Плоть Кретации

Глава вторая. Выживание

Асмодель поднял кулак и замер.

По лбу Кассиила градом катился пот, непрерывно скапывая с подбородка — скорость движения была крайне изнурительной. Скаут присел, стараясь отдышаться. Лесной воздух был влажным, наполненным незнакомыми запахами.

— В чем дело, брат? Мы идем слишком быстро? — в вокс-бусине Кассиила тихо затрещал голос Мелехка.

— Щенку следовало остаться в тренировочных клетях, — в отличие от Мелехка, в тоне Изаила не чувствовалось ни капли тепла.

Кассиил промолчал. Его кровь и так бурлила, и он не хотел потерять самообладание из-за язвительных слов Изаила. Он дождется окончания задания и только затем ответит на брошенный этим отбросом вызов. Скаут стиснул зубы и отвернулся. Хотя его от братьев отделяли не больше десяти шагов, Кассиил едва мог их разглядеть. Они двигались тактически рассредоточенным строем, основы которого были изложены в новом Кодексе Астартес, между ними находились тонкие высокие деревья, увитые ползучими лианами, и кустарники. Благодаря такому построению враг не мог наткнуться на все отделение сразу, и скауты могли быстро контратаковать. Каждый из скаутов являлся одновременно и потенциальной приманкой и подкреплением. Но Кассиил, даже не видя, знал, где находятся остальные. Обучение и инстинкты помогали здесь куда больше, чем глаза. Мелехк шел правее него, Изаил далеко слева и сзади, в то время как Хамиед находился справа, а Асмодель прямо впереди.

— Прекратить болтовню, — сказал по комму Асмодель. — Всем избавиться от запаха.

Кассиил опустился на колени и погрузил пальцы в землю. Зачерпнув пригоршню земли вперемешку с палой листвой, он втер ее в лицо и волосы. Следующую горсть он размазал по доспехам и оружию. Хотя ни один скаут не надругался бы над символами и не осквернил бы благословенную Кровью кожу землей этого дикарского мира, все понимали важность подобного действия. Чтобы содержать снаряжение в рабочем состоянии, сервы ордена регулярно смазывали его освященным елеем и очищающими маслами, но они имели характерный запах. Скаут должен полностью слиться с местностью. Кассиилу следовало стать неприметным, как насекомое, которое копошится в земле или лезет на дерево. В ином случае смерть не заставит себя ждать.

— Кровь… — по воксу раздалась брань Изаила, и секунду спустя болт-пистолет скаута гневно взревел.

Кассиил вскочил на ноги и направился к позиции брата прежде, чем успел прогреметь второй выстрел. Услышав крик Изаила, скаут прибавил скорости, невзирая на хлещущие по лицу длинные ветки. Кассиил добрался до скаута на секунду раньше Асмоделя.

Над сержантом, едва ли не вдвое превосходя его ростом, возвышалось громадное трехголовое растение. Его пасти цвета побуревшей ржавчины, похожей на отвалившиеся куски коры под ногами, сомкнулись на теле Изаила. Зазубренные ряды зубов-кинжалов пронзили его плоть и органы, позволив растению высасывать кровь из скаута.

— Императора ради, умолкни, — прорычал Асмодель и оборвал страдания Изаила выстрелом из болт-пистолета. Разрывной снаряд разнес голову скаута на куски.

Если бы не быстрое милосердие Асмоделя, Изаила ждало бы медленное, болезненное обескровливание. Кассиил выкрикнул и открыл огонь, разорвав стебель растения и заставив головы бессильно упасть на землю.

— Назад! — предупредил Мелехк.

Кассиил отпрыгнул.

Через секунду Мелехк, заглушая шум леса, принялся палить из тяжелого болтера по дюжине растений, которые появились вокруг поверженного собрата. На руках скаута вздулись могучие мышцы, принимая на себя отдачу оружия. Мелехк сосредоточил огонь на ближайшем растении и прицельной очередью разнес ему головы.

— Оттеснить их на десять шагов, — послышался приказ Асмоделя сквозь ритмичный грохот оружия Мелехка.

Кассиил зарычал и, достав нож, разрубил покрытую колючками лиану, которая метнулась к его горлу. Скаут поравнялся с Хамиедом и ухмыльнулся, когда болт-пистолет вздрогнул в руке и массореактивный снаряд превратил в кашу стебель еще одного растения. Переключившись на автоматический огонь, он повел оружием из стороны в сторону, чтобы прикрыть Хамиеда, когда ветеран-скаут стал активировать осколочную гранату.

— Ложись! — взревел Хамиед и метнул гранату в гущу растений.

Не переставая вести огонь, Кассиил упал на колено. Взрыв испепелил несколько растений и изрешетил остальных градом осколков и проволочными фрагментами. Кассиил поморщился, когда его окутала дымка спор, принявшихся жалить неприкрытое лицо. Из глаз брызнули слезы. Даже погибая, проклятые растения пытались прикончить его.

Асмодель поднял кулак.

— Прекратить огонь! Берегите боеприпасы.

Из-за бешено колотящегося сердца Кассиил едва расслышал голос сержанта. Остальные растения находились слишком далеко, чтобы представлять опасность, но это не имело значения. Его это совершенно не заботило. Он не собирался проявлять к ним ни пощады, ни снисхождения. Вложив нож обратно в ножны, Кассиил подобрал болт-пистолет Изаила. Он поднялся на ноги и тут же открыл автоматический огонь по зарослям враждебной растительности.

— Довольно! — взревел Асмодель и, схватив Кассиила за руку, отвел ствол оружия в землю. — Ты не можешь отомстить всему миру с парой болт-пистолетов.

Кассиил зарычал от злости, продолжая целиться другим оружием в сторону леса.

— Но Изаил, наш брат… мы должны…

— Мы ничего не должны! — Асмодель сплюнул, забрызгав лицо Кассиила слюной. — Ты зовешь Изаила братом, потому что делишь с ним Кровь. Но ты ничего не знаешь об узах братства, о боли, которая сковывает нас крепче керамита, — Асмодель ударил по нагруднику, а затем оттолкнул Кассиила резким ударом в грудь. — Когда ты прольешь кровь за орден, только чтобы увидеть, как те, ради которых ты страдал, в конечном итоге скатываются в безумие, тогда и будешь говорить мне о мести.

Кассиил опустил оружие, все еще дрожа от гнева.

— Я…

— Умолкни, — приказал Асмодель, не сводя глаз с Кассиила. — Мне не нужны ни твои извинения, ни оправдания. Мелехк, забери тело Изаила. Хамиед, прикрой с тыла. Убедись, что мы не привлечем к себе лишнего внимания, — Асмодель отвернулся от Кассиила и обратился ко всему отделению. — Выдвигаемся.

Боль привела Манакеля обратно в чувство. Такого страдания он прежде не испытывал, его тело как будто сохранило каждую рану, которую он когда-либо получал, и в один миг открыло их все. Он с трудом моргнул, чтобы прочистить глаза, и сосредоточился на потоке тактических данных и биометрических показаний, подрагивавших на ретинальном дисплее. Разозлившись, он попытался моргнуть-щелкнуть и убрать их, но бессмысленные символы никуда не делись. Когитаторы шлема получили повреждения. Он активировал вокс и поморщился, когда в ухе зашипела статика.

— Бесполезный кусок железа, — взревел Манакель, и, выплюнув неразборчивые проклятья, сорвал шлем с фиксаторов, и отбросил его.

Зарычав, воин поднялся на колени. Только тогда Манакель заметил, что все еще сжимает цепной меч Серафима. Он крепче схватился за рукоять, стараясь унять боль, которая охватила его.

— Похоже, я сдержу обещание, брат-сержант, — процедил Манакель сквозь наполненный слюной рот — побочный результат действия болеутоляющего, бионутриентов и адреналина, которыми его накачали доспехи. Он сплюнул слюну цвета желчи и чуть ослабил хватку на мече, когда коктейль лекарств начал действовать.

Другая его рука безвольно висела, его предплечье было сломано под тошнотворным углом. Воткнув меч Серафима в землю, он отсоединил наруч и перчатку, а затем взялся за поврежденную руку.

— Кровь, даруй мне силы.

Лицо Манакеля исказилось от боли, когда он резко вправил кость. На секунду боль в остальном теле померкла. Скривившись, он сжал пальцы. Если будет на то милость Сангвиния, рука вскоре начнет исцеляться.

Манакель со стоном поднялся на ноги. Сервоприводы эхом отозвались на его усилия, завизжав, когда он попытался встать. Без дисплея шлема воин не знал, насколько повреждены доспехи. Но как бы плохо все не обстояло, он должен справиться. Нажав кнопку отсоединения, Манакель позволил остаткам прыжкового ранца упасть на землю. Двойные цилиндрические сопла раскололись при падении, и он сомневался, что даже мастера-ремесленники ордена сумеют их починить. Достав упаковку керамитовой пасты из отделения на бедре, Манакель нанес вязкую жидкость поверх трещины в пластине на животе. Засохшее на воздухе вещество сохранит герметичность доспехов, пока космический десантник не сможет провести более серьезный ремонт.

Удовлетворившись тем, что его доспехи в приемлемом состоянии, Манакель принялся обследовать тело, сосредоточив внимание на многочисленных ощущениях, которые старались привлечь к себе внимание. Одно за другим он проанализировал их, попеременно напрягая мышцы там, где что-то казалось ему необычным, сверяясь с хранящимися у него в памяти принципами оказания первой помощи. Политравма третьей степени, несколько очагов боли и множественные повреждения… но его конечности остались целыми и находились в пределах боевой эффективности, следовательно, сейчас апотекарий ему не требовался.

Манакель испустил долгий вздох облегчения и посмотрел на луч света, пробивавшийся сквозь дыру в пологе листвы, которую он оставил при падении. Если выжил он, то, возможно, смогло и остальное отделение.

Выдернув меч Серафима из земли, Манакель стиснул рукоять двумя руками и приложил лезвие к груди. Он вырос на Аракелле, мире воинственных племен. Среди его народа ходила пословица: «Как мужчина находит путь к женщине, так оружие находит путь к войне». Эти древние слова были исполнены поэтичности. Использование клинка в качестве волшебной лозы казалось безумием, но иного выбора у него попросту не оставалось.

— Направь мой гнев… — Манакель уставился на оружие и провел им вокруг себя. Он прокусил губу и сплюнул на лезвие кровь. — Веди меня к мести.

Тамир следил за багровым великаном с дерева итамоп, скрытый пологом кинжально-острой листвы. Это был уже седьмой зверь, на которого он натолкнулся за последнюю пару часов. В отличие от остальных, этот был еще жив.

Он видел, как те падают с неба, словно капли крови, которые, несмотря на ветер, извергали пламя. Но звери быстро поняли, что жестоко ошиблись. Разъяренные ветра бросили их на землю и разметали по лесу, словно слабых детей племени, которых старейшины сбрасывали с утесов Илсе. Хотя не ветра были повинны в смерти остальных, по крайней мере не всех. Тамир нашел нескольких великанов разорванными на куски, их внутренности были разбросаны по земле, от конечностей остались мясистые ошметки. Каксароз наткнулся на них первым. На их багровых шкурах остались его следы. Тамир безошибочно узнал резцы хищника.

Багровые великаны отличались, хотя и выглядели не менее впечатляюще, от зеленокожих тварей, которые погубили его деревню. Тамир с благоговением наблюдал, как стоящий перед ним великан осмотрел красную шкуру, а затем снял свое лицо и отбросил его. Охотник подался ближе и поморщился, когда тот сел. Разозлившись на свою непонятливость, Тамир тихо проворчал и коснулся черепа гериоха, который защищал его голову. Великан носил шлем. Он хотел было подползти ближе, но шок приковал его к месту. Хотя у великана был широкий лоб и бледная кожа, под шлемом скрывался человек, такой же, как он сам.

Тамир скорее почувствовал, нежели услышал, как тревожно зашепталась сотня воинов, которая собралась рядом с ним в зарослях, пытаясь понять, на что же они смотрят. Тамир махнул рукой в сторону земли, приказав воинам замолчать и не шевелиться. После гибели деревни он собрал под свое знамя много племен, и еще больше с тех пор, как с неба упали багровые великаны. Слухи о появлении великанов разлетались, будто дождевая вода, из ртов всех, кто мог говорить, грозя утопить племена в страхе. Вождь Сабир говорил о духах воздуха, сотворенных из крови покойников, которые вернулись за живыми. Вождь Ра’д верил, что великанов породили горы. По его словам, они были созданиями огня и пепла, посланными, чтобы испытать людей на храбрость. Он с Сабиром находился по другую сторону зарослей, наблюдая за великаном вместе со своими охотничьими группами. Почтенный вождь Аббас заявил, что его дед прежде уже видел таких великанов, они происходили из племени великих чудищ, которые обитали за облаками, там, куда не долетали даже ранодоны. Аббас вместе с сотней воинов разбил лагерь в паре минут бега отсюда, готовый в случае необходимости присоединить свои копья.

Тамир раздраженно прищелкнул языком. Он понятия не имел, кем или чем были великаны, но не сомневался, что Сабир и Ра’д ошибаются. Духи воздуха не истекают кровью, а дитя гор не ввязывалось бы в драку с каксарозом, который дремал на склонах. Возможно, Аббас был прав, возможно, великаны на самом деле были чудищами, с которыми ему раньше не приходилось сражаться. Тамир подался вперед, желая увидеть, что великан сделает дальше.

Но великан вдруг взревел, Тамир на мгновение замер и потянулся к клинку. Заметив сломанную руку, вождь успокоил себя. Ему больно. Он подполз ближе, пристально следя, как великан схватился за раненую конечность и с хрустом вправил ее на место. Великан на секунду застыл, словно впав в транс. Тамир обратил внимание на массивный меч, торчащий из земли. Ужасное оружие было шире и длиннее его самого. Оно напомнило ему Клинок Бога, который хранился в пещере древностей. Он был высечен из зуба кергазавра, и поговаривали, что его изготовили сами творцы. Ни один воин не мог поднять его.

Глаза Тамира расширились, когда он увидел, как великан без труда вырвал меч. Он ухмыльнулся. В отличие от зеленокожих, этот зверь станет достойным противником.

Амит стоял на крыше «Мести» и всматривался в сумрак. Его командное отделение сидело внутри боевого корабля вокруг пульта данных, изучая тактический гололит. Но он хотел своими глазами проследить за ходом работ. Тщательно выверенные лучи света и пространственные сопоставления никогда не смогут изобразить мир по-настоящему. Ни один когитатор не смог бы вычислить преимущества местности. Амит потянулся и снял шлем. Его глаза были единственным фильтром, которому он полностью доверял.

Снаружи еще царила кромешная тьма, ночи на планете казались бесконечными, но ему потребовался лишь миг, чтобы привыкнуть к темноте. Ливень стих до легкой измороси, в воздух поднималась дымка. Амит чувствовал, как на веки оседает влага и собирается в морщинах на лбу. Воздух полнился густым едким запахом прометия и недавно детонировавших мелта-зарядов.

Он оглядел возведенный лагерь. Рота без устали трудилась, чтобы обезопасить зону высадки. «Громовые ястребы» и «Грозовые орлы» расположились, словно спицы гигантского колеса, носами в сторону леса, благодаря чему могли быть использованы в обороне. Боевые корабли обрыли окопами, которые протянулись в пятидесяти метрах перед ними. В угловых точках окопов разместили снятые с «Грозовых орлов» тяжелые болтеры, которые использовались теперь в качестве орудийных турелей. Еще дальше полыхали огненные ямы, созданные при помощи мелта-зарядов. За ними клубилась дымовая завеса, там сержант Агадон и его люди выжигали деревья, чтобы создать огневые мешки.

Глубокие ямы, за которыми расположились воины и тяжелая огневая поддержка, составляли основу лагеря. По сравнению со стандартом, эти укрепления можно было счесть грубыми и примитивными. Амит понимал это, как и то, что его воины не были мастерами осады, вроде сынов Дорна, а их наспех возведенные заслоны в подметки не годились хитро построенным укреплениям, которыми Имперские Кулаки приводили врагов в замешательство и направляли в смертельные зоны обстрела. При мысли о Кулаках, прячущихся за стенами, Амит ухмыльнулся. Не случайно они носили цвета трусости, в то время как доспехи Расчленителей были выкрашены в цвет пролитой крови.

Амит с гордостью наблюдал за работой своих воинов. Сыны Сангвиния были убийцами, а не сторожами. Они встречали силу с еще большей силой, а вражеский гнев — собственной яростью. Линия обороны представляла собой лишь место, откуда они начнут наступление.

— Лорд, — прохрипел в вокс-бусину Амита металлический голос Григори. — Мы можем поговорить?

Григори сражался вместе с Амитом на протяжении многих десятилетий, они были друзьями со времен старого легиона. Формальный характер его просьбы говорил об очень многом. Амит вздохнул, готовясь к неизбежному. Он взглядом отыскал дредноута, который поднимал генератор на юго-западном укреплении. — Говори.

— Зачем мы строим укрепления? — в предыдущей жизни голос Григори был едва ли не мелодичным. Литании боя слетали с его уст, словно баллады древней Терры. Но сейчас он больше походил на скрежет ржавых шестерней — гулкий механический звук, отфильтрованный через резкий усилитель для создания синтетического подобия речи. — Орки побеждены. Они не ищут нас. Мы должны выследить и перебить их.

— И что ты предлагаешь? Бродить по лесу, пока не натолкнемся на зеленокожих?

— Мы попусту теряем здесь время.

— Может. А может, и нет. Но мы не знаем, что еще водится на этой планете, а я не хочу, чтобы меня опять застали врасплох, — Амит на мгновение остановился. — В этом месте что-то есть, Григори. Оно похоже на ту сотню миров, на землю которых мы ступали. Но одновременно отличается от них не меньше, чем мы от тех крылатых тварей, которые напали на нас. Я останусь здесь до тех пор, пока не узнаю причину.

— Как скажете. От скаутов были известия?

— Сержанты Анхело и Рафаил докладывают об отрицательном контакте.

— Что с Асмоделем?

— Его отделение вышло из зоны действия вокса около двух часов назад.

— Похоже, возраст одолевает даже самых стремительных из нас. Он становится медленным.

Амит ухмыльнулся, хотя смысл сказанной другом шутки не укрылся от него.

— Асмодель вернется в зону действия комма через восемь часов. Лучше успеть к этому времени закончить укрепления.

— Как пожелает Кровь.

Амит повторил следом за Григори и снова уставился на лес. В ответ на него посмотрели тянущиеся в бесконечность ряды огромных деревьев. Их очертания походили на клинки, выкованные из самой ночи и воткнутые в землю в знак предупреждения. Он почувствовал, как участился пульс, от сердцебиения задрожали мышцы, и всего на мгновение Амиту показалось, будто вдали кто-то зарычал.

Кассиил следовал за Асмоделем, пробираясь по лесу так быстро, как только позволяла разумная осторожность. Пологая земля постепенно превратилась в нескончаемую череду ущелий и оврагов. Судя по редким разговорам с остальными скаутами, Кассиил понял, что этот мир не прощает ошибок, как и любая из сотен планет, на которых пришлось побывать Асмоделю. Дождь хлестал непрерывным потоком, превращая землю в кашу из грязи и листвы. И все же жгучую боль в бедрах и мышцах ног игнорировать было куда проще, чем нарастающее внутри раздражение. Он устал от охоты. Он хотел сражаться, убивать. Скаут чувствовал, как клокочет в венах кровь, ревя, будто гром в небесах над ними.

Кассиил открыл безопасный комм-канал с Мелехком.

— Мы можем вечно бродить по этой забытой Императором земле и не найти орков.

— Не волнуйся. Если дело только в этом, Асмодель все равно найдет, на кого поохотиться. Он всегда находит.

Кассиил мимоходом заметил огромные, похожие на утесы плечи скаута, который прошел слева от него. Даже с тяжелым болтером и переброшенным через плечо телом Изаила Мелехк не отставал от остального отделения. Если дополнительный груз и доставлял ему неудобство, он не подавал виду. Кассиил ухмыльнулся, вспомнив взбучки, которые устраивал ему Мелехк в тренировочных клетях, и обрадовался, что ему придется столкнуться лишь с орками.

— Думаю…

— Впереди поляна. Семь метров, — прошептал по комму Хамиед, оборвав ответ Кассиила.

— Кассиил, — Асмодель приказал скауту пойти на разведку.

Субвокализировав подтверждение, Кассиил осторожно двинулся вперед. Он присел, ползком преодолев последний метр. Взобравшись на скальное возвышение, скаут раздвинул папоротники и оглядел поляну.

Повсюду валялись мертвые орки. Огромные груды выпотрошенных, словно скот, трупов, их внутренности были вырваны и разбросаны по сломанным деревьям и развороченной земле. Кровавые капли и мотки кишок висели на длинной траве и нижних ветвях окружающих деревьев, словно отвратительная роса.

— Отчет, — затрещал в комм-бусине Кассиила голос Асмоделя.

— Орки, брат-сержант. Десятки, — шепнул Кассиил, зная, что микробусина в горле распознает едва заметные колебания его голосовых связок. — Их выпотрошили. Следов выживших нет.

— Ловушка? — холодный голос Хамиеда звучал еще более бесстрастно по комм-каналу.

— Возможно. Известно, что отдельные группы орков иногда дерутся между собой. Они могут ждать, что мы пойдем осматривать тела, — предположил Мелехк.

— Не думал, что орки достаточно хитры для уловок.

Хамиед весело зарычал в ответ на замечание Кассиила.

— Считай, что добыча умнее тебя. Дольше проживешь.

— Хватит, — в голосе Асмоделя чувствовалось раздражение. — Кассиил, взгляни поближе.

Кассиил продвинулся на пару метров, пробираясь между покрытым шипами кустарником и осматривая деревья. По орочьим трупам бегали ящерицы размером с кулак, отрывая от них кусочки мяса. Переливающиеся птицы в относительной безопасности сидели прямо над головой, защищенные естественной расцветкой своего оперения. Если орки поджидали их, то проявляли не свойственное им терпение.

— Видимых угроз нет.

— Мелехк, прикрой нас из леса. Хамиед, обойди с северо-востока. Кассиил, со мной.

В ответ на приказы Асмоделя по комму пропищала серия подтверждений.

Кассиил спустился по пологому наклону и опустился на корточки, изучая через мушку болт-пистолета учиненную на поляне бойню.

На открытое пространство справа от него шагнул Асмодель, его оружие пока оставалось в кобуре.

— Чисто. Выходите.

По приказу сержанта Хамиед и Мелехк вышли на поляну, последний продолжал нести тело Изаила.

— Нет следов плазменных ожогов или осколочных ранений, — Хамиед ткнул носком ботинка труп орка, подняв рой мух.

Кассиил остановился, чтобы подобрать горсть грубого вида гильз.

— Теплые. Стреляли меньше часа назад.

— Они оборонялись. Что бы ни убило орков, оно не пользовалось оружием, — мрачно заметил Мелехк.

— Мелехк, подсчитай количество трупов, — отрезал Асмодель и внимательно осмотрел пару глубоких следов. — Хамиед, что скажешь об этом?

— Похоже на какого-то зверя. Но не орка, они слишком глубокие, — Хамиед вложил руку в углубление. — И слишком маленькие для их боевых тварей.

— Сюда, — Кассиил присел на противоположном краю поляны.

— Что там? — спросил Асмодель.

— Орочьи следы.

— Ты уверен? — Асмодель вскочил на ноги, в его голосе почувствовался задор.

— Да, но не очень много. От силы с полдесятка.

— Следы ведут в ту сторону, — Хамиед протолкнулся мимо Кассиила, чтобы взглянуть поближе. — Похоже, они сбежали от того, что напало на них.

— Отметьте местоположение, мы пойдем по следу существа позже, — губы Асмоделя скривились в кровожадной улыбке. — Пришло время нашим клинкам отведать орчатины.

Манакель повертел наплечник в руках. По керамитовой пластине пролегли глубокие борозды, в нескольких местах зияли рваные дыры. Что бы ни убило Лаххеля, оно было огромным.

— Почивай рядом с Ним, брат, — Манакель опустился на колени, положив наплечник возле останков Лаххеля. От штурмового десантника осталась лишь отсеченная голова и рука, все еще сжимавшая болт-пистолет. — Клянусь Кровью, я отомщу за тебя.

Едва слова сорвались с уст Манакеля, как он уже сомневался в них. За последнюю пару часов он уже дважды произнес эти слова. Раз, дабы почтить память Люцифуса, обезглавленный труп которого он нашел привалившимся к сломанной ветви, его нагрудник был разворочен, а все внутренности съедены. Второй раз, когда нашел разбросанные детали доспехов и пятна крови. Лишь попробовав образец ткани и позволив преомнорной железе проанализировать их биохимическую структуру, он понял, что тело принадлежало Орадиилу.

Манакель зарычал, подумав о мертвых братьях. Он не допустит, чтобы его обещания оказались пустыми. Воин поднялся на ноги и окинул взглядом лес в поисках чего-то, на чем он смог бы выместить злость. Армия деревьев, похожих на часовых, тихо шелестела на ветру. Они ничем не отличались от сотни тех, которые Манакель миновал за последний час, огромные копья, за чьими игольчатыми ветвями скрывалось небо. Деревья стояли неподвижно, пока мир вокруг них сходил с ума. Манакель ненавидящим взглядом уставился на ближайшее из них.

— Я превращу тебя в пепел, — дерево не шелохнулось, даже не вздрогнуло. Его кора оставалась все такой же гладкой, будто издеваясь над Расчленителем.

Манакель взревел, нажал активационную кнопку на цепном мече и бросился к дереву. Схватив оружие двумя руками, он погрузил лезвие в ствол. Адамантиевые зубья оружия зарычали, пережевывая дерево, по доспехам Манакеля забарабанили щепки. Заорав от ненависти, он вырвал клинок и ударил обратным ударом. Он продолжал бить снова и снова, оставляя в дереве глубокие шрамы.

— Падай! — прорычал Манакель сквозь стиснутые зубы. Отбросив меч, он принялся колотить по стволу кулаками. После каждого сокрушительного удара в коре оставались вмятины, но дерево и не думало падать. Но Манакель продолжал бить его, не слыша хруста костяшек. Он изо всей силы ударил снова, на этот раз головой. По стволу побежала трещина, и, пошатнувшись, Манакель упал на колени и пришел в чувство.

— Император, даруй мне успокоение, — с трудом дыша, прошептал Манакель.

Но Император не слышал его.

Мимо лица Манакеля просвистело деревянное копье, которое, оборвав его воспоминания, погрузилось в землю возле останков Лаххеля.

Он зарычал и, поднявшись на ноги, обернулся в сторону нападавшего. В двадцати шагах от него стоял человек. Оторопь частично затмила гнев Манакеля, пока он разглядывал его. Ему было не больше тридцати терранских лет, на нем была лишь зелено-коричневая цвета повязка из шероховатой шкуры какого-то зверя. На шее висели нанизанные на связанные лианы птичьи черепа и небольшие кости. Тело увивали тугие мышцы, кожу покрывали грубые татуировки и шрамы. Хотя и впечатляющий, воин не превосходил размерами обычного человека, в нем не было следов генетического усиления или других улучшений. Он не смог бы разорвать Лаххеля и остальных.

— Убирайся, и будешь жить, — рявкнул Манакель, не желая попусту терять время.

Воин что-то гневно прокричал на языке, который Манакелю не приходилось ранее слышать, и, словно примат, выпятил челюсть и сплюнул на землю, подчеркивая слова.

— Не ввязывайся в бой, в котором не победишь, дикарь, — мышцы Манакеля напряглись в ожидании.

Воин закричал и метнул в него еще одно копье.

Манакель зарычал, проследив за полетом оружия. На этот раз воин не собирался промахиваться. Он позволил копью удариться о наруч. Оно отлетело на землю, кремневый наконечник раскололся о броню. Манакель почувствовал, как в нем закипает кровь, будто магма в вулкане. Он оторвет этому жалкому человечишке руки. Космический десантник сделал шаг вперед, но остановился, успокаиваясь. Человек не имел никакого значения. Ему нужно отыскать отделение, отомстить за братьев.

— Покажи. Покажи, кто виновен в этом, и останешься цел, — голос Манакеля походил на рокот домны, когда он указал на труп Лаххеля.

Воин принялся вопить и кричать, затем достал пару клинков и бросился в атаку.

— Значит, смерть, — Манакель стоял на месте, не шевелясь на протяжении трех вдохов, которые понадобились человеку, чтобы пробежать десять шагов. Потом одним плавным движением он выхватил нож и метнул его. Тот попал человеку прямо в грудь, заставив его перевернуться в воздухе, и вырвался из спины. Дикарь умер еще до того, как коснулся земли.

В воздухе запахло свежей кровью, приветствуя Манакеля знакомым ароматом старого друга. Он принюхался и вздрогнул, стараясь взять себя в руки. Он не позволит крови слабака заставить его сердце биться чаще. Манакель собирался уже повернуться обратно к Лаххелю, когда вокруг него раздалась оглушительная какофония воинственных кличей.

Орда варваров, одетых в такие же обноски, как и тот, с которым он только что расправился, ринулась на Манакеля со всех сторон. Прикрывая лицо от града копий, полетевших в его сторону, он насчитал почти сотню.

«Лаххель. Они пришли за Лаххелем», — догадка полыхнула в мозгу Манакеля, подавив все сознательные мысли и разрушив остатки его самообладания.

— Вам его не взять! — проревел Манакель, надвигаясь на дикарей. Он все же отомстит. — Я убью вас всех. Я выслежу ваших матерей и перебью ваших сыновей. Я оборву ваш языческий род и утоплю ваш жалкий мир в крови.

Выплевывая литании ненависти, Расчленитель сорвался на бег и бросился на самую большую группу нападавших. Он врезался в их ряды и в одно мгновение разбросал людей во все стороны. Манакель плечами откидывал людей, других сшибал с ног мощными обратными ударами и давил упавших ботинками. Каждый карающий удар ломал кости и обрывал жизни. Манакель не слышал их воплей, он не слышал ничего, кроме рева собственного сердца. Он кричал, наслаждаясь вкусом дикарской крови, забрызгивавшей его лицо и затекавшей в рот.

«Жить — значит убивать. Жить, чтобы убивать — значит принадлежать роду Крови».

До этого момента смысл высокопарных слов капеллана Зофала ускользал от Манакеля. Он ухмыльнулся от безумного наслаждения, не замечая дубин, которые колотили по его броне, словно ливень, и секущих ударов, оставлявших царапины на его щеках и лбу. Манакель продолжал убивать. Растопыренными пальцами они пробивал тела дикарей с той же необузданной яростью, с которой цепной меч вгрызался в плоть. С неослабевающей энергией он потрошил и давил, убивал и снова убивал. Мертвые громоздились вокруг него, пока он не оказался по колено в крови и расчлененных телах. Но он не останавливался, не замедлялся. Поднимая тела павших, Манакель бросал их в тех, кто пытался убежать. Никто не уйдет от его гнева.

Тамир недоверчиво смотрел, как великан истребляет охотничью группу. Он никогда раньше не видел, чтобы что-то настолько большое двигалось так стремительно. Великан был плавным, как вода, и наносил удары с силой, достаточной, чтобы расколоть камень. Но его шкура была тверже любой скалы. Как он сможет убить то, что нельзя проткнуть копьем или ранить клинком?

Тамир зарычал, разозлившись на собственную слабость. Он нашел этих багровых великанов уже мертвыми, израненными и разорванными на куски животными, на которых он охотился с детства. Этот великан также умрет, даже если ему придется задушить его голыми руками.

Ра’д поступил глупо, вызвав великана на поединок. Этот выскочка хотел заполучить себе всю славу от убийства. Его непомерная гордость и детские мечтания стоили жизни всем воинам под его тотемом. Тамир посмотрел на пропитанную кровью траву, чувствуя, что влага просачивается в землю. За подобное требовалось отомстить.

Проведя клинком по груди, Тамир попросил у гор даровать ему сил и приготовился повести свою охотничью группу на великана. Он шагнул вперед, как почувствовал чье-то прикосновение. Он зарычал от такой непочтительности, но, обернувшись, заметил на себе взгляд Аббаса. Глаза старика были белыми, как луна, в них смешались страх и почтительность. Тамир одернул руку и оглядел старика, его злость ушла так же быстро, как вспыхнула. Если бы это был кто-нибудь другой, он бы счел, что из-за старости тот совсем лишился храбрости и убил бы за трусость. Но Аббас давно доказал силу своего сердца больше любого другого, с кем рядом приходилось сражаться Тамиру. В отваге старика не приходилось сомневаться.

Почитаемый вождь сжал божественный талисман на шее и попросил Тамира обуздать гнев.

— Когда прошлое оставляет нашу память и возвращается, чтобы приветствовать нас, мы должны оберегать настоящее. Пусть прошлое говорит через сны, дабы вместе они создали будущее.

Тамир слушал в пол уха, не сводя глаз с талисмана старика. Он обернулся к великану и понял, что с его груди взирает такая же двуглавая птица.

Орки превосходили их четыре к одному. Но они были изранены и дезорганизованы. Кассиил чувствовал, как из свежих ран течет нечистая кровь. Он слушал гортанные споры, которые походили скорее на стрельбу из оружия, нежели на язык. Кассиил мрачно ухмыльнулся. Он и его братья перебьют половину орков прежде, чем зеленокожие вообще поймут, что начался бой. Мысль принесла с собой теплый прилив адреналина. Кассиил наслаждался ощущениями, чувствуя, как мышцы напрягаются в ожидании, во рту скапливается слюна при одной только мыли о предстоящей резне. Он повел плечами, крепче взялся за клинок и, сцепив пальцы вместе и напрягая их по очереди, порадовался ощущению металлической рукояти. Его сердцебиение участилось, стоило сместить вес на пятки, тело призывало двигаться вперед, атаковать. Рот скривился в радостной ухмылке. Вот что значит быть дитем Крови. Чувствовать себя по-настоящему живым, готовым отнимать жизни других.

— Приготовиться к бою.

Кассиил субвокализировал подтверждение Асмоделю. Он так крепко стиснул зубы, что не мог говорить, рот был переполнен слюной. Момент кровопролития казался таким близким, что он почти чувствовал, как из орков вытекает жизненная влага.

— Убейте их.

Взревев, словно зверь, Кассиил пришел в движение раньше, чем Асмодель успел закончить фразу. Он выскочил из-за дерева и перерезал ножом горло ближайшему зеленокожему. Орк задергался в судорогах. Из раны хлынула кровь, омыв руку Кассиила теплой артериальной жидкостью.

— Отбросы, — выругался он. Другие орки отреагировали быстрее, чем он ожидал, мгновенно открыв огонь, из их грубого оружия нескончаемым потоком полились пули. Кассиил подтянул к себе умирающего орка, используя его в качестве живого щита. Тело орка содрогалось под градом попаданий, пока пули вырывали из него куски мышц и осколки костей. Кассиил прижал болт-пистолет к спине зеленокожего и одним выстрелом проделал в нем дыру. Пропихнув дуло оружия сквозь разорванные внутренности, он открыл ответный огонь. Первый выстрел угодил ближайшему орку в живот, вырвав из него кусок мяса. Раздраженно зарычав, Кассиил прицелился лучше и попал орку в голову, забрызгав его мозгами морду стоящего рядом с ним. Зеленокожий отвлекся, и его выстрелы прошли мимо цели, изрешетив подлесок слева от Кассиила. Скаут не преминул воспользоваться шансом и, в краткий миг передышки отбросив труп орка, метнулся за поваленный древесный ствол.

— Мелехк! — Кассиилу пришлось кричать, чтобы его услышали сквозь грохот болтерного огня. На него посыпались щепки и осколки снарядов, когда орки снова открыли огонь, обстреливая его укрытие с безрассудным рвением. — Меня прижали.

— Не высовывайся, — Мелехк слегка присел, приняв удобную позицию для стрельбы, и его тяжелый болтер взревел.

Кассиил почувствовал, как ускорился пульс, едва оружие начало извергать снаряды, каждый громогласный выстрел казался почти беззвучным по сравнению с биением его сердца.

— Двигайся, быстро!

По команде Мелехка Кассиил вскочил на ноги и перепрыгнул поваленный ствол. Стрелявшие по нему орки исчезли, под очередью тяжелого болтера превратившись в розоватый туман. Справа от него Асмодель расправлялся еще с двумя зеленокожими. Сержант взревел и ударил ногой в голову раненого орка, когда тот попытался встать, размозжив ему череп и повалив обратно на землю. Другой упал под очередью из болт-пистолета, его тело разлетелось на куски, едва он замахнулся ножом, метя в шею Асмоделю.

Хамиед, который находился неподалеку, бил по груди самого крупного орка. Правая рука огромного зеленокожего была пригвождена к телу ножом скаута, вогнанного по самую рукоять. Другая его рука оканчивалась у локтя, бицепс превратился в изодранный кусок мяса от прямого попадания болтерного снаряда. Хамиед неразборчиво выругался, молотя кулаками по голове орка. Кровь и сгустки мозгового вещества забрызгали лицо и нагрудник скаута, забившего зеленокожего до смерти.

— Хамиед!

Скаут проигнорировал Кассиила. Его кровь кипела, из-за чего он не заметил, как к нему приближается двое орков в доспехах, и энергетический заряд, попавший ему в плечо и прожегший щеку.

— Хамиед! — Кассиил открыл огонь в автоматическом режиме, разрядив в орков целую обойму. Разрывные снаряды выбивали искры о металлические пластины, которые зеленокожие вбили себе в плоть.

— Император тебя прокляни, Хамиед. Уходи! — Кассиил попытался в последний раз дозваться до другого скаута и метнул в орков гранату.

Хамиед обернулся, из его рта шла пена. Он зарычал, разъяренный тем, что ему не позволили убивать дальше. Когда он проследил за полетом гранаты, его глазные яблока стали похожими на угольки, затерянные в багровой домне. В последний момент он перекатился через орка и накрылся его телом, защищаясь от взрыва. Над ним пронеслось пламя, воздух наполнился запахом горелой плоти, когда кожа орка пошла пузырями.

Бронированных орков сбило с ног, и они повалились окровавленными грудами. Броню и тела под ней изрешетило стальной шрапнелью, разорвав внутренние органы. Один из орков все не хотел умирать. Он зарычал от боли, пытаясь встать на ноги.

Кассиил холодно взглянул за зеленокожего. Из многочисленных ран хлестала кровь, от левой ноги остался обрубок.

— Эти отбросы не знают, когда стоит умереть, — Кассиил наступил ботинком на спину орка, вжав его в грязь. — Пусть Сангвиний опустошит твою уродливую душу, — выплюнул он и всадил снаряд в череп орка. Голова зеленокожего разлетелась на куски, и на скаута брызнула теплая кровь. Он принялся искать новую цель, но его внимание привлекла густая кровь, которая скапывала с ботинка, смешиваясь с влажной землей. Он следил за истончающимся ручейком артериальной крови орка, пока она не иссякла, полностью впитавшись в грязь. Кассиил присел и провел рукой там, где была кровь. Он открыл комм-канал с Хамиедом.

— Спрашивал ли ты себя, брат, сколько крови сможет выпить мир, прежде чем его моря не покраснеют, а материки не превратятся в струпья, запекшиеся под солнцем?

Ответ Хамиеда утонул в хриплом вое. Кассиил вскочил с оружием наготове, выискивая источник звука. Он повторился вновь, резкий крик, от которого птицы спорхнули с деревьев и три оставшихся орка резко поднялись из укрытий.

— От гнева ангелов не скрыться, — Хамиед уже пришел в движение, преследуя зеленокожих и вгоняя им в спину снаряды. Скаут сумел взять себя в руки, но из уголка рта все еще сочилась тонкая струйка слюны.

Рев болт-пистолета Хамиеда утонул в громогласном топоте, все ускоряющихся шагах кого-то намного крупнее, чем скауты. Кассиил все еще старался отдышаться, переводя взгляд с деревьев на кусты, с востока на запад, выискивая цель.

— Возможно, зеленокожие были правы, — пошутил Мелехк и утер слюну, когда земля под ними задрожала.

Ритмичный топот становился все громче, невидимая угроза подходила все ближе. Что бы к ним ни шло, оно двигалось сквозь лес силой, которой было достаточно, чтобы вырывать громадные деревья вместе с корнями и разбрасывать стволы, будто щепки.

— С востока! Оно идет с востока, — прокричал Хамиед.

— Построиться, штурмовая цепь, — Асмоделю пришлось повысить голос, чтобы его услышали.

Четыре скаута выстроились неровной линией, оставив между собой достаточно места, чтобы меткий бросок гранаты не убил их всех разом. Кассиил извлек магазин из болт-пистолета и вогнал новый. Хамиед закрепил на оружии нож и достал еще один клинок из заспинных ножен. Мелехк крепче перехватил рукоять тяжелого болтера и встал как можно удобнее на скользкой земле. Асмодель проверил балансировку тесака, который забрал у мертвого орка.

— Держать строй! — закричал сержант, когда деревья разлетелись в буре щепок и поднятой земли.

Кассиил зажмурился, когда куски древесины рассекли ему кожу и покорежили панцирь. Едва дымка от щепок рассеялась, он увидел коричневую шкуру громадного создания. Оно было невероятно большим, крупнее даже «Громового ястреба», который доставил их с орбиты. Его грудь и брюхо были покрыты костяными наростами. У него отсутствовали передние конечности, но ноги оканчивались изогнутыми когтями, а мускулистый хвост исчезал из виду далеко позади.

Зверь замер, тяжело втягивая воздух через ряды конических ноздрей на длинном, как у рептилии, носу. Он фыркнул и распахнул пасть, в которой сверкнули ряды острых зубов.

— Что это, во имя Ваала? — спросил Кассиил.

Зверь зарычал, затем издал еще один оглушительный рев и быстро направился к скаутам.

— Будешь позже волноваться. Просто убей его! — зарычал Асмодель и разрядил в существо очередь снарядов.

Кассиил нажал спусковой крючок болт-пистолета с силой, которой было достаточно, чтобы сломать человеку шею, словно давление могло повлиять на мощность выстрела. Справа от него Мелехк и Хамиед также открыли огонь, рев тяжелого болтера заглушал грохочущие шаги зверя, которые несся прямо на них. Массореактивные снаряды бессильно впивались в шкуру, не в силах пробить толстый слой естественной брони.

— Шкура слишком прочная.

— Цельтесь в глаза.

Мелехк взял прицел выше и послал очередь прямо в голову зверю.

Снаряды рассекли морду и вырвали левый глаз. Существо пошатнулось и взревело.

— Моя ярость не ведает границ! — прокричал Мелехк и двинулся к зверю, который пытался прикрыть морду.

— Мелехк! Держать строй, — выкрикнул Асмодель сквозь грохот тяжелого болтера, но скаут уже не слышал его. Кровь Мелехка бурлила, его рот скривился в ухмылке.

Мелехк продолжал стрелять, заставляя зверя постепенно отступать. Затем с громким щелчком оружие стихло.

Зверь издал рокочущий рык, повернул голову к скауту, и его единственный глаз впился в Мелехка.

— Сангвиний будет пировать твоим сердцем, — у Мелехка было достаточно времени, чтобы выкрикнуть проклятье, прежде чем в него не врезался хвост зверя. Удар разбил тяжелый болтер, расколол нагрудник Мелехка и отбросил скаута на тридцать метров в дерево.

— Отступаем! — Асмодель достал связку гранат и метнул в зверя. Они взорвались перед мордой существа, заставив его взреветь от боли, когда шкура покрылась волдырями. — Уходим, быстро!

Взрыв оглушил зверя, но Кассиил понимал, что раны его едва ли замедлят. Сорвавшись на бег, он попытался вызвать раненого скаута по воксу.

— Мелехк?

— Во мне пока осталась кровь, неофит, — прохрипел Мелехк, явно получивший ранение. — Но мне понадобится помощь, чтобы выбраться отсюда.

— Я помогу, — прозвучал по воксу голос Хамиеда.

— Ущелье к юго-востоку… зверю там не пройти, — сказал Мелехк, когда Хамиед поднял его на ноги.

— Согласен. Мы должны отвлечь его, — в голосе Асмоделя звучала сталь. Даже тактическое отступление сержанту было совсем не по нраву.

Кассиил бежал, не останавливаясь. Его тренировали не для этого. Не было перекрывающих зон заградительного огня, спланированных передислокаций и возможности контратаковать. Это был бег на скорость, которым управлял инстинкт и первобытное желание выжить. Листья и похожие на лианы ветви хлестали по лицу, пока он несся по лесу. Слева от себя он слышал Мелехка. Скаут дышал хрипло и неровно. Наверное, зверь сломал ему несколько ребер и пробил легкое. Кассиил потерял из виду Асмоделя, но больший опыт помогал ему поддерживать скорость даже на такой пересеченной местности. Хамиед бежал прямо за ним, хотя он подозревал, что скаут нарочно отставал из-за желания сразиться, а не из-за усталости.

Кассиил прибавил ходу, напрягая мышцы, невзирая на обжигающую боль молочной кислоты. Зверь приближался. Казалось, он вот-вот настигнет их. Скаут чувствовал его зловонное дыхание, слышал глухой стук громадного сердца. На секунду он запнулся и сбавил шаг, поняв, что слышит свое собственное сердце, колотящееся в груди силой, дарованной ему Сангвинием. Словно зверь, Кассиил желал убивать. В нем росла жажда, насытить которую могла только чужая кровь.

Кассиил рискнул оглянуться.

— Черт подери, — выругался он, поскользнувшись на мокрой листве и упав с запруды. Он потерял равновесие на пологом уклоне. Скаут заскользил по влажной грязи, утекавшей сквозь пальцы и не дававшей возможности уцепиться за что-то. Вогнав нож в землю, Кассиил попытался остановить падение, но та раздалась в стороны. Он катился кубарем сквозь грязь и палую листву. Ребра пронзило резкой болью, когда он столкнулся с выступающим камнем. Кассиил почувствовал, как онемела нога, ударившись о толстую ветку. Что-то врезало ему по голове. Он взревел, заметив сполох движения, а затем погрузился во тьму.

Прожекторы, заглубленные в земляные укрепления, и посадочные огни на крыльях боевых кораблей горели на полную мощность, пронзая тьму резкими клинками света. Зофал стоял в тени люка «Гнева смерти» и всматривался в предрассветную мглу. Как и все Адептус Астартес, он не нуждался в искусственном освещении. Даже если бы его аугментированные глаза не позволяли ему видеть в кромешном мраке, встроенных в шлем авточувств было бы более чем достаточно. Свет в лагере был не для того, чтобы они могли видеть, а для того, чтобы видели их. Амит хотел, чтобы орки и любой другой, кто обитает в лесу, знали, что они здесь.

Нажав стопорный штифт, капеллан спустился по штурмовой рампе. Угольно-черная дверь с шипением закрылась за ним, оставив одиннадцать членов его Роты Смерти внутри «Грозового орла». Воины удерживались на месте тяжелыми магнитными подвесками, которые обычно использовались для фиксации дредноутов во время транспортировки. Инжекторы со стимуляторами впрыскивали в вены искусственную смесь специально разработанных мышечных релаксантов, которые помогут им оставаться расслабленными до того времени, пока не потребуется их помощь. Рота Смерти похожа на обнаженный меч. Они были бесполезны в обороне. Это понятие было для них настолько же чуждым, как и мир, на влажной земле которого стоял сейчас Зофал. Обезумевшие воины в черных доспехах скорее убьют своих братьев, чем займут окоп.

Капеллан снял шлем-череп и повертел его в руках, разглядывая эбонитовые черты личины. Под левым глазом было выведено две капли крови, по одной за каждого из предыдущих обладателей шлема. После рециркулируемой атмосферы доспехов влажный воздух показался капеллану освежающим. Он неподвижно простоял какое-то мгновение, наблюдая за тем, как дождь наполняет углубления шлема.

— Тебя что-то тревожит, капеллан?

Зофал поднял голову.

— Меня тревожит проклятье ордена, капитан. А тебя? Какие темные мысли заставили тебя искать встречи со мной?

Баракиил ухмыльнулся.

— Вижу, здешний климат не повлиял на твое чувство юмора, Зофал.

— Без своей маски, — начал капеллан, — ты смотришь в лицо брата, и поэтому воспринимай меня таким, какой я есть. Но я ходил в тени безумия слишком долго, капитан. Поэтому это также всего лишь маска.

Баракиил заглянул в угольно-черные глаза Зофала и промолчал. Он был не в настроении выслушивать бессмысленные проповеди капеллана.

— Нас не должно здесь быть, Зофал.

— Это решать Амиту.

Баракиил вздохнул.

— Я говорил с ним. Он не желает слушать. Он повернут на том, чтобы прогнать орков с этого мира.

— А ты бы позволил им здесь закрепиться?

— Конечно, нет, — прорычал Баракиил и сделал глубокий вдох. Он унял раздражение и только тогда продолжил. — Но эта планета — мир смерти, — капитан развел руками. — Даже воздух здесь токсичен. Есть бессчетные тысячи миров, которые несут Империуму намного больше пользы. Лучше уничтожить эту проклятую планету с орбиты и покончить со всем этим, чем истощать роту еще больше.

— Возможно. Но, возможно, мы, из всех слуг Императора, в последнюю очередь должны судить по облику.

Баракиил проигнорировал замечание.

— Даже Григори пытался вразумить Амита. Ты не поговоришь с ним?

— Если того пожелает Кровь. В ином случае… — Зофал отвернулся от Баракиила и надел шлем обратно. — Я этого не сделаю.

Капеллан оставил Баракиила у «Грозового орла» и направился к передовым огненным ямам. Расчленители были воинами, мясниками. Даже в обычных обстоятельствах они едва годились на роль стражей, и наблюдение едва ли давалось им просто. Но, потеряв столь многих братьев во время планетарной высадки, без добычи, которую можно было бы убить в отместку, рота прилагала все усилия, чтобы держать себя в руках. Краткие отчеты о готовности и резкие обмены репликами по воксу намекали на напряжение, которое воцарилось в лагере, будто невидимый противник. Чем быстрее начнется битва, тем скорее исчезнет напряжение, смытое чистотой боя. Зофал намотал бусины розария на кулак. До тех пор именно от него зависело, чтобы в их разумах не укоренилось беспокойство, а в мысли не закрался Гнев.

Он обошел оборонительную полосу ровным шагом, ни достаточно быстрым, чтобы привлечь внимание, ни достаточно медленным, чтобы это не показалось праздным шатанием. В бою он будет помогать капитанам и первым сержантам, придавать им решимость и веру, необходимые для успешного командования. Но под жестокой плетью этого мира каждый Расчленитель нуждался сейчас в его наставлении. Зофал останавливался у каждого укрытия и баррикады, проверяя готовность к бою каждого воина. Они вместе зачитывали катехизисы почтения и проводили ритуалы сдержанности, чтобы убедиться в силе и чистоте их духа.

Зофал закончил обход в тени «Зазубренного ангела». Под его правым крылом находился выжженный клочок земли, десяток перевернутых цепных мечей обозначали границу арены для поединков.

«Слова лишь тлен, который сметается вихрем ярости и исчезает в плену у гнева», — капеллан крепче стиснул розарий, приблизившись к арене. Там всегда находились Расчленители, которые нуждались не просто в молитве для усмирения кровожадности.

Гавриил из третьего тактического и Анаил из седьмого штурмового стояли в середине круга. Их цепные мечи выбивали в темноте искры, сталкиваясь друг с другом, рев адамантиевых зубьев едва слышался за гортанными криками собравшихся воинов. Гавриил возвышался над Анаилом и, пользуясь преимуществом размеров и веса, нанес череду мощных ударов. Но там, где штурмовому десантнику недоставало роста, он компенсировал опытом. Анаил стремительно парировал каждый удар Гавриила, с легкостью отбил клинок более крупного воина, прежде чем провел разящую контратаку.

Зофал мрачно улыбнулся, когда клинок Анаила задел наплечник Гавриила. Техника штурмового десантника была почти безукоризненной. Но он все равно проиграет. На арене нет места изяществу. Впавшего в ярость Гавриила уже не остановить. Его мощные атаки в конечном итоге найдут путь сквозь защиту Анаила, потребуется всего один скользящий удар, чтобы нарушить самообладание Анаила. Поддавшись ярости, штурмовой десантник потеряет голову. Он бросится на Гавриила, и огромный воин быстро победит его.

«Наш гнев не познает границ, а мечи — мира», — одними губами произнес Зофал, когда Гавриил сшиб Анаила на землю. Победителем, как обычно, окажется Гнев.

— Брат-сержант, — Зофал повернулся к Менаделю. Сержант стоял рядом с ареной, держа в одной руке штурмовой щит, а в другой сжимая силовой меч. Вдоль лезвия пульсировала тонкая линия искрящейся энергии. Оружие, как и его обладатель, всегда оставалось наготове. Менадель был превосходным мечником, мастером поединка. Если какой-то воин потеряет контроль или поддастся Гневу, он незамедлительно вмешается. Лишь один Расчленитель погиб на арене за все время, что ею руководил Менадель.

— Капеллан, — Менадель почтительно склонил голову, не сводя глаз с Анаила и Гавриила.

— За последние два часа апотекарию Иезаилу пришлось оказать помощь пятерым нашим братьям, — произнес Зофал.

— Они остались боеспособными, — Менадель говорил спокойно, но судя по тому, как напряглась его челюсть, под маской невозмутимости вскипели эмоции. — Вы сомневаетесь в моей осмотрительности?

— Если бы сомневался, брат-сержант, ты бы узнал.

Менадель улыбнулся и потер подбородок, вспомнив последний раз, когда они с Зофалом дрались друг с другом.

— Многие погибли при высадке, капеллан. Наши братья злятся.

— Это и значит быть космическим десантником. Низвергнуться с небес, словно огонь и гнев. Нести смерть или приветствовать ее.

— Но у нас нет противника. Нет врага, которому можно отомстить, никого, чьей кровью можно было бы оросить клинки.

— Радуйся тому, что еще жив, Менадель. Месть для тебя лишь вопрос времени. Павшим же повезло не так сильно.

— Да почтит их Сангвиний, — Менадель прижал кулак к нагруднику.

Зофал бросил взгляд на рваные шрамы, которые покрывали доспехи Менаделя. В ордене было немного воинов, которые могли задать сержанту такую трепку.

— Когда ушел магистр Амит? — спросил он.

Глубокие царапины и неровные вмятины на доспехах Амита в свете установленного в траншее прожектора походили на скалящиеся звериные пасти. Опытный летописец мог бы поведать всю историю Амита по шрамам, покрывавшим его броню. Зофал замедлил шаг, подходя к магистру ордена со спины.

— Я все еще тут, капеллан, и держу себя в руках, — произнес Амит, не оборачиваясь и неотрывно следя за опушкой.

— Да. Похоже, стоит поблагодарить за это Менаделя, — Зофал миновал земляную насыпь и поравнялся с магистром ордена.

— Однажды он станет капитаном Клинка.

— Если ты вначале не убьешь его.

Амит ухмыльнулся.

Какое-то время они стояли в молчании.

— Ты говорил с Баракиилом? — спросил Амит.

— Говорил.

Амит хмыкнул, прекрасно зная мнение Баракиила.

— Война в Саккарском секторе никуда не денется, пока мы здесь не закончим.

— Война будет всегда, брат. От тебя зависит, чтобы мы всегда могли сражаться.

Амит посмотрел вдаль.

— Этот мир полон жестокости, капеллан.

— Те, кто принадлежат Крови, тянутся к жестокости…

— Как ручьи тянутся к реке, — закончил Амит.

Манакель присел у останков Лаххеля и впился зубами в плоть очередного трупа дикаря. В рот хлынула кровь, остудив жжение в горле. Бой дал ему такой нужный шанс выпустить пар. Бойня была грозным проявлением злости, пылающей у него в венах. Но он подошел к самой границе тьмы, слишком быстро, и едва не предался Гневу. Манакель вздрогнул, когда по губам стекла тонкая струйка крови. Только так ему удалось изгнать его тень из разума. Он кружил возле границ сознания, нашептывая обещания о прощении. Он заберет боль, сомнения. Облачит его в доспехи гнева и даст ему силу убить любого, кто встанет у него на пути. Манакель почувствовал, как успокоился пульс, и жажда крови постепенно стала уходить, когда он выпил еще одну пригоршню влаги из тела мертвого варвара. Он будет сопротивляться желанию принять Гнев, но не мог отказать Жажде в том, чего она хотела.

Тамир поморщился от попавшего в нос запаха грязи и сгнившей плоти. Даже сильный ветер, который пронесся по долинам и вспенил озера, не смог унести аромат смерти. Вождь наблюдал за тем, как багровый великан пиршествует на останках охотничьей группы Ра’да. Мрачный спектакль напомнил ему о церемонии Окончания Охоты, ритуале, который он проводил более десятка раз. Когда охотники убивали крупного зверя, все племя собиралось, чтобы отведать его мяса и крови. Таким образом они оказывали дань уважения духу и забирали себе его силу. Тамир одобрительно хмыкнул, радуясь тому, что к воинам Ра’да проявили подобное почтение.

Манакель зарычал. Еще один проклятый Императором дикарь. Этот был чуть мускулистее прежнего, хотя не имел при себе оружия. На его груди розовела свежая рана. Слишком аккуратная, чтобы получить ее в бою, она казалась скорее ритуальной, проявлением намерения или символом клятвы. Расчленитель презрительно хмыкнул: такие раны следует заработать, а не получать в дар, будто безделушки. Оторвав голову трупа, чью кровь он пил, Манакель метнул ее в варвара. Человек не попытался прикрыться, позволив ей ударить себя.

Тамир услышал, как от попадания хрустнуло плечо. Воина сбило с ног. Он застонал и, выругавшись, поднялся обратно. Аббас говорил ему оставаться неподвижным, выказывать отвагу и не дрожать. Он смотрел на великана, пораженный тем, что тот напоминал ему охотничьего пса, его губы и нижняя часть лица были розовыми от крови. Если Аббас ошибся и великан был на самом деле просто дикарем, зверем, то в загробной жизни он будет преследовать старика в ночных кошмарах.

Манакель стиснул кулаки, раздраженный тем, что варвар никак не уйдет.

— Будь ты проклят Императором. Убирайся, — он приблизился к воину с презрительной ухмылкой на лице. На плече и груди человека расцвел темный синяк, левый глаз заплыл. Его смерть едва ли стоила затраченных усилий. Но было нечто еще, что-то, не дававшее Манакелю покоя. Что-то, пытающееся пробиться сквозь туман, который окутал его разум.

Тамир не ведал страха. В свое время он взглядом привел в смятение стадо раналоксов и пережил схватку с чудовищным карнроузом. И все же, оказавшись в тени багрового великана, ему понадобилась вся храбрость, чтобы оставаться спокойным. Каждый удар его сердца звучал как желанный сюрприз, пока он прислушивался к натужному дыханию. Стараясь не поднимать голову, Тамир рискнул бросить взгляд. С груди великана взирал измятый орел. Между его металлическими крыльями, словно снежные хлопья, виднелись пятна засохшей крови. Шкура великана оказалась не гладким покровом, как ожидал Тамир. Глубокие борозды разделяли ее поверхность на множество частей, некоторые были рельефными, тогда как другие имели угловатые крепления. Под багряной шкурой великана, словно недавно зарубцевавшиеся шрамы, виднелись участки серого и серебряного цветов.

Манакель остановился на расстоянии удара от дикаря. Сердцебиение человека оставалось спокойным, на лбу не было видно пота. Манакель зарычал. Он был дитем Сангвиния, воплощением гнева, а этот человек казался достаточно высокомерным, чтобы не бояться его. Манакель взревел, желание сломать человеку шею, оторвать голову и омыться в его теплой артериальной крови поднялось внутри него, словно раскаленная магма. Расчленитель уже потянулся, чтобы сокрушить его…

… а затем замер, так как впервые заметил металлический талисман, болтающийся в протянутой руке человека.

Тамир позволил великану взять талисман и уважительно коснулся головой земли.

Манакель повертел кусок металла в руке. Он истерся под влиянием времени и постоянного ношения, но в нем безошибочно угадывался имперский орел, символ Императора человечества.

— Где ты его нашел? — Манакель старался говорить спокойно, но требовал ответа.

Человек поднял глаза и промолчал.

— Где ты нашел… — Манакель замолчал, когда из леса вышли сотни дикарей, скрестив руки на грудях в грубом подражании аквиле. — Что это, во имя Императора?

При виде варваров Манакель разинул от удивления рот. Вторая волна шла плотными рядами, на их плечах покоилось четыре носилки. Каждая из них имела четыре метра в длину, ручки были изготовлены из цельных веток шириной с бедро обычного человека. Дно носилок было из звериных шкур и палой листвы, привязанных к ручкам сплетенными лианами и растениями, похожими на веревки.

Манакель взглядом проследил за процессией.

— Император… — он недоверчиво посмотрел на то, что лежало на носилках. Наплечники, наручи, нагрудники, цепные мечи, болт-пистолеты — останки, оружие и доспехи его отделения. Манакель продолжал наблюдать, пока дикари не опустили носилки перед ним. Скорбь переросла в ярость, когда он увидел то, что осталось от Расчленителей. Как и Лаххеля, их сильно обглодало зверье.

С ударом невидимого барабана море варваров расступилось, позволив пройти на поляну третьей группе. Они принесли с собой корзины из дерева и сухих листьев и начали петь, сначала тихо и мягко, но затем все громче и громче, пока со вторым ударом барабана напев не достиг пика. Стараясь не задеть тела Расчленителей, они развели вокруг носилок огонь.

Старый дикарь, пока старейших их всех, которых встречал Манакель, шагнул к нему. Старик преклонил колени и сложил знак аквилы, после чего отвернулся и прокричал что-то на гортанном языке.

— Мук-да, мук-да хети, — на крик отозвалась тысяча варваров, которые вместе опустились на колени и склонили головы к земле.

Впервые с момента высадки Манакель был спокоен.

«Где остается только один, побеждает гнев», — слова эти были подернуты скорбью, но грустить о гибели отделения он станет позже.

Манакель бросил холодный взгляд на тысячу склонившихся перед ним воинов. Нет ничего странного в том, что менее развитые люди почитали космических десантников как богов, хотя от такого проявления уважения ему стало не по себе. Подобное преклонение могло перерасти в гордыню, которая породила гражданскую войну, более ужасную, нежели все, о чем можно только помыслить. До сих пор весь масштаб предательства Гора только предстояло осознать. Армии Императора победили, но Манакель знал, что за каждый спасенный мир приходилось платить еще одной планетой, превращенной в безжизненную скалу, целые поколения были обречены тратить свои жизни, закапывая покойников. Манакель ударил кулаком по нагруднику и скрестил руки в знаке аквилы.

Варвары радостно закричали.

Манакель улыбнулся. Он был богом не более любого другого космического десантника, но решил воспользоваться верой дикарей в своих целях. Расчленитель снова посмотрел на ряды склоненных голов и спросил себя, насколько прочными окажутся их верования, когда они поймут, что он принес им не избавление, но смерть.

— Ута, — старик повернулся к Манакелю, скрестил пальцы и пошевелил ими, бросив при этом взгляд на носилки.

Огонь.

Погибнуть в неистовстве боя или сгинуть в опаляющей ненависти, все Расчленители в конечном итоге сгорят. Манакель посмотрел на погребальный костер и кивнул.

Старик пробормотал что-то похожее на молитву и ударил камнями друг о друга, выбив из них искру, которая подожгла охапку листвы. Он поднялся и протянул факел Манакелю.

— Погоди, — Манакель поднял руку. Шагнув в середину костра, он скользнул взглядом по останкам своих братьев. На его месте Серафим бы забрал у погибших Расчленителей оружие и снаряжение, но Манакель никогда не разделял тактическое хладнокровие своего наставника. Он не мог заставить себя осквернить павших братьев подобным образом. Оружие переживет то, что не выдержит плоть, и позже он за ним вернется. Впрочем, Манакель забрал боеприпасы, охранив их от огня и невежества дикарей.

— Вы отдали свой долг, братья, — Манакель провел ножом по ладони и окропил кровью тело каждого из погибших соратников. — Смерть, скрепленная Кровью, станет окончательной, она дарует вечный покой.

Это слова скорее подошли бы Зофалу или кому-то другому капеллану, ведь их ораторское искусство намного превосходило его собственное. Манакель коснулся кулаком наплечника и отступил от костра. Он надеялся, что этих слов будет достаточно.

Приняв факел из рук старика, Манакель поджег тела.

Варвары остались на коленях все время, пока горел костер, вдыхая клубящийся над ними дым. Космический десантник знал, что в некоторых примитивных культурах огонь высвобождал душу воина, и что те, кто дышал этим дымом, давали им приют в своих телах, позволяя таким образом жить дальше. В свою очередь они обретали толику силы покойника.

Манакель сделал глубокий вдох.

— Как Кровь служит мне щитом, так пусть братья мои станут мне мечом.

Слабый всплеск воды привел Кассиила в чувство. Он открыл глаза и тут же зажмурился от боли и яркого света, который лился сверху. Скаут оказался на открытом пространстве, и теперь его ноющие кости радовались солнечному теплу. Он сел и закрыл глаза, смаргивая соринки. Кассиил замер, едва на него упала тень, которая приобрела резкость в багровой вспышке. Скаут повалился на спину, на его горле сомкнулись чьи-то могучие руки.

Там, где подвел инстинкт, верх взяла выучка.

Подавив первое желание отодвинуться как можно дальше, Кассиил повернул голову в сторону, ослабив давление на сонную артерию. Благодаря этому он не лишился сознания и выиграл пару дополнительных секунд, чтобы сбросить с себя нападавшего. Кассиил потянулся, схватил его за руки и попытался убрать их со своей шеи. Но напавший был слишком сильным, и на скаута обрушился весь немалый вес противника. Кассиил выгнулся, вжимая голову в землю, как можно дальше от нападавшего. Но руки продолжали сжимать его горло. Скаут стал отчаянно лягаться, разбрызгивая вокруг себя воду, пытаясь нащупать ногами опору. Прилив адреналина не позволил Кассиилу лишиться концентрации, когда он понял, что нападавший не стремился задушить его. Он хотел оторвать ему голову. Скаут рванулся вверх и нащупал голову нападавшего. Если бы он нашел хоть какую-то точку опоры…

Что-то врезалось в нападавшего, сбросив его с Кассиила.

Схватившись за горло, Кассиил втянул воздух в грудь и перекатился в защитную стойку, прикрыв голову руками. Он напряженно прождал удар сердца, ожидая удара сверху, а затем рывком вскочил на ноги.

Асмодель боролся с Мелехком. Сержант рычал, из его рта во все стороны разлеталась слюна, а пальцы были скрючены, словно когти, на ногтях запеклась кровь. Кассиил коснулся шеи.

— Брат-сержант? — недоверчиво спросил он.

— Хватит… смотреть… и помоги мне, — Мелехк скривился, пытаясь обхватить мускулистой рукой шею Асмоделя.

Кассиил стоял как громом пораженный. Предательство Асмоделя подействовало на него куда сильнее, чем он мог представить. Сержант, наблюдавший за кандидатами из покрытой шипами башни, был чем-то постоянным в жизни Кассиила с тех самых пор, как его приняли в орден. Немыслимо, чтобы Асмодель пытался убить его. Кассиил застыл на месте, будто загипнотизированный, потерявшись в воспоминаниях.

— Во вселенной войны лишь орден способен прожить дольше мгновения, — капеллан Зофал торжественным зычным голосом начал ритуал крещения, едва один из семинаристов достал клеймящий прут из жаровни реклюзиама. — Братство и адамантий — вот узы, которые невозможно разрушить. Победа столь же мимолетна, как и боль.

Кассиил зажмурился, когда семинарист прижал раскаленный прут к его груди.

— Но это… — Зофал остановился, коснувшись неровного шрама в форме клинка на груди. — Это вы будете нести до самой смерти. Он переживет вас. Он будет выжжен в анналах истории еще долгое время после того, как ваши кости превратятся в прах, а боевые кличи станут слабым эхом.

Асмодель зарычал и впился зубами в руку Мелехка. Скаут выругался, его хватка ослабла достаточно, чтобы Асмодель вогнал локоть ему в нос. Он отшатнулся, нагрудник оросился кровью. Сержант резко поднялся на ноги, достал нож и вогнал его в шею скауту. Затем, вырвав оружие, он победно заорал, когда на его лицо брызнула теплая кровь.

Голова Мелехка откинулась, словно капюшон серва.

Кассиил уставился в глаза Мелехку, а затем, когда его тело бессильно рухнуло на землю, взгляд скаута упал на символ ордена, красующийся на нагруднике мертвого брата.

Полный ярости крик Кассиила перерос в ненавидящий рык, он выхватил клинок и бросился на Асмоделя.

Сержант двигался слишком быстро. Он опередил атаку Кассиила, с сокрушительной силой схватил его за руку и ударил головой в лицо. Кассиил выронил нож, едва успев прикрыться рукой и не дав сержанту возможности заколоть его. Скаут согнулся пополам, когда в грудь, ломая ребра, угодило колено за секунду до того, как мощный удар заставил его растянуться на земле. Тяжело рухнув на камни в русле пересохшей реки, Кассиил скрестил руки над головой, закрываясь от удара ногой, который должен был оборвать его жизнь. Скаут взревел — он не умрет в грязи. Он желал, чтобы его охватил Гнев и даровал силы разорвать Асмоделя на куски и пожрать его сердце.

Из кустов выполз Хамиед, сжимая толстую ветвь.

— Довольно! — скаут замахнулся импровизированной палицей, едва Асмодель повернулся в его сторону. Толстый сук треснул, врезавшись сержанту в голову.

Удар свалил Асмоделя, разорвав ему щеку и разбив глазницу. Но Гнев не дал ему лишиться сознания. Низко и протяжно зарычав, сержант поднялся на четвереньки.

Хамиед, не давая Асмоделю ни секунды передышки, тут же сбил его с ног. От удара голова сержанта мотнулась назад. Глаза Асмоделя оставались широко раскрытыми, тело дергалось от переполнявшей вены жажды крови, которая понукала его встать. Хамиед коленом прижал его к земле.

Лишь с третьей попытки Кассиил сумел подняться на ноги. Его руки почернели от синяков, оставленных сержантом. Хамиед что-то крикнул ему, но он не обратил внимания. Пошатываясь, скаут побрел по ручью туда, где блестел на солнце болт-пистолет.

— Касиил, — Хамиед направился к нему, — стой.

Кассиил сплюнул кровь и проверил магазин болт-пистолета.

— Брат, не тебе отнимать его жизнь.

Дрожа от злости и усталости, Кассиил прицелился в голову Асмоделя.

— Это не его вина, брат, — Хамиед встал между оружием и Асмоделем, успокаивающе поднимая руки. — Это Проклятье. Мы должны уважать воина, которым был Асмодель. Он умрет, брат, но не от твоей руки. Он заслуживает такой смерти, ради которой жил, служа ордену. Ты не отнимешь этого у него.

— А что с Мелехком? — прорычал Кассиил. — Как насчет его чести?

— Он умер, выполняя свой долг. Он умер, защищая братьев. Защищая тебя, — Хамиед шагнул к Кассиилу, сдерживаясь из последних сил. — Честь Мелехка осталась незапятнанной. Мы должны передать Асмоделя капеллану Зофалу.

Хамиед сделал еще полшага и, стараясь не делать резких движений, достал нож.

— Если будет на то воля Императора, Зофал облачит Асмоделя в доспехи смерти и позволит ему пролить кровь наших врагов в последний раз.

Кассиил не шевелился, готовый выстрелить.

— Брат… — Хамиед взял нож обратным хватом. — Я не позволю тебе отнять его жизнь.

— Кровь! — Кассиил закричал от ярости и отбросил оружие. Скаут рухнул на колени, сжал кулаки и принялся молотить по земле, пока от непрерывных ударов не покраснели костяшки. Он попытался найти успокоение через боль, но гнев не стихал. Кассиил хотел убивать. Он должен убивать. Он нуждался в этом.

«Сангвиний, принеси мне успокоение, укроти мой нрав, подари хотя бы отголосок своего совершенства, — дрожащими губами Кассиил бормотал молитву. Он повторял ее снова и снова, позволяя словам замедлить дыхание и унять кипящую кровь.

Хамиед опустил руку на плечо Кассиила.

— Вот так, брат. Теперь ты знаешь, что значит искать отмщение.

С громоподобным стаккато оружие Расчленителей озарило ночь.

Их атаковали сразу со всех сторон. Но вместо зеленокожих орков Расчленители столкнулись с ордами яростных зверей. Бессчетные сотни животных обрушились на лагерь Расчленителей, словно планета хотела избавиться от чужаков. Космические десантники были подобны шипу в теле мира, который требовалось вырезать, вырвать. С помощью ревущих, клацающих пастей и мощных конечностей он собирался избавиться от скверны.

С севера ринулось стадо двуногих зверей, их удлиненные морды свирепо скалились, щелкали, пока они приближались к передовым огненным ямам. Существа гибли десятками, разрываемые на куски слаженными залпами болтерного огня и испепеляемые пронзительно трещащими лазерными пушками. Но они продолжали сокращать расстояние до Расчленителей, перескакивая груды мертвых сородичей, ведомые инстинктом убраться как можно дальше от неповоротливых созданий, которые шли следом за ними. Каждое существо, состоящие из сплошных мышц и жил, вдвое превосходило ростом космического десантника. Проворные, с тугой бесшерстной кожей, они вырывались из леса и приземлялись прямо среди огненных ям. Морды зверей были разверзнуты в диком реве, пока они убивали Расчленителей сильными ударами когтистых передних конечностей.

— Статус? — рявкнул в комм Амит, потроша крупное существо, челюсть которого заканчивалась парой огромных бивней. Прочная кожа зверя не смогла защитить его от цепных кулаков магистра ордена, под действием веса и набранной скорости он насадился на ревущие лезвия, чем только ускорил свою смерть.

— Мы окружены, — раздался потрескивающий голос Менаделя из «Мести». Амит поручил сержанту организовать оборону. — Все отделения втянуты в бой и несут потери, но периметр пока удерживают.

Амит упал на колено, когда на дисплее мигнул предупредительный символ. Позади него открыл огонь снятый с «Грозового орла» тяжелый болтер, разорвав на куски несколько рогатых существ. Амит ощутил, как участился пульс в унисон с ревом оружия. Прижав кулаки к земле, он боролся с желанием подняться, пока не утихла стрельба, но лазерный целеуказатель сообщал теперь только об отрицательных контактах.

На западную линию обороны обрушились нелетающие птицы с пестрым оперением. Сержант Биеил и его штурмовое отделение встретили их стеной пылающего прометия. Обгоревшие выжившие твари с воплями пробежали сквозь пламя, розоватое мясо стекало с обугливающихся костей. Еще один залп из огнеметов на близком расстоянии добил и их.

— Оттесняйте. Оттесняйте их! — раздался сквозь рев пламени крик Биеила.

Дюжина, две дюжины, сотня. Птицы продолжали напирать, не обращая внимания на потери. Чаши весов начали смещаться, едва огнеметы выстрелили в последний раз, полностью израсходовав топливо в баках. Наконец озверевшая стая получила возможность отомстить. Длинные, похожие на кинжалы клювы на длинных мощных шеях пробивали доспехи Расчленителей и вырывали окровавленные куски органов из тел воинов.

На южном и восточном внешнем периметре путь прокладывали орды приземистых существ, вынудив Менаделя активировать минное поле. Тех, кто оказался на осколочных минах, разорвало на части, их округлые тела разлетелись фонтанами дымящейся плоти. Другие упали с вырванными кусками мяса и внутренностей. Тем, кто находился на краю минного поля, повезло гораздо меньше. Ураган адамантиевых шариков изрешетил им конечности, оставив в муках умирать на орошенной кровью земле.

— Лорд, — раздался по воксу напряженный голос Баракиила.

Амит вызвал картинку с одной из пикт-камер вокруг лагеря. Возникло зернистое изображение северных укреплений, которое затем свернулось в угол дисплея шлема. Баракиил пытался удержать позицию. Промчавшиеся мимо него уцелевшие небольшие существа падали в окопы позади, пока перед космическим десантником не остались только крупные звери.

— Говори, — рявкнул Амит и вогнал цепные кулаки в живот ревущего существа, которое бессильно заскребло по его нагруднику атрофированными передними конечностями.

— Отделение Асмоделя в радиусе действия комма.

Амит с радостью ощутил, как участилось сердцебиение, когда он рассек кулаком внутренности зверя и оказался забрызган свежей кровью. Спихнув труп с лезвия ударом ноги, он бросился к другому существу и открыл канал со скаутами.

— Асмодель, отчет.

— Лорд… — продолжительный лазерный огонь ионизировал воздух, искажая сигнал комма, из-за чего голос Кассиила слышался искаженными урывками. — Мы обнаружили орков… все погибли… предупреждаем… звери.

Амит рассмеялся, хотя без особого веселья.

— Ты многое недоговариваешь, скаут. Сколько вас?

— Брат Хамиед и я готовы к бою, — сигнал становился лучше, чем ближе Кассиил подходил к позиции Амита. — Асмоделю нужен Зофал.

Амит остановился, прежде чем ответить, не обращая внимания на умиравшее у ног существо. У Асмоделя была стальная воля. Сержант был опорой ордена, пять десятилетий он учил неофитов тому, что значит управлять жаждой крови. Но оказалось, что даже он не в силах одолеть Проклятье.

— Ритуал придется отложить, — ровным голосом произнес Амит. — Заходите с запада. По возможности помогите отделению сержанта Биеила.

— Вас понял. Кровь защищает.

Амит отключил вокс-канал и пробил кулаком череп очередного зверя. Ему не требовалась защита. Он был повелителем тысячи самых яростных воинов, которых когда-либо знала вселенная. Он держал в руках судьбы целых миров. Он не ввергнет свой орден в безумие.

— Кровь требует крови, — проревел Амит и вырвал челюсть существу, которое хотело укусить его.

В нем клокотал гнев, горнило ненависти яростно пылало внутри, отчаянная ненависть к самому себе, которую невозможно облечь в слова. Если гибель и безумие были для него единственным исходом, он заставит мир молить о смерти. Его гневом никто не сможет повелевать. Он повернулся к нападавшему зверю, чей лоб венчала толстая костяная пластина. Уйдя в сторону за секунду до того, как зверь врезался в него, Амит схватил его за выступающий лоб. Сервоприводы доспехов гневно взвыли, когда магистр вырвал пластину из черепа зверя. Существо конвульсивно дернулось и умерло. Выругавшись, Амит резко сокрушил кость между ладонями. Он уставился на перчатки, наблюдая за тем, как во все стороны разлетаются осколки пластины. Из-под багрянца брони на него взирало клеймо истории, в ушах звенел волчий вой. Амит стиснул кулаки и снова взревел. Он был местью, он был смертью, и ничем больше.

— Во имя Сангвиния, вы будете стоять! — разнесся голос Зофала над ревом болтерного огня. Он чувствовал, как воины вокруг него сдерживают рвущийся наружу Гнев. Их стремление ринуться вперед и принести бой врагам казалось столь же ощутимым, как отдача пистолета, который он сжимал в руке. Но они были последней преградой, которая стояла между стадом зверей и отделением Баракиила. Если знаменосцу придется развернуться, чтобы справиться с новой угрозой, его непременно одолеют, а периметр прорвут. — Стоять! — Зофал не допустит, чтобы это произошло.

— Что насчет обреченных? — спросил Тилонас. Силовой кулак терминатора покрылся кровью и мотками внутренностей, между пальцами был стиснут вырванный позвоночник. — Почему бы их не выпустить?

— Нет. Гнев бесполезен в обороне, — ответил Зофал. — Мы должны удержать строй без них.

— Нас атакуют! — Друал указал на небо штурмовой пушкой, другая его рука безвольно висела после того, как одно из существ мощным ударом хвоста раздробило ему броню и кости.

Зофал поднял взгляд. Из облачного покрова вырвались два четырехкрылых зверей, которые напали на них во время посадки.

— Мы не станем легкой добычей, — прорычал Зофал. — Принесите им смерть!

Крозий капеллана затрещал, когда он активировал батарею, и указал им на существ.

Штурмовая пушка Друала с воем начала разгоняться до огневой скорости, секунду спустя к ней присоединилось оружие Тилонаса. Двое терминаторов открыли огонь, стволы орудия тут же раскалились докрасна, извергая непрерывный ливень снарядов в сторону крылатых зверей. Первую птицу разорвало на клочки багрового тумана. Вторая врезалась в землю, снаряды оставили в ее крыльях дыры размером с кулак.

Тут же к ней подскочил Зофал и одним ударом крозия размозжил существу череп.

— Они разделяются, — Тилонас указал на зверей, которые разделились и стали уходить в стороны флангов Расчленителей.

— Продолжайте вести огонь и не нарушайте строй, — Зофалу не доводилось видеть существ, которые использовали нечто похожее на тактическую хитрость, их атака казалась поспешной, отчаянной. Но он не хотел оставлять им ни единого шанса.

— Там! — Друал перекричал ревущих зверей.

— Кровь Императора, — прошептал по воксу Тилонас.

Линия деревьев перед капелланом исчезла под громадными когтистыми лапами. На расчищенный участок земли шагнуло громадное существо. Неподалеку показалось еще три похожих создания. Размерами они вчетверо превосходили любое из существ, с которыми уже пришлось столкнуться Расчленителям, их глаза были наполнены жаждой смерти. Звери заставляли казаться крошечным даже дредноута Григори.

Друал и Тилонас открыли огонь, но Зофал решил не тратить попусту боеприпасы и вместо этого открыл вокс-канал со стрелками «Грозовых орлов».

— Цели к северу от меня. Огонь.

По приказу капеллана боевые корабли дали ракетный залп. Мгновение спустя чудовища исчезли в ореолах взрывов. Когда огонь стих, двое их них лежали в грязи, раздавив телами десятки меньших существ. Сверкнувший выстрел из турболазера «Зазубренного ангела» испепелил третьего зверя.

Зофал выругался. Четвертый остался целым и невредимым. Проявив смекалку, он укрылся за сородичами и смог избежать оружия Расчленителей.

— Повторный залп.

— Не можем, капеллан. Мы ждем атаку.

Зофал зарычал, поискав взглядом то, чем можно было бы убить зверя.

— Друал, Тилонас… — он замолчал, заметив, как к зверю несется одинокий воин в доспехах терминатора. Капеллану не требовалось видеть опознавательный символ, чтобы узнать Амита.

Григори стоял в собственноручно сделанном кратере, зубья эвисцераторов кромсали плоть и внутренности зверей. Вокруг него, словно кровяные мешки, громоздились изломанные трупы. Он ступал на них, и всякий раз на него накатывала волна удовлетворения, когда дредноут слышал треск костей. Для сына Сангвиния погребение в саркофаге дредноута считалось величайшей честью, но также и самой жестокой пыткой. Ему позволили служить еще долгое время после того, как тело превартилось в атрофированную кашу. Но калечить, убивать и не чувствовать при этом горячих брызг крови на лице — все это выводило Григори из себя. Многие Расчленители, заключенные в стерильных саркофагах, сошли с ума и поддались самому темному гневу.

Кровь. Он ощутил знакомый привкус, когда капля артериальной жидкости мертвого зверя проникла сквозь борозду в броне и смешалась с биожидкостью, которая поддерживала в нем жизнь. Боль в разуме ослабла, Жажда на миг была утолена. Если бы лицевые мышцы Григори еще могли работать, он бы улыбнулся. Благослови тебя Император, Каил. Он поблагодарил технодесантника, разработавшего сложную сеть каналов, которые сделали возможным подобное избавление от мук.

Едва дредноут пересек груду тел, как сенсориум саркофага Григори выдал несколько предупредительных символов. Мгновение спустя мимо него пролетел Амит, отброшенный мощным ударом выжившего зверя. При приземлении тело магистра оставило за собой глубокую борозду.

Дисплей шлема озарился длинными потоками данных, когда Амит поднялся на ноги. Удар повредил один из цепных кулаков и разбил нагрудник. Из носа текла кровь, несколько зубов шатались. Магистр зарычал при виде того, как громадное создание раздавило кого-то из отделения Даила.

— Григори, прикончим эту тварь.

Гидравлические системы и поршни в ногах дредноута взревели, словно огонь тяжелого болтера, когда тот отбросил дергающееся существо и направился к огромному зверю. Чудовище обернулось ему навстречу, опустив голову и широко распахнув пасть. Не останавливаясь, Григори выстрелил ему в морду из осколочного гранатомета. Зверь взревел и, закрыв глаза, отшатнулся от взрыва. Григори ринулся вперед, целясь эвисцераторами в брюхо. Зверь завопил от боли и ударил его головой. Дредноут пошатнулся и не успел уклониться от сомкнувшихся на нем челюстей. По дисплею Григори побежали предупредительные символы, когда метровые клыки зверя пробили адамантиевый корпус и повредили генератор. Без него Григори долго не протянуть.

— Ты умрешь первым! — взревел Григори. Усиленный аудиосистемами саркофага, звук был ужаснее рева любого зверя. Активировав огнемет, Григоры омыл струей раскаленного прометия раны, оставленные в брюхе зверя, и испепелил ему внутренности. Существо отшатнулось, из ран валил густой дым, по коже, словно молочная желчь, стекали остатки органов. Григори двинулся назад, используя остатки энергии, чтобы дотащить зверя к «Мести», к Амиту.

Амит зарычал от напряжения, поднимаясь по бронированному борту «Мести». Если бы не защита громоздких терминаторских доспехов, он бы не пережил удара. Но, цепляясь за броню боевого корабля, и чувствуя, как горят от усилий мышцы, он все же скучал по относительной гибкости силовых доспехов.

С натужным ревом Амит поднялся на крыло, когда к кораблю приблизился Григори, волоча за собой зверя.

— Пусть Сангвиний пирует твоей душой! — прокричал Амит и, спрыгнув с «Громового ястреба», пронзил зверя рабочим цепным кулаком. Он замахнулся другой рукой и потрескивающей от энергии силовой перчаткой пробил шкуру существа. Застонав от усилия, Амит вбил ему в тело пару мелта-зарядов и активировал цепной кулак. Под тяжестью Амита зубья оружия впились зверю в бок, позволив магистру ордена опуститься на землю. Существо билось в судорогах, тщетно пытаясь сбросить его с себя. Зверь пошатнулся, но не упал, успев бросить на магистра ордена последний взгляд и взреветь, прежде чем мелта-заряды детонировали.

Взрыв отбросил Амита на броню «Мести» с силой, которой было достаточно для того, чтобы разбить бронестекло кабины. Он с грохотом повалился на землю, и сверху на него посыпались куски дымящегося мяса и брызги кипящей крови.

Даже у нас есть пределы, брат. Но, как и в случае с любой истиной, всегда найдутся те, кто станут это отрицать. Невежественные люди почитают нас за богов, поклоняются нам как богоподобным созданиям неимоверной силы, которые в равной степени несут надежду и ужас. Но в наших сердцах нет места милосердию, брат. В наших венах не течет избавление.

Но Гнев, Гнев не ведает пределов. Некоторые считают, что мы облачаем проклятых в черное, дабы таким образом оплакать их уход. Но они заблуждаются. Мы — ангелы ярости и насилия. Мы — гнев, и мы — смерть, и ничего больше. В последние мгновения жизни мы принимаем тьму, потому что после смерти нет ни света, ни прощения, только чернота гнева и отпущение грехов в смерти.

Ибо только смерть освобождает от долга.