Пламя любви

Глава 12

Горячий ветер бил в лицо Джордану, скакавшему во весь опор по пыльной дороге. Кое-где на подступах к Бургосу встречались отдельные группы воинов, но основные силы все еще находились в некотором отдалении от города. Грабежи и насилие мешали триумфальному продвижению войска принца Эдуарда.

Бургос! Всю свою жизнь он будет проклинать этот город. И она еще смеет утверждать, что любит его! Как можно любить человека и отказываться от него? Это же бессмысленно!

Добравшись до лагеря, Джордан обнаружил, что тот наполовину опустел.

— Милорд! — воскликнул один из слуг. — Мы думали, вы остановитесь в Бургосе.

— Я передумал.

Позже, укрывшись от палящего солнца в своей палатке с чашей вина, Джордан попытался разобраться в случившемся.

Итак, она дала обет. Видимо, это результат монастырского воспитания. Неужели у нее хватило глупости отречься от земных радостей в надежде, что ее жертва спасет жизнь Гая?

— Милорд.

Полотнище, прикрывавшее вход, откинулось. Подняв глаза, рыцарь увидел своего оруженосца, который мялся у входа, с опаской поглядывая на пребывающего не в духе хозяина.

— В чем дело? И закрой это чертово солнце. — Джордан прищурился, заслонив глаза ладонью.

— Вас хочет видеть женщина.

— Что еще за женщина?

— Пленная, милорд… язычница.

Джордан озадаченно нахмурился. Ах да… При выезде из лагеря он наткнулся на испанских наемников, забавлявшихся с женщиной, которую они захватили вместе с обозом врага. Джордан вмешался, отослал пленницу к своим людям и велел позаботиться о ней.

— Приведи ее.

Оруженосец втолкнул в палатку женщину, закутанную в полосатый бурнус. Она заморгала, привыкая к тусклому освещению, и простерлась ниц.

— Встань, я не божество, чтобы валяться у моих ног.

— Господин, ты спас мне жизнь. Отныне я твоя рабыня и буду делать все, что ты пожелаешь, — произнесла она низким певучим голосом.

— Я желаю, чтобы ты поднялась, — сказал Джордан. Девушка грациозно встала и низко поклонилась.

— Ты великий воин, господин. Да защитит тебя Аллах.

— Любой рыцарь сделал бы на моем месте то же самое. Не в обиду будь сказано, я не оставил бы на милость этих подонков даже собаку. Выпей вина и отправляйся на все четыре стороны.

Мавританка устремила на него умоляющий взгляд:

— Ты недоволен мной, господин?

— Да нет. Но разве ты не хочешь вернуться домой?

— Мой дом далеко. В Гранаде. Воины дона Энрике напали на караван моего брата и похитили меня. Позволь служить тебе, господин.

— Как тебя зовут?

— Тарифа, господин.

— Вот что, Тарифа. Я чужестранец и скоро вернусь домой. Так что, сама понимаешь, мне ни к чему рабыня.

Из карих глаз девушки хлынули слезы.

— Я так и знала, господин, что ты недоволен мной.

Джордан не знал, что делать. Согласно одному из обычаев своего народа мавританка считала, что стала его собственностью.

— Милорд, вас вызывает принц Уэльский.

Никогда еще Джордан не был так благодарен своему оруженосцу за своевременное вмешательство. Он повернулся к плачущей женщине.

— Ты отдохни пока, — бросил он. — А когда я вернусь, решим, что делать. — И поспешно ретировался.

Принц Уэльский находился в лагере противника, где герольды пересчитывали убитых и пленных. Воины, посланные на поиски тела дона Энрике, вернулись ни с чем. Дон Педро тоже не нашел ненавистного врага. Среди павших в бою его не было. Узурпатор бежал.

Хотя по предварительному соглашению пленных предполагалось обменять на выкуп, мстительный дон Педро предпочел убить многих из кастильских вельмож, в том числе и младшего брата дона Энрике. Возмущенный жестокостью своего союзника, Эдуард не пожелал участвовать в бессмысленной бойне.

Последующие два месяца были отмечены мелкими склоками и растущим недоверием к кастильскому монарху. В ожидании обещанных денег Эдуард разбил лагерь неподалеку от Бургоса, но дон Педро тянул время и раскошеливаться, судя по всему, не собирался. Однако Эдуард решил оставаться в Испании до тех пор, пока король Кастилии не выполнит взятые на себя обязательства.

Тем временем наступило лето. С каждым днем становилось все жарче, не хватало продовольствия. Дон Педро посоветовал Эдуарду переместиться на юг, в плодородные земли Вальядолида, и ждать там, пока он соберет золото, необходимое для уплаты долгов.

Английское войско снова пришло в движение. Однако теперь над пыльными дорогами висело знойное марево. Измученные жарой воины страдали от жажды; вода, которую приходилось пить, отдавала гнилью и кишела заразой. Многие, включая принца, подхватили дизентерию.

— Господин, выпей воды. Она чистая, — заверила Джордана мавританка, протягивая чашу.

Он понюхал, прежде чем выпить. Действительно чистая. Запаха никакого. Только благодаря заботам Тарифы ему удалось избежать недуга, поразившего его соратников.

Девушка улыбнулась и, пятясь, удалилась, но вскоре вернулась с миской дымящегося жаркого, которое приготовила у лагерного костра. Пока Джордан насыщался, Тарифа свернула его тюфяк и выстирала белье. Джордан не без оснований полагал, что он самый чистый воин во всем войске Эдуарда.

Щурясь от солнца, нещадно палившего даже в этот поздний час, Джордан наблюдал за своей добровольной рабыней. У нее были тонкий нос с ярко выраженной горбинкой, смуглая шелковистая кожа и высокие скулы. Слегка раскосые глаза, своеобразные черты лица, изящная фигурка.

Джордан позаботился о том, чтобы она сменила легкие шаровары и жилет, в которых появилась в лагере, на более скромное одеяние, но даже в крестьянском платье девушка привлекала к себе внимание, и приходилось быть начеку, чтобы уберечь ее от домогательств.

Позволив мавританке остаться с войском, Джордан полагал, что, продвигаясь на юг, они доберутся до ее родных мест. Но иссушенным солнцем пространствам, казалось, не было конца, и Тарифа утверждала, что Гранада по-прежнему далеко.

Джордан возглавил небольшой отряд, отправившийся в рейд за продовольствием на юг от Вальядолида, где находился лагерь Эдуарда. В отряде было пятьдесят человек, в том числе десять рыцарей и пять лучников. К неудовольствию Джордана, вторым командиром оказался Гастингс, выбранный только потому, что был одним из немногих, кто еще оставался на ногах. К тому же, несмотря на личную неприязнь, Джордан не мог отрицать его воинских заслуг. Для пользы дела ему пришлось смириться с присутствием мужа Элинор, но оба рыцаря избегали друг друга.

Как-то ночью Джордан ощутил приятное благоухание внутри своей палатки. Повернувшись, он с удивлением обнаружил рядом с собой Тарифу. В свете полной луны ее черные глаза призывно блестели.

— Господин, — прошептала она, нежно гладя его обнаженное плечо. — Позволь сделать тебя счастливым.

— Нет, — буркнул Джордан. Не в первый раз Тарифа пыталась соблазнить его. — Возвращайся в свою палатку.

— Я тебе не нравлюсь?

— Ты мне слишком сильно нравишься. Ободренная его словами, Тарифа скользнула ладонями по груди Джордана, надеясь возбудить его ласками.

Но он отшвырнул ее от себя и вскочил на ноги. Съежившись на земле, девушка благоговейно взирала на возвышавшуюся над ней мощную фигуру с широкими плечами и подтянутым животом. Он был самым красивым и самым высоким мужчиной из всех, кого она видела. По сравнению с ее соплеменниками христианские рыцари казались настоящими великанами.

— Ты все еще любишь ее? — спросила она.

Голова Джордана поникла, в голосе звучала обреченность.

— Да, — отозвался он. — И всегда буду любить.

Не сказав ни слова, Тарифа выскочила из палатки. Как он может отвергать ее, когда она умастила свое тело благовониями, ее волосы переливаются, как шелк, а искусные ласки могут возбудить любого! Все дело в женщине, которой Джордан так предан, что не позволяет утешить себя. А ведь она думала, что без труда займет место его возлюбленной. Мужчины есть мужчины, и Тарифа не встречала ни одного, который отказался бы от удовольствия.

Прошла еще неделя бессмысленного путешествия по иссушенной земле. Было так жарко, что воинам пришлось снять доспехи, чтобы не испечься заживо на солнце.

Тарифа ехала на муле. В крестьянской одежде было нестерпимо жарко, и она снова облачилась в свой костюм. Истомившиеся по женщинам воины бросали голодные взгляды на ее округлые ягодицы и грудь, едва прикрытую шелковым жилетом с нашитыми по краям монетами. Каждый раз, когда он распахивался под порывом ветра, Джордан скрипел зубами и повторял про себя слова, которые скажет Тарифе, когда они остановятся на ночлег. Чем больше он смотрел на девушку, тем больше распалялся, и не только из-за кастильского солнца.

Наступившая ночь принесла долгожданную прохладу. Высоко в небе сияла яркая луна. Снаружи доносился высокий голос Тарифы, напевавший печальную песню под аккомпанемент струнного инструмента. Этим вечером ее присутствие как никогда действовало Джордану на нервы.

— Нельзя ли потише? Я не могу заснуть! — рявкнул он. Черт бы ее побрал! Шла бы в свою палатку и не мозолила ему глаза!

Все стихло.

Спустя некоторое время Тарифа откинула полотнище, закрывавшее вход в палатку Джордана, и скользнула внутрь. Судя по его напряженной позе, он не спал. Сложив перед собой ладони, она вознесла молчаливую молитву. Тело ее томилось по красивому англичанину, губы жаждали его поцелуев, сердце тосковало по его нежности.

Когда она легла рядом, Джордан напрягся, но продолжал притворяться, будто спит. Чуть не плача от досады, Тарифа сжала в руке небольшой кинжал с украшенной самоцветами рукояткой. Она собиралась пустить его в ход, защищаясь от испанских собак, когда появился Джордан и избавил ее от необходимости брать грех на душу.

— Джордан, — прошептала Тарифа, впервые обратившись к нему по имени. — Я знаю, что ты не спишь.

— И что из этого? — буркнул он, не поворачивая головы.

— Моя жизнь принадлежит тебе. Вот, возьми это и избавь меня от моих горестей.

Джордан подскочил на своем походном ложе при виде сверкнувшего в лунном свете клинка.

— Иисусе, женщина, убери эту штуковину! — Сердце его бешено колотилось. Он слышал, что мавританки убивали христианских рыцарей во сне.

— Зачем мне жить, если ты не хочешь меня? — вымолвила Тарифа, протягивая ему кинжал. — Если ты не убьешь меня, я сделаю это сама. — И девушка быстрым движением повернула клинок острием к груди.

Джордан, зачарованно наблюдавший за ней, схватил Тарифу за запястье, и она выронила кинжал.

— Не будь дурочкой! У тебя нет причин убивать себя.

— Есть, если ты предпочитаешь мне мертвую женщину.

— Она жива.

— Но не для тебя, раз ты не можешь обладать ею… Зачем же отвергаешь меня?

Джордан замер, пораженный ее логикой. Она стояла перед ним на коленях, полы жилета разошлись — достаточно было легкого прикосновения, чтобы ее грудь обнажилась. Он не мог оторвать взгляд от ее тонкой талии и пупка. В темных глазах Тарифы сверкали слезы, по плечам рассыпались густые черные волосы.

Пальцы Джордана крепче сжались на хрупком запястье девушки. Она права. Элинор недосягаема для него, как если бы умерла.

— Благодарю тебя, Тарифа, — хрипло произнес он.

— За что?

— Ты открыла мне глаза. Она отвергла меня, и нечего льстить себя надеждой…

Тарифа не дала ему договорить и со вздохом прильнула к нему.

— Я принадлежу тебе. И не потому, что обязана, а потому, что люблю тебя.

Ее страстное признание поразило Джордана. Он помедлил, задержав руку на ее талии.

— Как ты можешь так говорить? Ты же совсем не знаешь меня.

— О, я хорошо тебя знаю, — мягко возразила Тарифа и прижала его руку к своей груди. — Похорони свое горе. Ты слишком долго держался за него.

Джордан резко втянул воздух, сердце его учащенно забилось, тело ожило. Со стоном запустив пальцы в ее волосы, он привлек девушку к себе. Ему не потребовалось много времени, чтобы избавить ее от легких одежд. Охваченный страстным желанием, он погрузился в ее теплое лоно.

Когда Джордан проснулся, солнце уже высоко стояло в голубом небе. Бледные лучи, еще не успевшие набрать силу, играли на его лице. Он не сразу сообразил, почему чувствует себя таким умиротворенным. Затем вспомнил.

Тарифа, опустившись на колени, протянула ему чашу. Пока Джордан пил прохладную воду, она не сводила с него сияющих глаз. Как он прекрасен! Ей внушали, что христианские рыцари — безжалостные звери, которые убивают и насилуют мавританских женщин. Но Джордан, несмотря на вполне понятную торопливость, вызванную долгим воздержанием, не причинил ей боли. И даже обещал в следующий раз доставить удовольствие.

Она провела кончиком пальца по его темным бровям. Джордан улыбнулся, возвращая ей чашу. Он не возражал, когда Тарифа приподняла простыню, разглядывая его нагое тело. Наслушавшись от своих соплеменников жутких историй о жестокости христиан, она почти верила, что они отличаются от других мужчин.

В определенном смысле ее предположения подтвердились. Кожа у христиан была светлее, и они не подвергались ритуальному обрезанию.

— Ты такой мягкий, — прошептала Тарифа, склонившись над ним.

— Это ненадолго, — проворчал Джордан, наматывая на пальцы длинные пряди ее волос.

Девушка улыбнулась, когда он привлек ее к себе и страстно поцеловал. Голубоглазый рыцарь больше не был рабом мучительных воспоминаний. Прошлой ночью она излечила его.

С этого дня Тарифа ехала рядом с Джорданом. Первое время, глядя на нее, он испытывал чувство вины. Но постепенно драгоценные воспоминания об Элинор заняли в его душе потаенное место, недоступное для других эмоций, в том числе и для его чувства к юной мавританке. Он ни разу не сказал Тарифе, что любит ее, да она и не ждала этого. Его любовь принадлежит Элинор.

Месяцы, проведенные под отупляющим солнцем, не прошли для Джордана бесследно. Его представления о чести и благородстве, привитые с детства, сильно изменились.

Вдалеке показался город. Темно-зеленая полоска деревьев у подножия холма сулила воду, которой так жаждали их пересохшие глотки. Утром, пока солнце стояло низко, мужчины подбадривали себя разухабистыми куплетами, но теперь, когда кастильское лето обрушило на них всю свою ярость, они мрачно молчали.

Чуть раньше Джордан заметил на горизонте облако пыли, указывающее на приближение всадников. Но впереди простиралась лишь высушенная солнцем земля. Должно быть, ему привиделось, что часто случается в такую жару. Еще немного, и он увидит караван, груженный дарами от дона Педро. Губы Джордана презрительно скривились. А он еще сомневался, когда кастильский посланник сказал, что дарованная ему крепость — возможно, единственная награда; больше никто ничего не получит. Дон Родриго, видимо, знал это по собственному опыту. По вине этого гнусного недоноска, короля Педро, отказавшегося от своего слова, добрые англичане мрут как мухи в этой забытой Богом стране. Подумать только, Ральф д'Обри, его давний товарищ по оружию, умер от дизентерии в Вальядолиде.

Раздавшийся впереди крик предупредил Джордана об опасности. Внезапно неведомо откуда появилась вопящая орда всадников в белых бурнусах. Выскочив из-за холма, они понеслись вдоль дороги и, метнув копья, так же быстро рассеялись среди скал. Захваченные врасплох англичане с криками и стонами падали на землю.

Тарифа побледнела от ужаса.

— В следующий раз мы будем наготове, — попытался успокоить ее Джордан, приказав лучникам занять позицию на противоположной стороне дороги.

— Это ничего не даст. Их слишком много. — Она подняла на него полные слез глаза. — Им нужна я.

— Что за чушь! Им нужна добыча, как всяким разбойникам. Меня предупреждали, что здесь их полно.

— Это не разбойники. Скорее налетчики…

— Какая разница?

— Разница в том, любовь моя, что я узнала их предводителя. Это мой брат. Они не успокоятся, пока не перебьют всех вас. Прошу тебя, позволь мне уехать, пока не поздно.

— Нет! — воскликнул Джордан, схватив поводья ее лошади. — Ты никуда не поедешь. Мы будем сражаться. Рыцари лучшей в Европе армии не станут бегать от шайки бедуинов.

Тарифа слабо улыбнулась, восхищенная его отвагой, хотя и понимала, что это безрассудство, и не питала иллюзий. Жажда мести, овладевшая ее братом, не оставляла ей никаких надежд.

Взметнувшееся за бугром облако пыли возвестило об очередной атаке. Не тратя лишних слов, Джордан перепоручил Тарифу двум воинам, которые спрятали ее в фургоне.

Укрывшиеся за валунами лучники выпустили стрелы, поразив нескольких мавров, скакавших впереди.

Вдруг Джордан услышал призыв о помощи, едва различимый за шумом сражения. Развернув коня, он понесся к месту схватки и, пробившись в самую гущу, вклинился между раненым англичанином и его противником — бородатым мавром, искусно владевшим саблей.

Джордан остолбенел, узнав в раненом лорда Гастингса. Тот был с непокрытой головой, на единственный зрячий глаз стекала струйка крови, на стеганом нагруднике зияли множественные порезы. Несмотря на раны, старый рыцарь доблестно сражался.

Получив короткую передышку, лорд Генри бросил взгляд на подоспевшего на помощь товарища.

— Во имя Иисуса, помоги мне, — прохрипел он, пытаясь совладать с раненым конем.

Джордан колебался, разрываясь между ревностью и чувством долга, но его бедра машинально сжались, послав жеребца вперед. А может, опытный боевой конь сделал это по привычке. Рука Джордана, казалось, тоже жила собственной жизнью. Описав сверкающую дугу, она опустила меч на шею мавра. Бородатая голова в белом тюрбане слетела с плеч и покатилась по пыльной дороге.

— Слава Господу, ты спас меня, — выдохнул лорд Генри, едва держась в седле.

В пылу схватки он даже не понял, кому обязан жизнью. Люди Гастингса подхватили его, а Джордан, пришпорив коня, рванулся вперед, оказавшись в окружении всадников в белых бурнусах.

— Это их предводитель! — закричал один из них. — Нужно взять его живым!

Лихорадочно оглядевшись, Джордан заметил узкий проход в скалах и круто развернул коня. Могучее животное встало на дыбы, молотя в воздухе громадными копытами, но преимущество было на стороне мавров, и после короткой схватки его стащили на землю. Тарифу тоже нашли. С проклятиями Джордан потянулся за мечом, но тот исчез, как и висевший на поясе кинжал. Ошеломленный этим открытием, он поднял глаза и встретил сверкающий злобой взгляд худощавого мавра, сидевшего на громадном гнедом.

— Ты украл мою сестру, христианская собака!

— Ее похитили испанцы, а я освободил.

— Лжешь. Я отсеку тебе голову и скормлю воронью!

— Сауд, он говорит правду! — пронзительно закричала Тарифа и, метнувшись к брату, вцепилась в его стремя. — Меня похитили мятежные кастильцы, а этот рыцарь сражается на стороне принца Эдуарда.

Сауд с угрюмым видом переводил взгляд с сестры на Джордана.

— Если он говорит правду, — произнес он, — то это крайне необычный поступок для христианской собаки. Но почему в таком случае ты не отпустил мою сестру, чтобы она могла вернуться к своему народу?

— Потому что не хотел, чтобы она попала в беду, оставшись одна, — огрызнулся Джордан, прикидывая шансы на побег. Помимо него, в плен попало еще несколько англичан. Охранявшие их мавры вели себя беспечно, если не сказать больше. Почему, во имя Господа, никто из его людей не пытается напасть? Они могли бы захватить мавров врасплох.

Сауд спешился, ветер трепал его белоснежный бурнус. Тарифа, заметив кровь на тунике Джордана, бросилась к нему, полагая, что он ранен. Сауд сразу все понял и оторвал сестру от Джордана.

— Вот, значит, как! — рявкнул он. — Ты не хотела покидать своего христианина, верно, Тарифа? Тебе пришлись по вкусу утехи, которым он предавался с тобой?

— Нет! — в ужасе взвизгнула девушка, когда он схватил ее за волосы и наградил несколькими оплеухами.

— Не лги! Ты хотела его! Наслаждалась его нечестивым телом! Говори правду!

В ярости Джордан рванулся к ней на помощь, но его удержали.

Воспользовавшись тем, что мавры отвлеклись, товарищи Джордана бросились наутек. Всадники в бурнусах кинулись было в погоню, но Сауд вернул их.

— Пусть бегут. Далеко им не уйти. Не сегодня, так завтра мы прикончим этих трусов. Главное, мы получили то, за чем пришли.

— Сауд, он заставил меня, — взмолилась Тарифа, прочитав смертный приговор в глазах брата. Слезы градом катились по ее щекам. — Как я могла воспротивиться? Ты же видишь, какой он сильный.

— Это правда? Ты заставил ее, или она пришла к тебе по собственной воле?

Джордан понял, что Тарифа пытается спасти свою жизнь, и простил ей эту ложь.

— Все было так, как она говорит. Я заставил ее. Слезы благодарности наполнили глаза девушки.

С яростным рычанием Сауд ударил Джордана по лицу.

— Ты дорого заплатишь, христианская собака, за то, что обесчестил мою сестру! Я знаю, как тебя наказать.

Джордана скрутили и привязали к седлу. А затем началась кошмарная скачка на юг. Свисая вниз головой, задыхаясь от пыли, он был почти без сознания.

Очнувшись, Джордан обнаружил, что привязан к колышку палатки. Было темно, на небе сверкали звезды.

Так прошло много дней, и за все это время он ни разу не видел Тарифу.

Каждое утро, когда они пускались в путь, Джордан надеялся увидеть на горизонте отряд англичан, спешащий ему на помощь. Наверняка к этому времени уцелевшие воины вернулись в Вальядолид и сообщили Эдуарду о его пленении. Но горизонт оставался пустым — ничего, кроме пыльной дороги и ослепительного неба. Наступил день, когда Джордан перестал надеяться. Слишком быстро они двигаются и слишком далеко забрались.

Он не представлял себе, сколько прошло времени. Солнце палило немилосердно, и большую часть дня Джордан находился в полубессознательном состоянии. Губы его потрескались и кровоточили, лицо обгорело, язык так распух, что он с трудом разговаривал.

Наконец в один благословенный вечер они достигли пункта назначения. Город, в который они въехали, был довольно большим, с мощенными камнем улицами. Похитители с несвойственным им милосердием позволили Джордану сидеть на лошади, привязав его руки к луке седла. Перед его затуманенным взором проплывали арочные контуры белых зданий, серебрившихся на фоне звездного неба.

Задремавший после долгих часов изнурительной скачки, Джордан мгновенно очнулся, когда его, словно куль с мукой, бросили прямо на каменные плиты внутреннего дворика. Он слабо запротестовал, когда два чернокожих раба потащили его внутрь здания.

— Несите его сюда. Я хочу взглянуть на него, — прозвучал совсем рядом высокий мужской голос.

Джордан ощутил пьянящий экзотический аромат и прикосновение мягких, как у женщины, рук.

— До чего же он грязный! Выкупайте его. Он чудовищно воняет.

Джордана поднесли к выложенному изразцами бассейну и без всяких церемоний бросили в воду. Захлебнувшись, он едва не утонул, прежде чем нашел в себе силы вынырнуть на поверхность. Рабы сорвали с него грязную одежду, намылили с головы до пят и вымыли волосы. Купание в прохладной воде было бы приятным, если бы не грубые руки, немилосердно терзавшие его измученное тело. Закончив мытье, рабы притащили пленника в просторную комнату, освещенную голубой лампой, стоявшей прямо на полу. Джордан огляделся. Стены, арки и потолки казались сотканными из кружева, которое при ближайшем рассмотрении оказалось тончайшей резьбой по камню. Какая замечательная работа! Джордан смотрел, не в силах поверить, что такая красота является творением человеческих рук.

— Вот так-то лучше. Поставьте его на ноги.

В комнате появился тучный коротышка в розовом тюрбане и просторном халате из красно-зеленой парчи. Над толстыми губами виднелась узкая полоска черных усиков, свисавших к безвольному подбородку. Улыбнувшись, он протянул руку и коснулся Джордана. Прикосновение было чувственным, как у женщины, а выражение черных глазок не оставляло сомнений. Джордан содрогнулся, по телу побежали мурашки. Нубийцы крепко держали его, не давая пошевелиться.

— Оставь его, Хасан, — приказал по-арабски мужской голос. — Это мой пленник.

Вздрогнув от неожиданности, мужчина в тюрбане повернулся к двери, где с рассерженным видом стоял Сауд.

— Неплохой образчик. Сколько ты хочешь за него?

— Он не для продажи.

— Тогда подари его мне. Он весьма приятен на вид.

— У меня есть собственные планы насчет этой христианской собаки.

— А, так он христианин… Впрочем, я мог бы догадаться, — пробормотал Хасан, потянувшись к Джордану, но Сауд отшвырнул его руку.

— Не смей прикасаться к нему! Этот негодяй осквернил мою сестру!

Надувшись, Хасан отступил на шаг.

— Маленькая сучка, наверное, сама напросилась, — злобно пробормотал он.

— Как по-твоему, какого наказания заслуживает подобное преступление?

Хасан с притворным ужасом содрогнулся:

— Прошу тебя, только не кастрируй его. Он такой мужественный… и потом, у нас и без него полно евнухов. Сжалься над ним. И оставь его мне, если он тебе настолько противен.

— Ты сам мне противен. Убирайся!

Хасан метнулся к двери, но на пороге задержался, окинув Джордана похотливым взглядом.

— Я хорошо заплачу, — сказал он, прежде чем выйти.

Не разжимая губ, Сауд покачал головой, и Джордан остался наедине со своим похитителем, не считая безмолвных нубийцев.

— Что ты намерен сделать со мной? — спросил Джордан. Он не понял ни слова, но догадался, что речь шла о нем. — Я достаточно настрадался и вправе знать, что меня ждет.

— Настрадался? — От зловещего смеха Сауда Джордана пробрала дрожь. — Твои страдания еще не начинались, христианин. Может, пригласить Тарифу, чтобы она посмотрела, как ты лишишься своей мужской гордости?

У Джордана перехватило дыхание, когда он понял, какое наказание его ждет. По слухам, кастрация пленников считалась у мавров обычным делом.

Сауд взмахнул хлыстом, который держал в руке, и ударил пленника по пояснице. Измученное тело отозвалось острой болью, и Джордан не сдержал крика. Слуги отпустили его, отойдя в сторону, видимо, для того, чтобы Сауд мог показать свое мастерство во всем блеске. Взгляд Джордана метнулся к двери, которую охраняли два полуобнаженных нубийца с огромными секирами в руках. Они не спускали глаз с пленника, словно ждали, что он попытается бежать. Возможно, это входило в замыслы Сауда.

Плеть засвистела в воздухе. Уклоняясь от жалящих ударов, Джордан приседал, подпрыгивал, метался из стороны в сторону и через несколько минут совершенно обессилел. Сказывались лишения последних дней. Тело покрылось потом, грудь нестерпимо ныла, к горлу подступила тошнота. Сауд наслаждался, глядя на свою жертву и наращивая темп, пока пленник не рухнул на пол. Разразившись бранью, Сауд пнул его ногой:

— Вставай, трус, я еще не закончил.

Джордан не шевелился. Тогда мавр велел слугам унести пленника.

Очнулся Джордан на большом столе, стоявшем в узком коридоре, который вел в тускло освещенную комнату с каменным полом, покрытым соломой.

— Как тебе нравится мой новый раб, Али? Кастрируй его.

Сауд говорил по-английски, чтобы Джордан понял, какое наказание ему предстоит. Вперед выступил щуплый бородатый мужчина в белом балахоне.

— Как прикажешь, господин.

— Стойте! — прозвучал властный голос, и все головы повернулись к двери. Сквозь пот, кровь и мучительную боль Джордан едва различил облаченную в просторные одежды фигуру. Кипя ненавистью, Сауд нехотя отступил в сторону, позволив вошедшему подойти к столу.

Джордан застонал, когда на него выплеснули ведро воды, чтобы привести в чувство. Один из нубийцев вытер его лицо мягкой тканью и поднял повыше лампу. Незнакомец склонился над столом, заслонив собой свет. Вокруг его головы образовался сияющий ореол, и Джордану, в его почти бессознательном состоянии, показалось, будто ему явился божественный лик, увенчанный нимбом.

— Иисусе, — вымолвил он, — неужели я умер? Мужчина положил ему на лоб прохладную ладонь.

— Нет, ты не умер. — Он повернулся к Сауду и сурово спросил: — Тебе известно, что этот человек — рыцарь?

— Ну и что?

— Зачем ты привез его сюда?

— Я не обязан перед тобой отчитываться, Эль Моро, — огрызнулся Сауд, воспользовавшись прозвищем, которым испанцы наградили его собеседника. Он снова обрел уверенность и не скрывал своей неприязни к племяннику Мохаммеда, правителя Гранады. Высокое положение, которого Сауду пришлось добиваться потом и кровью, досталось этому человеку по праву рождения.

— И за какое же преступление ты приговорил его к кастрации?

— Он обесчестил мою сестру! За это полагается смерть, но я великодушен.

Эль Моро рассмеялся:

— Ах, Сауд, ты неисправим! Я знаю этого рыцаря и запрещаю причинять ему вред, поскольку в неоплатном долгу перед ним.

— Нет! Он мой! У тебя нет на него никаких прав!

— Повторяю, Сауд, ты не причинишь ему вреда. Непререкаемый тон, которым были произнесены эти слова, положил конец спору. Сауд, подавив гнев, отступил на шаг.

— Займитесь его ранами. Пусть он живет у тебя в доме.

— Ни за что! Чтобы он совратил мою сестру?!

— Твоя сестра — это твоя забота. Если желаешь оставить пленника у себя, тебе придется принять мои условия. Не то я заберу его и отпущу на волю.

Неприкрытая злоба исказила смуглое лицо Сауда.

— Будь ты проклят, Эль Моро!

Незнакомец стремительно шагнул к Сауду и с такой силой сжал его запястье, что едва не сломал кости.

— Ты забываешься. Облагодетельствованный моим дядей, ты уверовал в собственную безнаказанность. Не обольщайся!

— Я обращусь к самому Мохаммеду.

— Не посмеешь. Распорядись, чтобы коня и вещи пленника доставили ко мне.

— Можешь забирать его барахло, но отдай мне его жизнь.

Джордан слышал гневные голоса, но ни слова не понимал. Наверное, спорят, кому из двоих достанется привилегия мучить его. Один голос показался ему знакомым, но Джордан не мог вспомнить, кому он принадлежит.

Неожиданно незнакомец заговорил по-английски:

— Не тревожьтесь, сэр, ваше спасение — в вашей храбрости.

Затем послышались шаги, шорох ткани, сердитые восклицания, слова прощания, хлопнула дверь — и наступила благословенная тишина.