Пленница в башне

Глава 3

Ванесса болезненно привыкала к тому, что рядом больше нет ее дяди, поэтому общество Барбары дель Куирос очень скрашивало ей все последующие дни, проведенные в замке. Крестница хозяина, обладая дерзким языком и неукротимой энергией, отвлекала ее от печальных размышлений и, может быть, была тем единственным человеком, которому это удавалось делать.

Иногда по утрам они ходили купаться, в другие дни катались верхом по пляжу, после того, как Ванессе подобрали верховую лошадь. Девушки скакали бок о бок вдоль кромки воды, откуда на песок набегали пенящиеся волны. На фоне неба, пронизанного солнечной пылью, вырисовывались яркие силуэты рыбацких лодок, а в ослепительном воздухе проносились морские птицы. Эти часы, когда Ванессе удавалось не вспоминать о прошлом, портило лишь участие в прогулках дона Рафаэля, который всегда возникал будто из ниоткуда и присоединялся к их стремительной скачке. Он сидел в седле, словно сросшись со своей лошадью, а рубашка с открытым воротом, которую он надевал к безукоризненно сшитым бриджам, делала его моложе и беззаботнее.

Таким он казался, если взглянуть на него немного сзади, поправляла себя Ванесса, когда эти мысли приходили ей в голову. Глядя же ему прямо в лицо, вы увидели бы типичного аристократа, каких было множество в колониальные времена. Деспотичный, высокомерный, для женщины он мог бы быть скорее противником, нежели другом.

И вот настало утро, когда мирные отношения рассыпались вдребезги, как разбиваются о волнорез волны прилива. Он спросил Барбару, почему накануне вечером она ушла из замка, не спросив у него разрешения. Ванесса почувствовала, как кровь застучала у нее в висках от обиды за девушку. Она вспомнила, как дон Рафаэль, едва сдерживая раздражение, отправил служанку к крестнице только для того, чтобы убедиться, в замке ли она.

Его густые черные брови нахмурились, а взгляд на секунду с угрозой задержался на лице Ванессы: наверное, он считал, что ей известно, где находится его крестница. Затем, снова прикрывшись своей обычной маской учтивости, он отвернулся, чтобы ответить Лусии Монтес на какой-то вопрос.

Весь вечер Ванесса чувствовала себя крайне неуютно. Общительный Рай Алвадаас куда-то уехал на выходные, а донья Мануэла, бабушка дона Рафаэля, обедала вместе с семьей только по особым случаям. И как только в зал подали кофе, Ванесса ускользнула в свою комнату, хотя дон Рафаэль, по-видимому, намеревался спросить ее еще о чем-то, но раздумал и только холодно поклонился, когда она выходила за дверь. Удаляясь по коридору и поднимаясь по лестнице, Ванесса чувствовала, что он смотрит ей вслед, и постаралась как можно скорее скрыться с глаз. Его раздражение висело над ее головой, как занесенный хлыст, и было тем более несправедливым, что в своей дружбе с Барбарой девушки еще не дошли до полной откровенности в отношениях. Барбара была готова часами болтать о чем угодно, но о себе не говорила почти никогда.

Когда Ванесса услышала, что дон Рафаэль призывает крестницу к ответу, она придержала лошадь и отстала на несколько шагов: то, что Барбары не оказалось дома накануне вечером, касалось только их семьи, а Ванесса не понимала и не принимала строгих испанских правил, которых должны были придерживаться незамужние женщины, и выходить из дома лишь в сопровождении компаньонки и на все испрашивать разрешения у хозяина дома. Это напоминало феодальные времена и поднимало в душе Ванессы бурю протеста.

Хотя она и старалась не прислушиваться к разговору, но все же расслышала несколько сердитых фраз из стремительного диалога. Барбара, сидевшая на своей черной лошади, слегка обернулась к человеку, который руководил ее жизнью, и, как обычно, отвечала на его упреки с дерзостью, в которой сквозило отчаяние. Разгоревшиеся страсти во всей красе проявили ее латинский темперамент: в какой-то момент она взмахнула плетеным хлыстом и ударила по руке, которую дон протянул к поводьям ее лошади. Багровый след проступил на медно-загорелой коже, и повод выскользнул из его руки. А Барбара тем временем пришпорила свою лошадь и умчалась.

Ванесса увидела, как худое лицо Домерика на мгновение окаменело. Потом он бешеным рывком развернул свою лошадь так, что она чуть не столкнулась с лошадью Ванессы.

— Не стоит мчаться вдогонку за глупым ребенком, — сухо произнес он. — А теперь расскажите мне, мисс Кэррол, что вам известно о том, где и с кем моя крестница была вчера вечером!

— Абсолютно ничего не знаю, сеньор. — Ванесса выпрямилась в седле, ее охватило такое желание вступиться за Барбару, что она выдержала взгляд его гневно сверкающих глаз. — Я считаю, что в ее возрасте девушка нуждается в какой-то свободе, и мне вполне понятно, как ее возмущает ваша настойчивость, с которой вы требуете, чтобы ее водили на помочах, как младенца. Это… это просто унизительно!

После ее слов воцарилось недолгое молчание. Ванесса увидела, как медная кожа Рафаэля натянулась на крыльях носа, тонко очерченных скулах и квадратном подбородке, и ощутила странное волнение, почти симпатию к этому человеку.

— Женщинам свойственно болтать обо всем, что приходит им в голову, и вы, мисс Кэррол, конечно же, не являетесь в этом отношении исключением, — наконец произнес он. — Так значит, вы полагаете, что ребенок, находящийся на моем попечении, может в поздний час тайком выходить из дома, намереваясь, очевидно встретиться с каким-то мужчиной.

— Почему это кажется вам таким очевидным? — Резко оборвала его Ванесса. — Она могла выйти, чтобы искупаться или прогуляться перед сном, или для того, чтобы встретиться с подругой.

— Могла, конечно, — согласился он. — Но позвольте мне заметить, что свою крестницу я знаю несколько лучше, чем вы, и этот поступок, свидетелем которого вы только что стали, то, как она испробовала хлыст на моей руке, говорит о женской ярости и о том, что моя догадка верна: вчерашний вечер она провела с мужчиной. Больше того, с мужчиной, которого я не одобряю.

— Барбара молода и хороша собой. Естественно, ей хочется иметь друзей и из числа молодых людей, — возразила Ванесса. — Следует пересмотреть ваши устаревшие феодальные взгляды, которые требуют держать девочек на почтительном расстоянии от мальчиков.

— Да, мы поступаем так издавна, мисс Кэррол! Но в результате у нас нет такого количества неудавшихся браков, как в вашей стране, где девушки сами выбирают себе мужей и не хотят прислушиваться ни к пожеланиям родителей, ни обратить внимание на жизненные перспективы своих избранников. Вы не согласитесь со мной, сеньорита, но родители или тот человек, на котором лежит ответственность за девушку, часто способны составить самое мудрое суждение о ее характере и о том, какой именно человек лучше подходит ей в мужья. А у английских родителей сердце болит оттого, что в таком важном деле к ним так мало прислушиваются. — Дон Рафаэль скользнул по лицу Ванессы суровым взглядом и бесцеремонно добавил: —. Недавно ваш дядюшка поделился со мной, что ваша все более тесная дружба с молодым Конроем внушает ему всяческие опасения. Вы знали, мисс, что сеньора Кэррола это беспокоило?

Да, Ванесса знала, что дядя считал Джека беспутным бродягой, но ее возмутило, что какой-то дон Рафаэль смеет неодобрительно отзываться о ее друге. А она от носилась к молодому геологу именно как к другу, а не как к человеку, за которого намеревалась выйти замуж. Но, даже если бы и так, ее дела не касались этого деспота идальго!

— Дядя никогда не вмешивался в мою жизнь, — отрезала она. — Он был достаточно деликатен, чтобы понимать, что женщине для счастья нужно не только обеспеченное существование.

— Вот как? — Его необыкновенно черные глаза сощурились. — И вы согласились бы сопровождать Конроя в экспедициях по джунглям? Полагаю, вам потребовалась бы для этого незаурядная храбрость… и весьма незаурядная любовь.

— Конечно, сеньор! — Она отбросила волосы, стянутые белой лентой и напоминающие спелые колосья на солнечном поле. — Я не вышла бы за человека, к которому не испытывала бы большого чувства.

— Я готов вам поверить. — Его голос внезапно смягчился, будто он решил больше не сердиться на ее несдержанность и расценить этот проступок как весьма незначительный. — Вам не хватает вашего дяди, сеньорита?

Она смотрела на крутой изгиб лоснящейся лошадиной шеи, на гордую гриву, но от нахлынувших слез они расплывались перед глазами. Через несколько секунд ей удалось овладеть собой, и тогда она снова смогла взглянуть на своего спутника:

— Меня очень поддерживает дружба с Барбарой, мне кажется, что и она рада моему обществу, а это так важно — чувствовать себя кому-то нужным.

— В этом я с вами совершенно согласен. — Дон Рафаэль внимательно посмотрел на Ванессу и добавил: — Мне бы хотелось развить эту тему и далее. — Давайте отойдем в тень, под пальмы.

Он высвободил ноги из стремян и соскользнул со своего мавританского седла. Протянув Ванессе руку, он помог ей сойти на коралловый песок и привязал поводья обеих лошадей к стройному стволу кокосовой пальмы.

Они прогуливались в прохладной тени бамбуковой рощи. Шуршание бамбука вторило шепоту моря, с гребешков набегающих волн на берег летели брызги. Ванесса, опустив глаза, разглядывала щупальца медуз. Краем глаза она заметила, как Рафаэль прикурил свою сигару и опустил зажигалку в карман бриджей. На нее повеяло ароматным душком, и, подняв на него глаза, она обнаружила, что он пристально смотрит на нее. Казалось, его взгляд пытается проникнуть в самую глубину ее души, будто ожидая открыть в ней нечто, пока неизведанное.

— Вам нравится то, что вы успели увидеть на нашем острове, мисс Кэррол?

Она с трудом отвела глаза и посмотрела, вдаль — на лагуну и пенящиеся на рифах волны. Чувствуя ладонями прикосновение мохнатого ствола пальмы, к которому прислонилась, она думала о том, что, ведя себя как джентльмен, ее властолюбивый страж пугает ее сильнее, чем своим холодным высокомерием и язвительностью. Она сердито попыталась убедить себя, что предпочитает видеть его таким, к какому уже привыкла, — внушающим легкое опасение и свысока смотрящим на ее промахи, вызванные неопытностью. Перед его благодушием она терялась.

— Вы не находите Луенду подходящим для себя местом, сеньорита? — С этими словами он выпустил колечко голубоватого дыма, которое проплыло перед ее задумчивыми глазами. — Мне было бы приятно.

— Остров прекрасен, сеньор. Я буду скучать по этой красоте, когда уеду. — Из духа противоречия она рассчитывала, что упоминание об отъезде испортит его хорошее настроение, и он снова превратится в противника, поскольку предпочитала видеть его в этом качестве.

— Но вы же еще не собираетесь уезжать? — Он отмахнулся от ее слов, как от назойливой мухи, и с гордым безразличием продолжил: — Как-нибудь я покажу вам наш виноградник, где мы выращиваем виноград, из которого делаем вино, от которого у вас закружилась голова в тот вечер. — В прошлом году урожай был отменным, а в этом обещает быть еще лучше. Виноградник — один из самых интересных уголков на острове. В жилах крестьян, которые там живут, течет чистая испанская кровь, и они устраивают настоящие праздники, когда приходит время выжимать сок. Вы никогда не видели этого, сеньорита? Смех, песни, стычки между парнями, которые пялят глаза на одну и ту же девчонку. У них совсем простая жизнь… такой можно только позавидовать…

Он резко прервал свои рассуждения, пожал плечами и заговорил о другом:

— Так возвращаясь к нашему разговору о Барбаре, вернее, о том, что вы считаете, будто я отношусь к ней свысока. — Он нетерпеливо взмахнул левой рукой. — Позвольте мне объяснить вам, что дружбу между молодой испанкой и мужчиной, если он soltero, — это значит, холост, — жители острова расценивают как неприличную. Наши обычаи не позволяют пренебрегать правилами приличия, к тому же в отношении Барбары у меня есть свои планы, и случайный жених, которого она себе нашла, в эти планы не входит.

Ванесса незаметно взглянула на Рафаэля и подумала, что сейчас у него особенно неприступный вид.

Невозможно было вообразить его крестьянином, который собирает виноград, давит сок в огромных цистернах и нахально пялит глаза на девушек с золотистой кожей, одну из которых полюбит и сделает своей женой…

Ну, нет, этот человек женится только на ровне, потому что даже мысленно не осмелится нарушить законы своего класса.

Дон Рафаэль, очевидно, заметил, как выражение лица Ванессы мгновенно изменилось, потому что насмешливо произнес:

— Вы сравниваете наши суровые обычаи с теми, которые приняты в вашей стране? Вы считаете, что мы несправедливы к нашим женщинам, потому что контролируем и руководим ими? Позвольте заверить вас, что испанки отнюдь не несчастны в своей несвободе, как вы, вероятно, полагаете. Им нравится, когда о них заботятся.

— Когда заботятся, — наверное, но не когда их притесняют.

— Вы считаете, я способен кого-нибудь притеснять? — Рафаэль приподнял бровь. — Вам кажется, что я суров с Барбарой? В Испании она находилась бы под еще более строгим надзором, чем здесь, на острове, потому что у нее нет родственников. К тому же она должна унаследовать довольно значительное состояние, когда достигнет положенного возраста. Вот почему я не могу позволить ей продолжать встречи с этим молодым человеком. Они должны быть… как бы это сказать… пресечены на корню.

— Когда девушке что-то запрещают, это порождает сопротивление, сеньор.

— Я знаю об этом, сеньорита! — И он без стеснения пригладил прядь волос, которая, как она уже заметила, имела обыкновение вставать дыбом на его черной голове при малейшем дуновении ветерка. — Испанцы в основном хорошо разбираются в женской психике, вот почему я согласился, что для женщины важно чувствовать свою необходимость. Вы тоже нуждаетесь в этом, тогда как Барбарита нуждается в компаньонке. Если вы согласитесь на эту должность, то в вашей власти будет запретить ей бывать в тех местах, которые я не одобряю.

Ответом на его внезапно сделанное предложение было молчание. Ванесса слышала только пульсацию своей крови в висках, крики больших птиц, которые охотились на рыбу возле рифа, да шорох пальмовых листьев над головой. Но ведь именно этого она и хотела — получить какую-нибудь работу, чтобы обрести уверенность, которую давала независимость. Почему же тогда она не сказала сразу, что с радостью принимает это предложение?

Наконец она почувствовала, как длинные пальцы сжали ей левое плечо, больно надавив на хрупкую ямку над ключицей.

— Вскоре я подыщу Барбаре какую-нибудь компаньонку, — учтивости в голосе дона Рафаэля как не бывало. Он снова заговорил холодно. — А вы вспомните, как, не успев еще сойти на остров, уже попросили для себя какой-нибудь работы. Вы рассуждали о своей пресловутой независимости, будто хотели уколоть меня. Удивительно, как вы ухитрились втиснуть такое количество независимости в такую маленькую упаковку!

В его ледяном голосе слышалось раздражение, и Ванесса почти не сомневалась, что он борется с желанием стукнуть ее. Продолжая говорить, он подошел ближе, и от его близости она ощутила удушье — ей не удавалось вдохнуть, будто от него исходили какие-то флюиды, которые парализовали ее волю. Она скрестила руки, стиснула зубы и стала молиться про себя, чтобы он отошел от нее.

Должно быть, он почувствовал ее горячее желание освободиться, разжал пальцы и отошел. Избавив ее от своей близости как физической, так и эмоциональной, он саркастически произнес:

— Будьте уверены, что неприязнь — не только ваша привилегия, мисс Кэррол. Я тоже частенько испытывал ее к вам во время моих визитов в Ордаз. Но сейчас мы обсуждаем деловой вопрос, и у меня сложилось впечатление, что между вами и моей крестницей сложились дружеские отношения. Я не ошибаюсь?

— Конечно нет, мне нравится Барбара. — Она решила не стесняться в выражениях, что, по ее мнению, оправдывалось его собственной откровенностью. — Но я не думаю, что способна справиться с ролью надзирательницы.

Его ноздри сделались тонкими как лезвия, а мускулы у рта напряглись.

— Вам не откажешь в храбрости, но она порою раздражает, — сухо заметил он. — То, что вы племянница Леннарда Кэррола, дает вам основания полагать, что я сдержусь, но обстоятельства уже доказали, что вы не являетесь неприкосновенной только потому, что вы — такая редкость, как Английская Мисс, жемчужина среди женщин.

— Вы грубиян! — задохнулась она. Никогда еще она не испытывала такого желания ударить человека по лицу. Неприязнь к нему доходила в ней временами до ненависти; от черных бровей и до щегольских сапог он ассоциировался с докучливым предметом, от которого следовало побыстрее отделаться, чтобы не доставить ему удовольствия заметить, как брызнут слезы, подступившие к ее глазам.

Она отвернулась и, отойдя на несколько шагов, застыла, заметив, как по стволу дерева скользнуло длинное змеиное тело. Змея повела своей ужасной головой в нескольких дюймах от побледневшего лица Ванессы. Из груди ее вырвался крик, но стальная рука вовремя схватила ее за талию, и Ванесса оказалась прижатой к твердой груди дона. Плетеный хлыст с убийственной точностью обрушился на змею, она упала на землю, и обутая в сапог нога раздавила ее мерзкую голову. Несколько секунд пестрое тело еще извивалось, но потом обмякло. Стиснувшая ребра Ванессы мускулистая рука ослабла, и она смогла наконец перевести дух.

— Она ядовитая? — выдохнула Ванесса.

— Довольно опасная. — Затем, прежде чем Ванесса успела воспротивиться, он слегка развернул ее и повел к тому месту, где были привязаны лошади. Подсадив ее в седло на гнедую лошадь, дон посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся своей ироничной усмешкой.

— Почти никому из нас не удается быть совершенно независимыми, мисс Кэррол. Вам только что потребовалась моя помощь, а я нуждаюсь в том, чтобы вы помогли мне с Барбарой. Уверяю вас, я приглашаю вас не в качестве надзирательницы, а в качестве компаньона и друга.

Его улыбка вдруг смутила Ванессу. Черт его возьми! Только что он был совершенно отвратителен, а через минуту стал обезоруживающе обаятельным, чем полностью лишил ее возможности заранее приготовиться к отпору. Она стиснула поводья, будто пытаясь обрести точку опоры:

— Мне всегда казалось, что вы считаете меня немного легкомысленной.

Его губы дрогнули в неуверенной улыбке:

— Чтобы быть компаньонкой, разве необходимо держать себя с достоинством? Я не могу ожидать этого от человека, который еще так молод.

Агатовые глаза задержались на ее тонкой шее, на руках, казавшихся особенно бледными по сравнению с его собственной кожей цвета мореного дуба. Ванесса давно оставила надежду загореть, проклиная свою невосприимчивость к солнечным лучам, — видимо, какое-то вещество в ее коже противилось им, невзирая на то, что на плантации она подолгу принимала солнечные ванны на веранде. Заметив пристальный взгляд дона, она почувствовала, как жарко запылали ее шея и щеки. Может быть, он рассчитывал, что возложенная на нее ответственность поможет ей самой поскорее повзрослеть?

Широким жестом он обвел рукой пляж, море и возвышающиеся вдали горные уступы и спросил:

— Не охватывает ли вас чувство вины из-за того, что после трагедии в Ордазе вы все еще способны наслаждаться окружающей вас красотой? И не потому ли вы все еще отвергаете мысль о том, чтобы остаться здесь? Я понимаю вас, но время заставляет забыть даже самое плохое, что случается с нами, малышка.

Театральная красота мирного пейзажа Луенды только подчеркивала ужасы Ордаза, но, кроме чувства вины и печали, у Ванессы была и еще одна причина, чтобы отказаться от мысли остаться на острове. Это ощущение, впрочем, довольно абсурдное, что ей угрожает опасность, от которой следует бежать, пока она ее еще не настигла.

— Я не прошу, чтобы вы дали мне ответ немедленно. — Дон слегка сжал ее руку. — Подумайте и, если ваше решение останется прежним, я буду искать компаньонку в другом месте. Но мне кажется, что Барбаре будет легче найти общий язык с кем-нибудь, близким ей по возрасту. Такого человека, который понимает, что быть молодым еще не означает ступать по земле, усыпанной розами, что на этих розах множество шипов, которые больно ранят хрупкие и беззащитные чувства.

— И вы, понимая это, бессердечно запрещаете Барбаре дружбу, которая, должно быть, ей очень нужна? — возразила Ванесса. — Она не будет слушать вас.

— Я не собираюсь запрещать этого бессердечно, мисс Кэррол. — Лицо Рафаэля приобрело сардоническое выражение. — Барбара и сейчас не слушает меня, но, верите вы или нет, она привязана ко мне и знает, что я забочусь о ее счастье. Уверяю вас, что у меня нет никакой необходимости поступать безжалостно.

— Ваше понимание этого слова может в корне не совпадать с моим, — парировала Ванесса, думая, что дон, стоящий рядом со своей лошадью, чем-то похож на тощего инквизитора. Рукой, по которой хлестнула его Барбара, он похлопал лошадь по лоснящейся шее; под солнечными лучами его волосы отливали всеми оттенками воронова крыла, а в глубоко посаженых глазах вспыхивали топазовые искры. Неотразимый мужчина, но до чего же с ним неуютно!

— Нередко приходится быть жестоким во имя доброй цели, мисс Кэррол. — Он пожал плечами и взглянул на часы, которые носил на ремешке из крокодиловой кожи. — У меня есть еще час времени, до того как я приступлю к работе со своим секретарем. Поэтому я предлагаю совершить прогулку до ближайшей асиенды и позавтракать. Вы обретете массу новых впечатлений, причем приятных, за это я ручаюсь.

— Завтракать на асиенде? — эхом откликнулась она. — Но разве нас не будут ждать к завтраку в замке?

— Хозяин замка волен сам распоряжаться своим временем. — И с озорной улыбкой он вскочил в седло. — Помните, как мы с вами завтракали под открытым небом?

Да, она не забыла. Он рассуждал тогда о красоте и жестокости любви. Видимо, этому последнему пункту придавалось особое значение, поскольку в этом отношении был богатый опыт, — ведь по традиции браки заключались исключительно по сговору, — никто не терял голову от любви и не бежал из дома со своим избранником. Девушке подбирали подходящего жениха и, после подобающих ухаживаний, которые настраивали ее на свадьбу эмоционально, совершали церемонию. Ванессе приходилось слышать, что очень часто такие браки оказывались на редкость удачными, но как быть с такими девушками, как Барбара, которые восставали против этой системы? С теми, кто встречал свою любовь случайно, но отказывался от нее под давлением родителей или опекунов, которые не давали своего согласия?

Чудовищная система, решила Ванесса. Сверкая зелеными глазами, она объезжала россыпь камней, следуя по пятам за черной лошадью дона Рафаэля. И этот человек имел наглость предлагать ей такую работу! Чтобы она сдерживала естественные порывы его крестницы! Чтобы она обеспечивала чистоту рода Домериков до тех пор, пока он хладнокровно не осуществит свои планы. Наверное, он уже подобрал для девушки подходящего кандидата, и, конечно, тоже голубых кровей, и богатого, как и он сам.

Ванесса так туго натянула поводья, что ее лошадь вскинула голову и всхрапнула. Дон немедленно обернулся и бросил через плечо:

— Будьте осторожнее, моя маленькая. Это уже не мои владения, и здесь пляж не очищают от камней.

— Хорошо, сеньор, — вежливо ответила она. — Я буду осторожна.

Про себя она добавила, что будет чрезвычайно осторожна, имея в виду, что не станет торопиться с решением насчет работы, которую он ей предложил. Могло случиться, что Барбара нуждалась в ней больше, чем это казалось на первый взгляд.

Старая проселочная дорога вела от пляжа к асиенде, и вскоре сквозь промежутки в пурпурных и шафрановых каскадах глициний и алламанды показались ее залитые солнцем грубые беленые стены. Миновав мавританскую арку, они въехали в мощенный крупным булыжником двор, где рылись куры и щипали листья маленькие выносливые ослики, запряженные в повозки, крытые тростником и водорослями.

На плоской крыше отбеливалось на солнце льняное полотно. Под зеленым опахалом пальмовых листьев сидела старуха в черном платье, с лицом, похожим на сморщенный коричневый орех. Она качала ногой плетеную колыбель, в которой, судя по всему, лежал ребенок.

Услышав, как по мощеному двору зацокали лошади, она медленно вынула изо рта глиняную трубку и устремила на всадников немигающий взгляд. Они спешились, и после ее вопроса: «Кто там?» — Ванесса догадалась, что ее черные, похожие на бусины глаза, незрячи.

Дон Рафаэль взял Ванессу за локоть и подвел к старухе:

— Добрый день, Мария, как дела, сеньора?

Из дальнейшего обмена репликами Ванессе удалось ухватить общий смысл разговора, и в результате она поняла, что старая Мария чувствует себя неплохо, и что младенец, приходившийся ей внуком, вносил много радости в ее сумеречную жизнь.

— Мария, — дон Рафаэль улыбнулся смуглому мальчугану, который сосредоточенно забавлялся со своими ногами, — ваш внук просто чудесный парень. Он похож на вашего сына, но улыбается, совсем как Пакита.

— Да, — удовлетворенно кивнула старуха, — Пакита хорошая жена моему сыну, хвала Господу, да и мать отличная. Никогда мой Рамон еще не был таким счастливым. — Узловатая коричневая рука нашарила руку дона и пожала ее. — Это все вы, кум, совершили для них обоих это чудо. Они никогда не были бы так счастливы, если бы вы не заплатили, чтобы Паките сделали операцию. А теперь у моего Рамона есть сын, мы назвали его в вашу честь, сеньор, — Леон Рафаэль.

— Ага, раз этого парнишку зовут так же, как и меня, я должен сделать ему подарок. — Дон Рафаэль достал из кармана бриджей бумажник и вынул оттуда несколько банкнот, которые вложил в руку Марии со словами: — Лучше не говорите Рамону, он и так считает меня своим должником. Купите какие-нибудь мелочи для мальчика, и давайте сохраним этот маленький секрет между нами.

— У вас сердце вашей великодушной матери, кум! Да благословит Бог вас и вашу семью! — Мария прижала его подарок к сморщенным губам и, спрятав деньги во вместительный карман своего черного платья, подняла глаза на его лицо, будто действительно видела его мужественные смуглые черты, стремительные брови и растрепанные ветром волосы.

Неожиданно она сказала:

— По-моему, вас мучает сердечная боль, дон Рафаэль. Я чувствую ее в воздухе.

— Полно, Мария, — рассмеялся он, — вы не заставите меня поверить в ваши цыганские гадания.

— Не смейтесь, mi amigo grande note 2. Все мужчины смеются, но мои глаза видят лучше, чем у зрячих. — После этих слов она неожиданно повернулась к Ванессе, которая тихонько стояла под деревом авокадо, свесившим над ее головой свои зеленые плоды. — Вы привезли к нам хорошенькую туристку, дон Рафаэль?

Он обернулся, и Ванесса внезапно покраснела. Странно, но ей никогда не приходило в голову выяснить, считает ли он ее хорошенькой. На ее собственный взгляд, скулы у нее слишком выступали, рот был великоват, а подбородок выглядел излишне упрямым.

— Наверное, вы ясновидящая, Мария. — Дон Рафаэль озорно повел бровью в сторону Ванессы. — Со мной здесь молодая англичанка, это ее сердечную боль вы почувствовали в воздухе. Недавно она перенесла тяжелую утрату, и теперь на некоторое время остановилась погостить в замке.

— Я вам сочувствую, сеньорита, — ответила Мария, — и приветствую на асиенде Riera.

— Gracias, сеньораnote 3. — Ванесса вложила свою руку в протянутую к ней узловатую ладонь, но Мария не пожала ее руку, а вместо этого принялась водить ногтем по ладони, изучая ее линии. Спустя несколько напряженных секунд старуха хрипло захихикала:

— Ни Бог, ни дьявол не заставят ее сделать что-нибудь вопреки ее желанию, — прошептала она.

Ванесса почувствовала, как ее бросает то в жар, то в холод. Вежливость не позволяла ей отдернуть руку, но сделать это хотелось ей больше всего на свете. Старая цыганка приготовилась ей открыть какие-то тайны, и теперь дон услышит каждое слово, в то время как Ванессе, с ее знанием испанского, придется выхватывать по слову то здесь, то там, чтобы приблизительно понять их смысл.

Она подняла глаза на невозмутимое лицо дона Рафаэля, который любезно предложил:

— Может быть, хотите, чтобы я перевел вам?

— Нет…

— Я думаю, что все же так будет лучше, — ведь это очень интересно. — Его глаза заблестели от сдерживаемого смеха. — Мария говорит, что в вашем сердце много любви, но добиться ее непросто. Она говорит, это потому, что вы англичанка и, значит, холодны, но только с виду. Линия жизни у вас длинная, но не всегда ровная, она предвещает три события, благодаря которым вы найдете свое счастье. Одно из них, самое главное, уже совсем близко, возможно, оно уже произошло…

Остальное было не так поразительно и, когда, наконец, костлявые пальцы Марии выпустили ее руку, Ванесса отошла в сторону, чувствуя, как у нее дрожат колени. Она не могла просто отмахнуться от всего, что только что случилось. Слепая гадалка, белые стены уединенной асиенды, атмосфера запахов и звуков, царивших здесь, одновременно завораживали и пугали ее. К тому же Ванесса была женщиной и с трепетом относилась ко всему потустороннему и к тому, что сулили ей звезды.

Она поверила Марии! Она знала, что так и будет: любовь, которая ждала своего часа, вырвется на свободу и расцветит ее жизнь своими радостями и тревогами. Все так и будет, это судьба, и взволнованной Ванессе почему-то захотелось скрыть выражение своего лица от насмешливого взгляда этого человека. Она опустилась на колени в траву возле колыбели маленького Леона Рафаэля. Его большие блестящие глаза и розовые десны, которыми он мусолил свои ножки, способны были покорить сердце любой женщины.

— Ах ты, коричневый чертенок! — рассмеялась Ванесса. Малыш выпустил свою ногу, решив, что большой палец на руке будет вкуснее. — Так ты сам себя съешь, плутишка.

— Тебе нравится, когда с тобой разговаривают, хоть ты и не понимаешь ни слова, да, негодник? — Дон Рафаэль протянул руку и погладил черный пух на голове младенца: — С тобой, малыш, разговаривает женщина, и ты всю жизнь будешь делать глазки этим загадочным существам, но понимать их так и не научишься. — Затем с неожиданной силой, которую Ванессе уже доводилось испытать, дон взял ее за плечи и поднял на ноги. — Не стоит стоять на коленях в траве, — сказал он, — там может скрываться какая-нибудь мерзкая тварь.

Ванесса отряхнула на коленях брюки для верховой езды, которые одолжила ей Барбара, и попыталась не обращать внимания на то, что Рафаэль так и не убрал с ее плеча свои властные руки. Как он ласков с ребенком и как суров с женщиной! Возможно, этот человек вообще не питает симпатии к ним, хотя и сознает их притягательность?

— Сеньор идальго, добро пожаловать! — воскликнул чей-то голос. Ванесса подняла глаза и увидела пухленькую молодую женщину, спешившую к ним через двор. На ней была блузка из самодельных кружев, заправленная в черную юбку. В мочках ушей колыхались золотые кольца, а гладко зачесанные волосы открывали улыбающееся лицо, на котором сияли живые темные глаза.

— Добрый день, Пакита. — И, тщательно выговаривая по-английски, дон добавил: — Мы с мисс Кэррол как раз любовались вашим красавчиком сыном. Таким ребенком нужно гордиться.

Пакита ответила дону Рафаэлю красноречивым взглядом. Золотые серьги закачались, и женщина с любовью сжала сына в объятиях.

— Не ешь свой пальчик, милый! — Она со смехом вынула из кармана фартука хрустящий крендель и сунула его в беззубый рот младенца. — Как он быстро растет, а как хорошо кушает! — с гордостью воскликнула она. — Скоро он сможет помогать Рамону на винограднике.

— Как дела на винограднике? — Дон Рафаэль с интересом ждал ответа. — Управляющий моим виноградником обещает рекордный урожай.

— Рамон тоже так считает, сеньор идальго. — Пакита перекрестилась с истинно латинской пылкостью. — Это хорошее лето для нас, разве не так, мамочка? — Она нежно обняла согбенные плечи своей свекрови, которая сонно попыхивала своей трубкой, погрузившись в воспоминания о юности, когда все думы переполняют мечты о будущем.

— Ай, Пакита, на солнце виноград наберет сладость. — Старое сморщенное лицо расплылось в улыбке. — Когда виноград сладкий, в воздухе разливается любовь.

Такие слова можно услышать от очень старого или совсем молодого человека. Поэзия, свойственная только мудрым или невинным, невероятно тронула Ванессу, и она почувствовала, как по ее телу пробежали мурашки, словно от волнения, которое порождает в душе хорошая музыка.

Стоящий рядом с ней дон Рафаэль поговорил по-испански с Пакитой, потом наклонился к Марии и сообщил ей, что они с сеньоритой Кэррол собираются позавтракать в саду.

Она кивнула, сморщившись от солнечного света и своего старческого удовольствия:

— Это здорово. До свидания, сеньор.

— До свидания, сеньора.

Ванесса, как эхо, повторила слова, которые звучали по-испански гораздо теплее, чем их английский эквивалент, и они с доном Рафаэлем и Пакитой направились мимо асиенды в сад. Как выяснилось, хозяин занимался сейчас с горластыми возчиками, и Пакита не могла допустить, чтобы сеньор идальго и его гостья завтракали в их присутствии. Они прошли вдоль разноцветного ручья, из которого вода струей лилась в длинный каменный желоб. Ванессе объяснили, что ручей питается из родника, в честь которого асиенда и получила свое красивое название. В кружевной тени деревьев стояли круглые кованые столы, и дон Рафаэль указал ей на тот, что располагался под гуайявой, сгибавшейся под тяжестью темно-красных цветов.

— Да, сеньор. — Пакита обмахнула стулья передником и отправилась, чтобы принести приборы, скатерть и меню.

Местечко для завтрака было очаровательным, Ванесса наслаждалась сердечной атмосферой и сельским обаянием этого уголка, и сдержанность, с которой она обычно вела себя с доном Рафаэлем, растаяла, как сосулька в летний день.

— Меню составлено на испанском, может быть, я сам выберу для вас, мисс Кэррол? — спросил он.

— Прошу вас, сеньор, — ответила Ванесса. Впрочем, как ни странно, она все больше начинала понимать испанский язык. Ванесса теребила в пальцах салфетку и слушала его низкий голос, когда он заказывал завтрак. Пакиту, очевидно, разбирало любопытство. Ванесса понадеялась, что она не вообразит, будто их с доном связывают романтические отношения. Ведь он сам говорил ей, что островитяне рассматривают дружбу между холостяком и незамужней девушкой как нарушение приличий. Впрочем, он ведь был идальго и, наверное, обладал, некоторыми привилегиями по сравнению с остальными мужчинами, возможно даже, что они распространялись и на такой случай.

— Пакита пообещала, что не замедлит с первым блюдом и добавила, что сразу же принесет и вино.

— Вино к завтраку? — воскликнула Ванесса.

— Непременно! Я заказал крабов, а к ним хорошо подходит Vino Verde, которым славится асиенда. — И он безжалостно взглянул на нее поверх стола. — Вы говорите, что мы, испанцы, живем по строгим правилам, а сами так широко раскрываете свои зеленые глаза, изумляясь тому, что я заказал вино. Ведь оно лучше чая.

— Но вы выпили не одну его чашку, когда бывали у нас на плантации, — запротестовала Ванесса. — Почему же не сказали, что предпочитаете более крепкие напитки?

— Ну, не из опасения, что меня станут считать нецивилизованным иностранцем! — Рафаэль сухо усмехнулся. — Я знаю, что в британских домах чай — такая же традиция, как у нас вино, поэтому сделайте одолжение, попробуйте, как превосходно сочетается Vino Verde с нежным крабовым мясом.

Ванессе пришлось признать, что вино и в самом деле восхитительно. Его слегка терпкий вкус прекрасно сочетался с крабами, темным коричневым хлебом и домашним маслом.

Аппетитные блюда как нельзя лучше дополняла неторопливая беседа. И хотя потом Ванесса не раз вспоминала об этих часах, не веря в то, что все это на самом деле было, сейчас она не могла оторваться от разных вкусностей, поданных на стол под гуайявой, и с интересом слушала рассказ дона Рафаэля о том, как он превратил одно из своих имений в детский санаторий. Солнечные блики поблескивали в их волосах, как золотые монетки, и придавали золотистый оттенок зеленому вину. Дон вертел ножку бокала в тонких смуглых пальцах, и его перстень с вырезанным крестом вспыхивал в солнечных лучах, а темные глаза горели от воодушевления.

И сейчас, и раньше, еще на плантации, Ванесса имела возможность убедиться в том, что иногда этот человек бывает непревзойденным собеседником. И теперь, смягченная окружающей ее красотой и вином, она с удовольствием отметила мирную дружескую атмосферу, которая воцарилась между ними. Но, конечно, это не могло продолжаться без конца. За этой ленивой усмешкой, от которой щурились его глаза, по-прежнему скрывался ее учтивый противник.

Не успеет этот день подойти к концу, как что-нибудь непременно произойдет, и они снова окажутся далеко друг от друга.

Он много путешествовал и живо описывал те места, в которых побывал; восхищался изумительными фресками Вероны, волшебной архитектурой Португалии, греческим Акрополем, залитым лунным светом. Все это вызывало у него искренний восторг, но остров Луенда был единственным местом, где ему хотелось бы жить и умереть. На этом острове обитали простые сердечные люди, сердца которых не точил червь недовольства, как сердца многих, живущих за его пределами.

Ванесса, едва не ставшая жертвой восстания в Ордазе, сразу же согласилась, что жители Луенды — чудесные люди. Невозможно было представить большей приветливости по отношению к чужаку, чем то, с каким к Ванессе относились и рыбаки, с песней вытягивающие свои тяжелые сети, и крестьяне, устраивающие праздники, когда шелушили кукурузу. Нельзя было не заметить и того, что между доном Рафаэлем и его работниками существовали тесные личные отношения. Он был их кумом, они смотрели на него с почтением, приходили к нему за советом и платили ему нерушимой верностью, в которой не было и намека на подобострастие, в большинстве случаев скрывающее гнойник злобы против тех, кто наделен богатством.

Она понимала, что власть, которой он обладал с рождения, в сочетании с деловой хваткой и худощавой, но крепкой фигурой матадора, превращали его в некоего идола в глазах островитян. Mi amigo grande — он и был их другом, впрочем, как и отцом, к которому они могли прийти со своими проблемами. Его собственный отец умер, когда ему исполнилось девятнадцать, и с тех пор он нес на своих плечах весь груз ответственности. Было вполне объяснимо, что иногда он вздыхал по беззаботной жизни крестьянина — владельца оливковой рощи и маленького виноградника.

Он откинулся на спинку стула и смотрел на Ванессу, сощурив глаза от солнца, лучи которого обливали золотыми потоками его смуглую шею и поблескивали на медальоне, затерявшимся в густой растительности на груди. Она подумала о том, что перед нею — действительно просто мужчина, обыкновенный человек, несмотря на богатство и власть, сосредоточенные в его руках. Его ленивый, рассеянный вид мог объясняться обыкновенной усталостью. При виде такого красивого ребенка, как Леон Рафаэль, он, конечно, не мог не думать о том, что когда-нибудь женится сам. Собирался ли он сделать своей женой женщину, похожую на Лусию Монтес, которая отвечала бы его утонченному вкусу? Или он выберет девушку милую и незатейливую, призванную стать матерью смуглых сыновей, которые унаследуют фамилию Домериков?

Поддался ли он чарам вдовушки? Не приходилось сомневаться, что благодаря своей изысканности она идеально подходила на роль испанской супруги, жены человека, занимавшего одно из главенствующих мест в обществе. В своих классических одеяниях, на фоне резных арок и барочных панно, которыми был отделан замок, она выглядела как нельзя более по-испански. Топазовые отблески канделябров в столовой тоже играли ей на руку. Свечи придавали кремово-оливковой коже и удлиненным, как у мавританок, глазам, нечто мистическое. Она смотрела на дона, слегка разомкнув яркие малиновые губы, намекавшие на интимную улыбку, которая говорила о некоторой уверенности в себе, невозможной, если бы сам он оставался безразличным к ее знойной красоте.

Наверное, он собирался вступить в брак со вдовой. Не потому ли он и хотел поручить Барбару заботам надежного человека, что сам готовился вскоре отбыть в свадебное путешествие?

— О чем вы думаете, мисс Кэррол? — неожиданно спросил он. — О предсказаниях старой Марии?

Она покачала головой и подняла со стола упавший красный лепесток.

— Вы не верите в то, что цыганка умеет гадать по руке?

— А вы, сеньор? — Она ушла от ответа и улыбнулась, чтобы скрыть веру, которую внушило ей прикосновение пергаментных рук Марии.

— Я собираюсь строить свою судьбу сам, невзирая ни на какие потусторонние силы. — Рафаэль рассмеялся и, поднявшись со стула, подошел к Ванессе, предложив ей руку. И снова, как тогда под бамбуковыми пальмами, он оказался так близко, и снова у нее появилось ощущение, что он хочет что-то сказать, но не решается произнести это вслух. Она подняла на него глаза, но, так и не осмелившись взглянуть выше мужественного подбородка, сказала:

— Обещаю как следует обдумать ваше предложение, сеньор.

— Спасибо. — Мускулы на подбородке напряглись. — Надеюсь, в ближайшие дни вы сообщите мне о своем решении?

— Конечно. — Они шагали к асиенде, расположенной за ручьем на открытом солнечном месте. Покосилась на дона и заметила, что он погрузился в задумчивость — наверное, его мысли были уже далеко отсюда, он был поглощен размышлениями о предстоящей работе. Может быть, он думал и о проблемах с Барбарой, которая уже выросла и из ребенка превратилась в упрямого подростка, которому вздумалось доставить ему массу неприятностей именно тогда, когда он должен был решать важные личные проблемы, связанные с Лусией Монтес.

После полудня в замке царила сонная атмосфера. Ванессе так и не удалось привыкнуть к послеобеденному отдыху и, когда Барбара удалилась в свою комнату, юная англичанка, восхищенная очарованием старины, отправилась обследовать замок.

Она наткнулась на винтовую лестницу и поднялась по ней, обнаружила дверь, которую, не удержавшись, открыла. Петли были смазаны, и дверь отворилась бесшумно. Она оказалась на крыше одной из башенок и, подойдя к парапету, замерла от восторга при виде открывшейся ей великолепной панорамы. Ее окружала хрустальная тишина; казалось, при малейшем движении она зазвенит и разлетится вдребезги. Время от времени над морем, как ярко оперенные стрелы, пролетали птицы, и Ванесса, неравнодушная ко всему прекрасному, застыла возле амбразуры в стене и погрузилась в созерцание волшебного пейзажа.

Она любовалась океаном, на котором, как роскошная водяная лилия на аквамариновом блюде, лежал остров… И вдруг до нее донеслись приглушенные голоса, и она обернулась. Дверь, ведущая на крышу, выходила в уголок, скрытый от остальной части башенки. Ванесса поднялась и перегнулась через парапет. С развевающимися на ветру медными волосами она стояла и в панике пыталась сообразить, что ей делать, если она нечаянно забрела туда, где влюбленная пара назначила тайное свидание. Ужасные в своей живости картины пронеслись у нее в голове, и в горле пересохло при мысли о том, что дон и Лусия Монтес обнаружат ее здесь, как некую Бетси Прай.

Она шагнула к двери, ведущей на спиральную лестницу, когда услышала за спиной испуганный женский голос:

— Черт возьми! Ах, это ты, Ванесса!

Ванесса обернулась. Перед ней стояла Барбара дель Куирос, смуглая и обворожительная, в белом плиссированном шелке и с драматически прижатой к сердцу рукой.

— Слава Богу! Нам померещился кто-то другой, дорогая, ты, конечно, понимаешь, о ком я говорю. — Барбара откинула голову и расхохоталась — от облегчения, но в то же время с оттенком бравады. Закончив смеяться, она позвала через плечо: — Все в порядке, можешь выходить, красавчик. Нас обнаружила Ванесса, а мне кажется, что ей не настолько нравится крестный, чтобы она отправилась к нему с докладом.

Мужчина покинул укрытие и подошел к Барбаре. Он был одет в кремовую рубашку и брюки табачного цвета. Загорелую шею украшал зеленый шарф, а дерзкая улыбка обнажала безупречно ровные зубы. Рай Алвадаас! Дрожь пробежала по телу Ванессы, когда он взял ее руку и склонил над ней свою гладко причесанную голову.

— Отсюда открывается прекрасный вид, вы согласны, сеньорита? — прошептал он. — Вы тоже любовались им, как и мы с Барбарой?

Кровь бросилась Ванессе в лицо, и она почувствовала, как ее изумление сменяется возмущением. Алвадаас был гораздо старше Барбары и, вот, глядя ей прямо в глаза взглядом опытного мужчины, он заявляет, что они с Барбарой любовались видом. Его губы были испачканы помадой, и она холодно сообщила ему об этом. Он слегка усмехнулся, но его глаза метали искры, когда он вынул носовой платок и стер предательское пятно. Вместе с пятном вмиг стерлось и все его обаяние, которое сначала так подкупало Ванессу. Ей не понадобилось много времени, чтобы догадаться, что перед ней распутник и волокита, приживальщик, присутствие которого терпят в замке только потому, что его мать была сестрой матери дона. Если крестный Барбары узнает, что она потихоньку встречается с его кузеном, с этим красавчиком повесой, это им дорого обойдется!

— Я думала, что ты отдыхаешь в своей комнате. — Ванесса подчеркнуто обращалась только к девушке, которая теребила пальцами шифоновый шарф, пламенеющий у нее на шее. Барбара отвела взгляд от лица Рая и залилась румянцем, который поднялся от шеи до прядей цвета воронова крыла, спускавшихся с висков. Ванессе стало ясно, что этот мужчина полностью подчинил себе девушку, такую пылкую и прелестную, с золотистой кожей, напоминающей цветки пижмы, которые Ванесса видела на берегу реки, когда жила в Англии. Ей нравилось растирать эти цветы в ладонях, которые потом долго хранили этот запах, и Рай Алвадаас, очевидно, намеревался так же поступить с этим диким цветком, выросшим взаперти, вдали от привычного для него мира, в замке, на острове.

Теперь Ванессе стало вполне понятно, почему дон Рафаэль с таким возмущением встретил отказ Барбары признаться, где она была накануне вечером. Стоять на страже легко воспламеняющейся и день ото дня хорошеющей девушки было нелегко. Однако Ванесса все равно не собиралась отказываться от своих убеждений и твердо решила не вмешиваться в это. У нее были свои собственные планы: сегодня вечером она намеревалась написать Джеку Конрою…

Теперь же, глядя на онемевшую Барбару и утратившего красноречие Рая Алвадааса, Ванесса перехватила его взгляд, которым он окинул фигурку девушки, и поняла, что письмо Джеку так и не будет написано. Она поняла, что судьбе угодно, чтобы вместо этого она попросила аудиенции у дона Рафаэля.