Письма живых (СИ)

Глава 13 Гваделупа

24 августа 1942. Иван Дмитриевич.

Очередное утро началось хорошо, то есть с сигнала к подъёму, а не рева сирены и гула самолетов. Помощник командира батальона капитан Никифоров все же в постели не залеживался. Свои жизненные привычки незаметно перенес в армию, только в отличие от гражданской работы на этой службе выходных нет.

После завтрака и построения капитан собрался в порт. С собой Иван Дмитриевич взял дежурное отделение и начальника по транспорту. Батальон с вечера предупредили, что корабль пришел, разгружен, долгожданные трехосные грузовики и легкие «однотонники» ждут саперов на берегу. С машинами целый склад снаряжения, запчастей, оборудования и прочих железяк от одного упоминания которых капитан Соколов радостно потирал руки, а взгляд его теплел.

— Наконец-то от половины металлолома избавитесь, Виталий Павлович, — решил одобрить зама по транспорту Никифоров.

Ехали офицеры на «Жуке». Машина много пережила, подвеска давно скрипела, мотор требовал переборки и замены колец, а то и клапанов, однако бежал внедорожник бодро.

— Надо подумать, Иван Дмитриевич. Сами знаете, штат у нас не совсем соответствует реалиям. Да и вы не любите людей пешком гонять.

— Понял. Подцепили, Виталий Павлович. Но ведь от полного хлама избавляться придется. Я только на днях читал один замечательный циркуляр с требованием передавать на ремонтный завод армии всю выбывшую из строя технику.

— Передадим, — Буркнул Соколов.

— Я к тому речь веду, что под новые машины обязался отправить в Гвиану двадцать побитых грузовиков. Думайте, сами решайте, что выбраковывать будете.

Как помощник комбата Никифоров благожелательно взирал на еврейские манеры помощника по транспорту, однако и меру знать нужно. Желание сохранить на ходу все что только можно и нельзя похвально. Увы, иногда это переходит все границы. Благо батальон пока стоит на Гваделупе, можно себе позволить свою маленькую автосвалку.

Однако Никифоров уже неоднократно напоминал капитану Соколову, дескать бережливость, это хорошо, но не стоит слепо копировать персонажей Гоголя. Рано или поздно батальон сдёрнут с места, и тогда старье придется бросать. А можно сдать, пока транспорты ходят, завод восстановит, что-то на запчасти пустит. Глядишь, дадут тем, кому новых не досталось.

— Иван Дмитриевич, — зампотех извлек из планшета газету. — Читали свежую прессу?

— Это вчера привезли? Еще руки не дошли.

— Три дня назад. Зря не прочли. В «Ведомостях» пишут, император посетил службу в раскольничьей церкви. Вот, полюбопытствуйте.

— Император Алексей Николаевич в частном порядке слушал воскресную службу в Покровском соборе на Митрофаньевском шоссе, — Никифоров выхватывал из статьи ключевое. — Нашему корреспонденту Его Величество заявил: «Для меня все православные братья во Христе. Все под Богом ходим, все его славим».

— Видите! Это получается царь раскольников привечает?

Никифоров сдержал резкий ответ. Наоборот, дочитал статью, повернулся к Соколову и спокойным тоном полюбопытствовал:

— А что здесь не так? Если не ошибаюсь, у нас по конституции все церкви признаются равными. Все христиане равны, и перед Богом, и перед царем. О язычниках и инородцах речи нет.

— Так то, по конституции. Только теперь получается, раскольников сам царь благословил.

— Благословить он не может, — Иван Дмитриевич с сослуживцами никогда не обсуждал вопросы веры. На службы армейских священников ходил, как и все, причащался, святые дни чтил. Свою принадлежность истинной русской церкви он не афишировал. Бог на небе сам разберётся.

— Виталий Павлович, чем вас старообрядцы не устраивают? Русские, Богу молятся, Троицу чтут, спиртным брезгуют, налоги платят, дела ведут по совести. Чем не угодили?

— Церковь не наша, — упрямо гнул Соколов. — Патриарха не признают. Собираются сами по себе, чужих не любят. Что они там удумать могут? Если они русские, то почему в наши церкви не приходят?

— Так у нас разные православные. Вон, в Константинопольской губернии свой патриарх.

— Так это же другое.

— Так сами сходите в старообрядческую церковь, постойте, послушайте, — мягко доброжелательным тоном продолжил Никифоров. Затем повернулся к водителю. — Вон, Савелий, ты рассказывал, у вас в соседнем селе старообрядцы живут. Страшные люди?

— Ни в коем разе, ваше благородие. Держатся на особь, но слова худого не скажут зря, в помощи не откажут. Пьяных у них нет, даже свадьбы на трезвую играют, работают много, поля, фермы ухоженные, дома у всех хорошие, все дети в школах учатся. Я до армии с артелью кровельщиком работал, так половина заказов от старообрядцев и лютеран. Живут скромно, но с достатком, сами богатством не кичатся. У всех если не трактор или хорошая машина, так пара добрых лошадок обязательно.

— Видите, Виталий Павлович, что глас народный глаголет.

— Все равно царю не дело с раскольниками якшаться.

— На нет и суда нет, — спорить Никифоров не собирался. Только сделал вывод, не раскрывать лишнего при Соколове.

Машина уже пробиралась по улочкам городка. Движение оживленное, людей и машин как на Невском в будний день. «Жук» саперов дважды вставал в пробках на полукилометровом участке узкой улицы старинного колониального городка. Никифоров уже раздумывал выйти из машины. Ей Богу, пешком быстрее получится. Остановило только нежелание показывать дурной пример своим саперам.

В управлении порта все тот же водоворот из людей, шум, гам, беготня. Уже неоднократно бывавший здесь по делам капитан Соколов чувствовал себя как рыба в воде. Выхватив у Никифорова бумаги, он прямиком направился в нужный кабинет на втором этаже. Как и везде много народу, но интенданты работали быстро. Поручик по интендантству пробежал взглядом по документам и выписал пропуска на склад. Попутно он попытался заставить Соколова не глядя подмахнуть документы.

— Я верю вам на слово, господин поручик, однако еще больше верю своим глазам, — зампотех аккуратно сложил бумаги в папку. — Показывайте.

— В зоне «9 АС 11», — взгляд интенданта поскучнел. Там покажут и передадут.

В коридоре Никифоров придержал соратника за локоть.

— Вы пока принимайте и смотрите, а я загляну еще по делам. И Виталий Павлович, не забудьте сдать металлолом.

— Это не металлолом. Он ездит.

— Да ради Бога! Пусть в Гвиане или Бразилии ездит у тамошних пейзан. Мне чтоб с отчетностью все было по нулям. Помните, я обещал вернуть старье.

Цель Никифорова располагалась в старинном доме в глубине порта. Здесь обосновалось интендантство 26-й армии. Еще точнее, отдельный кабинет где безраздельно властвовал старый знакомый Ивана Дмитриевича.

— Здравствуйте, господин полковник, — Никифоров сразу открыл дверь и шагнул внутрь, адъютант в приемной даже не успел ему помешать.

— Здравствуйте, — худощавый мужчина в мундире поднял взгляд на визитера и окаменел.

Секунда, другая, полковник с грохотом опрокинул стул, развел руки и бросился к улыбающемуся Никифорову.

— Иван Дмитриевич! Ты!

— Привет, Игорь Иванович, узнал, старый ты чернильный пень!

— Проходи, не стой, присаживайся, — полковник Фомин повернулся к замершему в дверях адъютанту: — Петр Александрович, будь добр, сообрази нам чай с ромом.

— И тебя не минула чаша сия, — изрек Никифоров обнимая и хлопая по спине своего старого друга, в бытность свою начальника Строительного управления в министерстве Народного просвещения.

— Вот не думал, что встречу. Иван Дмитриевич, ты здесь, на Гваделупе! Живой, здоровый, капитан отдельного батальона, — острый взгляд мигом срисовал эмблемы и значки кексгольмца.

— Твоими молитвами, Игорь Иванович. Это с твоей подачи мне настойчиво посоветовали: «Отдохнуть годик другой, пойти в армию добровольцем»?

— Возможно и с моего толчка. Не буду запираться. Помню ту историю. Неловко получилось. Кто ж знал то, что все так затянется, мы в такой афедрон влезем?

— Я тоже думал, что через год армия сама от меня избавится. Но ты то как попал на службу?

— Не поверишь. Добровольцем. И без всяких толчков в спину. Понял, что не могу сидеть в столице, уговаривать подрядчиков работать, пока друзья на другой стороне шара кровь проливают. Было конечно еще одно дело, — Фомин отвел взгляд в сторону.

Подпоручик принес горячий электрический самовар, заварник, чашки с блюдцами. Поставил на стол блюдце с нарезанным лаймом. Жестом фокусника извлек из-за бумаги в шкафу початую бутылку рома.

— Спасибо, Петр Александрович, присоединяйся. Видишь, Земля вроде огромная, а старых знакомых и коллег где только не встретишь.

— Я дверь запру, чтоб кто случайный не заглянул.

— Не нужно. Мы на службе. Лучше сядь ближе к двери в пол оборота, чтоб первым принять залетного.

Фомин как хозяин разлил всем чай из заварника, разбавил кипятком, долил ром на два пальца.

— Врачи советуют хину добавлять, если желаете, — короткий взмах руки в направлении подоконника где выстроилась вереница склянок и жестянок.

— Так вот, в военно-учетном столе меня по состоянию здоровья сразу определили в тыловики, а по выслуге на службе присвоили подполковника. Так вот уже больше года тружусь над снабжением армии. Сначала Франция, затем Гвиана. Теперь вот тылы ближе к фронту подтаскиваем, — бывший начальник управления, а ныне начальник над снабжением опустил чашку на стол. — Прости, Иван Дмитриевич, если чем обидел. Сам понимаешь, никто тогда не знал и не догадывался. Все думали, на Певческом мосту грозные ноты напишут, царь нахмурится, кулаком погрозит, этим все и закончится.

— Не обижаюсь я. Давно ни на кого и ни на что не обижаюсь. Случайно узнал, что ты на Гваделупе, вот решил навестить.

— Всегда рад. Где твои стоят? У меня как раз инспекция намечается. Проеду, посмотрю, может чем помочь смогу.

— Не жалеешь, что в армию пошел?

— Есть немного. Если честно, то нет. Работа дурная, тяжелая, знаешь, раза три под бомбежку попадал.

При этих словах Фомина Иван Дмитриевич прикусил щеку чтоб не рассмеяться.

— Что у нас со снабжением творится сам знаешь. Вот разгребаем Авгиевы конюшни, трудимся.

— Я тоже уже давно не жалею. Раз Бог дал такой крест, значит я могу его нести. И должен.

Разговаривали еще около часа. Затем Никифоров спохватился. Чай, чаем, разговоры разговорами, а солнце уже высоко. Работа не волк, в лес не убежит. Ее делать надо.

Склад техники обнаружился на окраине городка. Огромная огороженная колючей проволокой площадка. Ряды машин, отдельно бронетранспортеры. Взгляд невольно задержался на новеньких броневиках с пулеметными башнями. Друзья из 12-й мехбригады, уже рассказывали об этой машине. Все с придыханием и в превосходных степенях.

Легкий броневик, кузов герметичный, в днище и между колёс встроенные поплавки, в корме водометы. Машина с постоянным полным приводом, мотор мощный, тянет великолепно, колеса, шины такие, что хоть по каменным осыпям, хоть по болотине гребет как танк. Идеальная командирская машина или транспорт разведки. Есть экземпляры с мощными радиостанциями. Вооружение слабовато, один единый пулемет, но этого достаточно, если нужно утихомирить группу коммандос или уложить окруженцев.

Капитан Соколов обнаружился в конце третьего ряда, придирчиво изучал груз в кузове нового «Дромадера». Батальонные механики сверяли с документами начинку и оснащение соседних авто. Рядом крутились трое унтеров по интендантству. Видимо приглядывали за покупателями.

— Виталий Павлович, как вы?

— Спасибо, Иван Дмитриевич. Водителей я уже вызвал. Принимаем.

На обратном пути в батальон по дороге Никифорову встретилась колонна потрепанных, чадящих и гремящих грузовиков с эмблемами отдельного Кексгольмского на кабинах. Впрочем, кабины были не у всех. А кое кого тащили на буксире. Что ж, капитан Соколов выполнил свое обещание.

В интендантстве Никифоров разжился целой стопкой относительно свежей прессы. Ну как свежей. Газета недельной давности на Карибах считалась новьем. Дела раскиданы, текучка переложена на адъютантов и ротных, можно спокойно покурить за газетой. Полковник Чистяков придерживался точно такого же мнения.

— Поделитесь, Иван Дмитриевич?

— Без вопросов.

— Спасибо. Наши соратники всю свежую периодику успели растащить.

— Читают, уже хорошо. Говорят, на прошлой войне газеты были большим дефицитом. Все сразу пускали на самокрутки и вместо туалетной бумаги. Некоторые умудрялись совмещать. Сначала так, а потом вот так, — Никифоров произнес последнюю фразу с самым серьезным выражением лица, хотя бесинки в глазах выдавали капитана.

— Мне рассказывали, тогда туалетная бумага была большой редкостью. Да и сейчас не во всех деревнях считают нужным тратится.

— Близость к природе. Я больше скажу, не везде отхожие места строить изволят. Бывало, наблюдал сам. Причем не так уж далеко от столицы, в глубинке Лифляндской губернии.

— Жуть. Неужели такое до сих пор встречается?

— Сейчас не скажу, а лет за шесть до войны видел такие хутора.

Никифоров загасил окурок в жестянке с водой и развернул первый попавшийся под руку солидный еженедельник. Газеты погружали в совершенно другой мир. О войне пишут мало, только коротко о последнем налете немцев на Вашингтон, Балтимор и Филадельфию, всего нескольких строк удостоился японский фронт. О Карибах, ударах по Панаме, боях на Аляске сообщалось куда больше, но без особой восторженности и бравурного рева фанфар.

На передовицах светская хроника, сплетни, много пишут о театральных постановках, новинках кино. Людей заботит рост налогов на прибыль. Сразу в трех газетах пространное интервью министра финансов с разъяснениями о налоговых льготах на капиталовложения.

Пара статей касается новых строек, сетуют, дескать, из-за промышленности частное домостроение в загоне. Материалы трудно купить, артель рукастых мастеровых днем с огнем не найдешь. Да и вообще, денег у людей не так много, как того хотелось бы.

Заинтересовала статья в «Русском знамени». Оказывается, недавно князь Вяземский без лишнего шума забрал себе трех сирот. Грустная история. Папа погиб на фронте в Новом Свете, а мама умерла от болезни. В земской больнице говорят про атипичную реакцию на новомодный панацеин. Дескать встречается такое, пусть редко, но встречается. Мальчишка с двумя сестренками попал в сиротский дом. Так бы им расти на казённых харчах, да вмешался случай.

Помощник командира роты морской пехоты поручик Андрей Вяземский вовремя заинтересовался судьбой детей погибшего сослуживца. Узнав, что они остались совсем одни, а родня не спешит забирать детишек, попросил своего старшего брата посодействовать.

Князь не стал разводить политесы и тратить время на переписку с чиновниками, взял надежного поверенного и лично нагрянул в сиротский дом. Детей сослуживца брата забрал в тот же день, оформил опеку, все честь по чести. На все вопросы так и ответил: дети солдата из роты брата ему как свои родные. А кто не согласен, то враг русской нации.

На этом история не закончилась. О деле с сиротами случайно узнала императрица. Наталья Сергеевна и до того патронировала приюты и дома призрения, говорят, больше не по обязанности, а из личных побуждений. И тут императрица не публично, но так чтоб многие услышали заявила, дескать она считает, что в России вообще не должно быть брошенных детей и сиротских домов.

«Наша страна сильна и богата мы под прямым покровительством Христа и Богородицы, но оставшиеся без опеки беспризорные дети, лишенные домашнего тепла, родительской любви несчастные малыши в приютах, это наш национальный позор, грязное пятно на нашей совести. Князь Вяземский показал нам всем пример, как должно поступать благородному человеку и христианину».

Далее журналист указывал, что в России до сих пор почти 35 тысяч сирот, живущих на казенном попечении, лишенных родительской любви и заботы.

— Алексей Сергеевич, читали?

— Эту печальную историю? — Чистяков отложил в сторону " Ведомости" и забросил ногу на ногу.

— Что скажете?

— Хорошее начинание. Вот только у нас цари уже не первый век как пытаются решить проблему сиротства, и Павел, и Екатерина много хорошего сделали. Правители приюты устраивают, деньги выделяют, надзирают, императрицы патронаж над заведениями берут, а все равно всех сирот под опекунство и в усыновление распределить не получается. Надеюсь конечно, что у Натальи Сергеевны выйдет, да надежды мало.

— Все равно, даже если с ее подачи тысяче детишек новых родителей найдут, уже польза будет. Да хоть сотне, — Никифоров рубанул ладонью.

— Вот с этим согласен. Сокращать нужно. Сократить в ноль не выйдет. Только если сам Христос с небес спустится. И то, всем счастья даже у него не найдется.