По дороге к любви

Глава 28

— Раненько начинаем! — говорит бармен, посылая мне по гладкой поверхности стойки стакан.

— Вы-то уже открыты и наливаете, — парирую я. — Значит, нормально.

Уже три часа дня. Кэмрин я оставил одну еще рано утром, в восьмом часу. Странно, что мы так долго вместе путешествуем и до сих пор не догадались обменяться номерами мобильников. Скорее всего, просто в голову не могло прийти, ведь мы с ней практически не разлучались. Наверняка сейчас она уже думает, что я вообще больше не вернусь… Впрочем, может, и жалеет о том, что не взяла мой номер, хотя бы для того, чтобы узнать, как у меня дела. Стекло на дисплее разбито, но телефон работает. Лучше бы не работал: Эшер и мама уже раз двадцать пытались меня достать.

Я думаю вернуться обратно в гостиницу, но только затем, чтобы забрать гитару (она не моя, а Эйдана) и оставить на кровати для Кэмрин билет на самолет. Номера оплачены еще на два дня вперед, так что с ней ничего страшного не случится. И денег оставлю на такси до аэропорта… Это минимум, что я могу для нее сделать. Ведь именно я втянул ее в эту чертову поездку. Значит, должен сделать все, чтобы она спокойно вернулась домой, и не на автобусе.

Сегодня все закончится.

Ни в коем случае нельзя было допускать, чтобы все зашло так далеко, но я был сам не свой, я был ослеплен ею и не мог бороться с запретными чувствами к ней. Надеюсь, с Кэмрин все будет нормально. Я с ней не спал, мы не произносили этих трех, черт бы их побрал, слов, которые, конечно, все только усложнили бы, так что да… думаю, с ней все будет хорошо.

В конце концов, она сама так и не уступила мне. В сущности, я был с ней честен, открыто поставил ее перед выбором: «Если допустишь между нами это, тебе придется признать, что ты моя». Если это не предложение в чистом виде, то уж и не знаю, что это такое.

Плачу за выпивку, выхожу на улицу. Мне нужно было выпить, чтобы не так мучиться. Впрочем, чтобы по-настоящему заглушить переживания, нужна целая бутылка. Сую руки в карманы, шагаю по Бурбон-стрит, сворачиваю на Канал-стрит, плутаю по улицам, названий которых и сам не знаю или не помню. Так и шляюсь по городу без цели, шагаю, куда глаза глядят, примерно так же, как и мы с Кэмрин путешествовали: главное, куда-нибудь ехать, все равно куда.

Мне кажется, я пытаюсь не просто убить время, дождаться темноты и незаметно проскользнуть в гостиницу, пока она спит, а потом так же незаметно улизнуть. Нет, я убиваю время в надежде изменить свое решение. Как не хочется оставлять ее… Но, увы, я понимаю, что так надо.

Добираюсь наконец до Уолденберг Риверфрант-парк, расположенного по берегу Миссисипи, любуюсь кораблями, паромом, который ходит по реке до Алгьерса и обратно. Опускается ночь. Я долго сижу здесь один, в компании лишь со статуей Малколма Уолденберга, пока ко мне не подгребают две девицы, судя по надписям на футболках «Я люблю Новый Орлеан» — туристки.

Блондинка молчит и только смущенно улыбается, а вот та, что с каштановыми волосами, сразу берет быка за рога.

— Может, сходим куда-нибудь? — говорит она, склонив голову набок и глядя прямо мне в глаза. — Меня зовут Лия, а это Эми.

Блондинка по имени Эми улыбается мне так, что сразу понятно, стоит мне сказать: «Да брось ты, давай лучше перепихнемся», она тут же, без разговоров, снимет трусы.

Вежливо киваю, но своего имени не называю.

— Ну так что, идем или нет? — спрашивает темненькая, усаживаясь рядом на бетонный парапет.

А я уже и не помню, как их зовут.

— Да нет, вообще-то, не хочется, — отвечаю я.

Блондинка садится с другой стороны, задрав коленки так высоко, что шортики сползают, оголяя ляжки до ягодиц.

«На Кэмрин такие шортики смотрятся куда лучше».

Молча гляжу перед собой, любуюсь Миссисипи.

— Как это не хочется? Ну что ты тут сидишь с постной рожей и киснешь? Пошли! Тут знаешь сколько ночных клубов? Музыка и все такое…

Поворачиваю голову, оглядываю ее с головы до ног. А она ничего, да и блондинка тоже, но лучше бы рта не раскрывала: чем больше говорит, тем становится мне неинтересней. Сейчас я могу думать только о Кэмрин. Это удивительная девушка, она никак не выходит у меня из головы. Ничего не могу с этим поделать.

Разглядываю ножки темненькой, потом гляжу на ее шевелящиеся губы.

— Ну ты чего как не родной? Пошли с нами! Не пожалеешь!

А что, может, и в самом деле… Все равно я уезжаю, с Кэмрин больше никогда не встречусь, пойду сейчас с этими двумя, сниму где-нибудь комнатку и пересплю с обеими. Судя по их настрою, они мне еще и лесбийское представление устроят. Со мной такое не раз бывало, и мне, вообще-то, не надоело.

— Не знаю даже, девочки. Я тут жду кое-кого. — Несу какую-то чушь, сам не знаю зачем.

Темненькая игриво прижимается и кладет руку мне на бедро.

— Да брось ты… С нами будет веселей, — страстно шепчет она, и по голосу сразу понятно, что девочка еще та, клейма ставить негде.

Вежливо убираю ее руку, встаю, сую руки в карманы и отчаливаю. Может, в другое время и не отказался бы, но только не сейчас.

Да-а, душа-то у меня саднит, и ничем тут, похоже, не помочь. Надо поскорей валить отсюда.

Шагаю прочь, не сказав ни слова на прощание и не оглядываясь. Слышу за спиной крики. Плевать, что они там кричат, плевать, что обиделись. Через часок найдут себе еще кого-нибудь, а про меня и не вспомнят больше.

Уже за полночь. Я успел заскочить в интернет-кафе, купить для Кэмрин на сайте билет на самолет до Северной Каролины и снять в банкомате наличных, чтоб хватило ей на такси здесь до аэропорта, а в Северной Каролине от аэропорта до дома.

В вестибюле отеля останавливаюсь у стойки, прошу у администратора конверт, листок бумаги и ручку, сажусь на диван и пишу Кэмрин записку.

Кэмрин!

Прости, что уезжаю вот так, не простившись, но, поверь, иначе просто не смогу, не хватит сил. Надеюсь, ты меня будешь помнить, но если тебе будет легче забыть меня, переживу и это.

Никогда не сдерживай себя, Кэмрин Беннетт. Держись в жизни уверенно и делай только то, что тебе хочется, открыто говори о своих чувствах и не бойся быть собой. И плюй на то, что думают остальные. Ты живешь для себя, а не для них.

Внизу шифр, который тебе понадобится в аэропорту, чтобы получить билет до дому. Не забудь удостоверение личности. Твой рейс завтра утром. А деньги я оставляю тебе на такси.

Спасибо тебе за лучшие две недели в моей жизни, за то, что ты была рядом, когда я нуждался в этом больше всего.

Эндрю Пэрриш

Перечитываю записку несколько раз, кажется, все нормально, складываю листок и сую в конверт вместе с деньгами.

Иду к лифту. Последний барьер, Кэмрин даже ничего не подозревает. Надеюсь, еще спит. Господи, хоть бы она еще спала. У меня все получится, если я не увижу ее, но если она меня увидит… Нет. Надо найти силы и совершить что задумал в любом случае.

И я это сделаю.

Выхожу из лифта на нашем этаже, иду по длинному, ярко освещенному коридору. Издалека вижу двери наших номеров, и у меня болезненно сжимается сердце. Крадучись, прохожу мимо, мне страшно, вдруг она услышит звук шагов и догадается, что это я. На ручке ее двери висит табличка «Не беспокоить», и, не знаю почему, сердце снова сжимается. Не потому ли, что я сам не раз вешал такие таблички в гостиницах на дверь своего номера, когда приводил туда девушку. Мысль о том, что Кэмрин сейчас там занимается любовью с кем-то другим…

Сжимаю зубы и прохожу мимо. Как все это безумно грустно, как смешно! Она ведь не моя девушка, а вот на тебе, меня терзает дикая ревность.

Чем скорее уберусь из Нового Орлеана, тем лучше.

Вставляю карту в щель, бесшумно проскальзываю в номер. Тут все точно так же, как и тогда, когда я ушел. Одежда разбросана возле сумок, гитара у стены, под торшером. Бесшумно двигаюсь по комнате, собираю вещи, порой шепчу «вот, блин», вспомнив, что зарядное устройство осталось в розетке, а я прошел мимо и не заметил. Вынимаю, сую в сумку вместе с одеждой. Так, теперь, кажется, все. Да, еще не забыть зубную щетку…

Выхожу из ванной и вижу в дверях Кэмрин.

КЭМРИН