Племянница маркизы

Эпилог

Жислен смотрела в окно салона, выходившего на тог, в ту сторону, где было море. В этот час отправлялся корабль, который должен был увезти Тристана. Она не плакала — слезы давно иссякли.

После того как Анри рассказал ей, что случилось, он пробыл у нее всю ночь. Брат, как мог, пытался утешить, осушить ее слезы. Его заверение, что он обеспечил Тристана деньгами и дал ему беспроцентный займ, ни в малейшей степени не ослабляло боль Жислен.

Где-то в глубине души она надеялась, что бывший возлюбленный вернется к ней, когда возбуждение от новизны, исходившей от Мари, пройдет. Или что она сможет, по крайней мере, видеться с ним по-соседски. Все это теперь стало невозможным. Тристан навсегда исчез из ее жизни. Ей остались лишь воспоминания и три дюжины его портретов, написанных ею со времени их разрыва.

— Почему ты так печальна?

Жислен услышала голос Жака, но не обернулась. Никто не сказал ему, что Тристан уезжает. Анри обычно не говорил с ним, а у нее самой не осталось сил. Высказать все вслух означало безвозвратно сделать это реальностью.

— Я не хочу, чтобы ты была грустной. — Граф подошел ближе и остановился рядом с-женой. — Вот, у меня для тебя кое-что есть.

Непроизвольно Жислен обернулась к нему. В его огромных лапах сидел котенок, едва ли больше яблока, и яростно шипел. Жак протянул его супруге с сияющей улыбкой:

— Теперь ты больше не грустишь.

Она посмотрела на котенка, но ничего не почувствовала. Боль не оставляла места для других чувств.

— Возьми его, Жислен. Смотри, какой он мягонький, — настаивал Жак.

— Может быть, позже, Жак. Отнеси его обратно, к его маме. — Больше всего на свете ей хотелось сейчас побыть одной.

— Тебе станет гораздо лучше, если ты возьмешь его и погладишь, — упорствовал граф, подчеркивая свои слова энергичными жестами. Разозленный таким обращением котенок впился своими крохотными зубками в большой палец Жака. Тот вскрикнул, раздался тихий, хруст… Шипение смолкло и головка котенка вяло откинулась набок. Из пасти торчал кончик розового язычка.

Жак уставился на свои руки.

— Нет, — прошептал он. — Нет, я этого не хотел. Опять…

Жислен медленно подняла голову. Как будто холодная ладонь погладила ее по спине.

— Опять? — тревожно переспросила она. — А что, это уже случалось?

Муж не смотрел на нее, только поглаживал пальцем маленькую головку котенка.

— Жак, я тебя о чем-то спросила, — резко сказала Жислен. — Отвечай мне.

— Ты будешь сердиться, — невнятно пробурчал он.

Графиня собрала все свое самообладание:

— Нет. Если ты расскажешь, что случилось.

— Я сделал это не нарочно, — он подергал мертвого котенка за ушко. — Правда. Я только не хотел, чтобы ты плакала.

— Что же ты сделал… ненарочно? — Жислен изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал спокойнее.

— На празднике у Анри. Я сбежал, потому что хотел в зверинец. Но там все было заперто, вот я и вернулся в зал, чтобы ты не заметила, что я уходил. Но тебя там не было. Ну, я и стал искать тебя. Ты говорила, что раньше любила ходить к павильону на холме. Я пошел туда. Но тебя и там не было. Я только нашел коробочку для пастилок Триса. Я хотел потом отдать ему. С холма я видел, как ты ругаешься с графом де Сен-Круа и как ты потом заплакала. Тогда я быстро спустился. Я хотел сказать ему, что он не смеет тебя злить, что я не хочу, чтобы ты плакала и была грустной…

Жак замолчал.

— И что случилось потом? — Сердце Жислен колотилось.

— Он засмеялся и назвал меня никчемным кретином, который недостоин даже выливать его ночной горшок. Он не пообещал мне, что больше не будет тебя сердить. — Жак снова замолк, опустив взгляд на мертвого котенка в своих руках. — Я хотел только потрясти его немного и попугать. Я-то ведь гораздо больше, чем он. Но он не перестал смеяться, и тут я сжал его шею. Только чуть-чуть, Жислен, правда, только чуть-чуть, но его лицо вдруг сделалось красным. Он упал, когда я его отпустил, и больше не шевелился.

— Почему же ты ничего не рассказал мне?

— Потому что тогда ты рассердилась бы на меня. Я ведь не должен был один бегать в зверинец. И я не знал, как мне сказать об этом, ну, о графе, ведь тогда бы ты опять отругала меня и больше не взяла с собой к Анри. Поэтому я сказал на следующее утро, что болен, и остался в своей комнате до нашего отъезда.

Жислен попыталась постичь услышанное. Ее муж убил графа, а Тристана за это отправили в изгнание. Уже второй раз Жак ломал ее жизнь.

— Ты сердишься на меня? Пожалуйста, скажи, что ты меня любишь. Я не хотел убегать, я не хотел ничего делать графу. — Он смотрел на жену умоляющим взглядом пятилетнего малыша, который разбил стекло.

Жислен боролась с собой. Суда Жак не вынесет. Обречь его на это, знать, что он находится в сырой камере, дожидаясь виселицы, и публично будет вздернут под издевки и выкрики толпы, она не могла. Это было бы равносильно предательству малолетнего, беспомощного ребенка. Она не способна так поступить с Жаком. Граф мертв, а Трис для нее потерян. Жребий брошен.

— Я не сержусь, Жак, мне приятно, что ты попытался защитить меня от графа. Но прежде, чем ты соберешься снова что-либо сделать, скажи мне или Ришару. Обещаешь?

Жак кивнул с такой готовностью, что его светлые кудри разметались:

— Да, обещаю. Если мы снова будем друзьями.

— Хорошо, Жак. Мы снова друзья. А у друзей часто бывают свои секреты, ты ведь об этом знаешь?

Он снова кивнул.

— Тогда то, о чем ты мне сейчас рассказал, останется нашей тайной. Никто, кроме нас двоих, не должен узнать об этом. Ты мне это обещаешь?

Его лицо просветлело.

— Да, Жислен. Теперь мы действительно друзья! У нас есть тайна! — ликовал он. Взгляд графа дю Плесси-Ферток упал на котенка, которого он все еще держал в руках. — Похороним его, Жислен? Я знаю одно местечко, там, под розами.

Она в последний раз бросила взгляд за окно. Потом взяла котенка в руки и погладила мягкую шерстку.

— Да, Жак. Пойдем, похороним котенка.