По дорогам сказки

Три брата

Много лет тому назад жил на свете отец с тремя сыновьями.

Выросли сыновья молодцами, один другого лучше.

Вот и говорит им отец:

– Ступайте, дети, по белу свету странствовать, людей посмотрите и какому-нибудь делу научитесь. Тому из вас, кто самым лучшим мастером вернется, я свой дом оставлю.

Пошли братья странствовать. Три года бродили они по чужим краям, а через три года вернулись все в один день домой к отцу.

– Здравствуй, отец, – говорят они.

– Здравствуйте, дети, – отвечает отец. – Ну что, научились чему-нибудь?

– Да, – говорят, – научились.

– Чему же вы, дети, научились?

– Я, – говорит младший сын, – брить научился.

– Я, – говорит средний сын, – ковать научился.

– А я, – сказал старший сын, – фехтовать научился.

– Ну и хорошо, – говорит отец. – Хотел бы я посмотреть, ловко ли вы умеете брить, ковать и фехтовать.

А в это время по полю бежал заяц.

– Эх! – закричал младший сын, который брить научился. – Тебя-то мне и надо!

Схватил он тазик и мыло, взбил кисточкой пену, а потом догнал зайца, на бегу намылил ему мордочку и выбрил обе щеки.

Да как чисто выбрил! Ни разу не порезал и ни одного волоска не оставил.

– Хорошая работа, – сказал отец. – Ловко бреешь!

И только он это проговорил, как на дороге показалась карета.

– А ну-ка, – говорит средний сын, который ковать научился, – посмотрите, отец, и на мое уменье!

Побежал средний сын за каретой, догнал ее, оторвал у лошади на всем скаку все четыре подковы и тут же на всем скаку подковал ее сызнова.

– Отличная работа! – сказал отец. – Не хуже, чем у твоего брата.

Тут заговорил старший сын:

– Позволь, отец, и мне показать свое уменье!

– Что ж, – говорит отец, – покажи.

А как раз в это время пошел дождь.

Взял старший сын свою шпагу да как начал вертеть ею у себя над головой! Так быстро вертит, что ни одна капля на него не попадает. Дождь льет все сильнее и сильнее. Хлещет как из ведра, а старший сын только вертит шпагой и стоит сухой, будто под крышей. Все капли дождевые шпагой отбивает!

Увидел это отец, удивился и сказал детям:

– Все вы искусные мастера – не знаю я, кому из вас дом оставить. Живите все вместе.

Согласились с ним сыновья да так с тех пор вместе и живут.

Гном-Тихогром

Жил на свете мельник. Был он стар и беден, и ничего-то у него не было хорошего, кроме дочки. Зато дочка и вправду была хороша – красивая, веселая, работящая. Старик нахвалиться ею не мог. Вот раз довелось мельнику разговаривать с самим королем. Ну, каждому человеку приятно своими детьми похвастаться. Он возьми да и скажи:

– Есть у меня дочка. Уж такая умница, такая разумница – из соломы золотую пряжу прядет!

Король очень удивился.

– Неужели, – говорит, – из соломы? Это мне нравится. Если твоя дочь и в самом деле такая мастерица, приведи ее завтра ко мне во дворец. Надо испытать ее искусство.

Мельник очень обрадовался. А на самом-то деле рано было радоваться. Он, видите ли, попросту хотел сказать, что дочка у него славная рукодельница и может даже из плохого волокна напрясть хорошей пряжи, а из плохой пряжи – наткать хорошего полотна. Только и всего.

А король подумал, что она и вправду умеет прясть из простой соломы золотую пряжу.

В том-то и беда, что короли не всегда понимают, о чем толкуют простые люди. А простые люди не всегда знают, что думают короли.

Но как бы там ни было, а мельник очень обрадовался такому почетному приглашению и велел дочке собираться назавтра в гости к королю.

Она принарядилась, как могла, – надела свое праздничное платье, цветную ленточку на шею, колечко на палец – и, веселая, отправилась во дворец, раздумывая по дороге о том, что ей велят делать – ткать, шить, вязать или всего-навсего чистить кастрюли и мыть лестницы?..

«Ну пусть что хотят, то и приказывают, – говорила она себе. – Уж я-то не ударю лицом в грязь».

Каково же было ее удивление, когда сам король встретил ее на пороге, отвел в комнату, битком набитую соломой, велел принести ей прялку и сказал: – Ну вот что, девушка! Твой отец рассказал мне, какая ты искусница. Принимайся-ка за работу. Если ты к завтрашнему дню перепрядешь мне всю эту солому в золото, я тебя по-королевски награжу. А нет – на себя пеняй. Ни тебе, ни твоему отцу несдобровать – вам обоим палач отрубит головы на городской площади. – И с этими словами король вышел, запер дверь на ключ и вернулся к своим делам.

Ах, как испугалась мельникова дочка! Она была мастерица на все руки: умела печь пироги, варить пиво, начинять колбасы; она вышивала золотом по бархату и цветным шелком по кисее; плела кружева легкие, как паутина; умела ткать самое тонкое полотно и вязать из шерсти узорные чулки, колпаки и одеяла, – но прясть из соломы золото она не умела. Да и никто не умеет.

Целый день просидела бедная девушка, ломая голову над тем, как ей выпутаться из беды. Она плакала, вытирала слезы своим вышитым передником и опять принималась плакать. Но так ничего и не придумала. Впрочем, она еще надеялась вечером, когда стемнеет, как-нибудь ускользнуть из этой страшной комнаты.

«Ведь откроют же они дверь хоть на минутку», – думала она.

И в самом деле – дверь открылась. Ей принесли ужин и три толстые свечи, чтобы она могла работать до рассвета. Но не успела она и с места встать, как дверь снова захлопнулась и ключ дважды повернулся в замке.

А под окном ходили все время двое часовых с алебардами, да и окно находилось под самой крышей. Разве что на крыльях можно было из него вылететь. Но мельникова дочка не умела летать, так же как и прясть из соломы золото.

От таких мыслей она заплакала еще горше, хотя ей и казалось, что за день она выплакала все свои слезы до одной.

И вот, когда она уже совсем потеряла надежду на спасенье, в углу что-то заскреблось, словно мышка пробирается из подполья на волю, солома зашевелилась, и в комнате появился маленький юркий человечек – большеголовый, длиннорукий, на тонких ножках.

– Добрый вечер, прекрасная мельничиха! – сказал он. – О чем это ты так горько плачешь?

– Ах, как же мне не плакать! – ответила девушка. – Король приказал мне напрясть из этой соломы золота, а я не умею.

– Ну и что же? – спросил человечек.

– Мне отрубят за это голову – ответила она.

Человечек задумался.

– Да, это очень неприятно,– сказал он. – Ну, а что ты мне дашь, если я за тебя напряду золота из соломы?

– Цветную ленточку с шеи и мою благодарность до конца дней моих.

– Очень хорошо, – сказал человечек.

Она пододвинула ему свой ужин и зажгла свечу. Ужин он съел с удовольствием, а свечу задул и сказал, что ему и так светло – от собственных глаз.

После этого он уселся перед прялкой и – ж-ж-ж… Колесо так и зажужжало. Не успела девушка сосчитать до трех, как вся шпулька была обмотана золотой пряжей.

Тогда он взял другую шпульку, третью, четвертую…

До самого рассвета жужжало колесо прялки. Девушка только и успевала подавать человечку шпульки и сматывать в клубки золотую пряжу.

И вот в комнате не осталось ни одной соломинки. Человечек взял у девушки обещанную ленточку и пропал, будто его и не было.

А тут и король постучался в дверь. Он так и обмер, увидев, что вся солома превратилась в чистое золото. Об одном только он пожалел: о том, что комната, набитая соломой, была недостаточно велика.

Но комнат во дворце было много, а соломы на дворе – еще больше.

Король велел набить соломой от пола до потолка другую комнату, гораздо больше прежней, сам отвел туда мельникову дочку и приказал сейчас же приняться за работу, если только жизнь ей дорога.

Бедняжка ничего не ответила и молча села за прялку, вытирая слезы.

Но, когда стало совсем темно, в комнате опять появился маленький человечек и спросил у нее:

– Что ты мне дашь, если я и на этот раз напряду тебе золота из соломы?

– Вечную мою благодарность и колечко с пальца.

– Хорошо.

Человечек взял кольцо. И снова завертелось и зажужжало колесо прялки.

А когда наутро король пришел поглядеть, что поделывает его пряха, он увидел, что она крепко спит, а вокруг нее лежит столько золота, сколько вчера было соломы.

Король еще больше обрадовался, но сказать «довольно» у него не хватило сил.

Он приказал набить соломой третью комнату. Она была втрое больше, чем обе прежние, вместе взятые, и соломы в ней помещалось тоже втрое больше.

– Ну вот что, – сказал король. – Если ты и эту солому превратишь в золото, ты станешь моею женой и королевой.

«Ничего, что она простая девушка, мельникова дочка, – думал он. – На всем свете я не найду себе невесты богаче, чем она».

И вот девушка опять осталась одна. А когда стемнело, к ней снова явился маленький человечек и спросил:

– Ну что ты мне дашь, если я и в третий раз напряду для тебя золота из соломы?

– У меня больше ничего нет, кроме благодарности, – ответила она.

– Этого мне мало, – сказал человечек. – Ты скоро станешь королевой. Обещай мне отдать своего первого ребенка – и я сейчас же сяду за прялку. А нет – прощай!..

«Кто знает, что еще будет, – подумала мельникова дочка. – Может, король вовсе и не женится на мне? Может, у меня и детей-то никогда не будет…» – и она пообещала человечку своего первенца.

Человечек опять сел за прялку. И, когда король поутру вошел в комнату, он зажмурился и закрыл лицо руками: вокруг лежало столько золота и оно так блестело, что даже смотреть на него было больно.

Король сдержал слово. Не прошло и трех дней, как во дворце сыграли пышную свадьбу. И мельникова дочка стала королевой.

А через год у нее родился ребенок.

Королева была очень счастлива и даже думать забыла о человечке и о своем обещании.

И вот как-то раз ночью, когда она сидела у колыбели, в углу что-то заскреблось, словно мышка хотела выкарабкаться из подполья на волю.

Королева вздрогнула, подняла глаза и увидела, что рядом с ней стоит маленький юркий человечек – большеголовый, длиннорукий, на тонких ножках.

– Ну, – сказал он, – мое – мне! Давай-ка сюда то, что обещала! – и он протянул к ребенку свои длинные руки.

Ах, как испугалась королева! Как горько она заплакала, умоляя человечка взять у нее все драгоценности, все богатства в королевстве – даже мантию и корону – и только оставить ей ребенка!.. Но человечек стоял на своем.

– Нет, – говорил он. – Живое, тепленькое для меня милее всех сокровищ на свете.

Тут уж королева едва не лишилась чувств. Она упала перед человечком на колени и сказала, что умрет, если он не сжалится над ней.

И человечек сжалился.

– Хорошо, – сказал он. – Даю тебе три дня сроку. Если за это время ты узнаешь, как меня зовут, дитя твое останется у тебя. – И с этими словами он исчез.

Всю ночь королева перебирала в памяти имена, которые когда-либо слышала. На рассвете она разослала во все концы своего королевства гонцов и велела им разузнать в городах и деревнях, какие где встречаются имена и прозвища.

И вот пришла ночь, и человечек опять появился у нее в комнате.

– Может быть, тебя зовут Каспар? – спросила королева дрожащим от страха голосом.

– Нет.

– Мельхиор?

– Нет.

– Бальцер?

– Нет.

Королева называла по порядку все имена, какие только знала, но человечек всякий раз качал головой и усмехался.

– Нет, – говорил он. – Меня зовут не так.

На другой день она послала гонцов в соседние государства, чтобы узнать, какие имена дают людям в чужих странах.

Когда человечек явился к ней, она перебрала самые мудреные имена и прозвища, которые узнала от гонцов.

– Может быть, тебя зовут Реброхвост?

– Нет.

– Круторог?

– Нет.

– Лови-Догоняй?

– Нет, нет.

Что бы она ни сказала, он твердил в ответ одно и то же:

– Меня зовут не так!

И вот наступил третий день. Королева не могла больше припомнить ни одного нового имени и с нетерпением ждала возвращения своих гонцов, которым велела побывать на этот раз в самых глухих углах и закоулках, в хижинах угольщиков и в пещерах горных пастухов.

Один за другим гонцы возвращались во дворец, но никто из них не сказал королеве ничего нового.

Наконец вошел последний гонец.

– Королева! – доложил он. – Целый день ходил я по горам и лесам, но не услышал ни одного неизвестного нам прозвания. Имен на свете меньше, чем людей. Новые люди рождаются и получают старые имена. Я уж хотел было возвращаться домой, да зашел невзначай в такую чащу, где только лисы да зайцы желают друг другу доброй ночи, а человечьего духу и не бывало. И тут, меж тремя старыми деревьями, увидел я маленький-маленький домик. Перед домиком был разложен костер, а вокруг костра плясал человечек – большеголовый, длиннорукий, на тоненьких ножках. Он подскакивал то на одной ноге, то на другой и распевал:

Можете себе представить, как обрадовалась королева, услыхав это имя. Она щедро наградила гонца и села у колыбели поджидать человечка.

Он скоро появился, потирая свои длинные руки и посмеиваясь.

– Ну, госпожа королева, – сказал он, – как меня зовут?

– Может быть, Франц? – спросила она.

– Нет.

– Может быть, Кунц?

– Нет.

– А может быть, Гейнц?

– Нет.

– Ну так, может быть, Гном-Тихогром?

– Это тебе сам черт подсказал! Сам черт подсказал! – закричал человечек и от гнева так сильно топнул ногой, что она ушла в землю по самое бедро. Тогда он обеими руками схватился за левую ногу и в ярости разорвал себя пополам.

Белоснежка и Краснозорька

На краю леса, в маленькой избушке, одиноко жила бедная вдова. Перед избушкой у нее был сад, а в саду росли два розовых куста. На одном из них цвели белые розы, а на другом – красные.

И были у нее две дочки – одна белее белой розы, другая румяней красной. Одну прозвали Белоснежкой, другую – Краснозорькой.

Обе девочки были скромные, добрые, работящие, послушные. Кажется, весь свет обойди – не найдешь лучше! Только Белоснежка была тише и ласковей, чем ее сестра. Краснозорька любила бегать и прыгать по лугам и полям, собирать цветы, ловить певчих птичек. А Белоснежка охотнее оставалась подле матери: помогала ей по хозяйству или читала что-нибудь вслух, когда делать было нечего.

Сестры так сильно любили друг дружку, что всюду ходили вместе, взявшись за руки. И если Белоснежка говорила: «Мы никогда не расстанемся», – то Краснозорька прибавляла: «До тех пор, пока живы!» А мать заканчивала: «Во всем помогайте друг дружке и все делите поровну!»

Часто обе сестры уходили вдвоем в дремучий лес собирать спелые ягоды. И ни разу ни один хищный зверь не тронул их, ни один маленький зверек не спрятался от них в страхе. Зайчик смело брал капустный лист из рук сестер, дикая коза, как домашняя, паслась у них на глазах, олень весело прыгал вокруг, а лесные птицы и не думали улетать от девочек – они сидели на ветках и пели им все песни, какие только знали.

Никогда никакой беды не приключалось с ними в лесу. Если, бывало, они замешкаются и ночь застанет их в чаще, они укладывались рядышком на мягкий мох и спокойно засыпали до утра. Мать знала это и нисколько не тревожилась о них.

Белоснежка и Краснозорька так чисто прибирали всегда свой домик, что и заглянуть туда было приятно.

Летом за всем присматривала Краснозорька. Каждое утро, прежде чем просыпалась мать, она ставила возле ее постели букет цветов, а в букете непременно было по цветку с каждого розового куста – белая роза и красная.

А зимой в доме хозяйничала Белоснежка. Она разводила в очаге огонь и вешала над огнем котелок на крюке. Котелок был медный, но блестел, как золотой, – так ярко он был начищен.

Вечером, когда за окнами мела метель, мать говорила:

– Поди, Белоснежка, закрой поплотнее дверь!

И они втроем усаживались перед очагом.

Мать доставала очки, раскрывала большую толстую книгу и принималась читать, а обе девочки сидели за своими прялками, слушали и пряли. Подле них на полу лежал барашек, а позади, на нашесте, дремал, спрятав голову под крыло, белый голубок.

Вот как-то раз, когда они сидели так перед огнем и коротали вечер за книгой и прялкой, кто-то робко постучался у дверей, словно просил впустить его.

– Слышишь, Краснозорька? – сказала мать. – Отопри поскорей! Это, наверное, какой-нибудь путник ищет у нас приюта и отдыха.

Краснозорька пошла и отодвинула засов. Она думала, что увидит за дверью усталого человека, застигнутого непогодой.

Но нет, на пороге стоял не человек. Это был медведь, который сразу же просунул в дверь свою огромную черную голову.

Краснозорька громко вскрикнула и отскочила назад. Барашек заблеял. Голубок захлопал крыльями. А Белоснежка спряталась в самый дальний угол, за кровать матери.

Медведь посмотрел на них и сказал человечьим голосом:

– Не бойтесь! Я не сделаю вам никакого зла. Я просто очень озяб и хотел бы хоть немного обогреться у вас.

– Ах ты, бедный зверь! – сказала мать. – Ложись-ка вот тут, у огня… Только смотри поосторожнее – не подпали как-нибудь ненароком свою шубу.

Потом она закричала:

– Белоснежка! Краснозорька! Идите сюда поскорей! Медведь не сделает вам ничего дурного. Он умный и добрый.

Обе девочки подошли поближе, а за ними и барашек и голубок. И скоро уже никто из них не боялся медведя.

– Дети, – сказал медведь, – почистите-ка немного мою шубу, а то она вся в снегу.

Девочки принесли метелку, обмели и почистили густой медвежий мех, и медведь растянулся перед огнем, урча от удовольствия.

А Белоснежка и Краснозорька доверчиво примостились возле него и давай тормошить своего неповоротливого гостя. Они ерошили его шерсть пальцами, ставили свои ножки к нему на спину, тянули его то вправо, то влево, дразнили ореховыми прутьями. А когда зверь начинал рычать, они звонко смеялись.

Медведь охотно позволял играть с ним и, только когда его уж очень донимали, ворчал:

– Белоснежка! Краснозорька! Пощадите!

Долго ль, дети, до греха?

Вы убьете жениха.

Когда наступила ночь и пришло время ложиться спать, мать сказала медведю:

– Оставайся-ка тут, перед очагом. Здесь ты, по крайней мере, будешь укрыт от ветра и стужи.

Мохнатый гость остался.

На рассвете девочки отворили дверь, и медведь медленно побрел в лес по снежным сугробам.

Но с той поры каждый вечер в один и тот же час он приходил к ним, ложился перед очагом и позволял обеим сестрам тормошить его сколько им вздумается.

Девочки так привыкли к нему, что даже дверей не закрывали, пока не придет их косматый черный приятель.

И вот наступила весна. Когда все вокруг зазеленело, медведь сказал Белоснежке:

– Прощай. Я должен уйти от вас, и целое лето мы не увидимся.

– Да куда ж ты идешь, милый медведь? – спросила Белоснежка.

– В лес – охранять свои сокровища от злых карликов, – ответил медведь. – Зимой, когда земля накрепко замерзает, они не могут выкарабкаться наверх и поневоле сидят в своих глубоких норах. Но сейчас солнце обогрело землю, растопило лед, и они уже, верно, проложили дорогу из своего подземелья на волю, вылезли наружу, всюду шарят и тащат к себе, что приглянется. А уж что попадет к ним в руки и окажется у них в норе, то не скоро выйдет опять на дневной свет.

Жалко было Белоснежке расставаться с добрым другом. Она в последний раз отворила ему дверь. А он, пробираясь мимо нее через порог, зацепился нечаянно за дверной крюк и вырвал кусочек шерсти. И тут Белоснежке показалось, что под косматой медвежьей шкурой блеснуло золото… Но она и глазам своим не поверила. Медведь опрометью бросился бежать и, прежде чем она успела оглянуться, пропал за деревьями.

Вскоре после того послала мать обеих дочек в лес за хворостом. В чаще девочки набрели на большое дерево, поваленное наземь непогодой. Еще издали они заметили, что возле ствола в траве что-то суетится и прыгает. Но что это такое – они не могли разобрать.

Сестры подошли поближе и увидели карлика – маленького старичка с морщинистым лицом и длинной белой как снег бородой. Кончик его бороды попал в трещину дерева, и малыш прыгал и метался, словно собачонка на веревочке, но никак не мог вырваться на волю.

Завидев девочек, он выпучил свои красные, светящиеся, как искры, глазенки и закричал:

– Чего же вы стали? Не можете подойти поближе и помочь человеку?

– Да что ты тут делаешь, старичок? – спросила Краснозорька.

– Глупая любопытная гусыня! – ответил карлик. – Я хотел расколоть дерево, чтобы наготовить себе мелких дровец для кухни. На толстых поленьях пригорают наши нежные легкие кушанья. Ведь мы едим понемножку, а не набиваем себе брюхо, как вы, грубый жадный народ!.. Я уж было вколотил в дерево клин, и все шло отлично, да проклятая деревяшка оказалась слишком скользкой и ни с того ни с сего вылетела обратно. Я не успел отскочить, и мою прекрасную белую бороду защемило, словно тисками. Вот она и застряла в трещине, и я, сколько ни бьюсь, не могу вырваться… Да вы что смеетесь, толстощекие дурочки? Тьфу, и смотреть-то на вас противно!

Девочки изо всех сил старались помочь карлику, но высвободить его бороду им никак не удавалось: уж очень крепко зажало ее в расщелине.

– Я побегу позову людей, – сказала Краснозорька.

– Пустые бараньи головы! – заскрипел карлик. – Очень нужно звать сюда людей! Хватит с меня и вас двоих. Неужто вы не можете придумать ничего лучшего?

– Потерпи немножко, – сказала Белоснежка. – Сейчас я тебя выручу.

Она вытащила из кармана маленькие ножницы и отстригла ему кончик бороды.

Чуть только карлик почувствовал себя на свободе, он схватил запрятанный меж корней дерева и доверху набитый золотом мешок и крепко завязал его, ворча под нос:

– Неотесанный народ!.. Отхватили кусок моей роскошной бороды… Чтоб вам пусто было!

С этими словами он взвалил мешок на плечи и ушел, даже не поглядев на девочек.

Через несколько дней после того Белоснежка и Краснозорька вздумали наловить к обеду немного рыбы. Придя на берег ручья, они увидели какого-то большого кузнечика, который прыгал около самой воды, словно хотел кинуться в ручей.

Они подбежали поближе и узнали карлика, которого недавно видели в лесу.

– Да что с тобой? – спросила Краснозорька. – Ты, кажется, собираешься прыгнуть в воду?

– Я не такой дурак! – крикнул в ответ карлик. – Неужто вы сами не видите, что это проклятая рыба тянет меня за собой?

Оказалось, что карлик сидел на берегу и удил рыбу. На беду, ветер вздумал поиграть его длинной бородой и намотал ее на лесу удочки. А тут, словно нарочно, клюнула большая рыба. У бедняги не хватило силенки вытащить ее на берег. Рыба одолела рыболова и потянула его за собой в воду. Он цеплялся за травинки и соломинки, но никак не мог удержаться. Рыба металась в воде и таскала его за собой по берегу то вправо, то влево… Еще немного, и она утащила бы его на дно.

Девочки подоспели как раз вовремя. Крепко ухватив карлика, они попытались распутать его бороду. Да где там! Борода и леска так тесно переплелись, что думать об этом было нечего.

Оставалось одно: снова достать из кармана маленькие ножницы и остричь еще клочок бороды.

Чуть только щелкнули ножницы, карлик закричал не своим голосом:

– Да где это видано, лягушки вы лупоглазые, – так уродовать человека! Мало того, что давеча они отхватили у меня конец бороды, теперь они обкорнали ее лучшую часть. Да как я в таком виде своим покажусь! Ах, чтоб вам на бегу подошвы потерять!..

Тут он схватил мешок с жемчугом, запрятанный в камышах, и, не сказав больше ни слова, пропал за камнем.

Прошло еще дня три, и вот мать послала обеих дочек в город – купить иголок, ниток, шнурков и лент.

Дорога шла через пустынную равнину, по которой тут и там были разбросаны огромные глыбы камня.

Девочки заметили, что в небе парит большая птица. Медленно кружась, она опускалась все ниже и ниже и наконец села неподалеку от девочек, возле одной из скал.

В то же мгновение они услышали чей-то пронзительный жалобный крик.

Сестры бросились на помощь и с ужасом увидели, что в когти орла попал их старый знакомый – седобородый карлик. Птица расправила крылья и уже собиралась унести его.

Девочки изо всех сил ухватились за человечка и до тех пор дергали и тянули его к себе, пока птица не выпустила свою добычу.

Едва карлик опомнился от испуга, как закричал своим скрипучим, визгливым голоском:

– Неужто нельзя было обойтись со мной как-нибудь поосторожней? Вы в клочья разорвали мой кафтанчик из такого тонкого сукна!.. Эх вы, неуклюжие, неповоротливые девчонки!

Он поднял мешок, на этот раз набитый драгоценными камнями, и юркнул в какую-то нору под скалой.

А девочки, ничуть не удивившись, пошли дальше: они уже привыкли к его неблагодарности.

Вечером, окончив в городе свои дела, сестры возвращались той же дорогой и опять неожиданно увидели карлика.

Выбрав чистое, ровное местечко, он вытряхнул из своего мешка драгоценные камни и разбирал их, не думая, что кто-нибудь так поздно пойдет мимо скал.

В лучах заходящего солнца блестящие камешки так чудесно мерцали, переливаясь всеми цветами радуги, что сестры невольно остановились и залюбовались.

Карлик поднял голову и заметил девочек.

– Ну чего стали, разини? – закричал он, и его пепельно-серое лицо побагровело от злости. – Что вам тут надо?..

Он открыл рот, чтобы выкрикнуть еще какое-то ругательство, но тут послышалось грозное рычание и большой черный медведь шаром выкатился из леса.

Карлик в страхе отскочил в сторону, но улизнуть в свою подземную нору ему не удалось: медведь уже был в двух шагах от него.

Тогда, дрожа от ужаса, он запищал:

– Дорогой господин медведь, пощадите меня! Я отдам вам все свои сокровища! Взгляните хоть на те прекрасные камешки, что лежат перед вами… Только подарите мне жизнь! Ну на что я вам, такой маленький и щупленький? Вы даже не почувствуете меня на зубах. Возьмите лучше этих скверных девчонок! Вот это будет для вас лакомый кусочек. Вы же сами видите, что они жирнее молодых перепелок. Скушайте их обеих на здоровье!..

Но медведь и ухом не повел, как будто не слышал, что говорит ему злой человечек. Он только ударил его разок своей тяжелой лапой, и карлик больше не шевельнулся.

Девочки очень испугались и бросились было бежать, но медведь крикнул им вслед:

– Белоснежка, Краснозорька, не бойтесь, подождите! И я с вами!

Тут они узнали голос своего старого приятеля и остановились. Когда же медведь поравнялся с ними, толстая медвежья шкура вдруг свалилась с него, и они увидели перед собой прекрасного юношу, с ног до головы одетого в золото.

– Я королевич, – сказал юноша. – Этот злой карлик похитил мои сокровища, а меня самого превратил в медведя. Диким зверем должен я был скитаться по лесным дебрям до тех пор, пока его смерть не освободит меня. И вот наконец он наказан поделом, а я опять стал человеком. Но я никогда не забуду, как вы пожалели меня, когда я был еще в звериной шкуре. Больше мы с вами не расстанемся. Пусть Белоснежка станет моей женой, а Краснозорька – женой моего брата.

Так и случилось. Когда пришло время, королевич женился на Белоснежке, а его брат – на Краснозорьке.

Драгоценные сокровища, унесенные карликом в подземные пещеры, снова засверкали на солнце.

Добрая вдова еще долгие годы жила у своих дочерей спокойно и счастливо. Оба розовых куста она взяла с собою. Они росли под ее окном. И каждый год расцветали на них чудесные розы – белые и красные.

Король Дроздобород

У одного короля была дочь, которая прославилась на весь свет своей красотой. И правда, хороша она была выше всякой меры, но зато и высокомерна, как никто. Никого из женихов не считала она достойным своей руки. Кто ни сватался к ней, все получали отказ да еще какое-нибудь злое словечко или насмешливое прозвище в придачу. Старый король все прощал своей единственной дочке, но под конец даже ему надоели ее прихоти и причуды.

Он велел устроить пышное празднество и созвать из дальних краев и соседних городов всех молодых людей, еще не потерявших надежду понравиться королевне и добиться ее благосклонности.

Съехалось немало женихов. Их построили в ряд, одного за другим, по старшинству рода и величине дохода. Сначала стояли короли и наследные принцы, потом – герцоги, потом – князья, графы, бароны и, наконец, простые дворяне.

После этого королевну повели вдоль ряда, чтобы она могла поглядеть на женихов и выбрать себе в мужья того, кто больше всех придется по сердцу.

Но и на этот раз никто не приглянулся королевне.

Один жених показался ей слишком толстым.

– Пивная бочка! – сказала она.

Другой – долговязым и долгоносым, как журавль на болоте:

– Журавлины долги ноги не найдут пути-дороги.

Третий ростом не вышел:

– От земли не видать – боюсь растоптать!

Четвертого она нашла слишком бледным:

– Белый, как смерть, тощий, как жердь!

Пятого – слишком румяным:

– Краснокожий, на рака похожий!..

Шестого – недостаточно стройным:

– Свежее дерево – за печкой сушено. Было сырое, стало сухое, было прямое, стало кривое!

Словом, всем досталось на орехи.

Но почему-то хуже всех пришлось молодому королю, который занимал в ряду женихов чуть ли не самое почетное место.

Уж в нем-то, кажется, не было ничего смешного. Всякой девушке пришелся бы он по вкусу, только не нашей королевне. Она, видите ли, разглядела, что бородка у него острее, чем следует, и слишком выдается вперед. И этого было довольно, чтоб потешаться над ним вовсю.

– Ах! – воскликнула она и засмеялась. – Посмотрите! Посмотрите! У него борода, словно клюв у дрозда! Король Дроздобород! Король Дроздобород!

А так как на свете немало охотников посмеяться над соседом, то словцо это тут же подхватили, и никто с той поры не называл иначе молодого короля, как король Дроздобород.

Но всякой потехе приходит конец.

Когда старый король, отец прекрасной королевны, увидел, что дочка его вовсе и не думает выбирать себе жениха, а только зря потешается над людьми, явившимися по его приглашению, он сильно разгневался и поклялся своей головой и короной, что выдаст ее замуж за первого попавшегося нищего, который постучится у ворот.

Прошло два дня. И вот под окнами дворца задребезжали струны, и какой-то бродячий музыкант затянул свою песенку. Пение стоило музыки, да и песня была из тех, что поются не ради веселья, а только для того, чтобы разжалобить слушателей и выпросить у них несколько грошей или кусок хлеба.

Но король прислушался и послал за музыкантом своих слуг.

– Впустите-ка его. Пусть войдет сюда! – сказал он.

Грязный, оборванный нищий робко вошел во дворец и пропел перед королем и королевной все, что знал и помнил. А потом низко поклонился и попросил милостиво наградить его не столько за уменье, сколько за старанье.

Король сказал:

– Какова работа, такова и плата. Мне так понравилось твое пение, братец, что я решил выдать за тебя замуж родную дочь.

Услышав эти слова, королевна в ужасе упала перед отцом на колени, но король даже не поглядел на нее.

– Ничего не поделаешь! – сказал он. – Я поклялся своей головой и короной, что отдам тебя за первого попавшегося нищего, и я сдержу свою клятву!

Сколько ни плакала королевна, сколько ни молила – все было напрасно. Ее тут же обвенчали с нищим музыкантом.

А после венчания король сказал:

– Не пристало жене нищего жить в королевском дворце. Можешь отправляться со своим мужем на все четыре стороны.

Нищий музыкант, не говоря ни слова, взял за руку молодую жену и вывел за ворота. Первый раз в жизни королевна пешком вышла из отцовского дворца.

Опустив голову, не глядя по сторонам, шла она вслед за своим мужем по каменистой пыльной дороге.

Долго брели они так по равнинам и холмам, по дорогам, дорожкам и тропинкам. И наконец тропинка вывела их в сень густого леса.

Они сели отдохнуть под старым дубом, и королевна спросила, невольно залюбовавшись тенистыми деревьями:

– Чей это лес закрыл небесный свод?

– Владеет им король Дроздобород.

А если б ты была его женой –

То был бы твой.

Королевна задумалась, а потом вздохнула и прошептала:

– Ах, кабы мне дана была свобода,

Я стала бы женой Дроздоборода…

Музыкант искоса поглядел на нее, но ничего не сказал. Они пошли дальше.

И вот перед ними – полноводная река, а вдоль берега стелется свежий, сочный луг.

Королевна опять спросила:

– Чей этот луг над гладью синих вод?

– Владеет им король Дроздобород.

А если б ты была его женой –

То был бы твой.

– Ах, – сказала королевна, глотая слезы. –

Будь мне возвращена моя свобода,

Я стала бы женой Дроздоборода!

Музыкант нахмурился, покачал головой, но и тут ничего не сказал ей. И они опять пошли дальше.

Когда солнце стало опускаться за холмами, королевна и нищий музыкант подошли к стенам большого богатого города. Над золотыми тяжелыми воротами возвышалась круглая башня.

Королевна спросила:

– Чей это город с башней у ворот?

– Владеет им король Дроздобород.

А если б ты была его женой –

То был бы твой!

Тут королевна не выдержала. Она горько заплакала и воскликнула, ломая руки:

– Вернись ко мне опять моя свобода –

Я стала бы женой Дроздоборода!..

Музыкант рассердился.

– Слушай-ка, голубушка! – сказал он. – Не больно-то мне по вкусу, что ты на каждом слове поминаешь другого и жалеешь, что не пошла за него замуж. А я-то что же, недостаточно хорош для тебя?

Королевна притихла. Не обменявшись ни одним словом, они прошли через весь город и остановились на самой окраине, около маленького, вросшего в землю домика. Сердце дрогнуло в груди у королевны. Она поглядела на домик, на мужа и робко спросила:

– Чей это домик, старый и кривой?

– Он мой и твой! – ответил с гордостью музыкант и отворил покосившуюся дверь. – Здесь мы с тобою будем жить. Входи!

Ей пришлось наклониться, чтобы, переступая через порог, не удариться головой о низкую притолоку.

– А где же слуги? – спросила королевна, поглядев по сторонам.

– Какие там слуги! – ответил нищий. – Что понадобится, сделаешь сама. Вот разведи-ка огонек, поставь воду да приготовь мне чего-нибудь поесть. Я изрядно устал.

Но королевна не имела ни малейшего понятия о том, как разводят огонь и стряпают, и музыканту пришлось самому приложить ко всему руки, чтобы дело кое-как пошло на лад.

Наконец скудный ужин поспел. Они поели и легли отдохнуть.

А на другой день нищий ни свет ни заря поднял с постели бедную королевну.

– Вставай, хозяюшка, некогда нежиться! Никто за тебя работать не станет!

Так прожили они дня два, ни шатко ни валко, и мало-помалу все припасы бедного музыканта подошли к концу.

– Ну, жена, – сказал он, – хорошенького понемножку. Это безделье не доведет нас до добра. Мы с тобой только проедаемся, а зарабатывать ничего не зарабатываем. Начни-ка ты хоть корзинки плести, что ли… Прибыль от этого небольшая, да зато и труд не велик.

Он пошел в лес, нарезал ивняку и принес домой целую вязанку.

Королевна принялась плести корзины, но жесткие прутья не слушались ее. Они не хотели ни сгибаться, ни переплетаться и только исцарапали да покололи ее белые ручки.

– Так! – сказал муж, поглядев на ее работу. – Вижу, что это дело не для таких белоручек, как ты. Садись-ка лучше прясть. Авось хоть на это у тебя хватит ума да уменья.

Она села за прялку, но грубая нитка врезалась в нежные пальцы, и кровь капала с них так же часто, как слезы из ее глаз.

– Чистое наказанье с тобой! – сказал муж. – Ну посуди сама – на что ты годишься!.. Попробовать, что ли, торговать горшками да всякими там глиняными чашками-плошками?.. Будешь сидеть на рынке, моргать глазами и получать денежки.

«Ах, – подумала королевна, – что, если кто-нибудь из нашего королевства приедет в этот город, придет на площадь и увидит, что я сижу на рынке и торгую горшками!.. Как они будут смеяться надо мной!»

Но делать было нечего. Либо помирай с голоду, либо соглашайся на все. И королевна согласилась.

Сначала торговля пошла славно. Люди нарасхват брали горшки у прекрасной торговки и платили ей, не торгуясь, все, что она ни запрашивала. Мало того, иные давали ей деньги да еще в придачу только что купленные горшки.

Так жили они до тех пор, пока все чашки и плошки до последней не были распроданы. А потом муж снова закупил целый воз глиняной посуды. Королевна уселась на рыночной площади, возле дороги, расставила вокруг свой товар и приготовилась торговать.

Как вдруг, откуда ни возьмись, какой-то пьяный гусар на горячем коне вихрем вылетел из-за угла и пронесся прямо по горшкам, оставив за собою облако пыли да груду битых черепков.

Королевна залилась слезами.

– Ах, как мне достанется! – в страхе приговаривала она, перебирая остатки растоптанной посуды. – Ах, что теперь скажет мой муж!..

Она побежала домой и, плача, рассказала ему о своем несчастье.

– Да кто же садится с глиняной посудой на рынке с краю, у проезжей дороги!.. – сказал муж. – Ну ладно!.. Полно реветь! Я отлично вижу, что ты не годишься ни для какой порядочной работы. Нынче я был в королевском замке и спросил там на кухне, не нужна ли им судомойка. Говорят – нужна. Собирайся-ка! Я отведу тебя в замок и пристрою к месту. Будешь, по крайней мере, сыта.

Так прекрасная королевна стала судомойкой. Она была теперь на посылках у повара и делала самую черную работу. В глубокие карманы своего большого фартука она засунула по горшочку и складывала туда остатки кушаний, достававшиеся на ее долю. А вечером уносила эти горшочки домой, чтобы поужинать после работы.

В то самое время, когда королевна-судомойка чистила на кухне закопченные котлы и выгребала из очага золу, во дворце готовились отпраздновать большое событие – свадьбу молодого короля.

Настал наконец и торжественный день.

Окончив работу, королевна тихонько пробралась из кухни наверх и притаилась за дверью парадной залы, чтобы хоть издали полюбоваться на королевский праздник.

И вот зажглись тысячи свечей. Огни заиграли на золоте, серебре и драгоценных камнях, и гости – один нарядней другого – стали входить в королевские покои.

Королевна смотрела на них из своего угла, и чем дольше она смотрела, тем тяжелее становилось у нее на сердце.

«Я считала когда-то, что я лучше всех на свете, что я первая из первых, – думала она. – И вот теперь я – последняя из последних…»

Мимо нее вереницей проходили слуги, неся на вытянутых руках огромные блюда с дорогими кушаньями. А возвращаясь назад, то один, то другой бросал ей какой-нибудь оставшийся кусок – корку от пирога, крылышко птицы или рыбий хвост, и она ловила все эти хвосты, крылышки и корочки, чтобы припрятать их в свои горшочки, а потом унести домой.

Вдруг из залы вышел сам молодой король – весь в шелку и бархате, с золотой цепью на шее.

Увидев за дверью молодую, красивую женщину, он схватил ее за руку и потащил танцевать. Но она отбивалась от него изо всех сил, отворачивая голову и пряча глаза. Королевна так боялась, что он узнает ее! Ведь это был король Дроздобород – тот самый король Дроздобород, которого еще совсем недавно она высмеяла неизвестно за что и прогнала с позором.

Но не так-то легко было вырваться из его крепких рук. Король Дроздобород вывел королевну-судомойку на самую середину залы и пустился с ней в пляс.

И тут завязка ее фартука лопнула. Горшочки вывалились из карманов, ударились об пол и разлетелись на мелкие черепки. Брызнули во все стороны и первое и второе, и суп и жаркое, и косточки и корочки.

Казалось, стены королевского замка рухнут от смеха. Смеялись знатные гости, прибывшие на праздник, смеялись придворные дамы и кавалеры, смеялись юные пажи и седые советники, хохотали и слуги, сгибаясь в три погибели и хватаясь за бока.

Одной королевне было не до смеха. От стыда и унижения она готова была провалиться сквозь землю.

Закрыв лицо руками, выбежала она из залы и опрометью бросилась вниз по лестнице.

Но кто-то догнал ее, схватил за плечи и заставил вернуться назад.

Королевна подняла голову, взглянула и увидела, что это опять был он – король Дроздобород!

Он ласково сказал ей:

– Не бойся! Разве ты не узнаешь меня? Ведь я тот самый бедный музыкант, который был с тобой в маленьком покосившемся домике на окраине города. И я тот самый гусар, который растоптал твои горшки на базаре. И тот осмеянный жених, которого ты обидела ни за что ни про что. Из любви к тебе я сменил мантию на нищенские лохмотья и провел тебя дорогой унижений, – чтобы ты поняла, как горько человеку быть обиженным и осмеянным, чтобы сердце твое смягчилось и стало так же прекрасно, как и лицо.

Королевна горько заплакала.

– Ах, я так виновата, так виновата, что недостойна быть твоей женой… – прошептала она.

Но король не дал ей договорить.

– Полно! Все дурное осталось позади, – сказал он. – Давай же праздновать нашу свадьбу!

Придворные дамы нарядили молодую королеву в платье, расшитое алмазами и жемчугами, и повели в самую большую и великолепную залу дворца, где ее ждали знатные гости и среди них – старый король, ее отец.

Все поздравляли молодых и без конца желали им счастья и согласия.

Тут-то и началось настоящее веселье. Жаль только, нас с тобой там не было…

Королевич-лягушка, или Железный Генрих

Давным-давно, еще в те времена, когда обещания исполнялись, а желания сбывались, жил на свете старый король. Все дочки у него были красавицы, а уж младшая была до того хороша, что даже солнце, которое столько видело на своем веку, и то заглядывалось на ее личико.

Неподалеку от королевского замка стеной стоял большой темный лес, а в лесу под старой липой был колодец.

В жаркие дни королевна выходила в лес к старой липе и садилась на каменную ограду колодца. А чтобы не было скучно, она брала с собой золотой мячик, подбрасывала его и опять ловила. Это была ее любимая игра.

И вот случилось как-то раз, что мяч взлетел очень уж высоко. Королевна подставила ручки, чтобы поймать его, но он пролетел мимо, ударился о землю и, подскочив выше ограды, упал в колодец.

Как ни старалась королевна разглядеть свой мячик в темной воде, он пропал, словно его никогда не было. Колодец был глубокий, такой глубокий, что и дна-то в нем не было видно.

Королевна горько заплакала. Она плакала все громче, громче и никак не могла утешиться.

Вот сидит она, плачет и вдруг слышит – кто-то говорит ей хрипло:

– Что с тобой, королевна? Ты так горько плачешь, что холодный камень и тот пожалеет тебя.

Кто же это сказал? Она поглядела по сторонам и заметила в колодце лягушонка, который выставил из воды свою противную плоскую голову.

– Ах, это ты, бедный мокрошлеп! – сказала она. – Я горюю о моем золотом мячике – он упал в воду…

– Успокойся и не плачь больше, – сказал лягушонок. – Я могу помочь тебе в этой беде. Но скажи сначала, что ты мне дашь, если я достану твою игрушку.

– Все, что захочешь, милый лягушонок, – сказала королевна, – мои платья, мои жемчуга, мои драгоценные камни… Я отдам тебе даже золотую корону, которую всегда ношу!

– Нет, – сказал лягушонок, – не надо мне ни твоих платьев, ни жемчугов, ни драгоценных камней. И твоей золотой короны я тоже не хочу. А хочу я, чтобы ты полюбила меня и подружилась со мной, хочу играть с тобой во всякие игры, сидеть рядом с тобой за твоим столиком, есть из твоей золотой тарелочки, пить из твоего золотого стаканчика и спать в твоей постельке. Вот если ты мне все это пообещаешь, я сейчас же нырну в колодец и достану твой мячик.

– Ну конечно, обещаю, – сказала королевна. – Я сделаю все, что ты пожелаешь. Только достань мне поскорее мой золотой мяч.

А сама подумала: «Что он там болтает, этот глупый лягушонок? Сидел бы в луже со своей родней да квакал! Ну разве он может быть товарищем человеку?»

А лягушонок, едва только она сказала: «Обещаю», сразу скрылся под водой. Он нырнул на самое дно и, прежде чем королевна успела сосчитать до пяти, вынырнул с золотым мячиком во рту и бросил его на траву к ее ногам.

Королевна очень обрадовалась, увидев свою любимую игрушку, подняла мячик и бегом побежала из леса домой.

– Постой! Постой! – крикнул лягушонок ей вслед. – Возьми же меня с собой. Я не могу бегать так быстро, как ты!

Но сколько он ни кричал, сколько ни квакал – она даже не обернулась. Может быть, второпях она его не слыхала – кто знает?! Во всяком случае, она ничего не сказала дома и скоро совсем позабыла про бедного лягушонка, которому пришлось ни с чем спуститься в свой темный колодец.

На другой день младшая королевна вместе с королем и со всеми придворными сидела за столом и ела из своей золотой тарелочки. И вдруг все услышали: шлеп-шлеп-шлеп-шлеп… Кто-то вскарабкался по мраморной лестнице и, добравшись до верхней ступеньки, постучался в дверь и сказал:

– Королевна-младшая, от-во-ри!

Королевна вскочила и побежала посмотреть, кто это к ней пришел. Отворяет дверь, а на пороге сидит лягушонок!..

Она скорей захлопнула дверь, вернулась на свое место и опять села за стол. Но ей стало очень страшно.

Король сразу услышал, что сердце у нее стучит, будто выскочить хочет, и спрашивает:

– Что с тобой, дитя мое? Отчего ты так испугалась? Уж не стоит ли там за дверью какой-нибудь великан, который задумал тебя похитить?

– О нет, – ответила королевна. – Это совсем не великан, это просто гадкий лягушонок.

– А чего же ему надо от тебя, этому лягушонку?

– Ах, милый отец! – сказала королевна. – Сидела я вчера в лесу, у колодца, играла в мяч, и вдруг мой золотой мячик упал в воду… Я заплакала. Тогда этот лягушонок достал мне его и потребовал, чтобы я за это взяла его к себе в товарищи. Ну я и пообещала, ведь мне и в голову не приходило, что он может вылезти из своей лужи. А теперь он явился сюда и хочет, чтоб я его впустила.

В это время в дверь опять постучали – во второй раз, – и тот же голос хрипло проквакал:

– Королевна-младшая, от-во-ри! Разве ты забыла, что сказала мне у глубокого холодного колодца?.. Королевна-младшая, от-во-ри!

Тогда король сказал:

– То, что обещано, должно быть исполнено. Ступай и отвори ему!

Делать нечего! Она пошла и отворила. Лягушонок перескочил через порог и поскакал дальше, вслед за нею, прямо к ее стулу. Тут он остановился и говорит:

– Ну посади меня рядом с собой!

Но королевна до тех пор не решалась взять его в руки, пока король не приказал ей.

Едва только лягушонок очутился на стуле, как ему захотелось на стол. Пришлось посадить его на стол. Он уселся и говорит:

– А теперь подвинь поближе ко мне свою золотую тарелочку. Будем есть вместе.

Волей-неволей пододвинула она к нему свою тарелочку.

Лягушонок с удовольствием принялся за еду, а у нее чуть ли не каждый кусочек застревал в горле.

Наконец лягушонок наелся и говорит:

– Ну вот я и сыт. Теперь снеси меня в свою комнатку, приготовь свою шелковую постельку, и ляжем мы с тобой вместе спать. Я что-то устал.

Королевна так и залилась слезами. Ей было противно даже притронуться к этому скользкому, холодному лягушонку, а не то что уложить его рядом с собой в свою чистую мягкую постельку.

Тут король рассердился и сказал:

– Стыдно гнушаться тем, кто помог тебе в беде!

И бедная королевна осторожно взяла лягушонка двумя пальчиками, снесла к себе наверх и посадила в угол.

Но, чуть только она улеглась в постель, лягушонок подполз к ней и говорит:

– Я тоже устал и хочу спать! Возьми меня к себе, а не то я пожалуюсь твоему отцу.

Ах, как рассердилась королевна! Она схватила его, размахнулась да как швырнет изо всех сил.

– Ну теперь-то ты уймешься наконец, мерзкий лягушонок!..

Лягушонок ударился об пол, и вдруг вместо него перед королевной оказался прекрасный королевич с голубыми глазами и золотыми кудрями.

Он рассказал королевне, что злая колдунья превратила его в лягушонка и что из всех людей на свете только она одна, младшая дочь короля, могла освободить его от злых чар. И вот теперь он наконец свободен.

А на другое утро, едва только солнце поднялось над лесом, к воротам королевского замка подъехала карета, запряженная восьмеркой белых коней. На головах у коней качались страусовые перья, вся упряжь была из золотых цепочек, а на запятках стоял слуга королевича – верный Генрих.

Верный Генрих так горячо любил своего молодого господина и так горько горевал, когда колдунья превратила того в лягушонка, что ему пришлось сковать свое сердце тремя железными обручами, чтобы оно не разорвалось от печали и горя.

В этой-то карете и должен был вернуться королевич с невестой в свое королевство.

И вот верный Генрих усадил молодых в карету, а сам снова стал на запятки, от всего сердца радуясь избавлению своего господина.

Но не успели они доехать до первого поворота, как вдруг что-то треснуло позади, будто сломалось.

Королевич обернулся и говорит:

– Генрих, ломается ось пополам!

– Нет, господин, это кажется вам.

Еще раз и еще раз треснуло что-то во время пути, и королевичу с королевной все казалось, что это ломается карета. А это один за другим лопались железные обручи на сердце верного Генриха, потому что большая радость не умещается в сердце, окованном железными обручами.