Плечом к плечу

Сосенка, зелен плащ твой иглистый,

Плачешь слезой ты горькой, смолистой;

Я подрубаю ствол твой прекрасный,

Сбитые шишки сохнут и гаснут.

Сыплешь, ольха, ты в зной светотени,

Я ж обдираю плащ твой весенний,

Рубит топор мой остро и метко,

Сыплются гнезда, падают ветки.

Сосенка, ствол твой я подрубаю,

Чтобы опутать зеленью с краю

Наши машины с блеском огнистым,

С лбом броненосным, с рогом лучистым.

Режу, ольха, я свежие ветки,

Чтоб от воздушной вражьей разведки,

Скрыть под листвою блеклой, печальной

Светлый прожектор — отблеск зеркальный.

Если стервятник с черных гнездовий

Выплывет в небо в поисках крови,

Если уставят хищно бинокли

С выси на землю зоркие стекла, —

Пусть себе смотрят, крадучись, воя!

Скрыты под чащей листьев и хвои,

Словно лесные пни и вершины,

Дремлют спокойно люди, машины.

Ведь после боя нежит их дрема.

Лежа, не слышат дальнего грома.

Гулко грохочут ввысь батареи,

Явь возникает, сном пламенея.

Видны им в небе яркие взрывы,

Мечет осколки вихрь торопливый…

Хищник воздушный воет шакалом.

Падай на землю в зареве алом!

Вечер настанет, смолкнет пригорок,

Сумрак нахлынет, дымен и горек,

Из-под ольховой, из-под сосновой

Зелени выйдем с силою новой.

Выкатим своры чудищ зеркальных,

Луч вдруг забродит в облачках дальних,

И над врагами, под облаками

В небе размечем белое пламя.

Огненный меч тот грозен расплатой,

Битва то света с черным пиратом,

Звезды так светом тучу пронзают,

Ночь перед солнцем так отступает.

Прощай, прощай, страна могучих кедров

И чащ березовых, где глухари

Токуют, где малиновки трепещут

И гул зверья подобен гулу крови!

Я уезжаю. Так прощай, страна,

Где в реках много рыб, в лесах — грибов,

Страна пшеницы и овса, и пасек,

Пронзенная дыханьем суховеев,

Безмерная! Ведь здесь круги пространства,

Как жнивья, горизонт за горизонтом,

Раскинулись, не ведая границ.

В пустыне снежной здесь шагают гулко

Столпы сияний северных. Бой сердца

Чуть заглуши — и ты услышишь: полюс,

Скрипя, вращается вокруг оси,

А льды потрескивают и сверкают.

Но человечьим оком взглянет солнце —

И почернеет серебро зимы,

И розою ветров все закружится,

И грянет лето, словно некий взрыв

Благоуханий, зелени и жара

В стране сухой, в стране тугой и крепкой!

Таков и твой народ, простой и цельный,

Как будто вырубленный весь из камня,

То тяжеленный, словно глыба угля,

То блещущий, как слиток золотой,

То весь прозрачный, как алмаз граненый,

Как слезы — чистый, свежий как роса,

Тугой и терпкий, твердый и упорный,

Как северная яблоня, что в иней

Зимою одевается, как в шубу,

И убрана хрустальными плодами.

Я видел парня: из тепла избы

Он выбежал на искрящийся холод

С пылающим, смеющимся лицом,

В распахнутой рубахе, с голой грудью,

И бросился за девушкой румяной —

Жемчужиной здоровья, зимним маком.

Я видел старика: отменный плотник,

Носил он кедры на плечах столетних,

Пил за двоих, работал за троих,

За четверых ругался, а болтал

И сыпал шутками за восьмерых

И правнуков учил стрелять искусно.

Я видел бездны шахт, где человек,

Рукою твердой ухватясь за выступ,

Приподнимал твердыни антрацита.

Я видел пекло фабрики, где стены

Растрескались от пламени. Снаряды

Блестели штабелями гладких ампул,

Насыщенных любовью, жаром, гневом,

Презреньем к голоду и к утомленью,

И мукою, и гордостью, и смертью.

Сибирь, прощай! Тебя и твой народ

Ценить я научился. Уезжаю

Я не без сожаленья, и не раз

Я тайно буду по тебе томиться.

Я еду, а зеленый горизонт

Накидывает на меня арканы,

Как будто удержать меня он хочет.

Но еду, и во всем своем величье

Является мне мощь твоей земли,

Ее животворящие глубины…

Где некогда безмолвие снегов

Пронзал лишь посвист бешеной кибитки

И на дорогах жалобно звенели

Под суховеем только кандалы,

Теперь гудят заводы и плавильни

И мчатся поезда с тяжелым грузом —

Сырьем или рудою — на восток,

Или на запад — с рыбой, солью, рисом,

Железом, каучуком, частями моста,

Орудиями, сахаром, стеклом,

Снарядами, винтовками, взрывчаткой,

Зерном ячменным, бомбами, людьми.

И великан войны, в плечах могучих

Почувствовав отлив богатых соков,

И привкус утомления во рту,

И непреодолимую сонливость,

Оглянется недаром на Восток

И, вскормленный истоком вечной силы —

Широкой грудью Азии раскосой,

Омоет ноги в синем Иртыше —

И снова в бой! Рывком великолепным

Стряхнет врага он со своей спины

И бросит наземь, разобьет о камни.

Здесь я нашел приют, кус черствый хлеба,

Рукопожатье жесткое людей,

Товарищеский труд. Тебе, Сибирь,

Обязан обновленьем я. Тебя

За радостный мой шаг благодарю я.

Униженный боец, упавший здесь

Под первыми ударами войны,

Я думал, что я ранен в лоб навылет.

Но оказалось в сердце. В этот час

Своей водой ты мне глаза промыла,

Своею солью кости пропитала,

Натерла мышцы иглами сосны,

Узлы всех сил мне закрепила, грозно

Сожгла остатки выдуманных чувств

И мне вернула выправку солдата,

Способного не покоряться смерти

И выполнять и отдавать приказы.

О, в снежной разлетающейся шубе,

С лохматым чубом злой тайги, из недр

Сверкающая черным оком угля

И машущая палицей Урала,

Прощай, Сибирь-воительница! Ты

На ледяной громаде океана,

Как на вспененном, на седом коне,

Качаешься, а стремена и ноги

Согреты солнцем тропиков, и вся

Готова ты к прыжку через века

Истории, над кручею последней!

Мы едем, чтоб сражаться за свободу

Страны не столь большой. И в стан врагов

Внесем мы страх уж именем твоим:

«Сибирь». И в сердце угнетенных братьев

Мы жар вольем одним названьем: «Польша»

И два непримиримых этих слова,

Доныне исключавшие друг друга,

Враждебно скрежетавшие зубами,

Теперь сольются наконец в одно

Звучанье радости, победы, воли:

«Сибирь и Польша, Польша и Сибирь».

Для вас почетней звания нет в мире,

Вы честь его должны в боях беречь

И помнить в трудный час о командире,

Что саблею коснулся ваших плеч[42].

Я видел, как с горящими глазами

Присягу принимали вы в строю,

И эту песнь вручаю вам, как знамя,

О вас — надежда родины — пою!

Был передан прикосновеньем сабли

Вам поцелуй отчизны дорогой,

Чтоб никогда вы духом не ослабли,

В сраженьях были для врага грозой!

Вы, офицеры юные, — та сила,

Что кандалы неволи разобьет.

Отчизна вам солдат своих вручила,

Ведите твердо, смело их вперед.

Учитесь отдавать приказ! Учитесь

Сердца горячим словом зажигать,

Чтоб шел солдат на бой, как древний витязь.

С лица земли сметая вражью рать.

Дерзайте — и пойдут в огонь и воду

Бойцы!

Растает дым пороховой —

И снова небо ясное свободы

Увидите над польскою землей.

Вперед! Готовы к бою батальоны.

Орудия в рядах пехотных рот

Глазами жерл обводят бастионы…

Летят ракеты? Иль заря встает?..

Вперед! Томиться в узах рабства больше

Народу изможденному невмочь!

Гоните призрак прочь! В свободной Польше

Прекрасны будут каждый день и ночь.

Цветы детей подняв как можно выше,

Слезами счастья встретит вас страна;

Народ-строитель на знаменах вышьет

Прославленные ваши имена!

Следы полозьев замело,

Зальдели яблоки навоза.

Травинок хрупкое стекло

Крошится в лапищах мороза.

И пруд, корой покрытый плотно,

И за изгибами сугробов

Передвиженья горизонта —

Рубеж безмолвия степного.

Заиндевела на щеке

Слеза — и не спешит растаять,

А в оловянном далеке —

Ворон медлительные стаи.

И в распахнувшемся безлюдье,

В просторе беспредельной тверди

Вздымается заросшей грудью

Равнина всемогущей смерти.

И кажется, что шар земной

На полдороге к солнцу замер,

Покрыв бронею ледяной

Пространство между полюсами.

Но в глушь степную прибыл полк

И сразу вгрызлись в снег лопаты,

Приклады счистили ледок,

Дошли до почвы мерзловатой.

И вот железные кроты,

Сломив упорство глыб стеклянных,

В тепле под слоем мерзлоты

Укрыли города землянок.

В лес, где буран заколесил,

За бревнами тащились сани,

Но кони выбились из сил, —

Тогда впряглись солдаты сами.

И топором взмахнул солдат,

В столетний дуб врубился грубо —

Так раскроил он сердце дуба,

И на землянку лег накат…

Вы вторглись в сердцевину зим,

И сумрак отступил пред вами,

Над очагами — серый дым

Пустыми машет рукавами.

Кипит вода в седом сугробе,

В подземных стойлах кони ржут,

Живет вооруженный люд,

Военный люд в земной утробе!

Уже над раскаленной печью

Развешаны портянки косо,

Попыхивают папиросы,

Льнут к стенкам тени человечьи —

Повыше стриженых голов

Они очерчены неловко.

Во мгле повисла тяжесть слов,

Простых и метких, как винтовка;

В землянке, освещенной слабо,

Как бы вместился целый свет:

Мечты огромного масштаба —

Сто тысяч мест, сто тысяч лет.

И вот уж различает око

Балконов поднебесный хор,

Дома — подобье светлых гор,

Мост, взгромоздившийся высоко,

И капителей с небом спор…

Здесь в снежной мгле, где смерзлись травы,

В степях, закованных зимой,

Для нас струят величья влагу

Сосцы истории самой.

И если преступлений цепь

Влача до самого Берлина,

Враг превратит наш дом в руины,

Отчизну — в выжженную степь,

И если мы в краю родимом

(А до него уж не далеко)

Увидим только клубы дыма

Да пепел теплый и белесый,

То мы своей рукою сильной,

Привыкшей к молотку и сваям,

Свободной, светлой и обильной

Поднимем Польшу из развалин.

Низина и мрак между ними и нами,

Холмами бугрится земля.

Вдали винокурня чернеет камнями,

Как будто скелет корабля.

Окопы молчат, лишь порой в отдаленье

Сверкнет самоходная пушка-виденье.

Там немцы! Наверное, настороженно

Глядят они в стекла сейчас,

А может, со страха свернули знамена

Пред славою, ждущею нас.

Разведать — что скрыли туманные тропы!

И вот батальон покидает окопы.

У горнов уральских железные брызги

Ловили они на ладонь,

В лицо им дул ветер студеный, сибирский,

А грудь закалял им огонь.

В руках их двуручные пилы скрипели,

Ложились на плечи им кедры и ели.

Не слышно в их голосе нотки тревожной!

Без страха идут они в бой,

Увидев, что так мимолетно и ложно

Затишье пред жуткой грозой.

А небо за ними слегка розовеет,

И эхо шаги их по ветру развеет.

Навстречу из мрака ракетные взлеты,

Прожекторов белых мечи.

В три яруса сыплют огонь пулеметы

И бьют, как стальные бичи.

Огнистые иглы в тумане и дыме

Строчат, словно нитками кровяными.

Вдруг сразу все стихло, и только Мерея[43]

По топи журчит ручейком.

И мертвые спят, а живые теснее

Смыкаются, штык за штыком.

Один только ксендз в тишине голосисто

Хорал распевает средь жуткого свиста.

Уж видны убитых тела на рассвете,

И вот, оглушая, подул

Грозою смертельной стремительный ветер

Из тысячи огненных дул.

Грохочут, гремят, надрываются пушки…

И вновь батальон поднялся у опушки.

Ляхович майор[44], с револьвером, высокий,

Идет впереди напролом:

«В атаку, товарищи! Там недалеко,

В восьми километрах, — мой дом.

Жена там, и сын на руках ее плачет…

Вы знаете, что для отца это значит!»

И вот под огнем так бесстрашно и просто

В атаку повел батальон

На проволоку, пулеметные гнезда,

На дзоты, на смерть… и вдруг он

Качнулся, и в сердце, что жило отчизной,

Граната метнулась, осколками брызнув.

Солдатские руки его подхватили,

Быстрей наступленье пошло,

И Гюбнер[45] доносит, от ран обессилев:

«Захвачено с боем село…»

Вот пал и Пазинский[46]. И в жажде расплаты

Всех павших уже не считают солдаты.

Ловя каждый треск в полевом телефоне,

За боем следит генерал:

«Резервы и танки!» — и быстро на склоне

Овражистом в огненный шквал

Проносятся танки, проходят резервы.

И вновь батальон поднимается Первый.

Стреляет и колет, дорвавшийся к бою.

Вперед и ни шагу назад!

Под яблонями, под осенней листвою,

В Тригубовом[47] павшие спят.

Их сон охраняют столбы да пороги,

На дальней, ведущей к отчизне дороге.

Гюбнер[53], просим сердечно приехать к нам в гости!

Мы тебя угостим не водицы стаканом,

Пусть струится вино в несмолкающем тосте

За здоровье, и славу, и жизнь капитана!

Над тобой уже реяли ворона крылья,

Словно алый шиповник, цвели твои раны,

Когда вырвался ты героической былью,

Как дыхание боя, из траурных рамок[54].

Не остыв от борьбы, оно к нам долетело,

Сквозь печальные гимны и траура лавры.

Снова с нами ты в битве за правое дело,

По-солдатски простой, не стареющий, храбрый.

Жить, сражаясь, — я лучшей награды не знаю,

Смерть придет — так настигнет в бою, а не в креслах.

Жить, как ты, — своей грудью Мадрид заслоняя[55],

Воскресая из мертвых, как нынче воскрес ты.

Такова твоя жизнь — и постичь ее в — силах

Лишь идущий бок о бок с тобой в наступленье.

Будешь драться ты в каждой из войн справедливых

С первых выстрелов до баррикады последней.

Если мужество уподобляют броне,

Если с этой бронею и пуле не сладить,

Если сердце бойца — это угли в огне,

Я хочу твое жаркое сердце прославить.

Прославляю твой голос, прямой и правдивый,

Славлю руку, не дрогнувшую в бою,

Пыл бойца, хладнокровный расчет командира,

Беспокойную, чистую душу твою.

Брешь зияла в рядах — ты явился, воспрянул,

Вновь шеренга полна — нерушима броня,

Для меня это значит, что зажили раны,

Нанесенные в битве вчерашнего дня.

Значит — вновь через воду и через огонь,

Через вражьи тела, через смертные броды

Настигать побелевших от страха врагов

Ради нашей отчизны и нашей свободы.

Так позволь же мне, Гюбнер, до дна осушить

Искрометным вином озаренную чашу

За живых — чтобы жить вам и жить вам и жить,

За тебя и за светлую родину нашу.

Защитница свободы! Правды свет!

Звезда на шлемах ярче всех планет,

И солнцем на шинелях кровь искрится!

Верна, как смерть! Дороже, чем десница!

Когда, сметая все нещадною рукой

И попирая все ногой чугунной,

Враг шел, как шли в средневековье гунны.

Страна Советов поднялась стеной,

Преградой мощной от земли до неба.

Здесь залпов огненных пронесся шквал,

И заблестел штыком здесь каждый стебель,

И каждый пень мортирой зарычал.

Враг шел, но перед ним зияла бездна,

Тела взрывались под дождем железным,

Пылали реки, дыбились мосты,

Вонзались факелом живым кусты,

Ощерились сады и огороды…

О армия, несущая свободу,

Теперь идешь лавиной грозной стали,

Хребет врага дробишь на позвонки!

С горящим взором, с гневными устами

В сияньи славы движутся полки.

Ты городами вновь овладеваешь,

От черной крови землю очищаешь.

О краснозвездная, прими благословенье

За то, что ты даришь освобожденье!

Я слышу твоего похода шум,

Твоих стратегов мудрых славлю ум,

Бойцов твоих упорство воспеваю,

В твоих победах мужество черпаю!

Какая радость, честь для нас и гордость,

Что вместе гнали мы фашистов орды,

Что наша кровь лилась струей одной,

Что из одной мы фляги воду пили!

Оружие, что вы нам в дар вручили,

Мы сложим разве в мавзолей святой.

И будут приходить в благоговеньи

Туда, как в храм чудесный, поколенья.

Там наши будут изучать сыны

Историю своей родной страны!