Пиште нужен велосипед

ЛЕТНИЕ КАНИКУЛЫ НАЧИНАЮТСЯ СКУЧНО, НО ПОТОМ СТАНОВЯТСЯ ВЕСЕЛЕЕ

Ну и скучища в первые дни каникул, я чуть было совсем не скис!

Пошёл в середине июня записываться в городской пионерский лагерь, но опоздал — набор уже полный даже на следующие смены. Что теперь делать? Ведь до первого сентября целых семьдесят дней!

Прежние каникулы тоже долго тянулись, но тогда я был ещё малышом и играл во всякие дурацкие игры. Сейчас я пионер, пятиклассник, а это, понятно, не шутка… Как раз сегодня я измерил свой рост: сто сорок три сантиметра и девять миллиметров. Ботинки ношу сорокового размера — правда, только зимой, на две пары шерстяных носков. Номер воротничка — тридцать четвёртый.

В общем, я взрослый, и пора уже мне заниматься серьёзными делами.

Но какими?

Почти все ребята из нашего класса с первых дней лета разъехались кто куда: к бабушкам, тётям и дядям, а братья, старший и младший Адамы, укатили с родителями в Москву.

Осталось нас в городе всего несколько человек: я, Чюри и кто-то ещё.

А Чюри мне не нравится, потому что он зазнайка. Но всё-таки с ним веселее, чем одному.

Пошёл я к Чюри, а он сразу меня обозлил.

— Слушай, — говорю я ему, — ты никуда не уедешь?

— Пока нет, — говорит Чюри. — Врачи прописали мне морской воздух. Но там, на море, все такие пижоны. Я не могу уехать, пока не готовы мои туалеты.

Ту-а-ле-ты! Слыхали? Просто умора!

А недавно его мама сказала моей, что они поедут в Ме́зорекест — в тамошнем колхозе их дядя бухгалтером работает. Но сейчас они ехать не могут, потому что купили холодильник и истратили все деньги.

Я и говорю Чюри:

— Я был в Рекесте. Пляжи там мировые. Одна кукуруза. А для кукурузного пляжа самый подходящий туалет — облезлые портки.

И я от него ушёл.

Пусть дышит в Рекесте морским воздухом и приклеивает кукурузные усы. Пусть сделается полярным медведем — а я с ним не вожусь!

С кем же мне водиться?

Я даже стал подумывать об Аги. Это моя сестра. Она в шестом классе. Может, научить её какой-нибудь интересной игре? Но потом я раздумал — с девчонками играть невозможно.

Осталась Моржи.

Но и Моржи почему-то скисла. Ляжет на землю, высунет язык и тяжело дышит. Я ей свищу, она кое-как поднимется и еле-еле плетётся, как будто одолжение делает. Даю ей хлеб с жиром, она жир слизнёт, а хлеб отталкивает…

В общем, от скуки я чуть не умер.

Стал разбирать свои коллекции: сперва марки, потом камни. Камни я собирал целых три лета. Теперь переложил их в новую коробку и пошёл к реке, чтобы набрать ещё. Но ни одного подходящего не нашёл. Тогда я взялся за свои инструменты, начистил их до блеска, развесил на доске в прихожей — хожу и любуюсь. Приятно на них смотреть! А инструменты у меня что надо. Одних плоскогубцев четыре вида, свёрла всякой толщины, а про молотки и говорить нечего: от крохотных молоточков механика до больших молотков каменщика всех величин и разрядов… Висят мои инструменты, поблёскивают, любуюсь я ими, любуюсь… А потом любоваться надоело, захотелось в руках подержать. Тогда я пошёл вдоль забора, смотрю, не сломалась ли где-нибудь планка — я бы мигом прибил другую. А планки, как назло, все целы. Когда не надо, грузовики чуть ли не каждый день забор ломают, а теперь шофёры будто бы сговорились: ездят осторожно, а мне чинить нечего…

Может, пойти поудить рыбу? Но одному неохота, скучно.

Вдруг слышу: Аги и Кати собираются на вокзал встречать Катиных гостей. Вот это удача. Молодчина Аги, что напомнила про вокзал! На вокзале всегда интересно: приходят разные поезда, пассажирские и товарные, много людей — уезжают и приезжают. Двину и я туда.

Городок у нас небольшой. Есть украинская и венгерская школы и большой химический завод. Там мой папа работает. А больше в нашем городе ничего и нет. Но вокзал у нас весёлый и шумный, потому что через наш город проходит магистраль Будапешт — Москва.

Выждал я, пока девчонки уйдут, и пошёл следом. Если бы вместе, Аги бы, конечно, подумала, что мне нужны чьи-то гости или что я увиваюсь за…

Минуточку подождите: сейчас идут страницы, которые я вырвал, когда тёте Пирошке отдавал дневник. Их надо найти. Вот они, нашёл. Теперь читайте. От вас мне скрывать нечего.

Вы даже не представляете, какая противная девчонка Аги. Ей бы только дразнить и высмеивать. Теперь она взялась за меня и ехидничает из-за Кати. Началось всё в прошлом году. Пришла к нам Кати, а я стал её развлекать, потому что гостей всегда развлекают. Очень вежливо разговаривал, много всего рассказал. Потом мы играли в коллективную игру «Кто первый?» А сестрица моя задира и давай ссориться с Кати, хотя Кати была права. Я, конечно, вступился за Кати, потому что люблю справедливость. А Аги разозлилась, раскричалась, глазами сверкает… Тут я мигом сообразил, что будет беда.

Так вот. Сели мы ужинать, а Аги вдруг как хихикнет.

— Что с тобой? — спросила мама.

Аги так и закатилась от смеха.

— Хи-хи-хи… Пишта[3] влюбился в Кати.

Я разок её двинул, так, что она отлетела к шкафу. И схлопотал себе подзатыльник от папы.

— А что она, — говорю, — издевается?

Тогда папа сказал, что самосуд чинить запрещает. Аги весь вечер нахально хихикала, а мама смотрела на меня очень странными глазами.

Ух и обозлился же я на Кати! Когда она пришла, не стал я с ней разговаривать и даже не поздоровался.

А мама давай меня ругать тут же, при Кати.

— Пишта, ты почему не здороваешься с подругой сестры?

Я — ни слова и с каменным лицом очень спокойно вышел из комнаты. Я не думаю, чтобы Кати понравилось, с каким равнодушием и самообладанием я себя вёл.

С тех пор у нас отношения порваны.

Я с ней даже на улице не здороваюсь.

Прохожу с каменным, неподвижным лицом, как будто совсем её не знаю. Она тоже нос дерёт — идёт, будто меня не замечает. А у самой губы до ушей расползаются. Не умеют девчонки фасон держать, никогда у них не выходит по-настоящему.

Так вот, я пошёл на вокзал и взял с собой Моржи.

Я ей свистнул, а она так обленилась, что поднялась еле-еле, отряхнулась и… побежала. И до самого вокзала носилась взад и вперёд и вокруг меня.

Приходим мы на вокзал, а поезда нет. Аги и Кати, неразлучные подружки, стоят у стены.

Вам, наверно, интересно, какая Кати. Не хочется мне про неё говорить после всех неприятностей. Лучше попрошу Моржи. Моржи, сюда! Но Моржи припустила за крысой, которая выскочила из-под кучи брёвен, ожидавших погрузки, — значит, придётся самому.

У Кати толстая жёлтая коса, закрученная вокруг головы. А щёки красные, как лепестки мака, и очень здорово получается: красное с жёлтым. Когда Кати смеётся или улыбается, она ещё больше краснеет, а улыбается она всё время, показывая маленькие белые зубы. Ходит она в красном свитере или в красном платье. Она совсем не похожа на Аги. У Аги волосы тёмные, щёки смуглые, платья белые и жёлтые, а улыбки от неё не дождёшься. И ведёт она себя преотвратно. Только и знает шпынять да дразнить.

Пока я описывал девчонок, Моржи поймала крысу и уже удушила её. Потом Моржи увидела девчонок и побежала к ним.

Тогда я тоже подошёл поближе, чтобы они не думали, будто я их стесняюсь или рядом стоять боюсь, как какая-нибудь лапша. Я, само собой, стоял у стены с каменным лицом и непоколебимым спокойствием и не обращал на них никакого внимания. Но Аги, понятно, не удержалась:

— А ты, Пишта, зачем пожаловал? Тебе здесь что надо?

Но я быстро сообразил и сказал:

— Я жду друзей.

Не хотите — не верьте. Но только я это сказал, как увидел Яни Адама из нашего класса с его младшим братишкой. Оказывается, утром они приехали из Москвы.

Мы все трое закричали от радости, а девчонки подумали, что этих ребят я как раз и ждал.

Стоим мы втроём и вдруг видим: идёт Ба́нди Бо́днар из шестого «Б».

Мы только собрались поздороваться, как он покачал головой и сделал вид, будто нас не знает. Мы сразу же догадались, что есть важные новости.

А Банди подходит к нам, как незнакомый, и официальным голосом спрашивает:

— Товарищи, нет ли среди вас членов тайного союза «Иксбэцэ»?

— Мы члены тайного союза, — говорю я за всех.

— Докажите!

Мы все, как один, отогнули воротники рубашек и показали три буквы: «ХВС».

— Благодарю, — говорит Банди Боднар. — Идите за мной. Задание чрезвычайной важности.

Мы сразу без звука пошли за ним.

Только Моржи заколебалась, идти ей с нами или не идти. Попрыгала сперва вокруг Аги, потом вокруг меня и в конце концов выбрала меня — всё-таки долг важнее.

Я ни разу не оглянулся, но готов спорить, что Кати смотрела мне вслед и старалась отгадать, что это за тайный союз «ХВС» и какое важное задание мы отправились выполнять.

ХВС

Вам, конечно, хочется знать, что означают буквы «ХВС» и что такое тайный союз «ХВС»? Ладно, сейчас расскажу.

Учились мы тогда в четвёртом классе.

Как-то раз тётя Пирошка оставила весь класс на шестой урок.

А у нас в тот день было очень весёлое настроение. Почему — никто не знает. Только всем не сиделось на месте. Мы вертелись, шумели и смеялись, как будто выпал первый снег. Вы ведь знаете, как бывает, когда выпадет первый снег. Пляшут, скачут за окнами снежинки, всё кругом белым-бело, и от этого почему-то очень весело и немножко жутко. С нами тогда сладу нет.

Такое же настроение бывает у нас на шестом уроке. Настоящие уроки кончились, а шестой уже не настоящий, а дополнительный, и мы никого не боимся. Нам становится чуть-чуть жутко и весело, мы вертимся, выделываем всякие штуки, смеёмся и громко острим.

Так вот. На пятом уроке у нас было естествознание, а тётя Пирошка не успела с объяснением и оставила нас на шестой. Мы почти не слушали её, всем хотелось сказать или сделать что-нибудь совсем необыкновенное. И вот Фери Ваш поднимает руку.

— Что тебе? — спрашивает тётя Пирошка.

Фери ничего не было нужно, просто язык у него чесался.

— У меня один раз на ноге слезли ногти, — говорит Фери.

— Да, — говорит тётя Пирошка, — от ушиба или от нарыва ногти обычно слезают. Но при чём тут ногти? Ты мешаешь мне.

А Шани Сас как выдаст:

— Ваш раз в полгода моет ноги, потому у него ногти и слезли!

Мы опять хохотать, да так, что чуть со скамеек не попадали. Ух как нам хотелось смеяться!

Но это ещё не всё.

Потом, когда мы затихли, тётя Пирошка говорит:

— Теперь мы будем читать домашние работы.

А задали нам сочинение «Кем я хочу быть». Я написал, что хочу стать инженером-химиком, как папа. Мне очень хотелось прочесть, и я уже стал поднимать руку, как вдруг все ребята закричали, чтобы читал Шани Сас.

— Тётя Пирошка, вызовите Саса! Сас здорово написал!

— Я не возражаю, — говорит тётя Пирошка. — Шандор Сас, пожалуйста, читай.

Вам никогда не додуматься, кем хотел стать Сас. Шани Сас хотел стать живодёром. Вот что он написал: «Живодёр — очень полезный член общества. Он ловит бездомных собак, которые всегда пристают к мирным прохожим и отдыхающим трудящимся, и отводит их куда надо… Чтобы быть живодёром, надо иметь острую наблюдательность, а ещё силу и мужество, и ещё надо хорошенько знать естествознание. На уроках естествознания я всегда внимательно слушаю, потому что этот предмет пригодится мне для будущей работы, к которой я готовлюсь уже сейчас».

Мы просто катались от смеха и уже не слушали, что читал Сас.

Но тётя Пирошка не смеялась.

— Садись, Сас, — сказала она. — Это просто глупо. Я люблю людей с юмором, но это не юмор, а дерзость.

Больше тётя Пирошка читать сочинения не вызывала, а стала спрашивать части речи. Половина класса получила двойки. К концу урока мы все скисли, и у меня лицо вытянулось чуть не до пояса, потому что с частями речи я не очень-то лажу. Вышел я с постной физиономией из школы, и вдруг на плечо мне легла рука. Смотрю: Банди Боднар из пятого.

— Послушай, Хиди, — говорит он, — ты не хочешь вступить в союз?

— Отстань, Боднар, — отвечаю я. — У меня и так дел по горло. Я звеньевой и член редколлегии. С меня хватит.

— В этом союзе почти что нечего делать.

«Если нечего делать, он мне подходит», — подумал я и спросил, откуда взялся такой прекрасный союз, где ничего не надо делать.

Вот что рассказал Банди Боднар. Несколько ребят из их класса организовали тайный союз. Все, кто вступил в этот союз, торжественно поклялись защищать друг друга от всяких несправедливостей и обид.

— Ничего не понимаю, — говорю я. — Как этот тайный союз может защитить тебя от Сивара? Все ребята говорят, что он с тобой постоянно воюет. А от кого ещё защищать?

Боднар скорчил презрительную рожу.

— Сразу видно, Хиди, что ты мелюзга из младших. Конечно, пока защищать не от кого, но надо ко всему быть готовым. Если хочешь знать, Сивар наверняка бы разговаривал по-другому, если бы встретился с глазу на глаз со всем нашим союзом…

Боднару я не очень поверил, но после обеда отправился на собрание.

А как пришёл, так увидел, что там интересно.

Только мы с Боднаром открыли калитку, как подбегает к нам Хомоки из шестого и требует документы. Боднар достал свой школьный дневник и отдал Хомоки. А Хомоки стал проверять:

— Имя, фамилия?

— Андор Боднар.

— Год и месяц рождения?

— Восьмое августа 1951 года.

Все сходилось. Хомоки убедился, что перед ним настоящий Боднар, и впустил его в калитку.

Я дневника не принёс, но меня пропустили, потому что Боднар сказал, что я новичок и ещё не знаю их правил.

— Товарищ Боднар, вы согласны удостоверить личность этого товарища? — спросил Хомоки.

— Да, согласен.

— Тогда проходите.

Все члены тайного союза говорили друг дружке «вы» и «товарищ». Банди был «товарищ Боднар», а я — «товарищ Хиди». Здорово!

Как только мы вошли, нас подозвал Лали Дока. Оказывается, он здесь главный. А я как узнал, что он главный, очень обрадовался и даже чуточку возгордился, потому что Лали сначала учился в нашем классе. Но он был немного старше и после третьего класса сдал экзамены за четвёртый и перескочил сразу в пятый. Значит, наш класс воспитал человека, который стал заводилой у пятиклассников. Этим можно гордиться.

Когда Лали учился в нашем классе, он был первым отличником. А «бэшки» дико завидовали, и когда Лали от нас ушёл, они просто плясали от радости. Теперь их Ма́дарас стал первым отличником в двух третьих классах. Ух и доставалось мне из-за этого Мадараса! Он учился отлично, а я после Лали был второй. Если говорить честно, у меня тоже бывают срывы, в особенности когда дело касается частей речи. Лали перешёл в пятый, и я в нашем классе стал первым. Но от этого у меня были одни неприятности. Чуть что не выучишь, тётя Пирошка тут же начнёт донимать: я, дескать, позорю свой класс, а вот Мадарас свой никогда не позорит. «Бэшки», конечно, задрали носы, а когда был Лали, то в арифметической олимпиаде двух третьих классов они, а не мы, остались с носом. В общем, так: вторым учеником быть намного лучше — спокойней…

Ну ладно, об этом я рассказал, чтоб вы знали, какой парень Лали Дока.

— Послушай, Пишта, — сказал Лали, — пока я говорю тебе «ты», потому что ты ещё не член союза… Так вот. Мы решили принять в наш тайный союз нескольких дельных ребят из четвёртого…

— Но ты слишком не радуйся и нос не задирай, — вдруг сварливо заговорил Риток. — Нам нужна толковая собака, а твоя как раз подходит.

— Моржи? Так она же чистокровная помесь.

— Ерунда, — сказал Лали. — Чистокровные помеси самые лучшие собаки. Я-то знаю. Мой папа агроном и всегда расхваливает гибриды. Ты ел гибридный виноград? Вот он чистокровная помесь, в нём смешаны разные сорта. А вкуснотища какая, знаешь?

— Ладно, ребята. Я согласен.

— Тогда поздравляем вас со вступлением в тайный союз, товарищ Хиди. Вы у нас будете проводником собаки. На наши собрания вы обязаны являться с собакой, а мы её натаскаем. Научим выслеживать врага, носить записки и всяким другим штукам.

Так я стал членом тайного союза.

Потом мы все вместе вышли на улицу и стали присматриваться к людям. Покажется нам кто-нибудь подозрительным, мы сразу идём за ним.

Ну и насмотрелись мы интересных вещей! И нам было очень весело.

Идём, а навстречу нам человек: небритый, в измятом пиджаке, с огромным жёлтым портфелем в руках. Не понравился он нам. Пошли мы за ним и проводили до самого дома. Дом был странный, на окраине города, под ним каменный здоровенный фундамент. А под домом подвал с дверью на улицу и дверь закрыта железной щеколдой. Щеколда — толщиной в руку, а замок — величиной с голову.

— Подозрительно, очень подозрительно, — приговаривает Лали. — Интересно бы знать, что он держит в этом подвале? А как вы думаете, ребята, что у него в портфеле? Он, когда нёс его, весь качался от тяжести.

— Да там у него виноград, — говорю я. — Я видел кисть, она свешивалась.

— Вы, товарищ Хиди, осёл, — объявил Банди Боднар. — Виноград у него только сверху. Он его положил для отвода глаз.

Пока мы стояли у подозрительного дома, стало смеркаться и надо было идти домой.

На окраине в этот час уже ни души. Мы взялись за руки и загородили всю улицу. Настроение у нас было дурашливое, все мы были в каком-то непонятном телячьем восторге и принялись по-собачьи лаять. Мы лаяли на разные голоса, как целая свора собак. Здорово выходило.

Но когда мы дошли до центра, то разбились на группки и лаять перестали. И вдруг что я вижу: навстречу идут Аги и Кати. Они, наверно, шли от нас. Кати как увидела меня, сразу же отвернулась. А я шёл и смотрел прямо перед собой с совершенно спокойным, неподвижным лицом, хотя в душе очень гордился, что гуляю в компании старшеклассников и что Кати это видит.

Потом я стал просить Лали, чтоб они приняли в тайный союз других надёжных ребят из нашего класса. Риток сразу же стал кричать, что нечего набирать всякую мелюзгу и меня тоже не надо было — дескать, незачем с малышами связываться. Но Лали сказал:

— Пусть приходят.

Тогда я набрался храбрости и попросил принять младшего брата Яни Адама — Ге́зу, потому что мы с ним друзья и всегда ходим вместе.

Риток обозлился и сказал, что третьеклашки несчастные никому не нужны и что тайный союз не детский сад.

Но я не сдавался.

— Если хотите иметь собаку, тогда примите моего друга, — сказал я.

И Геза Адам стал членом тайного союза.

Наконец мы стали прощаться.

— В следующий раз вы должны прийти с документом, — предупредил Хомоки.

И тут меня осенило:

— Ребята, то есть товарищи… Давайте придумаем что-нибудь другое вместо документов. У меня есть идея. Хотите скажу? По телевизору показывают детективные фильмы, и там все английские детективы носят под отворотами пиджаков значки и всегда, когда надо, показывают. Вот и нам бы завести какие-нибудь значки.

Все согласились, что это хорошо.

Но какой это значок и где его взять?

— Пусть будут буквы по названию союза, — сказал Боднар.

— А наш союз без названия, — объяснил Риток.

Ох этот Риток — всегда всем перечит!

— Ну и что? — сказал Лали. — Можно сперва найти буквы, а по буквам название.

Насчёт значков я придумал неплохо, и Ритоку вовсе нечего горевать, что «связались с малышнёй».

А ночью вспомнилась мне одна штука. Когда я был на папином заводе, там во дворе, возле кучи железного лома, валялись старые детали, на которых блестели никелированные буквы.

На другой день я спросил разрешения у папы и отправился на склад железного лома. Я нашёл штук двадцать деталей. На них стояла заводская марка «ХВС». Буковки здорово блестели, легко снимались с деталей и хорошо умещались под отворотом рубашки.

Я спросил на заводе, можно ли взять.

— Бери сколько хочешь. Они никому не нужны, — ответили мне.

А нам они очень, даже очень нужны. И я аккуратненько их свинтил. Букв на всех хватило и даже про запас осталось.

Ребята были довольны, а Боднар как хлопнет Ритока по спине:

— Ну-ка, товарищ Риток, стоило принимать малыша Хиди?

Но Риток нашёл к чему придраться.

— Слушай-ка, Банди, чему ты обрадовался? — сказал он запальчиво и от злости забыл, что надо обращаться на «вы». — Ты мне скажи, что означают эти буквы? Что такое «ХВС»? Как ты назовёшь союз? Вот скажи: ты знаешь такое слово, чтобы начиналось на букву икс?

— А это вовсе не икс, бэ, цэ, — сказал Банди Боднар. — Это, наверное, русские буквы и надо читать их «ха», «вэ», «эс». Так и назовем наш союз.

— Ха, вэ, эс, ха, вэ, эс, ну и что? — не унимался Риток. — А что это значит, ты знаешь?

— Холодные Вареные Сосиски! — выпалил Шани Сас.

А я и забыл сказать, что Шани тоже приняли в тайный союз. Выдай он это в классе, школа бы, наверно, закачалась от смеха. Но в союзе ребята были сдержанные.

Наконец Геза Адам, «третьеклашка несчастный», говорит:

— Давайте назовем наш союз так: «Легион ХВС».

Это всем понравилось, и стали мы называться: союз икс-бэ-цэ. Выходит, малышня из начальных классов соображает не хуже старшеклассников.

МЫ ДРЕССИРУЕМ МОРЖИ

Стали мы с Моржи приходить к Лали Дока, и Банди Боднар взялся ее дрессировать и учить всяким штукам, которые должна знать собака ХВС. Банди страшно старался. Он давал ей понюхать шапку или какую-нибудь другую вещь, а потом посылал ко мне. «Неси хозяину!» — приказывал он, и Моржи несла. Ух и упрямилась она сначала, но потом привыкла и тогда уже запросто приносила мне шапку маленького Адама.

Но если по-честному, Моржи не очень-то поддавалась дрессировке. По-моему, из-за крыс. Во дворе у Лали Дока их было множество. Они выползали из какого-то жёлоба и укрывались возле курятника. А у Моржи, наверно, какой-нибудь дед был крысолов, Стоит ей увидеть крысу, как она становится сама не своя и никого больше знать не хочет. Ученье, конечно, страдало, зато тёте Дока стало хорошо: крысы оставили её кур в покое. И тётя Дока подружилась с Моржи. Они устраивались вдвоём на кухне, и Моржи угощалась на славу.

Приходим мы как-то к Лали во двор. Моржи задрала голову, обнюхала воздух, радостно завиляла хвостом и понеслась прямо в кухню. А там уселась перед тётей Дока и уставилась ей в глаза, не мигая, как будто гипнотизирует. И хвостом виляет, виляет. Мы свистим ей, зовём: пора, мол, на дрессировку, — а она сидит и никакого внимания.

А однажды Моржи выкинула такое, что я долго не мог забыть.

Стоим мы с Лали у него во дворе, разговариваем. Вдруг появляется Моржи. Бежит, сияет, сама не своя от радости. И в зубах что-то тащит. А я и не смотрю что — наверно, думаю, шапку. Протягиваю руку, беру, и… ой, что-то мягкое, противное, мокрое…

«Тьфу, крыса», — мелькнуло у меня, и я как швырну эту гадость подальше!

Но это была не крыса, а грязная мочалка с железными опилками, которой тётя Дока чистит плиту. Мочалка лежала в миске, миска стояла на полу; Моржи подумала, что это еда, и ткнулась в миску. Представляете, какую она скорчила рожу, когда нализалась опилок! Потом схватила мочалку и притащила мне: пусть хозяин полакомится — может, ему будет вкусно…

А я — брр, крыса!.. Да как швырну… А мочалка как полетит да как шлёпнется… на нос соседке, которая как раз в эту минуту входила во двор. Вот это меткость! За неё полагается приз — и я получил… здоровенную затрещину.

Соседка визжит, лицо у неё чёрное, как будто её из бочки с дёгтем вытащили, глаза, нос, рот залеплены опилками; стоит она, света белого не видит. А тут Шани Сас как заорёт (лучше бы этот дуралей помолчал):

— Ай! Ай! Атомная бомба! Ракета Поларис! Конец света! На помощь!..

Тут соседка сообразила, откуда бомбёжка, и на нас как накинется:

— A-а, бомба?! Сейчас я покажу вам бомбу!

А я стоял ближе всех и получил затрещину.

Неприятное дело — затрещины.

Пришлось после этой истории прекратить дрессировку Моржи.

Кроме того, учебный год подходил к концу, и Сивар стал так наседать на Боднара и других ребят по немецкому, что у них совсем времени не стало для ХВС. А потом наступили каникулы, и все разъехались кто куда.

И вот после того как я столько дней проскучал один, на перроне вокзала появился Боднар и попросил предъявить свидетельство ХВС.

ХВС ИДЁТ ПО СЛЕДУ

— Ребята! — взволнованно сказал Банди Боднар, когда мы отошли от вокзала.

— Товарищи, — тут же поправил его младший Адам.

А Боднар насупился: где это видано, чтобы старшему делал замечания младший? Он хотел огрызнуться, но, наверно, сообразил, что сам виноват, и мирно сказал:

— Я здорово расстроен. А вы, товарищ Адам, к слову не придирайтесь, лучше послушайте, что я скажу. Дело очень важное. В общем, без лишних слов: украли транзистор товарища Дока.

Я просто остолбенел.

Транзистор Лали Дока! Знаменитый транзистор!

Ещё в третьем классе Лали носил в школу книжки про приёмники и читал на всех переменах. Как-то раз тётя Пирошка говорит: «Тебе ещё рано, Дока, читать эти книги. Ты ведь в них ничего не смыслишь. Они тебе пригодятся через несколько лет». Лали усмехнулся и промолчал. А полгода назад он собрал приёмник. Не детекторный, не комнатный — большие приёмники делать намного легче, — а многоволновый, на полупроводниках транзистор. Лали принёс его в школу, и учитель физики не поверил своим глазам.

«Самому тебе такую штуку не сделать. Тебе наверняка помогал отец», — сказал он.

«А папа у меня агроном. Он приёмниками не занимается, — обиженно сказал Лали. — Пожалуйста, откройте транзистор и спросите. Тогда будет видно».

Учитель стал спрашивать, и Лали точно ответил на все вопросы.

И вот этот транзистор, который Лали собрал собственными руками, какой-то негодяй украл.

— За мной! — скомандовал Боднар. — Мы должны найти транзистор!

И мы двинулись в горы.

Шли мы недолго, потому что вокзал на окраине города, а метрах в трёхстах от него высится крутая гора. Когда стоишь у её подножия, вершины не видно. К этой горе и шагали мы вчетвером. Все помалкивали, у Боднара не выспрашивали, потому что в ХВС любопытство считается недостойным мужчины, и делали вид, что совсем хладнокровно ждём, пока нам расскажут. Зато в душе здорово волновались: кто украл транзистор? Где? Может, Лали вмонтировал в него какой-нибудь секретный прибор? А шпионы пронюхали, отняли транзистор и переправили за границу? Может, ночью вломились в дом? Чего только не навертелось у меня в голове, пока мы шли мимо домов, потом по узкой тропинке через кукурузное поле. Наконец мы вступили в лес, чистый, хвойный, с огромными, высоченными соснами, от которых пахнет смолой так, что дух захватывает. В лесу было тихо-тихо. Вдруг под ногами как хрустнет ветка! Мы вздрогнули, как от ружейного выстрела. В лесу под вечер всегда так тихо, что становится чуточку жутко. Не поют уже птицы, отдыхают лесные зверюшки, даже жуки не жужжат; они неподвижно сидят на солнце, а солнце уходит на запад и лишь кое-где пробивается сквозь ветви деревьев. Мы ожидали необыкновенных событий и поэтому волновались, а от тишины и волнения немножко робели. Даже Моржи и та присмирела: не носилась взад и вперёд, а тихонько трусила за нами. Потом деревья стали редеть, света прибавилось, и Моржи повеселела. Она помчалась вперёд, добежала до лужайки, звонко залаяла и завиляла хвостом. Там, под кустами, сидел понурый, унылый Лали Дока.

Наконец-то мы могли узнать, как всё было. Лали утром приехал домой, пошёл к Банди Боднару, и они вдвоём отправились в горы. И взяли с собой транзистор.

— Видите вон то дерево? — спросил Лали и показал на толстую липу с широким дуплом, что росла на краю лужайки. — Банди говорит…

— Не Банди, а товарищ Боднар, — поправил маленький Адам, который очень серьёзно относился к уставу ХВС.

Но Лали так волновался, что даже и не заметил, и продолжал свой рассказ.

— …«Давай положим завтрак в дупло, чтоб его не поели муравьи». Мы пошли к дереву. Банди…

— Товарищ Боднар.

— Геза, отстань! Не валяй дурака! — отмахнулся Лали.

— Я не валяю. Разве это я придумал? И потом, не Геза, а товарищ Адам. И пожалуйста, не тыкайте! — возмутился маленький Адам.

— Отвяжись, надоело! Пусть не ты придумал, но всё равно отвяжись. Ну вот. Банди сунул руку в дупло, чтобы положить туда завтрак, и вдруг кто-то оттуда как заворчит! Банди руку назад, а на руке здоровущая царапина и кровь течёт. А из дупла кошачья голова лезет. «Ну погоди, я тебе покажу, будешь у меня кусаться!» — крикнул Банди. Голова спряталась, а Банди схватил длинную палку, сунул в дупло и давай ковырять. А кошка как выскочит — и на меня… Банди её палкой. Я отскочил, и Банди палкой меня по спине. Я как прыгнул, мы с Банди бросились бежать, а кошка свалилась. Видали таких ослов, чтоб затеяли драку с дикой кошкой? Ведь не какая-нибудь заблудшая, а настоящая дикая кошка. Хорошо ещё, что я надел крепкую куртку: она мне куртку, рубашку разодрала и даже спину царапнула. Припустили мы в лес, а вещи остались под деревом. Сколько мы бегали? Минут пятнадцать. Ну, думаем, кошка, наверно, убралась, и опять подкрались к дереву. Кошки-то нет, зато под деревом стоит какой-то малый и в руках у него наш транзистор. Мы думали, он поглядит и положит. А он, пока мы бежали, повернулся и пошёл. «Эй! Стой! — кричу я. — Положи транзистор!» А он даже не оглянулся да как побежит… Мы — за ним, а он как сквозь землю провалился. Нам с Банди вдвоём лес не прочесать, и Банди спустился в город за помощью. Как хорошо, ребята, что он вас встретил…

…Мы с Банди бросились бежать.

В это время мы услышали музыку — где-то совсем недалеко заиграло радио.

Лали сразу встрепенулся и поднял голову.

— Это мой транзистор! — воскликнул он. — Я узнаю его по звуку из тысячи.

— Вот это здорово, товарищ Дока! — заявил маленький Адам. — По-моему, у всех приёмников звук одинаковый.

— У всех других, может, и одинаковый, а у моего не одинаковый. Я его всегда узнаю. Ну-ка, прислушайтесь!

Мы прислушались. Музыка становилась тише — это вор уходил всё дальше.

Догнать.

Мы бросились в ту сторону, откуда слышалась музыка, бежали, бежали, но музыка громче не становилась. Значит, расстояние не уменьшалось. Вор, наверно, спускался с горы и потому выдерживал скорость.

— Эх, если б Моржи понюхала транзистор, — сокрушённо сказал Банди Боднар. — Она бы в два счёта догнала негодяя, вырвала бы транзистор и притащила Пиште.

— И сунула бы в руку грязную мочалку, — усмехнулся Лали.

Удивительно, он ещё мог шутить!

Когда мы сбежали с горы, музыка послышалась высоко на соседней горе.

Мы — туда.

Гоняясь за музыкой, мы облазили четыре горы. И вдруг звуки смолкли где-то на самой вершине. Неужто вор заметил погоню?

Что же нам теперь делать?

Мы устроили короткое совещание и решили, что четверо — Дока, Боднар, большой Адам и я — разойдёмся по одному и прочешем гору в четырёх направлениях. Маленький Адам останется наверху и будет держать под наблюдением окрестности.

— Ты, Моржи, отправишься вместе с хозяином, — приказал маленький Адам. (Моржи, как видите, он сказал «ты» — Моржи была единственным членом союза, которому все говорили «ты».)

Мы очень легко нашли части света. Запад — по заходящему солнцу; север — по мшистой стороне деревьев; а юг и восток находились в противоположных сторонах от севера и запада. Мне достался восточный склон. Чтобы не сбиться с направления, я должен был следить только за тем, чтоб солнце всё время было у меня за спиной.

Стал я спускаться по склону. Иду, приглядываюсь, не видно ли чего подозрительного. Моржи тоже передвигается со всеми повадками заправского следопыта: осторожно ступает среди кустов и деревьев, старательно обходит сухие сучья и так насторожённо поглядывает по сторонам, как будто понимает, в чём дело. Умница Моржи, ничего не скажешь!

Мы добрались до самого края горы. В нескольких метрах от нас начиналась тропа, которая приводит к шоссе. Вдоль тропы отвесный склон неожиданно обрывается, и тропа уже вьётся ниже метра на три или даже четыре. Моржи вдруг стала карабкаться вниз. Ловко цепляясь за кусты, она спустилась, остановилась над тропой и осторожно высунула из-за кустов голову. Наверно, увидела что-то необычное, потому что нервно помахивала хвостом, не визжала, не лаяла, а только оглядывалась назад и звала меня умными глазами. Просто классная псина! А горный склон довольно крутой, и мне не спуститься так быстро, как Моржи. Но через несколько минут я был уже там, стал рядом с Моржи, выглянул из-за кустов… Внизу, метрах в двух или трёх подо мной, стоял, нагнувшись, тот негодяй. Он с чем-то возился, а с чем, из-за крутизны не видно. Но спину его я видел отлично и сбоку на ремешке транзистор Лали.

Я опять вскарабкался наверх, тихим свистом подозвал Моржи, и мы стали обсуждать положение — ведь Моржи равноправный член ХВС. Не думайте, что Моржи ничего не понимала. Она слушала во все уши, и мордочка была очень смышлёная.

— Послушай, Моржи. Рожи этого негодяя я не видел, но если судить по его фигуре, то он такой же мальчишка, как я. Неужели вдвоём мы не справимся с ним?

Моржи завиляла хвостом: ясно, мол, справимся.

— Главное, чтоб он нас раньше времени не заметил. Если заметит, наверняка сбежит… Давай спустимся потихонечку вниз. Потом подкрадёмся тихо-тихо, налетим с двух сторон и отберём транзистор. Если же он нас увидит и побежит, тоже не беда. От меня он, может быть, и уйдёт, но от тебя вряд ли. Что ты должна сделать? Догнать его, схватить за штаны и чуточку их подрать. А тут и я подоспею. Ладно, Моржи?

Моржи два раза вильнула хвостом и лизнула мне руки: конечно, она согласна.

— Ну, Моржи, вперёд! На врага!

Мы прошли несколько метров и нашли небольшой овражек, где отвесная скала чуть более полого спускалась к тропе. Стараясь шуметь как можно меньше, мы сползли вниз и стали крадучись подходить к врагу.

Мы подкрались уже совсем близко — я бы мог дотянуться до него палкой, — как вдруг у меня защекотало в носу, да так, что вот сейчас чихну. Я в отчаянии зажимал руками рот и нос, но от этого стало только хуже. Ой-ой, чихаю… Да ка-ак чихну!.. Будто выстрел разнёсся по лесу.

Неприятель поднял голову, обернулся — и как пустился наутёк. Мы с Моржи за ним. Беги, беги, всё равно догоним!..

Вдруг он кинулся в сторону, к краю тропы. Что ему там надо? И тут я увидел велосипед. Он был привязан к дереву. В две секунды малый его отвязал, вскочил в седло и помчался вниз по дороге.

Моржи бросилась вслед. Да разве собаке угнаться за велосипедом, который несётся под уклон?

Но Моржи и не думала отставать. Она гналась за велосипедом, лаяла на колёса и на велосипедиста, вот-вот схватит зубами покрышку, продырявит, и тогда негодяю несдобровать.

Вдруг этот тип выдернул насос, размахнулся и так огрел Моржи, что она, бедная, кубарем покатилась под откос. А это был склон, противоположный отвесной скале, и он круто обрывался к реке.

От ужаса я просто окаменел. Мне уже не до вора. Его всё равно не догнать… Надо спасать Моржи!

Ух и крутой же склон! Я еле-еле спустился. Иду, чуть не плачу, ищу свою Моржи. Вот она, бедненькая, под деревом. Зацепилась за него, и это её спасло, а то бы разбилась насмерть. Моржи лежала под деревом и скулила жалобно-жалобно. Я подошёл, окликнул, но она даже встать не может. Тогда я её приподнял; смотрю — одна лапка висит как неживая. Ей было, наверно, очень больно, потому что, когда я прикоснулся к лапе, она так заплакала, что у меня сердце чуть не разорвалось от жалости.

Негодяй сломал моей Моржи ногу…

Тропа вилась по горе змеёй, и один кусок хорошо виднелся далеко под нами. Как раз в эту минуту туда выскочил вор. Он мчался как угорелый, а велосипед блестел и серебрился на солнце. Ух как он жал на педали, а на плече у него висел транзистор.

Я стоял и беспомощно смотрел ему вслед, и вдруг у меня защемило сердце.

Не только из-за транзистора Лали и сломанной лапы Моржи…