ускорить покупку рабов, вдоль побережья направлялись шлюпки. Об этом Неттельбек пишет:

"Такое задание получил и я, когда в первые дни 1772 года мы достигли берегов Гвинеи. Был снаряжен баркас с десятью матросами под моим командова­нием..."

В одной из таких экспедиций, "как только я ступил на берег, я встретил там 12 или 14 чернокожих, ожидавших нашего появления. Едва я со своими 10 матро­сами закончил высадку, к нам подошел их предводитель, протянул мне руку, проделал множество странных движений и, наконец, произнес: "Я царь Сорго".

"...Как вдруг раздался выстрел, и тут же поднялся огромный шум. Будучи не без основания этим обеспокоен, я немедленно приказал вытащить якорь из грунта, развернуть шлюпку к морю и грести от берега. Как только я достиг устья реки и оставил за собой полосу прилива, я увидел, что берег моря стал заполняться большим количеством чернокожих, которые посылали в мою сторону огромное количество пуль и стрел, не причиняя, однако, никому из нас вреда..."

"Через несколько дней я находился возле устья небольшой реки под названием Рио-де-Сан-Пауло. По реке ко мне спустились в каноэ два негра и предложили купить у них двух мужчин и одну девушку, которых держали у себя дома и намеревались продать за небольшую цену..."

"Спустя три дня мы подошли к нашему долгожданному кораблю... Однако эта наша экспедиция, продолжавшаяся тем не менее пять недель, оказалась неудачной во всех отношениях. Мы сумели привезти только трех рабов и пять слоновых клыков. На самом же ко­рабле торговля шла более удачно".

Возвратившись из своих шлюпочных экспедиций, Неттельбек принял у африканского побережья командо­вание голландским работорговым судном, капитан: ко­торого тяжело заболел.

"Наконец к началу октября мы покинули побережье Африки, чтобы в соответствии с заданием побывать на суринарском рынке. Чтобы ускорить наш путь, мы вна­чале повернули к югу и прошли ниже экватора, чтобы, воспользовавшись юго-восточным пассатом, идти в за­падном и северо-западном направлении и затем вновь пересечь экватор, воспользоваться северо-восточными пассатами и с их помощью закончить плавание. Из-за болезней и высокой смертности среди рабов, порождае­мых задержками в пути, всегда желательно сокращать путешествие любой ценой. Наш груз состоял из 425 го­лов, в том числе 236 мужчин и 189 женщин, девушек и юношей".

Неттельбек описывает условия, в которых пленные содержались на борту корабля работорговцев: "Перед каждой деревянной перегородкой стоят две пушки, жер­ла которых направлены в сторону мужского отсека. В присутствии рабов эти пушки заряжались ядрами и картечью. Затем из них стреляли по близлежащим пред­метам и демонстрировали таким образом их убийствен­ную силу. Однако позже заряды тайно вынимались, а вместо них пушки вновь заряжались крупой. Это дела­лось для того, чтобы при стрельбе сохранить жизнь невольников. Ведь за них было уплачено!

Женщины и подростки днем находились за перего­родкой на другой половине палубы и могли слышать своих товарищей по несчастью в мужском отсеке, но, не видеть их. Утром, примерно около десяти часов, всем пленникам подавалась еда. На каждые десять че­ловек давалось одно деревянное ведро ячменной каши. Место, где располагалась для еды такая группа, было помечено железным гвоздем с широкой шляпкой. Все рассаживались вокруг ведра и кашей, которая была сдобрена солью, перцем и немного пальмовым маслом. Но никто не приступал к еде, пока не прозвучат громкие Удары о доску, возвещающие начало трапезы. При каж­дом ударе раздавались возгласы: "Шукла! Шукла! Шукла!" Третий возглас все встречали дружным "ура", после чего набирал себе пригоршню каши сначала один, ним второй и далее все остальные в установленном порядке.

Вначале все идет тихо и мирно. Но когда содержимое ведра начинает постепенно исчезать и последние видят, что им больше не достанется, начинается сущий ад. Каждый пытается вырвать еду у соседа не только из рук, но чуть ли не изо рта. Эта сцена разыгрывается всякий раз и возле каждого ведра почти в один и тот же момент. Можно вообразить, что происходило на корабле в это время. Самым эффективным умиротворя­ющим средством была при этом плетка. Восстановлен­ное спокойствие используют для того, чтобы наполнить Пустое ведро морской водой и дать невольникам возможность обмыть рот, грудь и руки. Для вытирания дают размолаченный конец каната. Затем они попарно направляются к цистерне с пресной водой, где каждый получает от матроса полкварты воды для утоления жажды.

После еды, заканчивающейся таким образом, и пос­ле того, как палуба будет облита морской водой, каждый из невольников получает в руки голландскую чере­пицу. Они садятся рядами на корточки, тесно прижимаясь друг к другу, и начинают скрести палубу. При этом все они должны поворачиваться одновременно! Во время работы на них и на палубу постоянно льют морскую воду. Это несколько изнурительное упражнение продолжается около двух часов и проводится лишь для того, чтобы занять пленников, дать им возможность двигаться и таким образом поддержать их здоровье. Затем они становятся тесными группами, ил обливают плотными струями воды, и такой освежающий душ доставляет им истинное наслаждение. Однако еще большим удовольствием является последующая процедура, когда на палубу выносят несколько ведер, наполненных смесью воды, лимонного сока, водки и пальмового масла. Этим составом они смывают соленую морскую воду, которая разъедает кожу, и натирают себе тело.

Чтобы развлечь мужскую половину, выбирают несколько особенно веселых и находчивых матросов, которые способствуют веселому времяпрепровождению с помощью всевозможных игр, разжигают у негров игральный азарт. Женщины получают для развлечения всевозможные кораллы, булавки, нитки, ленты и пестрые тряпки. Все это должно рассеивать их внимание и не допускать появления грустных мыслей.

Игры, шутки и шум продолжаются до трех часов дня. После этого подается сигнал ко второй еде. Только на этот раз вместо ячменной каши дают бобы, которые разминают до состояния густого пюре и тоже сдабривают солью, перцем и пальмовым маслом. Сам процесс еды и остальные процедуры -- мытье, вытирание, питье и уборка после еды -- остаются такими же, как было описано выше, только сейчас это все происходит гораздо быстрее, потому что вслед за этим сразу же раздаются звуки барабана, призывающего всех к танцу. И тут уж все становится как бы наэлектризованным, взгляды оживляются, каждое тело начинает двигаться. И эти судорожные движения, прыжки и позы создают впечатление, что вы находитесь среди выпущенных из сумасшедшего дома. Больше всего входят при этом в раж женщины и девушки. Иногда, чтобы их еще боль­ше раззадорить, вместе с самыми отчаянными из них начинают прыгать сам капитан, штурманы и матросы. Все это -- ради одной только цели: чтобы довезти чер­ный товар до места более здоровым и бодрым. Нако­нец около пяти часов бал заканчивается, и те, кто осо­бенно рьяно веселился, получают для освежения гло­ток воды. Начало захода солнца означает для всех: "Приготавливайтесь ко сну". В соответствии с полом и возрастом невольники расходятся в выделенные им раз­дельные помещения. Впереди следуют двое матросов, за ними -- штурман, чтобы показать, что необходимо строго соблюдать порядок, ибо помещение таково, что его обитатели располагаются в нем слоями, почти как селедки. Если бы не открытые люки с решетками, то здесь можно было бы умереть от удушья, так в нем было жарко и душно.

К люку с решеткой ведет лестница. Через это от­верстие могут пройти два человека. Перед люком всю ночь стоит вооруженный ножом матрос, который про­пускает попарно наверх и впускает обратно тех, кому необходимо выйти по нужде. Так как возвращающийся редко мог найти свое место незанятым, вею ночь стоял шум и не прекращались потасовки. Особенно неспокой­но было, по понятным причинам, у женщин и детей. Часто успокоение наступало лишь после вмешательст­ва плетки.

Обычно выбирали шесть-восемь молодых негритя­нок с красивой фигурой для прислуживания в кают-компании. Им выделялось место для сна поблизости от каюты. Питались они остатками с капитанского стола. Вызывая зависть своих подруг, они получали всевоз­можные небольшие подарки: ситцевые переднички, лен­точки, кораллы и всякий хлам, которым разукрашива­ли себя, как обезьяны. Матросы шутливо называли их "придворными дамами". Некоторым из них они давали смешные прозвища. Однако днем "придворные дамы" с Удовольствием проводили время на палубе со своими товарищами по несчастью. При этом каждая из них тут же собирала вокруг себя круг почитателей, в центре ко­торого с горделивым видом находилась она сама, и позволяла за собой ухаживать.

Как известно, все эти несчастные создания обоего пола поступали на борт в совершенно нагом виде, и, хотя их самих это нисколько не заботило, приличия (как бы они ни нарушались в других отношениях на этих работорговых судах) требовали элементарной одежды. Поэтому женщины и девушки носили вокруг бедер хлопчатобумажную повязку, спускавшуюся до колен, а мужчины -- пояс из куска льняной ткани дли­ной в один локоть и шириной восемь дюймов. Они про­пускали его между ног и завязывали на теле с помо­щью шнурка.

И если невольники прибывали на корабль, не имея при себе ничего в полном смысле слова, то проходило несколько недель или месяц, и у всех, в особенности у женщин, появлялись довольно большие свертки, которые они повсюду таскали с собой. Как легко можно себе представить, все это богатство состояло из всевоз­можных мелочей, которые они случайно подбирали на палубе, поломанных мундштуков от трубок, обрез­ков бумаги, ярких тряпочек, прутиков от метел и подобного барахла. Они выпрашивали у моряков кусок, рубашки или другой старой одежды, чтобы завернуть свои сокровища.

Однако часто они не довольствовались лишь тем, что бросал им под ноги случай, и начинали обкрадывать друг друга, и тогда одна за другой сыпались жалобы, как будто они лишались всех сокровищ мира. Тогда роль строгого судьи выполнял вахтенный штурман. Он производил обыски, во время которых каждый должен был предъявить свой узелок и выложить все его содержимое. При этом зачастую трудно было сохранить серьезность и сдерживать смех. Уличенный вор получал несколько несильных ударов плетью. Так про­исходит сегодня, так будет завтра и во все последующие дни плавания".

После того как корабль прибыл в Парамарибо (Су­ринам) и специальная медицинская комиссия дала разрешение сойти на берег, началась торговля "черным товаром". Неттельбек далее сообщает:

"Наша основная деятельность здесь состояла в продаже нашего черного товара. Об этом я должен ска­зать в нескольких словах. Обычно капитан корабля по прибытии в колонию направляет плантаторам и над­смотрщикам циркуляр, в котором предлагает им свой товар и приглашает покупателей к себе на борт. Но прежде чем являлись покупатели, из числа имеющихся рабов отбирали 10--20 самых лучших. Им повязывали на шею ленту и, как только приближались покупатели, прятали их. Ибо тактика продавца требует, чтобы в первую очередь продавался весь основной товар, а луч­шие его образцы предлагались в последнюю очередь.

Когда на корабль прибывали покупатели, мужчин и женщин ставили обособленными группами. Каждый выбирал себе того, кто ему нравился, и отводил в сто­рону. Лишь после этого начинался торг. Мужчину про­давали обычно за 400--500 гульденов. Примерно столь­ко же стоили мальчики в возрасте восьми-десяти лет и старше. Женщины, в зависимости от внешности, стоили от 200 до 300 гульденов. Если женщина была еще мо­лода, полна сил и красива, цена за нее поднималась до 800 или даже до 1000 гульденов, а знатоки часто пла­тили и значительно дороже.

По окончании торговли продавец получает либо деньги наличными, либо вексель либо производит об­мен невольников на колониальные товары. Покупатель может взять купленных рабов с собой или договориться с капитаном, что тот доставит их в указанное место на шлюпках.

И наконец, когда весь основной товар уже продан, включая лучших рабов, остается реализовать остаток, включающий самых худших невольников. Их предла­гают тому, кто больше даст. Этих негров в определен­ный день доставляют на берег, где врач осматривает каждого в отдельности. Раб должен подойти к столу. Врач удостоверяет, что он здоров, или указывает на имеющиеся у него недостатки. После этого покупатель предлагает свою цену. После соответствующей надбав­ки распродаются все оставшиеся рабы.

На этот раз нам не очень повезло. Правда, иначе и быть не могло, так как незадолго до нас здесь уже побывали друг за другом два корабля с рабами, и по­этому рынок был переполнен. Неудача первых двух недель убедила нас в необходимости найти более выгод­ное место, и наш выбор пал на соседнюю голландскую колонию Бербисе.

В Бербисе, куда мы прибыли в конце января, к сожалению, был такой же плохой рынок, так как на якоре там уже стояли два работорговых корабля. Мы про­были здесь только три дня и направились на остров Святого Евстахия. Мы достигли острова в середине февраля. Здесь нашлось достаточное количество желающих купить наш товар. Это были работорговцы из испанских владений на континенте. Мы выгодно продали весь наш груз в течение трех дней".

Тот факт, что под германским флагом не плавал" ни одно работорговое судно, связан вовсе не с сущностью самих немцев и не с их моралью, а объясняется обстоятельствами немецкой истории * (* Следует отметить, что пиратские методы широко применялись немецкими колонизаторами при захвате колониальных владений в Восточной и Юго-Западной Африке, в Того и Камеруне, на Тихом океане в середине 80-х годов XIX в. и позже.-- Прим. ред.).

Глава XXVIII ОПАСНЫЙ ГРУЗ: КОНТРАБАНДНЫЕ ГРУЗЫ И ШАНХАЙСКИЕ КУЛИ

К концу XVIII столетия в Европе и Америке увеличилось число противников рабства. В годы Французской революции французские судовладельцы почти полностью прекратили участие в работорговле. В Англии в 1792 году палата общин вынесла решение запретить работорговлю начиная с 1795 года. Однако этот законопроект был отклонен палатой лордов, так как многие члены этой палаты сами неплохо зарабатывали на торговле живым товаром. В последующий период за запрещение работорговли, по понятным соображениям, вытекающим из чисто деловых интересов, выступила мощная Вест-Индская компания. Речь шла о том, что будет главенствовать на британском рынке: сахар из Ост-Индии или сахар из Вест-Индии; будет это хлопок, собранный индийцами, или хлопок, собранный американскими неграми-рабами. В феврале 1807 года оба палаты приняли закон, направленный против работорговли. Согласно этому закону, британским судам с 1 мая 1807 года запрещалось перевозить рабов.

В ответ судовладельцы, занимавшиеся этим, исклю­чили свои суда из списков английских кораблей и зарегистрировали их в Испании и Португалии от имени фиктивных фирм. Операции по торговле рабами продолжались, как и раньше. В качестве контрмеры английское правительство год спустя запретило доставку рабов во все колонии Англии, независимо от того, на каких кораблях эти рабы транспортировались. Посла этого работорговля в Британской империи перешла на нелегальное положение и началась контрабандная торговля рабами. Количество перевозимых рабов-негров скорее увеличилось, чем уменьшилось. Однако на этой раз английское правительство не шутило. В 1811 годя во всех британских колониях работорговля каралась тюремным заключением, как тяжкое преступление, а немного позднее за нее стали приговаривать к смерти. Англия попыталась привлечь на свою сторону Испанию и предложила испанскому правительству компенсацию в размере 850 тысяч фунтов стерлингов, а также заем на сумму 10 миллионов.

Испанское правительство отклонило это предложение.

На Венском конгрессе в 1815 году была принята декларация против работорговли, однако правительства европейских стран, за исключением Англии, не проявив ли решимости в проведении принципов декларации в жизнь. А французские судовладельцы даже принялись за дело с такой энергией, как будто бы они жаждали нагнать упущенное. Под давлением британского прави­тельства Франция в 1818 году запретила работорговлю. Однако торговля рабами во Франции не была объявле­на уголовно наказуемым преступлением. В Испании, которая все же приняла от Англии компенсацию, был издан закон, который повлек за собой ужасные для рабов последствия. Согласно этому закону, работорговым судном мог считаться только тот корабль, на борту которого были действительно обнаружены рабы. Поэтому команды таких кораблей, завидев опасность быть захваченными военными судами, выбрасывали ра­бов за борт. Многочисленные примеры доказывают, что эти массовые убийства оставались безнаказанными, так как закон на них не распространялся. В 1830 году Бра­зилия запретила ввоз негров, а португальское прави­тельство -- вывоз рабов из своих африканских колоний. Этим были созданы предпосылки для заключения, меж­дународного договора, к которому присоединились все главные державы. Работорговцы, которых, как пиратов, карали теперь смертной казнью, попали в критическое положение. Капитан корабля отныне рисковал головой, если на борту его судна было обнаружено снаряжение для транспортировки рабов: наручники или ввинченные в борт болты, к которым приковывали негров при виде земли или сторожевых кораблей. Доказательством то­го, что корабль занимается перевозкой рабов, мог слу­жить также чрезмерно большой запас на борту питье­вой воды, риса или бобов, а также излишнее количест­во досок, которые использовались для оборудования помещения для рабов. Так как возле побережья пат­рулировали военные корабли, работорговцы приближа­лись к берегу только под прикрытием темноты и после того, как получали с берега дымовые сигналы. Охот­нее всего капитаны становились на якорь в хорошо укрытых устьях рек. Они теперь отказывались осматри­вать "товар" и в огромной спешке принимали на борт негров, доставляемых с берега торговыми агентами. С сокращением торговли рабами лагеря, в которых содержали пленников, оказались переполненными, и черные и белые торговцы были рады возможности продать лишних едоков, даже если они получат за них лишь три-четыре фунта. Работорговцы, продолжавшие свое занятие, грузили на корабли вдвое больше рабов, чем раньше, так как в Бразилии за одного раба-мужчину можно было получить до 100 фунтов, а в Северной Аме­рике эта цена достигла даже тысячи долларов.

Имеются данные о количестве негров-рабов, обнару­женных на кораблях работорговцев, захваченных военными судами. Когда, например, в 1834 году бриг "Ка­ролина" был задержан и уличен в контрабандной пере­возке рабов, в трюме этого корабля, имевшего водоиз­мещение всего лишь 80 т, нашли 350 рабов, а на испанской фелюге "Си" водоизмещением в 71 т -- 36 негров, оставшихся в живых.

Когда усилили охрану западноафриканского побережья, работорговцы перенесли свою деятельность на берега Восточной Африки. Это означало 2--3 тыс. километров дополнительного пути только до мыса Доброй Надежды, и вместо того, чтобы пользоваться попутным ветром и течениями прежнего маршрута через Атлантику, корабли работорговцев вынуждены были теперь двигаться от мыса Доброй Надежды против ветра целых 6 тыс. километров до Рио-де-Жанейро или 12 тыс. километров до Гаваны. Оба эти порта стали центрами по распределению рабов во время контрабандных перевозок невольников.

Соответственно этому долгому пути увеличилась и смертность невольников. О португальской работорговле; в 1818 году приводились следующие данные: судно "Синта" следовало из Восточной Африки в Рио-де-Жанейро с 970 рабами, 202 из них умерли; "Коммодоре" -- 4 из Восточной Африки в Рио-де-Жанейро с 685 рабами, 295 из них умерли; "Эсплорадор" -- из Восточной Африки в Гавану с 560 рабами, 361 -- умер...

Во время контрабандной торговли рабами никаких коносаментов, разумеется, не оформляли и само плавание протекало уже не так, как в легальных условиях. В переполненных трюмах люди лежали друг на друге. Дни и ночи они вынуждены были проводить стоя или сидя на корточках. Пока корабль не пройдет зону, охраняемую военными судами, ни одного негра не выпускали на верхнюю палубу. Все люки были наглухо задраены, что обычно делается только при сильном волнении на море. Иначе говоря, трюмы были почти загерметизированы, и это -- в знойном тропическом кли­мате! Ужас этих условий невозможно передать. Когда через два или три дня открывались люки, каждый чет­вертый или пятый из этих загнанных внутрь людей оказывался умершим от нехватки воздуха. Еще больше умирало от болезней. Смертность во время плавания достигала 50 % и выше. И все же для судовладельцев это занятие оказывалось прибыльным...

Одним из самых дотошных работорговцев начала XIX столетия был некий Теодор Кэннот. "Курс наук" он прошел на американских судах, а потом нанялся офицером на кубинский работорговый парусник "Акростатико". Корабль погиб, и Кэннот ряд лет провел на африканском побережье, занимаясь работорговлей. Когда находиться там дальше ему стало невозможно, он снова начал плавать на работорговых судах в каче­стве офицера. В 1827 году, будучи капитаном, он вел 90-тонный кубинский галион "Фортуна", на борту ко­торого находилось 220 рабов, которых выменяли на западноафриканском побережье за 20 тыс. сигар. Кэн­нот представил следующий отчет об этом плавании, длившемся несколько месяцев:

В соответствии с этим расчетом одно успешное пла­вание удваивало капитал.

Кэннот, которому несколько раз еле-еле удавалось избежать поимки, а тем самым и виселицы, знал си­стему контроля англичанами побережья так же хорошо, как и большинство других рабовладельцев-контрабан­дистов. И тем не менее вооруженные столкновения между работорговыми судами и преследовавшими их воен­ными кораблями стали более частыми. В этих сражени­ях военные моряки не всегда оказывались победителями. Хуже всего, естественно, приходилось рабам-неграм, которых на все время преследования контрабандиста военными кораблями, порою продолжавшегося несколько дней, заковывали в трюме и они вынуждены были дышать там спертым воздухом.

Именно в тот период, когда в Северной Америке успешно закончилась борьба за освобождение миллионов негритянских рабов, американские судовладельца возглавили нелегальную торговлю невольниками. Что; бы уходить от английских сторожевых судов, они стали строить особенно быстроходные парусники. Верфи Балтиморы славились строительством кораблей с бермудским парусным вооружением, которые могли уходить от английских сторожевых судов, в большинстве своем быстроходных бригов.

Американцы брали свой "черный товар" на территории, расположенной по обоим берегам реки Конго в нескольких стах милях к северу и к югу от устья.

Самым знаменитым американским парусником того времени был "Найтингейл" ("Соловей") под командованием капитана Боуэна, который при каждом плавании брал на борт до тысячи негров. 21 апреля 1861 года "Найтингейл", имевший на борту 961 раба, был захвачен американским военным кораблем "Саратога". Предстоял судебный процесс. Однако еще до начала его Боуэну удалось бежать.

Одним из последних американских нелегальных работорговцев был капитан Гордон. На своем корабля "Эрай" с 890 рабами на борту он был захвачен американским военным судном "Могикан". Он был закован в цепи, доставлен в Нью-Йорк и на основании закона 21 февраля 1862 года повешен как пират.

Согласно Стивену А. Дугласу, сопернику А. Линкольна на президентских выборах, в 1858 году в Северную Америку контрабандным путем было ввезено 15 тыс. негров. В Нью-Йорке к этому времени существовали акционерные общества, деятельность которых была открыто связана с работорговлей.

Однако и в Америке работорговле приходил конец. В мае 1860 года конгресс выделил ассигнования на строительство четырех быстроходных канонерок! Вступив в строй, они за короткое время захватили в Мексиканском заливе двенадцать американских кораб­лей, занимавшихся нелегальной перевозкой рабов. Эти суда имели на борту более 3 тыс. негров. В течение того же года у берегов Конго военными кораблями были захвачены суда, имевшие на борту в общей сложности 4,2 тыс. негров. Работорговля перестала се оправдывать. И тем не менее еще в 1901 году в Атлантике был задержан корабль работорговцев...

Теперь, когда с европейской и американской конку­ренцией в сфере торговли рабами было покончено, Аф­рика была открыта для арабских работорговцев, обосновавшихся прежде всего в Восточной Африке. Они направляли свой "товар" не на запад, а на север и се­веро-восток, как это уже было тысячелетия назад. Ев­ропейские военные суда, охранявшие африканское по­бережье, причиняли арабским работорговцам лишь нез­начительный ущерб.

Поскольку приток невольников-негров в Америку уменьшился, а затем и совсем прекратился, плантаторы, жаждавшие дешевой рабочей силы для своих сахар­ных и хлопковых плантаций, стали искать соответству­ющей замены. Уже в 1834 году на острове Маврикий была сделана попытка использовать для работы на местных сахарных плантациях рабочих из Индии. Экс­перимент прошел хорошо, и многие работорговцы, в том числе пресловутый контрабандист Боуэн, изменили тактику и с этого момента стали заниматься перевоз­кой кули -- низкооплачиваемых, неквалифицированных рабочих из Индии, Юго-Восточной Азии и Китая. Прав­да, на них не охотились, их не продавали. В большин­стве случаев их заманивали на корабли с помощью обещаний. Британская администрация в Индии в 1837 году была вынуждена принять специальное постановле­ние по вопросу об эмиграции кули. Важнейшими его пунктами являлись следующие:

1. Для вербовки кули необходимо получить офи­циальное разрешение.

2. С рабочим должен быть заключен договор сро­ком не более чем на пять лет.

3. Каждый корабль может брать на борт кули из расчета одного человека на 1,5 т грузоподъемности, то есть количество перевозимых людей ограничивается тоннажем корабля.

После временного запрета всех перевозок была вве­дена должность так называемого "протектора эмигран­тов", которому предоставлялось право запрещать пе­ревозку индийских эмигрантов на кораблях, не соблю­давших "закона об эмиграции кули". Протектор назна­чал на каждый корабль врача-инспектора, который со­провождал корабль на протяжении всего плавания в Качестве представителя эмигрантских властей. На кораблях кули распределялись по группам, холостых мужчин направляли в первый трюм, женатых с детьми и без детей распределяли в главный и кормовой. Днем в хорошую погоду кули разрешалось находиться над кормовой части верхней палубы. Но в этом случае на палубе дежурили вооруженные офицеры и матросы, в задачу которых входило немедленное подавление любых "волнений". Ночью все были обязаны снова спуститься в трюм, и в случае любой опасности люки задраивались. Если люки оставались закрытыми более одного дня, то многие из кули, находившихся в трюме, умирали, -- происходило то же, что творилось на работорговых судах...

Значительная часть транспортов с кули направлялась от берегов Китая. Наряду с настоящими эмигрантами, то есть людьми, которые действительно желали покинуть свою страну, на каждом таком корабле всегда находились и те, кого доставили на борт против их воли, уловками вербовщиков и агентов преступных организаций. Так, в Шанхае мужчин одурманивали опиумом и алкоголем или заманивали в сомнительные притоны и затем насильно отправляли на корабль, где их принуждали к службе на военных судах или отправляли как полурабов на западное побережье Южной Америки добывать гуано или на американские сахарные и хлопковые плантации. Эти методы стали всемирно известны как "шанхаирование".

Перевозка кули всегда была связана с большой опасностью для команды корабля. Одно из таких плаваний описал капитан американского парусника "Норвей", из Нью-Йорка, который в 1859 году взял в Макао на борт 1 тыс. китайских кули, чтобы доставить их в Гавану.

В начале плавания, как это делалось всегда, из числа наиболее сильных кули были выбраны надсмотрщики, блюстители порядка. За некоторые "привилегии" в условиях размещения и в питании они оказывали своим хозяевам известные услуги, служа им против своих собратьев. На борту их называли "полисменами". На третий день плавания между кули возникла ожесточенная ссора, причину которой выяснить не удалось. Лишь с трудом "полисмены" восстановили порядок на борту "Норвея". Четверых предполагаемых зачинщиков доставили в наручниках на палубу и привязали к рым-болтам в кормовой части судна. Пятого пришлось нести на руках, так как у него была тяжелая колотая рана. Кто и чем ранил этого человека, вначале оставалось загадкой, так как по прибытии на корабль каждый кули и его багаж тщательно обыскивались и обнаруженное оружие немедленно изыма­лось; оставляли только палочки для еды. Раненый сообщил капитану, что кули хотели овладеть кораб­лем. Для этого они намеревались разломать койки, вооружиться досками, затем устроить пожар на сред­ней палубе и перебить команду, как только она спу­стится для тушения огня. План исходил от китайцев, которые до этого служили на пиратских джонках и были мастерами в таких делах.

Капитан не отнесся к сообщению раненого со всей серьезностью. Он не поставил охрану у люков и ог­раничился только тем, что предупредил команду. Спу­стя две ночи, когда "Норвей" на всех парусах шел с попутным муссоном, со средней палубы вдруг донесся пронзительный крик, и сквозь решетчатую крышку переднего люка пробилось пламя. Команда устремилась к отверстиям люков, чтобы забаррикадировать их же­лезными прутьями и деревянными балками, так как в случае прорыва кули положение на палубе оказалось бы неравным: 1000 кули против 60 человек команды. Офицеры начали стрелять в кули, прорывавшихся на­верх с оружием в руках. Первый офицер был ранен ударом взятой в камбузе сечки. Команде удалось закрыть люки, и моряки почувствовали себя в безопас­ности. Но кули не успокоились. Они стали складывать в кучу у люков все, что могло гореть, затем облили все это керосином и подожгли. Первый пожар был толь­ко инсценировкой, но сейчас возникла опасность, что загорятся не только балки, нагроможденные над лю­ками, но и весь корабль станет жертвой огня. Поэтому капитан приказал наглухо закрыть люки мокрым брезен­том. В результате этого огонь прекратился от недо­статка воздуха, а кули стало нечем дышать.

Вынужденные пойти на переговоры, кули постави­ли следующие условия:

1. 300 кули должны находиться на палубе.

2. Корабль должен немедленно подойти к сиамско­му берегу, где каждому будет предоставлена возмож­ность покинуть судно.

3. Пока корабль не достигнет берега, он не должен вступать в связь с другими судами.

Если капитан не примет их условия, кули сожгут корабль, даже если это будет стоить им жизни.

Вместо ответа капитан приказал подготовить шлюпки, опустить туда питьевую воду и провиант. Когда в шлюпки стали садиться первые пассажиры, привязанные на верхней палубе китайцы сообщили об этом своим товарищам внизу. Те согласились на перемирие без всяких условий. По взаимному согласию со средней палубы были убраны трупы и выброшены за борт. После этого, казалось, восстановился порядок. Однако с наступлением темноты китайцы вновь предпринял" отчаянную попытку выбраться наверх. Команда стала наугад стрелять в отверстия люков по скопившимся внизу людям, пока они не отказались от отчаянных попыток взломать запоры. Остаток пути кули вели себя спокойно. Однако попытка вырваться на свободу стои­ла жизни 130 китайцам.

Причина этого восстания так и осталась невыяснен­ной. Неизвестно, были зачинщики действительно пира­тами, которые захотели захватить корабль, или это были "шанхаированные", которые стремились вернуть­ся на родину, покинуть которую их заставили силой. Во всяком случае, история с пожаром была трюком, который часто использовали дальневосточные пираты.

Глава XXIX ПИРАТСТВО В ИНДИЙСКОМ ОКЕАНЕ И ЮЖНО-КИТАЙСКИХ ВОДАХ

Индийский океан и моря, граничащие с запада с Тихим океаном, являются колыбелью не только море, плавания, но и пиратства. Только мы до сих пор имеем ограниченные сведения о пиратстве в этих районах.

Районами особенно успешной деятельности местных пиратов на протяжении тысячелетий являлись Аравийское море, Бенгальский залив, Южно-Китайское море. Когда в результате великих географических открытий сюда пришли европейцы, португальские, голландские и английские пираты смешались здесь со своими местными собратьями по ремеслу и стали совместно, а иногда и конкурируя друг с другом охотиться за богатой добычей, которая находилась в трюмах кораблей, курсировавших между Европой, Индией и Китаем.

Самыми известными арабскими пиратами были представители племен, живших на Пиратском берегу. Так называлась прибрежная полоса длиной около, 150 морских миль, шедшая от Ормузского пролива и далее в юго-западном направлении как часть южного берега Персидского залива. Через Ормузский пролив в течение пяти тысячелетий, шли суда из Индии и Китая, направляясь в Персидский залив, в Оман, откуда товары транспортировались вверх по Евфрату в Вавилон, и далее караванными путями их доставляли в средиземноморские порты. С начала V века часть судов стала заходить в Красное море. Арабские пираты господствовали у побережья Аравийского полуострова, а позднее они держали в зоне своей деятельности морской путь португальцев и англичан и Индию, который огибал мыс Доброй Надежды, шел далее вдоль восточноафриканского побережья до острова Сокотра и оттуда -- в Бомбей. Об этих пиратах заговорили в Ев­ропе с тех пор, как в декабре 1778 года они на шести парусниках напали в Персидском заливе на английский правительственный корабль и захватили его после трехдневной борьбы. Со времени захвата Индии англичанами корабли Ост-Индской компании стали особенно желанными объектами нападения для арабских пиратов. Неоднократные экспедиции английских военных кораблей против пиратов остались безуспешными. В 1797 году несколько пиратских парусников атаковали английский корвет "Вайпер" ("Змея"). Во время абордажного боя погибли капитан и половина команды, но корвету удалось уйти. Подобная судьба постигла в 1808 году и корабль "Фьюэри" ("Ярость"). По-видимому, некоторые корабли Ост-Индской компании, зна­чившиеся как "пропавшие без вести", были жертвами арабских пиратов. В 1818 году во время крейсирования в Персидском заливе у порта Кисмах на мель сел анг­лийский военный корабль "Хоуп" ("Надежда"). Ко­манда из 120 человек была взята в плен и передана шейху Кисмаха. Каково же было удивление англичан, когда они узнали, что шейхом был... родившийся в 1759 году в Ньюкасле авантюрист и пират Томас Хортон! Принявший ислам пиратский вожак обошелся со своими бывшими соотечественниками весьма благос­клонно и освободил их, не взяв никакого выкупа. На прощание он подарил каждому из них по молодой чер­ной рабыне.

На своих быстроходных парусниках арабы с Пи­ратского берега достигали западного побережья Индии и стали угрожать даже Бомбею. Лишь после того, как в 1819 году несколько крупных английских военных ко­раблей с помощью сильного экспедиционного корпуса овладели их столицей Рас-эль-Хайма и разрушили базы пиратского флота, арабские пираты сократили свои опе­рации, однако полностью это выгодное занятие не пре­кратили.

На корабли Ост-Индской компании успешно напа­дали также и пираты Малабарского побережья, которое тянулось от Гоа до южной оконечности Индии. Здесь в конце XVII века семейство Ангрия в сообществе с еврейскими пиратами как бы монополизировало пират­ский промысел. Первым из этой династии пиратских вожаков приобрел известность некий Конаджи Ангрия, который возглавил морской разбой в 1698 году. Он со своим флотом выступал как покровитель индийского прибрежного судоходства. На береговой линии протя­женностью 300 миль он оборудовал базы для своих ко­раблей и превратил в крепость один из островов, рас­положенных возле Бомбея. Вследствие пассивности Ост-Индской компании Конаджи добился значитель­ных успехов. Все, кто хотел достичь западного берега Индии или проплыть вдоль побережья на север или на юг, должны были получить от него специальную охран­ную грамоту. А если кому-то было жаль тратить на это деньги, то он, как правило, лишался не только корабля и товара, но зачастую и жизни.

Когда в 1729 году Конаджи умер, пятеро его сы­новей начали борьбу за первенство. Выиграл Туладжи. Он показал себя ловким политиком и способным фло­товодцем. Однажды Туладжи сумел захватить пять торговых кораблей, шедших под охраной британских военных кораблей. В 1749 году он захватил "Ресторейшн" -- самый сильный корабль Ост-Индской ком­пании. Тактика Туладжи была простой. Его быстроход­ные парусники в течение дня шли за караваном судов. Стоило только отстать одному из них или сопровожда­ющему караван военному кораблю, как пираты быстро настигали свою жертву и брали корабль на абордаж.

Переговоры Ост-Индской компании с пиратом не принесли успеха, так как он потребовал, чтобы за ним сохранили право выдавать охранные грамоты кораб­лям компании за крупное вознаграждение. В 1755 году объединенный флот из 50 судов, среди которых находи­лось четыре английских военных корабля, атаковал Туладжи в укрепленном порту Савандург, однако пи­рату удалось уйти. В феврале 1756 года британское правительство выставило флот из 24 военных кораб­лей под командованием контр-адмирала Уотсона и экспедиционный отряд численностью 1600 солдат, во главе которого стоял "завоеватель Индии" Роберт Клайв. Эти силы должны были разгромить Туладжи вместе со всеми его кораблями на главной пиратской базе Гериа. Для отражения такой силы Туладжи было не­достаточно имевшихся у него 58 небольших парусни­ков и стоявшего в порту "Ресторейшин", захваченного пиратом ранее. Британское командование отклонило предложение Туладжи вступить в переговоры и начало обстреливать корабли и портовые сооружения. Когда после 24-часовой бомбардировки на воздух взлетел пороховой склад пиратов, крепость капитулировала. Туладжи сдался индийскому отряду и не был передан англичанам. Умер он в тюрьме.

То обстоятельство, что династия Ангрия долгое время могла оказывать сопротивление португальцам и англичанам, объясняется хорошим отношением пиратов к местному населению. Индийцы сопротивлялись евро­пейским колонизаторам и поэтому оказывали поддерж­ку пиратам, которые хотя и занимались разбоем, но всю свою силу направляли при этом против англичан.

В Китайских морях пиратство также возникло с началом мореплавания, то есть за тысячи лет до нашей эры. Как и у пиратов, орудовавших в европейских во­дах, пиратство в этом районе состояло в ограблении побережья и охоте за людьми. Пленных, в основном папуасов из Новой Гвинеи, продавали на рабовладель­ческих рынках островов или даже на побережье материка. Корабли пиратов были похожи на средизем­номорские галеры. Один ряд весел обслуживался гребцами-рабами, а на возвышающейся средней части корабля стояли воины, вооруженные копьями, мечами и крисами -- малайскими ножами. Позднее на носовой и кормовой части судов стали устанавливать пушки, а команда получила огнестрельное оружие.

Первым из предводителей малайских пиратов полу­чил известность в Европе Рага. В начале XIX столетия он в течение двадцати лет контролировал район между островами Борнео и Целебес. Рага совершал нападения; на европейские торговые суда, следовавшие через Малаккский пролив. Сотни кораблей были разграблены и сожжены, а команды уничтожены до последнего чело­века. Англичане направили против морских разбойни­ков несколько военных кораблей, однако большого успеха их действия не имели. В 1830 году американ­ская шхуна "Френдшип" стала жертвой пиратского на­падения в порту Куала-Бату на острове Суматра. Спу­стя два года по приказу американского правительства порт Куала-Бату был разрушен высланным для этого корветом "Потомак".

Более заметного успеха в борьбе с пиратами на острове Борнео англичане добились в 1849 году, когда совместно с раджей Саравака им удалось захватить пи­ратские базы в устьях рек. В деревнях, расположен­ных по течению рек, была устроена настоящая охота на людей, спастись удалось единицам. Зато англичане могли теперь "гордиться" тем, что на Северном Борнео пиратам был нанесен серьезный удар. Но успех был неполным, так как между побережьями Юго-Восточной Азии и Австралии продолжали свои действия европей­ские пираты. Лишь один из них стал известен в Европе: это был Балли Хайес. Будучи трубачом небольшого оркестра, он побывал на различных островах Юго-Во­сточной Азии, затем сделался владельцем небольшого парусника, стал заниматься торговлей оружием. Это принесло ему такой большой доход, что уже вскоре он увеличил свою команду и стал попутно заниматься пи­ратством и охотой за людьми. В 1875 году у филиппин­ского побережья он был схвачен испанцами и брошен в тюрьму. В заключении он начал интенсивно изучать теологию и как мнимый священнослужитель был выпущен на свободу по ходатайству манильского епископа. Сразу же после этого Хайес возобновил свою прежнюю деятельность. Затем его поймали англичане, но и от них удалось удрать. В 1878 году он был убит во время ссоры своим штурманом и выброшен за борт.

Первыми в Азии пиратами, грабившими в море и на берегу, были, согласно легенде, японцы. На старинных рисунках изображены мужчины в одеждах желто-красного цвета, держащие в каждой руке по мечу. Японские пираты никогда не нападали в одиночку, а всегда действовали в составе крупных отрядов. Во время своих разбойничьих экспедиций на китайском побережье они грабили не только прибрежные поселения, но совершали нападения и на районы, лежащие в глубине страны. Эти нападения японских пиратов отличались особой жестокостью.

Одним из японских пиратов, о которых дошли до нас исторические сведения, был Яиро. Во время одного из своих пиратских плаваний Яиро познакомился в Малакке с Францем Ксавером, который обратил Яиро в христианство. В 1549 году на своем корабле, носившем так подходившее ему имя "Воровская джон­ка", Яиро привез Ксавера в Японию в качестве мис­сионера. Прибыв в Японию, монах хотел сделать Яиро главой созданной в Японии христианской общи­ны. Однако Яиро предпочел заниматься пиратством.

В начале XVI века на берегах Китая появились пор­тугальцы, которые в своей жестокости намного прев­зошли японцев. Вскоре стали известны имена первых португальских пиратов, которые набирали свои коман­ды из дезертиров с европейских судов. Они стали заниматься морским и прибрежным разбоем в этих местах, вытеснив японских пиратов, а также широко развернули торговлю рабами. Известным предводителем португальских пиратов этого начального периода был Антонио де Фариа, а самым знаменитым пиратом того времени стал его ученик Фернан Мендес Пинто, который оставил в своих мемуарах выразительную кар­тину морского пиратства в этом районе.

Покинуть Португалию Пинто был вынужден потому, что он совершил преступление, Пинто направился в Китай. В пути парусник, на котором он находился, был захвачен Фариа. Под его влиянием Пинто и стал пи­ратом. Вот что он пишет в своей книге:

"Фариа открыто заявил мне, что он выходил на поиски добычи. Он утверждал, что Китайское море следовало бы лучше называть Пиратским морем. Каж­дый второй корабль здесь был пиратским. Следовало приспособиться к создавшейся обстановке. Я начал понимать, что в этом мире мне будет трудно быстро разбогатеть, занимаясь честной торговлей. Ведь я был беден. Было бы лучше попытать счастье авантю­риста. И здесь я не мог желать лучшего учителя, чем этот дотошный капитан, который сумел так хорошо успокоить мою взбунтовавшуюся совесть".

Когда Пинто перешел на сторону Фариа, пиратская флотилия состояла из четырех кораблей. Несколько позднее, застигнутая тайфуном возле Марианских ост­ровов, вся флотилия погибла. Из 586 человек уцелели лишь 53, и среди них -- Фариа и Пинто. Вскоре спас­шимся удалось завладеть новым кораблем. Пинто рассказывает, как во время поисков опасного малайско­го пирата Кожи Асена к ним присоединилась вторая джонка:

"Бог послал нам джонку из Патама. Ею командовал китайский пират. Он был большим другом португаль­ской нации, ее обычаев и жизни. С ним было тридцать португальцев, отборные и порядочные люди, находив­шиеся у него на службе. Все они были очень богаты".

В жестоком сражении нежелательный конкурент Кожи Асен был разбит и убит. Оба победивших ко­рабля с богатой добычей возвратились на свою базу.

Во время своей следующей экспедиции Фариа и Пин­то разграбили княжеские погребения на одном из ост­ровов. На обратном пути их корабли попали в сильную бурю и погибли. Фариа и большая часть команды уто­нули. Пинто удалось вторично спастись вместе е че­тырнадцатью моряками. С этого момента для Пинто началась жизнь, полная самых неожиданных приключе­ний. Несколько раз его бросали в тюрьму за занятие пиратством, и всегда спустя короткое время он оказы­вался на свободе и возвращался к своему ремеслу. Ка­кое-то время он был посланником бирманского короля в Сиаме и Южном Китае, поступил на короткое время на службу к сиамскому королю, затем перешел к ко­ролю Бирмы, который назначил его своим военным министром. После длительных приключений на суше и на море его потянуло домой в Португалию, где он и написал свои мемуары.

Кроме португальцев, свое счастье в этих же морях искали пираты из других стран, в особенности голландские. В эти моря проникали также и флибустьеры. Кроме того, возможность захватить здесь хорошую добычу не упускали и некоторые кругосветные путешественники.

Задолго до европейских, а очевидно, еще и до япон­ских пиратов в этих водах действовали китайские пи­раты. Тайные пиратские союзы и по-военному органи­зованные пиратские флоты на протяжении столетий представляли к Китае реальную и влиятельную силу. Они располагали сотнями кораблей и десятками тысяч презиравших смерть воинов. Во главе этих организаций стояли люди, которых по масштабу их деятельности нельзя сравнить ни с одним из главарей европейских пиратов. С ними вынужден был считаться сам император -- повелитель такой огромной страны, как Китай.

С ростом товарообмена между Европой и странами Дальнего Востока в XVII и XVIII веках местные пираты стали специализироваться на захвате европейских кораблей. Для этого они разработали особую тактику, эффективность которой уже в 1605 году испытал на себе британский экспедиционный корабль "Тигр", на борту которого находился знаменитый исследователь Арктики Джон Дэвис. Наблюдатель с английского корабля заметил в море джонку, которая, как ему пока­залось, терпела бедствие: ее уносило течение, на палубе толпились люди. Англичане выслали к джонке шлюп­ки, и мнимые потерпевшие были доставлены на борт "Тигра". После этого корабль англичан подошел к джонке. Когда часть команды английского корабля пе­решла на джонку, на английских моряков внезапно набросились люди, прятавшиеся на джонке, и перебили их. А пираты, находившиеся на борту английского па­русника, одновременно накинулись на его команду, пустив в ход спрятанное оружие. Правда, англичане на борту своего корабля оказались победителями. Од­нако Дэвис был убит одним из первых.

Такими же методами успешно пользовались пираты побережья Юго-Восточной Азии вплоть до первой по­ловины нашего века. Тщательно спрятав оружие, как мирные пассажиры третьего класса они садились на пассажирский или грузовой пароход, который, по их сведениям, вез богатых пассажиров или ценный груз. В море они захватывали судно и вынуждали капитана идти в указанный ими пункт. Там они выгружали цен­ности, пассажиров и остальную добычу в ожидавшие их джонки, а корабль отпускали продолжать плавание. Самым знаменитым пиратским вожаком и одной из крупнейших фигур в пиратском мире вообще был, несомненно, Го Синъя, известный европейцам под име­нем Коксинга. Отец Коксинги Лин Чэнци, обзавелся пиратской флотилией и составил себе значительное со­стояние, контролируя всю торговлю на восточнокитайском побережье. Благодаря своему большому флоту, действовавшему с широким размахом, он сделался на­столько богатым и влиятельным, что к нему обратился за помощью принц Тан из династии Мин, командовав­ший войсками, боровшимися против вторгнувшихся в Китай маньчжуров. Лин Чэнци согласился при условии, что император усыновит его сына, который родился у него в 1623 году от брака с женой-японкой. Так сына Чэна стали называть Ро Синъя -- "господином, нося­щим императорское имя".

Маньчжуры одержали победу. Так как у них не было флота, она, видимо, сначала примирились с Чэном. Однако пришедшая к власти маньчжурская династия Цин не простила Чэну его дерзости. Под благовидным предлогом его пригласили в Пекин, бросили в тюрьму и там задушили.

После смерти отца Коксинга, которому как раз ис­полнилось 17 лет, отправился на острова, расположен­ные у южнокитайского побережья, и вступил во вла­дение отцовским флотом. Он возглавил антиманьчжур­ское движение на юге Китая. В течение двадцати лет он подвергал нападениям китайское побережье, зах­ватывал и грабил корабли. Дважды, в 1654 и 1659 го­дах, он высаживал на побережье войска и штурмовал Нанкин. Флот, высланный против него маньчжурами, Коксинга уничтожил.

Когда маньчжурские правители полностью подчини­ли себе Китай и укрепили свою власть, они обратили свои действия против Коксинги.

Они уничтожили все прибрежные базы его флота, в связи с чем Коксинга был вынужден искать новые базы.

Он остановил свой выбор на острове Тайвань, ко­торый с 1624 года был оккупирован голландцами. В мае 1661 года с флотом, состоявшим из 600 кораблей, Консинга появился у берегов острова и осадил защищавшую остров крепость Келан.

Из Батавии на помощь осажденным были направле­ны пять кораблей с пополнением. Коксинга разбил этот экспедиционный корпус еще до его прибытия на остров. После этого защитники крепости капитулировали, получив гарантию свободного отхода. Теперь Коксинга перевел свой флот и войска на Тайвань. За ним последовали многие участники антиманьчжурского движения, и Тайвань стал, таким образом, главной базой освободительной борьбы против маньчжурского господства. Военные успехи Коксинга вызвали на южном побере­жье Китая новые восстания против маньчжуров. Тогда в Пекине стали требовать решительных действий. Маньчжурский флот при поддержке голландской эскадры должен был атаковать Коксингу на Тайване. Действуя с этого острова, Коксинга не только причи­нял ущерб торговле с китайским побережьем, но и препятствовал нормальному прохождению голландских кораблей, направлявшихся в Японию. Коксинга плани­ровал и новые захваты. Он отправился на Филиппины и потребовал от испанского губернатора передачи ему острова Лусон. Однако, не успев отдать приказ о на­падении на остров, он скончался.

Сын его, Чэн Цин, оставался еще на Тайване, однако власть его была сильно ограничена маньчжурами и голландцами. В 1683 году владыка Тайваня, внук Коксинги, был лишен власти и как пленник доставлен в Пекин.

На рубеже XIX века широкую известность в дальне­восточном бассейне приобрела женщина, некая госпо­жа Цин. Она являлась вдовой удачливого пирата. Флот его из нескольких сотен джонок был организован на военный лад и разделен на шесть эскадр. Во время од­ной из своих разбойничьих экспедиций у берегов Ин­докитая пират Цин был разбит в жестоком бою и по­гиб. Командование его пиратским флотом взяла на себя вдова пиратского адмирала. До того она уже ру­ководила одной из шести эскадр и была у мужа за­местителем.

Порядок на кораблях госпожи Цин один китайский историк характеризовал следующим образом:

"1. Если кто-либо самовольно сойдет на берег, он подлежит аресту и ему проткнут уши на виду у всего флота. Совершивший повторно самовольную отлучку приговаривается к смерти.

2. Из захваченной добычи ничего нельзя брать, пока она не будет полностью учтена. Добыча делится на десять равных частей. Две части предназначаются для раздачи командам, восемь -- поступают на склад как всеобщее достояние. Брать что-либо со склада без разрешения запрещается. Уличенные в этом караются смертью".

Населению в местах базирования пиратского флота оказывалась всяческая поддержка. Любая услуга, ока­занная пиратами, подлежала оплате. С другой сторо­ны, любое превышение власти по отношению к жите­лям каралось смертной казнью. Таким образом, пираты обеспечили себе на побережье надежный тыл.

В 1808 году госпожа Цин впервые продемонстриро­вала свое флотоводческое искусство. Она заманила в ло­вушку посланную против нее императорскую эскадру. Лишь нескольким кораблям удалось уйти. Командо­вавший эскадрой адмирал покончил с собой. Тогда им­ператор поручил уничтожить пиратов генералу Линь Фа. Когда из-за штиля оба флота остановились вбли­зи друг от друга, тысячи пиратов стали прыгать в воду, чтобы вплавь добраться до неприятельских кораблей. Линь Фа, проиграв сражение, погиб.

Окончились неудачей и другие попытки император­ских адмиралов уничтожить флот госпожи Цин. Она продолжала господствовать в китайских водах. Почти беспрепятственно грабила она все побережье, захваты­вала корабли и пленных, чтобы получить за них боль­шой выкуп. Ее жертвами становились многие англий­ские и голландские суда.

Когда император увидел, что с госпожой Цин не удастся покончить обыкновенным путем, он предложил ей амнистию и титул. Состарившаяся пиратка не усто­яла перед соблазном и приняла амнистию для себя и 4 тыс. своих сподвижников. Пираты, не пожелавшие подчиниться, в последующие годы были выловлены императорским флотом и казнены.

Китайский историк заканчивает рассказ об этой эпохе истории пиратства в китайских водах следующи­ми словами: "С этого момента наступила счастливая эра. Корабли стали плавать в полной безопасности. На крупных и малых реках снова воцарился мир".

Глава ХХХ КОНЕЦ ПИРАТСТВА?

В первой половине XIX века пиратство еще процве­тало у североамериканского побережья. Американский пират Гиббс, захваченный во время нападения на бриг "Винярд" ("Виноградник"), признал перед судом, что за период с 1818 по 1824 год он совершил нападения на. 40 кораблей и что при этом погибла почти половина команды этих судов. Пират Джильберт, по происхож­дению тоже североамериканец, в 1832 году остановил парусник "Панда". Разграбив корабль, Джильберт приказал запереть команду "Панды" в трюм, а судно поджечь. Затем пиратский парусник сел на мель у за­падных берегов Африки и был захвачен английским сторожевым кораблем. Большая часть команды успела укрыться на берегу, а Джильберт и еще 11 матросов были пойманы. В США они предстали перед судом и были приговорены к смерти за нелегальную торговлю рабами и занятие пиратством.

Для борьбы с пиратством в США была создана спе­циальная эскадра. Ей было поручено взять под конт­роль базы и коммуникации пиратов и работорговцев в водах Вест-Индии. Были приняты эффективные меры и для борьбы с каперством.

Парижская декларация 1856 года о морской войне, запрещавшая каперство, не была подписана США, по­скольку было отклонено американское предложение за­претить захваты чужой собственности также и военным судам. Без четкого определения понятия "военный ко­рабль" действительно нелегко было решить вопрос о том, относится тот или иной насильственный акт на море к сфере военных действий, каперству или пиратст­ву. С первыми трудностями в этом вопросе столкнулись сами США. Когда президент Конфедерации южных ра­бовладельческих штатов Джефферсон Дэвис в 1861 го­ду, в начале Гражданской войны в США, заявил, что штаты Конфедерации будут выдавать каперские сви­детельства, президент Линкольн ответил, что любое захваченное судно, на котором обнаружат каперскую грамоту, будет рассматриваться как пиратский корабль, а его команда пойдет под суд. И действительно, коман­ду каперского корабля "Саванна" обвинили в пиратской деятельности. Однако процесс, возбужденный против нее, был замят, так как штаты Конфедерации заявили, что за каждого повешенного капера будет повешен пленный офицер Северных штатов.

Южные штаты продолжали заниматься каперством -- и с довольно большим успехом. Правда, отно­шение капера к трофею было теперь совершенно иным, нежели раньше. Захватив судно, капер принимал на борт его команду и пассажиров, а затем забирал и груз в качестве контрабанды. Захваченный корабль сжигали. Если на каперском корабле было уже достаточно людей и груза, то на захваченное судно выделялась особая команда, в задачу которой входило отвести его в один из кубинских или испанских портов. Если это не уда­валось, то составлялся чек на стоимость этого корабля, который подлежал оплате в Южных штатах спустя' шесть месяцев после окончания войны.

Всего каперами Южных штатов с 1861 по 1865 год было захвачено около 200 кораблей, принадлежавших Северным штатам.

В 70-х годах XIX века был положен конец рабо­торговле, каперству, а также классическому пиратству как у американского побережья, так и на всех осталь­ных морях. Однако лишь в 1907 году VII Гаагской конвенцией были определены условия, на которых тор­говые корабли могли быть использованы в качестве военных. В соответствии с этими условиями корабли, которые выполняют военные задачи, должны иметь внешние опознавательные знаки военного корабля, в частности военный флаг. Экипаж таких судов должен подчиняться военному командованию и соблюдать обы­чаи ведения войны.

В войнах XX века торговые корабли, переоборудо­ванные в военные, нередко занимались каперством. Нельзя отрицать тот факт, что переоборудованные тор­говые суда, а также и подводные лодки часто нарушали принципы международного права, законы и обычаи ве­дения войны.

В 1962 году вступила в силу Конвенция об открытом море, определившая пиратство как насильственные акты, которые совершаются в открытом море "с помо­щью частных судов в личных целях".

Согласно морскому регистру Ллойда, до сих пор из года в год где-то в Мировом океане бесследно пропа­дают два-три морских корабля. Значит, еще сохрани­лось пиратство в узких рамках Конвенции об открытом море?

Один из районов, где часто исчезают малые и боль­шие суда, известен как почти "заколдованное место". Это Бермудский треугольник. Его вершины образуют Бермудские острова, Флоридский пролив и Пуэрто-Рико.

В 1972 году в этом районе исчез норвежский грузо­вой корабль "Анита" водоизмещением 20 тыс. тонн. При этом ни одна радиостанция мира не приняла от него сигнала "SOS" и нигде не были найдены обломки этого судна.

Строятся различные предположения о причинах таинственного исчезновения кораблей, даются псевдонаучные толкования; маловато, однако, доказательных и научно обоснованных объяснений.

Имеется непосредственный свидетель пиратского акта, совершенного в этом районе в наши дни. Им яв­ляется владелец 35-тонной яхты "Кристина", который чудом сумел спастись, -- промышленник Дж. У. Хетли из Техаса. Его яхта имела сильный двигатель, был оснащена современным навигационным и радиооборудованием и была в абсолютной исправности. Вместе с гостями Хетли предпринял плавание по Мексиканскому заливу. Он находился в открытом море, за пределами территориальных вод, когда к яхте начала приближаться рыбачья лодка, окрашенная в черный цвет. Лодка длительное время находилась в поле зрения "Кристины", и команда яхты за ней внимательно наблюдала. Один из матросов спустился вниз и доложил владельцу о том, что какие-то рыбаки намерены подойти к яхте. Все это выглядело настолько естественно и безобидно, что на борту яхты никто ничего не заподозрил. Когда Хетли поднялся наверх, оба судна столкнулись и в этот момент из лодки на палубу "Кристины" прыгнуло шестеро пиратов с автоматами в руках. Счастье Хетли было в том, что от удара при столкновении он вылетел за борт и пираты не обратили на него внимания. В противном случае он также стал бы жертвой нападения. Неко­торое время Хетли находился в воде, оглушенный падением, а когда пришел в себя, то увидел, что его "Кристина" быстро удаляется.

Счастье вторично улыбнулось Хетли, и он обнаружил в воде, покрытой нефтяной пленкой, кусок рыбачьей сети с пробковыми шарами. Это дало ему возможность держаться на поверхности, хотя он несколько раз терял сознание. Лишь через много часов его подобрала шхуна. Американской береговой охране не удалось обнаружить пиратов. Председатель американского Коми­тета по охране побережья и мореплавания в этой связи был вынужден признать, что за каких-нибудь три года в Бермудском треугольнике и в районе Гавайских ост­ровов бесследно исчезло более 30 небольших судов, на борту которых находилось в общей сложности 200 че­ловек.

В наши дни все еще имеют место случаи ограбле­ния судов, севших на мель. В 1965 году средь бела дня было совершено нападение на греческое торговое суд­но "Эак", севшее на мель в пустынном районе около южнокитайского побережья. Разбойники, появившиеся с моря, плыли под филиппинским флагом, что, без сом­нения, было только маскировкой. Другой греческий корабль, "Эммануэль М", в декабре 1967 года сел на песчаную мель в устье Эльбы. Чтобы спастись, команда покинула корабль. Несколько часов спустя на экране радара навигационной службы в Куксхафене заметили возле потерпевшего крушение корабля какие-то тени. К "Эммануэлю М" тотчас же направили полицейский катер. Однако пираты оказались оперативнее. Когда полицейские поднялись на борт корабля, тот был уже разграблен.

Аналогичные случаи известны и на северном побе­режье Шотландии.

В 1968 году шведская пресса под крупными заголов­ками сообщала о появлении пиратского корабля "Зеефальке". Этот небольшой теплоход для прибрежных перевозок имел команду из трех человек. До нападе­ния на шведское прогулочное судно "Принцесса Реги­на" он уже имел на своем счету несколько "операций". "Принцесса Регина" стояла на одной из верфей Гётеборга, когда "Зеефальке" подошел вплотную к ее борту. Пираты захватили на "Регине" драгоценности на сум­му 50 тыс. крон и открыли кингстоны...

У западноафриканского побережья также неодно­кратно отмечены случаи, когда современные торговые корабли, стоявшие на якоре за пределами территори­альных вод, подвергались ночным нападениям с целью ограбления. Пираты бесшумно подплывали на лодках к стоявшему кораблю, 10--12 человек, вооруженных автоматами, проникали на борт, часть из них брала на прицел вахтенных или даже поднятую по тревоге команду и держала их под угрозой обстрела, а осталь­ные молниеносно совершали свое "дело".

Можно припомнить и такой случай. В Гонконге в 1950 году местная пароходная компания получила письмо следующего содержания: "Ваш фрахтер (суд­но, нанятое для перевозки груза. -- Перев.), который должен выйти в море 21 августа, будет 28 августа под­вергнут нападению и разграблен. Вы можете избежать этого, если поместите в трех дневных газетах следу­ющее объявление: "Молодая дама с ровными белыми зубами, длинной прической, дружелюбным характером, с синими глазами, с голосом птицы ищет партнера, который смог бы использовать 20 тыс. гонконгских дол­ларов". В письме были указаны место и время, где и когда следовало передать эти 20 тыс. "одному бедному кули, который вообще не посвящен в дело". Все это случаи современного пиратства. Такие уголовные деяния, как контрабандная прода­жа наркотиков и алкогольных напитков, насильствен­ный увод людей, все еще совершаются на побережье или внутри территориальных вод разных стран. Они подлежат преследованию по законам соответствующего государства. Нападения на суда за пределами терри­ториальных вод, в открытом море, тоже караются. Международное право обязывает все государства бороться против пиратов. Захваченный "hostis humani generis" ("враг рода человеческого") подлежит передаче в руки правосудия его страны.

В конце этой книги о морском разбое следует все же сказать, что пиратство не исчезло окончательно, несмотря на решения ООН и международные договоры, несмотря на мобилизованные на борьбу с ним радио, радары, самолеты... Пиратство же как неотступный спутник мореплавания, как о нем говорил Гёте, умерло около 100 лет тому назад. И нет причины сожалеть об этом как об ушедшей романтике. Ведь пиратство явля­лось бичом человечества, чем бы оно ни прикрывалось.