Плейлист волонтера

6. «Rammstein»: «Moskau»

Москва. Великая, любимая, бесконечная, душевная, теплая и уютная. Город, в котором я знаю по крайней мере десяток мест, где можно надежно спрятать труп. Вселенная, в самых диких и страшных углах которой мне довелось побывать. Лабиринт, где ты можешь искать деда, которого привезли на «Скорой» в больницу и бросили в приемном покое, а он пропал; и ты найдешь его на территории той же больницы, замерзающим, описавшимся, запуганным через 10 часов после пропажи.

Москва. Город, где менты могут наступить на колено или голеностоп спящему бродяге, чтобы понять – спит он или сдох, и эти же менты никогда не проверят его документы, не пробьют, из-за своей брезгливости, а между тем – он может запросто оказаться беглым убийцей, который раскроил черепа целой семье, а теперь ему каждый день в ладошках подают мелочь детки, приучаемые мамами к доброте.

Москва. Город, в котором ты можешь нюхать кокс нахаляву, а назавтра не иметь ста рублей на сигареты. Драматичный, непредсказуемый, яростный город, вместилище, источник и адресат самой большой моей любви.

Поиски «бегунков», то есть сбежавших из дому детей, – это возможность быстро прочувствовать дух Москвы. В сбежавших из дому подростках живет неприкаянность и жажда приключений. Каждый из них в этом смысле – мой брат.

Ночь. Все еще февраль. Мы с Хрупким беседуем о жизни и ждем доставки алкоголя. Выпить решили поздно, уже после часа Х, когда купить ничего нельзя. В таких случаях можно заказать бухла по интернету. Хрупкий разжился лишней парой тысяч и заказал 0.7 виски, так что мы ждем. Томительно. Нам обоим неловко, тяжело, предвкушение занимает сознание целиком.

И тут, как назло, падает поиск. Ховрино. Одновременно в гости приходит старина Джек Дэниэлс. Дилемма не из простых. Но мы выбираем поиск. Пропал ребенок – 12 лет, а народу много не соберется, потому что все уже спят.

Метро закрыто. Нас на поиск забирает Абрамс – чувак лет 30 на старом, наверное, его ровеснике, ржавом «Чероки». Абрамс одет как попало, плохо пострижен, в общем – соответствует своей тачке. Хрупкий и Абрамс всю дорогу трепятся о каких-то компьютерных хреновинах, так как оба – сисадмины. Мне скучно, я жалею, что мы оставили Джека одного.

Бодрой троицей мы прибываем в штаб. Из-за тотального отсутствия круглосуточных кафе да и вообще чего бы то ни было круглосуточного в Ховрине штабом становится «хомяк» Жоры.

Картина такова: мальчик, 12 лет, сбежал сегодня, прихватив немного денег. Пацан довольно боевой, лазал по забросам. Забросы ближайшие уже осмотрели, осталась только легендарная Ховринская больница, но в нее пока не суемся, нет на то указаний. Для начала проверим друзей, больницы и подъезды. Нам достаются подъезды.

Схема действий такая: пришел, прилепил ориентировку, оставил человека внизу (чтобы бегунок, который может там прятаться, не сбежал от тебя) и пытаешься войти в подъезд. Войти внутрь ночью – сложно, ведь почти на каждой двери домофон. Нужно звонить в первую попавшуюся квартиру или искать код. Код в 90 % случаев нацарапан где-то на стене в радиусе трех метров. Почтальоны, курьеры, бомжи и подростки специально оставляют пометки, здорово упрощая себе и нам жизнь.

Московские подъезды, их черные лестницы по ночам – это настоящая галерея быта и нравов. Как только ты вошел, поднимаешься на последний этаж и шуруешь вниз по лестнице, проверяя все лестничные клетки. В это время ты можешь увидеть: спящих бомжей, трахающихся людей, задумчивых курящих стариков в креслах на балконе или прямо на лестничной площадке, пьяницу или героинового наркомана, который спит враскоряку прямо на ступеньках, и много чего еще. Если на секунду остановиться и задуматься, то в этих персонажах можно разглядеть себя или узнать своих знакомых; типичность этих лестниц порождает типичность обитателей и – даже шире – типичность судеб вокруг. Но тебе некогда остановиться. Все это мелькает перед тобой, шприцы хрустят под ногами, двери хлопают, этаж пролетает за этажом, ты спешишь, потому что за ночь нужно проверить десяток, а порой и более подъездов домов высотой в 9, 12, 16 этажей. Метод абсолютно бестолковый, как показало время: вместо того чтобы добыть больше информации, в данном случае выполняется большой объем работы. В этом смысле очень русская тактика. Абрамс оказался человеком ленивым и предпочитает все время стоять внизу. Он пасет два подъезда сразу, пока мы с Хрупким прочесываем их.

Выполнив задачу, возвращаемся в штаб, в надежде отправиться домой на встречу с Джеком – но увы. Жора не сидел на месте и уже добыл информацию, что ребенок порой бывал в Ховринской заброшенной больнице. Поэтому большой группой, человек 12–15, отправляемся туда.

ХЗБ – это фонтан приключений. 10 этажей, 100 тысяч квадратных метров добротных обледенелых лестниц без перил, огромных холлов с пустыми шахтами лифтов, с какими-то стремными сатанинскими знаками, надписями Энкаунтера и Дозора на стенах и отовсюду торчащей арматурой. ХЗБ стоит посреди стройплощадки, заросшей деревьями. По периметру – ненадежная охрана, и собаки, мать их, орда диких собак и еще несколько сторожевых на цепях. И этим тварям не лень февральской ночью броситься на тебя. Сторожевые собаки расположены по хитрой схеме – на длинный стальной трос, натянутый между забором и зданием (метров 20–30), надета цепь, и голодная злая тварь может бегать вдоль троса.

Не знаю, какими стальными яйцами должен обладать двенадцатилетний пацаненок, чтобы туда сунуться. Но русские дети вообще безбашенные. Оглядываясь на свое детство, я всегда изумляюсь той веселой смеси глупости и смелости, которая жила во мне; еще иногда боюсь, что эта смесь не погибла.

Чудом отогнав стаю диких собак и обогнув при помощи сторожа псов на цепях, мы входим в ХЗБ. В группе много моих знакомцев – и физик Гущин, и Киса, и Татарка. Часа через два работа сделана – все-таки любое здание «закрыть» с тактическими фонарями и навыками не так уж и сложно, – и мы собираемся у выхода.

– Эта больничка мне родину напоминает. Холодно, бетон, лёд, снег, и нихуя кроме этого.

– А ты откуда?

– Из Магадана.

Так я узнал о том, что, кроме бедности, закалило Хрупкого, который поражал своими легкими кедами рядом с большинством в высоких берцах.

Минимум задач выполнен – и мы отправляемся пить.

Приятно после долгой беготни приземлиться на пуфик и потягивать виски. Правда, мое настроение не совпало с желаниями Хрупкого. Он быстро опрокинул стакан в себя и начал рассказ, ради которого, как оказалось, всё и затевалось.

– У меня есть девочка… Мила… она просто охуенная. В Балахе ее нашел, но не суть. Такая, блять, любовь. Она ко мне на Алтай ездила…

– Ты ж с Магадана?

– Потом уехал… мать от отца ушла, вышла за бандита, и свалили. Не суть. Мила. Блять. Вот хорошая. Ну блять, ну почему… Друзья у нее – идиоты; прикинь, в баню ходит с мужиками.

– Эм… это типа как в сауну?

– Да не… Да хуй знает. Да вряд ли. Просто ебань: друзья, художники, блять, широких взглядов все эти нахуй. Я ей говорю: какого хуя? Она не прекращает. Квартиру вот снял. Зачем? Вместе жить. Она – никак. Дома с родителями. Люблю ее – пиздец. Сейчас вот опять упиздошила куда-то с друзьями. Хуй знает где, хуй пойми зачем… Мы уже 5 лет вместе. Но вот такая хуйня.

– Хрупкий, это странно. Если она так к тебе после стольких лет… Надо либо установить правила, либо нахуй.

– Ты че… Люблю. Какие правила. Тут. Пойми. Я даже когда первый раз ей в жопу – я до этого спецом нашел, с кем аналом заняться. Ну, чтобы знать, как это девкам в первый раз…

Тут я промолчал, так как заслуга сомнительная даже для такого беспринципного в своей сентиментальности уродца, как я.

– Что делать-то, блять?

– Выпьем?

…А мальчика нашли спустя два дня в больнице, куда его определили, потому что полицейские, которым он попался на глаза, не удосужились проверить ориентировки на пропавших хотя бы за последние пару дней. Если бы эти бездумные скоты проверили, парня бы не отправили в «гастарбайтерскую» тушинскую инфекционку, где шанс вылечиться от чего-либо меньше, чем шанс что-то подцепить. Итак, менты сбагрили пацана медикам, как и предписано, когда несовершеннолетних находят на улице. Потом медики тупо записали пацана, который, не будь дурак, представился чужим именем.

Когда волонтеры наконец его нашли и убедились, что он наш, парень рассказал историю побега. Он поехал в Тверь прямо со станции Ховрино. Там прокуковал ночь и полдня на вокзале, попался на глаза ментам, сбежал, приехал домой и увидел ориентировку на себя на двери своего подъезда. Домой заходить не стал, потому что боялся получить пиздюлей от отца, и вот тут его, тупо слонявшегося по району, и взяли менты.

Этот поиск научил отряд не вешать ориентировки на бегунков, которые сбежали по своей воле. То есть если мы знаем, что имеем дело с рецидивистом или с тем, кто дал по тапкам впервые, но есть твердая уверенность, что сбежал осознанно, – его портреты не будут украшать улицы города.