Планировщик задач

Глава 1

Свобода пахнет лучше мыла,

Всегда приятней и свежей

Оставь ты груз и всё что было

Бери, хватай её скорей!

Однако воля заблужденье:

Для всех, для каждого, всегда,

А доля смерти искушенье

и ключ от клетки, где душа

«Голиаф» плавно приземлился на большое поле капусты, в трёх километрах от столицы Миклованской империи – города Надан.

– Степан, ты что не видишь, куда садишься? – недовольно буркнул Мирон.

У Степы, после отмечания побега, сильно болела голова и сейчас он думал только об одном: как быстрее добраться в город и опохмелиться – все его запасы спиртного были уничтожены в один присед.

– Какая нахрен разница: куда, или ты здесь видел, где-то, взлётно-посадочный гатрон?! – усмехнулся тот.

Под шипенье шлюза, грузового отсека – Мирон и его банда вышла с «Голиафа», на поле поздней капусты, куда сманеврировал боевой корабль, Степа, Весь то свет, что излучал Большой Зирк – ослепил в одночасье, всех беглецов, Ведь за долгие годы проведённые на Марсе их глаза так привыкли: к не очень яркому, искусственному свету; что для того чтобы адаптироваться к лучезарной мощи: ослепительного светила – для этого надо какое-то время.

Твердохлебов вдохнул свежего, Арианского воздуха и он навеял ему воспоминания о былых временах: когда у него здесь был бизнес, и он чувствовал себя – настоящим царём, Не ставя ни в клёпку местного правителя.

Император Миклован, что правит этими землями – лучший «друг» Мирона, И во времена, больших денег и амбиций он как верная собака, прислуживал братьям, Сначала, Твердохлебов поставил императора в денежную зависимость, а потом и совсем взял в полный оборот: сделав его своим «другом», Преданности Мирону и общему делу, не было предела, Но после последних событий, когда его покровителя: в финансовых вопросах, отправили загорать на Марс – дела пришли в убыток, и он сам пытался организовать весь тот бизнес, но не смог, как говориться: есть желание да кишка тонка, – уж сильно мягкотелым он был.

Деньги, для Миклована, стоят на первом месте и даже имея все то, что он имеет сейчас, – и клёпки никому не даст, не пред каким предлогом, И случай, на праздновании дня рождения Мирона – лучший тому пример: после прилично принятой дозы алкоголя и после предложения Степана, покуражиться на Миклухой, того заставили танцевать стриптиз, под звонкую монету; но жадности императора и количеству золотых микпов в глубоких карманах Мирона, не было предела; так этот велико-почтенный муж – и танцевал всю ночь: пока не свалился с ног, от усталости.

– Корабль надо подорвать, а то его рано или поздно обнаружат, – сказал Мирон щуря глаза, и по привычке, с опаской оглядывался по сторонам.

– Ну и как ты это себе представляешь? Где мы столько взрывчатки возьмём?

«Голиаф», что был им сначала Ноевым ковчегом, теперь оказался бесполезным куском металла, который, непомерным грузом, лёг на их плечи; ведь не заметить такую махину, которую уже наверное давно ищут, «И координаты, скорей всего: шлёт куда надо», – подумал Мирон и тут же в повелительном тоне сказал: – Степа, что хочешь делай, но чтобы я, здесь, его больше не видел!

– Но тогда придётся, на нём, кому-нибудь остаться, У корабля есть функция невидимости и если её включить, то он будет как призрак на орбите, и никто его не заметит, и никогда не найдёт.

– Слышь, Мирон! Может он ещё и самим пригодиться, мало ли чего, – вставил своё слово Баклан.

– Правильно мыслишь, Валера! Вот ты и давай! Будешь первым дежурить: на орбите, Возьми только вот этого с винтовкой, – кивнул он в сторону пехотинца.

– А почему я первый?

– Это не обсуждается, надо ведь кому-то начинать, Через неделю мы вас сменим.

– Девку с начальником берём с собой, или здесь оставим? – спросил Степан.

– Репортёршу я с собой возьму, а вот начальник, пускай остаётся, за ним глаз, да глаз нужен, Да и с корабля он уже точно никуда не денется.

Стёпа приказал пехотинцам привести Веронику, Те быстро вбежали в «Голиаф» и уже через тринадцать минут, один из них, вынес её на плече из корабля.

– А что она сама не могла выйти? Почему ты её несёшь? – удивился Мирон.

– Эта коза, чуть глаза мне не выцарапала, Сучка ещё та! Да и тот бык кинулся оружия забирать, пришлось успокаивать.

– Вы там с ними поаккуратней, они оба, пока ещё, нужны мне живыми, А ты миротворец наш ненаглядный, Успокоил! Теперь и понесёшь её, до самого города, – усмехнулся Твердохлебов, – Так! Всем внимание! План такой: выдвигаемся в город, – где отметим нашу свободу по-взрослому, – и выстрелил в воздух с помпового ружья.

Опьянённая свободой компания, с радостными криками о долгожданной воле, поддержала предложение: дружной пальбой по воробьям, Сейчас на этой планете они чувствовали себя королями и бояться было нечего.

– Степа, ты им там всё как следует разъясни: с этой невидимостью, и догоняй.

Мирон положил на плечо ружье и цепляясь ногами за капусту, не спеша, пошёл по направлению в Надан, остальные последовали за ним.

– Слышь Мирон, а что мы будем жрать, – крикнул Баклан в след уходящей братии.

– Как только увижу Миклована, распоряжусь, он тебя всем необходимым снабдит.

Возле ворот Надана, бравую шатию, встретило войско в количестве около двухсот человек – городские стены города, облепили тысячи любопытствующих жителей, которые вышли посмотреть: на чудо, что приземлилось недалеко от их города, А посмотреть было на что: военный корабль – таких размеров, и правда производил незабываемое впечатление, И если бы «Голиаф» приземлился на Землю, то он бы собрал бы не меньшее количество зевак – правда, то бы было: простое восхищение высокими технологиями; в этом же случае: пришествие Христа народу.

– Слышь Мирон, может шуганём, – спросил кто-то, из окружения, при виде того войска что скопилось у ворот города.

Твердохлебов не увидел, кто это сказал – повернулся и с нотой гнева обратился ко всей шайке:

– Я вам сейчас, так шугану, что места мало, будет всем!

В городе не было человека, кто бы не знал Мирона; во времена его бизнеса на Ариане, он был здесь практически, как император, а местный Панифекс: штаб-квартирой.

Твердохлебов, переделал большинство законов этой империи, на свой лад, и народ его за это полюбил, Во времена взлёта его бизнеса, люди здесь не похищались, и не только с его округов, но и с других городков и деревень, Миклованской империи; вложенные в город миллионы, если не миллиарды кровавых денег, сделали с Надана центр Арианской цивилизации; и многие работяги и туристы с Тронплекса, знали его как одно из имеющихся, приличных мест на дикой планете – Надан самый богатый город: из всех государств Арианы.

Они подошли на расстояния, когда можно уже было различать лица – впереди войска, на коне, восседал Миклован, За то время что Мирон отсутствовал на Ариане, император сильно набрал в весе и очень изменил свой стиль: золотые цепи и украшения – были развешаны будто на рождественской ёлке, бриллиантовые кольца присутствовали на каждом пальце, а голову украшала большая, золотая корона, от которой он постоянно качал головой – веса в ней было: не меряно, Его конь был подобием своего хозяина: более сотни килограмм драгоценного метала и вычурное седло отделанное драгоценными камнями – украшали животное.

При Мироне, он бы себе такое навряд ли позволил, и не в виду не имения, а ввиду конспирации, и неприятием Мироном, лишних понтов, Что позволял он ему тогда одевать: это был только один перстень, без камня, и скромная, золотая цепь.

Миклован, ещё с далека, узнал Твердохлебова, и чуть на радостях не упал с коня, Ему сразу вспомнилась та былая жизнь, и всё предвкушало её возращение, потому что с его стилем времяпровождения и замашек: как у хозяина гусыни, что несёт золотые яйца – казна значительно «похудела».

– Не верю своим глазам! Мирон, не может быть! – радостно закричал император и попытался слезть с лошади.

Попытка спуститься на землю: не обвенчалась успехом, он так раскачал коня, что упал прямо вмести с ним, Охрана быстро помогла встать, – а народ умирал со смеху, при виде бесплатного представления, Миклован держа одной рукой корону – неуклюже, вперевалочку: со стороны, в сторону – устремился к Мирону; в метре от него, он споткнулся о камень, и полетел кувырком: запахав носом землю; корона подкатилась к ногам Мирона.

– Вот уже, ха-ха-ха, давай вставай, – поднял сначала он корону, потом подал руку Миклухе.

– Как я рад тебя видеть! Думал, что уже никогда не свидимся, – и первым делом, не стал отряхиваться, а потянулся за короной.

После ареста Мирона, император отделался лёгким испугом, и ему сильно повезло, что Твердохлебов взял всё на себя и не стал никого сдавать, По сравнению с земными преступниками, и учитывая, правило о невмешательстве, которое никто не отменял– инопланетных лиходеев, обычно съедают волки, или они тонут в реке.

После первых минут неопределённой тишины: молва, что, то сам Мирон – соловьиным пением поласкала уши крестьян, И они как по команде начали скандировать его имя и подкидывать шапки, а через восемь минут, на левой стороне башни зареял стяг (берёгся у нужных людей), с золотой вышивкой «Мирон» – на фоне искусного теснения: его физиономии, которая, на редкой в тех краях, шилпотоновой материи.

– Думаешь, что заберу? – и отвёл руку с короной, а тот заулыбался и ещё больше потянулся за ней, – Правильно думаешь, конечно заберу, ха-ха-ха, – под дружный смех коллектива, – Я смотрю, ты без меня тут разбогател, – сказал Мирон и одев на себя корону, строго окинул императорский наряд.

– Ты что, без тебя тут совсем худо: все пришло в упадок, – сказал Миклован, не осмеливаясь снять её с головы Твердохлебова, но сразу взбодрился и уже голосом одержимого человека добавил: – Ну ничего, мы теперь с тобой, Ух, как!.. Что корона.

Мирон не дал ему договорить и сказал, что они с дороги, и не мешало бы: отдохнуть, А о делах поговорить время будет, хотя этим он слукавил, теперь в его житии-бытии, места для бизнеса не было, Всю оставшеюся жизнь, он решил посвятить разгульному времяпровождению, а там видно будет – слава богу, средства хватит не на одну.

– А где это Степан? Что его не видать, или может?..

– Не может! Не может! – повторил Мирон, и снял с головы корону, – Позже будет, Михлуха, позже! – и с должным усилием, насадил её на рыжею маковку императора: – Хотел поносить, но от неё и башня отвалиться, Как ты это носишь?

Миклован, начал что-то рассказывать про то, что ему как правителю, и что чем солиднее корона тем больше к нему уважение, «И волосы, как золотые», – пригладил он чуб, когда закончил с этой демагогией, Мирон, окинул меньшего «брата» с определённым чувством жалости: «Ты, сын собственных родителей, хорош мозги парить! – и через секунду добавил: – У меня от похмелья и так все трубы горят, а ты меня тут ещё всякой туфтой грузишь, Кто так гостей встречает?» Тот в ответ кивнул и сделал жест руками: мол понял, сейчас заделаем, После засуетился и громко закричал, что бы все разошлись, и дали им пройти; а потом на радостях разошёлся так, что объявил: «Пир за мой счёт! – и тут же добавил: – Кто не ест и не пьёт, просьба оставаться дома», На что все жители Надана засмеялись, ведь в их городе, просто-напросто, не было таких людей, как скорей всего и в других городах Арианы, Народ ликовал – после ареста Мирона: пришёл конец всем праздникам; и подобное объявление, как гром среди ясного неба; не на шутку возбудило крестьян.

Глава 2

Филипп выйдя из леса, взял курс на восток, вслед космического корабля, который перевернул его сознание: с ног на голову, и вселил искорку неиссякаемой надежды.

Преодолев множество полей и оврагов, переплыв небольшую речушку, он уже через три часа, стоял возле дорожного столба на котором большими буквами было написано: «ВЕРХНЯЯ БАЛАБОЛОВКА III КМ», и стояла стрелка – прямо и налево.

На улице уже смеркалось, и Готфильд совсем выбился из сил: после такого марш броска, «Ничего, три километра: ерунда, главное узнать куда дальше „Голиаф“ полетел, – подумал Филипп беря курс на Балаболовку, В село он зашёл под яркое свечение Кламетры; звёздное небо отбивало множество затейливых узоров: чужедальних планет, Ночная мгла скрыла зверя в курятнике, и сама судьба благоволила грешной душе.

Село, по местным меркам, оказалось небольшое: домов под тысячу, Во многих окнах виднелся слабый свет коптилок, Лёгкий туман, что стелился по безлюдным улицам, вечерней Балаболовки: с пыхтящих сквоей, печных труб – разоблачал простоту местного бытия.

Филипп стоял на распутье – куда податься, ночевать на улице желания не было; пустой как барабан живот, подогрел страстное желание – заурчал марш капитуляции, Клёпки и золотые монеты отсутствовали, и вариант, с просьбой о приюте на ночь, был не очень хорошей идеей, тем более с его видом.

Он медленно побрёл, по улице, внимательно заглядывая в окна селян – учуяв чужого, со дворов, злобно гавкали собаки, Пройдя в глубь села Готфильд увидел в одном из окон, маленького мальчика, который игрался сидя на подоконнике, с большой деревянной игрушкой; вдали возле печи, суетилась хозяйка, С далека повеял аромат жаренной картошки – Филипп втянул этот запах всем нутром и сразу ощутил сильную боль в носу, который к этому времени сильно опух и начинал гноиться, Аккуратно пощупав нос он сразу вспомнил о Джине, и тут же выругался; он ещё с минуту всматривался в чужое окно – пацан заметив незнакомца, помахал ему игрушкой, и тут же к нему подошёл отец: снял ребёнка с подоконника.

Филипп развернулся на сто восемьдесят градусов, живот продолжал капитулировать; тоскливо вздохнул и крутнувшись, на одной ноге, против часовой стрелки: с закрытыми глазами – два, три оборота, остановился и сам себе указал путь: пальцем правой руки – побрёл: просто вперёд.

Сельская местность: сельской империи на сельской планете – в сочетании с запахом навоза, который пропитал, как казалось здесь, все на свете; придала Филиппу, чуждое ему чувство: домашнего очага и семейного счастья, Он сложил руки на груди и постукивая зубами, медленно шаркал по земляной дороге, Верхней Балаболовки – тело болело, а живот одно урчал, как бы напоминая, о животной сути людского рода.

Идя по селу и заглядывая по окнам, он вдруг вдали: на одной из улиц, заметил повозку, запряжённую конём, Подойдя ближе, взору предстал крестьянин, что пытался приделать колесо к своей телеге, „Может чем, могу помочь?“ – предложил свою помощь Готфильд, когда подошёл ближе, Тот ничего не ответил и подозрительно глянул на незнакомца, Филипп проявляя инициативу, сам, молча взял телегу за один край и поднатужившись поднял одну сторону, Мужик быстро засуетился и колесо в тотчас оказалась на своей оси, „Вот тебе спасибо, мил человек, а то уже думал придётся ночевать на улице, ведь телегу оставлять без присмотра нельзя, сведут и глазом не моргнёшь, Да, да, да: такие уж нынче времена!“ – сказал крестьянин уже более дружелюбным тоном, а сам тёр свои мозолистые руки об цветастую тряпку, – На держи! Такая грязь, тут не только руки.

На вид ему было лет под шестьдесят, и на удивление Филиппа, старик оказался очень разговорчив, Его не надо было ни о чём расспрашивать он сам всё говорил и говорил: „Был я значит в городе: на базар ездил, там за покупками разными, Ехать на зад, а там прямо недалеко возле Надана, это чудо с неба спустилось, Я уже думал: конец света“ Филипп сразу понял о чём говорит старик, и не стал его перебивать, „Так вот, я телегу значит повернул, думаю поеду посмотрю, что за чудо, жизнь как говорится я уже прожил, так что если что, но посмотреть не случилось, Это чудище огнём плюётся, при мне телегу одну – враз в прах сожгло, Не стал рисковать – дома баба ждёт, да и две дочки на выданье, А ты что сынок, видать сразу, не здешний?! Куда путь держишь? Или чего здесь ищешь?“ Филипп много раз был на Ариане и знал, как общаться с этим людом – главное без заумных слов и попроще.

– Я, отец, иду с Эдема, хочу вот тоже, на чудо посмотреть, как сказали, сразу в дорогу.

– Можешь звать меня, дядька Афанасий, А тебя как зовут?

– Филипп!

– Так, вот что, Филипп, не ходи ты туда, ты ещё молод, тебе жить, да жить, да детей растить, – тут он замолчал, и через секунду добавил: – А знаешь, что?! Поехали до меня, приглянулся ты мене, да и с телегой подсобил! Переночуешь, а там видно будет, может и сам передумаешь туда идти.

Филипп поблагодарил старика, быстро прыгнул на телегу, Афанасий всю дорогу, говорил и говорил: „Я в этом селе с рождения живу. баба моя, такие блины печёт, что самые лучшие по всей округе, и как приедем ты обязательно должен их попробовать, и сметана моя, самая жирная, потому что корова“

Конь шёл шагом, не спеша тащив за собой телегу, И попутчику старика, пришлось выслушать, достаточно, за этот промежуток времени, нужной и не очень информации, что словесным поносом, лилась с уст крестьянина.

Они подъехали к большому деревянному дому, крыша которого была покрыта глиняной черепицей, В окнах виднелось мерцание коптилок и с открытого окна доносился приятный запах печева; во дворе гавкал здоровенный, белый кобель, и он больше был похож на телёнка чем на собаку, При виде Филиппа, пёс пришёл в лютую ярость и с злости начал лапами рыть землю; собака одно оборачивалась: хватала зубами за цепь – в попытке её перекусить.

Сдавила цепь, охватом шею

Кольцом обвила, как змея;

А он рычит, от боли, гнева,

От злости красные глаза

Цепная жизнь его лихая,

Что видел в жизни этот пёс:

Баланды чашка небольшая,

И может даже быть и кость!

Он враг всему – всему живому!

От цепи получил клеймо

Он раб и враг: себе самому;

Что верит в дружбу и добро [23]

– Это мой Тузик! Когда брал, сказали будет небольшой, а сейчас жрёт больше моего Юхима[24], – сказал старик и засмеялся.

По телу Филиппа прошла лёгкая дрожь, „С таким Тузиком шутки плохи, а лучше бы с ним, вообще не встречаться“, – подумал он, при этом полностью сосредоточив внимание на кобеле.

– Сынок, а ну помоги старику!

Филипп с лёгкостью, снял с телеги мешок и поставил его возле калитки, Кобель ещё больше разошёлся: глаза налились кровью и его гавканье перешло в сплошной рёв, Готфильд уже присматривал пути отхода; если эта собака вдруг сорвётся, то старик с ней навряд ли совладает, и ему придётся тогда не сладко, Неожиданно, дверь дома громко скрипнула и открылась, За неё выглянула женщина и перекрикивая лай собаки крикнула: „Афанасий, то ты что ли? А я уже было волноваться начала, Думала не случилось чего-нибудь“.

– Скажи Любке, пусть кобеля закроет – гости у нас.

– Люба, давай быстрей иди сюда, Отец сказал, чтобы ты Тузика в сарай закрыла.

Через минуту с дома вышла Любка, Девушка подошла до сарая, дверь которого находилась, в трёх метрах: параллельно входа в дом, „Тузик, хватит гавкать! Ко мне!“ – спокойным, но властным голосом сказала Любка и открыла дверь сарая, Кобель повернул, свою „вёдерную“ голову и приветливо мотнул хвостом, „Ко мне!“ – повторила девушка, Собака всё ещё громко бурча, подбежала до её ног и подняв голову: внюхалась в родимый запах, „Место!“ – сказала девушка и сделала жест в открытую дверь сарая, Тузик повернул голову в сторону Филиппа и показал оскал с огромных белых клыков, потом развернулся и с неохотой вбежал в сарай.

Он чуял суть незнакомца насквозь и у них было много общего, не считая обрезанных ушей, Только по сравнению с ним, Тузик был привязан на цепь, и имел несовместимую с Готфильдом черту: как большая преданность, Любке он позволял делать с собой что угодно, и всегда, слушал её с первого раза – больше никого в доме собака не признавала, И бывало, как порвёт цепи, так в Балоболовке на улицы никто целый день не выходит: все ждут пока Любка его не словит, А последний раз так – подавил всех бродячих собак, и загрыз осла дяди Яцыка, После того случая кузнец подарил Афанасию цепи, которые специально для Тузика и отковал.

„Ты бери мешок, а я всё остальное!“ – сказал старик, и снял с телеги две большие корзины, Филипп вскинул поклажу на плечо, зашагал по направлению открытой двери хаты, Напротив, от входа в дом – возле сарая, он повернул голову в сторону, где был заперт Тузик; и тут, в маленьком окошке сарая, показалась морда собаки, Филипп посмотрел прямо ему в глаза, расстояние между ними было не более пол метра, Кобель издал громкий рык, и показал всю красу белых клыков, Филипп в ответ тоже громко зарычал и подвинул лицо ещё ближе – со всей силы стукнул ногой в сарай, Тузика в тотчас посетило, такое чувство ненависти к этому человеку, что все его нутро, закипело и забурлило от переполняющей злобы: он уже не гавкал, а ревел (было слышно на всю улицу) и белая пена с его пасти вмиг укрыла лицо Готфильда, Потом кобель начал хватать зубами за края окошка; старые доски сарая, с треском ломающегося дерева, распускались зубами Тузика: будто деревообрабатывающим станком – весь сарай ходил ходуном.

„Сынок, не надо, не зли! А то он потом долго успокаивается, – услышал Филипп голос, с заду идущего Афанасия, Поравнявшись с ним, старик добавил: – Не дай бог вырвется! Горя потом не оберёшься, идём лучше в хату“, Гость вытер лицо и прошёл в открытые двери дома, При входе он поздоровался, и скинул мешок: прямо возле дверей.

В хате было протоплено и пахло очень вкусно, Три коптилки ярко освещали большой дом Афанасия, Возле стола стояла та сама женщина, что открывала дверь.

В доме светлом и уютном

Там сверкает и блестит

Марфа знатная хозяйка,

Всё в руках её горит…[25]

На вид это была пышногрудая красавица с объёмной талией, приблизительно около сорока лет, её плечи укрывал цветастый платок, из бабруйней шерсти, За столом сидели, две молодые девицы, и щелкали гарбузовые семечки.

„Прекращайте вы с этими семечками – отец с гостем приехал, Давайте встречайте!“ – сказала женщина, обернув голову к девицам, Те не обращая внимания на то что сказала им мать, продолжали щелкать семечки, „Любка, мать твою! Помоги отцу корзины занести! – строго повторила женщина, – Хватит, хватит, всю хату защёлкали! – и смела со стола, тряпкой на пол, все семечки“.

Любка мигом вскочила со своего места и побежала помогать отцу, На вид, она точная копия своей матери: деваха, что надо – кровь с молоком, только совсем молоденькая; все те же формы и размеры играли на молодом теле – её лёгкий домашний халат, зарябил глаза Готфильда.

Филипп стоял возле двери, и все его мысли были только о том, как он удачно попал в гости, Все то что с ним произошло раньше, напрочь вылетело из головы, единственно что напоминало о последних событиях: сильная боль в грудной клетке – после удара Стива, и пекущий нос – „подарок“ от Джины.

И как узнать где потеряешь,

И где соломкой подстелить?!

Но как найдёшь, то распознаешь…

И будешь место то хвалить

Судьба сама разложит карты:

Не надо бегать и искать,

А то споткнёшься – стухнут фарты

И будешь долю проклинать

„Вот старик прижился! Видать аппаратура у него будь здоров – такую молодуху отхватил, Ну ничего“ – подумал Филипп предвкушая, „Давайте вашу одежду и проходите“, – сказала Степанида, подойдя до гостя; Готфильд словно под гипнозом, снял свой на два размера меньший, брезентовый плащ, который нашёл в доме Банзая, и протянул этому миловидному созданию, Салиннки снимать не стал, „Проходи! Чего у двери толчешься?“ – слегка толкнул его с заду Афанасий, И с порогу начал рассказывать о том, как был в городе, и видел чудо сошедшее с небес.

Любка с матерью, тем временем, начали накрывать на стол – всё стояло тёпленькое на печке и поджидало Афанасия.

У старика язык был без костей, и говорил он всё время, пока не сели за стол:

– Марфа, по такому случаю не мешало бы и красненького!

– Степанида, слышала, что отец сказал? Давай в погреб, и налей большой кувшин, – сказала женщина, и поправила платок.

„Без вина говорит: не остановишь, куда ему ещё пить!.“ – подумал Филипп, и оценивающе окинул старика.

Степанида стрелой спустилась в погреб и уже через семь минут на столе стоял пятилитровый кувшин, красного вина, Также на столе присутствовало: большое блюдо с блинами, индейка жареная по кучумски, тарелка с толчённой картошкой, по краям которой были разложены свиные котлеты упиралась в глиняную банка сметаны, что стояла по левую сторону, от знаменитых блинов Марфы; грибы маринованные и другие Арианские разносолы – стояли на другом столе в кувшинах, но любимое блюдо Афанасия: огурцы маринованные в куклуновой[26] гуще – розовая, глубокая чаша, красовалась посреди стола.

Филипп не стал ждать приглашения: уселся за стол, и под победный марш своего желудка – начал трамбовать кишку, по полной программе, а аппетит у него был будь здоров, „Во, как проголодался с дороги!“ – сказал Афанасий наливая вино по деревянным кружкам, Не дождавшись пока старик дольёт доверху, Готфильд выхватил чашу под струи вина, и тут же залпом: осушил до дна, Афанасий только улыбнулся, взял свою кружку и хотел было сказать тост, как гость схватил кувшин и отхлебнув прямо с горла, поставил его возле себя, и не обращая внимания на остальных продолжил трапезу, „Да ты сынок не переживай, вино есть ещё, а то ты как“ – сказал он и сразу начал рассказывать про какого-то его родственника, который имеет врождённую жадность до вина.

Гость не обращая внимания на разговоры – прямо с глиняной банки, ложкой, черпнул сметаны и намазал на блин, потом все это в один раз проглотил, и после вытирая рот рукавом сказал: „Блинцы и вправду очень вкусные, и корова твоя, дядька, чемпионка!“ Старик все ещё держал полную кружку, сразу перевёл разговор на блины и начал рассказывать, что лучше, чем у Марфы блинов не найти.

Женщины не обращали внимания на его разговоры, потихоньку уплетали жареную индейку – видно привыкли к его словоблудию, уже давным-давно, Съев ещё пару блинов Филипп хлебнул немного вина, и причмокнувши приподнялся за стола – взял поднос со всей индейкой и поставил его напротив себя, Афанасий, улыбнулся и глядя на Филиппа сказал:

– Помню был я на покосе: целый день без обеда работал, то тоже, проголодался так.

– Тьфу на тебя, черт старый! Выпей – да сядь поешь! Уши от тебя уже болят, – чуть сердясь сказала Марфа, перебив его на полуслове.

Девки между собой улыбнулись, и достав от куда-то пакет с семечками, принялись за старое; Марфа искоса глянула на дочек, но ничего не сказала, Старик тем временем выпил вино, взял малосольный огурец и занюхавши им, сказал: „Эх! Винцо что надо, Со своего винограда, Да!.. Да!.. со своего! И огурцы“ Он с явным удовольствием, закусил малосольным и повернул голову к Филиппу:

– Все хотел спросить, но как-то, неудобно, Но всё равно спрошу, а то ночь спать не буду, Где ты уши потерял?

Все, в одночасье, глянули на Филиппа, а Марфа извиняясь за всех, сказала, что папа у них, такой уже есть, и никуда его не деть, как ляпнет языком: хоть стой – хоть падай, Не подымая головы Филипп буркнул, что мол: разбойники поймали его в лесу, забрали коня, а ему отрезали уши – хотели убить, а он сбежал, „Я так и думал!“ – сказал старик налаживая себе винегрет, и сразу начал рассказывать, как его свояка тоже поймали разбойники: –.Так ему не повезло, – сказал он и притих на семнадцать секунд, наложил картошки с котлетами, а потом продолжил: –.Они ему голову отрубали, – закончил эти словами, свой рассказ Афанасий».

– Сынок, а ну налей мне ещё винца, – сказал старик и подставил кружку, – Давай, давай, наливай! Не стесняйся, моё вино в Верхней Балаболовке самое лучшее! Вот помню были.

В туже секунду, Филипп схватил Афанасия за язык, а другой рукой он выхватил за спины свой армейский нож, и со знанием дела, отрезал старику язык: под самый корень, И с дурацкой улыбкой кинул его в тарелку к Марфе: «На! Приготовишь под майонезом, А то зажужжал, своей болтовнёй, – и тотчас добавил: – Были бы уши, наверное давно бы уже опухли».

Пытаясь что-то сказать, Афанасий вместо слов извергал смесь слюней и крови, и в тот миг забрызгал ими, всю свою выходную бобочку, От такого неожиданного поступка, женщин охватила паника, всё так быстро произошло, что они даже не знали, как реагировать – просто встали из-за стола и смотрели, то на их гостя, то на Афанасия.

Если бы они только знали! Что судьба подарила им троянского коня, и решила его руками, расписаться в книге жизни, благополучного семейства.

Марфа с полотенцем кинулась к мужу и начал вытирать кровь, а девки попятились в угол от стола, и прикрыв рот кулаком, немного прослезились, Филипп наколол, ножом котлету, и с чувством чрезмерной сытости: целиком засунул её в рот; тщательно прожевал, пышущую паром его недавнюю мечту – запил вином, и издал отрыжку на весь дом, Старик мычал и убирал полотенце, которое совала ему Марфа, пытался что-то говорить.

– Что ты там мычишь, неужели за всю жизнь не наговорился?! – сказал Филипп и схватил, стоящею к нему спиной Марфу, за её пышную задницу, Женщина резко обернулась, и возбуждённо закричала: «Скотина, что ты наделал?!» – и вцепилась ему ногтями в лицо, пытаясь выцарапать глаза.

Филиппу было не привыкать к таким поворотам событий, да и у женщины, на просто не хватило бы силы, справиться с этим бугаем, Она получила удар по печени и попятилась до окна.

«Ну и семейка: у этого язык без костей, баба истеричка – как они тут уживаются?!» – подумал удивлённо, вслух Филипп и вытер кровь с расцарапанной щеки, Потом он встал из-за стола и направился в сторону дочек Афанасия, но не пройдя и трёх шагов, Готфильд получил с заду удар, колотушкой по голове – Марфа забыв все меры предосторожности кинулась защищать своё потомство, Но удар получился скользящим, и большого вреда не причинил, только разозлил Филиппа, ещё больше, Он повернулся в сторону женщины, Марфа опять замахнулась колотушкой и сделала шаг вперёд, как в тот же миг: армейский нож пробил её сердце насквозь, и вышел с обратной стороны спины – женщина ойкнула, а Филипп ударил её ногой в живот, Женщина «слезла» с острия ножа и отлетев до стола, ударилась головой об угол – упала на пол, Расписное блюдо с блинами перевернулось и упало, на её бездыханное тело, следом упал и кувшин с сметаной, который разбился о блюдо, и сметана сразу приобрела красный оттенок, Девушки громко закричали, но бежать было некуда, и теперь их молодой и неокрепший мозг испытал настоящий шок – ворота ада заскрипели зловещей песней, неприкаянных душ: выпуская зверя на охоту.

Афанасий схватил вилку, и что-то громко мыча, и плюясь кровью кинулся на гостя, и только успел замахнутся, тотчас получил сильнейший удар ногой: в голову, Тело отлетело в противоположную сторону дома; сильно ударившись затылком об стену – старик без сознания упал на пол.

Теперь Филиппу ничего не мешало, и остановить его могло, разве только что: прямое попадание молнии, – и только в темечко, но звёздное небо с зловещим светом, буроватой Кламетры, не предвещало подобного развития событий.

Девушки забились в угол и сильно плакали – Филипп с страстной улыбкой: прокрутил рукоять ножа и неторопливо, двинулся в сторону девушек.

Спаси мамуля дорогая!

Кричала девичья душа

А зверь голодный: не моргая;

Он шёл на встречу, не спеша

Только Тузик чуял, что в доме происходит что-то неладное, Он ходил по сараю и громко рычал, потом даже пробовал рыть подкоп, но как назло, в сарае оказался каменный фундамент, Пёс был твёрдо уверен, что его Любка в опасности и ей нужна его помощь, но сейчас, он ничем не мог помочь – был взаперти, куда по воле рока, она его и закрыла, От понимания безвыходности, его и так большая ненависть к незнакомцу, с каждой секундой, росла всё больше и больше.

Глава 3

После праздничного обеда: императорскими деликатесами и душевным разговором – далеко за полночь, подразделение усладилось крепким сном; и в это раннее время они досматривали свой, сто первый, розовый сон; Шарик как обычно – был по делам, а первый лучи Большого Зирка добрались только до крыши Панифекса и с теплом осеннего утра, прощупывали её яркими лучами.

Джек проснулся от непонятного шума, который с каждой секундой, становился всё отчётливей и громче, Он с неохотой встал с трона Семёна 33, где пришлось коротать ночь, и все ещё, спя на ходу, подошёл до окна, что выходило на Вильтонскую площадь, То, что предстало его взору, за считанные доли секунды, привело дремлющий мозг, из полусонного состояния в боевую готовность номер один, Вся площадь – мерцала от головных щитов, прибывающего войска: пеших и конных отрядов; цоканье лошадиных подков, будто хронометр, отстукивало по мозгам Сильвера, нагнетая тревогу.

Василий – сын императора, выполнил поставленную задачу на отлично и в короткий срок, смог собрать: пяти тысячное – боеспособное войско, готовое отдать жизнь на благо отечества, в святой войне с демонами.

Когда полки Василия вошли в город, он очень удивился, пустынным улицам Эдема, «Неужели опоздал, и демоны взяли верх», – сверкнула мысль о отце, и кольнуло сердце о матери и сестрах, Взору предстал пустынный город: не было ни одной живой души, даже все бродячие собаки с котами: пропали бесследно.

Обоюдное чувство тревоги, бесноватой кутерьмой: в виде стихийной паники – зародило семя страха в мозгах, простоватого, кучумского народа, И с таким же усердием взрыхлило сознание Сильвера; и не имей бы он чуткого сна, что выработался за долгие годы службы на Федерацию, то головы могли бы им отрубать прямо во сне.

Он быстро отошёл от окна, до спящего, прямо на полу Стива, закрыв ему одной рукой рот, другой начал крутить нос, тот спросонья хотел кинуться на шефа, но быстро сообразив в чем дело, только проморгал: мол, что там случилось, Сильвер поднёс к своим губам палец и дал понять, что сейчас не время говорить, и головой указал на окно, Больших объяснений и не требовалось, Стив быстренько добрался до окна, и незаметно выглянул, а потом глянул на шефа и подумал, что теперь, он Джеку будет обязан: до гробовой доски.

Побудка остальных членов подразделения не заняла и полминуты, За исключением Фёдора, команда в считаные секунды отошла от сна и действовала как чётко отлаженный механизм, Уже совсем рядом слышался гомон солдат, которые по ступеням быстро входили в Панифекс, Джек выставил первые попавшиеся координаты: ели слышное жужжание пространственного континуума, розовым пятном, осветило хоромы императора, Фёдор убрал руку Марка, которая закрывала ему рот, и что-то было начал задавать неуместные вопросы, да ещё громким голосом, но тот не дав ему опомниться, схватил Ломоносова: за руку и ногу, швырнул в розовое облака порта, и следом шагнул сам, остальные члены подразделения не заставили себя ждать, и нырнули следом – последним был Джек, Но не успел он сделать шаг в порт, как из-за спины, послышалось громкое: «Демоны! Держи! Держи их, а то уйдут!» – прокричал писклявый голос и следом полетело копье, в сторону растворяющегося в облаке пространственного континуума, фигуру Сильвера, В туже секунду портал закрылся, и остальные копья и стрелы летели уже в стену Панифекса.

Джек вышел с порта в десяти метрах от того самого дупла где Банзай прятал их вещи – Фёдор стоял на коленях и вытирал разбитый, после столкновения с деревом, нос; Марк только улыбался и ничего не говоря, хлопал его по плечу.

Неожиданно, возле уха Джека: вея сильных запах, кучумского тропника[27] – с порта, вылетело копье, которое со свистом пролетело дальше: над головой Фёдора, и встряло в дерево с дуплом – портал закрылся, Никто не успел сказать и слова, о комментарии с копьём, как на удивление всех, с дупла выпрыгнул дедушка Банзай, и резво побежал в глубину леса, «Ну держись! Кучумовский голимец, – крикнул ему вслед Стив и понёсся напролом, через кустарник», Держи вора!

– присущей только Фёдору интонации, пролетело эхом по ушам подразделения, и все как по команде кинулись вслед убегающему «спринтеру».

У Джека, по крайней мере, был не один вопрос к этому «пенсионеру», «И интересно, почему это Шарик, не переместил его вместе с остальными», – думал Сильвер, и удивлялся расторопности старика, Впереди показался большой пень, Джек с разгона прыгнул на его гладкую поверхность, и приземлился на правую ногу – нога с невероятной силой, будто мощная пружина: гигантских размеров – пулей, выстрелила его телом, Банзай оглянулся, и увидев Джека, который летел в его сторону с очень большим ускорением, перешёл на повышенную передачу, и ломая всё на своём ходу: молодые деревья, кустарники – с скоростью клапера, сломя голову, нёсся вперёд – шум от ломающегося леса, стоял как от бригады дроворубов, со ста человек, Джек летел следом, и всё ещё не понимал – ни сути такого полёта, ни дьявольской скорости старца, все было очень быстро; деревья мелькали одно за другим, а рассекающий ветер свистел в ушах; хоть Сильвер и не контролировал свой полет – чувство азарта переполняло с ног до головы, Ещё каких-то, три – пять метров, и он сверху, сможет схватить, вороватого «пенсионера» за шиворот, но Банзай резко свернул в сторону, а Джек – полетел дальше: вперёд.

Дедушка Банзай, на вид только дедушка, а в середине – обычный киборг, которого заслали, во время войны семи государств, собирать информацию, Земное правительство тайно участвовало в конфликте и это присутствие, заключалось в сборе информации о враждующих сторонах, Добытую таким образом инфу, скидывали воюющим императорам, Поэтому противоборствующие участники военного столкновения, знали о каждом шаге друг друга, до малейших подробностей, По этой и многим другим обстоятельствам, к которым правительство Земли подталкивало безграмотное населении Арианы – военные действия, быстро сошли на нет.

Причина подобного участия была, банальна как белый свет: обширный, сельскохозяйственный бизнес, и настолько громадный, что представить, его масштабы, можно только с хорошей фантазией – треть[28] планеты, и это, занято под фермерские угодья; поэтому правительство Тронплекса, не говоря уже, о втягивании земных дельцов: в области вооружения, или теоретической возможности, о раздуванию военного конфликта на соседние государства, – война кончилась, ровно через полторы недели, по обоюдному согласию сторон.

Во время очередного задания, киборг получил сильный удар: булавой по голове и его что-то там замкнуло – после этого он стал не управляемым; перешёл в автономный режим и стал сам по себе, Три раза с Земли посылали других киборгов, что бы его устранить, но их попытки оказались безуспешны.

Банзай создавался специально для шпионской работы и его навыки маскироваться, а также хорошая ориентация на местности, сделала его практически неуловимым, Тогда в виду его безобидности: киборг не предназначен для других военных действий, про него со временем, забыли, Но это никак не отразилось на, и он продолжал свою шпионскую деятельность и за все эти десятилетия, что находился на Ариане, он практически знал: всё и вся, про каждого, И при этом ещё «чувствовал» себя как рыба в воде; всё было под контролем: информация постоянно обновлялась и проверялась – шпионская работа шла полным ходом.

Сильвер пролетел ещё метров пятьсот, и вылетел на большую опушку, посреди которой находился огромный стог сена; приложив неимоверные усилия: мыслимые и немыслимые – он чудом, спикировал в эту кучу сушенной травы.

Очутившись в середине стога, Джек долго не хотел оттуда вылезать, Приятный запах ароматного разнотравья, ещё некоторое время поддерживал его эйфорию, от этого полёта, и в голове были разные мысли как можно ещё использовать ногу, Но приятное возбуждение, внезапно, сменилось чувством тревоги: «А вдруг бы на пути оказалось дерево, – а не стог, или середина озера, и не дай бог каменная стена, тогда бы только эта нога и осталась, – выбираясь наружу думал он, – и вообще надо быть поосторожней, Зря конечно, что я как следует, у гелта, всё не разузнал».

Джек выбрался наружу весь покрытый репьяками, а и с карманов торчало сено, Он снял шляпу: струсил с неё прилипшую траву – поднял голову и посмотрел в небо, где всходил Большой Зирк, который своими лучами равномерно освещал уже всю опушку, и его тёплый и ласковый свет, потихоньку пробирался в глубь Арианского леса, Сильвер всей грудью вдохнул свежий и сладкий от травы, чистейший – не родной, но очень бодрящий, воздух чужой планеты, И подумав: «Поваляться бы на стогу, хотя бы до обеда, и моря-океаны не надо», – начал очищать одежду от репьяка.

И ценим мы, лишь: что имеем

И то тогда как крикнул гусь

И не находим, а теряем

И ощущаем только грусть

И тут Сильверу на ум, пришла ещё более тревожная мысль, что с ним может произойти, от неумелого обращения с ногой; если сильно оттолкнуться от земли вверх, ясно виделось только одно: его полет к облакам, а вот потом – страх вызывало, такое же стремительное опускание, «Нет, всё с этим надо завязывать, или не действовать спонтанно – особенно отталкиваться», – подумал он и отодрав последний репьяк, одел шляпу, взял курс в то место, где оставил своё подразделение.

Но мысли на то они и мысли, и их ход может остановить только смерть, и по дороге его посетила другая – совсем иная концепция, которая противоречила всему тому, что он думал некоторое время назад: «Раз у меня есть эта нога: значит это судьба, а раз судьба – просто так ничего не даётся; и надо к этому привыкать, и использовать по максимуму», – и с этими мыслями он легонько, оттолкнулся от земли, Тело устремилось вперёд и Джек очутился метров через тридцать: упал на мягкую подстилку леса, кувыркнулся и чуть было не угодил головой в пень, Прыжок получился неудачным: голова сразу не сообразила, что при падении надо подставлять, – именно ту: криптонитовую, а не другую ногу, Но это только ещё больше, разожгло его любопытство и не по-детски возбудило интерес к такому роду испытаниям, Он опять сделал толчок ногой в сторону леса, но при приземлении, подставил нужную ногу, и не успев моргнуть глазом, оказался за пятьдесят метров, «Надо аккуратней, а то опять улечу бог знает куда», – подумал он и с усилием мысли попытался контролировать ногу, на его удивление это дало положительный результат, «Вот оказывается, что! Инопланетные технологии, а я ногу напрягал!» – прыгая по лесу думал Джек.

Если кто бы из местных увидел: прыгающего на пятьдесят метров, с места на место, мужика в чёрном плаще и в большой чёрной шляпе, – то минимум чтобы он сделал, так это перекрестился, а если бы Джек захотел и подыграл ситуации, то запросто, мог бы пойти и за бога, хотя под бога нет, но под демона это уж точно.

Вдали, показались лица родного подразделения, которые с далека приметили: стремительно приближающегося Сильвера, но после всех тех событий, что произошли с ними раньше, такие перемещения их шефа по лесу, никого сильно не удивили.

«А ну, разойдись!» – только успел крикнуть Джек, как вся команда осталась далеко позади, Прыгать он вроде приловчился, а вот приземлятся – его пугала большая скорость, которую он развил; а то множество деревьев и кустарников, что росли сплошь и рядом, не давали возможности, для безопасного приземления, Думавши, что лес не самое удачное место для экспериментов с прыжками, он не замечая и сам этого, выскакал из леса, но времени обдумать своё приземление не было – прыгал быстрей чем думал, Он сделал круг, ещё через три поля, и снова заскакал в лес.

Вдали опять показались лица его команды, только были они уже с немного удивлёнными физиономиями, рядом с ними крутился Шарик, Джек опять всех перепрыгнул, и подставляя уже другу ногу – в мыслях крестился о удачном приземлении: опускался прямо в большой кустарник, Только его левая нога, успела почувствовать твёрдую поверхность, тотчас раздался громкий лязг железа, и неимоверная боль, калённым, ментальным стержнем, прошла через его сознание, «Где-то я такое уже ощущал, допрыгался!.» – скользнуло в мыслях, и в ту же секунду он потерял сознание.

Джек открыл глаза и первое что он увидел: знакомая, треугольная физиономия гелта, которая заглядывает ему в глаза; и что немного удивило: теперь он находился не на «кровати», а в большом саркофаге, в котором было очень уютно и комфортно и даже не хотелось оттуда выбираться.

– Что-то это вы, Сильвер, к нам зачастили?! – неожиданно всплыло в голове, и он все никак не мог привыкнуть к их способу общения, а думал как обычно: о чем попало, и не контролировал своих мыслей.

– Да я бы такой, что остался здесь жить, – пробовал шутить Джек, но гелт тут же спросил: «А чем вы собираетесь, заниматься на Галаксее – вы уже ознакомились с иерархией нашего общества?»

– Но, я не сейчас, допустим, – подумал он в ответ и быстро вылез с саркофага, И чтобы забить чем-нибудь мысли, начал про себя напевать строевой марш – другого на ум ничего не пришло.

Враг разбит и реет флаг Делай чётче в строе шаг Бойся демон, бойся враг Левой, правой – ровней шаг…

Гелт спокойно стоял, и не одна его мысль не перебила Сильвера, Напевая по кругу, второй раз одно и тоже, Джек оглянулся по сторонам, изучая обстановку; теперь он находился не там, где проходил прошлое лечение, а совсем, Огромных размеров ангар, с неправдоподобной стерильностью, что освещается: белым, ярким светом – удивил во всех отношениях; ведь кроме его саркофага, откуда он только что вылез, в ряд стояло, ещё более сотни, точно таких: похожих на космический модуль, экстренной эвакуации, агрегатов, которые светились загадочным розовым светом; а у их изголовья, на дисплее, бегало множество разноцветных графиков, что показывали: бог знает, что.

У изголовья от его модуля, Сильвер обратил внимание на квадратный предмет, чем-то напоминавший мягкий пуфик в его спальне, и на этом пуфике сидел смокт, Всего его восемь глаз не имели век и как мощные визеотреки, пробирали до костей: пристальностью бездонного взгляда; и казалось, что он контролирует здесь каждое дуновение воздуха, но определить – на ком или на чём сосредоточило внимание «Это», смотрит оно, на все: триста шестьдесят градусов.

Хотя это и было милое «домашнее животное», которое по классу местной иерархии, относится к аропам, а по социальной, занимает, приблизительно, место нашего кота, Джек всегда относился к этому существу с подозрением; потому что знал, о его интеллектуальных способностях, – смокт во много раз умней человека, и если бы он захотел, то запросто, мог поддержать их с гелтом, обмен мыслями, Но аропы в отличии от гелтов, не общаются с существами которые по интеллектуальным способностям стоят ниже их уровня; хотя сами намного не дотягивают до интеллекта гелтов – нонсенс, на который он много раз получал ответ, но так и не понял, почему.

Чужедальняя философия: галаксейской цивилизации, не укладывалась у Джека в голове, и это была только верхушка айсберга, Имелись вещи, в которые он даже приблизительно: не мог въехать своим умишком – в суть ихнего устройства, Все было так сложно и не логично, с его точки зрения, точно так же, как и возможность побывать на этой планете; ведь побывать на Галаксее – сопоставимо: что угадать сто номеров из ста в национальной лотерее Тронплекса, Но Сильверу повезло, и он как раз, был тем самым счастливчиком, который выиграл такую лотерею, и ему удалось побывать здесь, и не один раз.

Ощущение от лечения, давило схожей энергией: как и в прошлый раз – била с него фонтаном и казалось, что он мог бы и горы перевернуть, Джек закатал штанину, красного комбинезона, и удивился, увидев свои обычные ноги; ничего не блестело и не сверкало, он сразу глянул на гелта, и перестал петь.

– Прошлое ваше покрытие, несовершенно, на это раз, мы сделали так, что ваш организм сам нарастил кожу на криптоните, однако понадобилось чуть больше времени.

– Наверное целую неделю провалялся? – подумал он в ответ.

Больше он ничего не думал, потому что не мог думать и одновременно общаться; всё это сильно напрягало, ведь подумавши о чём-то, гелт бы тоже это «услышал», и это не учитывая то, что тот подозрительный смокт, который неизвестно что здесь делал, тоже всё «слышит».

– По Земной системе исчисления: триста шестьдесят пять дней и семнадцать часов, ушло на ваше полное выздоровление.

– Ну не фига себе, получается, целый год?! – во весь голос удивился Джек, и опять не контролирую мыслей, подумал, что на Земле про него уже, наверное, давно все забыли, – Зато сразу на службу.

– На это раз, травма у вас была мене серьёзная, и потеря крови: незначительная – хотели поставить вам точно такую же ногу, но пришлось.

– Если травма не серьёзная, то что я тогда, целый год?! Ну и новости! Если это вы так долго наращивали кожу, то можно было и без этого обойтись?! – с разочарованием, перебил гелта, он своими мыслями.

– Кожу как раз, мы нарастили в течении одного Земного часа, – продолжил гелт, – а вот с вашей нервной системой пришлось повозится, адаптация зависела только от вашего организма.

– А что не так, с мой нервной системой? В прошлый раз было все нормально, а тут и травма меньше и потеря крови незначительная; в чем тогда дело? – снова перебил его Джек; всё-таки целый год жизни, ведь он же не живёт как гелты: по тысячу лет.

– Дело в том, как вы выражаетесь, что ваша нервная система не приняла таких изменений, и отказала в самый нужный момент – пришлось её заменить.

– Ну, это мне ни о чем не говорит, – подумал он в ответ, без всякого желания узнавать технические детали, и тут вспомнилось, что не мешало бы узнать, как этим пользоваться, но получил непонятную фразу: «Вы так ничего и не поняли».

– А что я должен был понять?

– Мы вам не ставили левую ногу, да и правую пришлось снять.

Джек не знал, что и подумать, удивлённо смотрел на гелта, потом перевёл взгляд на смокта, тот сидел без каких-либо признаков жизни и в большей мере напоминал: большую, мягкую игрушку.

– Мы вам заменили: полностью, ваш тазобедренный сустав, позвоночник, и разработали новую нервную систему, Ваша нервная система, это наше ноу-хау – экспериментальный вариант, раньше нам такого не приходилось делать, – констатировал гелт и моргнул всеми, тремя глазами.

От удивление, Сильвер открыл рот, и не знал: радоваться ему, или плакать, Единственное что смущало, так это экспериментальная нервная система – с другой стороны, это было как выражался гелт «Ноу-хау наших технологий», Криптонитовый тазобедренный сустав – звучало по крайней мере возбуждающе и интриговало чужедальней философией на людское бытие, «Но зачем тогда, если надо было только нога?!» – проскользнула мысль, на которую он тотчас получил ответ:

– Это было сделано по особой просьбе уполномоченного.

– Какого ещё уполномоченного? – удивился Джек.

– Совет правления Межгалактического альянса, послал своего уполномоченного, и он решил, что целесообразность и практичность такой композиции как у вас, будет совершенным вариантом: их планирования, – сообщил гелт и тут же добавил: – И вообще этот уполномоченный, очень развитое существо, Интересно, на какой он стадии жизненного цикла находиться?

Дельного на ум так ничего и не пришло, единственное что Сильвер слышал о Межгалактическом альянсе, то что это очень крутая организация, которая управляет половиной всего космоса, «Но чем я мог их заинтересовать, у них есть парни и покруче», – первое что пришло на ум.

– Не знаю какие у вас с ними дела, но они вас сюда доставили, и все это контролируют, а наш сенат взял ваше пребывание под особый контроль.

– Одежду мою, опять уничтожили? – подумал Джек и взглядом окинул свой красный комбинезон.

И тут же, не дождавшись ответа, начал перебивать его мысли, своими мыслями, и невпопад: «А как же?.. А если?.. Всё криптонитовое, То тогда где?.» – и взялся рукой между ног, но там было гладко, как на макушке деда Апанаса.

– Вы сильно не переживайте, – успокаивал гелт, вспылившего не на шутку Джека, – Все ваши органы выделения: отходов жизнедеятельности, будут появляться по мере надобности, Я уже вам сообщал, что ваша нервная система очень сложное, – тут мысль оборвалась и это существо, на какое-то время перестало думать, – Нет таких понятий в вашем мировоззрении, но чтобы хоть немного прояснить, вы должны знать главное: нервная система – это отдельный организм, который работает автономно, и имеет свой интеллект; но эти «мозги» работают только на ваше жизнеобеспечение, Наше ноу-хау: экспериментальный вариант, – и опять моргнул, всеми тремя глазами, потом через секунду добавил: – Но это что касательно выделения отходов, а вот если вы, захотите продолжить свой род, то для вас это будет бесплатно, Как вы наверное знаете, технология у нас эта совершенна.

– Нет, так не пойдёт! Я вас не просил: ни новой нервной системы, ни тазобедренного сустава – отдайте мне мой старый и со всеми причиндалами, и наплевать мне на вашего уполномоченного!.. – с этими мыслями Сильвер залез в саркофаг и пытался задвинуть крышку, – Нервная система, черт с ним, пускай остаётся, а вот, необходимо вернуть! Шутка ли, и в молодые годы, – бормотал он на непонимающие подобных проблем, глаза гелта.

Какие только доводы в пользу биотехнологий не приводил гелт, на Джека это не действовало, Тогда треугольный достал с кармана, странный, маленький приборчик, и поднёс к глазам пациента – показалась ослепительная вспышка, и разум погрузился ни во что: без мыслей и снов.

Через секунду, как ему показалось, Сильвер открыл глаза и первым делом полез рукой между ног, но там, снова, поле для тронплета.

– Ваши детородные и, – очень по-научному выразился гелт, – Только по факту обходимости, Ох, и задали вы нам, с этими первобытными инстинктами!

Джек сразу подумал, чтобы не мешало испытать где ни будь этот, но ему сразу дали понять, что здесь навряд ли получиться, Ответ, что все было испытано и работает лучше, чем оригинал, вполне устраивал, Но неожиданно, гелт достал, напоминавший грелку предмет, в котором было восемь дырок разного диаметра и одна прямо-таки, – предложил, что мол если он настаивает на испытании, то можно и испытать, Джек вежливо отказался, так как знал: Галаксейцы не шутят и шуток тоже не понимают.

– Нельзя было сразу, все так сделать? – радостные мысли, что теперь всё как у людей, согрели своей теплотой.

– Ненужная роскошь! И не как у всех людей, – здесь он разъяснил, но никто его не слушал, главное, что аппарат работал, а остальное мелочи, – Мелочи, которые отняли ещё год вашей жизни.

– Как год! Не понял?!.

– Если точно, то это: восемьсот пятнадцать дней и девять часов, вашего пребывания на Галаксее.

Такие новости, немного огорчили Джека, хотя мысль, что теперь он мужского, а не среднего рода – перебивала другие эмоции.

– И как этим управлять или пользоваться, как там?..

– Вам нечего об этом беспокоиться, два-три дня, привыкнете, можете смело положиться на вашу нервную систему, ноу-хау: экспериментальный вариант, – подморгнул ему гелт, – Главное, надо только в мыслях: точно уточнить, что будете делать, и нет никаких ограничений.

Джек с небольшой горчинкой, о потерянных двух годах жизни, ударился в размышления о своей дальнейшей судьбе; ведь за это время, что его не было на Земле, там многое могло поменяться; и эмоции разжигали интерес, похлеще: экспериментальной нервной системы – как там подразделение, Вероника, Оуэн, Серёга Волков, живой, нет; хотя для Сильвера это время пролетело в один миг, в Тронплексе всё шло своим чередом, и за это время о нём даже могли, и вправду забыть.

– К вашему сожалению, людское существование: иррационально, – всплыло, перебивая всё остальное, – Будете портироваться без посещения Галаксеи?

– А что уже разрешили? – отвлёкся он от раздумий.

– Вам можно посещать нашу планету в любое время, и на любое срок.

Сильвера немало, удивил такой ответ, обычно, чтобы побывать на планете гелтов – целое дело: надо брать кучу разрешений и согласовывать с их сенатом, потом неделю ждать ответа; и это при условии: что разрешено земным правительством, а учитывая, что он был двенадцатым человеком, которому за всю историю Земли, посчастливилось побывать на Галаксеи.

Когда-то, в далёкой молодости и в определённый момент жизни – Сильвер мечтал об этом с утра до вечера и это было как навязчивая идея: хотя бы месяц пожить на Галаксеи, но и этого времени было бы не достаточно, чтобы полностью проникнуться атмосферой, древнейшей цивилизации в совокупности с их сверхтехнологиями, что не идут ни в одно сравнение, даже с земной фантастикой; но сейчас он размышлял чуть по-другому: «Раз уж если позволено в любое время и на любой срок, надо бы сначала прояснить обстановку, что там дома, а потом уже точно: не меньше месяца – и только по полной программе и с кучей денег».

– Ну как хотите, мы всегда рады видеть вас на Галаксее, – подумал гелт и тут же добавил: – Только смокта, не забудьте забрать.

– Смокта, смокт не мой?!

– Забирайте! Забирайте, он все это время был постоянно возле вас, и поступили вы вместе с ним, правда несколько раз, он куда-то отлучался.

Джек с удивлением глянул на игрушечное создание, и не успел ещё ничего подумать – как тот был уже возле его ног, и уже через две секунды залез ему на плечо.

– Да меня с ним, с планеты выгонят, – заулыбался Сильвер и снял смокта с плеча, удобно умастил в своих объятиях, – Кормить надо, а! Чёрт с ним, со мной так со мной, – а сам подумал, что неплохо бы с таким в дозор ходить, – Ну что! Домой, – и погладил его пальцем между глаз, тот чуть сжался и моргнул всеми восьмью глазами, – Домо. ой! Будем с тобой в шахматы играть.

– Домой вам ещё рано, Уполномоченный дал чёткое указание, что вас надо отправить в тоже самое временное измерение, с соблюдение точных координат, вашего присутствия на Ариане.

– А разве такое возможно? – с недоверием подумал Джек.

– Сенат одобрил: временное перемещение, и как сказал уполномоченный, что вы должны закончить кукую-то очень важную миссию.

От этих мыслей у Джека челюсть отвисла вниз сама собой, и он не совсем понимал, что происходит.

Внезапно перед ним возникла зеркальная поверхность прямоугольной формы, которая появилась неизвестно от куда, и не была похожа на обычный порт гелтов.

– Заканчивайте вашу миссию, и к нам, и лучше только на экскурсию, а если надумает здесь жить.

– Подумаю, подумаю, – и шагнул в середину, приятной на ощущения субстанции; и его другой шаг был уже в тех самых кустах, где он пытался приземлится, после прыганья по лесу.

Картина застывшего слайда, перед тем как он потерял сознание, тем же самым кадром – поставила обстановку той минуты: перед ним лежал большой медвежий капкан, сбоку которого валялась его левая нога, Подразделение стояло в двух метрах и с крайний изумлением смотрело не на шефа, а на смокта, который спокойно блымал, с рук Джека, всеми восьмью глазами, и никак на это не реагировал, Через секунду, инобожье создание, спрыгнуло на землю, и в мгновение ока, забралось на высокую ветку дерева; умостившись там поудобней, оно как, навороченный визеотрек: своим едким взором – светило рентгеном, просвечивая Арианский лес, на многие сотни метров.

Подразделение как по команде, обступило дерево, где взгромоздился инопланетный представитель, неизвестного им, биологического вида; и с детством в одном месте.:

– Во, чудо-юдо! А ну, слазь, – Ломоносов был самый активный.

– У-тю-тю, – подманивал Марк смокта, кидая ему куски пирога, который он прихватил в Панифексе.

– Может он пирогов не ест.

– И нечего дать.

– Надо залезть и снять.

Удивление, пускай и невиданному, но обычному «зверьку» – это понятно, но то, что никто, не то что не удивился, а вообще придал мало значения тому, как через короткий промежуток времени: обычного моргания глазом – их покалеченный шеф… тут же появился цел и невредим; и даже его красный комбинезон с такими же красными, мягкими тапочками, – всё это не укладывалось, в переполненном эмоциями сознании, Джека Сильвера, Его команда, напрочь забыла, не только, о субординации, а и о самом существовании Джека – все были заняты загадочным существом.

– Я ещё здесь, – хотел привлечь к себе внимания Сильвер, и щёлкнул пальцами правой руки, но никто не обращал на него внимания; правда только Марк чуть отвлёкся и как бы невзначай, поинтересовался, что мол протез поставили, мене бы такой, и не сводя глаз с смокта – высказался на тему, как технологии достигли такого невиданного прогресса.

Джека распирало от жгучих чувств, которые он, как ну духу, хотел выложить своей команде: про гелтов, об искусственном тазобедренном суставе с его экспериментальной, нервной системой, которая, вдобавок, имеет свой интеллект; и конечно сказать, что он отсутствовал более двух лет, Но посмотрев на подразделение, что как малые дети облепили дерево и пытались сманить оттуда смокта – сразу подумалось, что наверно не пришло ещё время, чтобы они всё это знали.

– Если вы его рассердите, то он начнёт плеваться смординовой кислотой, и метров на двадцать, тридцать, не меньше, – пошутил Сильвер, но его слова с невероятной силой подействовали на команду и даже Ломоносов сказал, что с смординовой кислотой лучше не шутить и отошёл ровно на тридцать семь шагов от дерева где, сидел восьмиглазый.

– А где, «ото» делось? – закричал Федя, когда повернулся лицом к команде.

Смокт пропал бесследно, но появился Шарик, который в своей манере, бегал и махал хвостом, Все начали допытываться у рыжего: не видел ли он, «ото» и хотели разузнать, что, то могло быть, Шарик по обычаю: отчеканил в своём амплуа; и ответ они получили по всем правилам логики, присущей только этой собаке; что инопланетное существо не имеет никакого отношения к их миссии, и подобная информация лишняя для их умов, Не удовлетворившись ответом, они переключились на Джека, но услышали: не столь изощрённый, но довольно понятный ответ: – Баба с возу кобыле легче, – а сам только подумал, что жаль смокта, с голоду помрёт или дикие звери съедят. хотя с его умом, и сразу захотел, поблагодарить Шарика за спасение, ведь кроме него, никто бы не смог его переместить, И ещё не успев додумать мысль до конца, его перебила другая, извне, которая в какой-то степени была ожидаема, но имела странный подтекст; то что он услышал кучу ненужной информации то одно, а то что спасал он: не его, а их миссию, которая оказалась под угрозой срыва, что его жизнь не является необходимым условием для завершения боевой операции, и что, и ещё, – совсем другое.

– А этот пенсионер, наверное марафонец, во как чуханул: только и видели?! – высказался Стив.

«Если бы они видели, как он дальше чуханул, когда я его чуть не схватил за шиворот», – подумал Джек и не обращая внимания на то, что ему навеял рыжий, предложил: – Знаете, что! Надо бы с этим «пенсионером» побеседовать по душам, а то за него мы хлебнули здесь не мало, да и предчувствие у меня: не прост этот старик.

– А как с ним побеседуешь, бегает так, что дай бог каждому, и вы со своими прыжками не смогли его догнать?! – с удивлением захихикал Марк.

– Он мне сразу не понравился, Говорит сто тридцать лет, а волосы словно у молодого, Может какой бандит: замаскированный? – добавил Стив и тут же вспомнил как они ловили одну бабу беременную, а то оказался переодетый мужик.

В разговор вмешался Шарик и сказал, что это старик, кто бы он не был, не препятствует их миссии, и им надо сосредоточиться на боевом задании, Потом он на несколько секунд исчез а когда появился, то сказал, что координаты цели он обновил и нужно заканчивать, боевую задачу; следом он предоставил: на выбор – пятьсот семьдесят шесть вариантов, поимки преступника.

Расчёты, схемы, планы – цель;

Роятся цифры целый день

Бегут они под алгоритм,

Их циклом крутит чёткий ритм

Логичной цепью золотой:

Пленил врага – план запасной

– Что-то это ты, с вариантами переборщил, прошлый раз всего, – подметил Федя и добавил, что давно пора совершенствоваться, и выходить на высшую ступень, – Ломоносова, тоже иногда заносило, с его начитанными мозгами, – рассчитывать надо один, и самый верный, – и тут же, он, сам себе, сказал понятно-понятно: и утёр нос.

– Не знаю, что понятно вам, мне понятно, если я в таком виде покажусь перед Готфильдом, то он со смеха помрёт и не надо будет его.

Красный комбинезон Джека, хоть и был комфортен и тёпел, но, он его рассекречивал, а косые взгляды команды, которые молча ели своими взглядами; ведь они не со слов знала, как шеф реагируют на разговоры о его одежде – создали чувство дискомфорта. а ещё эти тапочки.

Среди подразделения раздался лёгкий смех, и Марк чуть было не предложил мешок с дырками, но вовремя опомнился, и отказался от этой неудачной мысли.

– План насчёт Готфильда, значит такой: никакого риска и внезапных появлений, мало что он там творит, в прошлый раз, девочка, крестьяне, короче, геморрой излишен, я не хочу, чтобы пострадал кто невинный.

– И какой план из лучших, самый лучший. если и тот самый лучший? – заулыбался Фёдор.

– Вот именно! А Готфильда, выманим, подстережём, и старым проверенным способом, как и хотел: наш великий и могучий, – сказал Джек и провёл рукой по горлу.

– А там, где-нибудь, тоже: старыми и проверенным способом, и закопаем, – потёр ладошки Марк.

– Правильно мыслишь, солдат.

– Можно и не закапывать, здесь в лесах столько животных, растянут: за одну ночь, – развила мысль Джина.

– Делите шкуру не убитого медведя?! Что будем делать с медведём, здесь убьём или в лес сведём?!

– Шарик, это же планирование, разные варианты, какая там шкура, – сказал Фёдор.

– Планирование к людскому роду, не имеет никакого отношения, вас самих спланировали, и оставили на произвол судьбы, жить мыслями чужих индивидуумов, – загрузил по полной программе рыжий, и на удивление всех: потребовал противопоставить аргументацию, против его доводов; а на попытку Ломоносова, хоть что-то сказать в своё оправдание, он напомнил ему о несовершенной памяти; а так-как Федя начал с религии, то он ему записал: на ксинтонном уровне – все двенадцать религий, современного Тронплекса; в полном объёме.

– Шарик, ты что свой модуль разблокировал? – удивлённо спросил Фёдор и через секунду добавил: – А насчёт этого ты прав! Человек, – и завёл дебаты на религиозную тему.

В разговор вмешался Джек: «Батюшка нам не помешает, но сейчас у нас не собрание баптистов, а боевое задание, и командую им я, Слушай приказ! Ты, Шарик, планируешь, вы исполняете. а ты, закрываешь рот, и тихо сопишь в две дырочки, если что надо, спросим! И всё, нечего здесь базар разводить! Ближайшая цель: дедушка Банзай, – здесь Сильвер расписал, каждому своё задание, – И будем брать Готфильда, но после того, как я себе новую одежду найду».

Джек попросил Шарика узнать ДНК старика, по фрагментам те что могли остаться в его доме или даже в том дупле, с которого он выпрыгнул, Рыжий трансформировался в переливающийся шар и плавно залетел в дупло – не было его около минуты, Вылетев обратно, шар на мгновение завис на уровне дупла и через две секунды растворился в воздухе.

– Вот тебе новости! Это он куда, интересно?

– Всё тебе, Ломоносов, интересно, хочешь быть самым умным? – сказал Марк и похлопал его по спине своей увесистой рукой, и добавил: – Плохо, что в Тронплексе на Шариков не учат, а то бы ты, но не переживай, отец Фёдор, ха-ха-ха, ксинтонный уровень рулит.

– Так, Фёдора мне не обижать – человек ещё полностью не восстановился! – строго сказал Джек.

Как внезапно шар исчез, так и появился, только уже в образе Шарика.

– Психофизическое ощущение реагировать, на внешние раздражители, у тебя Джек Сильвер, развито сильней чем у остальных индивидуумов, предположение о целесообразности, подтвердилось, – доложил по прибытию рыжий.

– По ДНК, интересно, местный или с Земли?

– ДНК отсутствует, у данного механизма.

– Что значит механизма? – не сильно удивляясь спросил Джек, и сразу вспомнилось как тот Банзай бежал, сломя голову, через труднопроходимый лес.

– Кибернетический механизм, модели Сикофант:::77А; кодовое имя: Банзай – имеет искусственный интеллект NG-17 уровня, – здесь он расписал, вплоть до, – Относится к классу киборгов не серийного производства, и имеет встроенный, шпионский модуль, также обнаружен незначительной сбой в логическом, возможно от сотрясения основного корпуса, чем-то тяжёлым, – закончил этими словами рыжий.

– Киборг! Я так и знал, что киборг, Только что он здесь делает, интересно, интересно, очень интересно! – с мальчишечьим азартом сказал Сильвер.

– Я тоже знал, что киборг, – буркнул Фёдор, и потёр нос.

– Толку что мы знаем, Сикофант, ну и слово, военного робота, мы не поймаем никогда, он нас в лучшем случае всех покалечит, – сказал Марк и почти сразу добавил: – Ну это если, он нужен нам работающий.

– Здесь без тяжёлой кавалерии, – махнул рукой на эту бредовую идею, Стив, – Поймать киборга целым и невредимым!.. И вдобавок со сбоем и сотрясённого, Аминь! Можно об этом забыть, Как ты там, Шарик, на счёт бреда говоришь?

Джек знал, что все военные роботы были так запрограммированы, чтобы не попадать в плен к врагу, а учитывая, что киборг в десятки раз сильней человека, то функционирующим, взять его практически невозможно, а кусок железа был ему не нужен.

– А как же ты его без ДНК обнаружил?

– Под эти деревом, Сикофант:::77А, обустроил главный штаб и склад, и имеет ещё тысяча пятьсот восемьдесят четыре временных убежища, по всей планете, – уточнил рыжий, – И согласно логической импликации, объект был обнаружен, в 56F убежище, Несовершенство NG-17 уровня: говорит само за себя, модуль не справляется с многопоточным, карту убежищ, надо было прятать в другом месте, – закончил он речь и через секунду добавил: – Но учитывая его семнадцатый уровень, никуда он бы все равно не делся: как бы не планировал.

Технические подробности, обрадовали только Фёдора, остальные же делали вид: что им очень интересно, но перебивать речь этого «профессора», дураков нет – ксентонный уровень никто не отменял.

– Молодец! Хорошо объяснил, а теперь проверим, что там у него за штаб – лучше раз увидеть, чем сто раз услышать, А ну! Стив, подсади, – разгорелся любопытством Джек.

Подразделение, по очереди, кроме Марка, которому Сильвер приказал остаться и покараулить: на всякий случай – забралось в дупло, В середине дерева был замаскированный ход, что вёл вниз корня, а потом ещё метров десять в бок, под землёй, Пройдя узким тоннелем они, уже через несколько минут, очутились в более просторном помещении; освещения не было, а свет от миниатюрного клокса с сокоровым тромпом, которым подсвечивал Фёдор, не спасал, Здесь, Джек вспомнил, что не зря они брали с собой приборы ночного видения:

– Ломоносов, а ну дуй на верх, и тащи «Филина»!

– Да и так видно, куда надо, сюда, сюда? – бегал он клоксом по бункеру Банзая, – Можно ещё Шарика попросить, он нам подсветит и не надо, – рюкзак остался на улице, и ему ой как не хотелось, лишний раз встречаться с Марком, и один на один.

– Надо, Федя! Надо! – всплыло в голове у Ломоносова, – и тут же рыжий выдал ему короткую мысль о занимании его ресурсов: с неуместным расходованием энергии.

– Понятно! – сказал он в ответ на это умозаключение, только уже в голос.

– Если понятно, чего тогда стоишь? Одна нога здесь другая там, – резко бросил Джек.

Фёдор с неохотой, полез назад по тоннелю, за приборами ночного видения, Джек не стал продвигаться наугад и приказал, всем оставаться на своих местах, мало ли чего, мог начудить этот, как выражался Стив «сотрясённый», и вдобавок ещё, с программным сбоем в модуле интеллекта, Через семнадцать минут, томительного выжидания, послышался шум доносившейся с прохода, а следом голос Фёдора, который что-там бурчал под нос, Добравшись до главного отсека, он со словами: «Налетай! Подешевело!», – раздал каждому в руки по экземпляру: ночного видения «ФилинR5»

Как только «Филины» оказались на голове команды, виду предстала впечатляющая картина: помещение было не одно; а где они стояли, это был большой тамбур – пять дверных проёмов вели в разные стороны; стены бункера удивили своими толстыми колодами из – даже не выговоришь – породы дерева; каменный пол заставил задуматься о времени, которое было потрачено на изготовления главного штаба, а если вспомнить доклад Шарика, о тысяча пятьсот восемьдесят четырёх временных убежищах, по всей планете, что имеет этот киборг, вопросов больше чем ответов.

– Вот тебе и Сикофант! Обустроился как в лучших домах Марленда и, – восхищался Ломоносов.

Начав с ближайшей двери, команда приступила к обследование бункера; помещение оказалось, даже ещё больше, чем тамбур: раз в пять, И напоминало исторический архив, национальной академии наук; везде, на стенах висели портреты, никому неизвестных людей – с временным штампом: годов их жизни, но на многих была проставлена только первая дата; множество топологических карт: на стене и в рулонах – до дотошности въедливо указывали названия, городов, сёл, дорог, озёр, рек, и даже посадки (неужели и с тропинками!) были помечены кодовыми надписями.

– Гляньте, а здесь план села. Верхняя Балаболовка, – громко прочитала Джина, – старостмейстер: Мамалыгин.

– Ну и название, ещё и Мамалыгин! – не оставил без внимания Ломоносов.

– Количество домов, жителей, фамилии, имена помеченные!

– Интересно, для кого он эту информацию собирает, – послышался голос Стива.

Дальнейшей исследование резиденции, этой «консервной банки», заставило призадуматься и даже немного пугало своими масштабами, которые были сопоставимы только, с действием регулярной армии.

– Гляньте! Гляньте! – неожиданно закричал Фёдор, – Семён 33, – и снял со стены портрет, усмехнулся и из любопытства глянул на обратную сторону рисунка: – Ты смотри! Родился, женился, стал императором, да тут, жена, наверное, такое не знает!

– Тебе откуда знать, что знает жена? – заулыбался Стив.

– Зато «дедушка» Банзай знает, – поднял настроение Сильвер, – ему бы ещё такую бабушку, и пару таких внуков.

Дружный смех команды, был наверное слышан и в лесу, но смех, смехом, а такой поворот событий, только ещё больше разжёг интерес Джека к Сикофанту, и теперь все его мысли работали только на одно: как поймать «пенсионера». Догнать, теперь не проблема, – хотя Сильвер ещё не испытывал новую функцию, да, да, именно функцию, по-другому он никак не мог это назвать, – Ну а дальше, – после недолгих раздумий решение проблемы пришло: само собой: – Шарик, боевая задача, твоя любимая: спланировать поимку Сикофанта: Банзай!

Все, будто по команде, повернули головы в сторону шефа – и как это они сами до этого не додумались, Фёдор попытался что-то сказать, но Джек показал ему жест рукой, что мол: закрой рот и занимайся своими делами.

– Не вижу обходимости, – знакомые слова, под удивлённые лица подразделения, в каждом отдельном мозгу, закончили эту мысль с одинаковой точность, но, – Данная процедура давно спланирована, и учитывая потенциальную опасность: кибернетического механизма, наряду с гипотетической возможность, срыва им нашей миссии, Ловить его нет необходимости, а если логически обдумать.

Джек не успел даже отрыть рот, чтобы возразить рыжему на его логику, как – раздался резкий хлопок и каждый уголок подземного штаба, озарило загадочным сиянием: переливающегося шара; согрев команду ментальным теплом – он вмиг испарился в неизвестном направлении. Никто так и не понял, что имел в виду Шарик – продолжили дальнейшее обследование бункера.

Логово «дедушки» Банзая – переполняло, немерное количество, разведывательной информации: планы Панифексов, карты, досье – наверное на каждого человека – кучи всякой одежды и даже прибор для нанесения флузелиновой маски – вот он то, и заинтересовал Джека больше всего, «Или киборг работает на правительство, или находиться здесь, может быть очень опасно», – подумал он при этом внимательно осматривая помещение, где было множество всяких штучек, которые заметно устарели, в виду их технических характеристик.

Пятое помещение оказалось складом одежды и подвернулось оно, как ни стать лучше – Джек выбрал: кожаный плащ, шляпу с широкими полями и мухтоновые штаны в клеточку; сапоги со шпорами очень смешили, но здесь это было, само оно, И тем более он не собирался расхаживать при таком параде по Тронплексу. особенно в мухтоновых, да ещё и в клеточку, Склад с одеждой поразил своим ассортиментом, ведь при перелопачивании Сильвером, той груды тряпья, ему попадалась и женская и даже детская одежда, а где киборг её взял можно было только догадываться.

Прерывая их экскурсия, по подземному бункеру, послышался громкий шум: чего-то быстро приближающегося, по тоннелю.

– Наверно Марк, – предположила Джина.

Все стояли и внимательно смотрели на вход в штаб, Через считанные секунды, на всеобщее удивление: перед ними появился Банзай, Стив выхватил нож и подумал, что живым он ему не дастся; Джек потянулся за своим, но, сейчас было не до него и он приготовился бить ногой: как можно посильней – чтобы уже наверняка; Сильвер не раз видел, что творили киборги в тылу врага, и поэтому не на секунду не сводил взгляда с этого механизма, Но Сикофант, который стрелой влетел в бункер, неожиданно замер, и стал как вкопанный, хотя быстрота действий и неожиданность – основное преимущество киборгов, и по идее он должен был их уже, давно, на части порвать, И такое поведение насторожило ещё больше – мало ли чего этот «сотрясённый», себе надумал, Под тревожные мысли команды, в штаб влетел белый ворон и сел киборгу на голову – появление Шарика расслабило, но не сильно, пока ворон не сказал:

– Молодец! Быстро добрался, смазку надо, всегда вовремя менять.

– Последняя, плановая смазка: трущихся элементов, была двадцать четыре дня назад и прошла успешно, – неожиданно для всех, отчитался Банзай.

По поведению, Сикофанта, а особенно, по впечатлению: с их прошлым знакомством в лесу, Джек не знал, что и подумать; киборг не был похож ни на одного, ни те в армии, или те две «консервные банки», что пылились на складе у Ломоносова – и рядом с ним не стояли; да и такого номера модели он тоже что-то не припомнит, хотя имел и имеет доступ к любой секретной информации, а слова генерала «Настоящий хлам, больше чем убивать и подменить пилота, ни на что не способны, куда они там наши налоги тратят?!» что крутились сейчас в его голове, ещё больше запутали мысли, На устаревшую модель, Банзай совсем был непохож, И сразу подумалось о прокуроре и его секретарше: «Какой они интересно модели, Ну ладно, попаду на Землю, обязательно узнаю – и глянув на Шарика, шутя спросил: – Что ты с ним сделал? Наверное, загипнотизировал?»

– Гипноз, – выдал рыжий короткую речь об этом термине, и неуместности его в данном контексте, – Перепрограммировал интеллект: сбой устранён, также усовершенствовал шпионский модуль, другие показатели в норме, теперь он работает, как теридовая реакция, и будет служить в составе вашего подразделения, – закончил этими словами он свою речь.

– Киборг не помешает, будет вещи носить, Слышишь, Федя, тебе помощник, Шарика не будет, будешь с этим.

– Будет хоть с кем: о чём умном поговорить, – съязвил Ломоносов и тут же добавил: – И пока его у нас не забрали, пусть скажет, зачем он нас Семёну 33 сдал.

– Семьдесят седьмой, зачем спланировал сдачу подразделения противнику? – поинтересовался Джек.

– Сикофант:::77А, нуждался в денежных средствах, а за ваши головы было назначено солидное вознаграждение.

– Деньги «человеку» понадобились, – с насмешкой сказал Стив, и все удивлённо переглянулись.

– А зачем тебе деньги?

– Сбор информации без денежных средств, является трудновыполнимой задачей, и требует более значительных временных затрат, что в боевых условиях является недопустимым значением.

– Сикофант, вот Сикофант, тоже продуманный! – вставил Фёдор, – Перепрограммированный ты наш.

– Цель разведывательной миссии? Для кого предназначается информация?

Теперь, Банзай вёл себя как настоящий киборг, и Джек знал, как надо общаться с этим механизмом, Семьдесят седьмой начал рассказывать про войну семи империй, про Федерацию, как, где. Слушали его наверное около часа, и сразу стало ясно, что за сто тридцать лет сбора информации – слушать его надо, ещё: не меньше года.

– Закончить отчёт! Поведение: имитация человека!

Киборг прекратил отчёт и сразу сказал: «Как здесь темно: хоть глаз выколи!» Все громко засмеялись и Джек сказал, что надо отсюда выбираться, и плохо что киборгам не надо еды, а то он уже сильно проголодался.

Банзай первый выпрыгнул из дупла – и тут же с леса послышался громкий крик: «Сейчас я тебя вскрою, консервная банка!», Марк с остервенением напал на киборга, с ножом, Но тот ловко увернулся и он промазав, вонзил его в дерево, Под глазом пехотинца красовался большой синяк, оставленный семьдесят седьмым, при входе в дупло; но Марк ещё не знал, что «пенсионер» на их стороне, и был полон решительности разделаться с вражеским механизмом.

– Отставить, нападать на киборга! Он теперь с нами, – сказал показавшийся с дупла Джек.

Команда в отличном настроении и с кучей эмоций, быстро покинули генштаб Сикофанта.

Джина подошла к Марку и глядя на его физиономию с улыбкой сказала: «Да ты радуйся, что так легко отделался».

Тот махнул в её сторону рукой, чтобы отстала, и засунул нож обратно в кобуру, А Ломоносов за спины Джека, подколол его на счёт ночного и беззвёздного неба и тут же процитировал «И усомнись в силе хвалебной, против дитя безвинного, ибо придёт время и усомнишься в жизни долгой, перед мужем могучем, в облике ветхом».

– Ломоносов, – глянул на него Джек и не стал развивать тему.

Все сочувствовали Марку, но его физиономия и рядом стоящий «дедушка» Банзай, что по старчески сутулился и продолжал имитировать «пенсионера», Федя, пару реплик от Джека, и неуместное сочувствие Стива – хотели, как лучше, но получилось, как всегда.

– Так, так, так, а, вот что! Шарик, тебя отвлекать, от глобальных проблем, запиши, ему, – и указал на киборга, – не знаю куда и на какой уровень, характеристики моего ножа, пускай найдёт, без него наша миссия.

Не успел он закончить мысль до конца, как от Сикофанта и след простыл, и уже через пятнадцать минут, зеркально лезвие криптонитового ножа, грело душу Сильвера.

– Другой разговор, теперь мы тебя, дедушка Банзай, никому не отдадим, Возвратимся в Тронплекс, но сначала подмолодишься годков на сто.

– Будет мне на складе помогать, а то.

– И на складе тоже, А сейчас, Шарик, обновляй координаты Готфильда! Будем с этим дерьмом заканчивать, только отметь ещё одну, где-нибудь в метрах: трёхсот, от места дислокации противника, не хочу повторять ошибок.

Глава 4

Всю ночь, Филипп, пребывал в угарном экстазе, и вот где уже проявилась возможность для его больного воображения, Множество хорошей еды, вино и предмет плотского удовлетворение в виде вожделенной девичьей души – выбили из него чувство страха: вон долой; и мысль что так будет продолжатся вечно, придала душевного равновесия, Сначала он позабавился с мёртвой Марфой, прямо на глазах её дочек, потом устроил себе анатомическую экскурсию по её бренному телу; нагулявшись в её внутренностях – он по такому же сценарию, справился и со Степанидой; Любку Готфильд связал и кинул в погреб, она была на закуску.

Обстановка бодрила и всё предвещало, недурное продолжение банкета, Хотя, первые издержки бесцеремонного времяпрепровождения, были на лицо, в виде неоспоримых улик и доказательств: запах смерти смешанный, наполовину, винными перегаром – реял под раздирающие крики истерзанных душ; незатейливое убранство сельского дома: с выглаженными скатертями и накрахмаленными занавесками, и букетом полевых цветов на окне – застыли в стеклянных глазах, жертв фатального рока, Сейчас это был не дом счастливой семьи, где царит мир и согласие, а периферийное отделение, скотобойни Эдема – после великого поста.

Фрагменты тел женщин, Готфильд разложил как на ярмарке, а отрезанные головы Марфы и Степаниды умостил на тарелки и поставил лицом к себе; сам же поглощал остатки индейки, запивал хвалённым вином Афанасия и вёл задушевную беседу: с отмытыми от крови черепками – угощал их разной едой.

«А муж твой дурак, много говорит и ничего не понимает в женщинах, Ты вот, на поешь, поешь!» – сказал Филипп и засунул в рот, головы Марфы, малосольный огурец.

Внезапно с погреба послышался громкий крик Любки: «Караул! Убивают! Помогите! Караул!», – за долгие часы пребывания в заточении, ей удалось перегрызть повязку на рту, а потом и освободить руки и это сама судьба сжалилась на безгрешной душой – заставила сражаться за своё спасение, «Лучше бы в лесу волки разорвали, чем такое издевательство терпеть», – думала она и её сердце колотилось, как у загнанного зайца.

«Красавица, не нервничай, дойдёт и до тебя очередь, – громко сказал Филипп, и положил ногу на стол; но Любка не унималась: кричала во всё горло, – О-хо-хо, – с грустинкой вздохнул Готфильд и с гримасой выжатого лимона, встал из-за стола; взял в левую руку пустой кувшин под вина, направился в сторону подвала, – Развязалась?! Чего орёшь, или хочешь, без языка остаться?.. Ну и семейка!.. – открыл он ляду погреба, – На налей! – и протянул вниз, глиняный сосуд», Девушка встала на ступени лестницы и вроде потянулась за кувшином, но здесь резко оттолкнулась ногой и с криком: «Караул! Убивают! Караул!» – попыталась шмыгнуть между его ног, Кувшин вылетел из рук Филиппа и вперевалочку: потукал по деревянному полу, в сторону печи, Готфильд сделал шаг назад, и тут же, схватил Любку за волосы, с остервенением накрутил их на руку: «Вот, сука! А! Семейка, блядь! Как таких ещё земля носит?!»

Любка кричала: что мочи.

В это время, мимо дома, по дороге, ехал местный конюх, на своей хромой кобыле, Сначала он подумал, что ему послышалось, ведь бричка Афанасия стояла около калитки, и он знал, что тот вчера ездил в город продавать кабана, «Наверное кабана обмывают, Афанасий тот мастер гулянки устраивать», – подумал он и уже было поехал дальше, Но крик неестественного голоса с отчётливым: «Караул! Помогите!» – сильным чувством смятения прощупал желудок конюха.

На безрезультатные попытки: закрыть девушке рот – Филипп, уже было хотел, но случайный взгляд в окно, и вид подъезжающего на лошади мужика; заставил действовать спонтанно, он с удара вырубил Любку и быстренько, боком: нырнул к окну, откуда из-за занавески, «Этого ещё не хватало», – и вытащил ножом.

А в сарае: Тузик всю ночь, не находил себе места, и этот пронзительный, крик – крик Любки, зов его: любимой большей жизни, той самой, за которую, – затмил сознание собаки; холодящий душу рёв, полетел далеко по улице, Соседские собаки забились по будками, и только оттуда осмеливались подгавкивать, Под хруст крошащегося дерева, сарай заходил ходуном, «Кобель почему-то взаперти?!» – надвинул фуражку на лоб конюх, То, что пёс, находится под засовом и в сарае – так и не придало смелости: бздоватому, балаболовскому мужику, даже верхом на кобыле, заехать во двор, От рёва собаки, мурашки пощекотали спину Гаврилы, лошадь сдала назад, а событие недавнего времени: с ослом дяди Яцика – встало шлагбаумом, через порог дома Афанасия.

«Афанасий, что там у тебя?! Афанасий! – громко закричал односельчанин и слез с кобылы, – Тпру! Стоять», В ответ, кроме гавканья кобеля, он ничего не услышал, и никто с дома так и не показался, даже после киданья камушков в окно, что ещё больше удивило конюха; Гаврило стрелой вскочил на кобылу, и сильно натянув вожжи: протянул: «Но-о!.» – покрестил батогом, лощённые бока Араменды и подымая клубы густой пыли, резво поскакал по улице, при этом думая, что надо было бы мужиков кликнуть, а то: что-то у Афанасия не ладное.

После обалденного кайфа, что подарила благоволящая фортуна, Готфильду – пришёл такой же, но только сам – обалденный облом: в виде сельского конюха, Филипп отошёл от окна, и сходу, со всей силы, ударил Любку, ногой в живот; тело чуть подбросило и оно как мешок с песком, поглотило удар, «Вот уже мразь! Ну мразь! – не находил он себе места, от мысли, что ещё десять минут назад, Но его огорчение, долго не продолжалось и уже через пять минут, померкло от другой и более, что сменилась навязчивой тревогой: – Не привёл бы этот крестьянин кого-нибудь ещё, а то если дом обложат» – животное чутье Филиппа, на подобные обстоятельства, работало безотказно; и он принял решение делать ноги: чем быстрее и тем лучше; планы: выспаться, а потом, вечером, заняться Любкой, растаяли как мартовский снег в солнечную погоду.

Готфильд открыл окно, которое выходило в огород и быстро выпрыгнул наружу, обошёл вокруг дома и из-за забора мельком выглянул на улицу, Взору предстала пустынная улица: утренней Балаболовки – народ только просыпался и сидел по домам, Осмотревшись, по сторонам, он перепрыгнул через забор и вышел на дорогу – глянул вдаль, по сторонам: ни души; только бричка Афанасия, запряжённая сивым мерином, что не реагировал на рёв Тузика и спокойно стоял подёргивая гривой – согрела грешную душу, Не теряя времени, Филипп, таким же способом, забрался обратно в дом, одел свой плащ и накинул на голову зимнюю шапку-ушанку старика, для маскировки, другого больше под рукой ничего не оказалось; и рыться в вещах – времени не было, Он кинул Любку на плечо, и подхватив кувшин с малосольными огурцами – вышел через двери; когда проходил мимо сарая, то мельком глянул на окошко, откуда выглядывала озлобленная морда пса, Готфильд уже было прошёл дальше, но резко развернулся и сделав два шаг в сторону кобеля: плюнул ему в морду: «Должок», – сарай тут же заходил ходуном, и рёв этого зверя заглушил всех соседских собак.

Оказавшись возле телеги Филипп скинул девушку с плеча, на мягкую подстилку повозки, и притрусил бесчувственное тело соломой; сам же с оглядкой по сторонам отвязал коня и по-молодецки скаканул в телегу; сильно дёрнув кожаные поводья, он с вдохновением крикнул: «Но-о! Поехали!»

Лошадь резво помчалась по пустынной улице Верхней Балаболовки, всё дальше и дальше, унося его от дома Афанасия, Филипп теперь, точно знал, где приземлился Голиаф, и взял курс в сторону Надана.

И рвало небо горьким криком

Восход кровавый жал тиски

Под храп коней, со зверя рыком:

Седели девичьи виски

Глумилась тишь и ангел страха

Спасал лишь голос мамы: там вдали

Держись дочурка, моя птаха

Афанасий пришёл в себя и обомлел, от той картины, что предстала его взору, Слезы ручьём полились по морщинистым щёкам старика, сердце защемило и колющая боль: сильными приливами разрывала сердце на части; горькое чувство утраты: жены и дочек – задурманила старика.

Сковало горло, разум – скорбью

Сухие слёзы по щекам

Прошлась старуха хлебом-солью:

По женским, девичьим сердцам

Душа кипит, и нет в ней страха,

И нет в ней гнева – только боль!

Бездолье бьёт с всего размаха,

Пьянит отравою недоль

Но сила воли безгранична:

Встаёт щитом и движет в путь

Схлестнуться с смертью – это лично;

Отца семейства – правды суть

Отец оглянулся по сторонам и попытался встать, но дикая боль, жгучей молнией дёрнула тело, тысячи каленых игл прощупали, каждую клеточку его плоти; ноги стали бетонными и не слушались – то Филипп для страховки, перебил бесчувственному старику обе ноги: большой, деревянной колотушкой, Афанасий замычал зовя о помощи, но кроме как страдания и кровавых слюней, это ничего не дало, и от этой безысходности он только больше невзвидел самого себя, а следом и весь белый свет; голова Марфы смотрела прямо на него со стола, рядом лежали окрашенные кудри Степаниды и если бы не те: два красных банта, то он бы её так и не признал, «А где же Любка?! Любка! Любка где?!» – замелькало в голове и он с жадностью начал осматривать комнату, но кроме как двух парных частей тел, так ничего и не заметил, «Значит может быть ещё жива – пока жива, и находиться в руках этого нелюдя», – кроме этой мысли другие были уже менее важны: всё было только о любимой дочке:

И где кровинка дорогая:

Надежда сердца моего?!.

Листом сорвалась ты родная,

Не вижу взгляда твоего…

Пропитанные горем слёзы, ложили дьявольские узоры на его выходной бобочке, которую подарили на день рожденья Любка с Степанидой, Афанасий собрал волю в кулак и не реагируя на неимоверную боль в ногах, пополз в сторону открытой: нараспашку двери; хотя это удавалось и с большим усилием, но надежда, что его – его уже единственная, и самая любимая дочь, может быть ещё жива, воскресла с пепла, и засверкала в мутных глазах отца семейства; озаряя сознание разгоравшейся искрой упования, за жизнь своей дочери. И то, что, именно сейчас, ему во чтобы-то не стало, надо сделать всё, мыслимое и немыслимое: ради родной кровинки – только.

Старик с трудом выполз на улицу, взялся за перила крыльца, и попытался встать, Но его уже немолодое тело не выдержало такой нагрузки, и он не удержавшись, кубарем скатился на землю, Сильная боль – будто кто продел калённый стержень через его тело, прочувствовалась с лихвой, Афанасий только успел ойкнуть и вспомнить, свою давно умершую мать, как сразу потерял сознание.

Придя в чувства, он услышал, вдалеке, ропот приближающейся толпы, это односельчане, которых поднял, как на пожар, конюх, спешили на помощь.

Но чем они могут ему помочь?!

Сейчас только одна надежда: это его Тузик, Афанасий подполз к двери сарая, но засов был высоко и для того чтобы его отпереть – надо было встать, Старик, цепляясь руками за дверь, поднатужился в попытке подняться с земли, при этом громка плача и что-то мыча, но его уже ослабшие от старости руки не выдержали веса тела, и он скребя ногтями деревянную дверь, медленно сполз вниз: снимая стружку; сильная боль, очередной раз, напомнила ему о поломанных ногах.

Но сдаваться он не собирался, отец знал, что сейчас в его руках находиться жизнь его любимой и уже единственной дочки – Любки, Он ухватил рядом стоявшие грабли и страстно начал бить ими по засову, пытаться двигать задвижку.

Шум толпы односельчан, был где-то уже совсем рядом и даже можно было различить их голоса.

«Жив не буду, а открою, – думал он, – Не отдам я тебя Любка! Не отдам!» Старик со слезами на глазах, с последних сил: всё бил и бил, деревянной палкой грабель по задвижке – засов пошёл и немного открылся, Всё его внимание было приковано только к затвору, который был как заколдованный, и не хотел отпираться, Затуманенный разум Афанасия крутил одно и тоже: «Врёшь! Врёшь! Не отдам, не отдам, я тебе Любку!.» – заливался слезами старик и ещё крепче ухватил грабли; и не обращал внимания на ту невыносимую боль в ногах, он поднатужился и с громким, хриплыми криком души – лихорадочно забил по железной планке засова, Удар за ударом, ещё один удар – засов вроде бы сдался: скрипнул и немного отодвинулся.

– Афанасий, что с тобой? – услышал он как эхом вдали, голос сельского кузнеца, и в ту же секунду, проклиная себя за то, что привёл в дом зверя; старик громко закричал и отдал душу, на этот самый нужный, самый важный, решающий всё, роковой удар – с громким лязгом, открывающегося засова: штырь сломал перегородку запора и отлетев на два метра, забренчал о металлическое ведро.

Бездыханное тело Афанасия, с застывшей, улыбкой умиротворения, скатилось на пыльную землю – прикрыв собой, роковой след[29], валенок Готфильда.

Дверь сарая распахнулась, и оттуда выбежал Тузик, он первым делом, подбежал до тела старика и обнюхал мёртвое тело, Крестьяне замерли у ворот не смея и пошевелится, кузнец опустил топор. попятился назад, но толпа давила со всех сторон; и ему только оставалось топтаться на месте, но в мыслях, он крестился за всех, Кобель поднял морду и с тихим, зловещим горкотаньем – обнажил пятисантиметровые клыки; тяжёлый взгляд, его, в секунду налившихся кровью глаз – едким комом, прощупал желудки крестьян, Филимоновна тотчас потеряла сознание.

Но они ещё не знали, да и даже не догадывались, Тузик поднял морду вверх, и леденящий душу вой полетел, эхом: разбивая ментальные преграды, божьих созданий и творений – багряный восход скорбил вмести с ним, а лёгкие порывы ветра разносили эту горечь ещё дальше.

Тузику не надо было ничего объяснять, он и так знал: его Любка в опасности и ей надо его помощь, И сейчас был тот самый момент, когда он мог сполна дать волю своей ненависти, к этому незнакомцу, который посягнул на святое святых, этой собаки.

Толстенная, кованная цепь, на глазах удивлённого кузнеца – вмиг разлетелась на множество мелких звеньев; Тузик вскочил на улик, потом на сложенную кучу дров и перепрыгнул через головы, охваченных страхом сельчан, устремился вслед знакомому запаху телеги, который нельзя было, ни с чем спутать.

Когда он был ещё щенком: Любка не раз возила его на речку и они там купались целый день, а лишь к вечеру возвращались домой, Всё это он помнил, и такие воспоминания были ему дороги; ведь кто кроме её, и сейчас он сожалел только об одном, что не было возможности перегрызть глотку этому незнакомцу ещё вчера.

Тузик бежал что есть мочи, но Филипп уже успел далеко заехать от села – он всю дорогу подгонял лошадь: все боялся, что за ним может быть погоня, мчался как угорелый.

Дорога в Надан, из этого села, была Филиппу неизвестна, но направление он приблизительно знал, Да и сейчас главное, это подальше от греха, а там, Он петлял между посадок и сельхозугодий, пока не упёрся в лес, и тут «хорошей дороге» настал конец – бричка летела, звеня и гремя чем можно, по лесной ухабистой дороге; через, никем не считанных километра: на резком повороте, у неё отвалилось, то самое колесо, которое он на кануне помогал ставить Афанасию, Чудом справившись с управлением и то, только благодаря старому мерину, что с закрытыми глазами чувствует габариты телеги, и за свою долгую жизнь. у него наверное не раз отваливалось, то самое колесо – удалось избежать наихудшего, «Тьфу ты гадство!.» – выругался Готфильд слезая с телеги, Самому поставить колесо на тяжеленую бричку было проблематично, «Может коня распрячь, да верхом», – подумал он, но сразу отказался от этой затеи, потому что без седла, да ещё вдвоём, уехать далеко не получиться, Легкими ударами по щёкам он привёл Любку в чувство, она открыла глаза – вокруг одни деревья, и эта: почему-то перепуганная морда, в шапке ушанке её отца, своими круглыми глазами: жгла пристальным взглядом.

– Смотри, если вздумаешь бежать или кричать: убью!

Слова этого сумасшедшего, сильного впечатления на Любку не произвели, она и так знала, что он её всё равно убьёт, а в лесу кричать, мог бы и не говорить.

Грубыми движениями он вытащил девушку с телеги и одарил сто килограммовым взглядом:

– Дойдём до Надана, – тут он примолк, полностью дезориентированный обстановкой; ведь с одной стороны, Любка была лишним грузом, но а с другой стороны: его похотливая натура, наряду с больным воображением, затемняла весь здравый смысл, – и не вздумай со мной в шутки шутить, или в игры играть, пожалеешь!

– Твои игры, я уже видела, с моими они, шутки, тем более, а зачем мы идём в Надан?

– Не твоё дело: зачем и куда идём, идём куда надо, – сказал он и толкнул рукой в спину, – Давай шевелись! Нечего на дороге стоять.

После ночных событий, и пережитого шока: Любкино чувство страха, не то чтобы стало меньше или больше, нет, оно сменилось, более выраженными переживанием – сильнейшая неприязнь: вида, голоса, движений руками, а от его дыхания, вскипала такая ненависть, За мать, за сестру, старого отца – она готова была кинуться и, но ясное понимание, безысходности такого поступка, Сковала, по рукам и ногам, но надо было что-то делать, а не дожидаться смерти: на поводку безысходного рока, что завис над их семьёй.

Страстный мозг Любки, заработал с удесятерённой эффективность – в поисках решений, своего спасения.

Тузик вбежал в лес, и учуяв ещё более свежий след придал скорости, хотя и так бежал что есть сил, Неожиданно, из-за кустов, на дорогу, по которой мчалась собака, вышел волк (а волки в тех лесах водятся, очень большие), Преградив дорогу он стал как вкопанный – пёс резко остановился и сделал грозный оскал, шерсть на его загривке поднялась дыбом, Этот бой с волком мог бы, оказаться для него последним, и кто тогда спасёт его Любку? Но в любом случае, он был готов, дать этот, пускай и последний бой.

Взгляды волка и собаки пересеклись, и вся та энергия, которая переполняла Тузика, передалась дикому зверю, и дала с лихвой прочувствовать: всю ту решительность и напор, что неоднозначно прочиталось по его взгляду, «Лёгкой добычей он не будет, придётся повозиться», – подумал волк, воображая сердце Тузика, на тарелочке с голубой каёмочкой, Но видя, что этот хозяйский собака: не скулит и не убегает, а наоборот готов ринуться в бой – вызвало у волка большое уважение к этому псу; хотя в животе урчало уже не первые сутки.

«Значит у него должна быть, очень весомая причина: чтобы быть в лесу и без хозяина, а если он просто так бродит, рано или поздно я его съем», – подумал волк и зашёл обратно в лес, где бесследно растворился в его зарослях.

Времени на раздумья не было и Тузик в тотчас продолжил свою погоню, Через пять минут бега он в вдалеке увидел свойскую телегу, но подбежав ближе больше никого он там не обнаружил, Быстро все обнюхав вокруг и в середине, собака учуяла совсем свежий запах, тот самый: родной запах – запах гречневых блинов и тыквенных семечек – так пахла Любка когда заводила его в сарай.

Он внюхивался все тщательней и глубже, обследую каждый сантиметр телеги, и тут резкий дух: горький и приторный, винный и кровавый, что был совсем рядом с его любимым ароматом, перевернул сознание – это был запах того, того, так ненавистного, но так желанного, спущенного судьбой, но по чьему велению? Незнакомца, Тузик «закипел», и его и так лютая злоба дошла до белого колена; издав громкий рык он спрыгнул с телеги – и ловя всеми, фибрами собачей преданности: совсем «горячий» след; устремился в погоню.

Вдали показался тот самый незнакомец, который толкал впереди его Любку, Тузик немного притормозил и нацеливаясь на шею врага, подкрадывался с заду, ещё мгновение и его горло будет перегрызено в один миг, но девушка случайно обернулась и увидев собаку – громко-громко закричала: «Тузик! Спасай родимый!» Готфильд успел повернуться, и его хорошая реакция, вовремя, помогла сохранить ему свою шкуру, от прыгающего на него кобеля, Филипп быстро вбежал с дороги в лесную чащу, и стал спиной у первого попавшегося дерева, – в руках, тотчас, сверкнул армейский нож; шапка-ушанка Афанасия: большой, боксёрской перчаткой – укутала его правую руку.

– Ну что животное, давай! Посмотрим, какого цвета, – закричал он во всё горло.

Люба очень любила собаку и не хотела, чтобы её питомец пострадал, она обняла мохнатую шею друга и прослезила: «Тузик не надо, идём домой, Бог ему судья», Кобель облизал Любкино лицо и вывернув голову с её объятий, – это был первый раз, не считая далёкие времена щенячества, когда Тузик ослушался.

Собака не спеша, двинулась в сторону Филиппа, морду скрасил судьбоносный оскал, который обнажил огромные клыки; глаза налились кровью, леденящее душу горкотанье, пронизывало лесную тишь.

Ладошка Готфильда, которой он держал нож, пропотела, и по спине пробежали тысячи мурашек.

Теперь эти две: такие далёкие, но в чём-то родственные, противоборствующие души, встретились на «равных»; и хоть в каждом из них играли разные чувства – животный инстинкт был один на двоих: выжить и любой ценой.

А недалеко, из-за кустов, за ними наблюдала точно такая же: братская душа – тот самый волк, который всю дорогу незаметно следовал за Тузиком, и сейчас он был как та тень, что в любую секунду могла оказаться в гуще всех событий, Нет, он не собирался есть – ни Любку, ни собаку, ни того человека с ножом, он просто стоял и не спускал глаз, и не сомневался, что в любом случае: голодный не останется.

Тузик кинулся на противника с открытой пастью, но Филипп не растерялся: сразу сунул ему в зубы правую руку, Пасть кобеля набилась противным на вкус, свиркуном, и вонючий, пропитанный моликмором[30] мех, полез в саму глотку, но собака только прищурила глаза и замотала головой; в туже секунду Готфильд левой рукой, со всего маху, ударил его ножом в шею, Послышался металлический скрежет, и стальное лезвие скользнувши по пластине, прошло выше головы Тузика – железный ошейник с кованными шипами, спас от неминуемой смерти.

Пёс перекусил хват, и, поудобней: на всю пасть – вцепился в шапку, Послышался хруст костей – кобель давил челюстями: точно гидравлический пресс, на десять тонн, Филипп вскрикнул от боли, и его сверкающий взгляд: потух тупым взором – Тузик туго знал своё дело, и это было только начало; собака остервенело затрепала обмотанную руку и приподняв передние лапы – всем весом вложилась в укус; Готфильда дёрнуло: со стороны в сторону и он не удержав такого напора, кубарем покатился по тонтовой подстилке леса – салиннки полетели в одну сторону, он в другую, только шапка и осталась, в пасти у собаки, Вытолкав языком, противный мех сверкуна, кобель: не давая опомниться – прыгнул на лежащего Филиппа, но тот успел увернуться, и тут же, двадцати сантиметровое лезвие армейского ножа, залезло по самую рукоять, в левое бедро Тузика; но пёс боли не чувствовал, вся та злоба к незнакомцу затмила его сознание.

Кобель развернулся, и в тот миг впился в задницу встающего врага, и с рёвом трепанул его плоть – большой кусок мяса оказался в пасти, Филипп упал на живот, и с трудом перевернулся на спину; предательская боль: словно мать – окружила его своим вниманием; сладкий запах торибона, впрыснутый пламенной инъекцией, этой мачехи: божественным наслаждением, подпитал священную месть Тузика – с необычайной силой.

А подарком Готфильда, было скинутое с небес, колючее покрывало Азраила, которое надёжно окутало его тело: поломанные пальцы правой руки, большая дырка в заднице – граничило с шоковым состоянием, но эта грань, только стеклянная дверь, чтобы он мог не прозевать то, что ждало его дальше; ведь здесь был бой не на жизнь, а на смерть.

И никто не собирался брать пленных.

Только Филипп оказался на спине, первое что он увидел перед собой, это была разъярённая морда Тузика; с его пасти доносился, отрывистый, булькающий рык и через этот тлетворный оскал: слюни в вперемешку с кровью, капали на опухший нос врага.

И сейчас их взгляды пересеклись в последний раз, на этом белом свете, Собака медленно повела, задирая голову вверх – как неожиданно, Филипп схватил пса правой рукой за шею, одновременно пытаясь ударить его ножом в голову; кобель перехватил левую кисть, а через секунду и его правая, ловким движением, «клоритной» пасти, срезало словно бритвой; армейский клинок полетел далеко в кусты.

Филипп громко закричал и попытался сопротивляться: крутил телом и брыкал ногами, но Тузик не спешил – наслаждался, мучением незнакомца, но неожиданный, тревожный плач Любки – где там сзади, всколыхнул его сознание; Тузик только повернул голову, и убедившись, что с ней всё нормально, всем своим весом, со всей злобой, за всех и от себя, и от безмерной любови к Любке – разодрал грудную клетку Готфильда, где показалось ещё бьющееся сердце: этого незнакомца, который посягнул на святое святых, этой мохнатой души.

Филипп лежал на земле весь в крови, и пока ещё, его не покинуло сознание, он с последних сил громко закричал и резко подняв голову, схватил собаку, зубами за нос, но для кобеля это было словно укус комара; и в тотчас ещё бьющееся сердце врага, оказалось в пасти Тузика.

Любка никогда не видела своего питомца в таком гневе, и даже немного перепугалась: «Тузик хватит! Не надо больше, он всё равно уже мёртвый, Идём домой», Пёс повернул голову в сторону девушки, и тут же спрятал свой устрашающий оскал, но в середине его, все ещё бурлила ненависть к этому человеку, и она не давала ему покоя – это был второй раз, когда он не послушал Любку.

Тело было разорвано на малейшие фрагменты: лёгкие и остальной ливер висели на соседних кустах, а сердце: для пущей надёжности – Тузик съел; голову он же поднёс и гордо кинул под ноги девушке, «Ты мой хороший! Спаситель, ты мой», – слезила Любка и поцеловала Тузика в кровоточащий нос.

Волк не стал ждать: пока собака с человеком уйдут, тотчас подбежал и начал трамбовать своё ненасытное брюхо.

Он покрутил её на колбасу!

Кровинку ту, которая души не чая в нём:

Дарила жизнь – лелеяв чадо;

А сам пошёл на пироги:

На праздный стол – отребьев ада

Пёс повернул голову в сторону волка и оголил клыки – дикий зверь ответил тем же, и показал ему уже свои: в два раза большие чем у Тузика; и это была уже его добыча и попробуй собака сделать хоть малейшее движение по направлению.

Любка взяла своего ангела хранителя за небольшой обрывок цепи, который свисал с железного ошейника и они побрели в сторону оставленной лошади, Тузик при этом не выпускал голову Готфильда с пасти, и как девушка не пыталась его уговорить оставить её, всё это было напрасно.

Вдалеке показалась отцова повозка, и какие-то люди, что крутились возле их телеги, рядом стояла незнакомая бричка, запряжённая двойкой вороных, Как потом оказалось, то были мужики с Нижней Балаболовки, что заготавливали дрова на зиму, они помогли Любке с колесом, после чего она быстро прыгнула в телегу и прижала к себе Тузика.

Одно оглядываясь, девушка только и успевала придерживать поводья – лошадь напуганная волком, несла как угорелая, так что с леса они вылетели пулей.

Подразделение «Барьер», в обновлённом составе, ступило из порта на улицу Верхней Балаболовки, Теперь они портировались, как и рассчитывал Джек, недалеко от места где находится Филипп, Вдали виднелось большое скопление людей и множество подвод; и это было в той самой координате, где и должен быть преступник.

– Интересно, это не то место куда нам надо?! – произнёс Фёдор.

– Банзай, боевая задача: узнать, почему большое скопление людей, сбор информации минимальный, – приказал Джек.

«Дедушка» Банзай, как какой молодец, направился быстрыми шагами в сторону толпы.

– Надо было его до Мамалыгина послать, там он бы точно, – заумничал Ломоносов.

– Нам и Ломоносова хватает, – отпустил ему щелбан по носу Джек.

– Очень полезная вещь, этот киборг, – и указал пальцем в сторону Сикофанта, – Сэр, а почему у нас такого нет? – поинтересовался Стив.

– А где они есть? На вооружении Федерации только.

– Это точно, тормозят и не сигналят, – усмехнулся Марк.

– Но если учитывать, что эта модель была изготовлена сто тридцать лет назад, то где же новые образцы? – мыслил вслух Фёдор, – Те что у нас, пылятся на складе и включать даже не охота «Всем оставаться на местах, в случае неповиновения» – сымитировал он боевого киборга.

– Так, онтош! – согласился Джек, – Только убивать, – а сам вспомнил, как он ещё в молодости – ради прикола – напустил боевого киборга на дикого туранта[31], отмывали киборга целую неделю.

Неожиданно их разговор перебили – пять молодых людей, праздного вида, взращённых на сельских харчах, с мордами: хоть бери и прикуривай; по виду этих парней, не трудно было догадаться, что работа – это не для них, В руках одного из крестьян – уже с самого раннего утра, виднелся семилитровый кувшин вина, а по их заплетающимся языках, можно было легко определить, что это не начало, а продолжение банкета.

– Что-то мы вас здесь раньше не видели? Чего это вы по нашему селу ходите?

– Кто сказал, что оно ваше?!

Джек строго посмотрел на Фёдора, дав понять, что конфликт с местным населением: совсем не к месту.

– Ребята, идите куда шли, там и оставайтесь! – грубо сказало Джина.

– Мы уже пришли.

– Тут и остаёмся, а вот вы, но ты, красотка, можешь остаться, с девками у нас тут туго: Степанида, та не даёт, а Любка, кобелём пугает.

– Совсем туго, очень туго, – подтвердил другой и тут же добавил: – Но мы сегодня добрые: праздник у кореша, так что, кучерявый, забирай своих дружков, и подобру-поздорову: валите с нашего села, – и толкнул Фёдора рукой так, что тот чуть не упал, успев чудом схватиться за Марка.

– А дружок твой, будет тебе светить своим фонарём, чтобы не заблудились: где-нибудь среди огородов, – сказал тот что с кувшином и засмеялся прямо в лицо Марку.

Марк ели сдержался, и с скрежетом сжал зубы, он ещё не отошёл от того как на него напал киборг, и весь свой гнев хранил в себе.

Другой же селянин схватил Джину за руку и начал тащить её к себе, но она легко вывернулась и сразу посмотрела на Джека, ожидая дальнейших указаний.

– Ладно, всё хватит, мы уходим, – сказал Сильвер, чтобы дальше не обострять обстановку.

– Уходить надо было сразу, а теперь вы уже никуда не идёте и даже не скачете, – сказал один из весёлой компания, и его друганы одобряюще засмеялась.

«Ну что мне на такой сброд везёт», – подумал Джек, и подморгнул рядом стоящему Марку, Тот только этого и ждал – кулаки чесались уже давно.

– Кто среди вас главный?

Балаболовцы удивлённо повернулись, в сторону Марка, и тут самый здоровый среди них сказал:

– Ну я самый старший, А ты что хочешь ещё один фонарь? Чтобы ещё светлее было, Так это пожалуйста, – и они опять обсмеяли Марка.

На что тот шмыгнул носом и чуть ухмыльнулся: «Уважаемые колхари, раз сегодня говорите праздник, а какой праздник без подарков? Пилюли будут раздаваться по одной в руки: бесплатно, и без очереди, Считаю до трёх и приступим к раздаче – три».

Те так и не успели ничего понять, как Марк с правой: тотчас поломал нос самому здоровому, тот с всего роста, упал без чувств на пыльную улицу Балаболовки; с левой он поломал челюсть другому, который стоял с заду старшого, и он тоже упал рядом с первым; левой ногой он вырубил того, кто был с кувшином; правая нога, ударом со всей силы в грудную клетку, откинула ещё одного метров на пять, и он ударившись об дерево в туже секунду отключился, Потом Марк достал за спины свой любимый армейский нож, и поднёс его к бороде, последнего стоящего из пятерых селян.

– Твои пожелания? Только скажи… я всегда рад помочь, А что насчёт подсветить: так это в любое время дня и ночи! Не стесняйся, заказы всё ещё принимаются.

Не предполагая такого поворота событий, селянин перепугался до смерти, что даже наделал полные штаны; их компания никогда не получала такого отпора, ни от одного человека – обычно они куражились над всеми, кто случайно, из чужаков, забредал в Верхнюю Балаболовку, и бывало, что даже эти путники пропадали без вести.

Но Марк видя, что шеф на это никак не реагирует дал полную волю своим чувствам, он заставил этого крестьянина, стоя на коленях, просить прощение у Фёдора потом у Джины.

Тут вдали, показалась Любка с собакой, Тузик ковыльгал на трёх ногах при этом крепко держа голову Филиппа, в своих мощных челюстях – у телеги на въезде в село, опять отскочило колесо, вот они и шли через всю Балаболовку пешком.

– Гляньте! Кто-то сюда идёт, – сказала Джина.

Крестьянин повернув голову в сторону, и сразу, ещё с далека, узнал Любку и её кобеля, Страх перед Тузиком был больше чем от кого-либо другого, он резко вскочил «Тузик! Упаси бог», на ноги, и побежал в сторону соседских заборов, перепрыгнув один из них, он растворился в чужом огороде.

– Что это с ним?

Джек махнул рукой, мол: что будет, то будет, Любка поравнялась с подразделением, её рука со всей силы сжимала кусок цепи, который был прикреплён к ошейнику.

– А-а, шайка Лейкина! Так им надо, Совсем проходу не дают, – сказала Люба переступая через бесчувственные тела односельчан.

– Девочка, держи собаку покрепче, – выпалил Фёдор.

Тузик повернул голову в сторону Ломоносова, и рыкнул, но это был уже не тот рык – вся злоба от перевозбуждения иссякла, и это было больше похоже на дань Любке: что я ещё здесь и тебе бояться нечего, Голова, которая была в пасти, совсем уже не была похожа на голову – бесформенный кусок мяса, схожий с головой барана, Единственное что выдавало Тузика, это что из белого собаки он превратился в красного собаку; а также с раны на задней ноге, текла кровь и было видно большую дырку в ляжке.

Прошла война, – и он побитый,

Но с честью доблестных побед

Идёт солдат: домой хромая,

С почётом выполнил обет

Душа его – алмаз кристальный:

Имеет друга не предаст

Титан нутра, как прут ментальный

За побратима жизнь свою отдаст

– Девочка! А что это у тебя собака вся в крови? – поинтересовалась Джина.

– Не усмотрела, так барана задавил.

– Видать хороший баран был, – сказал Стив с подозрением, что-что, а рану от ножа он заметил сразу, но не стал заострять на этом внимание.

– Да у нас тут все бараны крупные: племенные! – не растерявшись сказала Любка и поспешила быстро удалиться: незнакомцы пугали её не меньше вчерашнего гостя, «А вдруг это его друзья», – подумала она и начала тащить Тузика за ошейник.

– Девочка! Девочка! Подожди минутку, – проговорил Джек.

Люба замерла и вся напряглась, нож в руках Марка – точно такой же, как и у их ночного гостя, засверкал на Зирке, пустив зайчика прямо ей в глаза, Джек ощутил ненужную напряжённость, и не стал спрашивать, что не видела ли она, кого-нибудь подозрительного в селе, он и так знал точные координаты Филиппа.

– Ты не бойся, мы тебе ничего плохого, не сделаем.

– А я и не боюсь, С чего бы это я вас боялась, – чуть дрожавшим голосом сказала Любка, и подтянула Тузика ещё ближе.

– Вот и молодец! Скажи, а ты не видела, чтобы, что-нибудь большое пролетало по небу: ну такое с огнями, ни разу не виданное?..

Любка сразу вспомнила рассказ отца, про то как он рассказывал про чудо сошедшее с небес.

– Я не видела, А вот мой папа, когда ездил в Надан, видел, как там недалеко от города, сошло что-то похожее с небес, а ещё он говорил, что оно плевалось огнём, и даже сожгло одну телегу.

Все переглянулись, и кто-кто как не они, точно знали, что это такое могло быть, и Джек сразу введя разговор в нужное направлении сказал: «Вот тоже идём, на чудо посмотреть», Любка молча повернулась и придав шагу пошла по направлению к своему дому, Вдали показался возвращающийся Банзай, который поравнявшись с девушкой остановился, и завёл разговор.

– Этот Сикофант, наверно и у мёртвого информацию снимет, – высказался Стив.

– Шпионский модуль! – как всегда вставил своё слово Федя Ломоносов.

Через шесть минут их разговора – Банзай подошёл, и ни слова не говоря, встал напротив Джека.

– Задание: запрятать тела, – сказал Сильвер и указал рукой в сторону валявшихся крестьян, – только не причинять им травм, и побыстрей.

Киборг похватал всех лежащих: кого за ногу, кого за руку – и сразу, всех четверых, потащил в ту сторону села – откуда было появилась Любка.

– Лишь бы его никто не увидел, – озаботилась Джина.

– Ты за него не переживай, этот по любому отмажется, – усмехнулся Марк.

Банзай появился через десять минут.

– Давай отчёт! – сказал Джек.

– Тела запрятаны на старой мельнице.

– Стоп! Стоп! Отчёт о разведывательной миссии.

– Возле дома обнаружено скопление людей в количестве шестьдесят четыре человека: двадцать восемь женщин.

– Опустить подробности, только главные события!

– В доме два убийства, возможно некрофилия с педофилией, В виду напряжённой обстановки анализ сделать было невозможно, также явное членовредительство в виде отрезанного языка и поломанных ног, хозяину этого дома, Мамалыгину Афанасию, который также является, Мамалыгин – мужчина пятьдесят девять лет, умер от разрыва сердца, в виду эмоционального, повлёкшее, обострение хронического.

– Это пропускаем, Давай дальше.

– Два тела были полностью расчленены с изъятием всех внутренних органов, по характеру преступления можно сделать вывод что сделавший это, психически неполноценен, Личность преступника не установлена и по всем признакам: покинул он это помещения задолго до появления, того количества жителей села, что присутствуют там в данный момент, Мне продолжить собирать информацию дальше?

– И тут он уже успел отметиться, – с злостью произнесла Джина.

– Как чувствовал, что не надо портироваться в его логово, во бы сейчас встряли!

– Нас бы крестьяне на части порвали: без всякого суда и следствия, – сказал Стив.

– Молодец, Банзай, теперь и ты полезным стал, такую информацию добыл, – произнёс Фёдор и прикольнувшись пощупал его бороду; на что от Марка сразу услышал, что если бы он был бабой мог бы и не там пощупать; а Стив добавил, кто знает, кто знает, что может Ломоносову.

– Эта информация, уже не имеет никакого значения – наша миссия закончена.

Все, за исключениям киборга, удивлённо повернули головы в сторону Шарика, вопрошающе посмотрели на это рыжее создание.

– Готфильд мёртв, И нам не стоит здесь задерживаться, А то как бы вы не оказались: не в нужном месте и в ненужное время.

– С временем понятно, а вот – где это место?.. – сделал удивлённое лицо Фёдор.

– Оно там, где ты стоишь.

После этих слов, у каждого из членов подразделения, наряду с чувством неопределённости, появилось лёгкое чувство тревоги, потому что Шарик просто так ничего никогда не говорил, и наверняка наверное уже знал, что будет даже через сто лет в этом самом месте и в это же самое время.

– Надо побыстрей портироваться, куда-либо, а то что-то у меня предчувствие плохое.

И предчувствие Джека не подвело – Любка дойдя до толпы, что-то оживлено рассказывала и указывала в их сторону рукой; народ оживлённо замахал руками, беря курс в направлении подразделения: быстро приближался в их сторону; а те что на конях, так уже были почти совсем рядом, Сильвер в быстро открыл портал и команда в темпе попрыгала в порт – наугад набранных Джеком координат, и очутились они прямо в Панифексе Семена 33, Удивлённые лица солдат во главе с сыном императора Василием, мигом вскочили за стола, за которым разрабатывали план поимки демонов: «Демоны! Демоны! Держи их! Все сюда!» Солдаты начали хватать оружие, а с низу послышался топот сапог, приближающейся помощи.

– Семьдесят седьмой, задача: очистить помещения от врага, любым способом, – скороговоркой выпалил Джек.

В туже секунду солдаты полетели во все стороны: кто по ступенькам, кто в окно, Громкий звук ломающихся пик стоял на всё помещение, и меньше чем через минуту в зале было чисто и тихо, и дверь была заперта на большой засов, События произошли так молниеносно, что никто не успел даже испугаться, но если бы не реакция Сильвера, Но такое затишье долго не продолжалось, Послышался громкий стук в двери, это солдаты взяв таран ломали дверь, та громко трещала, но пока стояла; в тот же миг в окно Панифекса полетели стрелы, Команда одарила шефа тяжёлым взглядом, будто это он специально: набрал чёртовы координаты, Стив кувыркнулся к окну, и снизу рукой закрыл дубовые ставни, таким же способом он позакрывал и другие два окна.

Координаты в астрале Джека, после добавления Шариком места расположения Готфильда, приобрели цифровые названия и всё попуталось, «Ну что готовьтесь! Набираю таким же методом», – сказал он нажимая на: бог знает какую координату, Появилось розовое пятно порта и в тот же момент таран пробил дубовую дверь опочивальней Семёна ЗЗ, Джина прыгнула в порт первая за ней последовали и остальные, В дырку в двери просунулась чья-то голова, и громко закричала: «Демоны! Держи их!» Стив только собирался сделать шаг в порт, как повернулся и подбежал к двери.

– Стив, ты куда? Давай быстрей убираться от сюда, – крикнул ему Джек.

Тот маякнул что сейчас и тут же: «Нет, приятель! Держи ты!» – сказал он и со всей силы ударил эту голову кулаком в лоб так, что тот упал за дверью, и повалил собой ещё пятерых человек.

Потом они быстро прыгнули в порт, и портал закрылся.

Очутились все в неизвестном месте.

– Не понял! Разве мы тут были, – подумал вслух Сильвер и ещё раз глянул на незнакомую координату астрала.

Они стояли где-то в лесу – в такой глуши, что даже лучи Большого Зирка туда ели пробивались, хотя он был уже почти в зените.

– Сэр, вы меня извините, но это я брал ваш астрал, когда вы мне приказали понадёжней запрятать деньги – мой астрал, ведь не запоминает перемещений и вот, – послышался голос Марка.

Команда облегчённо вздохнула, за последние пять минут их пронесло дважды, и все уже забыли, о том что говорил рыжий: что их миссия закончена и что, Все молча уселись на большое поваленное дерево и переводили дыхание, Тут появился Шарик, который как обычно, был где-то, по своим делам.

– Кого-то ждёте?

– Тебя, Шарик, ждём, – проязвил Фёдор.

– Меня ждать нет необходимости, Миссия закончена и я предлагаю больше не задерживаться на этой планете.

– Это только слова, пока не будет идентифицировано тело, миссия не закончена, у нас, Шарик, всё намного сложней чем у тебя, хотя я полностью тебе доверяю.

– Координаты останков тела Готфильда, уже у тебя в астрале.

Джек достал астрал, посмотрел список координат, и вправду там одна координата светилась синим и над ней высвечивалось странное наименование А-76ПМ, Он только хотел узнать, что это всё значит и где старые цифры, и вообще нормальные названия и почему синим, как в голове тотчас всплыло полное объяснение с двумя комментариями? Сильвер только глубоко вздохнул и сказал:

– Ну тогда не будем зря тратить время, а то я тоже не сильно уютно себя чувствую, среди этих крестьян, с их безграничной простотой, – и сразу тут ему вспомнился яблочный пирог, который он заказывал себе перед прибытием на эту планету, «И ещё бы того кофе, что угощал прокурор» потому что аппетит разгорелся не на шутку; и это при наличии мешка денег что был запрятан под этим поваленным деревом.

Джек открыл портал и через секунду все уже стояли в лесу, на том самом месте где Филипп ответил за свои грехи.

– Ну и где тело? Кровь вижу, тело не вижу.

Волк там подчистил с должной мерой усердства, а что недоел: крупные куски – зарыл в надёжном месте; и сейчас он с тяжёлым, но приятным чувством в гастроэнтерологической области, его бренного тела – грелся в тёплых лучах Большого Зирка, на близлежащей поляне.

Повсюду валялись только маленькие кусочки плоти, но по ним нельзя было определить кто это был, Джеку в голову, как-то само-собой, пришёл тот здоровенный кобель, что был с девочкой: «Уж ли, ни на эту овечку, напал тот здоровенный пёс», Стив думал схожее, И в принципе всё сходилось, но надо были доказательства.

– О салиннки, и новые, – радовался Федя, – А то в этом уже ноги пекут, – говорил он скидывая женские сапоги, которые ему с таким трудом удалось выменять, и быстро надев их, хлопнул в ладоши, потом по бокам и два раза плясанул с пятки на носок.

– Тебе они идут, можешь их и домой забирать, – захихикал Марк.

– Интересно, а этого кто так? – сказала Джина и тут же добавила: – Собаке, собачья смерть! Я даже рада, что он так кончил.

Все знали, что натерпелась Джина от этого урода, и никто не сказал ей ни слова.

– Гляньте! Гляньте, что я нашёл, – затараторил Ломоносов вылезая под кустов; в руках он держал, что-то похожее на?.. Когда присмотрелись, и оттёрли от крови, то это оказался нос – тот самый нос, который настрадался наверно даже больше чем сам Готфильд, Джина взяла с рук Фёдора нос, внимательно глянула и тут же отдала обратно: «Без вопросов, и на все сто процентов, на нём есть оттиск моих зубов», И опять никто не стал её расспрашивать о каких-либо подробностях.

– А вот ещё!.. – произнёс Стив и достал с того самого кустарника, нож, который был весь в крови.

Взгляд Джека пересёкся с взглядом Стива, и они поняли друг друга без слов, и уже ни у кого не было сомнений, что концерт окончен.

– Ну тогда миссию можно считать, уложились в срок, и пора возвращаться домой, – слукавил Джек, когда сказал, что пора домой; его разбирало большое любопытство: о появлении «Голиафа» на Ариане, – А нос, Федя, возьми с собой, прибудем на Землю: сделаем анализ ДНК.

Будучи, на сто процентов уверенным, что планета все ещё заблокирована, Сильвер демонстративно набрал координаты Тронплекса – астрал не показал открытия портала, что ещё лишний раз напомнило о коварстве чиновников.

Небольшой, горький осадок, у каждого из членов подразделения «Барьер», что не сложилось приложить руку, и в должной мере дать прочувствовать неизбежное правосудие (но больше чем Тузик они бы навряд ли бы смогли дать это понять), присутствовал в виде грязного пятна на их душах; но и Ариана, за то короткое время, что они здесь прибывали, была уже у всех в печёнках; и поэтому команда думала согласно: баба с возу кобыле легче – и класс, что наконец-то всё закончилось.

– Предлагаю отметить, завершение, денег у нас целый мешок, а кроме как здесь, мы всё равно, больше нигде, не сможем их потратить.

Стив с Марком дружно поддержали шефа, и даже немного удивились услышав от него такие слова, но так или иначе, они бесспорно заслужили это маленькое вознаграждения, в виде отдыха с тратой баснословной траты денег – и за день.

– Ближайший до нас город, город Надан, поэтому потратим всё: до клёпки.

– Я слышала, что это самый крутой город на Ариане, – вставила свои пять кредитов Джина.

– Крутые бывают только яйца, – ухмыльнулся Джек, – Марк давай тащи сюда мешок.

– Крутое на этой планете, правильно сказал шеф, больше ничего, – подытожил Ломоносов и не мог нарадоваться своим салиннкам, – Заодно узнаем, что делает Голиаф на этой планете.

– Джек глянул на Фёдора, но не подал никакого вида, что ему это интересно, Шарик тоже молчал, ведь миссия была закончена и теперь его присутствие было чисто символическое, а так как он был на этом задании членом подразделения, то он не мог всех оставить, а сам портироваться на Землю.

– Семьдесят седьмой, задача: узнать координаты города Надан, – и сразу добавил, – Координаты должны быть в сто метрах от городских ворот, и где-нибудь в неприметном месте, Выполнить задачу в максимально сжатый срок.

Но киборг сразу в ответ назвал Сильверу координату, и сказал, что это и есть его самое надёжное место, откуда он обычно следит за выходом из города; тогда Джек немного подумал и дал ему новое задание, прояснить обстановку в городе, со всеми подробностями, но только с самыми значимыми событиями, и произошедшими не позднее чем за последние сутки, «А то ещё начнёт узнавать, сколько вчера дала молока корова бабы Клавы», – подумал Джек набирая координату, что дал ему Сикофант, Марк с мешком денег стоял рядом, а от Банзая и след простыл.