Планета супербарона Кетсинга

Глава 5. Супербарон и опять водолазы

Высадку закончили только в сумерках, не спеша двинулись вдоль улицы. Впереди двое с факелами, за ними третий с флажком на палке. На зеленом флажке земляничка – ну что тут поделаешь. За Воком маршировали остальные викинги – изображали охрану, а заодно волокли три тяжелых сундука. С богатством, надо понимать.

Площадь нашлась достаточно быстро – не бог весь каких размеров у высокого принца столица. Строго по спрутовой инструкции забарабанили в самую массивную дверь. Открылась она почти сразу, предъявив пожилого человека со свечой, из-за спины которого выглядывал не менее пожилой стражник, скорее привратник, в железном шлеме набекрень.

Вок подавил желание представиться, вовремя сообразил – хозяева в таких домах сами двери не открывают. Задрал подбородок и шагнул вперед, оттесняя одним плечом дворецкого, другим охранника. Повернулся к первому и коротко бросил:

– Веди.

Сработало, человек чуть заметно, так, что аристократическому гостю и придраться не к чему, пожал плечами и прошествовал в коридор, сзади викинги затаскивали в прихожую тяжелые сундуки.

Хозяин оказался такого же немолодого возраста, по виду – отставной вояка. Хотя шрам на брови и смятое ухо можно и в кабаке получить, да и – вспомнился Бинин – даже в драке с боксером.

– Граф де ла Коста, – кивнул Вок. Из каких глубин всплыло имя и почему именно граф, осталось непонятным и ему самому.

– Супербарон Кетсинг. – Хозяин протянул вперед руку ладонью вверх.

Опля, так он сразу денег просит? Как запросто, без церемоний, меркантильный народ, нечего сказать. От конфуза уберегло воспоминание. Где-то слышал – в древности руки жали, чтобы проверить, нет ли камня в кулаке. Ладонью вверх даже яснее, чем рукопожатие, значит, надо повторить жест. Угадал – носящий немецкую фамилию супербарон улыбнулся. Улыбка тоже, кстати, из той серии – покажи зубы, но не рычи. Вот только забыл Вок, зачем их показывать, если не рычать.

Супербарон оказался человеком гостеприимным, с расспросами к человеку уставшему не приставал, а лично проводил в небольшую комнату, где измученный морскими приключениями граф де ла Коста тут же и отрубился, кажется не дождавшись убытия хозяина.

Как отдыхалось свите, Вок не вникал, не графское это дело, в конце концов. Даже и не хозяйское, на то дворецкий имеется. Сам же граф подольше провалялся в постели, поднялся, когда колокольчик зазвонил, правильно угадав в звуке сигнал к завтраку. На свежую голову с интересом осмотрел дом. Выглядело жилище скромнее, чем можно было ожидать, и по внешним размерам, и для супербаронского титула. Или это признак древности рода, когда фрески на стенах еле различимы, а гобелены нуждаются в штопке?

Кстати, что за титул супербарон? Хотя… есть ведь старший лейтенант, где-то суперинтенденты существуют, почему же отказывать местной аристократии во внутри-баронской иерархии? Наверное, здесь и суббароны встречаются – по аналогии с редкостными, но не вымершими пока младшими лейтенантами.

Но – ближе к завтраку насущному! Один раз по телику говорили про прогресс кулинарии. Типа то, что сейчас деликатес, лет через сорок вкусовых восторгов не вызовет, а то, что лопали двести лет назад, сегодня в рот возьмешь разве с голодухи. Истинная правда, на завтрак в этом средневековом доме шла незнакомая пенопластовая каша, сверху ее силилось прикрыть маленькое жареное яйцо. Вок скосил глаза – на длинном низком столе, за которым сидели слуги, виднелись такие же миски, только каша в них была единственным ингредиентом.

– Рад приветствовать гостя в моем хлебосольном доме! – важно произнес хозяин и отправил в рот немного каши.

Черт его знает, может, это тост такой, под гарнир? На всякий случай Вок повторил формулу:

– Рад гостить в твоем хлебосольном доме!

Каша, под которую произносятся тосты… Ну что ж, вчера ведь без ужина обошелся, посчитал – сон важнее. Так что спасибо барону – пошла каша.

Разговаривали после еды, когда слуги – и баронские, и фальшивые графские – покинули зал. Беседа велась под легкое вино, напомнившее сидр, сделанный почему-то из винограда. К тому же сидр был а-ля натурель, в смысле – с довольно навязчивым дрожжевым запахом.

– Вы иностранец, – утвердительно сообщил барон. – По акценту слышно. Откуда, если не секрет?

По акценту? Не чувствовал Вок за собой такого, но осьминог говорил, конечно, говорил. Самопровозглашенный граф взял и честно признался:

– Из России, – помахал рукой в сторону, надеясь, что именно в том направлении находится юг, и добавил: – Не знаю названия на языке вашего королевства. Я живу далеко на юге.

Как там говорилось про шпионов? Надо придерживаться правды, вставляя ложь минимально, только когда это совсем необходимо. Вот и сейчас – есть ведь определенная вероятность того, что Россия вместе с Землей находится в сторону юга от баронской столовой. К тому же жителю Воронежа, находящегося к югу от Москвы, правомерно считать себя южанином.

– Остров? – Барон, надо понимать, ориентировался в сторонах света, знал, что к югу от его дома находится океан.

– Нет, материк, самый большой.

– Самый большой? – не то переспросил, не то усмехнулся хозяин, но спорить не стал. – Туда мало кому добраться удается, море неспокойное. Десять отправятся – один вернется. Да и то непонятно, добрался или с полпути повернул и придумал, что в голову пришло, про дальние страны. Расскажите, много ли там у вас особенного?

Такого непосредственного вопроса Вок не ожидал. О чем говорить? О Воронеже? Про бетонные двенадцатиэтажки, про троллейбусы, путающиеся в узких центральных улицах, про водохранилище? Про что? Расскажешь, и никто тебя серьезно воспринимать не будет, свой местный Мюнхгаузен образуется – гордость и достопримечательность королевства. Как бы выкрутиться?

– Я вчера прибыл и не знаю, что может оказаться интересным, что у вас не так, как у нас.

– Придворные сплетни наверняка разные, – сказал хозяин таким тоном, что стало понятно – придворные вопросы его мало волнуют. – А остальное интересно. Расскажите то, о чем самому говорить нравится.

А все-таки, что супербарона интересует? Телика нет, футбол не пообсуждаешь. Вспомнился не лезший за словом в карман спрут с его акцентом. Ага, как принято у нас в Одессе, вопросом на вопрос перевести стрелки с расспросов.

– А у вас какие последние события?

Последним событием, барона интересовавшим, оказался большой рыцарский турнир. Уловка сработала, прошедшие состязания заняли минут сорок застольной беседы. В ответ Вок рассказал про последнее российское первенство – то, на котором его выгнали из команды. Приукрасил, конечно, и свои успехи, и само мероприятие. Оказалось, что супербарон большой знаток спортивного регламента, и разговор вылился в бурное обсуждение преимуществ олимпийской системы против соревнований по сетке. Потом пошло сравнение с более сложными местными вариантами, учитывающими знатность и заслуги участников.

Из-за стола встали, когда уже и обедать пора бы садиться, причем чувствовали себя лучшими друзьями и обращались на «ты».

– Знаешь, дружище, – объявил супербарон. – Навести-ка ты нашего принца. И тебе интересно, и его высочество порадуется. Он человек просвещенный, даже купцов слушает с удовольствием, что уж они врут про дальние страны. А ты ведь действительно знаешь, о чем рассказываешь, жизнь там прожил – правда всем интересна.

«Правда, – хмыкнул внутри себя Вок. – Впрочем, Земля, Россия – тоже дальняя страна, кое-какую правду про нее я знаю».

– Представишь меня принцу? – спросил он.

Зря спросил, хозяин смутился. Видимо, не по титулу супербарону гостей коронованной особе представлять. Плохо, одно дело – мелкая услуга, другое – просить, чтобы он замолвил словечко кому повыше. Не к лицу графу такая просительная цепочка. Не надо было этот вопрос задавать. А к принцу? Да просто явиться к замку и подудеть в рог, ежели какой-нибудь рог найдется в доставленных водолазами сундуках. К счастью, барон не обиделся и предложил другую идею:

– Знаешь, в замке скоро большой прием. Пойди, а там или принц тебя по одежде заморской отличит, или ты его.

– Хорошо, если он отличит, а я-то его как узнаю?

Вок ожидал объяснений, как выглядит корона или еще какой-нибудь знак принцевого отличия, но вместо рассказа на столе появился пергамент. Супербарон макнул кисточку в чернильницу и за несколько минут нарисовал тонкое улыбающееся лицо с узкими глазами и выдающимся подбородком. От такого таланта Вок потерял дар речи. Нет, он видел, как уличные художники быстрым штрихом проводят напоминающий клиента профиль, но они и в подметки супербарону не годились. Зеленоватый чернильный рисунок на белоснежном листе украсил бы любую выставку офортов и графики. Хотелось выразить свое восхищение, извиниться за то, что не понял сразу, к какому великому художнику занесла судьба… но промолчал. Возникла мысль – а не тайное ли это хобби? Ведь в земном-то Средневековье баронские успехи измерялись войной и охотой, а рисование считалось ремеслом. Может, не стоит и здесь заострять внимание?

Пока Вок рассуждал, барон смял использованный лист бумаги, потряс его и вновь разгладил. Поверхность сверкала белизной, чернила не оставили и следа, великолепный рисунок исчез. Произведения искусства стало жалко, но вот ведь средневековые технологии – многоразовая бумага. Есть чему поучиться. А может, и у нас было такое, что сегодня забыто? Без всякой Атлантиды или потерянных городов инков? Просто забыто за кажущейся незначительностью, да и все?

Вок поблагодарил за идею и решил, что беседу на сегодня можно закончить, объяснив, что назначены кое-какие – неопределенное вращение ладонью в воздухе – дела. Будет еще время поговорить с бароном – человеком, по-всякому, приятным. Встречаются такие люди, которым сразу доверяешь, которым можно рассказывать о себе… не все, конечно, но больше, чем обычному собеседнику.

Попрощавшись с бароном, что выглядело скорее как отпрашивание, Вок отправился гулять по городу – показывать себя. Сзади маршировала свита – показывала графа. Ходили по улицам, для начала осматривая архитектуру, кстати сказать, совершенно не впечатлявшую, потом двинулись на рынок. Ходили и двинулись – это, конечно, общие слова – шел Вок, а свита сопровождала, такова уж роль у массовки.

Рынок приблизительно соответствовал ожиданиям – толпящийся народ, телеги и столы с товарами на продажу, товарами совершенно неинтересными. Зачем сюда притащились? Ну, хоть одно дело вспомнилось – денег наменять. В сундуке ведь только золото обнаружилось, никакой разменной монеты. Зато нашелся драгметалл в количестве достаточном для безбедного шпионствования. Золото, как объяснил спрут, во всей Вселенной идет за эквивалент благосостояния. Со своими недостатками, соответственно – для мелких расчетов малопригодно. Но это ничего, довольно быстро обнаружился обменный пункт – босой человек, сидевший на деревянном ящике. Получив незнакомую монету, он с экспертным видом ее осмотрел, попробовал ногтем и поднялся со своей кассы. За одну монетку Вок выручил немаленькую горсть деньжат из металла подешевле.

Один из викингов – Вок уже разобрался, что он в ватаге старший, – подошел, поклонился. Затараторил на незнакомом языке, жестами показывая в сторону порта. Понятно – пора ехать, у слуг, оказывается, свое расписание, главному шпиону неведомое. Хотя осьминог и говорил возвращаться через день-два. Без вещей. Вспомнились огромные квадратные волны, тогдашний испуг, комментарии супербарона. Стало не по себе. Как-то не хотелось опять болтаться, к мачте привязанным.

На этот раз вышли под парусом – развернутый, он оказался обычным серым прямоугольником, без гербов и рисунков. Гребцы отдыхали, а как только постройки скрылись из виду, притащили свои мешки. Откуда они узнали про шторм, осталось загадкой. Да и не было никакого шторма еще целый час. А когда пришла волна, тоже квадратная, оказалась она пониже и, после позавчерашних впечатлений, не такая и страшная.

Викинги бросились привязывать своего господина. На этот раз один из них сунул Воку в руку два веревочных конца и показал пальцами – если дернуть по очереди, то узлы развяжутся. А дальше у ролевиков новый сценарий нашелся. Гребцы багаж свой развязали, внутри оказались самые обыкновенные акваланги. Вок даже осознать ситуацию не успел, когда ладья в волну носом уперлась, но на этот раз карабкаться не стала, а протаранила склон и ушла в глубину.

В нос, в горло полезла вода – ждал ведь восхождения на водяную гору всем кораблем, не сообразил воздуха в легкие набрать. Водолазы чертовы! Подлый осьминог не им наврал, а ему! Реалити снимает, гибель средневекового графа. Вок задергался и услышал, нет, почувствовал треск мачты. Вспомнил про веревки в руках, дернул, еще дернул, пробкой выпрыгнул на поверхность и ухнул вниз вдоль заднего склона уходящий волны.

Зеркально-гладкое море совсем не напоминало о катаклизме. Если, конечно, не выворачивать шею, глядя на уползающую водяную стену. Рядом болтался обломок мачты с остатками перекладины. Вок на него и взобрался. В общем-то, плавала деревянная штуковина хорошо и, при неимении конкурентов, вполне могла сойти за плот. Вок поднялся в рост, не удержался, шлепнулся в воду, но берег вдали рассмотреть успел. Рядом громко булькнуло, и из глубин выпрыгнул обломок весла.

Хороший рояль в кустах подготовил спрут. Обещал без свиты оставить – оставил. Причем самым правдоподобным способом. Отплытие все видели? Видели. Волну? Тоже видели. Был граф со свитой, остался без – потонули, болезные. А то, что эти заклятые водолазы уже чай пьют на космическом корабле, так, кроме вражеского шпиона, об этом никто не догадывается. Пытать будут – не расскажет, потому что все равно ни один палач не поверит.

Вок попытался грести к берегу – бесполезно. И тяжелое ладейное весло размером не подходило для единственно возможного здесь канойного стиля, и плот крутился на одном месте от неумелых толчков. Кстати, а почему мачта обломилась? Да так удачно? Тоже не просто так, надо понимать. И весло не сразу всплыло, наверняка специально подученный водолаз вверх со дна запустил. Может, парус сообразить, ветер ведь поменялся, к берегу дует? Вок снял считавшуюся камзолом куртку, продел весло в рукав, ткнул концом в оттопырившийся на вершине всей конструкции карман, уселся на свой плот и оттянул полу рукой. Парус получился совсем маленький, но мало лучше, чем ничего. И у переднего конца «судна» удавалось разглядеть на воде слабенький треугольник – похоже, нос все-таки резал воду.

Приготовился сидеть до полного затекания рук и ног. Так, в общем-то, и получилось – тело затекло уже минут через пятнадцать. Чтобы совсем не превратиться в деревяшку, осторожно поднялся, заодно и проверил, как там с берегом – было подозрение, что ветер может поменяться незаметно и нести гордый парусник прочь от спасительной суши. Берег нашелся на том же месте. К сожалению, в точности на том же, нисколько не приблизился. Вок вздохнул, опустился на четвереньки, порадовался за свою ловкость – на этот раз обошлось без купания. Краем глаза заметил движение. Слева, почти под самой поверхностью, мелькнула ультрамариновая туша. Дельфин? Дружелюбный? Черта с два такое везение! Еще пожелайте, чтобы он к берегу плот толкал. Купаться совсем расхотелось. Зверюга или рыбина, про местную зоологию Вок осьминога порасспрашивать не сообразил, мелькнула опять, теперь проплыла в другом направлении. Заинтересовалась, гадина. Высунулась из воды, посмотрела одним глазом, дернула шеей и посмотрела другим. Плезиозавр? Хотя, может, здесь у самых обычных рыб шеи?

Выбросила вперед голову, впилась зубами в мачтовое дерево – Вок едва ногу отдернуть успел. Плавсредство подпрыгнуло, зверюга развернулась, ушла вниз. Тут же под водой возникла вторая тень, всплыла из глубины и тоже попыталась укусить плот. Или это первая, поди опознай их по отпечаткам зубов на деревяшке. Вода пошла неровными волнами – плезиозавров все-таки два, дерутся? Хорошо бы съели друг друга. Хотя нет, Вок вспомнил – на запах крови раненой акулы собирается множество ее родственников и знакомых, таких же любителей набивать желудки чем попало. Так что лучше не надо рвать товарищей на куски, орошая море кровью, Воку ведь защищаться нечем, взятое на изготовку весло вряд ли может идти в зачет. Вдруг рыбины выпрыгнули свечками из воды, закрутились, свиваясь. Ого, они не дерутся, это, скорее, брачными играми обозвать можно. Если юные влюбленные рухнут на плот, не спасет и то, что вкусом им дерево не понравилось.

Внезапно чудовища скрылись, море тут же разгладилось, будто и не резвились здесь туши метров по восемь, угрожая жизни единственного на планете землянина.

Нет, пока не единственного, вряд ли спрут успел отправить домой массовку. Вок решил надеяться, что водолазы наблюдают из-под воды, обеспечивают безопасность, так сказать. Рыб на себя отвлекают. Не очень в это верилось, но думать лучше позитивно. И позитивно поднять парус – до суши-то неделю, наверное, пилить.

От паруса толку оказалось мало. Поначалу. Но ближе к вечеру ветер усилился, поднялась мелкая волна, часа за четыре прибив плот к плоскому песчаному берегу. На пляже Вок оказался только в темноте, поблагодарив фортуну и, главное, осьминога за то, что местом крушения выбрали не район отвесных скал.

Ночь, первая ночь на свежем воздухе, обернулась воздухом несвежим. Ветер стих еще до того, как закончилась морская прогулка, а поднятые им волны подогнали к берегу не только плот, но и гниющий морской мусор. Попытка отойти подальше вглубь континента результатов не дала, сразу за пляжем начинались колючки, продираться через которые ночью не было никакой возможности.

– Да и к лицу ли это благородному графу? – процедил Вок сквозь зубы. Потом крикнул во весь голос: – Кто тут есть поблизости? Не к лицу благородному графу рассиживаться на песке!

Понял – кричит по-русски, и решил, что сидеть на песке графу все-таки к лицу. Не стоять же до рассвета, тем более что ноги от скрюченности на притворяющейся плотом мачте болели, как после марафона. Ощупав себя, Вок обнаружил мокрый носовой платок в кармане и короткий, почти церемониальный, меч у пояса. Ох – ведь он даже забыл об оружии, пока плавал и собирался сражаться с морскими чудищами. Вынул тонкое лезвие из ножен – вот как таким коротышкой отбиваться, если что? Не шпага, не сабля. Владеть такой штукой Вок не умел, даже не знал, как она называется. Обернулся к воде, вспомнил мореплавание и решил считать штуку кортиком.

Лежанку удалось организовать, вырыв горстью ямки под плечо и бедро, насыпав чуть песка под голову. Застелил «подушку» платком – все меньше мусора в волосах окажется, неизвестно, как в местном Средневековье с банями дела обстоят.

Заснуть не удалось ни на минуту – вонь лезла в нос, щипала глаза, хотелось завыть, вскочить и ломиться через колючки, размахивая кортиком, как мачете. Подальше от моря с его зверями и запахом разложения. Не вскочил, конечно, провалялся всю ночь, дыша ртом и пяля глаза в темноту. Как только небо посветлело, встал, огляделся. Ну ведь черт побери! Метрах в двадцати от лежанки море выбросило гниющую тушу. Догадался бы отойти чуть вдоль пляжа и ночевал бы не на скотомогильнике, нюхал бы не вонь, а… вонь, конечно, но в разы менее сильную.

Отошел, и действительно – появился запах не гнили, а нормального соленого моря. Сел на песок и сидел. То ли спал, то ли вспоминал. Приятное вспоминал, про детство и Севастополь.

В Севастополе Вок отдыхал после восьмого класса. Вместе с родителями, конечно. Не в самом городе, а на север от порта, в Учкуевке – поселке над песчаным пляжем. Частный сектор не был набит туристами, и компания подходящего возраста сложилась самая маленькая – парень Леха, на год старше, из Москвы, и Наташа, здешняя, севастопольская, отправленная из жаркого центра в ссылку к бабушке. Понятное дело – оба мальчишки влюбились и наперебой ухаживали за единственной дамой. Что о ней помнил Вок сейчас? Стройная, высокая, загорелая, с голубыми глазами и длинными светло-русыми волосами, иногда распущенными, иногда заплетенными в косу. Самая красивая, самая интересная девушка на свете.

Как проводили время? Море, ласты и маска, рыбы и мидии, огромные заросшие водорослями камни, подводные лабиринты. Разговоры о жизни и о судьбе, о случившемся здесь когда-то Крымском землетрясении и о гибели лежавшего где-то рядом линкора «Новороссийск».

В Крыму Вок провел месяц – кончился быстро, компания разъехалась, каждый обещал писать каждому. Так и было, в первые дни мейлы сыпались непрерывно. Потом… ну что же, другие дела, у Вока спорт, у Лехи… чем занимался Леха, Вок, честно говоря, не помнил. Наташа писала реже, зато очень лично, образно, иногда вставляя короткие стихи. Свои? Вок не знал и не задумывался, просто таял. А потом, кажется уже зимой, в телефонном разговоре с Лехой, слово за слово… Наташа слала обоим одни и те же письма, меняя имена – Володя, Леша. У них хватило ума не сообщать об открытии даме двух сердец, но переписка сама собой загнулась. Тогда было обидно, а сейчас, сейчас Вок улыбнулся – молодец девчонка, развлекалась в свое удовольствие, посмеивалась над влюбленными курортниками. Какая она сейчас? Стройная, голубоглазая, загорелая? Или бесформенная, с руками, оттянутыми кошелками? Не угадать. Хотя – голубоглазая, в этом можно не сомневаться.