Бестиарий богов.
В отличие от большинства богов, которые с легкостью создавали десятки существ за короткое по божественным меркам время, Ирмий, будучи богом праздности, ни разу не смог создать животное, которое смогло бы прожить несколько дней в инкубаторе, не говоря уже об одном из тысяч миров этой ветви великого древа.
Как ни пытался он сотворить что-то путное, ничего не получалось. Возможно, именно по этой причине в какой-то момент вечный балагур стал печальным и хмурым. Больше всего его расстраивало осознание того, что чародеи, занимавшиеся изучением и расселением сотворенных существ, отправляли всех его созданий в Карантинный мир.
Кто-то мог бы возразить, что Карантинный мир — далеко не самое худшее место для созданий, которые в любом другом мире обречены на смерть и одиночество, но, в отличие от остальных богов, Ирмий удосужился побывать в этом мире и понял, что большая часть существ, попавших туда, обречены на быструю смерть или полуголодное существование.
Сказать, что увиденное на острове поразило бога праздности, — значит не сказать ничего. Веселый и жизнерадостный Ирмий день ото дня становился все печальнее. Возможно, в какой-то момент он предпочел бы развоплощение, если бы не нелепая случайность, позволившая ему поверить в собственные силы.
Итак, как уже говорилось ранее, он был темнее тучи, поскольку истина о Карантинном мире заключалась в том, что выжить там могли лишь очень сильные хищные монстры, в отличие от которых творения бога праздности были довольно слабыми как в физическом, так и магическом плане. Кроме того, их творец не владел способностями, позволяющими сделать создание сильным и живучим.
Творениям Ирмия требовались забота и уход, любовь и тепло. Они больше походили на живые талисманы, которые в меру скудных сил оберегали своих хозяев.
— А что если сделать своего питомца более ловким и гибким? — проходя мимо очередного неудавшегося творения коллеги по цеху, вслух проговорил бог праздности.
— В твоем случае это не спасет, — расхохотался один из чародеев-исследователей. — Путь твоих созданий предречен судьбой.
Фраза мага, охраняемого магическим коконом от гнева богов, стала последней каплей для Ирмия, не сотворившего за свою долгую жизнь ни одного существа, которое могло бы появиться где-то, кроме Карантинного мира. В гневе он направился в заброшенную секцию бестиария, где укрылся от взоров других богов и магов.
В этот раз он не отдаст свое создание магам, для предварительного изучения, а докажет, что даже они способны жить в любом из миров, принося пользу если и не всем, то хотя бы своему хозяину.
Собрав волю в кулак, Ирмий начал вспоминать свои наиболее удачные творения, но почему-то ничего путного в голову не приходило. Тогда он, как его когда-то обучали, занялся изучением известных видов, но эффект был тем же. Ничто не приглянулось ему, не вызвало отклика в его сердце. Затем раздались шаги…
В секции, которую миллионы лет никто не посещал, в один день появились два бога. При этом второй последовал за первым. Для многих это было бы сигналом тревоги, но не для Ирмия, прекрасно знавшего обладательницу этих сандалий. Только она могла идти практически беззвучно, при этом игнорируя звук непослушной пряжки на одном из ремешков. Многие считали, что она нарочно использует его вместо колокольчика, оповещая окружающих о своем приближении.
— Каким ветром тебя занесло сюда, Сильвия? — не оборачиваясь, спросил обозленный на собственное бессилие бог.
— Попутным, — печально ответила богиня птичьих песен.
Именно Сильвия наделяла созданных ею птиц прекраснейшими голосами. Многие ее творения обитали не только на этой ветви древа миров, но и покупались, выменивались или похищались представителями других ветвей. Ходили слухи, что даже Творец древа несколько раз похвалил ее созданий.
— Ты как всегда чудесна, — не оборачиваясь, сказал Ирмий.
— Видел бы ты меня сейчас, — тихим голосом, как вековая старуха, ответила богиня.
Эти слова заставили бога праздности выйти из состояния прострации и обернуться в сторону незваной собеседницы. Представшая его взору картина была ужасающей: девушка, которую он знал не одну тысячу лет, стояла в изломанных и окровавленных доспехах, а ее лицо наполовину было обожжено.
Ирмий не стал тратить время на расспросы, а, подойдя ближе к Сильвии, начал снимать ее облачение. Богиня сначала попыталась сопротивляться, но ее состояние в сочетании со способностями обычно веселого и добродушного бога вынудило девушку оставить бесполезные попытки. Они оба понимали, что жить в таком состоянии Сильвии оставалось недолго.
Бог праздности, в отличие от других, не был привязан к какой-то конкретной специализации, поэтому за время жизни изучал в той или иной мере все, что поможет выжить. Конечно, он не мог соперничать с профильными богами в их направлении силы, но имел под рукой десятки хоть и мелких, но все же козырей, которые не позволяли кому-то застать его врасплох и, тем более, убить.
Снимать изломанную броню было тяжело, особенно когда некоторые лопнувшие стальные пластины торчали из ран, поэтому Ирмий медленно извлекал из ран осколок за осколком, постепенно заживляя тело и восстанавливая кожный покров.
Закончив с тем, во что превратился доспех, бог принялся за лицо девушки. Работать с ним было куда сложнее. Хорошо, что Сильвия потеряла сознание во время извлечения осколков из плоти, ведь сейчас любое ее малейшее движение могло привести к непоправимым последствиям. Как ни крути, Ирмий не был богом целителей и не мог одновременно залечивать раны и контролировать состояние девушки.
Восстановив лицо, бог праздности принялся за волосы. В отличие от тела, которому он придал первозданное состояние, прическу богини он несколько изменил. Точнее сказать, Ирмий сделал ее волосы более пышными и послушными, добавив им возможность многократного преобразования в прочный плащ.
По слухам, нередко распространяемым первыми красавицами ветви, боги-целители требовали за эту процедуру баснословные дары, при этом через какое-то время их клиенткам приходилось вновь раскошеливаться. В данном же случае Ирмию просто захотелось сделать для Сильвии что-то приятное. Да и сложности в этой процедуре не было, разве что расход энергии у непрофильного бога был колоссальным.
Завершив работу, он потерял сознание, успев, однако, сотворить теплое покрывало, которое окутало девушку, защищая ее от посягательств посторонних. На защиту своего тела у Ирмия не осталось сил, но, к счастью, в этот раз никто не попытался поглотить его силу.
Ирмий очнулся спустя какое-то время, а его пациентка все так же спала. Один из богов-воинов когда-то сказал: «Лучше не заглядывайся на нее, иначе тебя сомнут». Редко встретишь какого-нибудь бога, дающего полезный совет и не требующего ничего взамен, но Ирмию встречались и не такие чудаки.
— Любое действие бога стоит дорого, — вбивают наставники в голову новорожденным богам, однако Ирмий не был согласен с ними. Он считал, что боги должны творить чудеса не ради платы, а по велению собственного сердца, даже если это может стоить им жизни.
— Если бог не вправе творить чудеса без оглядки на кого-то, то чем он лучше смертных существ? — рассуждал он и тут же осекся, вспомнив, что именно такой ход мыслей и привел к тому, что его показательно лишили части сил и специализации, объявив богом праздности.
Вздохнув, Ирмий еще раз внимательно посмотрел на все еще укутанную в созданное им покрывало девушку. Она спала и чему-то улыбалась, отчего казалась ему еще более прекрасной.
Небольшие по меркам человеческой расы ушки скрывались под длинными черными блестящими волосами. Темные, слегка изогнутые брови в сочетании с густыми и в меру пышными ресницами, казалось, подчеркивали ярко-алый цвет глаз. Небольшой, слегка вздернутый носик. Образ дополняли некрупные губы, алые от природы. Треугольная форма лица с слегка заостренным подбородком ничуть не портила впечатление.
Тонкая изящная шея, плавно переходящая в узкие плечи и небольшую…
Все, стоп, она — не еда, а я — не голодная гиена, — подумал Ирмий. — Очевидно, что она мне нравится, и даже то, что по стандартам небожителей она недостаточно фигуриста, не делает ее в моих глазах менее притягательной. Займусь-ка я тем, ради чего пришел сюда, — чтобы отвлечься от ненужных мыслей, шепотом проговорил бог, но осекся, осознавая, что не в силах отвести взгляд от прекраснейшей из женщин, которая в этот момент в очередной раз чему-то улыбнулась.
Ему и правда следовало отвлечься, чтобы, когда девушка придет в себя, не наделать глупостей и не выставить себя в неприглядном свете в ее глазах. Хватало и того, что он почти раздел ее. И даже то, что это было необходимо для спасения жизни богини, не имело никакого значения.
Впервые в жизни Ирмий попытался создать существо не из необходимости, а для того, чтобы просто отвлечься и сбросить пелену вожделения, которая возникла явно не без помощи кого-то из богинь любви, приторговывающих своим суррогатом, называемым у смертных эссенцией любви.
Ирмий деталь за деталью начал представлять будущее существо, но непроизвольно поглядывал на ту, о которой ему лучше было бы и не мечтать. Когда же процесс создания образа завершился, бог произнес короткое, но довольно энергозатратное заклинание, и в следующее мгновение у него в руках оказался крошечный комочек.
— Видно, я опять что-то перепутал, — печально посмотрев на свернувшееся существо, сказал бог.
В это момент зверек решил, что ему не очень комфортно лежать клубочком, поэтому он встал на четыре лапки и, грациозно потянувшись, завилял хвостом, на кончике которого красовалась забавная кисточка шерсти.
Ирмий попытался аккуратно отпустить существо, но у того, видимо, не было желания перебираться с теплых рук на холодный мраморный пол, и оно впилась когтями в ладонь.
— Вот я тебя сейчас, — ощутив боль из-за порезов, оставленных когтями бритвенной остроты, беззлобно погрозил пальцем бог, а в следующую секунду едва успел отдернуть руку от крохотных шипов, которые хищно выступили из-под кисточки хвоста.
Только сейчас Ирмий обратил внимание, что изначально мягкая светло-серая шерсть преобразилась в жесткие пластины брони, а пара маленьких рожек начала отливать мифрилом. Что же касается забавно выступавших из пасти клыков, то сейчас далеко не трусливый бог не рискнул бы совать руку в пасть этой крохе.
— Давай мириться? — спросил Ирмий, надеясь, что существо вышло не только достаточно воинственным, но и умным.
Животное внимательно посмотрело на бога, после чего, спрятав когти, по-кошачьи грациозно потянулось, подняло свои не по размеру большие ушки и завиляло хвостом.
— Такому крохе не место в Карантинном мире, — с явной тревогой в голосе сказала Сильвия, которая за время, потраченное Ирмием на создание зверька, успела не только очнуться, но и привести себя в порядок.
— Я не отдам его магам бестиария, — глядя в умные глаза зверька, заявил бог.
— Но если они узнают, что ты скрыл от них новый вид, то… — начала говорить шепотом богиня, — то они могут добиться твоего развоплощения.
— Уже не раз пытались, — отмахнулся бог праздности. — Ну, посижу сто лет в поселении для проклятых, возможно, даже лишусь части своих изначальных способностей, но его я им не отдам.
Судя по тому, как существо навострило ушки, оно прекрасно понимало, что речь идет именно о нем. И, судя по тому, как эта кроха снова начала трансформировать свое тельце, ей было не по душе то, о чем сейчас говорили боги.
— Тебе новая прическа-то хоть понравилась? — стараясь отвлечься от печальных мыслей о неминуемом наказании, спросил Ирмий, не решаясь поднять глаза на богиню, которая ему до безумия нравилась.
Видно, появление нового существа интересовало ее куда сильнее, чем собственные волосы, поэтому Сильвия только сейчас сотворила ледяное зеркальце и ахнула от удивления.
— Ты что сделал? — выдохнула она.
— Что-то не так? — не понимая, что ей не по нраву, спросил Ирмий.
Девушка, как завороженная, рассматривала свои волосы, и по ее мимике было очевидно, что изменения ей нравятся. Но к чему тогда был этот вопрос?
— Какому лекарю ты доверил мою жизнь, пока я была без сознания? — видя, что Ирмий ее не понимает, спросила богиня. — И во сколько тебе это влетело?
— Ах, это, — пожал плечами бог. — С такими простыми преобразованиями я справлюсь и сам, хотя энергии они поглощают очень много.
— Ты же не целитель? — с сомнением спросила Сильвия.
— Я лишен специализации, поэтому осваиваю все, что может пригодиться в жизни, — улыбнулся Ирмий, погладив свое творение.
— И как долго продержится эффект защиты? — поинтересовалась богиня, которая уже успела преобразовать волосы от плеча до пояса в стальной плащ и вернуть их в первозданную форму.
— До развоплощения, — уверенно ответил бог.
— Чьего? — настороженно уточнила девушка.
— Твоего, естественно, — все же опустив существо на пол, сказал Имрий. — Считай это подарком.
— Ты хоть понимаешь, сколько стоит такой подарок? — с расширившимися от изумления глазами спросила Сильвия.
— Для богинь красоты и прочих прелестниц… — начал прикидывать бог и осекся, наблюдая за тем, как его создание начало карабкаться по платью богини к ее рукам, как будто в них было зажато лакомство. — Слезь, — тихо сказал он, но столько воли было в этой команде, что животное не рискнуло противиться. И все же, опустившись на пол, вздыбило шерсть и зашипело на своего творца.
— Милая зверушка, — глядя на бесноватое существо, сказала девушка, после чего сотворила в воздухе лакомство и положила перед ним. С руки кормить разъяренную кроху богиня все же не рискнула.
Животное вначале принюхалось к угощению, а затем, проурчав что-то в адрес Сильвии, накинулось на еду. Несколько секунд — и от порции, рассчитанной на пятерку крупных хищников, не осталось и крошки.
— Хороший аппетит, — похвалила богиня зверька и попыталась погладить, но существо юркнуло под ноги создателя и уже там, разместившись поудобнее, начало по-кошачьи умывать мордочку.
— Теперь у тебя есть две проблемы, — резюмировала Сильвия. — Хотя нет, даже три.
— И какие же? — усмехнулся бог праздности.
— Боги-лекари не позволят тебе отобрать у них хлеб, проводя подобные преображения, — указав на свои волосы, сказала девушка.
— Да я и не собирался, — пожал плечами Ирмий.
— Рано или поздно об этом узнают местные модницы, — смешно сморщила носик Сильвия, — и тогда тебе шагу спокойно ступить не дадут.
— Уж с этим я как-нибудь справлюсь, — хмыкнул бог и, заговорщицки подмигнув, добавил. — Особенно если ты не проговоришься.
— Это все вторично, — подумав, заявила богиня, указывая на зверька. — Главной проблемой будет твое желание без согласия чародеев бестиария отпустить на его на волю.
— Переживу как-нибудь, — неуверенно сказал бог.
— Другое дело, если, скажем… — понизила голос богиня, — твой зверек будет обладать способностью на однократную телепортацию без привязки к конкретному месту.
— Но тогда он может оказаться где-то, куда даже нам по одиночке не стоит попадать, — неуверенно возразил бог.
— Ограничь способность портала. Ну, скажем… техногенными мирами или мирами, лишенными магии, — уверенно заявила девушка. — Там у этого крохи есть все шансы выжить и при этом остаться вне поля зрения чародеев бестиария.
— Какая же ты умница, — восторженно глядя в глаза Сильвии, сказал Ирмий, заставив ее зардеться.
Через несколько мгновений в помещении открылся портал, и существо, повиляв хвостом и на прощание немного поурчав, исчезло. Когда же прибыли чародеи бестиария, то боги рассказали им о странной способности нового полумагического существа, позволяющей ему самостоятельно перемещаться между мирами.
Хоть и пытались чародеи доказать самоуправство богов, но найти ничего не смогли, как, впрочем, и выйти на след беглеца, прошмыгнувшего в один из многочисленных миров этой ветви.
Выяснять, какими способностями обладал беглец, чародеи даже не пытались. Будь на месте Ирмия кто-то другой, из этого еще что-то могло получиться. С кем угодно, может, даже с Творцом ветви, но не с этим упертым и своенравным богом.
Единственная странность, которую подметили чародеи, сводилась к поведению молодой богини, которая как бы была не у дел, но при этом, как показалось одному из дознавателей, могла рассказать куда больше, чем озвучила. Но для проверки этой теории им нужно было ни много ни мало — разрешение Творца ветви, для получения которого требовалось гораздо больше оснований, чем пребывание богини вблизи самого сумасбродного бога этой ветви.