По дороге к любви

Глава 39

Я бы не смогла съесть ни кусочка, даже если бы знала, что умру с голоду. Я пообещала Эндрю, что схожу перекусить, только чтобы успокоить его. А сама выхожу на улицу и сажусь на скамейку перед больницей. Не хочется уходить далеко, пока Эндрю здесь. Когда медсестра увезла его, у меня в груди словно что-то оборвалось.

Читаю эсэмэску от Натали.

«Только что приземлились. Беру такси. Скоро приеду. Целую».

Когда я вижу подъехавшее к больничным воротам такси, я мгновенно вскакиваю. Как давно я не видела Натали, с тех самых пор, как мы поссорились из-за Деймона.

Но для меня это больше не имеет значения. По крайней мере, сейчас. Друзья всегда остаются друзьями, пусть даже порой они ранят тебя в самое сердце, и эта боль в сто крат сильнее, потому что причинил ее твой лучший друг. Все мы не ангелы. Ошибки для того и совершаются, чтобы настоящий друг мог простить тебя. А для чего же еще существуют друзья? В каком-то смысле Натали для меня как Эндрю, я не могу представить, как бы жила без нее. И сейчас она мне нужна, как никогда.

Увидев меня, она бежит по бетонной дорожке, длинные каштановые волосы развеваются на ветру.

— Боже мой, Кэм, как же я по тебе соскучилась!

Натали бросается ко мне и чуть не душит в объятиях.

Наконец-то она здесь, рядом, мне так нужна ее поддержка, как хорошо, что можно вволю наплакаться у нее на груди. Не могу и не хочу сейчас сдерживать слезы. Никогда я так много не плакала, как в последние двадцать четыре часа.

— Ну, Кэм, ну успокойся… Что стряслось?

Она гладит меня по голове, а я продолжаю рыдать в ее кофточку.

— Ну, пойдем сядем.

Натали ведет меня к каменной скамье под дубом, и мы усаживаемся.

Я рассказываю ей все. И почему убежала из дома, и как встретила Эндрю в автобусе, и так далее до этой самой минуты, когда мы сидим с ней на скамье под деревом. Она улыбается, смеется и плачет вместе со мной, а я рассказываю, что мы делали с Эндрю вместе, а сама удивляюсь: никогда не видела, чтобы Натали столь серьезно относилась к тому, что я говорю. Она вообще ни к чему серьезно не относилась. Впрочем, нет, было, пожалуй, когда моего брата Коула посадили в тюрьму и когда мои родители развелись. И еще когда погиб Иэн. Натали бывает и взбалмошной, и нахальной, любит шляться по вечеринкам и дискотекам, не умеет придержать язык, когда надо, но понимает, что всему свое время и место, и теперь вот она слушает меня с открытым сердцем.

— Не могу поверить… Ну почему столько бед на твою голову: сначала Иэн, потом все это? Почему судьба играет с тобой такие злые шутки?

В каком-то смысле она права, только вот что касается Эндрю, тут гораздо хуже, чем просто злая шутка.

— Послушай, подруга, — кладет она руку мне на колено, — неужели ты думаешь, что такая встреча могла быть просто случайностью? Так не бывает. — Качает головой. — Ты меня прости, Кэм, но если это случайность, то уж очень подозрительная — ведь вы были созданы друг для друга. Просто как в этих долбаных волшебных сказочках про неземную любовь, блин.

Я ничего не говорю, думаю над ее словами. Обычно, когда она начинает так высокопарно выражаться, я обязательно что-нибудь ляпну, но только не сейчас.

Она ждет, и я наконец поднимаю на нее глаза.

— Неужели ты и правда думаешь, что все это с тобой произошло только для того, чтобы ты сейчас смотрела, как он умирает?

Ее слова жалят в самое сердце, но я терплю.

— Не знаю.

Смотрю на деревья, растущие на лужайке, но вижу перед собой только лицо Эндрю.

— Он обязательно выздоровеет. — Натали берет в ладони мое лицо и заглядывает в глаза. — Выкарабкается. Ты просто скажи смерти: проваливай, хватит, мол, с меня одного раза, усекаешь?

Иногда она меня очень удивляет. Например, сейчас.

Я несмело улыбаюсь, и она вытирает с моих щек слезы.

— Пойдем поищем какую-нибудь кофейню.

Натали встает, перекидывает через плечо ремень своей огромной черной сумки и протягивает мне руку.

Но мне так не хочется уходить отсюда.

— Я… Натали, я хочу остаться здесь.

— Нет, тебе надо хотя бы на время уйти подальше, здесь дурная энергетика… Больница из кого угодно высосет последнюю надежду. Придем, когда он вернется в палату, и ты познакомишь меня со своим красавчиком… Ну просто вылитый Келлан, я тебе ужасно завидую. — Она широко улыбается, демонстрируя все свои зубы.

Всегда умела заставить меня улыбнуться.

Я сдаюсь и беру ее за руку:

— Ну хорошо.

Садимся в «шевроле», едем до ближайшего кафе. Всю дорогу Натали не перестает болтать всякую чушь.

В кафе садимся за столик напротив друг друга.

— Блин, Кэм, как тебе повезло! — в который раз восклицает она, потягивая кофе со льдом. — Такой парень! Таких сейчас днем с огнем не найдешь.

— Да не такой уж он идеальный, — возражаю я, помешивая в чашке соломинкой. — Ругается как сапожник. Упрямый как осел. Всегда делает все по-своему. Заставляет делать то, что я не хочу.

Натали усмехается и снова сосет соломинку.

— А я говорю, идеальный, — смеется она и закатывает карие глаза к потолку. — Ты мне брось заливать. Как же, заставляют ее. Щас! А мне почему-то кажется, что ты обожаешь ему повиноваться. — Она хлопает ладошкой по столу и смотрит на меня, вытаращив глаза. — А в постели? У-у-у, он, наверное, такой крутой. Ну скажи, крутой?

Она даже подпрыгивает на стуле от нетерпения.

Я все-таки проговорилась ей, что мы с ним спали, но о самых пикантных подробностях умолчала.

Вожу глазами по столу.

Она снова громко хлопает ладошкой, и парень, сидящий позади ее, поднимает голову и смотрит на нас.

— Бог мой, неужели правда?

— Да, представь себе! — шепчу я, стараясь не рассмеяться. — Ты довольна? Теперь успокоишься?

— Да брось ты! Давай выкладывай все, даже вот такусенькие подробности!

Сощурив глаза, большим и указательным пальчиком она показывает, каких ждет от меня подробностей.

Да какого черта? Пожимаю плечами, перегибаюсь через стол и оглядываюсь по сторонам, не подслушивает ли кто.

— В первый раз, — начинаю я, и лицо ее сразу как бы застывает маской жгучего любопытства, глаза выпучены, рот полураскрыт, — он меня почти изнасиловал… Ну, ты понимаешь, о чем я… Конечно, я сама этого хотела…

Она кивает головой, как китайский болванчик, но ничего не говорит, с нетерпением ждет продолжения.

— Знаешь, он от природы лидер и не стал бы этого делать только потому, что я проболталась, мол, мне так нравится. И вообще, был очень бережен, нигде не переборщил, только хотел, чтобы мне было хорошо.

— А потом у вас еще такое же было?

— Нет, но мне кажется, ему хочется.

Натали улыбается.

— Так ты у нас маленькая сексуальная извращенка! — восхищенно говорит она, и я краснею так сильно, что не могу поднять глаза. — Похоже, это как раз то, что тебе нужно, во всех отношениях. Он все-таки вправил тебе мозги… А вот Иэн и Кристиан так и не смогли. — Натали бросает быстрый взгляд вверх, как бы на небеса. — Прости меня, Иэн, ты знаешь, я всегда тебя любила. — Целует два пальца и посылает к небу воздушный поцелуй. Потом так же быстро переводит взгляд на меня.

— Но я люблю его не за это, — говорю я.

Натали резко захлопывает рот. И я тоже. Кажется, из помещения выкачали весь воздух. Я даже не совсем поняла, что такое сказала.

Господи, неужели я сказала это вслух? Зачем?

— Ты любишь его? — спрашивает Натали, хотя, похоже, не слишком удивлена.

Я не отвечаю. Все слова застряли в глотке.

— Если бы ты не влюбилась в него после всего, что между вами было, значит это у тебя опухоль мозга, вот что я скажу.

Мне очень не нравится, что она произносит эти два страшных слова, но понимаю, что Натали не имела в виду ничего дурного.

Ну, хватит… Спасибо ей, конечно: заставила меня хоть ненадолго забыть о том, что дела у меня хреновые, и о своем страхе за Эндрю, но у меня больше нет сил подыгрывать ее беззаботной болтовне. Я очень благодарна ей, она вытащила меня из депрессии, с этими разговорами про секс мы с ней словно вернулись в прежние времена…

Но больше я не могу.

Сейчас я хочу поскорее вернуться в больницу и быть с Эндрю.

Мы с Натали возвращаемся уже к закату, проходим через парадные двери, ковыляем к лифту.

— Надеюсь, он уже в палате, — нервно говорю я, тупо глядя на размытое отражение в стеклянной двери лифта.

Натали осторожно берет меня за руку. Поворачиваю к ней голову: она кротко улыбается.

Дверь лифта открывается, и мы идем по коридору.

Навстречу нам шагают Эшер и Марна.

Едва взглянув в их лица, я чувствую в груди страшную тяжесть. Сжимаю руку Натали так крепко, что даже странно, почему она не кричит от боли.

Эшер и Марна останавливаются перед нами, по лицу матери безостановочно катятся слезы. Она крепко обнимает меня.

— Эндрю впал в кому… Врачи не уверены, что он из нее выйдет.

Я отстраняюсь, делаю шаг назад.

В одно мгновение куда-то пропадают все звуки. Не слышно, как шипит воздух в потолочных вентиляционных отверстиях, как шаркают подошвы проходящих мимо людей. Чувствую, что рука Натали пытается нащупать мою руку, но я рассеянно отталкиваю ее и продолжаю неуклюже пятиться, прижав обе руки к груди. Господи, как трудно дышать, я совсем не могу вздохнуть… Вижу глаза Эшера, в них блестят слезы, он смотрит на меня, но я отворачиваюсь. Отворачиваюсь, потому что у брата глаза Эндрю и я не могу этого вынести.

Марна лезет в сумочку, достает конверт. Осторожно подходит ко мне, берет за руки, кладет конверт в ладонь.

— Эндрю просил передать это тебе, деточка, если с ним что-то случится.

Она пожимает мне дрожащие пальцы, судорожно вцепившиеся в конверт. Я не гляжу на него, гляжу только на нее, и по щекам моим тоже текут слезы.

Как трудно дышать…

— Мне очень жаль… — говорит Марна прерывающимся голосом, — но я должна идти. — Она по-матерински нежно гладит мне руки. — Я хочу, чтоб ты знала, деточка, ты всегда желанная гостья в моем доме, все будут рады тебя видеть.

Она едва держится на ногах, но Эшер быстро подхватывает ее за талию и уводит.

А я остаюсь стоять как столб посередине коридора. Медсестры, снующие мимо, вынуждены обходить меня. И всякий раз при этом я ощущаю на лице легкое движение воздуха. Проходит целая вечность, когда я, набравшись мужества, снова гляжу на конверт. Меня трясет. Пальцы безуспешно пытаются открыть его.

— Давай помогу, — слышу я голос Натали, и протестовать у меня нет сил.

Она осторожно берет конверт, открывает его и достает листок бумаги:

— Хочешь, я тебе прочитаю?

Я гляжу на Натали, губы у нее трясутся, и, поняв наконец вопрос, качаю головой:

— Нет… Я сама…

Она отдает мне письмо, я разворачиваю его, и слезы капают на бумагу. Я начинаю читать.

Дорогая Кэмрин!

Прости меня за то, что так все получилось. Я очень хотел сказать тебе об этом сам, но все боялся. И еще боялся, что если скажу тебе о своей любви, произнесу эти слова вслух, то все, что между нами было, умрет вместе со мной. Уже в Канзасе я понял, что ты для меня — единственная. Я полюбил тебя еще тогда, в тот день, когда в первый раз заглянул в твои глаза, сияющие передо мной над сиденьем автобуса. Наверное, тогда я этого еще не понимал, но знал, что в тот момент в моей жизни случилось что-то важное и что я никогда не отпущу тебя.

Я никогда не жил такой полной жизнью, как в это короткое время, когда ты была со мной. В первый раз в жизни я ощущал эту полноту, меня переполняла радость и ощущение свободы. Ты стала для меня недостающей частичкой моей души, ты была мне воздухом, которым я не мог надышаться, ты была кровью, которая бурлила в моих жилах. Думаю, если справедлива теория переселения душ, то во всех наших прошлых жизнях мы с тобой были вместе. Я знаю тебя совсем недолго, но у меня такое чувство, будто я знал тебя всегда.

Хочу, чтобы ты знала: даже когда я умру, я все равно буду помнить тебя. Я буду вечно любить тебя. Как бы я хотел, чтобы все обернулось по-другому! Столько бессонных ночей я думал о тебе: и в пути, и в мотелях, когда не мог сомкнуть глаз, смотрел в потолок и представлял себе, какой могла бы стать наша с тобой жизнь, если бы мне суждено было жить. В мечтах я доходил до того, что представлял тебя в подвенечном платье и даже с маленькой копией меня в животе. Знаешь, я слышал, что секс во время беременности просто супер.

Мне очень жаль покидать тебя, Кэмрин. О, как мне жаль… Как хочется, чтобы сказка про Орфея и Эвридику оказалась правдой и ты могла бы спуститься в царство мертвых и своим пением вернуть меня к себе. Уж мы бы с тобой все сделали как надо, не напортачили бы, как Орфей.

Прости меня, детка…

Пообещай мне, что ты всегда останешься такой же сильной, красивой, такой же ласковой и неравнодушной. Я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы ты встретила человека, который полюбит тебя так же крепко, как любил я. Я хочу, чтобы ты вышла замуж, нарожала кучу детей и достойно прожила свою жизнь. Помни, ты должна всегда оставаться собой и не бояться открыто говорить все, что у тебя на сердце, не бояться мечтать.

Надеюсь, что ты не забудешь меня.

И еще: не переживай, что не успела сказать мне о своей любви. Тебе и не нужно было ничего говорить. Я с самого начала знал, что это так.

Всегда твой. С любовью,

Эндрю Пэрриш.

Я падаю на колени прямо посередине коридора, зажав в пальцах письмо Эндрю.

Это последнее, что я помню в тот день.