Вопреки приказаниям Ник не ложился спать и ждал Исмала, вернувшегося на рассвете.
— Вернулся Эриар, — сообщил он, принимая у хозяина пальто и шляпу. — Он… Что, черт возьми, вы сделали со своим галстуком? — Ник с отвращением посмотрел на болтавшийся на шее Исмала мятый галстук. — Надеюсь, никто не видел вас в таком виде. А где другие ваши вещи? Неужели вы их оставили Это Исмал вспомнил Лейлу в его шелковом халате, с повязанным на голове кушаком, в широких шароварах.
— Их украли. А как ты узнал насчет Эриара? Я думал, что он не вернется раньше первого апреля.
— Через десять минут после вашего ухода приехала леди Брентмор. Она просто горела желанием сообщить вам какие-то новости. Но вас не было дома, и ей пришлось забрать миссис Боумонт у леди Кэррол и отправиться с ней играть в карты.
— Полагаю, новости герцогини Брентмор могут подождать до утра.
— А сейчас и есть утро, если вы не заметили.
— Тогда расскажешь мне после того, как я посплю. Я немного устал.
— Я тоже. Я вообще не ложился, потому что вы не разрешаете мне ничего записывать, а если я усну, то могу забыть какие-нибудь важные детали.
Исмал поднялся в спальню и, сняв галстук, сел на край кровати.
— Ну хорошо. Рассказывай, — приказал он, снимая сапоги.
— Старая леди, по-видимому, получила сведения от своих доносчиков ближе к вечеру. Пункт первый: в конце декабря герцог Лэнгфорд заплатил две тысячи фунтов за акции компании, которой не существует.
— Что ж. В этом есть какой-то смысл. Лорда Эйвори родители держат на относительно скромном содержании, поэтому Боумонту было выгоднее потрошить отца, чем сына. Хотя это и было более опасно.
— Я бы сказал — равносильно самоубийству. Потому что — и это пункт второй — у герцога Лэнгфорда имеются весьма интересные друзья в полусвете. Например, дюжие парни, с которыми я бы не советовал вам встречаться в темном переулке. Или талантливая куртизанка по имени Хелена Мартин. Лэнгфорду принадлежит дом, который он сдает ей в аренду.
— Это очень интересно. — Эсмонд наконец снял сапоги. — По сведениям Квентина, Хелена в молодости сделала довольно успешную карьеру как воровка. — Исмал не считал это чем-то необычным или важным. Сотни детей из лондонских трущоб воруют и занимаются проституцией, чтобы выжить. Хелена Мартин была редким исключением: она смогла подняться. Искусный и осмотрительный вор мог иногда быть весьма полезным. Боумонт наверняка пользовался их услугами в Париже.
— Это уже третий пункт. Но я сказал леди Брентмор, что вы все это уже знаете. А четвертый — это напоминание о том, что люди Квентина не нашли ни единого документа в доме Боумонта, который можно было бы использовать для шантажа.
— Либо их не было, либо их украли. Может… Хелена украла их… для Лэнгфорда?
— Опытный вор знал бы, где их искать, не так ли? Уж не говоря о том, что Хелена могла бывать в доме и раньше. Боумонт нередко приводил в дом проституток в отсутствие жены.
— Дело в том, что, если бумаги были украдены, не было необходимости убивать шантажиста. — Исмал снял рубашку и бросил ее Нику.
— Может быть, у Хелены были свои причины… или Лэнгфорд решил, что лучше и безопаснее раз и навсегда избавиться от Боумонта?
— Интересная теория. Но не более того. Нам нужно что-либо более существенное, чем догадки. Это все? Могу я теперь отдохнуть?
— Остался пятый пункт.
— Неудивительно, что ты боялся заснуть. У старой ведьмы оказался длинный список.
— Старая ведьма занималась делом, — возразил Ник. — Чего не скажешь о некоторых.
— До чего же утомительное дело. — Исмал зевнул. — Я предпочитаю, чтобы скучную работу делал кто-нибудь другой, например, вы с леди Брентмор. Будь так добр, перечисли побыстрее остальные пункты, только комментарии оставь при себе.
Ник стиснул зубы.
— Хорошо. Сэр. Пункт пятый: леди Брентмор получила информацию — каким способом, она не объяснила — относительно финансового положения миссис Боумонт. Благодаря финансовому гению ее поверенного, мистера Эндрю Эриара…
— Это имя мне знакомо. Продолжай.
— Благодаря целому ряду удачных инвестиций, доходы миссис Боумонт весьма значительны. Несколько крайне рискованных операций оказались сверхприбыльными. Но никаких странностей или несоответствий нет. Никаких нарушений этики. Ничего.
— Как мы и предполагали.
— Да, все в полном порядке, за одним исключением. Исмал подождал, пока Ник выдержит эту полную драматизма паузу.
— Состояние миссис Боумонт началось всего с одной тысячи фунтов.
— В этом нет ничего удивительного. — Исмалу стало немного не по себе, хотя он был уверен, что герцогиня не обмолвилась ни словом о тайнах десятилетней давности. — Насколько я знал, ее отец был банкротом.
— Леди Брентмор, по-видимому, полагает, что изначально денег было гораздо больше. Мне приказано сообщить вам — и это пункт шестой, — что леди Брентмор намерена вступить в контакт со своими осведомителями в одном парижском банке. Она считает, что Боумонт успел наложить руки на эти деньги до того, как Эриар принял дела.
— Я не понимаю, что надеется узнать ее светлость, — немного раздраженно заметил Исмал. — Все это было десять лет тому назад, а украсть деньги у сироты — вполне в характере Боумонта. Это будет лишь еще одно зло из длинного списка зол, которое он причинил своей жене. Но поскольку это не миссис Боумонт его убила, то это не имеет отношения к расследованию.
— Я тоже указал на это леди Брентмор, но она сказала, чтобы я не совался не в свое дело, а только слушал, что она говорит. Так что пункт седьмой.
— Аллах, ниспошли мне терпение! — Исмал упал на подушки и закрыл глаза. — И когда только кончатся эти проклятые пункты? Наверно, я к тому времени состарюсь.
— В следующий раз я заставлю старую леди ждать. Хотел бы я посмотреть, как вы отреагируете на ее убийственные комментарии. Я еще не рассказал вам и половины…
— Пункт седьмой, — холодно напомнил Исмал.
— Господи. Пункт седьмой. Новости из заграницы. Из Турции.
Исмал открыл глаза.
— Джейсон Брентмор покинул Константинополь три месяца назад. Он находится на пути домой. Леди Брентмор сказала, что вам это будет интересно.
И Ник вышел, хлопнув дверью.
Лейла почувствовала, как струйка пота потекла у нее между грудями. К счастью, несколько слоев одежды скрывали этот факт от посторонних глаз.
Лейла была на вечере у леди Силз, и около нее стояли всего два человека, обсуждавшие политическое положение во Франции. Одним из них, стоявший совсем рядом, словно для того, чтобы защитить ее, был Эндрю Эриар — воплощенное спокойствие и элегантность. Другим — так называемый граф Эсмонд — в темно-синем камзоле и ослепительно белой рубашке из тончайшего полотна. — Лейла догадывалась, что именно Исмал, по всей вероятности, был причиной тому, что Эндрю вспомнил о своей роли опекуна.
Приехав к ней днем, Эндрю в своей обычной ненавязчивой манере дал понять Лейле, что он обеспокоен. Нет, он одобрял появление Гаспара и Элоизы. Они, по-видимому, надежные и хорошо воспитанные люди, и к тому же усердные люди — идеальная чистота в доме свидетельствовала об этом. Что верно, то верно, поддержала Лейла, даже в студии не осталось следа от ее распутного поведения прошлой ночью: ни разбросанной одежды, ни разлитого коньяка, ни единого волоса на ковре или подушках, нигде ни пылинки. Будто ничего не случилось.
Но ведь случилось, и Лейла со стыдом вспоминала об этом во время своего разговора с Эндрю. Как и в юности, когда она слушала его наставления, Лейлу мучило чувство вины. Сегодня Эриар не читал ей нотаций, но, одобрив выбор слуг, несколько раз очень осторожно намекнул на то, что хорошо бы ей найти компаньонку, которая жила бы в доме. Лейла сделала вид, что не поняла намеков, а Эндрю, к счастью, не настаивал.
Сегодня она делает вид, что не понимает, думала Лейла, а завтра это уже станет обманом, Она предала Эндрю и низко пала, но у нее злое сердце и ей все равно. Все, что ее заботило — как любую закоренелую грешницу, — это чтобы ее не поймали. Она была настоящей дочерью Джонаса Бриджбертона.
Исмал — Эсмонд, напомнила себе Лейла — ничем ей не помогал. Он продолжал разговаривать с Эндрю так, словно тот был его лучшим другом. Он явно пытался втереться в доверие к Эндрю, но Лейла была уверена, что Эндрю, будучи умным человеком, все понимал. А ей оставалось только потеть и вспоминать прошлую ночь.
— Король Карл мог бы иметь советника получше, — говорил Эндрю.
— Согласен. Не следует восстанавливать против себя буржуазию. Это на нее легло бремя закона о компенсации, что ее и оттолкнуло. Потом его величество распустил национальную гвардию и назначил министром Мартиньяка, что с его стороны было совершенно неосторожно. — Эсмонд покачал головой. — Мир изменился. Даже король Франции не может повернуть время вспять. Он не может вернуть старый режим, как бы он этого ни хотел.
— И все же нельзя винить дворянство Франции в желании возродиться, — сказал Эндрю. — Ваша семья, например, потеряла очень много. Насколько я знаю, Делавенны были казнены во времена Террора.
Сочувствие показалось Лейле искренним, но она поняла, что Эндрю прощупывает Эсмонда. То же, вне всякого сомнения, делал и Эсмонд.
— Их извели и небезуспешно. В большое древо Делавеннов словно ударила молния. Уцелел всего лишь один незаметный побег. Я совершенно уверен, что, если бы король так отчаянно не захотел возродить дворянство, я так и остался бы в заслуженной безвестности.
— Вы не верите тому, что заслужили безвестность. Вам ведь вернули ваш титул.
— У меня не было выбора, месье. Многие монархи открыто давали мне понять, что мой долг — стать графом Эсмондом.
Какой же он необыкновенный лжец, думала Лейла. Или, скорее, гений, приспосабливающий правду к своим целям. Он, например, не стал настаивать на том, что «уцелевший побег» с древа Делавеннов — это он, а просто так построил предложение, чтобы можно было истолковать фразу так, как это было нужно ему.
Вслух она сказала:
— Вы не могли не подчиниться приказам королей. Эсмонд притворно вздохнул.
— Возможно, я большой трус, но особенно трудно было возражать царю Николаю. Это поняли и Веллингтон, и султан.
Как тонко он переменил тему, восхитилась Лейла.
— Да, царь поставил Англию в безвыходное положение, — ответил Эндрю. — Из-за зверств турок над греками британская общественность призывает положить конец турецкому господству. А политики, с другой стороны, не очень-то хотят допустить контроля России над восточными портами. Для практических целей лучше отдать предпочтение контролю над более слабым, — пояснил он Лейле.
— Я понимаю. Леди Брентмор объяснила мне про турок. Ее сын Джейсон весь этот год жил в Константинополе, играя неблагодарную роль посредника и, судя по его последнему письму, он страшно разочарован. По мнению леди Брентмор, проблема заключается во врожденной неспособности человека не прикасаться к тому, с чем он в силу умственных способностей не может справиться.
— Думаю, леди Брентмор рассуждает правильно, — сказал Эсмонд.
Лейла покачала головой.
— Ее светлость считает, что ни одна проблема не может быть решена, если в ней замешан мужчина.
— Леди Брентмор известна тем, что всегда была весьма невысокого мнения о мужчинах.
— Но она права, — вмешался Эсмонд. — Мужчины — более низкие существа. Адам был создан первым, а первая попытка всегда самая простая и, так сказать, черновая, разве не так? Следующие попытки более совершенны. — Он метнул еле заметный взгляд на Лейлу, а потом с невинным видом посмотрел на Эндрю.
— Интригующая теория. Полагаю, что вы можете объяснить и появление змея в райских кущах?
— Пожалуйста. Искушение. Оно делает жизнь интересной.
— Однако мы должны помнить, что история сотворения мира была записана мужчинами, — вставила Лейла.
— Так сказала бы и леди Брентмор. Она необыкновенная женщина, — сказал Эндрю. — Да и вся ее семья представляет интерес с точки зрения изучения характеров. Не правда ли, Лейла?
— Вы имеете в виду — в качестве объектов живописи?
— Да, если вам удастся заставить кого-либо из них какое-то время сидеть смирно, чтобы позировать вам. Я говорю о Брентморах. Иденмонт — другое дело. Он всегда производил на меня впечатление безмятежного острова посреди бушующего моря. Вы с ним знакомы, месье?
— Мы встречались. — Эсмонд отвел взгляд. — А вот и леди Брентмор. Будет ругать нас за то, что мы единолично захватили ее подопечную.
Лейла заметила, что вопрос Эндрю как будто застал Эсмонда врасплох, но леди Брентмор отвлекла ее.
— Я уже начала думать, — мрачно выпалила ее светлость, — что вы трое пустили здесь корни.
— На самом деле у нас была увлекательная дискуссия об островах, — не задумываясь парировала Лейла. — Эндрю считает лорда Иденмонта безмятежным островом.
— Да, он довольно ленив — если вы это имеете в виду.
— При всем к вам уважении, миледи, — сказал Эндрю, — я считаю, что он усердно выполняет свои парламентские обязанности. Надеюсь, мы скоро снова увидим его в Лондоне. Я понимаю, что леди Иденмонт в настоящее время не под силу развлечения сезона, но для его светлости Лондон не так уж далеко от его поместья и он будет в городе наездами.
— Насколько я понимаю, это произойдет нескоро, — буркнула себе под нос леди Брентмор. — Вряд ли еще в этом веке.
— Иногда долг по отношению к семье выше долга общественного, — возразил Эсмонд. — Но пострадаем мы. Я уверен, что всем нам будет их не хватать. Я надеюсь, миледи, вы передадите мои наилучшие пожелания. А теперь прошу меня извинить. У меня назначена встреча, и я не хотел бы опоздать.
Эсмонд слегка коснулся губами руки Лейлы:
— Мне было очень приятно, мадам.
Церемонно поклонившись леди Брентмор и дружески кивнув Эндрю, он ушел.
— Я уверена, что граф Эсмонд порядочный негодяй, — глядя ему вслед, заявила леди Брентмор. — Тебе ли этого не знать, Лейла.
Лейла собрала все свои силы и изобразила на лице снисходительную улыбку.
— Высказывания леди Брентмор иногда просто шокируют, — обернулась она к Эндрю. — Она всегда дает исчерпывающую оценку любому мужчине, который смотрит в мою сторону.
— Не вижу в этом ничего шокирующего. Боумонт умер. А вы живы, и Эсмонд прекрасно это понимает. И он не отступит, как бы Эриар ни кудахтал вокруг вас, словно наседка над новым выводком. Я права или нет, Эриар? — требовательно спросила герцогиня.
Эндрю слегка зарделся, но улыбнулся.
— Я надеялся, что это не так заметно.
— Очень даже заметно, и вам следовало бы быть осмотрительнее. Люди видят, как вы хлопочете, и начнутся разговоры.
Лейла не понимала, на что намекает леди Брентмор.
— Эндрю вовсе не хлопочет. Они с графом говорили о политике, и это было очень интересно.
Эндрю коснулся плеча Лейлы.
— Нет, дорогая, леди Брентмор права. Я и вправду вел себя неосторожно, и это было плохо. Ваше положение достаточно щекотливое и без…
— Ничего подобного, — заявила герцогиня. — Если мое положение не щекотливое, то и ее — тоже нет.
— Прошу прощения, я не хотел вас оскорбить, миледи. Просто Лейла… она когда-то была моей подопечной, а от старых привычек трудно избавиться.
Другими словами, Эндрю сомневался в том, что Лейла способна противостоять Эсмонду, которого считал воплощением искушения. Но Эриар опоздал со своей помощью. Лейла уже не хотела, чтобы ее защищали от нее самой или от Эсмонда, а постоянное присутствие Эндрю может к тому же помешать расследованию. Именно на это намекала леди Брентмор. Оставалось надеяться, что герцогиня выбрала правильную тактику. Все же Лейле с трудом удавалось подавить в себе болезненное чувство вины.
— Это ваша великодушная привычка быть добрым и помогать, — успокаивала она Эндрю. — Вы оба очень ко мне добры. Мне повезло с друзьями.
— Вам повезло бы еще больше, если бы они занимались тем, в чем смыслят, — отрезала герцогиня. — Послушайте, Эриар, сейчас дела обстоят так, что любое вмешательство мужчины может лишь навредить, какими бы добрыми ни были его намерения. Предоставьте дружков Лейлы мне, дорогой мой, а вы занимайтесь ее финансами.
— Ради Бога, леди Брентмор, не давайте Эндрю повода думать, что я коллекционирую дружков.
— Мне не надо давать ему никаких поводов. Он их сам находит. — Герцогиня пристально посмотрела на Эндрю. — Полагаю, вы навели о нем справки в Париже?
— Принимая во внимание некоторые слухи, я посчитал это своим долгом.
— Ах, Эндрю…
— Значит, наводили. Хотели убедиться, что Эсмонд не банкрот и что он не прячет где-нибудь свою жену.
Лейла напряглась.
— Полагаю, нет нужды напоминать вам, что вы оба пытаетесь поставить телегу впереди лошади, а ведь я овдовела всего два месяца назад…
— Дорогая моя, никто не обвиняет вас в том, что вы ведете себя неприлично, — успокоил ее Эндрю. — Просто граф явно заинтересовался вами еще в Париже и не признался — даже на слушании в суде, — что выследил вас, когда вы уехали в Лондон, и сам до сих пор никак не вернется в Париж. Хотя я не могу утверждать, что он не уезжает только из-за вас, я все же предпочитаю быть осторожным. Однако я сожалею, что сегодня вечером вел себя с меньшей осмотрительностью, чем Эсмонд. Леди Брентмор была права, указав мне на это, за что я ей благодарен. Хотя и несколько обескуражен.
— Я знала, что вы разумный человек, Эриар, — кивнула герцогиня. — И можете быть уверены, что, если дело дойдет до заключения брачного договора, поле деятельности останется за вами. — Она и Эриар обменялись улыбками, словно заговорщики.
Лейла смотрела на них и не верила своим ушам:
— Вы оба меня просто шокируете. Но они лишь рассмеялись.
Исмал ждал Лейлу у нее в доме на площадке верхнего этажа, облокотившись на перила лестницы. Увидев его, она нахмурилась.
— Только ничего не говори, — сказал он. — Могу догадаться. После того как я ушел, разговор больше не клеился и ты умирала от одиночества и скуки.
— Я умирала от унижения и стыда.
— Тогда ты должна наказать меня.
Она медленно поднималась по лестнице, на ходу развязывая ленты шляпы. Исмал взял ее шляпу и, отбросив в сторону, заключил Лейлу в объятия.
— Я так по тебе соскучился, — прошептал он. — Я стоял совсем рядом и не мог до тебя дотронуться. Я не мог дождаться, когда ты вернешься домой.
— Тебе вообще незачем было приезжать на этот вечер, — пробормотала Лейла. — Ты не представляешь себе, как мне было трудно слушать твою ложь.
— Но ты прекрасно справилась. Ты не содрала с меня одежду, не повалила на пол и не…
— Исмал.
— Ты не заставила меня кричать и просить пощады.
— Исмал.
— Как невыносимо страшно было ждать, дрожа от страха. Это может случиться в любой момент, думал я. В любой. В ее глазах вспыхнет огонь, она прыгнет на меня и опустошит мое невинное тело. Я весь превратился в… ожидание.
— Да ты просто распутник, Исмал. Ты принял желаемое за действительное.
— Да, и признаться, был разочарован. — Исмал взял Лейлу за руку. — Пошли спать.
— Нам надо поговорить.
Он поцеловал Лейлу в кончик носа.
— Потом. После того как я успокоюсь.
Исмал увлек ее в спальню. Его сердце бешено колотилось от нетерпения.
— Успокой меня.
— Ты погубил меня. Ты подверг сомнению мои моральные принципы.
— Их нет. Забудь о них.
— А может быть, я действительно просто вообразила, что они у меня есть? — Со вздохом Лейла начала развязывать галстук Исмала. Потом отстранилась и пристально на него посмотрела. — Надо же, ты ждал, что я сорву с тебя одежду.
Лейла стала расстегивать корсаж.
— Я не такая отчаянная.
— А я — отчаянный. Да еще какой!
Исмал наблюдал за тем, как пуговицы одна за другой выскакивали из петель, и обнажилась молочно-белая грудь Лейлы и ее черная вышитая сорочка.
Исмал с силой вонзил ногти в ладони.
Лейла зашла ему за спину и искуснее самого ловкого камердинера помогла снять камзол.
— Ждал, что я брошу тебя на пол, говоришь? Размечтался!
— Разве это не прекрасная мечта?
Так же неспешно, как она действовала до сих пор, Лейла расстегнула юбку. С легким шуршанием юбка упала на пол. Под ней оказался черный полукорсет и короткая нижняя юбка.
Потом Лейла сняла с Исмала жилет и рубашку.
Когда ее взгляд остановился на безобразном шраме на боку, он напрягся, но Лейла до него даже не дотронулась.
— Думаю, позже ты все объяснишь, — только и сказала она.
— Никогда.
— Посмотрим.
Нижняя юбка отправилась на пол за остальной одеждой. Исмал с шумом втянул воздух.
— Тебе многое придется объяснить. Он покачал головой.
Сев на кровать, Лейла сняла туфли.
— Иди сюда, — приказала она, указав на место рядом с собой.
Исмал сел. Лейла сняла с него вечерние башмаки, а потом начала методично расшнуровывать свой корсет. Корсет полетел на пол, за ним — сорочка, шелковые панталоны и чулки.
Черного ничего не осталось. Было лишь матовое пышное тело с розовыми бутонами сосков и темное золото треугольника между длинными стройными ногами.
— Как же ты мне нравишься!
— Я знаю.
Лейла нащупала пуговицы на его брюках. Закрыв глаза и крепко держась за постель, Исмал дал себя раздеть.
— Ты говорил что-то о том, что будешь молить о пощаде и кричать, — напомнила Лейла.
По телу Исмала пробежала легкая волна, когда Лейла погладила его твердую плоть. Ему не надо было открывать глаза: он и так знал, где Лейла — она встала на колени между его ног. У Исмала закружилась голова. Нет. Да. Нет.
Ее язык скользил по горячей плоти, и его пронзило жгучее наслаждение. Да.
Собрав в кулак всю свою волю, Исмал терпел, а Лейла подвергала его эротической пытке, играя и мучая его плоть своим восхитительным и порочным ртом.
Исмал долго держал себя в узде, но стальные оковы его воли начали ослабевать.
— Довольно, — прохрипел он. Приподняв Лейлу, он усадил ее верхом себе на колени и мгновенно нашел самую середину ее влажной плоти.
— Я порочна. Я весь день тебя хотела, — сказала Лейла глухим голосом. Ее глаза потемнели от желания.
Исмал прижал ее к себе, и Лейла подчинилась ритму, который он задал. Она принадлежит ему. Он ждал весь день и половину вечера, пока за ними не закроется дверь и они останутся одни в целом мире. Ни одна женщина на свете не умела так любить, как она.
Надев прямо на голое тело халат, Исмал пробрался на кухню и вернулся с подносом, на котором были небольшой графин вина, два бокала и тарелки с хлебом, сыром и оливками.
Усевшись по-турецки друг против друга среди смятых простыней, они пили вино, ели и разговаривали. Лейла рассказала о расследованиях, которые Эндрю провел в Париже, и о том, как герцогиня обошлась с несчастным поверенным, а Исмал — о том, что узнала герцогиня о герцоге Лэнгфорде.
Лейла чувствовала, что его светлость в качестве подозреваемого в убийстве был предпочтительней Дэвида или Фионы. С другой стороны, она чувствовала, что за этой теорией скрывается некий тайный смысл.
— Полагаю, это означает, что теперь в качестве подозреваемой ты будешь добиваться дружбы Хелены Мартин?
— Ты переоцениваешь мою стойкость. А может быть, ты бросаешь мне вызов? Ты прекрасно понимаешь, что после тебя у меня ничего не осталось для другой женщины.
— О, в это я как раз верю. Я также верю в гномов, фей и гоблинов. Откуда у тебя этот шрам?
— Я думал, мы говорим о Хелене Мартин?
— Я устала от Хелены Мартин. Это была пуля или нож?
— Пуля.
Лейла внутренне содрогнулась. Исмал сморщил нос.
— Мне жаль, что шрам вызывает у тебя отвращение.
— Думаю, не меньше, чем у тебя самого. Кто это сделал? Одна из твоих ревнивых жен? Или чей-то разъяренный муж?
— У меня нет жен.
— Ты имеешь в виду — в настоящее время? Или поблизости? Вздохнув, Исмал взял оливку.
— Я никогда не был женат. Чем же мне тебя поддразнить? Не был женат. Лейла мрачно посмотрела на Исмала.
— Тебе не пришло в голову, что с твоей стороны нехорошо было позволить мне думать, что ты был женат?
— Тебе необязательно было так думать.
— Жаль, что Элоиза вынула косточки из этих оливок. Я бы хотела, чтобы ты подавился.
— Нет, не хотела бы, — усмехнулся Исмал. — Ты слишком меня любишь.
— Ты такой легковерный. Я всегда так говорю, когда злюсь. Но вернемся к нашей теме. Ты мне расскажешь, почему в тебя стреляли, или мне, как обычно, придется самой это вычислить? Знаешь, у меня уже есть теория.
— У тебя уже была теория насчет сотни моих жен. — Исмал поставил поднос на столик рядом с кроватью. — А у меня есть теория относительно десерта. — Он погладил ее колено.
— Почему ты так расстроился, когда Эндрю упомянул лорда Иденмонта?
— Я должен каким-то образом отомстить тебе за то, что ты сделала со мной, — пробормотал Исмал, проводя пальцем по внутренней стороне ее бедра.
Лейла перехватила его руку и поднесла к своему рту. Покусывая костяшки указательного пальца, она сказала:
— Джейсон Брентмор провел долгое время в Албании. Это знают все. Он женился на албанке, и у них родилась дочь Эсме. Десять лет тому назад на острове Корфу на Эсме женился лорд Иденмонт. Фиона как-то мне пересказала романтическую — а возможно, и вымышленную — историю об этой женитьбе, которую она услышала от лорда Лаклиффа. Он и Селлоуби были в то время в Греции. Лаклифф был сегодня на вечере у леди Силз.
Лейла почувствовала, как напряглись мускулы на руке Исмала.
— Он очень охотно рассказывает о своих приключениях десятилетней давности, — спокойно продолжала Лейла, словно ничего не заметив. — О том, как он поспешно — по Средиземному морю — переправил Иденмонта и его молодую жену в Англию. По-видимому, это было единственным приключением в жизни бедняги Лаклиффа. Он рассказал, что у него есть поэма, написанная каким-то греком, о двух прекрасных принцах, добивавшихся руки дочери Рыжего Льва. Один из них был темноволосым англичанином, а другой — златокудрым албанцем, которого звали Исмал.
Лейла отпустила его руку и потрогала шрам.
— Этому шраму десять лет?
Пока она говорила, Исмал отвернулся и не сводил глаз с темного окна.
— Солнце встанет меньше чем через два часа, — сказал он. — У нас осталось так мало времени. Мы могли бы заняться любовью, сердце мое.
От этих слов у Лейлы заныло внутри.
— Мне просто хочется знать, что будет со мной. Я знаю, что у нас обычная любовная связь. Я понимаю, во что я влипла. Но я все равно остаюсь женщиной и не могу не спросить, любишь ли ты ее и сейчас… и поэтому никогда не женился?
— Ах, Лейла. — Исмал отвел волосы, упавшие ей на лицо. — У тебя нет соперниц, моя красавица. Мне тогда было двадцать два года и я почти забыл, что я тогда чувствовал. Это была юношеская влюбленность, и как любой человек в этом возрасте, я был самоуверен и горяч.
— Значит, я верно догадалась. — Лейла вздохнула. — Зачем же ты заставляешь меня вытягивать из тебя правду? Неужели так трудно хотя бы изредка мне что-нибудь рассказывать? Например, о юношеских влюбленностях. Впрочем, я не уверена, что мне не захочется выцарапать ей глаза, если она только взглянет на тебя, — добавила она. — О Господи, до чего же я ревнивая!
— А я, признаться, напуган. — Исмал поднял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза. — Скажи, ради всего святого, каким образом тебе удалось связать мой шрам с именем Иденмонта?
— Женская интуиция.
— Ты сказала, что он меня расстроил, — настаивал он. — Как ты это поняла? Ты должна сказать мне, Лейла. Если ты обратила на это внимание, мог заметить и кто-то другой. Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы я невольно подвергал себя опасности?
Слова Исмала напомнили Лейле, что вся его жизнь построена на обмане и умалчивании. Шрам был старым, и то, каким образом он появился, было делом прошлого. Но он был ярким свидетельством того, что Исмал был живым человеком и… что она может его потерять.
Лейла заметила этот шрам вчера, а сейчас Исмал вздрогнул, когда она до него дотронулась. А ночью, после того как он ушел, ее мучили кошмары: вот в полутемном коридоре на него нападает громадный верзила… в неровном свете свечей блеснуло лезвие ножа… вот маленький жилистый человечек с мертвыми глазами капает яд в открытую рану…
Лейла проснулась в холодном поту и просидела в подушках до самого утра. Даже солнечный свет ее не успокоил. И сейчас, вспомнив этот кошмарный сон, Лейла вздрогнула.
— Я вижу по твоим глазам, когда ты нервничаешь. Если ты спокоен, морщинки в уголках глаз почти незаметны, а когда ты расстроен, они становятся резкими, напряженными. Мне они кажутся крошечными стрелами, указывающими на больные места. Моя интуиция, должно быть, подсказала, где эти больные места.
Исмал пробормотал что-то невнятное — по-видимому, это были ругательства — на своем родном языке. Потом он вскочил и подбежал к большому зеркалу.
— Покажи мне эти морщинки. Принеси еще одну лампу. При той я ничего не вижу.
А Лейла видела, и это было потрясающее зрелище: шесть футов стройного, мускулистого, обнаженного мужского тела. У них оставалось так мало времени, и, вместо того чтобы заниматься любовью, они потратят драгоценные минуты на то, что будут изучать его морщинки!
Господи, она неисправима! С трудом поднявшись с постели, Лейла взяла лампу и встала рядом с Исмалом перед зеркалом.