Письма без марок

Давно хранятся у меня в красной папке фронтовые письма. Нет у этих писем ни конвертов, ни марок. Сложены они в виде треугольников. На одной стороне бумажного треугольника — адрес нашего дома, на другой — печать солдатской почты.

Если развернуть треугольник, то получится тетрадный лист в клетку.

Вся страница исписана химическим карандашом. Исписана торопливо, кое-как. Ведь письма писались в перерывах между боями, при тусклом свете блиндажной коптилки. В любую минуту фашисты могли пойти в атаку, и надо было спешить закончить письмо, отправить его семье. Там фронтовую весточку ждали как самую великую радость. Когда же письма долго не было, то семья тревожилась: «Уж не погиб ли солдат?..»

Письма пожелтели от времени, фиолетовые строчки расползлись по листу, и не сразу удаётся прочесть, что написано. С большим трудом разбираю названия городов и сёл, откуда присылались письма: подмосковное Бородино, города Калинин и Старица, неведомая деревенька Старшевицы…

Оттуда, из далёкой приволжской деревушки, прислал солдат своё последнее письмо.

Оттуда же пришло и извещение о его гибели…

Снова и снова перечитываю я старые письма. И всякий раз будто слышу родной, незабываемый голос. Голос этот, тихий и добрый, рассказывает мне о войне, о солдатском подвиге, учит, как надо жить.

— Откуда эти письма, папа? — спрашивает Наташа, заглядывая в красную папку.

— С войны, — отвечаю я дочери.

— Войны давно нет, а ты всё читаешь и читаешь.

— Нельзя, Наташа, забывать тех, кто за наше счастье сражался, кто в бою погиб. Эти письма написал мой отец, твой дедушка. Он был солдатом Великой войны. Фашисты тогда к Москве рвались. А дедушка, как и другие советские воины, не пускал их. Под городом Ржевом, в деревне Старшевицы, погиб он.

— Теперь там дедушкина могилка?

— Писал я в Старшевицы. Справлялся об отце, мне ответили: нет его могилки в деревне, и где она — никто не знает. А я-то хотел побывать там, поклониться отцовской могилке.

— Наверное, она где-нибудь в лесу, — предполагает Наташа. — Поедем туда и поищем.

— Я и сам, Наташа, об этом частенько думаю. Да вот всё ждал, когда ты подрастёшь, чтобы нам вместе в поиск отправиться.

— Я уже подросла, — серьёзно сказала Наташа.

— Раз такое дело, нынешним летом, как только тебя отпустят на каникулы, а меня в отпуск, двинемся в путь. Пройдём по военным дорогам, по которым дедушка когда-то ходил…

— Разве узнаешь, по каким он дорогам ходил…

— А фронтовые письма? Они укажут, куда нам идти. Будем останавливаться в тех местах, откуда дедушка посылал эти письма.

— Мы их в портфель положим. Потом, когда по дедушкиной дороге пойдём, будем доставать и читать вслух.

— Согласен. А ещё возьмём вот эту старенькую тетрадь с моими детскими каракулями, — показываю дочери свой школьный дневник.

Первая запись в дневнике сделана в тот самый день, когда мы с мамой получили два горестных письма с фронта.