Ребекка сидела на столе, уставившись невидящим взглядом в одну точку.
В отсеке на нее нашло какое-то оцепенение. Рипли смутно догадывалась, что она должна была ощущать, — совсем недавно она сама шла сюда, заранее примирившись с ужасной участью. Теперь к ней вернулась надежда, — к ней, но девочка ее утратила. Незваные защитники лишили ее возможности спасаться самой, а их собственная способность защищаться вызывала большие сомнения. Кроме того, девочке явно было не до расспросов.
— Как ее зовут? — поинтересовался Горман, подходя поближе.
— Ребекка. Ребекка Джордан, — ответила Рипли: Ей не хотелось, чтобы девочке сейчас докучали, но уж слишком многое могло зависеть от сведений, прячущихся в ее нечесанной головке.
— Так, Ребекка, постарайся сосредоточиться, — неловко начал лейтенант. Он явно не знал, как надо разговаривать с детьми. А с другой стороны, кто знает наверняка, как следует говорить с ребенком, пережившим такой кошмар?
— Расскажи нам с самого начала… Где твои родители?
При этих словах девочка вздрогнула, и взгляд ее заметался в поисках выхода.
Возле двери стоял и кривил губы одетый в клетчатую рубашку Берт.
— Ребекка, ты должна постараться! Ребекка, вспомни! — не унимался лейтенант.
— Горман, дайте ребенку передохнуть! — не выдержала Рипли.
Горман выпрямился и сказал в сторону:
— Похоже, у нее что-то не в порядке с головой. Может, у нее просто отшибло память?
— По-моему, у нее все нормально, — с трудом сдержав готовые сорваться с языка ругательства, возразила Рипли.
Ее «поддержала» Вера:
— Никаких травм я не нашла. Пойдем. Зря только время тратим…
Горман кивнул и направился к выходу.
Берт сплел руки на груди. Рипли бросила на него уничтожающий взгляд. Тот скривился, но все же вышел.
Теперь Рипли и Ребекка снова остались вдвоем. Поглядывая на девочку, словно застывшую на своем месте, Рипли взяла чашку и медленно приблизилась к Ребекке:
— Выпей-ка вот это. — Почему-то она была уверена, что девочка почувствует ее особое отношение. — Это горячий шоколад.
Девочка исподлобья посмотрела на Рипли. «Чего хочет от меня эта женщина? — мучительно соображала она. — Чего они все от меня хотят?»
Из чашки вкусно пахло. Истосковавшаяся по горячей пище Ребекка почувствовала, что живот сводит от желания выпить этот предлагаемый напиток; рот заполнила слюна.
Рипли поднесла чашку прямо к ее губам.
Когда-то, непередаваемо давно, ее так кормила мама. Она сажала ее на колени и поила вот так, сама, а ей оставалось только приоткрывать рот и сглатывать. Обычно ей давали так горячее молоко. Ребекка не слишком любила его, но пила, потому что так уютно было сидеть в маминых объятиях и знать, что ей всегда помогут сильные мамины руки.
Но где они теперь?
Воспоминание вызвало у Ребекки боль. Она мало плакала, когда все началось: необходимость спасаться, прятаться, бежать не давала на это времени. А теперь она была готова заплакать, но от слез ее отвлек запах шоколада… Как и всякий ребенок, она не могла еще удерживать в себе несколько разных чувств сразу.
«Какой приятный запах», — подумала она.
Край чашки ткнулся в ее губы. Как когда-то давно, Ребекка приоткрыла рот и глотнула. Шоколад был сладким. Она уже не помнила, когда пила что-нибудь такое вкусное. Через секунду ни о чем, кроме вкуса шоколада, она уже не думала. Она осторожно глотала его, стараясь подольше растянуть удовольствие, и пролившиеся мимо струйки приятно ползли по ее маленькому подбородку. Но вот напиток закончился, чашка исчезла, и перед ней опять оказались чужие люди и комната, в которой спрятаться было просто негде.
Рипли смотрела на девочку с улыбкой. Ее переполняла изнутри все та же пугающая своей силой нежность. Рипли не знала, что это чувство было нормальным для всех женщин, узнавших, что такое материнство. Ребекка была ей дочерью, подаренной общим горем. Если бы она была старше или сильней, она стала бы ее сестрой. Но ей было слишком мало лет — как раз столько, сколько могло бы быть ее настоящему ребенку, решись Рипли в свое время обзавестись семьей.
— Вот так, умница, — улыбнулась она девочке, когда та закончила пить и в голубых детских глазах снова засветился огонек настороженности. Перепачканная шоколадом мордашка Ребекки выглядела почти смешно и по-своему трогательно. Рипли улыбнулась снова, поддавшись мгновенному чувству.
Через секунду Рипли уже протягивала девочке руку с платком. Платок вытер не только шоколад — подбородок Ребекки оказался светло-розовым, а вовсе не смуглым, как казалось поначалу. Грязь не только разрисовала ее мордашку темными полосами и разводами, но и качественно поменялац вет кожи.
— О, оказывается, я расчистила только пятнышко, — ласково сказала Рипли. — Теперь тебе надо вытирать полностью…
Несколько секунд Ребекка настороженно смотрела на нее, готовая в любой момент спрыгнуть со стола и удрать куда глаза глядят, но потом, после недолгих колебаний, согласно кивнула.
Она оказалась прехорошенькой, и даже кошмарная прическа не могла этого скрыть. Пухлые щечки, чуть вздернутый носик, маленький ротик. И тем тяжелее было видеть на нежном, несформировавшемся еще личике серьезные глаза, во взгляде которых не осталось ничего детского.