4. Лев Лещенко: «День Победы»

9 мая 2002 года. За 10 лет до того, как я оказался в отряде. Теракт в Дагестане, в Каспийске. Звучит «День Победы». Посреди марширующего строя морских пехотинцев подрывается взрывчатка с «начинкой» – привет от чеченцев. Трупы, руки, ноги, лужи крови, дым, повисший над улицей. Паника. Переломанных морпехов – с фонтанами артериального кровотечения, с торчащими из клочьев мяса костями, – тащат их же сослуживцы. «Что они делают не так?» Двое несут третьего, без сознания, голова опрокинута, рука повисла в серьезном переломе. «Они убивают своих же». Стонущего от боли солдатика закидывают на заднее сиденье. «Уже к вечеру вы узнаете, как не убить и стать полезным. Ничего лишнего. Только схемы действий, которые надо выполнять безупречно. Только механика, только алгоритмы». На тротуаре лежат человек 15–20, у некоторых – люди перевязывают раны, у других никого и рядом нет. «Вы начнете быстро и легко определять, кому помочь, а кому нет», – Алексей проговаривает всё это сухо, без эмоций, которых у него, кажется, к его 60 годам не осталось вообще. Осталась только память, способность действовать по жестким сценариям и исключительная преданность своему делу.

Сухой, подтянутый Alexey_Emergency – отрядный врач. Реаниматолог из «Скорой», с огромным опытом. В подвальчике на проспекте Вернадского в субботнее утро он начинает менять людей, которые хотят заниматься поисками. После этого обучения ты лучше прекратишь кровотечение, лучше распорядишься временем, лучше будешь «держать» пострадавшего. И ты сможешь сделать это лучше, чем большинство фельдшеров «Скорой». Именно на занятиях ты понимаешь, насколько плохо была организована доврачебная помощь при всех без исключения массовых терактах в России.

Алексей распределяет всех по парам – тренировать остановку кровотечения друг на друге с пульсоксиметрами, потом реанимацию – на манекенах, и т. д. Я попадаю в пару с объемным дядькой по кличке Зид. Он – хозяин отеля где-то на востоке города, и пришел с девушкой – Татаркой, но Алексей разбил пары, как захотел. Ритм песни «Staying alive» запоминается раз и на всю жизнь. 100 ударов. 30 ударов – два вдоха – 30 ударов. Локти выпрями. Помоги только тогда, когда точно сможешь, в остальных случаях – не вреди, не трогай. Если он должен умереть – дай умереть, просто вызови «Скорую» и ничего не делай. Жизнь спасателя – 3 жизни пострадавших. Никогда, ни за что, не корми из своих рук таблетками и не вводи иглы.

И – волшебное правило: носи с собой латексные голубые перчатки. Как только ты их надеваешь, тебя слушают все. Люди не посмеют при человеке в голубых перчатках совать ложку эпилептику в рот или нести человека с открытым переломом куда бы то ни было. Они будут слушать. Я десятки раз оказывал помощь на улице, и люди всегда расступались при виде перчаток. «Тон – просьба-приказ, только просьба-приказ. Это работает». Ты можешь помочь только тогда, когда тебе не будут мешать. Голубые перчатки.

Весь фокус этих простых знаний в том, что ты работаешь, если видишь, что есть поле для деятельности, и не работаешь, когда не надо.

После обучения все получали «укладку», в которой был клапан для сердечно-легочной реанимации, удобная косынка, жгуты, палочка-затяжка, перчатки. Этот комплект я носил с собой года три, ежедневно, и несколько раз он мне пригодился.


Первый кейс.

ДТП. Какой-то азиатский гастарбайтер на двойной сплошной. Кровь горлом, короткие, редкие и сильные судороги, переломы нескольких ребер и – открытый перелом черепа. Рядом – осколочки костей в крови. Скорее всего, это 100 % труп, но, тем не менее, в сознании, с дыханием, так что я начинаю делать то, что должен.

Закрываю рану на голове, порядочно увазюкавшись в крови.

Но в приехавшей «Скорой» – ОБЫЧНАЯ, фельдшерская бригада, которая просто нихуя не соображает, и, под мои крики «какого лешего?», не дослушав вполне себе внятный доклад о травмах и происшествии (во время моей работы свидетели бурно всё обсуждали), парни просто закидывают переломанного человека на каталку, даже не пощупав. То есть, если у него были переломы, они его лишний раз доломали, ухудшили состояние пострадавшего.

Второй кейс.

Пью кофе на летней веранде кафе, слышу удар и звук падения. На тротуаре бьется в судорогах пацан лет восемнадцати. Кладу его на бок, куртку под голову.

Подскакивает какой-то продавец шаурмы (опять гастарбайтер), пытается – классика – сунуть парню в зубы ложку. Останавливаю его. «Я врач», – гордо заявляет продавец шаурмы. «Ложку себе засунь знаешь куда, врач?» – отвечаю я, натягивая перчатки (и, кстати, сделал это поздно). Парень тем временем приходит в себя.

– Привет. У тебя был судорожный припадок. «Скорую» уже вызвали. Пожалуйста, не вставай.

– А где я?

– Таганская площадь.

– А что случилось?

– Тебя вырубило, ты, видимо, еще головой ударился, когда падал.

– А где я?

– На Таганке.

– А что случилось?

Ретроградная амнезия такая забавная штука. Выясняю, как его зовут, нахожу номер телефона отца и отправляю на «Скорой» в больничку, сообщив отцу, куда его везут.

Третий кейс.

Тоже ДТП.

По дороге на поиск вижу, как ехавший по встречке квадроциклист красиво встречается с отбойником, пролетает метров 20, шлепается (повезло – отдельно от квадрика) и немножко проезжает по обочине, распластавшись по ней всей площадью тела.

Сознания нет, дыхание в порядке. Квадрик дымится посреди Новой Риги.

Осмотр: сука, целый, как яичко, ничего не поломал.

Накидываю ему воротник, прошу товарища контролировать (т. е. следить, если пропадет дыхание или сердцебиение), а сам вызываю службы (товарищ попался тупенький, было ясно, что сам не вызовет быстро). У диспетчера прошу дать все службы – «Скорая», ГАИ, пожарная.

Пока товарищ контролировал «пострада», беру порошковый огнетушитель и засыпаю квадрик. Не хватает. Торможу двоих, выливаем еще 2 огнетушителя. Квадрик перестает дымиться. Засыпаем масло или бензин, натекшие из квадра. Ставим треугольник.

Тут сукин сын приходит в сознание. Пьян, как я в лучшие свои дни. Узнаём, как звать, че пил, с кем. Пытается уйти. Не даем.

Через 15 минут приезжают «Скорая» и ГАИ. Все нормально, ребята работают. Звонят пожарные:

– Алло. А нам еще надо приезжать?

– Парни, вы в себе? Если б тут чето горело, уже было бы поздно!

– То есть уже не надо?

– Приезжайте, ментам поможете. Посреди шоссе квадрик лежит.

– А что горит?

– Квадрик дымился, я залил.

– То есть огня нет?

– Парни, вы или едете, или я в ЦУКС наберу.

ЦУКС, Центр управления кризисными ситуациями, – это вроде штаба; им всегда страшно. Приехали еще через 10 минут.


Вот она, жизнь под новым углом. Ярость. Экспрессия. Пиздец, который приходит как по расписанию.

Новый ракурс – это школа Алексея. Он показывал видео, на котором два пешехода идут вдоль дороги. «Что вы видите? Два человека идут вдоль дороги. А дорога – это линия фронта. Они идут спиной к врагу». Машина сбивает обоих, их отбрасывает в стену. «Две смерти. Потому что нельзя быть спиной к врагу на фронте». Из машины выбегает баба и начинает собирать мелкие обломки машины – кусочки фар, какие-то пластиковые детали. «Из-за этого видео на нее взъелась вся страна. Но она ведет себя типично для шокового состояния. Она – не подонок. Да, она сбила людей и виновна. Но нельзя сказать, что она ведет себя цинично. Потому что у нее – шок. Если такое увидите, не бросайтесь бить морду».

Тебе должно быть похуй, что происходит. Если, конечно, то, что вокруг, тебе не угрожает. Тебе не нужна мораль. У тебя иные цели.

Думаю, такая установка и приводит людей в отряд. Люди устали судить и думать над происходящим. Им нужна цель, бесспорная и понятная. И она есть: поиск и спасение. Ниша без конкурентов на рынке. Партия, в которой любая политика всегда ниже главного.

Загрузка...