H. M. ЯЗЫКОВУ М<есяца> апреля 2 <н. ст. 1844>. Дармшт<адт>

Бесценное письмо твое от февраля 12 дня я получил перед самым выездом из Ницы и потому не имел времени отвечать. Оно меня обрадовало очень. Слава богу, тебе лучше. Прежнее письмо твое навело на меня печальное расположение и родило то длинное письмо, которое я послал тебе перед этим и которым я силился помочь тебе, сколько было в мочь [в мочь это сделать] бедным силам моим, сколько мой внутренний опыт научил меня и сколько угодно было богу вразумить меня. Теперь это письмо ты можешь спрятать подальше: оно не нужно тебе [Далее было: слава богу] покуда. О нем можно вспомнить в какие-нибудь трудные минуты, от которых, впрочем, да хранит тебя бог.


Я вспомнил, что позабыл в этом письме исправить одну ошибку. В одном месте я пропустил почти целую строку, и оттого вышла бессмыслица. Я сказал, что в твоих последующих стихах лиризм угаснул, и позабыл сказать безделицу: лиризм, стремящий вперед не только одних поэтов, но и непоэтов, возводя их в состояние, [возводя их в достоинство поэтов. Вещь слишком важная] доступное одним поэтам, и делая таким образом и непоэтов поэтами. Вещь слишком важная, ибо из-за нее работает весь мир и совершаются все события. Всё стремится к тому, чтобы привести человека в то светлое состояние, о котором заранее предслышат поэты.


Пришли мне пожалуйста, повелев прежде хотя положим Сильверсту списать для меня, Оду твою к Давыдову, напечатанную в Московск<ом> наблюдателе, и Тригорское. То и другое мне теперь очень нужно для некоторой статьи, уже давно засевшей в голове. Хорошо бы было прислать и весь том твоих сочинений. Как мне досадно, что Боборыкин оказался пыщ и не взял тех книг, которых так сильно желала бы душа. Нельзя ли их поскорей нагрузить на кого-либо другого? Теперь же доставить их весьма легко в мои руки. Франкфурт, как известно, есть европейский пуп, куда сходятся все дороги, стало быть, его ни в каком случае не пропустит никакой путешественник, куда бы он ни ехал. Если бы даже [Если бы он даже] и меня там не случилось, то он может оставить, просто, в посольстве, откуда всегда будет доставлено. Хорошо бы очень, если бы как-нибудь достать свят<ых> отцов, издаваемых при Академии. Не согласится ли кто-нибудь из благодетельных людей уступить мне свой экземпляр, Я бы ему был вечно благодарен. Если ж нельзя св<ятых> отцов, то купи хотя беседы Златоуста, издан<ные> в 2 томах, и присовокупи их к прочим книгам. Видишь, я совсем без церемонии и не чинюсь с тобою. Если в сочинения Иннокентия не включена книга его: Обозрение богослужебных книг греко-российской церкви, то купи также и эту книжку. За всё это тебя, конечно, возблагодарит бог, потому что это есть настоящая помощь и милостыня ближнему и брату.


А Петра Миха<й>ловича обними сильнейшим образом за меня и скажи ему, что я много бы дал за то, чтобы сделать это самому лично. А драгоценных выписок, посланных ко мне, я не получил и не могу придумать, где бы они могли засесть вместе с письмом. Напиши мне, каким путем и чрез какие места были отправлены. Я буду здесь наводить справки повсюду. Пишу к тебе из Дармшта<д>та, куда засел говеть, где находится и Жуков<ский>, тебе кланяющийся, и где, как известно тебе, гостит ныне государь наследник, который пробудет здесь еще неделю, а потом отправится в Россию. Прощай, не забывай и пиши чаще.


Твой Г.


Обними всех Хомяковых, Свербеевых и всех близких нам, не пропуская никого. Где буду зимовать, не знаю. Лето, вероятно, пробуду где-нибудь на водах или же на морских банях. Многие недуги одолевают иногда сильно. Отсюда еду советоваться к Копу. Письма адресуй всегда во Франкфурт или на имя Жуковского, или в посольство, или прямо Poste restante, должны дойти всячески.


На обороте: Moscou. Russie.


Его высокоблагородию Николаю Михайловичу Языкову.


В Москве. В приходе Иоанна Предтечи, в доме кн. Гагариной.

Загрузка...