По найму

ГЛАВА 20

— Ну а теперь нам на Саут-Холкин-стрит, дом тридцать девять, — распорядился Хьюи. — Там мы возьмем одного человека.

В груди у Ледбиттера что-то оборвалось.

— На Саут-Холкин-стрит? — тупо переспросил он.

— Да, да, это недалеко от Белгрейв-сквер.

Машина поползла как черепаха. Ледбиттер был настолько уверен, что леди Франклин никогда больше не сядет в его машину, что и теперь отказывался в это поверить. Он, столько раз смотревший в лицо опасности и рисковавший жизнью, чувствовал, что силы его на исходе. Но что делать? Как выбраться из этой западни? Он нарочно свернул не туда и двинулся к месту назначения окольным путем.

— Куда вас понесло! — воскликнул Хьюи. — Надо было ехать на Уолтон-стрит и Понт-стрит.

— Я знаю, — недовольно пробурчал Ледбиттер, который и в его теперешнем состоянии не мог позволить, чтобы клиент учил его, какой дорогой ехать, — просто Уолтон-стрит сейчас перекрыта. По ней нельзя проехать.

Это было, конечно, нахальным враньем, но прозвучало весьма убедительно.

Они тащились по Глостер-стрит в сторону почтамта, и вдруг Ледбиттера осенило.

— Если вы не возражаете, сэр, — сказал он, стараясь придать голосу правдоподобие, — мы на минутку остановимся у почтамта. Мне надо позвонить домой. Жена неважно себя чувствует, и я хотел бы узнать, как она сейчас.

— Послушайте, — проворчал Хьюи, — у вас жена все время себя неважно чувствует.

— Она беременна, — поясни Ледбиттер.

— Вот как? Даже не знаю, поздравлять вас или нет! Но, ради Бога, не задерживайтесь, мы и так опаздываем.

Медленно и понурив голову (чего за ним никогда не водилось), Ледбиттер побрел на почтамт. Миновав телефонную кабину и даже не взглянув на нее, он потребовал городской телефонный справочник и, чтобы как-то выиграть время, подойдя к окну, стал его перелистывать.

Неужели он боится увидеть леди Франклин? Неужели он такой жалкий трус?

Обвинение в трусости, пусть даже исходившее от него самого, сильно задело его самолюбие. Нет, надо окончательно спятить, чтобы швыряться такими заказами. Да, человек Хьюи никудышный, но клиент очень даже неплохой. В конце концов, какое ему, Ледбиттеру, дело до его личной жизни? Да и где, спрашивается, он найдет в это время другого шофера? Бизнесмен в нем вдруг расхрабрился и одержал победу. Вернув справочник телефонистке, Ледбиттер бодро зашагал к выходу. С чего он вдруг размагнитился — подумаешь, трагедия...

Но нет, напрасно он так хорохорится. Он-то, пожалуй, и выдержит. Но леди Франклин — о ней он подумал? Она-то обрадуется такому сюрпризу? Ох, вряд ли, вряд ли! Она ведь ужасно нервная — разволнуется, а то, чего доброго, и в обморок упадет — вот будет номер. Если верить Хьюи, она отзывалась о нем с теплотой, но, кто знает, — вдруг в глубине души считала его предателем? На мгновение представив себе, что она теперь о нем думает, Ледбиттер испытал острый приступ ненависти к самому себе. Нет, он просто не имеет права подвергать ее второму потрясению: пускай Хьюи находит машину где хочет.

Исполнившись решимости, он распахнул дверь на улицу. Но не успел он переступить порог, как новая мысль овладела им с такой яростной внезапностью, что все прочие соображения улетучились, как сор на ветру.

Он ведь очень хотел ее увидеть, так? Он ведь мечтал об этой встрече? Он хотел ей что-то сказать? А сейчас ему представлялась прекрасная возможность все это сделать. Он возблагодарил небеса, что не успел отправить письмо. Если ей будет больно его видеть, это не беда — он должен встретиться с ней и во что бы то ни стало это сделает!

— С женой все в порядке, — доложил он Хьюи, испытав при этом странное ощущение, что упомянул леди Франклин.

— Рад это слышать, — небрежно обронил тот. — Ну а теперь в путь!

На сей раз Ледбиттер поехал кратчайшим маршрутом и на обычной скорости. Болван, тащившийся впереди, отчаянно затормозил... В зеркальце Ледбиттер увидел, как на заднем сиденье дернулся Хьюи. «Трусит! — мелькнуло в голове у Ледбиттера. — Трусит посильней, чем я! Дрожит как осиновый лист!» И, словно перед боем, он попытался выкинуть из головы все страхи и сомнения, все мысли о том, что может с ним случиться; пусть ничто не мешает ему действовать в зависимости от изменчивых обстоятельств. Почему он, черт возьми, так разволновался — можно ли отыскать противника более безобидного, чем кроткая, как ягненок, леди Франклин? Но все же, как ни пытался он взять себя в руки, у него ничего не получалось: мысль о том, что сейчас они снова увидятся, одновременно пугала и радовала его.

Машина вынырнула на восьмиугольник Белгрейв-сквер. Еще минута-другая, и начнется! Ледбиттер окаменел лицом и прижался к спинке кресла, на заднем сиденье, как на пружинах, подпрыгивал Хьюи.

Как ни странно и вместе с тем как привычно подъезжать к дому, мимо которого он проезжал, не надеясь когда-нибудь вновь остановиться. Когда же он в последний раз приезжал сюда за ней? Давно: месяц назад, но еще больше времени прошло с тех пор, когда он в последний раз привозил ее домой. Интересно, что она делала, расставшись с ним тогда на шоссе? Долго ли шла пешком, пока не остановилась попутная машина? А может быть, она поймала грузовик? Иногда он пытался представить, как бредет она по шоссе — милю за милей, с тяжелой сумкой в руке, — сначала эта картина вызывала у него бурный восторг; потом смешанные чувства, и наконец он стал думать об этом со стыдом. Так или иначе, домой она добралась, но как — вряд ли он когда-либо узнает, разве что...

«Все, Ледбиттер». Но нет: оказалось, что еще не все. Сегодня она снова сядет в его машину, если, конечно...

Если, конечно, увидев его, она не откажется от поездки.

Он нажал кнопку звонка, и дверь хоть и не сразу, но отворилась.

— Сколько лет, сколько зим! — приветствовал его дворецкий. — Со дня аварии не виделись...

— Аварии? — удивился Ледбиттер. — У меня в жизни не было никаких аварий!

— Какая у вас короткая память! — отозвался дворецкий. — Когда вы в прошлый раз повезли ее милость, то попали в аварию, и ее милость вернулась домой на такси. На ней лица не было, она вся дрожала — несколько дней не могла прийти в себя. А вы спрашиваете — какая авария?

— Ах, вы вон про что! — спохватился Ледбиттер. — Действительно, произошла маленькая накладка — совсем забыл.

— Зато ее милость не забыла, — сказал дворецкий, — она решила больше не пользоваться вашими услугами.

— Разрешите-ка пройти, — раздался голос откуда-то сзади и снизу, и по ступенькам стал подниматься Хьюи. Он заметно волновался.

— Добрый вечер, сэр, — почтительно приветствовал его дворецкий. — Ее милость сейчас спустится.

Он провел Хьюи в дом, а Ледбиттер вернулся к машине. Приговоренный к расстрелу имеет право попросить, чтобы ему завязали глаза. Ледбиттер не мог воспользоваться этой милостью, но все-таки, чтобы оттянуть момент, узнавания, нахлобучил фуражку на самые брови. Он попробовал изгнать из головы все тревожные мысли, но когда из этого ничего не вышло, решил отвлечь себя картинами солнечного дня на морском побережье — уловка, к которой он прибегал в минуты крайнего напряжения.

Он нежился у моря в Рамсгейте, когда в дверях послышались шаги.

По ступенькам спускались леди Франклин и Хьюи. Словно боясь пропустить хоть слово из того, что говорил ее спутник, она заглядывала ему в глаза, а стоило ему чуть повернуть голову, она тотчас настигала его взглядом. Увидев их, Ледбиттер вылез из машины, обогнул ее спереди и, открыв дверцу перед леди Франклин, застыл, как часовой, глядя прямо перед собой. Хоть он и был на голову выше леди Франклин, он увидел ее лицо: уже собираясь сесть в машину, леди Франклин взглянула на шофера. Она чуть нахмурилась. Ледбиттеру вдруг стало обидно до слез: и это, значит, все? Впрочем, тут же задал он себе вопрос: чего он, собственно, ожидал? Бурной радости или взрыва негодования? Господи, для нее он просто мелкая сошка, о которой она давным-давно забыла.

— Куда теперь? — осведомился он.

— Я думаю, в Ричмонд, есть там одно неплохое местечко — называется «У лодочника», что вы на это скажете, Эрнестина? — спросил Хьюи голосом, в котором смешались робость и самоуверенность.

— Я там никогда не была, но уверена, что мне понравится, — ответила леди Франклин.

«Той, первой, там очень даже понравилось, — подумал Ледбиттер, — только неужели у него такая бедная фантазия — зачем возить их обеих в одно и то же место? Впрочем, какая разница — платит-то за все вторая».

— Надеюсь, вам будет удобно в этой машине, — продолжал Хьюи, — можно было, конечно, заказать и побольше, но для двоих эта, по-моему, в самый раз. Да и водитель прекрасный — я доверяю ему, как самому себе.

Ледбиттер почувствовал, что краснеет затылком.

— Во всяком случае, он внимательный, — сказала леди Франклин и опять замолчала.

— Дорогая, вы что-то сегодня неразговорчивы, — приставал к ней Хьюи. — Надеюсь, у вас ничего не случилось? Вы ведь хотели куда-нибудь прокатиться. Но давайте я скажу шоферу, что мы передумали, — можно поехать к вам. Милейшая миссис Даррел что-нибудь состряпает нам на ужин. Если хотите, я с ней сам вступлю в переговоры. Ко мне она, по-моему, испытывает слабость.

— Все в порядке, — сказала леди Франклин. — Я просто... просто очень счастлива. Ведь сегодня мы впервые выезжаем вместе.

— Да, да, — поспешно согласился Хьюи, — хотя мы могли сделать это давно. Я не раз сбирался предложить такую поездку, но не удавалось найти машину.

«Не удавалось найти машину! — усмехнулся про себя Ледбиттер. — Да ты же, подлец, и не пробовал!»

— Я обожаю поездки, — сказала леди Франклин. — В Ричмонде, наверное, все так романтично. Сама не знаю, почему я там никогда не бывала. А вы? Наверное, вы туда ездили работать?

— Да, да, — отозвался Хьюи. — В основном работать. Садился на автобус и ехал. Так еще интереснее. Столько занятных типов попадается по дороге, но поскольку сегодня особый случай... А вы когда-нибудь ездили в автобусе?

— Ну конечно.

— Мне трудно вас там представить, Эрнестина. Где угодно, только не в автобусе...

— Но я обожаю ездить в автобусах. Там такие очаровательные кондукторы и кондукторши. Я обожаю, когда меня называют «милочка» и «солнышко», — правда, прелесть?

— А что, если я попробую вас так называть?

— Ради Бога.

— Тогда, солнышко... нет, звучит фальшиво, к вам это не подходит. Наверное, я всегда буду с вами почтителен.

— Но, дорогой, я этого не вынесу. Со мной не надо церемониться. Я люблю, когда меня держат в строгости. Пойди туда, сделай то. Люди вообще ценят строгое обращение. Почему же я должна отличаться? Когда я была не такая, как все, я очень страдала. Но теперь ведь по мне не скажешь, что я сильно отличаюсь, не правда ли?

— Нет, милочка, конечно, не скажешь!

— Как я рада! Но мне хотелось бы, чтобы вы отличались от всех остальных.

— Почему же?

— Потому что мужчинам так больше идет — в особенности художникам. А мне хочется, чтобы вы стали великим художником!

— Полно вам, Эрнестина!

— Я не отстану от вас, пока это не произойдет.

— А вдруг это уже произошло?

— Я не сомневаюсь, что вы великий художник. Но надо, чтобы так считали все остальные.

— Радость моя, у вас грандиозные планы.

— А что в этом такого? С вашим талантом и моими... В общем, вы могли бы стать моим памятником.

— Зачем вам памятник?

— Чтобы существовать вне себя самой — в вас. Ведь это вполне естественное желание для женщины...

— Пожалуй.

— Это было бы невозможно, если б я не верила в вас. А я верю всей душой.

— Как в художника, — осведомился Хьюи, — или как в человека?

— И как в художника, и как в человека. Я не смогла бы верить в какую-то одну часть вашей личности. Это очень скучно.

— Зато реалистично.

— Но, дорогой, вы говорите ужасные вещи!

— Я просто не хочу, чтобы вы ожидали от меня слишком многого.

— Но как же иначе, вы ведь моя путеводная звезда, мой кумир.

— А вы кто? В чем смысл вашего существования?

— Курить вам фимиам. Хьюи рассмеялся:

— В таком случае, я Высокая церковь[11].

— Но это еще не все, — добавила леди Франклин. — Я буду хорошей хозяйкой. У нас все время будут гости...

— Когда же мне работать?

— В промежутках между приемами. И устраивать выставки.

— Вы хотите, чтобы мы вели светскую жизнь? — забеспокоился Хьюи.

— Мой милый, у нас будет своя частная жизнь — это само собой разумеется. Мне этого так хочется! Только вам придется меня многому научить. Признаться, я немножко побаиваюсь замкнутости, уединения... Я так устала от всего этого!

— Устали жить наедине с собой?

— О да! Теперь я испытываю потребность делить все — и хорошее и плохое — с другими. Мне хочется жить одной жизнью с любимым человеком. Делиться с ним всем, всем...

— А мной вы могли бы поделиться? — спросил вдруг Хьюи.

Леди Франклин на мгновение задумалась; Ледбиттер весь напрягся в ожидании ее ответа.

— Вашим творчеством — разумеется. Со всем миром, — ответила наконец леди Франклин. — Но вами как частным человеком? Как личностью? Я, право, об этом не задумывалась.

— Я пошутил, — сказал Хьюи. — Мне просто стало интересно, куда может завести подобная теория.

— Я понимаю. Но все-таки это очень непростой вопрос. Делить вас с кем-то еще? Уму непостижимо. Нет, конечно!

— Даже мыслями обо мне не поделитесь?

— А это уже совершенно невозможно. Делиться ими, не разделившись самой? Какая нелепость! Однажды я жила раздвоенной жизнью. И вы помогли мне опять собраться воедино... По крайней мере, вы довершили начатое... — Она осеклась.

— Вы что-то скрываете! — сказал Хьюи. — А ну-ка признавайтесь, что... кто был главным спасителем? Выкладывайте начистоту!

Леди Франклин вдруг сильно заволновалась.

— Но разве вы не знаете?.. Не может быть, чтобы я ничего не говорила. Как странно. Во-первых, это был медленный процесс, ну а потом случилось потрясение...

— Да, да, я помню — потрясение, это знаменитое потрясение. Но в чем, собственно, оно заключалось? Теперь-то уж я, кажется, имею право узнать. Теперь-то у вас не должно быть от меня секретов.

— Это было... со мной случилось...

— Ну конечно, случилось, во всяком случае, остается предположить, что кое-что с вами случилось. Но все-таки что именно?

— Я же говорила. Потрясение. Легкое потрясение. Очень легкое потрясение.

— Потрясающее потрясение?

— Да... то есть нет. Я все расскажу как-нибудь в другой раз.

— Нет, я настаиваю, чтобы вы это сделали сейчас. Разве я могу жениться на женщине, у которой на совести тайное потрясение?

Машина вильнула.

— Хьюи, прошу вас, не смейтесь надо мной, это, в сущности, совершенный пустяк.

— Хорошо, но в чем же заключался «медленный процесс»? Это, надеюсь, не секрет?

— Это было медленное пробуждение от того транса, в котором я в свое время оказалась.

— Вы говорите сплошными загадками, Эрнестина. Боюсь, что я не смогу жениться на женщине, в которой шел медленный процесс. Это даже как-то неприлично.

— Ничего неприличного в этом нет.

— Хотелось бы вам верить. Но теперь вы окончательно пробудились?

— Конечно.

— Можно вас ущипнуть?

— Зачем?

— Чтобы удостовериться, что вы действительно проснулись.

— Но я могу и сама себя ущипнуть.

— Ну давайте.

Леди Франклин заколебалась.

— В период своей болезни я пробовала и это средство. Но без особого успеха.

— В таком случае позвольте мне попробовать.

— Не уверена, что мне это будет приятно.

— Неприятно пробудиться?

— Ну хорошо, только не больно.

— Вот так?

Леди Франклин тихо вскрикнула:

— Как прописал доктор!

«Да-а, особой радости в ее голосе не прозвучало, — размышлял между тем Ледбиттер. — Мое обращение ей, похоже, нравилось больше. По крайней мере, я ее не щипал». Он нажал на акселератор, машина понеслась, а в душе у него творилось что-то невообразимое, теснились противоречивые чувства. Отчаяние. Обида. Ревность. Наконец обида взяла верх. Казалось, случилось землетрясение: крыша над головой рухнула, стены обвалились, почва уходила из-под ног. Придумать такое: щипать леди Франклин, как уличную девку! Кошмар какой-то! То ли еще будет на обратном пути. Неужели он повезет их обратно? «Жена... моя жена опять расхворалась, — быстро проговорил он про себя, — знаете, как бывает с женщинами! Да, да, час назад все вроде было в порядке, но теперь ей стало хуже. Мне надо ехать домой. Я постараюсь прислать за вами другую машину».

Как следует затвердив этот текст, он затормозил у дверей отеля.

— Разве мы уже приехали?

— Кажется, да, — сказал Хьюи.

Ледбиттер вышел из машины и открыл дверцу, держась за ручку так, словно боялся испачкаться.

Леди Франклин не смотрела в его сторону. Она стояла в двух шагах от него и ждала, пока выйдет Хьюи. Затем взяла его под руку, и они двинулись к отелю. Уже в дверях она вдруг сказала:

— Подождите минутку. Я кое-что забыла в машине.

— Что именно? Я пойду и принесу.

— Нет, нет, я сама.

Машину она нашла не сразу. Ледбиттер отогнал ее на стоянку, где она затерялась среди других, в сумерках казавшихся совершенно одинаковыми. Наконец леди Франклин заметила высокую фигуру водителя: склонившись у дверцы, он запирал замок.

— Стив, — сказала она, не надеясь, что сможет выговорить это имя, но все же выговорив.

Ледбиттер выпрямился, но остался на месте. Тогда леди Франклин подошла к нему и протянула руку.

— Стив, не сердитесь на меня, — сказала она.

— За что же, — пробурчал он, взял ее руку в свою и тотчас отпустил.

— За все. Вы были мне верным другом.

— Миледи, — начал было он.

— Нет, нет, ничего не надо говорить. Теперь мне все ясно и без слов, да и вам, надеюсь, тоже.

— Но вы, наверное, не понимаете, — начал опять Ледбиттер хриплым голосом.

— Не понимаю? — повторила леди Франклин.

— Да, миледи, вы, наверное, не понимаете, почему я тогда... — Он чуть было не задохнулся, так важно было ему высказать то, о чем он все это время думал. Сделав отчаянное усилие, он все же закончил: — Почему я тогда так поступил.

Она молча смотрела на него, слегка приоткрыв рот.

— Я сделал это потому, что... потому что... — «Люблю вас», хотелось ему сказать, но на сей раз слова застряли в горле.

— Умоляю вас, не надо больше об этом, — сказала леди Франклин и, увидев, что он расстроен, расстроилась и сама. — Лучше послушайте, что я вам скажу. Вы это сделали, потому что вы один из самых добрых людей в мире.

— Вовсе нет, — ответил Ледбиттер. — Я совсем не добрый. Я сделал это, потому что... — Он снова замолчал с напряженным выражением человека, который хочет сказать что-то очень важное, но страдает заиканием.

— Если вам трудно об этом говорить, — сказала леди Франклин, честно пытаясь понять, но, увы, не понимая смысла исповеди, затеянной Ледбиттером, — то лучше не говорите ничего. Иначе вам потом может быть очень больно. Я знаю одно: вы хотели мне помочь, и больше ничего знать не хочу. У каждого из нас есть недостатки, и если то, что вы сегодня увидели...

— Сегодня я не видел ничего такого, миледи.

— ...если это огорчило и расстроило вас, то я действительно очень сожалею. Не сердитесь. Но об одном я все-таки не жалею...

— О чем же?

— О том, что мы опять встретились. Но я ведь хотела взять что-то в машине. Что же это могло быть?

Ледбиттер отпер машину и включил свет. Он тщательно осмотрел заднее сиденье и даже провел рукой по кожаным подушкам.

— Тут ничего нет, миледи.

— Не может быть! Я ведь сказала ему, что забыла кое-что в машине!

Она явно испытывала суеверный страх перед своей маленькой ложью и во что бы то ни стало хотела доказать себе, что сказала Хьюи правду.

— Я что-то забыла, — продолжала бормотать леди Франклин. — Я ведь сказала ему, что мне надо вернуться, и, как ни странно, у меня действительно было ощущение, что я что-то забыла. Дайте мне что-нибудь — я потом вам верну.

Он беспомощно поглядел на нее.

— А что вам дать?

— Дайте мне шиллинг.

Порывшись в кармане, он извлек монету.

— Большое спасибо. Если я забуду вернуть, непременно напомните. Кстати, как поживает ваша жена?

— Сегодня ей лучше.

— Она заболела?

— Ничего страшного.

— А как дети?

— Здоровы.

— А работа?

— Нормально. Грех жаловаться.

— Ну и слава Богу. Я очень рада, что у вас все в порядке. Я всегда надеюсь, что все будет в порядке, но далеко не всегда мои надежды сбываются, особенно когда речь идет обо мне. Но на сей раз, кажется, все действительно в порядке — в том числе и у меня.

Леди Франклин сделала паузу, чтобы послушать, что скажет Ледбиттер, но поскольку ответа не последовало, она продолжала:

— Можете меня поздравить. Я выхожу замуж. Я так счастлива! — По лицу Ледбиттера пробежала судорога, до неузнаваемости исказившая его черты. Но он промолчал. — Я так счастлива, — повторила леди Франклин. — Пожелайте мне удачи.

— Желаю удачи, миледи, — отозвался Ледбиттер, приложив немалые усилия, чтобы изгнать из ответа иронические интонации. — Да, да, желаю вам удачи.

— Вы сказали это от души! — воскликнула довольным, хоть и слегка недоверчивым голосом леди Франклин. — Но уверяю вас, Стив, если вам вдруг показалось, что мне сейчас нелегко, не верьте первому впечатлению. Просто я снова вступаю в жизнь, это мой новый выход, второй дебют. Я не имею в виду светскую жизнь, званые обеды и все такое прочее, — поспешно добавила она. — Я снова вступаю в мир нормальных чувств и нормальных отношений — вам-то он давно и хорошо знаком. Более того, я сначала поселилась в вашем мире, который для меня стал гораздо реальнее моего собственного. Он был для меня все равно что мост через пропасть, пристанище в пути. Благодаря вам я научилась многому... — Она осеклась, но тут же заговорила вновь: — Очень многому. Например, тому, что я реально существую для других людей. Теперь я реально существую для него, а он для меня. Может быть, в этом и заключается счастье — реально существовать для другого человека. Как странно, что он тоже был вашим пассажиром. Правда, он очарователен?

— Я возил его всего раз или два, — сказал Ледбиттер.

— Тем удивительней совпадение. Но я уверена, что когда вы узнаете его получше, он вам очень понравится. Он такой талантливый! Мне до этого не приходилось встречаться с гениальными людьми, но он, по-моему, гений. Разумеется, у меня нет от него секретов, но все же давайте никому не будем рассказывать, что мы с вами... — Она осеклась.

— Я умею молчать, миледи, — отозвался Ледбиттер.

— Просто вы так много мне всего рассказывали — о себе и о семье, впрочем, наверное, потому что я требовала от вас рассказов. Но о том, что мы с вами давно знаем друг друга, все-таки лучше...

— Я умею молчать, миледи, — повторил Ледбиттер.

— Он может все неправильно понять, а я его так люблю. Я не хочу, чтобы, что-то омрачало...

Договорить она не успела, потому что от дверей отеля раздался голос — резкий от нетерпения, с властными нотками и в то же время слегка неуверенный:

— Эрнестина!

— Миледи, — начал Ледбиттер.

— Мне надо идти, — заторопилась леди Франклин. — До скорой встречи. И не забудьте как следует подкрепиться.

Она ринулась на зов, а Ледбиттер остался стоять, как стоял, затаив дыхание, а затем глубоко вздохнул.

— Как вы долго пропадали, — ворчал между тем Хьюи, — я уж решил, что вы собрались покупать машину. Ну как, нашли то, что забыли?

— Да, — сказала Эрнестина.

— Что же это было? — спросил Хьюи. — У вас в руках ничего нет.

— Я уже спрятала это в сумку.

— Господи, какая скрытная особа! Что же вы спрятали в сумку?

— Шиллинг, — призналась Эрнестина.

— Шиллинг? Вы возвращались, чтобы взять шиллинг? Но у меня этих шиллингов полный карман.

— А я не хочу посягать на ваши капиталы, — радостно отозвалась леди Франклин.