Джордж Тейлор назвал своего первенца Адамом. Не слишком оригинальная мысль для выходца с прежней Земли, но совершенно уникальная для той Земли, на которой он оказался. Впрочем, первые несколько лет это не имело никакого значения, потому что никто больше в Форт-Уэйне не мог ни говорить, ни писать.
Позже Тейлор иногда даже сожалел об этом решении, принятом, когда он еще оставался тем человеком, который в порыве цинизма вызвался добровольцем в экспедицию ANSA.
Когда Нова родила Адама, прошло уже три года с тех пор, как Тейлор и его товарищи-астронавты вернулись на такую чужую для них Землю. К тому времени Форт-Уэйн насчитывал уже три дюжины жителей из местных людей, с трудом сводящих концы с концами в борьбе за существование.
Ребенка Тейлор не хотел, им двигали совершенно другие желания. Наблюдая за тем, как Нова нянчит малыша, он вдруг понял, что она решила все за него, ничего с ним не обсудив. На прежней Земле это имело бы значение, но здесь не имело никакого смысла, потому что они все равно не могли ничего обсуждать. Как он ни старался обучить Нову и других людей навыкам речи, произносить слова у них так и не получалось.
Когда Адаму исполнилось два года, он ухватил Тейлора за бороду и пробормотал «па-па». Адам заплакал, потому что это означало, что к людям возвращается язык.
Оставив позади развалины статуи Свободы на пляже, Тейлор стремительно поскакал прочь, не оглядываясь. Нова, обвив его руками, сидела позади. Так они довольно долго двигались вдоль побережья, пока наступающие волны, все сильнее обрушивавшиеся на подножия утесов, не заставили Тейлора отступить вглубь суши.
Дюны и кустарники сменились пустыней, простиравшейся далеко, насколько хватало взгляда. Тейлор сердился на себя за то, что в порыве безрассудства увез семью в такую бесплодную местность. Он быстро понял, почему обезьяны называли эту территорию Запретной зоной. Только глупец мог бы надеяться пройти через нее, а за то недолгое время, что Тейлор пробыл среди обезьян, он убедился, что те вовсе не дураки.
И зачем вообще кому-то пересекать эту территорию, если неизвестно, что находится по ту сторону пустыни? И существует ли та сторона? Тейлор имел некоторое представление о таких вещах, поэтому он задавал себе вопросы о радиации, о том, по какой же причине тут ничего не растет, и почему зона запретная.
Но у них с Новой не было выбора. Вернувшись в земли обезьян, они долго не проживут. Тейлор понимал, что он разжег настоящий пожар ненависти, и теперь обезьяны будут еще более враждебно относиться к людям, поскольку те представляют для них серьезную угрозу.
Он старался пока не задумываться об этом.
Что же касается Новы, то она, похоже, принимала любое его решение с внешне покорным безразличием, присущим каждому представителю человеческой расы на этой Земле.
За время странствия им пришлось несладко. Эгоистичная часть личности Тейлора радовалась, что Нова не умеет говорить и жаловаться. Но они двигались вперед наперекор всему. На вторые сутки пала лошадь. Тейлор перерезал ей артерию, и они выпили столько крови, сколько могли. Он отрезал и мяса, но немного, потому что у них не было возможности его сохранить. Кроме того, пройдя подготовку в ВВС, Тейлор знал, что их выживание во многом зависит от воды, потому что без еды человек может продержаться около трех недель.
Без воды они с Новой сейчас не продержатся и двух суток.
Через три дня на горизонте показалась полоска зелени. Потом она стала шире. И наконец они увидели пышную растительность и воду по ту сторону пустыни. Тейлор выбрал, на его взгляд, лучшее место в лесу возле реки.
Здесь водилось много дичи и рыбы, и Тейлор вернулся к первобытному образу жизни своих предков – охотников и собирателей. Для Новы же это был привычный образ жизни.
Вот так они и выжили.
Тейлор соорудил себе жилище высоко в ветвях старого дерева. Каждую ночь, когда он поднимал наверх самодельную лестницу из лиан, ему казалось, что он запирает двери дома и выключает свет. В темноте это место было самым безопасным.
Первая пара появилась через месяц. Насколько Тейлор мог догадываться, обезьяны устроили настоящую травлю людей. В результате самые умные догадались скрыться от преследования в Запретной зоне.
А куда им еще было идти?
Сколько их погибло в пустыне? Тейлору не хотелось этого знать, а те, кто дошел до них, не могли рассказать о пережитом. Они только жестами изображали нападения обезьян, отчего Тейлор еще больше укрепился в мысли, что его появление и его побег в Городе обезьян не остались без внимания, став причиной повышенной жестокости его обитателей.
Впервые за долгое время Тейлор понял, что теперь он несет ответственность не только за Нову, но и за других людей.
Так был основан Форт-Уэйн.
Рождение Адама многое изменило, даже если Тейлор сначала и не понял этого. Однажды ночью одну из женщин схватил горный лев, оставив после себя ведущий в чащу кровавый след. Теперь защиты одной лишь пустынной Запретной зоны для Форт-Уэйна было недостаточно. Тейлор решил возвести настоящие укрепления, защищавшие не только от обезьян.
Строительство Стены потребовало бы немало труда и времени, и Тейлор не мог одновременно добывать припасы, поэтому он постарался обучить других людей каким-то элементарным навыкам, которые освоил в далеком детстве в старом Форт-Уэйне – отсюда, кстати, и появилось название поселения. Порывшись в памяти, он вспомнил уроки истории и рассказы о том, как египтяне пользовались разливами Нила для орошения земли. Другим он показывал все действия на собственном примере.
Пусть путем метода проб и ошибок, но у него что-то получалось.
Так цивилизация начала зарождаться на новой Земле так же, как она некогда зародилась на старой. Помимо охоты и собирательства теперь жители поселения занимались еще и земледелием.
Стена окончательно окружила все поселение через полтора года. Пока Нова и другие женщины возделывали поля, Тейлор возглавлял охотничьи вылазки. Заодно он следил и за строительством, потому что большинство обитателей деревеньки решило теперь поселиться на земле внутри Стены.
Но Тейлор с Новой, а потом и с Адамом продолжали жить в своем доме на дереве. Он по-прежнему каждый вечер поднимал веревочную лестницу.
Нова так и не научилась произносить ничего, кроме отрывочных гортанных звуков, и Тейлор понял, что люди должны усваивать язык достаточно рано, или какой-то механизм в их мозгу остановится навсегда. Он страстно тосковал по звукам человеческой речи, слыша лишь собственную, пока Адам не произнес свои первые слова.
Первые несколько лет, когда постоянно прибывали новые люди, поодиночке или парами и даже небольшими группами, он махал им рукой и говорил «привет», но никогда не слышал приветствия в ответ. Через какое-то время, еще до рождения Адама, он сдался и перестал говорить, подражая жестам и гортанным звукам своих новых соседей. Они построили еще больше хижин, расширили поля и увеличили Стену.
Однажды вечером, когда Адаму было года полтора, люди – ныне племя – согласно устоявшемуся обычаю собрались вокруг костра. Тейлор не помнил, что именно побудило его заговорить – возможно, причиной тому послужили его воспоминания о бойскаутах, или ему просто было очень одиноко по вечерам в отсутствие собеседников.
Стояла весна – это он вспомнил позже – и тем вечером он наклонился поближе к пламени и сказал: «Расскажу-ка я вам одну историю…».
Позже ту ночь стали называть Первой ночью историй у костра. С тех пор Тейлор по вечерам постоянно рассказывал истории, какие только мог вспомнить. Он укорял себя за то, что пропускал уроки английского ради дополнительных занятий по моделированию ракет, потому что единственный предмет, в котором он хорошо разбирался, так и не пригодился им в этой нынешней жизни.
Когда закончились сказки и рассказы, Тейлор переключился на историю человечества, и рассказывал людям об их далеком прошлом и об их происхождении. Он никогда не знал, насколько слушатели понимали его, но, похоже, им никогда не бывало скучно. Глаза их всегда горели, рты были раскрыты в знак внимания. Тейлор, как любой хороший рассказчик, принимал эти признаки за проявление интереса.
Той ночью, когда родился Адам, Тейлор был очень благодарен другим женщинам за помощь. Ночь выдалась долгой, роды были трудными. Пока темные часы тянулись один за другим, он расхаживал взад-вперед у реки, стараясь не обращать внимания на животные крики Новы. Но незадолго до рассвета она родила крупного здорового мальчика, и Тейлор вдруг пожалел, что у него нет сигары.
Другие мужчины смотрели на него с вопросительным взглядом, какой обычно бывает у мужчин, не понимающих, как можно тревожиться из-за женщин. Для них роды были обычным делом – кто-то рождается, кто-то умирает. Способность переживать была утрачена несколько столетий назад в ходе примитивной борьбы за жизнь, способствующей общей апатии.
Несколько месяцев спустя, когда рожала другая женщина, произошел любопытный эпизод. Тейлор увидел, как отец расхаживает вдоль реки в том же самом месте, где расхаживал и он. Он понял, что основал некий ритуал, и пусть он пока не связан с эмоциями, но нужно же с чего-то начинать. Через несколько дней он заметил, что никто в этом месте уже не рыбачит и не купается. С тех пор каждые роды сопровождались таким ритуальным расхаживанием по берегу.
Еще через какое-то время трава в этом месте была вытоптана, а земля плотно утрамбована.
Когда Адам произнес слово «па-па», Форт-Уэйн был уже довольно велик, запасов еды хватало, так что Тейлор смог посвятить время обучению своего сына и других детей искусству речи. По вечерам он продолжал рассказывать истории у костра. Становясь старше, дети занимали места в первых рядах и прислушивались к каждому его слову с таким пристальным вниманием, какого не было заметно у их родителей.
Те, кто научился говорить, называли себя Молодыми. Своих родителей они называли Предками.
Годы шли.
У Тейлора с Новой родились еще два мальчика и одна девочка. Форт-Уэйн разросся и перекинулся на другой берег реки. Стена все еще окружала Старый город, как его называли Молодые, но людей теперь было так много, что дикие звери боялись подходить к поселению.
Однажды охотники вернулись из похода с убитым горным львом. Так хищник стал жертвой.
Через шесть лет уже никто не приходил из Запретной зоны. У Тейлора не было времени как следует подумать об этом. Их мир теперь находился здесь. Здесь и сейчас.
А что до обезьян, то Тейлор не думал, что они когда-нибудь попытаются пересечь Запретную зону. Вместе с тем, пройдя Вторую мировую и Корейскую войны, он не был таким наивным. Как только у них стало хватать людей, у края леса он поставил Дозор, в котором посменно дежурили двое часовых.
Так, на всякий случай.
Жизнь продолжалась.
Иногда мужчины приносили с охоты достаточно добычи, чтобы пировать несколько дней. Тейлор начал слышать смех, и тогда впервые осознал, что не слышал его несколько лет. Случались и более грустные эпизоды – например, разлившаяся река унесла с собой троих детей.
Тейлор понял, что помимо речи человечество утратило и другие полезные навыки. Он стал обучать Молодых плаванию, и к ним присоединились даже несколько Предков.
Через много лет Нова заболела. Тейлор перестал рассказывать истории и обучать Молодых, и все время проводил в заботах о ней. Он спускался по веревочной лестнице, только чтобы взять пищу и воду.
Люди продолжали собираться у костра, но так как историй больше не было, то эти посиделки называли просто Кругом костра. Однажды Тейлор отжимал пропитанное потом одеяло у дверей своего дома на дереве и увидел, как Молодые вместе Предками сидят вокруг костра и держатся за руки в полном молчании, как если бы речь нарушила святость этого места. Но Тейлора сейчас это мало заботило, так как почти все его мысли были заняты Новой.
Он подозревал, что у нее рак, но что он мог поделать? Разве название этой болезни вообще имело здесь какой-то смысл? Здесь не существовало ни врачей, ни больниц, никаких методов лечения. Нова воспринимала свою болезнь как и все остальное – с покорным смирением. Открывая глаза, она всякий раз улыбалась ему, и ее улыбка говорила ему больше всяких слов.
Тем утром, когда Нова не улыбнулась, Тейлор понял, что ее конец близок. Она умерла немного позже, тем же днем, в его объятьях. Тейлор заплакал; глубоко внутри него разгоралось отчаяние, невыразимое никакими словами. Он рыдал не как бывший герой войны, не как астронавт и не как основатель Форт-Уэйна, но как один из Предков. Как будто издалека до него доносились рыдания, отражаемые сотнями глоток Предков и Молодых, но он не обращал на них внимания, погруженный в свое горе.
Через несколько часов, незадолго до заката, он спустился по веревочной лестнице, без труда держа на плечах бездыханное тело Новы. Встав на землю и обернувшись, он увидел, как Адам, уже шестнадцатилетний юноша, вместе со своими младшими братьями расхаживает по Месту для хождения. С ними была даже их сестренка Звезда. На глазах Тейлора впервые по этому месту расхаживала женщина.
Но не в последний.
Остальные обитатели Форт-Уэйна выстроились между хижиной Тейлора и Местом для хождения. Никто из Молодых не говорил. По лицам тех, кто видел, как он держит Нову и как плачет, потекли слезы; вслед за ними заплакали и те, кто стоял подальше.
На Месте для хождения Адам бросился на колени и из его горла вырвался крик:
– Мама!
Его братья и сестра опустились рядом с ним, тоже плача и повторяя это слово.
Потом и другие Молодые принялись повторять хором: «Мама».
Предки всхлипывали молча.
В эту минуту глубочайшей печали Тейлор испытал особенно острое чувство единства со всеми людьми. Он уже не был тем разочаровавшимся во всем человеком, который вызвался добровольцем в экспедицию ANSA, чтобы оставить все человечество позади, как в пространстве, так и во времени. Казалось, его трагедия заставила всех сблизиться и ощутить себя единым целым.
В день смерти Новы к человечеству вернулись сострадание и сочувствие.
С тех пор на Месте для хождения отмечали как рождение, так и смерть.
Потом настал день, когда Тейлор расхаживал вместе с Адамом, у жены которого начались схватки. На этот раз в Месте для хождения они не молчали. Тейлор заговорил со своим сыном, признавался, как любит его, и поддерживал, как любой заботливый отец поддерживает своего взволнованного сына. Тогда слова прозвучали на Месте для хождения в первый, но не в последний раз. Роды оказались не тяжелыми, и скоро из хижины вышли повивальные бабки с пищащим младенцем на руках и протянули его Адаму.
– Сын, – сказал Адам Тейлору.
После этого он поднял ребенка, а все присутствующие встали на колени.
– Что они делают? – спросил Тейлор.
– Благодарят, – ответил Адам. – Как в той длинной истории. Благодарят за то, что ребенок родился здоровым. Благодарят, что появился еще один человек, который поведет нас дальше. Благодарят за то, что он будет сильным, таким же, как его дед.
– И его отец, – добавил Тейлор, не осмеливаясь встретиться взглядом с окружающими; губы его дрожали, на глазах выступили слезы.
Адам, передав младенца обратно повивальной бабке, направился было вслед за ней в хижину, но остановился и вернулся к отцу.
– Мы уже придумали имя для мальчика. Но только если ты разрешишь.
– К чему вам мое разрешение? – смутился Тейлор.
– Мы хотим назвать его в честь тебя.
– Тейлор? Но это не…
– Мы хотим назвать его Джордж. С твоего разрешения.
Тейлор удивился. Свое имя он произносил только при Нове.
– Откуда ты узнал? – спросил он.
Адам порылся в кармане и вынул жетоны, которые Тейлор когда-то давно дал Нове. Она никогда не показывала жетоны, и он забыл о них. Теперь их ему протягивал его сын Адам.
– Когда она дала их тебе? – спросил Тейлор.
– Показала как-то однажды. Она понимала, что я умею читать, и показывала на буквы. Я произносил слова вслух. Но я не понял ничего, кроме твоего имени.
Тейлор в задумчивости обводил пальцами выбитые в металле буквы.
Джордж Тейлор
325229325 ANSA
0 (I) ОТР
АТЕИСТ
Прочитав последнее слово, Тейлор вспомнил, кем он считал себя, прибыв на эту планету. И зачем вообще решил покинуть Землю.
– Я понял, что первая строчка – это твои имя и фамилия, – сказал Адам. – Но что означает остальное? И что это за цифры?
– Это так обозначали разных людей, – ответил Тейлор.
– А что, имени и фамилии было недостаточно?
– Тогда было очень много людей. Гораздо больше, чем сейчас.
Но ему и самому стало как-то непонятно. Зачем обозначать людей цифрами? В какой период истории появился такой обычай? Что это за эволюционное развитие – или, скорее, деградация?
– А третья строчка? – спросил Адам.
– Группа крови.
– Что за группа крови? – не понял Адам. – Кровь же одинаковая у всех. Красная.
– Это не важно, – улыбнулся Тейлор. – Пока не важно. Нам еще многое предстоит создать и изобрести, прежде чем это будет иметь значение.
– А последняя строчка?
– Слово, которым обозначались моя глупость и мое безрассудство. Тогда, когда мне казалось, что я знаю все.
– Но ты и сейчас знаешь все.
– Нет, – вздохнул Тейлор. – Каждый день я узнаю, как многого не знаю.
Он похлопал сына по плечу.
– Ну, а теперь пойдем к твоей жене. И к твоему сыну – Джорджу, сыну Адама.
– Внуку Тейлора! – воскликнул Адам, улыбаясь, и побежал к хижине.
Через много вечеров Тейлор начал рассказывать у костра историю о человеке по имени Цезарь, который возглавлял огромное войско. О том, как он пересек реку, которую не должен был пересекать.
– Так может сделать армия обезьян? Может пересечь Запретную зону? – спросил один из самых старших Молодых. – И потому мы ходим в Дозор?
– Нет, – ответил Тейлор, поразившись этой мысли. – Так делали Предки. Чтобы испытать удачу. Бросить жребий и пересечь пустыню Запретной зоны.
Потом он стал объяснять, что значить бросить жребий, и это заняло весь оставшийся вечер. Историю о Цезаре он продолжил на следующий день. О том, как Цезарь прибыл в Рим. Стал императором. Тейлор не был уверен, что вспомнил все правильно, но какое это имеет значение?
Это была история у костра.
Потом у одного Молодого родился мальчик, и его назвали Цезарем. Какое-то время другие, проходя мимо этого мальчика, поднимали руки и говорили «Аве, Цезарь!», но этот обычай быстро угас.
Перемены происходили настолько медленно, что они ускользали от внимания Тейлора, но истории у костра из монолога постепенно превращались в ответы на вопросы, которые задавали Молодые и их дети.
Так человек, который вырос на Земле, бывшей до этой Земли, мастерил модели ракет, ловил головастиков и смотрел по телевизору сериал «Агенты А. Н. К. Л.», стал человеком, который отвечает на вопросы. Человеком, который понимает, что настанет день, когда его слушатели будут знать все, что знает он, и даже больше.
Возможно, день этот уже прошел, думал он, отвечая на вопрос о Гражданской войне в США, на который он, вроде бы, уже однажды отвечал. Но Молодые сделали вид, что услышали ответ впервые, и Тейлор решил, что это проявление благодарности, о которой он когда-то давно рассказывал Адаму.
Годы начали сливаться между собой, пролетая все быстрее и быстрее. Однажды ночью, лежа один в своем доме на дереве и думая о скоротечности времени, Тейлор вспомнил теорию доктора Хасслейна. Именно на основе этой физической теории и был сконструирован корабль «Либерти-1» и разработан план его полета. А потом, несмотря на долгое путешествие, он оказался на Земле. Но не на его Земле.
«Это их Земля, – подумал он. – Земля Молодых и тех, кто последует за ними».
Тейлор резко поднялся. Мысли о прошлом и о путешествиях во времени заставили его задуматься о будущем. Их будущем.
На следующий вечер у костра он отмахивался от вопросов. Все сидели тихо, понимая, что произошла какая-то перемена. Тейлор сидел на кресле, которое для него соорудил Адам. Первенец Тейлора сидел справа на бревне; рядом с ним сидел его сын, а дальше – жена Адама.
– Эта Земля родилась от моей Земли, – начал Тейлор. – Я сбежал со своей Земли. Я уже рассказывал вам о своем путешествии к звездам. И во времени. И о том, как я вернулся на эту Землю, которая когда-то была моей. Вы задавали мне много вопросов, но никто не спросил меня, почему я оставил свою Землю.
Тейлор оглядел лица людей, окруживших костер плотными рядами. Он помнил время, когда их было очень мало. И когда рядом с ним сидела только Нова.
– Почему ты оставил ее, отец? – спросил Адам, выводя его из задумчивости, в которую Тейлор впадал все чаще и чаще.
– Потому что моя Земля была охвачена болезнью, – ответил Тейлор. – Худшей болезнью на свете. Человек, это чудо вселенной, этот гений, пославший меня к звездам сквозь пространство и время, воевал с себе подобными. Одни люди позволяли детям других людей голодать, в то время как у самих их пищи было в избытке.
– Почему? – спросил один из представителей второго поколения Молодых, которому слова Тейлора показались настолько удивительными, что он не смог в них поверить.
– Я не знаю, – ответил Тейлор. – Если бы вы спросили меня тогда, то я ответил бы: «Такова природа человека». Но ведь у нас не такая природа, правда?
– Конечно нет, – ответил за всех Адам. – Все что у нас есть – общее.
Тейлор поднял руку, и снова воцарилась тишина.
– Когда я покинул Землю и поднялся туда, – тут он показал пальцем в небо, – я оглянулся и посмотрел на нее. Земля была прекрасной: голубой, белой, зеленой и коричневой. Впервые за всю жизнь я понял, насколько я мал. Насколько малы все люди. На какое-то время меня охватило ощущение ничтожности. И я был одинок. Я был одинок до тех пор, пока не пришел на Нашу Землю и не встретил Нову.
– Маму, – сказал Адам, и это слово шепотом повторили другие.
Тейлор помолчал, вспоминая, какую же историю он хотел рассказать. Потом вспомнил.
– Я расскажу вам историю не о том, что было. Я хочу рассказать вам о том, что будет. И о том, чего быть не должно.
Молодые ждали. Оставшиеся Предки – Тейлор осознал, что сейчас их гораздо меньше, чем он помнил – тоже молчали, вглядываясь в лица и жесты Молодых в поисках того, чего не мог понять их разум.
– О том, что не должно снова возникнуть Моей Земли, – продолжил Тейлор. – Это не должно повториться снова. Эта Земля должна остаться Вашей.
– Это и есть Наша Земля, отец, – возразил Адам. – У нас же все общее.
– Да, – согласился Тейлор, разглядывая черты Новы в лице своего сына. – Но наступит день, когда будет так много Молодых, что вы не сможете знать друг друга все. Когда одни из вас построят другое поселение.
– Когда мы станем цифрами? – спросил Адам.
– Вы никогда не должны обозначать друг друга цифрами, – сказал Тейлор. – Вы всегда должны сохранять свои имена. И называть друг друга по именам.
– Мы никогда не будем воевать друг с другом, – добавил молодой Цезарь.
– Не будете, – согласился Тейлор. – А ваши дети, когда будут другие города? А дети ваших детей?
Вокруг костра прокатился тихий гул.
– Тогда люди могут начать спорить между собой. И тогда вернется моя Земля.
– Что же нам делать? – спросил Адам.
– Вам нужны законы, – сказал Тейлор. – Даже обезьяны поняли это. К нам, людям, они относились, как к животным, но уважали друг друга. У них был закон: «Обезьяна никогда не должна убивать обезьяну».
Молодые, ни разу в жизни не видевшие обезьян, постарались это понять. Но Тейлор произносил свою речь не для того, чтобы они понимали обезьян.
– Мы должны принять такой же закон. Для людей.
Не успел он закончить свою мысль, как Адам поднялся со своего места.
– Человек не должен убивать человека. Человек не должен заставлять страдать человека, – сказал он и посмотрел на отца. – Ведь так?
Тейлор ощутил комок в горле и смог только кивнуть в знак согласия.
Годы продолжали идти. Хорошее случалось все чаще, чем плохое. Форт-Уэйн рос, пока окружающие поля не стали слишком малы для него. Как и предсказывал Тейлор, одна группа, возглавляемая Цезарем (который был уже не молод), перешла жить в другое место, милях в десяти от Форт-Уэйна, и назвала свое поселение Новой Надеждой.
– Как будто у них не было надежды здесь, – проворчал Адам, сидя днем рядом с Тейлором у теплых угольков костра.
Сын Адама расхаживал по Месту для размышлений в окружении своих братьев, сестер и друзей, ожидая рождения своего первого ребенка.
– Надежда – хорошее чувство, – сказал Тейлор. – Она заставила нас пересечь пустыню и привела нас в это место.
– Почему ты назвал его Форт-Уэйн? – спросил Адам.
Тейлор едва расслышал вопрос, настолько его разморило солнце и тепло Круга костра.
– А? Что? Форт-Уэйн? Так называлось место, где я вырос. Довольно небольшой город по меркам той Земли, в штате под названием… – он порылся в памяти, стараясь припомнить название, – Индиана.
Усмехнувшись своим мыслям, он продолжил:
– Впрочем, это была лишь понятная мне шутка. Я знал, что нам нужна стена – форт. И я вспомнил о герое из фильмов, которые когда-то смотрел. О ковбое.
– Ковбое?
Тейлор поднял испещренную старческими пятнышками руку, отмахиваясь от вопроса.
– Неважно. Его звали Джон Уэйн. Вот мне и пришло в голову название Форт-Уэйн. Можно сменить его на Старую Надежду.
Адам засмеялся.
– Ну, и Форт-Уэйн тоже звучит неплохо.
Мимо них прошла молодая пара. Заметив Тейлора, парень и девушка слегка склонили голову.
– Что это они делают? – спросил Тейлор.
– Делают что? – переспросил Адам.
– Они больше не говорят «привет». Они просто… не знаю…
Адам протянул руку и положил ее на плечо отцу.
– Они показывают свое уважение.
Тейлор точно не знал, как к этому отнестись. Он словно очнулся от летаргии и стал выше ростом.
– Когда сюда пришли первые люди, я приветствовал их голосом. Никто тогда не мог отвечать.
Некоторое время они помолчали.
– Наверное, тебе тогда было нелегко, – наконец сказал Адам.
Мимо них прошел Молодой – уже довольно зрелый мужчина с сединою в волосах.
– Привет! – обратился к нему Тейлор.
Едва начав кивок, мужчина вздрогнул от неожиданности, остановился и сказал:
– Привет, Тейлор.
– Хм-мм, – протянул Тейлор, когда Молодой продолжил свой путь. – Здесь столько людей, которых я не узнаю. А где все Предки? Утром я тут прогуливался и не увидел никого из тех, кто был здесь в начале.
Адам не ответил, а лишь подождал, пока теплое солнце снова убаюкает его отца.
Несколько дней спустя Тейлор проснулся в своем доме на дереве, услышав голоса. Он просто лежал и прислушивался к ним. Какие-то казались радостными и счастливыми, другие казались раздраженными, но он просто склонил голову и снова заснул.
Несколько дней спустя Адам спустил его по веревкам, как некогда Тейлор спускал тело Новы. Адам проводил его в новую, очень удобную хижину, построенную из камней возле Места для хождения.
Никто уже давно не жил на деревьях, и Тейлор оставался последним.
Тейлор попытался вспомнить, кто еще из последних жил на дереве кроме него, но не смог. Посмотрев поверх Места для хождения и Круга костра, он вдруг понял, что лестница, которую он когда-то поднимал каждый вечер, давно уже висит, спустившись до самой земли.
Однажды Тейлор вспомнил кое-что еще. Зная, что памяти ему теперь хватает ненадолго, но понимая, что это очень важно, он взял острую деревяшку и держал ее зажатой в ладони, пока к нему не подошел Адам.
– Дозор, – сказал Тейлор.
– Что?
– Дозор на краю пустыни, – пояснил Тейлор. – Он ведь установлен до сих пор, верно?
Адам опустил взгляд.
– Мы давно отменили его, отец. Никто не видел в нем смысла.
– Обезьяны.
Тейлор вдруг понял, что ни один из Молодых никогда не видел обезьян, а никто из Предков не мог о них рассказать. О том, как это было. Никто не мог рассказать, кроме него.
Он пообещал себе, что напомнит им.
Тем вечером, как и всякий раз, кто-то пришел, чтобы помочь ему дойти до Круга костра. Оглядевшись, он увидел – несмотря на то, что зрение его было давно не как у астронавта, – что его окружают бесчисленные лица, насколько хватает света.
Тейлор забыл об обезьянах. Он рассказывал о королях на лошадях, о длинных луках со стрелами, вроде тех, что люди используют сейчас. И о просторных зеленых полях, на которых кипели шумные битвы. И о том, как люди жили в больших замках. О машинах, которые летали по небу, и о людях, которые ими управляли. О городах, вздымавшихся ввысь. И даже он, Тейлор, уже не знал, что из этого история у костра, а что настоящая история человечества.