Первым «измом» XX столетия стал фовизм. Он долго подготавливался и быстро закончился, получив крещение в парижском Осеннем салоне 1905 г., сошел «на нет» в 1908 г. Все его инициаторы, начав работать самостоятельно, на какое-то время объединились, но вскоре разошлись, стали развивать индивидуальные манеры. То, что их живопись, стилистически сформировавшаяся на рубеже веков, не удивила друг друга, свидетельствует о том, что реформы, на которые решились художники, были подготовлены и ожидаемы. Более того, фовистская манера быстро распространилась по многим странам, за пределами Франции, а именно в Германии, России, скандинавских государствах. Фовизм стал течением, определившим переход от подготовки авангарда к собственно авангарду.
Как многие названия в истории авангарда, слово «фовисты», что значит «дикие», возникло случайно. В газете «Жиль блаз» от 17 октября 1905 г. Луи Воксель поместил свои впечатления об одном из залов Гран Пале. Среди картин Анри Матисса, Андре Дерена, Мориса де Вламинка, Отона Фриеза, Анри Мангена, Жана Пюи и Луи Вольта был помещен торс работы скульптора-неоклассициста Альбера Марке. По этому поводу Воксель сказал, что это «Донателло среди диких зверей», противопоставив стилизацию под манеру итальянского мастера Возрождения новой, яркой по цвету живописи. 4 ноября «Иллюстрасьон» поместила репродукции некоторых работ «фовистов» с комментариями Л. Вокселя, К. Моклера, Г. Жеффруа и Тьебо-Сиссон. Они писали о школе «колористов», вспомнив и картины Ж. Руо, которые висели в соседнем помещении, и живопись П. Сезанна, А. Руссо и Ш. Герена. Реакция критиков была неоднозначной. Они осознали значительность увиденного, но оценку дать не смогли. Матисс вслед за Вокселем назвал этот зал Салона «залом диких». Основное ядро фовистов не так уж сразу приняло новое имя, да и учтем, что подлинного родства между ними было все же не так уж и много, что особенно ясно, если сопоставить творчество Матисса и Руо, Марке и Дерена, Дюфи и Вламинка. Группа увеличивалась. К основной группе присоединились голландский художник Кес ван Донген, французы Р. Дюфи, Ш. Комуэн, М. Марино, А. Марке, Ж. Брак. Конечно, не все таланты были равновелики; менее обещающими оказались Манген, Пюи, Вольта, Комуэн и Марино. Все же другие мастера и особенно Матисс стали ведущими художниками раннего авангарда, подавая многим пример своей смелостью, решительностью и энергией. Вламинк прямо говорил: «Что такое фовизм? Это—я, мой стиль определенного периода, моя революционная и свободная манера, мой отказ от академизма, мой синий, мой красный, мой желтый, без смешивания». Примерно также могли сказать и другие. Но во времена фовизма художники были скупы на высказывания, отдельные суждения относятся к последующим годам. У них не имелось программы, да и цельной школы они не составили.
Все они уже выставлялись и до 1905 .г. , преимущественно у Берты Вейль, в галереях Друэ и Воллара, у «Независимых».
В 1905 г. Матиссу и Вольта было 36 лет, Мангену — 31, Марке — 30, Пюи и Вламинку — 29, Дюфи и ван Донгену — 28, Фриезу и Комуэну — 26, Дерену — 25 и Браку — 23. Матисс был не только старше всех, но и пользовался безусловным авторитетом и почитался как «самый современный живописец». По мере знакомства художники выясняли сходство своих эстетических воззрений и близость художественных исканий.
В 1892 г. в Школе декоративного искусства встретились Матисс и Марке, затем они перешли в мастерскую символиста Гюстава Моро. Моро полагал, что «натура сама по себе не очень важна». Своим ученикам он давал развиваться свободно и особенно покровительствовал колористам, сам в своих эскизных набросках используя яркие краски, свободную фактуру, неожиданные сочетания цветов. В этой мастерской оказались и работали до смерти своего учителя в 1898 г. Руо, Манген, Пюи, Комуэн, Вламинк, Дерен и Пюи творили преимущественно в местечке Шату близ столицы, создав некую «мифическую школу Шату». Вламинк говорил впоследствии: «От случайной встречи моей с Дереном родился фовизм». Дерен и Вламинк, которые родились в Шату, встретились в 1900 г. случайно, и оказалось, что у них имеются общие художественные симпатии, преимущественно к живописи Винсента Ван Гога. Так состоялся «первый разговор фовизма». Многие из группы Шату и мастерской Моро работали некоторое время в ателье Э. Карьера, где и перезнакомились. Матисс говорил потом, что живопись Вламинка и Дерена его «не удивила», а сам он полагал, что работал в новой манере с 1908 г. Художники из Гавра Дюфи, Фриез и Брак учились в 1902 г. в мастерской академиста Бонна, из которой вышли вскоре в полном составе. Будущие фовисты работали преимущественно небольшими группками, нередко по двое. Так, Матисс и Марке — в Париже, Матисс и Дерен — в Коллиуре, Марке и Дюфи — в Гавре, Вламинк и ван Донген — на Монмартре, Фриез и Брак — в Антверпене.
Фовисты решительно отвергли приемы живописи XIX в. Дерен в письме к Вламинку в 1901 г. писал: «Я уверен, что реалистический период живописи кончился. Собственно говоря, живопись только начинается...» Касаясь истоков нового стиля, стоит отметить, что, хотя художники прекрасно знали Лувр, делая там часто копии в неестественных синих и зеленых тонах, они предпочитали искусство близких, непосредственных предшественников, из которых стоит выделить импрессионистов, неоимпрессионистов, Ван Гога, Гогена, Сезанна, Редона, художников-символистов группы «Наби». Привлекал также Э. Делакруа — основатель «экстатической» живописи во французской традиции с «кипящими» романтическими красками и свободной фактурой. Да и то внимание к нему было инспирированно книгой П. Синьяка «От Делакруа до неоимпрессионизма». Импрессионисты, конечно, почитались как первые мастера, открывшие красоту мира. Но они казались все же слишком традиционными. Почти все фовисты прошли в начале 1900-х гг. увлечение письмом точками, пуантилью, которую впервые стали использовать неоимпрессионисты Ж. Сера, П. Синьяк и А. Э. Кросс. Опыт Сера их привлек меньше, тот слишком «мельчил» точки, больше привлекали картины Синьяка и Кросса, которые выкладывали мазками мозаики цветного конфетти на полотне. У фовистов эти точки увеличивались, получая характер ярких пятен. И если у неоимпрессионистов пуантиль была выражением синтеза краски, света и пространства, то у будущих новаторов — она знак экспрессии, эквивалент не только реальности, но и чувств по отношению к реальности. Оставляя местами белый грунтованный холст незаписанным, живописцы тем самым добавляли в картину цвет и фактурность, в чем следовали Сезанну, картины которого в последний период творчества обычно не записывались целиком. Нередко у красочных пятен появлялись жирные, контурные линии, слегка «оплавленные», как у мастеров стиля модерн. Краски активно сопрягаются, составляя эффект «взрывчатости». Тут особо много значил пример Ван Гога, выставка работ которого была открыта в 1901 г. у Бернхейма-жён. Волнистые, клубящиеся мазки, столкновение контрастных цветов, напряженная экзальтация и свободные деформации явились целым откровением. Гоген, посмертная выставка которого была открыта в 1904 г., учил экзотизму, слитности форм. Сезанн был учителем всех фовистов. Его признание как «отца современного искусства» начинается с той поры. Он давал цельные пластические формы, показывал, как можно сопрягать композиционные ритмы с самостоятельным бытием тяжелых красочных масс.
Одилон Редон привлекал иррадиацией красок, их магическим светом. В той или иной степени все фовисты испытали влияние «Наби» с ее тягой к декоративному панно, идиллиям и аллегориям, углубленному и сложному пониманию конструкций цвета. На заре фовизма «Наби» завершало свое существование, окончательно распавшись к 1903 г., но уроки этих мастеров не прошли бесследно. Особо почитаем был М. Дени.
Наконец, стоит добавить, что художники-фовисты увлекались примитивом в самом широком значении этого слова. Они вспомнили о детском рисунке. Вламинк в своей «Автобиографии» призывал смотреть на мир глазами ребенка. То же говорил и Матисс. С 1904 г. художники стали коллекционировать негритянскую скульптуру. Первым ее значение, видимо, открыл Дерен. Она привлекала его упрощением форм, контрастностью света и тени. В Париже она была тогда сравнительно дешева. Отметим, что многим фовистам удалось на рубеже веков приобрести картины и рисунки любимых ими мастеров, включая Сезанна, Ван Гога, Редона. Взгляд их также, согласно традиции, сложившейся со времен Эдуарда Мане и импрессионистов, был устремлен на Восток; традиционно почиталась японская ксилография с ее чистотой линий и ясностью колористических отношений. Большим, чем во времена модерна, было увлечение исламским искусством с орнаментальной цветностью и, отдельно, буддийской иконографией, учившей выбору чувственных поз в трактовке человеческого тела.
Фовисты не обостряли проблему: работать с натуры, по памяти или по воображению. Каждому из них были близки свои принципы. Главное — добиваться максимальной энергии краски. Матисс, вспоминая прошлое, говорил о том, что в начале 90-х гг. им овладело желание «поиска чистых средств», которые вызывали бы сильные реакции. Они отказывались от имитационной функции краски, желая, чтобы она становилась светоносной. Их краска должна быть инстинктивной, незамутненной подобием и рефлексией. В использовании ее желательно было найти абсолютный предел. Матисс и его друзья искали предельного красного, желтого, синего, зеленого и белого. Цвет был, скажем, не просто синим, но самым синим, синим из синих и т. п. Поэтому художникам свойственна интенсификация палитры. От пуантили они шли к мощным цветовым аккордам, или «оркестровкам», как говорил Фриез, больших пятен, предельно обобщая форму. Такая обобщенность формы не предполагала светотеневых характеристик, поэтому воздушная среда и перспектива интересовали мало. Больше значил временами резкий ракурс и «наплывы» одних пространственных зон на другие, что давало дополнение к ярким краскам и неожиданную экспрессию формы. Впрочем, отдельные мастера, например Марке, более бережно относились к распределению светлого и темного как освещенного и малоосвещенного. Больше все же нравилось ощущение того, что планы «давят» друг на друга.
Часто Брак и Дерен любили передавать эффекты восхода и заката солнца, но в отличие от импрессионистов, сберегавших ощущение воздуха, атмосферы, создавали прямо-таки «небесные пожары». Брак характеризовал свой фовистский период как экзальтацию цвета, большие контрасты, жирные линии, пуантиль и выражение чувств. Многие художники писали картины, густо накладывали краски на холст, усиливая своеобразные «шумы фактуры». Временами встречалось некое красочное тесто с эффектом некоторой нарочитой «намалеванности». Напряженными и любимыми сочетаниями становились помещаемые рядом зеленые и красные тона, желтые и фиолетовые, по-разному варьируемые. Фовисты любили оттенки пурпурно-красного и фиолетового, которые нередко заменяли черные тона. Напряженные контрасты появлялись за счет усиления цветности теней и рефлексов. Если у обнаженных Ренуара в трактовке пластики использовались светоносные и легкие голубоватые и зеленоватые тона, то фовисты их усиливали, так что тело охристо-красное несло на себе ярко-синие и изумрудно-зеленые краски. Активно использовался и цветной контур, открытый до них Ван Гогом и Т. Лотреком. Он обособлял одну форму от другой, помогал их схематизировать и превращать в простые колористические знаки. Такие контуры использовались при изображении нагого тела, стволов деревьев, лодок на воде, фасадов и крыш домов, границ интерьеров и мебели. Контур усиливал силуэтность, подчеркивал деформирующие элементы изображения, чем усиливал экспрессию. В картине фовистов много значил внутренний цветной рисунок. Примерами подобных опытов могут явиться: «Портрет Вламинка» (1905) Дерена, «Ню» (1907) Кес ван Донгена, «Сиеста» (1905) Матисса. Такие же приемы можно обнаружить в скульптуре Руо, Дерена, Вламинка, Вольта, Дюфи, Матисса. (Отметим, что многие названные художники занимались и росписью керамики).
Иконография фовистов традиционна и продолжает традиции XIX в. Главным жанром представляется пейзаж, авторитет которого вырос со времен романтизма, барбизонской школы и импрессионизма. Возможно, что свобода интерпретации форм, определенная необязательность соблюдать точные пропорции и отношения, влекла к этому жанру, с его фовистской пуантилью и красочными арабесками. Затем следовали различные «фигурные жанры», среди которых большое значение имел портрет. Художники переписали себя, друг друга и своих родных и знакомых. Вслед за Дега и Лотреком художники интересовались миром артистов, кабаре, проституток. Тут появлялся гротеск, видна едкость красок. Достаточно вспомнить «Бар» (1900) и «Танцовщицу Мулен-Руж» (1906) Вламинка, «У Максима» (1895) Вольта, «Ночной клуб» (1906) и «Фатьма со своим ансамблем» (1906) Кис ван Донгена, «Акробата» (1908) Дюфи, клоунов Руо. В то же время делались попытки обращения к идиллиям и аллегориям, что нашло воплощение в композициях: «Роскошь, покой и сладострастие» (1905) и «Счастье жизни» (1906) Матисса, «Золотой век» (1905) Дерена. Привлекали художников и сцены отдыха, примером чему являются полотна «Карнавал на бульварах» (1903) Дюфи, «Регата в Бужевале» (1905) Вламинка, «Купание» (1906) Марке, «Пикник» (1905) Вламинка, «Сиеста» (1905) Матисса, «Праздник 14 июля» (1905, 1907) Дюфи и Марке. Меньше стало примет цивилизации (заводы, метро, автомобили и т. д.), в чем они походили на импрессионистов, возможно, завершая, пусть по-своему, их традиции. Если импрессионисты изображали вокзалы, то фовисты — жизнь речных и морских портов.
Фовизм подводил итоги «бель эпок», манифестацией которой явилась Всемирная парижская выставка 1900 г., указывал движение вперед. При этом утонченный гедонизм мог сочетаться с лексикой анархистов. Вламинк говорил, что он хотел совершить переворот «в нравах и обычной жизни». Вламинк призывал сжечь Школу изящных искусств «с ее кобальтом и вермильёнами», а Дерен мог сравнить колорит с динамитом. В переписке Вламинка и Дерена в 1905 г. широко обсуждались проблемы анархизма. Некоторые фовисты поддерживали отношения с редакцией журнала «Револьте», в частности с Жаном Гравом. Полиция следила за Кес ван Донгеном и Дюфи, подозревая их в «неблагонадежности». Не стоит забывать, что наставниками фовистов являлись неоимпрессионисты К. Писсарро, П. Синьяк и Э. Кросс, поддерживающий их критик Феликс Фенеон, все связанные с анархистами. Сар Пелладан, мистик и основатель салона «Роз и круа», назвал Матисса и его друзей «анархистами в искусстве», а зал Салона 1905 г. «залом анархистского искусства». Вламинк и Дерен участвовали в издании сатирических журналов. Депутат-социалист Марсель Семба ценил живопись Матисса. Конечно, художники чувствовали себя новаторами в искусстве, и им импонировала антибуржуазная политическая деятельность, тем более что обычная публика Салонов над их искусством насмехалась, обвиняя художников в нарочитом эпатировании. Само пристрастие живописцев к красному цвету, который невольно ассоциировался с огнем и кровью, легко возбуждал, возможно, инстинктивно было связано с их «левизной».
Живопись фовизма создавалась людьми, читавшими или слышавшими в Коллеж де Франс лекции Анри Бергсона, начатые в 1900 г.,— популярного европейского философа, отрывавшего время от материи. Он ввел категорию «длительности» («durée»), определяющей память, сознание, дух. Разрабатывая интуитивистскую концепцию постижения длительности, он особое внимание уделял художественному творчеству, свободному от внешних обстоятельств, когда мастер «внутренне» наблюдает за возможностями, заложенными в нем природой. Художники 1905 г. спорили и о Ницше, которого тогда переводили на французский язык. Ницшеанская философия жизни с идеей развивающегося восприятия реальности субъектом, концепция искусства как сублимация чувственного удовольствия, излияние телесности в мир образов могли их в известной степени привлекать. Многие художники читали просимволистский журнал «Ревю бланш», с редакцией которого была связана группа «Наби». Журнал предлагал широкий спектр тем, на что намекало и его название — смесь всех красок, дающих белый,— интеллектуальных исканий всей Европы, в частности, уделяя много внимания русской литературе. С фовистами были дружны поэты Ж. Мореас, А. Сальмон и Г. Аполлинер. Особое значение имели встречи Аполлинера с Матиссом, Вламинком и Дереном, выставку которого он открыл в Гавре в 1904 г.
Рис. 8. Ж. Руо. Христос среди насмешников. 1932
Пользуясь словами Дерена, фовисты решили «изобретать реальность». Дерен писал Вламинку: «Никто не помешает нам вообразить мир таким, каким нам хочется». Вламинк в «Автобиографии» подчеркивал, что он хотел показать «свободную природу, освободив ее от старых теорий, от классицизма, авторитет которого я (т. е. Вламинк.— В. Т.) отвергал также, как я отвергал авторитет какого-нибудь генерала». Художником владело «неистовое желание создавать заново мир, новый мир, собственный мир». Тем не менее, изобретая новые средства выражения, добиваясь невиданной энергии краски, давая волю фантазии, фовисты находили возможность «советоваться с натурой», занимаясь поисками эквивалента красок живописи краскам реальности и построениям самостоятельных художественных форм. На этом пути каждый был индивидуален, хотя определенное влияние друг на друга подразумевалось.
О Матиссе будет сказано отдельно. Его ближайший друг Альберт Марке в 1900 г. занимался портретом, ню, интерьерами, пейзажем, лишь постепенно все больше специализируясь на изображениях природы Франции и Марокко, куда он ездил в 1912 г. Крупные мазки служат проработке определенных сторон формы. Его стиль лапидарен, ясен; художник уточнял взаимоотношения красок в природе, стремился найти им соответствующую интерпретацию на холсте. Лучшие работы Андре Дерена периода фовизма построены на сочетании розовых, фиолетовых, пурпурных, синих и желтых тонов. Можно говорить о том, что художник дал фовизму «образцовое» выражение, особенно в видах Лондона, портретах и обнаженных фигурах на пленэре. К нему был близок Морис Вламинк; художник писал темпераментно, смело бросая на полотно подвижные мазки контрастных тонов. Он — самый «дикий из диких», самый ван-гоговский. Дюфи, начинавший с Матиссом и Марке, стремится эстетизировать фовистскую манеру. Кес ван Донген, крупный колористический талант, создал образ парижской «женщины-вамп» с гипнотическими фаюмскими глазами и словно кровавым ртом. Он виртуозно умел передать блеск шелка, бархатистость фетра огромных шляп, пудру на розовой коже. Руо, ставший первым хранителем музея Моро, заметно выделялся среди остальных. Он говорил, что «живопись для меня средство забыть жизнь», что «искусство — это крик в ночи». Руо для большей выразительности порой смело комбинировал разную технику: масло, акварель, пастель, темперу. Встреча с писателем Ж. К. Гюисмансом пробудила интерес к проблемам христианского гуманизма.
Перемены в развитии фовистов наметились к 1908 г. Многих интересовал кубизм. Новым движением особенно увлекся Жорж Брак, забросив свою многокрасочную живопись (в стиле фовизма им было создано около 40 работ). Отказываясь от прошлой манеры, художник сказал, что «невозможно все время находиться в пароксизме». Он стал искать нечто устойчивое, сбалансированное, методичное. Через искус кубизма прошли Дюфи, Дерен и Вламинк. Большое значение приобрел лозунг «Назад, к Сезанну!», тем более что осенью 1907 г. в Париже была открыта выставка этого отшельника из Экса. Пластические ценности формы, конструктивность, колористическое единство произвели большое впечатление на всех бывших участников Салона 1908 г. Краски их палитры стали сдержаннее, появился интерес к формульности. Марке преимущественно работает в области пейзажа, который и во время фовизма был ведущим жанром. Он как бы стремится сочетать атмосферичность импрессионистов с красочностью фовизма. Матисс публикует в 1908 г. «Заметки живописца», как бы подводя итоги сделанному и намечая пути развития. Кроме того, он все больше увлекается преподавательской деятельностью. Руо принимается за создание картин-притч.
Почти все фовисты стали крупными живописцами, графиками и скульпторами. В разное время они увлекались неоклассицизмом, неопримитивизмом, подражанием музейному искусству, лирическим экспрессионизмом парижской школы и реализмом. Нередко они занимались оформлением спектаклей, модой. Однако как в начале 1900-х гг. среди них решительно выделился Анри Матисс, так и теперь этот мастер продолжал лидировать во французском искусстве, являясь личностью одаренной, художественно универсальной.