Письмо Россетти

ГЛАВА 26

– Не вижу причин для беспокойства, – заметила Гвен, когда они с Клер торопливо шагали через пьяццу, направляясь к библиотеке.

– Несколько лет тюремного заключения – весьма веская причина для беспокойства.

Прямо у них из-под ног в воздух вспорхнула целая стая голубей, серебристые крылья весело вспыхнули в лучах солнца. Встали американки сегодня поздно, на площади уже собралось много туристов. У них оставалось всего минут пять на то, чтобы подменить дневник, иначе было просто не успеть на лекцию Эндрю.

– Но вы же вчера заходили к Стефании, почему же сразу не забрали его у меня?

– Пока сообразила, было уже поздно. Библиотека все равно закрыта, во всяком случае официально. Я не смогла бы вернуть его на место.

– Думаю, судья бы понял, что сотворили мы это не из злого умысла. Что это всего лишь забавное недоразумение.

– Чем это ты занималась вчера, изучала итальянское законодательство, что ли? Не хочется возражать тебе, но не думаю, что судья счел бы этот инцидент “забавным”. Хотя, – Клер улыбнулась, – если б ты взяла всю вину на себя, я бы осталась на свободе.

– Это как понимать?

– Ты несовершеннолетняя, так что в тюрьму посадить тебя нельзя. Возможно, они перекрыли бы тебе доступ в страну, лет эдак на двадцать-тридцать, тем бы и ограничились. Ну, готова ради меня на такой подвиг?

Гвен насмешливо фыркнула.

– Надо подумать.

Клер взялась за ручку двери в Библиотеку Марчиана, подергала, но дверь не поддавалась. Она была заперта – Клер убедилась в этом, сделав еще несколько неудачных попыток. Только после этого заметила она золотую табличку на стене рядом со злополучной дверью, на ней было выгравировано расписание работы библиотеки. По субботам она открывалась только в одиннадцать. Клер с трудом подавила желание использовать целый набор латинских и греческих бранных слов.

– Что ж, придется зайти позже, – сказала она.

– Но мой дневник! – взвизгнула Гвен.

– Никто не будет его читать, не волнуйся, – уверила ее Клер. – Никто даже не прикоснется к нему. Но не можем же мы торчать у дверей библиотеки в ожидании, когда она откроется, так можно и на лекцию опоздать.

В большом зале Ка-Фоскари народу было битком; ко времени, когда появились Клер и Гвен, все места были уже заняты, и люди стояли в проходах и у дальней стены. Им удалось найти местечко поближе, справа от трибуны. Неподалеку от них стояли Маурицио, Габриэлла и Эндрю Кент, сблизив головы, и о чем-то совещались тихими голосами. Эндрю взглянул на Клер всего лишь раз, когда она пробралась по проходу и прислонилась к стене, но он не улыбнулся, даже не кивнул ей. Возможно, потому, что рядом стояла Габриэлла. Что ж, подумала Клер, может, оно и к лучшему. Интересно, было ли у него вчера время собрать все свои записи и составить хотя бы примерный план лекции? Или же он чувствует себя настолько уверенно, что сможет говорить без всякой подготовки? Использует ли то, что им удалось обнаружить вчера, или обойдется исследованиями, сделанными самостоятельно? И Клер вдруг с удивлением осознала, что даже волнуется немного за Эндрю, ведь сегодня здесь собралось просто несметное количество народа. И то, что лекция все не начиналась, лишь добавляло волнения.

Клер поискала глазами Джанкарло. Накануне вечером они говорили по телефону, уже после того, как она с Гвен вернулась в гостиницу. Выйдя из дома Бальдессари, Клер вдруг спохватилась, что у нее просто не осталось сил для очередного свидания. К счастью, Джанкарло понял ее желание перекусить на скорую руку, принять ванну и улечься спать. И они договорились встретиться здесь, на лекции. Раньше пяти вечера им с Гвен выезжать в аэропорт смысла не имеет, так что у них еще будет время для ланча и прогулки по городу. Надо только придумать удобный предлог отлучиться в Библиотеку Марчиана. Так размышляла Клер, и в этот момент на трибуну поднялся Maурицио Бальдессари.

– Приветствую всех, кто пришел послушать вторую лекцию Эндрю Кента об Испанском заговоре против Венеции, – начал он. – Точнее сказать, дополнение к лекции об Испанском заговоре против Венеции, которую мы имели честь и удовольствие выслушать во вторник. – В зале послышались приглушенные смешки. – Дело в том, что материал по этой теме слишком обширен, так, во всяком случае, утверждает наш Эндрю, и потому он попросил меня свести вступительное слово к минимуму. Итак, позвольте представить, Эндрю Кент!

Эндрю шагнул на трибуну и поблагодарил аплодирующую публику.

– Во вторник я закончил лекцию цитатой из Бернарда Шоу: “История, сэр, как обычно, лжет”, – начал он. – Но разумеется, все понимают, что лжет не сама история, а люди, которые рассказывают лживые истории, простите за невольный каламбур. И когда мы пытаемся правдиво воссоздать по отдельным фрагментам такое событие четырехсотлетней давности, как Испанский заговор, очень полезно помнить при этом, что от патины времени письменное слово не становится ясней, на него следует полагаться с большой осторожностью. Здесь особо значим и применим издавна известный подход: не судите по первому впечатлению. Чтобы читать между строк, находить мотивации и причины за фрагментами печатного или письменного слова, требуется особое умение, которое порой не имеет прямого отношения к строго научному подходу. Всякий раз при этом мы в той или иной степени используем то, что называется особым чутьем, интуицией, воображением, наконец. Исследование Испанского заговора потребовало от нас применения всех этих качеств, но лишь на прошлой неделе старания были вознаграждены. Последние открытия с ног на голову переворачивают все предыдущие, в том числе – и мое собственное. Существовал ли Испанский заговор или то был заговор “венецианский”? Ответить на этот вопрос оказалось сложнее, чем я предполагал. И как выяснилось, я не единственный на свете человек, который может квалифицированно объяснить все это.

Эндрю отвернулся от микрофона и взглянул на Клер. Как и все остальные в зале, она ждала, что он продолжит. Но вместо этого он поманил ее на подиум.

Клер отчаянно замотала головой. Эндрю смотрел на нее вопросительно, даже с мольбой, и снова предложил подняться к нему. Люди в зале, преисполненные любопытства, начали перешептываться и вытягивать шеи, пытаясь как следует разглядеть Клер. Все понимали, что произошло нечто непредвиденное. Разве не Эндрю Кент должен читать сегодня лекцию?

– Прошу прощения, один момент, – сказал Эндрю и сошел с трибуны.

Он спустился по ступенькам в зал и подошел к Клер. В зале царил гул возбужденных голосов. Габриэлла наблюдала за происходящим с изумлением и плохо скрываемой ненавистью.

– Поднимитесь на сцену вместе со мной, – тихо произнес Эндрю. – Я представлю вас публике, затем вы прочтете лекцию. Договорились?

– Но… я не уверена, что смогу.

– Вы же хотите стать профессором, или мне показалось? Тогда вам придется читать лекции все время.

– Может и так, но первый раз, выступая на публике, я хлопнулась в обморок.

– Шутите, наверное.

– Да нет, серьезно. Я потеряла сознание.

– Так вы, выходит, застенчивая девушка? А с виду не скажешь. Уверен, вы войдете во вкус, стоит только начать, и все пройдет как по маслу.

– Да, но…

– От вас всего-то и требуется, что рассказать здесь историю, которую вы поведали мне вчера. И обещаю, вы ни за что и ни при каких обстоятельствах в обморок не хлопнетесь.

– Откуда вам знать?

– Можете положиться на меня. Я точно знаю. А если вдруг забудете что-то, посмотрите на меня, и я вам подскажу.

Если уж она сможет выступить перед таким количеством слушателей, то защита диссертации, даже с Хиллардом в роли оппонента, покажется пустяком, подумала Клер. И кивнула в знак согласия. А потом отдала свою сумку Гвен. И последовала за Эндрю. Ладони стали влажными от волнения, в горле моментально пересохло, точно она наглоталась песка.

Они поднялись по ступенькам, к этому времени шум в зале достиг своего пика и смешивался с гудением у нее в голове. Она молча наблюдала за тем, как Эндрю возвращается на трибуну и представляет ее, но все это происходило словно в тумане, словно не с ней. Он обернулся к ней, улыбнулся, и она услышала звук аплодисментов – показалось, что доносятся они откуда-то издалека. Все происходило медленно и как во сне, после которого просыпаешься с бешено бьющимся сердцем, судорожно хватаешь ртом воздух.

Клер шагнула на трибуну, лица людей в зале сливались в сплошное мутное пятно. Она ухватилась за деревянные края, чтобы не упасть, затем посмотрела вправо. Джанкарло тоже здесь, стоит в самом углу сцены рядом с Маурицио, Эндрю и Гвен. Поймав на себе ее взгляд, он тепло улыбнулся ей, но Клер не стала смотреть на него долго – почему-то при виде молодого итальянца она еще больше занервничала. Габриэлла, находившаяся неподалеку от него, вроде бы больше не злилась, вместо этого напустила на себя самодовольный вид, скрестила руки на груди и с нетерпением, даже каким-то удовольствием ожидала продолжения. “Она уверена, что я провалюсь, – поняла Клер. – Не только уверена, рассчитывает на это. Раз так… не буду доставлять ей такого удовольствия! Нет уж, увольте!”

И Клер вновь обернулась к публике. Теперь она видела сотни лиц, и все эти люди смотрели на нее с ожиданием, даже с надеждой. В зале воцарилась тишина. Она поднесла рот к микрофону, так близко, что губы коснулись перфорированной его поверхности, уловила металлический его запах – странное ощущение.

– Письмо Россетти, – начала она, и голос ее так и раскатился по залу, усиленный динамиками. Клер тут же отдернула голову от микрофона, затем успокоилась и начала сначала. – Письмо Россетти историки всегда помещали в центр Испанского заговора. На протяжении четырехсот лет оно рассматривалось как краеугольный камень в деле разоблачения этого заговора тысяча шестьсот восемнадцатого года против республики, однако… – она покосилась на Эндрю Кента, – это предположение подверглось сомнению. Написала ли Алессандра это письмо с целью разоблачения заговора или же, напротив, как его участница и создательница? Постараюсь далее ответить на этот вопрос…