На планете драгоценных камней Повесть (Перевод Л. Сизого)

Представьте себе лошадь. Она взобралась через расселины на утес из драгоценных камней. И любовь человека была той силой, которая двигала ее.

Представьте себе Миззер, планету утешения, где наследный правитель, полковник Уэддер, поставил все явления общественной жизни в такие жесткие рамки, что малейший отход от стандарта стал рассматриваться как преступление.

Представьте себе Женевьеву, которая была так богата, что стала пленницей собственного богатства; которая была так прекрасна, что стала жертвой собственной красоты; которая была так умна, что знала: ничего, абсолютно ничего нельзя поделать со своей судьбой.

Представьте себе Кэшера 0‘Нейла, блуждавшего среди планет, жаждавшего справедливости и в глубине души таившего надежду, что справедливость и месть — разные вещи.

Представьте себе Понтопидан, планету из драгоценных камней, где люди были слишком богаты и заняты, чтобы иметь хорошую пищу, свежий воздух и здоровые развлечения. Все, что у них было, — это алмазы, рубины, турмалины и изумруды.

Соедините все это и вы узнаете одну из самых странных историй, которую рассказывают в различных мирах.

I

Когда Кэшер 0‘Нейл прибыл на Понтопидан, он узнал, что ее столица называлась Андерсен. Шло второе столетие Возрождения Человека. Повсюду люди выискивали себе старинные имена, разговаривали на мертвых языках, следовали древним обычаям. И происходило это с такой быстротой, с какой роботы и люди-животные-гомункулы могли извлекать информацию из всякой рухляди на заброшенных звездных путях или в подземных руинах самой колыбели Человека.

Возрождение сыграло роковую роль в судьбе Кэшера. На его родной планете Миззер оно привело к революции и его изгнанию. Кэшер был племянником бывшего правителя планеты, Курафа, чья коллекция фильмов об обычаях разных планет считалась богатейшей в заселенной части Галактики. Кэшер оставался в стороне от политической борьбы, выражая впрочем молчаливое одобрение, когда полковники Джибна и Уэддер взяли планету в свои руки во имя реформы. Он обратился с мольбой о помощи к Содействию лишь тогда, когда Уэддер стал тираном, но безрезультатно. И вот теперь он путешествовал среди звезд в поисках людей и оружия, чтобы уничтожить Уэддера и сделать столицу Миззера Кахир богатым и прекрасным городом, каким он был прежде.

0‘Нейл почувствовал, что его дело безнадежно, когда приземлился на Понтопидане. Люди здесь были добросердечны, дружелюбны и умны, у них не было причин для войн, не было оружия для борьбы и не было врагов, с которыми следовало сражаться. Уровень общественного сознания был здесь не слишком высок. Понтопидан занимали в основном мелкие повседневные дела.

Во время его прибытия, понтопидане находились в состоянии крайнего возбуждения из-за лошади. Какая ерунда! Ну кто из миззерян стал бы волноваться из-за какой-то лошади?!

Именно так и заявил Кэшер О'Нейл:

— К чему столько волнений из-за лошади? У нас на Миззере масса лошадей. Это существа с четырьмя руками, и весят они в восемь раз больше человека. На каждой руке у них по одному пальцу. Ноготь на пальце очень прочный, и поэтому они быстро бегают. Наш народ держит их для езды.

— А зачем ездить? — удивился герцог Уинсент, наследный правитель Понтопидана. — Зачем ездить, если можно летать? У вас что, нет орнитоптеров?

— Мы не ездим на них, — возразил Кэшер с негодованием. — Мы заставляем их бегать наперегонки, и та, что выигрывает, получает приз.

— Но тогда, — заметил Филипп Уинсент, получается как-то нелогично. Испытав этих четырехпальцевых созданий, вы узнаете, кто из них самый быстрый. И что дальше? Какой в этом смысл?

Племянница его прервала. Это было маленькое хрупкое создание. Кэшер 0‘Нейл любил женщин покрупнее с ясными серыми глазами, тщательно очерченными бровями, изысканной прической из серебристых волос и маленьким, очень чувственным ротиком. В соответствии с местной модой лицо племянницы покрывала какая-то пудра или мазь, розовая, под цвет лица, но с оттенком сиреневого. Женщину двадцати двух лет такой оттенок уже бы старил, и она выглядела бы как потасканная кокетка. На Женевьеву же приятно было смотреть, хотя ее экстравагантность и била в глаза. Она производила впечатление счастливого ребенка, играющего во взрослого, и это у нее хорошо получалось. Кэшер знал, что на этих отдаленных планетах порой трудно угадать возраст их обитателей. Женевьева могла оказаться и шикарной дамой далеко не первой молодости. Однако вновь взглянув на нее, Кэшер усомнился в своем предположении. Говорила она с юношеской дерзостью.

— Но дядя, они же животные!

— Знаю, — пробормотал дядя.

— Но дядя, разве ты не понимаешь?

— Перестань говорить «но дядя», и скажи, что ты имеешь в виду, — проворчал с теплотой в голосе диктатор.

— О животных ничего нельзя сказать наверняка.

— Ну конечно, — согласился дядя.

— Это получается как в игре, дядя, — поясняла Женевьева. — Они никогда не уверены, что кто-нибудь из них дважды сделает одно и то же. Представь себе, какое это чудесное зрелище: прекрасные огромные создания с Земли бегают по кругу на своих четырех пальцах, а их большие ногти выбивают драгоценные камни из почвы!

— Не думаю, что это действительно так. Планета Миззер богата не драгоценными камнями, как наша, а землей. У тебя ведь есть горшки с богатой, питательной и мягкой землей, не так ли?

— Конечно, дядя. И я знаю, сколько ты заплатил за нее. Ты был очень щедр. И до сих пор щедр, — дипломатично добавила она, быстро взглянув при этом на Кэшера 0‘Нейла, чтобы выяснить, как он оценил семейную любовь.

— Мы не очень богаты землями на Миззере. В основном это пески, а земля для возделывания есть только вдоль Двенадцати Нилов — это наши крупные реки.

— Я видела фотографии рек, — вспомнила Женевьева. — Воображаю, как живется в мире полном земли для цветочных горшков!

— Ты отклонилась от темы, дорогая. Мы лишь хотели узнать, зачем кому-то понадобилось привозить лошадь на Понтопидан. Я думаю, вы могли бы посостязаться с лошадью, если бы у вас был секундомер. Но будет ли это интересно? Попробуете, молодой человек?

Кэшер О‘Нейл постарался не выйти за рамки приличий.

— На моей родине лошади соревнуются лишь между собой. Я видел, как мой дядя засекал время каждой из множества участниц соревнований.

— Ваш дядя? — заинтересовался правитель. — А кто же такой ваш дядя, если у него по кругу бегают эти ваши четырехпалые лошади? Ведь они с Земли и очень дорогие.

Кэшер почувствовал, как у него сдавило горло.

— Мой дядя… я думал, вы знаете… был прежним правителем на Миззере.

Герцог Уинсент для человека его комплекции легко вскочил на ноги. Юная Женевьева судорожно схватилась за горло.

— Кураф! — воскликнул диктатор. — Кураф! Даже у нас мы наслышаны о нем. Но ведь вы вроде патриот Миззера, а не человек Курафа.

— У него не было детей… — сказал Кэшер.

— Конечно же, при его-то образе жизни, — проворчал старик.

— … а я его племянник и наследник. Но я не хочу восстанавливать тоталитарную власть, даже если и стану правителем. Просто я хочу избавиться от полковника Уэддера. Он разорил мой народ, и я ищу деньги, оружие или поддержку, чтобы освободить родную землю от гнета.

Суть была именно в этом, подумал Кэшер 0‘Нейл. После такого заявления люди либо начинали ему верить, либо нет. Если не верили, он вряд ли мог что-то поделать. Если верили, он мог вызвать у них некоторую симпатию. Поначалу только симпатию — не помощь.

Однако Содействие, отказавшись предпринимать какие-либо действия против полковника Уэддера, выдало 0‘Нейлу пропуск путешественника по всему миру. Это было то, чего обыкновенный человек не мог приобрести даже за сбережения в течение сотен жизней. Его порочный старый дядя уехал в Санвейл на Триалле, заброшенную планету, чтобы там доживать между казино и пляжем. 0‘Нейл стал совестью Миззера. Только он, единственный среди межзвездных путешественников, серьезно помышлял о том, чтобы бороться за свободу Двенадцати Нилов. И здесь мог настать решающий момент.

— Я не намерен оказывать вам поддержку, — заявил наследственный правитель, но произнес это дружественным тоном.

Племянница дернула его за рукав.

Старик продолжил:

— Перестань, девочка. Я не собираюсь давать тебе ничего, если ты из рода этих порочных Курафов, если только…

— Все что угодно, сэр, чтобы я мог получить помощь или оружие и вернуться домой к Двенадцати Нилам.

— Ну ладно. Если только ты откроешь мне свой ум, я ведь очень неплохой телепат.

— Открыть мой разум? Но зачем?

Это было совершенно неприлично, и 0‘Нейл был шокирован.

Различные мужчины и женщины, правительства планет добивались от него множества странных вещей, но никто прежде с такой беззастенчивой наглостью не просил его открыть ум.

— Зачем вам мой ум? — продолжал 0‘Нейл. — Какая вам от этого польза? В моей памяти нет ничего особенного.

— Чтобы убедиться, — объяснил наследственный правитель, — что ты не слишком носишься со своими убеждениями. Если ты уверен, что знаешь, что надо делать, ты можешь стать еще одним полковником Уэддером и принести своему народу много новых страданий ради какой-либо неосуществимой утопии. А если тебе, наоборот, на все наплевать, ты можешь стать похожим на своего дядю. Правда, по-настоящему, он не приносил большого вреда. Он просто обкрадывал планету и у него были необычные привычки, о которых ходили сплетни среди звезд. Но ведь за всю свою жизнь он никого не убил, не так ли?

— Нет, сэр, — подтвердил 0‘Нейл. — Никого.

Кэшеру было приятно, что он может сказать хоть одно доброе слово о своем дяде, ведь о нем мало что можно было сказать хорошего.

— Я не люблю распутных старых слюнтяев, подобных твоему дяде, — сказал Филипп Уинсент, — но они и не вызывают у меня ненависти. Они не очень обижают других. По-настоящему они обижают только себя. Они просаживают свое богатство. Вот как с теми лошадьми на Миззере. Мы никогда бы не завезли в Понтопидан живых существ, только для того, чтобы играть с ними. А ты знаешь, мы хоть и не так богаты, как Старая Северная Австралия, но у нас здесь хорошие доходы.

0‘Нейл не стал спорить. Он был осторожным юношей, а ставка была слишком велика, и он промолчал.

Правитель поглядел на него пронизывающим взглядом. Ему понравилось тактичное молчание Кэшера. Женевьева вновь потянула его за рукав, но он, нахмурившись, не прореагировал.

— Если, — продолжил Уинсент, — ты выдержишь два испытания, я дам тебе зеленый рубин величиной с мою голову. Конечно, если разрешит мой совет. Но мне думается, я смогу их уговорить. Первое испытание состоит в том, что ты позволишь мне заглянуть в свой ум, и я смогу убедиться, что не имею дело с очередным фанатиком, который представляет опасность для человечества. В противном случае я угощу тебя обедом и отправлю с планеты как можно быстрее. А второе испытание состоит вот в чем: реши загадку нашей лошади. Единственной лошади на Понтопидане. Почему здесь это животное? Что мы должны с ним делать? Если оно вкусное, как его приготовить? Или, быть может, мы можем продать лошадь в другой мир, подобный вашему Миззеру, где, как видно, ценят лошадей?

— Благодарю вас, сэр, — сказал Кэшер 0‘Нейл.

— Но, дядя… — начала было Женевьева.

— Помолчи, детка, дай юноше сказать, — остановил ее диктатор.

— Я хотел спросить только, — сказал 0‘Нейл, — что можно сделать с зеленым рубином. Я даже не знал, что они бывают зеленые.

— Это то, в чем мы специализируемся на Понтопидане. У нас развиты геолого-химические науки. Ученые установили, что наша планета изначально являлась осколком другой взорвавшейся планеты. А использовать рубин просто. С помощью зеленого рубина вы получите луч лазера, который может смести весь город Кахир в одно мгновение. Но тебе придется еще попутешествовать, чтобы найти корабль и получить аппарат для установки твоего зеленого рубина. Если, конечно, я дам его тебе. Тогда ты еще далеко продвинешься в своей борьбе с полковником Уэддером.

— Благодарю вас, благодарю вас, достопочтенный сэр! — воскликнул Кэшер 0‘Нейл.

— Но, дядя, — все-таки выговорила Женевьева, зачем устраивать эти два испытания, если я знаю ответы на твои вопросы?

— Ты узнала все о нем, — уточнил правитель, — с помощью какого-либо своего способа?

Женевьева вспыхнула под гримом сиреневого цвета.

— Я знаю столько, сколько необходимо для нас.

— А откуда ты это знаешь, дорогая?

— Просто знаю.

Дядя ничего не сказал, только снисходительно улыбнулся, как будто уже не раз слышал эту фразу раньше.

Она топнула ножкой.

— И о лошади я тоже знаю, абсолютно все.

— А ты ее видела?

— Нет.

— Ты говорила с ней?

— Лошади не умеют говорить.

— А большинство гомункулов могут, — сказал дядя.

— Но это не гомункул. Это обыкновенная неизменившаяся старая земная лошадь. Она никогда не разговаривала.

— Тогда что же ты знаешь, моя дорогая? — В голосе дяди звучала любовь, но присутствовала также и нотка нетерпения.

— Я засняла все. Историю лошади Понтопидана. Я собиралась показать вам ее сегодня утром, но ваша канцелярия послала сюда этого молодого человека.

Кэшер 0‘Нейл взглянул на Женевьеву извиняющимся взглядом.

Она не заметила его. Она глядела на дядю.

— Ну что ж, раз ты все это сделала, можно взглянуть.

Он посмотрел на обслуживающих.

— Внесите стулья и принесите напитки. Вы знаете, что пью я. Юная леди выпьет чай с лимоном. Настоящий. Вам кофе, молодой человек?

— У вас есть кофе! — воскликнул Кэшер О‘Нейл.

И сразу почувствовал, что сморозил глупость. Понтопидан был богатой планетой.

Стулья расставили по местам, принесли напитки. Наследный правитель выглядел задумчивым, словно еще и еще раз взвешивал в уме свое предложение Кэшеру 0‘Нейлу. Наконец он обратился к гостю, понизив голос:

— Наш уговор остается в силе? Не обращайте внимания на то, что говорит моя племянница.

Кэшер энергично кивнул. И правитель снова начал хмуриться на своих и успокоился только тогда, когда тигрочеловек вошел в комнату, неся поднос с акробатическим изяществом. Стулья стояли уже на месте.

Уинсент велел племяннице сесть и кивком предложил Кэшеру 0‘Нейлу занять место по другую сторону от себя.

Затем приказал:

— Притушите свет.

Комната погрузилась в полутьму.

Люди заняли места за тремя основными сиденьями, а гомункулы присели на скамейки позади них. Говорили очень мало. Кэшер 0‘Нейл подумал, что правитель Понтопидана не слишком обременен заботами, если он интересовался такой чепухой как какая-то лошадь. Похоже было, все его обязанности исчерпывались опекой племянницы и наблюдением за тем, как роботы грузят драгоценные камни, в то время как гомункулы взвешивают их, делают записи и выписывают счета заказчикам.

II

Видеофон оказался удивительным устройством. Экрана не было.

Тем не менее прямо перед ними появилось изображение планеты Понтопидан. Она сверкала в безвоздушном пространстве, словно демонстрируя, какие несметные сокровища сокрыты в ее недрах. То тут, то там виднелись огромные купола, похожие на тот, в котором располагался дворец.

Голос Женевьевы, по-девичьи звонкий, начал за кадром рассказ о планете. Очевидно ее информация была подготовлена не только для отца, но и для гостей из внешнего мира. Конечно же, подумал Кэшер О’Нейл, если они не производят достаточно продуктов питания с помощью гидропоники и у них нет ни единого настоящего человеческого поселения, то им приходится активно вести торговлю, привлекая заинтересованных лиц из других миров.

Рассказ был интересным, но сама девушка вызывала еще больший интерес. Ее лицо сияло в мерцающем свете, который отражали объемные образы размером чуть больше метра. О’Нейл подумал, что никогда еще ему не приходилось встречать женщину, в которой так сочетались бы ум и очарование. Она была женственной до кончиков пальцев, и в то же время с очень развитым интеллектом. Чувствовалось, что ей нравилось быть умной. Это предвещало счастливую жизнь. Кэшер поймал себя на том, что украдкой разглядывает Женевьеву. Взгляды их на мгновение встретились. Полумрак позволил им скрыть смущение.

Видеофон перешел к рассказу о дипси — гигантских каньонах, прорезавших поверхность планеты. Некоторые цветные виды были настолько необыкновенными, что трудно было поверить в их реальность. Кэшер О’Нейл входил в число первых лиц планеты Миззер и много времени провел, рассматривая коллекции видеозаписей своего дяди. Среди них были изображения самых удивительных миров. Но никогда он не видел ничего подобного.

Один из пейзажей запечатлел заход солнца за шестикилометровую скалу из материала, напоминающего изумруд. Необычайно яркие лучи небольшого, но мощного сиреневого понтопиданского солнца струились по изумрудному склону словно живая вода. Даже созерцание редуцированного образа размером метр на метр захватывало дух.

Порода на дне дипси подверглась выветриванию, образуя причудливые цилиндрические колонны, которые, по-видимому, разрушались, достигнув высоты в два-три человеческих роста.

Голос Женевьевы объяснял, что слишком плотная атмосфера Понтопидана будет непригодной для дыхания человека в течение последующих двух тысяч пятисот двадцати лет, поскольку обитатели планеты не хотят безрассудно тратить свои богатства на такую роскошь, как изменение атмосферы: учитывая, что все население планеты составляет всего шестьдесят тысяч живых существ, они носили маски или же жили в своих городах под куполами, некоторые из которых в радиусе имели много километров. Помимо обычной гидропоники они ввезли семь с половиной гектаров садовой почвы в пять с половиной сантиметров глубиной вместе с достаточным количеством воды, чтобы сделать сады богатыми и плодоносными. Они также доставили сюда червей по цене восьмикаратного бриллианта за живого червя в надежде сохранить почву садов рыхлой и живой.

Записанный на пленку голос Женевьевы звучал гордо, рассказывая о достижениях своего народа и становился грустным, повествуя о трудностях, испытываемых обитателями Понтопидана: «Уже многие обитатели планеты бежали от радиоактивности. Гейзеры могут быть в любой момент загрязнены. Поэтому мы так заботливо за ними присматриваем. Ни один из них пока не исчерпан, за исключением Хиппи Дипси, откуда пришла лошадь. Взгляните на следующую картину».

Камера поднималась все выше и выше от поверхности планеты. Она странствовала среди гор из алмазов и долин из турмалинов, затем отразила черно-голубой диссонанс — внутреннее пространство. Один из каньонов с высоты выглядел гротескным подобием женских бедер, поднимавшихся вершинами полуразрушенных холмов, плавно переходящих к северу в яркую, радужную равнину.

— Это, — пояснила. Женевьева, перебивая свой собственный голос на экране, — Хиппи Дипси. Вон там, видишь, голубое? Это единственное озеро на весь Понтопидан. И здесь мы спускаемся в лачугу отшельника.

* * *

Кэшер О’Нейл почти явственно ощутил головокружение, когда камера рухнула вниз в глубину огромного каньона. Казалось, что края каньона движутся, словно губы, отворяясь и принимая внутрь камеру, чтобы проглотить.

Внезапно они очутились возле прекрасного озерца. На берегу стояла маленькая хижина. В дверном проеме сидел мужчина. Он был мертв.

Он находился там уже длительное время; тело его почти мумифицировалось.

Записанный голос Женевьевы объяснял: «… по обычаям и законам ностриллиан, они объявили ему, что время его вышло. Они наказали ему идти в Дом умирающих, когда у него иссякли силы жить. В Старой Северной Австралии обитатели настолько богаты, что дают возможность каждому жить, сколько он хочет. Любой старик может с помощью струна совершить омоложение снова и снова и получить право на жизнь. Если же его желание жить иссякает, он приглашается в Дом умирающих, где пронзительно кричит дни и недели, задыхаясь от блаженства, пока не умирает в состоянии полного счастья…»

Тут последовала небольшая заминка, различимая даже в записи.

«Мы не знаем, почему этот человек отказался от продления жизни. Он заявил, что у него были видения Хиппи Дипси и что это самое прекрасное место среди всех миров, что он хочет построить там убежище и жить в одиночестве, взяв с собой лишь своих любимцев. Мы думали, что это какие-то маленькие домашние животные. Когда его предупреждали о том, что Хиппи Дипси очень опасное место, он ответил, что его это не волнует, потому что он стар и все равно ему скоро умирать. Затем он предложил заплатить нам планетарный подоходный налог в двенадцатикратном размере, если мы предоставим ему двадцать гектаров территории Хиппи Дипси на условиях полного владения. Никаких съемок, никакого сканнирования, никакой помощи, никаких посетителей. Только одиночество и пейзаж. Звали его Перинье. Мой дедушка больше не спрашивал ни о чем, кроме как о переводе кредита. Заплатив, Перинье попросил оставить его одного и после смерти. Он даже не захотел, чтобы его запустили в ракете на орбиту Понтопидана навечно, чтобы начать медленное путешествие в никуда, как поступали многие из людей. С момента его поселения там — это наша первая съемка. Мы сделали это тогда, когда свет покинул гостиную и один из тигро-людей высказал уверенность, что человеческий разум подошел к концу в Хиппи Дипси.

Мы и не предполагали, что там осталось любимое животное старика. Мы никогда не пытались снимать лошадь. Она прибыла самостоятельно, покинув место, где находилась хижина Перинье».

* * *

Внезапно затараторил находившийся в комнате робот:

«Люди, люди! Движущийся объект пришел из Хиппи Дипси. Объект имеет неправильную форму. Люди, ответьте мне, люди, ответьте! Уничтожить или не уничтожить? Это неправильный объект. Он упал и не взлетает».

Резкий щелчок прекратил трескотню робота.

Ладно скроенная женщина на экране принялась за дело. По ее гибкой грациозной походке Кэшер О’Нейл предположил, что ее предки были кошками, хотя ничто в ее манерах и одежде не говорило, что она не относится к людям.

Женщина в кадре включила экран. Она двигала руками перед собой, как слепая, прокладывая себе дорогу ясным днем.

На внутреннем экране возникло лицо.

— Что за лицо! — удивился Кэшер О’Нейл. — Да это лошадь!

Лицо, подобное новорожденному коту, представить себе легко: Миззер полон котов. Но представить себе лицо с огромным ртом, с большими желтыми зубами, с массивным носом… И эти странные глаза, глядевшие так дружелюбно… Кадры мелькали, но ни один из них не отразил ничего враждебного в зрачках лошади. Это были спокойные добрые глаза. Два нелепых уха торчали вверх и небольшой клок золотистых волос стоял гребешком на голове между ушей.

Сцена вокруг также выглядела комично: у всех присутствующих был изумленный вид. Женщина-кошка была удивлена не менее зрителей. Незаметно для себя она коснулась кнопки записи и невольно засняла на пленку себя и свои действия.

Женевьева прошептала:

— Позже мы установили, что это палонинский пони. Это очень своеобразный вид лошади. И Перинье сделал его бессмертным, или почти бессмертным.

— Шшш! — шикнул на нее правитель.

Экран внутри экрана показывал, как женщина-кошка сделала еще несколько движений руками в воздухе. Вид расширился.

У лошади было четыре одинаковых конечностей — рук или ног, определить было трудно.

Животное прокладывало себе путь через узкую расщелину из рубинов, которая вела наружу из Хиппи Дипси. Она тяжело дышала. Кислородные баллоны у нее на боках сильно подпрыгивали, когда она карабкалась по склонам. Должно быть, она увидела что-то, возможно, образ женщины-кошки, потому что заговорила:

— Уаа, уаа!

Женщина-кошка на ближнем экране произнесла очень четко:

— Назовите ваше имя, возраст, вид и вашего старшего на этой планете.

В голосе ее слышалось едва заметное чувство превосходства.

— Уаа, уаа, уаа!

Кэшер О’Нейл понимал, что происходит нечто нелепое. Для него лошадь, даже такая необычная, как эта, была не такой диковиной, как для обитателей Понтопидана. Если хорошенько присмотреться, в лошади не было ничего сверхестественного по меркам Двенадцати Нилов или Лошадиного Базарчика в родном городе Кэшера. Это был взрослый жеребец, уже не годный ни для размножения ни для седла. В золотой гриве мелькала седина, зубы были заметно стерты. На теле животного виднелись следы травм и ран. Оно было пригодно лишь для того, чтобы забить его и скормить собакам. Но он ничего не сказал, сидящим здесь людям. Они все еще были зачарованы зрелищем.

Женщина-кошка настаивала на своем:

— Ваше имя не Уауауа. Идентифицируйте себя соответствующим образом. Сначала имя.

Лошадь ответила ей тем же словом на более высокой ноте.

Вероятно забыв, что она записывает себя, как бывает в чрезвычайной ситуации, женщина-кошка сказала:

— Я позову настоящих людей, если вы не ответите! Они рассердятся по-настоящему!

Лошадь округлила глаза, но ничего не ответила.

Женщина-кошка нажала сигнал тревоги и сообщила:

— Мне нужен орнитоптер. Большой. Чрезвычайное положение. Необходимо отправиться в Хиппи Дипси. Там находится не человек, а животное, оно не в состоянии говорить.

Лошадь, казалось, поняла смысл послания, и попыталась подтвердить его:

— Уаа, уаа, уаа!

— Взгляните, — сказала женщина-кошка кому-то на экране, — что он делает. Очевидно, что-то случилось.

Тонкий отдаленный голос с другого экрана раздраженно возразил:

— Глупая женщина-кошка! Невозможно полететь на орнитоптере в Дипси. Скажи своему слабоумному приятелю, чтобы он возвращался назад, и мы подберем его космической ракетой.

— Уаа, уаа, уаа! — с нетерпением сказала лошадь.

— Это не мой приятель. — Резко воспротивилась женщина-кошка. — Я обнаружила его пару минут назад. Он просит помощи. Любому идиоту это ясно, даже если язык животного нам не понятен.

Изображение исчезло.

* * *

Следующий кадр показывал крохотную человеческую фигурку, орудующую прожектором на вершине невообразимо высокого утеса. Луч прожектора касался участков скалы. Отсвечивающий блестящий склон ее напоминал стену дома со множеством таинственных окон. Отблески рассыпались и исчезали по мере перемещения прожектора.

Далеко внизу появилась вспышка. Огонь пришел изнутри горы.

Даже увеличивающим объективом оператор не мог получить детальную картину. С одной стороны маячила фигура лошади, ее ноги разошлись под немыслимыми углами, она пыталась удержаться в расщелине, по другую сторону от сияния виднелись крохотные фигурки людей, раскачивающиеся на своеобразных перевязях в попытке добраться до лошади.

В отличие от не очень четкого изображения, техника записи позволяла различать все звуки, даже усталое дыхание старой лошади. Она вновь произнесла одно из своих специфических лошадиных слов. Она наблюдала за людьми, и была при этом убеждена в их добрых намерениях. Ее огромные, печальные глаза были различимы в свете проектора. Время от времени лошадь вглядывалась вниз и вздрагивала от испуга.

Кэшер О’Нейл считал поведение животного вполне естественным. Ведь лошадь успела преодолеть четыре из семикилометровой высоты скалы, и теперь ей грозила опасность сорваться вниз.

Среди группы людей, роботов и гомункулов, громко раздавался голос человека-тигра:

— Это рискованно, но не очень. Я смогу перепрыгнуть через огонь и помочь этому горемыке — обвязать его канатом, чтобы он не свалился вниз прежде, чем мы закончим работу. А возможно, я смогу просто охватить его руками и перепрыгнуть назад. Это будет абсолютно безопасно, если мы обвяжемся страховыми веревками. Я никогда не видел менее цепкого существа в моей жизни. То, что можно было бы назвать «пальцами», выглядит у него как маленькие коробочки из кости, мало пригодные еще для лазания.

Раздалось бормотание других голосов и затем приказ старшего:

— Вперед!

Никто не был готов к тому, что произошло затем.

Оператор снимал человека-тигра, когда к его широкой талии прикрепляли веревку. Человеку-тигру не потрудились придать чисто человеческую внешность. Уши у него торчали на верхушке головы, желтые и черные полосы пересекали лицо, огромные резцы выглядывали изо рта снизу, антенообразные усы топорщились в стороны. Но его достаточно изменили психологически: он был спокоен, дружелюбен и даже немного юмористичен, рот его был тщательно переделан, чтобы приспособить его артикуляционный аппарат к человеческой речи.

Он прыгнул — это был могучий прыжок, прямо через верхушку пламени. Лошадь увидела его.

Она прыгнула тоже, почти в тот же момент, тоже через верхушку пламени, но в другом направлении.

Лошадь перепугалась человека-титра больше, чем скалы…

… И приземлилась прямо на группу рабочих. Хотя она и не имела намерения повредить их, но тем не менее сшибла одного человека — настоящего человека — со скалы. Человеческий крик оборвался в бездонной тьме внизу.

Роботы оказались более проворными, чем живые существа. Они спеленали лошадь раньше, чем пришли в себя люди и гомункулы, и просигналили крановщику, чтобы он поднимал груз наверх. Лошадь беспомощно барахталась в воздухе, дергая ногами.

Человек-тигр перепрыгнул назад через пламя, приблизившись к краю экрана. Изображение его пропало.

В обзорной комнате, наследный правитель Филипп Уинсент встал. Он потянулся, оглядываясь.

Женевьева выжидающе глядела на Кэшера О’Нейла.

— Вот какая история, — задумчиво произнес правитель. — Теперь вы решите мою загадку.

— Где же теперь лошадь? — спросил Кэшер О’Нейл.

— В госпитале, конечно. Моя племянница проводит вас.

III

После короткого, болезненного и очень основательного сканнирования его мозга наследным правителем, Кэшер О’Нейл и Женевьева отправились в госпиталь, где лежала лошадь. Люди Понтопидана не знали, что с ней сделать, поэтому лишь давали ей сильное успокоительное и подкармливали ее через вену питательными растворами. Женевьева сообщила Кэшеру, что лошадь чахнет.

Они шли в госпиталь по аметистовым булыжникам.

Вместо космического скафандра Кэшер носил шлем, который снабжал его кислородом. Но в отличие от хозяев планеты испытывал неудобства от низкого атмосферного давления. Но он терпеливо переносил трудности, надеясь получить зеленый рубин, который может послужить мощным оружием в его войне за освобождение Двенадцати Нилов от власти полковника Уэддера. Когда зуд от непривычного давления немного унялся, он почувствовал удовлетворение от прогулки в сопровождении такой изящной красивой девушки в госпиталь через поля драгоценностей. (Позже, он иногда размышлял над тем, что могло бы случиться, если бы он нормально себя чувствовал на Понтопидане. Был ли зуд частью его судьбы, которое сберегли его для освобождения города Кахира и планеты Миззер? Ведь он мог влюбиться в эту девушку и остаться здесь на Понтопидане, забыв свой долг!).

На Женевьеве был новый вид косметики для прогулок — утепляющая персиковая пудра, которая сохраняла натуральную свежесть щек. Ее глаза живого, темно-серого цвета, затемняли длинные ресницы, чувственная улыбка постоянно провоцировала, и было удивительно, что правитель Понтопидана не останавливал дуэли и убийства между молодыми людьми, добивавшимися ее благосклонности.

Наконец они прибыли в госпиталь, где Кэшер О’Нейл надеялся отдохнуть от неприятного зуда.

Здание располагалось под землей.

Вход выглядел роскошно, отделанный бриллиантами и рубинами, размером с кирпичи, массивную дверь украшала картина. Даже Кураф с его расточительностью не мог себе позволить создать что-либо подобное этой двери. Женевьева заметила его взгляд.

— Она стоит многих кредитов. Мы доставили сюда слепого художника из Олимпии, чтобы создать эту эмаль-картину. Бедняга! Он приложил столько усилий, пытаясь украсть экстрадрагоценные камни, пока наконец не понял, что мы платим честно и никогда никому не позволяем уехать с краденным.

— И что же вы сделали? — поинтересовался О’Нейл.

— Мы перехватили краденное в космосе на краю атмосферы. У нас больше кораблей на орбите, чем у любой другой планеты известной мне.

Они вошли в госпиталь.

* * *

Респектабельного вида главный хирург настоял на том, чтобы они зашли в его кабинет и угостил их чаем и пирожными, им обоим не терпелось поскорее взглянуть на лошадь, но воспитанность не позволяла им идти напролом. Наконец они прошли всю процедуру и оказались в комнате, где содержали лошадь.

Приглядевшись, они поняли, что животное страдало. По всему телу виднелись рваные раны и порезы. На одном из копыт средний палец был сломан, доктор заменил на серебряно-кадмиевый брусок. Лошадь подняла голову, когда они вошли, но увидев, что это просто люди, а не люди-лошади, приняла прежнее положение.

— Какие перспективы, доктор? — спросил Кэшер О’Нейл, отворачиваясь от животного.

— Можно, я поначалу задам вам, сэр, глупый вопрос?

Удивленный Кэшер утвердительно кивнул головой.

— Меня мучает любопытство, что за старинное у вас имя «Кэшер»?

— Это просто, — усмехнулся Кэшер. — Так меня звали в молодости. На Миззере каждый получает детское имя, которое обычно не сохраняется. Позднее ему дают молодежное имя, которое отражает какую-либо характерную черту человека или является дружеской шуткой, пока он не выберет себе профессию. Когда он определяется с карьерой, то получает свое профессиональное имя. Если мне удастся освободить Миззер и свергнуть полковника Уэддера, то тогда, думаю, я получу соответствующее профессиональное имя.

— Но почему «Кэшер», сэр? — настаивал доктор.

— Когда я был мальчишкой, меня часто спрашивали, какой подарок мне хочется получить, я всегда предпочитал кэш. Наверное, по контрасту с моим расточительным дядей меня и прозвали Кэшер.

— А что такое кэш? Одна из ваших сельскохозяйственных культур?

На мгновение Кэшер удивленно вскинул брови.

— Кэш — это деньги. Бумажные кредитки. Люди передают их друг другу, когда покупают вещи.

— Здесь, на Понтопидане, все деньги принадлежат мне. Все, — заявила Женевьева. — Дядя — мой опекун. Но я никогда не позволю касаться их или растратить. Это достояние планеты.

Доктор почтительно мигнул.

— Теперь о лошади, сэр, если вы простили меня за интерес к вашему имени. Очень странный случай. Физиологически это чистый земной тип. Он основан исключительно на растительной диете, и очень близок к человеку. Простой желудок и очень большое сердце. Оно больше всего доставляет нам хлопот, потому что в плохом состоянии. Животное умирает.

— Умирает?! — вскрикнула Женевьева.

— Все это очень печально, даже ужасно, — подтвердил доктор. Умирает, но не может умереть. Так может продолжаться много лет. Перинье затратил достаточно струна на это животное, чтобы сделать его бессмертным. Теперь животное изношено, но не может умереть.

Кэшер О’Нейл издал продолжительный низкий прерывистый свист. Все в комнате подпрыгнули от неожиданности, но он не обратил на это внимания. Так он свистел вблизи конюшен, когда-то на родной планете, когда подзывал лошадь.

Услышав свист, большая голова приподнялась, глаза уставились на него с мольбой, и он увидел, как из них закапали слезы.

Он присел на корточки у лошадиной головы, положив руку на гриву.

— Быстро, — велел он хирургу, — дайте мне кусочек сахару и телепата-нечеловека. Телепат не должен быть плотоядного происхождения.

* * *

Доктор тупо смотрел. Он вымолвил «сахар» помощнику, а сам присел рядом с Кэшером О’Нейлом и сказал:

— Поясните относительно гомункула. Этот госпиталь не для них. У нас есть всего лишь несколько из них. Лошадь находится здесь по распоряжению его светлости Филиппа Уинсента, который приказал, чтобы коню Перинье были предоставлены наилучшие условия. Он даже сказал мне, — добавил доктор, — что если с животным что-то случится, то следующие восемьдесят лет я проведу в патрулировании. Поэтому я делаю все, что могу. Вы считаете, что я слишком болтлив? Некоторые так говорят. Какого рода гомункулы вам нужны?

— Мне нужен, — очень спокойно пояснил Кэшер, — телепат-нечеловек, который поймет, что хочет это животное, и пояснит ему, что я собираюсь ему помочь. Все лошади вегетарианцы и не любят мясоедов. Есть ли у вас где-то поблизости гомункулы-вегетарианцы?

— Мы используем людей-белок, — ответил главный хирург, — когда мы меняем воздушную вентиляционную систему, то люди-белки меняют старое оборудование. У нас есть также люди-тигры, люди-кошки, а мой секретарь — волк.

— Нет, нет! — остановил его Кэшер О’Нейл. — Можете ли вы представить лошадь, доверившуюся волку?

У хирурга появилась идея.

— Ведь лошади и собаки использовались раньше совместно, еще на заре человечества, когда все люди жили на Земле?

— Конечно, — согласился Кэшер. — Мы все еще используем их совместно, когда охотимся на Миззере, но по этим нововведенным законам Содействия мы не можем использовать преступников-гомункулов для охоты.

— У меня есть хорошая собака, — сказал главный хирург. — Она разговаривает превосходно, но такая застенчивая, что чувствует себя неловко, когда пациенты влюбляются в нее. Мне пришлось перевести ее на обслуживание стерилизующих механизмов.

— Пригласите ее сюда, — велел Кэшер, — и пояснил, обратившись к Женевьеве:

— Они приведут собаку-телепата, которая сможет мысленно общаться с лошадью. Возможно, мы получим ответ.

Она мягко положила руку ему на кисть. Это был благосклонный жест принцессы. Желала ли она ему добра в отличие от своего вероломного дядюшки, или это был просто сиюминутный импульс молоденькой девушки, которая еще ничего не знала о путях, по которым вращается мир?

IV

Сеанс телепатии прошел удачно.

Женщина-собака была почти совершенно очеловечена. Она выглядела как изнуренная пожилая женщина, не удостоенная того, чтобы ее жизнь была продлена наркотиком сантаклары под названием струн. Но работа была ее жизнью, и ее было в изобилии. Кэшер О’Нейл почувствовал зависть, когда он понял, что счастье может быть уделом овеем не выдающейся личности. Эта женщина-собака, с ее исхудалым лицом и седыми волосами, находила больше удовлетворения в своей жизни, чем Курафа — в своих удовольствиях, полковник Уэддер — в своем могуществе или он сам — в своем крестовом походе. Справедливо ли это? Почему изможденная старуха-нечеловек счастлива, а он нет?

— Не огорчайтесь, — сказала она, — вы преодолеете все трудности и после этого будете счастливы.

— Преодолею что? — спросил он. — Я ничего не говорил еще.

— Вы пленник самого себя. Уже долгое время вы избегаете спокойствия и счастья. Но вы хороший человек. Вы мне чем-то напоминаете эту лошадь.

— Конечно, — кивнул Кэшер О’Нейл. — Это смелая старая кляча, вырвавшаяся из ада, куда не забираются люди.

Она спросила:

— Мы связаны?

— Связаны, — подтвердил он.

Женевьева придвинулась. Ее ухоженное, хорошенькое, выразительное личико светилось восхищением.

— Можно мне… можно мне присоединиться?

— Почему бы нет? — сказала женщина-собака, глядя на нее.

Он тоже кивнул. Они втроем взялись за руки и затем женщина-собака положила свою левую руку на лоб лошади.

* * *

Песок разлетался из-под ног, когда они бежали к Кахиру, ощущая приятное давление человеческого тела на своих спинах. Красное небо Миззера горело над ними. Затем раздался крик:

— Я лошадь, я лошадь, я лошадь!

— Ты с Миззера, — мысленно сказал ей Кэшер О’Нейл, — с самого Кахира!

— Я не знаю названий, — мысленно откликнулась лошадь, — но ты с моей земли. Земля, хорошая земля.

— Что ты здесь делаешь?

— Умираю, — пожаловалась лошадь. — Умираю сотни и тысячи восходов солнца. Один старик привез меня сюда.

Здесь не было ни езды, ни скачек, ни людей. Только старик и небольшое пространство. Я умираю с тех пор, как прибыла сюда.

Кэшер О’Нейл подумал о том, как жестоко поступил Перинье со своим любимцем, сделав его бессмертным и в то же время оставшимся без дела.

— Ты уверена, что умираешь?

Ответ лошади пришел мгновенно:

— Конечно, нелошадь.

— Знаешь ли ты, что такое жизнь?

— Да. Существование лошади.

— Хочешь ли ты умереть?

— От нелошади? Да, если это будет навсегда.

— Что тебе нравится больше всего? — мысленно спросила ее Женевьева.

Ответ вновь пришел мгновенно:

— Грязь на моих копытах, и мокрый воздух снова, и человек на моей спине.

Женщина-собака прервала их беседу:

— Дорогая лошадь, ты знаешь меня?

— Ты собака, — промыслила лошадь. — Хорошая собака!

— Верно, — мысленно подтвердила счастливая старуха, — и я могу сказать этим людям, как сделать тебя счастливой. Спите теперь все, и когда вы проснетесь, то будете на пути к счастью.

Ее внушение было настолько сильным, что Кэшер 0‘Нейл и Женевьева начали терять сознание, так что обслуживающий персонал вынужден был их поддержать.

Пока они приходили в себя, собака-человек заканчивала свои распоряжения хирургу:

— … И добавьте до сорока процентов кислородной составляющей в воздух. Ей нужна реальная личность для верховой езды, некоторые из ваших орбитальных часовых могут поездить на ней верхом, все равно они ничего не: делают. Вселить ощущение песка с Миззера можно гипнотическим путем. Загрузите в ее мозг пару сюжетов с приключениями в пустыне. Но ее сердце вы починить не сможете и не пытайтесь. Ну, а обо мне не беспокойтесь. Я не собираюсь требовать что-либо для себя. Люди-человеки! — она рассмеялась. — Вам ведь не до нас, собак. Возможно, несколько минут вы будете чувствовать себя неловко, но не волнуйтесь. Я отправляюсь назад, к своим машинам. Я люблю свою работу. До свидания, моя хорошая, — кивнула она Женевьеве. — И до свидания, путник! Удачи тебе, — добавила она, обращаясь к Кэшеру 0‘Нейлу. — Ты будешь несчастным, пока борешься за справедливость, но когда добьешься ее, мир придет к тебе, и счастье. Не беспокойся. Ты молод и болезни не грозят тебе еще многие годы.

Она сделала им полный реверанс в стиле, в котором прощаются друг с другом дамы Содействия. По ее морщинистому старому лицу расплылась улыбка, одновременно добрая и насмешливая.

— До свидания, босс, — обратилась она напоследок к хирургу, и вышла.

— Что ж, ее идея неплоха, — сказал хирург.

* * *

Кэшер 0‘Нейл пошел посмотреть на заседание совета.

Советник, Башнак, был особенно громогласен, выступая против идеи сохранить лошадь.

— Сэр, — вопил он, — сэр! Мы даже не знаем имени животного! Зачем нам оно?

— Не знаем, — согласился Филипп Уинсент. — Но зачем нам его имя?

— Лошадь не идентифицирована даже как животное. По сути она представляет собой лишь кусок мяса, доставшийся нам в наследство от Перинье. Мы можем забить ее и съесть. Или же, если это нам не подходит, просто продадим ее за пределы планеты. Вокруг много людей, которые заплатят большие деньги за редкое земное мясо. Вы можете не обращать на меня внимания, сэр! Вы наследный правитель, а я никто. У меня нет власти, нет собственности. Я в вашей власти. Но я хочу предложить вам следовать собственным интересам. У меня есть только голос. Вы не можете упрекнуть меня за то, что я использую свой голос, пытаясь вам помочь, не так ли, сэр? Это все, что я могу сделать. Если вы растратите все кредиты на это животное, это будет абсолютно неправильно. Мы не такая уж богатая планета. Мы должны оплачивать дорогостоящую защиту, чтобы остаться в живых. Мы не имеем возможности оплатить воздух для наших детей, а вы хотите потратить деньги на лошадь, которая даже не умеет разговаривать! Сэр, совет собирается голосовать против вас только потому, что хочет защитить ваши собственные интересы и интересы Достопочтенной Женевьевы, наследной корононосительницы Понтопидана. Вам не избежать этого, сэр! Мы склоняемся перед вашим могуществом, но мы настаиваем на своем…

— Слушай! Слушай! — закричали несколько советников не обескураженные, по крайней мере, обращением к наследному правителю.

— Я буду говорить, — произнес Филипп Уинсент.

Упрямый советник поднял руку, несмотря на то, что правитель объявил о своем намерении говорить. Филипп Уинсент возвысил голос:

— Ты сможешь высказаться, когда я закончу, если захочешь.

Он спокойно оглядел комнату, сдержанно улыбнулся, одарил Кэшера 0‘Нейла сдержанным кивком и объявил:

— Джентльмены, это не судьбу лошади мы здесь обсуждаем. Судьбу Понтопидана. Все мы, понтопидане, призваны сегодня на суд. Это самый суровый суд, суд нашей совести.

— Если мы убьем эту лошадь, джентльмены, мы не причиним ей большого вреда. Это старое животное, и я не думаю, что оно боится смерти, теперь, когда оно уже не в полном одиночестве, которого боялось больше, чем смерти. Мы же можем лишь немного помочь ему, или же немного помучить.

— Но речь здесь идет о справедливости и гуманности человека. Почему мы оставили Старую Землю? Почему пала цивилизация? Предстоит ли ей вновь пасть? И что такое цивилизация? Винтовки и бластеры, лазеры и ракеты, плосколеты и сверхсветовики? Вы знаете не хуже меня, джентльмены: цивилизация это не только то, что мы можем сделать руками. Даже в Темные Века у человечества были бомбы и управляемые снаряды, кроме того, было оружие с эффектом Каскаския, которое мы даже не сумели переоткрыть. Темные Века стали темными потому, что люди потеряли себя. Это большая работа стать человеком, и ее необходимо совершить, или придет падение. Джентльмены, эта лошадь нас судит. По нашему отношению к ней определится, цивилизованные мы люди или нет.

Писатели, жившие в стране под названием Франция, сделали это слово популярным за три столетия до эры космических путешествий. Быть «цивилизованным» означает для людей прежде всего быть великодушными. Если мы убьем лошадь, мы проявим себя дикарями. Если мы будем обращаться с лошадью гуманно, мы будем достойны того, чтобы называться людьми. Теперь голосуйте и голосуйте свободно.

После его речи в зале раздались возбужденные голоса. Филипп Уинсент явно наслаждался бурей, которую он поднял. Он позволил членам совета шептаться минуту или две, прежде чем встал из-за стола и произнес:

— Джентльмены, вы готовы?

Раздались согласные голоса. Башнак попытался еще раз возразить:

— Не забывайте, что это все-таки вопрос общественных фондов!

Но соседи зацыкали на него. Наконец воцарилось спокойствие. Все лица повернулись к наследному правителю.

— Джентльмены, мне нужно еще одно свидетельство. Женевьева, согласны ли со мной вы? Ведь цивилизация подразумевает, что женский голос — первый, а мужской вторит ему.

— Да, — согласилась Женевьева со счастливой улыбкой.

В зале раздались аплодисменты.

V

Месяцем позже Кэшер 0‘Нейл сидел в каюте лайнера — плосколета средних размеров, находясь уже вне досягаемости Понтопидана. Наследный правитель планеты драгоценностей не изменил его мозга и не поверг ниц зелеными лучами. Молодого человека переполняли воспоминания.

Он вспомнил Женевьеву, плачущую в саду.

— Я очень несчастна, — рыдала она, и ее слезы капали на его накидку. — Официально я владелица этой планеты, богатая, могущественная, свободная. Но фактически я собой не распоряжаюсь. Я не могу уехать отсюда. Я слишком важная персона. Мой дядя тоже не может делать то, что хочет: он наследный правитель и всегда должен выполнять то, что решает совет после недельных дебатов. Я не имею права любить вас. Вас ждут странствия и сражения, справедливые и неправедные дела. А я не свободна. Иногда я ненавижу, ненавижу, ненавижу себя. Пожалуйста, Кэшер, можете ли вы взять флайер и увезти меня в космос?

— Лазеры вашего дяди разрежут нас на кусочки прежде, чем мы уберемся отсюда.

Он держал ее прекрасные маленькие ручки и ласково смотрел на нее. В это мгновение он испытывал к девушке необыкновенную нежность. Его эмоции были мягкими и спокойными. Это была простая, ясная приязнь одной личности к другой.

Она взглянула на него и поняла, что он не собирается целовать ее. Что-то в выражении ее лица позволило ему предположить, что она предлагает ему нечто большее, чем романтичный поцелуй в саду.

Он обратился к ней с грустью и участием:

— Вы помните ту женщину-собаку, ту, что работает посудомойкой в госпитале?

— Конечно. Это доброе и жизнелюбивое существо, она помогла всем нам.

— Иди и работай с ней. Ничего не спрашивай у нее. Ничего не говори. Просто работай с ней и ее машинами. Скажи ей, что я так посоветовал. Счастье мимолетно. Но ты можешь поймать его. Я думаю, что мне его немного досталось.

— Полагаю, я поняла вас, — тихо сказала Женевьева, — Кэшер, прощайте и всего самого наилучшего вам. Мой дядя ожидает нас.

Вместе они вернулись во дворец.

* * *

Другим воспоминанием было прощание с Филиппом Уинсентом наследным правителем Понтопидана. Спокойный, гладко выбритый, с хорошо ухоженным лицом, он глядел на него с милостивой благосклонностью. Кэшер 0‘Нейл почувствовал большое уважение к этому человеку. Он понял, что для правителя неискренность часто является платой за мир и благополучие его народа.

— Вы умный молодой человек. Вы могли бы вернуть себе власть.

— Я не хочу такой власти! — закричал Кэшер 0‘Нейл.

— Я дам вам один совет, — сказал наследный правитель. Это хороший совет. Я достаточно освоил искусство политика: иначе я не выжил бы без отказа от власти. Используйте мой опыт. Не скрывайте от ваших врагов имя дяди. Уничтожьте его. Примите свое собственное имя и управляйте мудро, тогда никто в течение десятилетий и не вспомнит вашего дядю. Только вас будут помнить. Пока вы еще слишком молоды. Вы не можете сейчас победить, но вы прогрессируете и добьетесь триумфа. Поверьте мне, я разбираюсь в таких вещах. Ваше оружие уже тайно упаковано, и вы можете уехать с ним.

0‘Нейл едва дышал, не веря своим ушам. Он пытался вникнуть поглубже в смысл слов могущественного и более опытного человека, когда правитель добавил с легкой улыбкой:

— Спасибо вам за то, что сберегли мне деньги. Вы оправдали свое имя, Кэшер.

— Сберег вам деньги?

— Я имею в виду производство люцерны. Ведь лошадь надо кормить люцерной.

— Ерунда, — воскликнул Кэшер 0‘Нейл. — Это же было очевидно.

— Но я сам не подумал об этом, — сказал наследный диктатор, — и мой штаб тоже. А ведь мы не тупицы. Это показывает, насколько вы талантливы. Вы догадались, что Перинье должен был иметь пищевой конвертер, чтобы сохранить лошадь живой в Хиппи Дипси. Все, что необходимо было сделать, — это настроить его на производство люцерны и избежать расходов на поставку пищи для лошади дважды в год. Мы рады сберечь такой кредит. Мы не бедны, но нам не нравится тратиться зря. Ну а теперь вы можете раскланяться со мной и уезжать.

Кэшер О‘Нейл так и сделал бросив прощальный взгляд на влюбленную Женевьеву, неподвижно стоявшую рядом с креслом дяди.

* * *

Его последнее воспоминание касалось совсем недавних событий.

Он заплатил двести тысяч кредитов за то, что задумал, прямо на лайнере. Он нанял стояночного капитана, скучавшего теперь, когда корабль был в полете и ходовой капитан принял дела.

— Можете вы наладить мне телепатический контакт с лошадью?

— С какой лошадью? — поинтересовался ходовой капитан. — Где она? Вы хотите заплатить за это?

— Лошадь, — терпеливо объяснил Кэшер 0‘Нейл, — это немодифицированное земное животное. Не псевдочеловек. Крупная особь, но не разумная. Она находится на Понтоидане. Я заплачу по обычной цене.

— Миллион земных кредитов, — заявил стояночный капитан.

— Вы с ума сошли! — заорал Кэшер 0‘Нейл.

Они столковались на двухстах тысячах за хорошую связь и десяти тысячах кредитов за использование корабельного оборудования, если связь не удастся наладить. Но Кэшеру сопутствовала удача. Техник был человеком-змеей: проворным, хладнокровным и превосходно знавшим свое дело. В считанные минуты он настроил сеть и вежливо произнес:

— Я думаю, готово.

Так оно и было. Он забрался прямо в мозг лошади.

… Бескрайние пески Миззера обрушились на Кэшера 0‘Нейла. Длинные линии Двенадцати Нилов прорисовывались вдали. Он скакал ровно и мощно. Поблизости были другие лошади, другие всадники, другие механизмы, но сам он осознавал только удары собственных тяжелых копыт о крепко спрессованный песчаник и тяжесть ездока у себя на спине.

Смутно, как при галлюцинациях, Кэшер 0‘Нейл мог одновременно видеть маленький орбитальный корабль, в котором старая лошадь легко галопировала в разреженном воздухе с удивленным курсантом, сидящем у нее на спине. Там, вверху, не имея веса, старое изношенное сердце будет биться еще много-много лет.

Он снова увидел лошадиный рай. Стук копыт раздавался в ушах. Ожидание стабильного конца, массаж, обильная зеленая пища, и взгляд кобылки утром…

Лошадь Понтопидана ощущала необычайное спокойствие. Она доверяла людям — источнику дружелюбия и властителям звезд. И люди были добры к ней. Лошадь чувствовала себя очень сильной снова. Кэшер ощущал движение старого тела к берегу реки как грезу о силе, как завершение службы, как окончательное исполнение партнерства.



Загрузка...