Пламя Дракона

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Кэти сидела над обрывом, глядя на равнину Назрит. Был пасмурный вечер. Она провела рукой по волосам, пытаясь пригладить непослушные рыжие пряди. «Расческу, полцарства за расческу»[8].

Равнина оказалась до странности голой — ни травинки, ни самого жалкого кустика. Перед Кэтрин расстилалось огромное серо-коричневое пространство, сплошь покрытое пылью и камнями. Однообразие пейзажа нарушали лишь мелкие неровности рельефа. Она сидела на скале и доедала остатки сыра.

Равнину Назрит пересекали линии явно искусственного происхождения — следы какого-то странного монументального замысла, воплощенного с невероятной геометрической точностью. Некоторые линии шли прямо, другие изгибались, образуя знаки, непонятные Кэти; пока что ей удалось различить лишь самое крупное изображение паука.

Остальные рисунки представляли собой гигантскую паутину. Паук смотрел на юг, в направлении Но-Фериена. Изображение носило отпечаток странной, пугающей красоты.

Салит называла это место священным. Надо же, а ведь выглядит совершенно заброшенным. Когда-то давным-давно она ходила через старое кладбище к дому своего дяди. Почти все могильные камни были перевернуты, надписи стерлись. Это было печальное и завораживающее зрелище, и сейчас Кэти испытывала очень похожие эмоции. Назрит явно что-то говорил самому дальнему и одинокому уголку ее сердца.

Она коснулась рюкзака, который держала между колен. Энергия камня чувствовалась даже сквозь нейлон. Много дней Кэти прислушивалась к жужжанию заключенной в рубине осы и заметила, что оно становится все сильнее, что в нем проявляются нетерпеливые, «голодные» нотки. Что же все-таки создала Салит?

Нечто волшебное, колдовское, предназначенное для мести.

Солнце еще не село. Она отложила сыр и отхлебнула воды из последней фляжки. Драгоценные запасы подходили к концу. Все легко умещалось в рюкзаке. Она взяла его и вернулась на тропу — крутую, но сравнительно безопасную.

Спускаясь, она еще раз бросила взгляд на юг. Над далекими вершинами Лурун-Бара поднималась завеса черного дыма, мешаясь с облаками. Огонь. Ей была ненавистна сама мысль о нем. Большую часть дня Кэти смотрела туда и гадала, что же горит. Она отвернулась и постаралась не думать о дыме — как-никак, он не имел отношения к обещанию, которое она дала Салит.

Сапфир висел на тонкой цепочке и раскачивался в такт ее шагам. Идти приходилось по грязи, по камням, но наконец Кэти спустилась на равнину и вытерла пот и пыль со лба. Ноги болели от многодневной ходьбы.

Стоя внизу, было значительно труднее разобрать рисунки, но она точно помнила местоположение паука. Из-под ног взвивались облачка пыли, ветер то и дело поднимал тонкую бурую завесу из мельчайших частиц почвы. Кэти достигла первой борозды, около четырех футов шириной и примерно такой же глубины, и перебралась через нее. На противоположном краю она остановилась и посмотрела вниз. С утеса равнина казалась голой и безжизненной, но на дне рытвины попадались сухие травинки.

Следующий ров был глубже, но уже. Она перепрыгнула его и снова осмотрела дно. Оно было из серого камня, потрескавшегося под напором ростков, пробивавшихся к свету.

— Пусть это будет для нас уроком, малыш, — сказала она вслух, прикладывая ладонь к животу. Оставшись в одиночестве, она привыкла разговаривать со своим еще не родившимся ребенком. Это казалось ей чем-то совершенно естественным.

Стрекотание насекомых привлекло ее внимание к островку зелени среди неровно растущей бурой травы. Это был цветок вроде колокольчика; тонкий стебель разогнулся, и красивые желтые лепестки сомкнулись вокруг жертвы.

Кэти вздрогнула:

— Вот так-то, малыш. Красота искушает неосторожных. Гм, звучит как цитата. Интересно, откуда? Ах да, из какой-то книги Роберта.

Борозды, образовавшие паутину, были глубже остальных — добрых двенадцать футов. Она решила, что спускаться будет не слишком разумно, лучше уж пройти на юг вдоль одной из борозд. Здесь тоже местами росла трава и даже бежали маленькие ручейки. И еще здесь было довольно много плотоядных желтых цветов.

Она вытащила из-за голенища «ориентировочный камень» Салит. Он был не больше мраморных шариков, какими играют дети, совершенно круглый и гладкий, и, похоже, терял силу. Когда Кэти шла в нужном направлении, он светился, но довольно слабо, будто знал, что приближается конец пути. Она зажала его в кулаке.

Серые вечерние облака постепенно уступали место темноте. Кэти зашагала быстрее, то и дело поглядывая наверх. Она боялась, что луны этой ночью не будет, хоть и бояться темноты больше не было причины: призрачный пес вроде бы отстал.

И тут раздалось громкое угрожающее шипение. Прямо на пути у нее лежало несколько плоских камней; в тени самого большого свернулось маленькое существо, напоминающее змею с гребнем вдоль спины, и подозрительно глядело на Кэти. Казалось удивительным, что эта крошка может издавать такой сильный шум. Убедившись, что ей ничто не угрожает, змейка притихла. Она развернулась, пригнула гребень и скользнула под камень. На всякий случай Кэти обошла камень стороной и после этого старалась внимательнее смотреть под ноги.

Туловище гигантского паука представляло собой многоугольник — на равнине Назрит не было ни одной изогнутой линии. Кэти перепрыгнула рытвину, и вот уже она стояла в центре изображения.

Оса, заключенная в рубине, жужжала все громче и сердитей. Звук начинал действовать на нервы, вибрация крыльев ощущалась даже сквозь ткань рюкзака. Кэти сбросила рюкзак с плеч и несла его за лямки в вытянутой руке. Камень просвечивал, словно зародыш в кроваво-красной утробе.

Стемнело так быстро, что Кэти не успела этого заметить. Она дрожала на ветру, но шла вперед, освещая себе путь рубином. Круглый голубой камешек понемногу гас; теперь ей стало ясно — он должен был довести ее до цели и потухнуть навсегда. Сердце билось все быстрее, нетерпеливое жужжание осы подгоняло ее.

Наконец голубой камешек вспыхнул и погас. Кэти даже вскрикнула от неожиданности и заморгала, глядя на потерявший силу талисман со странным чувством потери. Она не могла расстаться с вещью, которой так дорожила Салит, и сунула камешек за голенище сапога.

Здесь, в этом самом месте, было сердце паука, сердце равнины Назрит, сердце Чол-Гекате. Жужжание неслось теперь словно бы отовсюду, и сама ночная тьма содрогалась.

Кэти опустилась на колени и сунула руки в рюкзак. Оказалось, что рубин стал еще больше и освещал всю долину кровавыми бликами. От него было невозможно оторвать взгляд.

Кэти закусила губу. Воздух задрожал, пульсация земли дошла до самого ее сердца, и странные чувства нахлынули на нее. Кэти ощущала биение жизни вокруг, чувствовала, как растет ребенок внутри нее, траву, цветы, змею под камнем; сознание ее словно наполнилось светящимися точками.

Впрочем, дело было не в рубине. Поняв это, она потянулась к сапфиру. Камень сиял так, что она видела кости своей руки, как в рентгеновских лучах.

— Хватит! — взмолилась она, опускаясь на колени, и рванула цепочку. Сапфир скользнул между пальцами, упал на землю и потух.

Кэти перевела дыхание; однако, как выяснилось, испытания еще не кончились. Она все еще прижимала рубин к себе, и весь мир был заполнен его вибрациями. Камень трясся так, словно насекомое рвалось наружу.

Поборов страх, она взяла рубин обеими руками и подумала обо всех, кто отдал жизнь, чтобы этот миг настал: о Салит, чья кровь сочилась меж ее беспомощных пальцев; об Эрике, ее возлюбленном и отце ее будущего ребенка; о Роберте, вернейшем из друзей; об Эвандере и его великолепном драконе; о славной малышке Веене. Еще она думала об Аланне, Валисе и Доу и о тысячах безымянных жертв в Вистовиме, Сибо и Вакрисе.

Камень должен был положить конец злой силе Чол-Гекате. Кэти больше не сомневалась в его силе. «Зарой его поглубже», — сказала Салит. Словно в ответ на эти мысли земля треснула; края трещины разошлись, приподнимаясь. Кэти опустила туда рубин, что-то влажно хлюпнуло, и трещина закрылась, словно ее и не было вовсе.

Кэти замерла, ожидая, что вот-вот что-нибудь произойдет. Без рубинового света она оказалась в полной темноте. Не было видно ни звезд, ни даже Танадора. Мир замер вместе с ней в мертвой тишине.

Она торопливо подняла сапфир за порванную цепочку; он бешено закрутился, жутковато поблескивая, и Кэти, собравшись с духом, взяла его в кулак.

По равнине Назрит полз призрачный паук, волоча тяжелое брюхо и угрожающе поднимая передние лапы. Над ним в воздухе повисла огромная призрачная оса, нацелив ядовитое жало. И начался поединок, невыразимо прекрасный танец смерти. Кэти завороженно смотрела, как оса снова и снова вонзала жало в тело паука.

Наконец паук перевернулся на спину, его лапы подобрались, брюхо опало, как спущенный воздушный шар. Оса словно убедилась, что он мертв, и еще раз вонзила жало — на этот раз в землю Чол-Гекате.

Кэти отдала себя во власть сапфира, больше не чувствуя страха. Она видела, как яд осы пурпурным приливом растекается по равнине, по всей стране. Она чувствовала, что реки и озера отравлены, урожай сохнет на корню, леса вымирают. Рыбы, звери и птицы лишаются сил, а потом и жизни. Все это происходило так быстро, что Кэти казалось — она видит предсмертные судороги Чол-Гекате.

Все это было так знакомо. Вистовим. О да, его погубила не засуха. Салит обратила против Каджин Луре его собственную черную магию.

Вместе с гибелью все новых и новых живых существ искорки в сознании Кэти гасли. Она в отчаянии огляделась и увидела, что оса и паук исчезли.

Кэти долго сидела безмолвно и неподвижно, потом наконец связала концы порванной цепочки, надела ее на шею и медленно поднялась. Она смутно понимала, что должна чувствовать неизъяснимый ужас, — что еще может чувствовать человек, уничтоживший жизнь в целой стране? — но внутри была лишь пустота.

Кэти подхватила рюкзак и зашагала, перепрыгивая через рытвины или обходя их и словно не понимая, куда и зачем идет. Она уносила ноги прочь, прочь от равнины Назрит.

Наконец земля под ногами приобрела хоть какие-то признаки рельефа, стали попадаться островки мягкой травы. Этим стебелькам суждено было скоро засохнуть, но пока что они зеленели, источая тонкий аромат. Ветер тихонько пел свою колыбельную.

Она шла всю ночь без отдыха, не думая и не чувствуя, пока наконец на вершине низкого холма не опустилась на землю у подножия одинокого дерева. Ветви качались на ветру, листья зазывно шелестели. Скоро дереву суждено превратиться в черный скелет со скорбно опущенными ветвями.

Интересно, сколько продлится это мертвое запустение? Кэти знала, что Вистовим лишь начинает оправляться. Она подняла глаза к небу и увидела, что тучи частично рассеялись и показались первые тусклые звездочки. Возможно, это были первые знаки перемен к лучшему.

— Да, малыш, мы с тобой в нелегком положении.

Она потянулась к сапфиру и улыбнулась, чувствуя, как меняется ее восприятие:

— Заметил? Здорово, да?

Кэти все еще не понимала, как ей это удается: судя по рассказам Салит, управление энергией кристаллов требует огромных усилий и основательной подготовки. Впрочем, сейчас думать об этом совершенно не хотелось. Она ждала, запрокинув голову, когда свет Танадора и Мианура пробьется сквозь облачную завесу.

У подножия холма послышался странный шум. Она вскочила и огляделась, но было еще слишком темно. Звук повторился.

— Надо же, малыш, это корова.

Кэти положила рюкзак и спустилась.

В темноте блеснули два больших влажных глаза. Кэти отскочила, поскользнулась да так и села в траву. Она чуть не напоролась на эту несчастную скотину! Животное подошло поближе, снова замычало и, опустив голову, лизнуло ее пятку. Это был исполинских размеров бык — такой, что размах его рогов превосходил человеческий рост, а на широком лбу вполне можно было разлечься. Но самое интересное — бык был оседлан!

К седлу была приторочена фляжка.

— Ага! Кто-то теряет, а кто-то находит. — Кэти сняла ее и вдруг заметила, что на луке седла висит черно-лаковая маска. Она взяла ее, внимательно осмотрела и бросила в траву. — Подожди здесь. Никуда не уходи, ладно?

Она помчалась за рюкзаком, а когда вернулась, обнаружила, что бык остался на месте.

— Ты лизнул меня, значит, мы теперь друзья, да?

Бык заморгал. Кэти поняла это как знак согласия и взяла поводья. Мгновение спустя она уже сидела в седле. Бык шагнул, и что-то под его копытом громко хрустнуло: маска.

— Хороший мальчик.

Она даже не представляла, куда ехать. На ночном небе тускло поблескивали лишь две звезды. Она ударила быка пятками, словно лошадь, и он зашагал быстрее.

— Я буду называть тебя Пол Беньян. — Бык протяжно замычал в ответ. — Меня? Можешь называть меня… — Кэти замялась, глядя в небо. Облака расступились лишь настолько, чтобы сквозь них едва заметно проступило бледно-голубое светящееся кольцо, и снова сомкнулись. — Можешь называть меня Звездочкой.