По Нилу на каяках

Глава II. Как мы очутились у истоков Нила

Посмотрим теперь, что происходило в Париже за четыре месяца до начала экспедиции. Я натыкаюсь на багажную тележку и, чтобы не упасть, хватаюсь за весло. Чертыхаюсь на все лады. Темный проход почти до потолка заставлен ящиками и коробками. Жан Лапорт с невозмутимым видом показывает мне путь. Входим в комнату, заваленную всевозможным снаряжением: сапогами, резиновыми мешками, лагерным оборудованием, банками с красками, походными аптечками, инструментами, шлемами... Стены увешаны огромными картами Африки.

Знакомимся. Мой собеседник говорит медленно, глуховатым голосом. У него удивительно неподвижные глаза голубовато-стального цвета, открытый лоб, редкие светлые волосы, тонкая шея, орлиный нос. Упрямое, решительное выражение худощавого лица. Жан Лапорт — парижанин, ему лет тридцать, он участвовал ранее в качестве чертежника в полярных экспедициях Поля Эмиля Виктора. Сейчас работает в ночной смене на заводе, а днем занимается подготовкой экспедиции по Нилу, является активным членом Общества французских исследователей.

Я — журналист, не так давно возвратился из Африки и готов опять туда отправиться. От предков-бретонцев я унаследовал небольшой рост и черные волосы. "Крепкий парень и довольно упрямый",— писал обо мне один мой товарищ.

Узнав о планах Лапорта, я пришел.в его маленькую квартирку, чтобы познакомиться с ним лично.

— Нил, — объясняет он мне, — самая длинная река в мире. По ней никогда не спускались в лодке от истоков до устья. Надо попытаться это сделать на каяке. Такое путешествие должно занять месяцев восемь. Экспедиция почти подготовлена. Компания "Мессажри маритим" обещала обеспечить бесплатный проезд до Восточной Африки. Проектом заинтересовался американец из Лос-Анжелоса. По всей вероятности, он примет участие в экспедиции и привезет с собой съемочную камеру, пленку и валюту, необходимую для проезда по британским колониям. Третьего компаньона нет. Его срочно подыскиваем.

Так я стал участником экспедиции. Мы все трое — холостяки, а значит, совершенно свободные люди.

Меня всегда влекло к приключениям. В 1946 году, через несколько месяцев после демобилизации, я уехал в Африку. Генерал-губернатор Баярдель предложил мне сопровождать его в Браззавиль в качестве пресс-атташе. Я согласился, но попросил дать мне возможность поездить по Африке. За три месяца я пересек Сахару, Нигер, Нигерию, причем из-за наводнений мне пришлось сделать большой крюк и проехать через Чад, Убанги, Камерун и Габон. Перепробовал почти все виды транспорта: автобус, грузовик, пароход и поезд.

Три года, проведенные в Африке, — это только первая встреча с обширным континентом. Проехав несколько тысяч километров, я лишь мельком смог убедиться в бесконечном разнообразии африканской природы: увидел огромные саванны, джунгли. Мимоходом познакомился с жизнью множества народностей, которую было бы интересно подробно изучить. Я убил несколько крокодилов на Шари, издали наблюдал за буйволами в саваннах Габона, но мне ни разу не встретился слон или бегемот, несмотря на длительные поездки по зарослям Конго. Нужно забираться в глубинные районы, в сторону от дорог и оживленных магистралей, чтобы увидеть этих животных, избегающих — и с полным основанием — человека. Путешествие по Нилу — реке, которая берет начало у экватора, течет по пустынным областям Африки и расходится веерообразно в дельте, — сулило очень заманчивые перспективы. На берегах этой реки живут самые низкорослые на земле люди — пигмеи. Тут расцвела одна из наиболее старых и пышных цивилизаций мира.

Как мы в дальнейшем убедились, Нил — отнюдь не спокойная река. На его пути — протяженностью почти в семь тысяч километров (мировой рекорд!)— несколько сот порогов и водопадов; многие из них совершенно не изучены, о других знают только то, что они опасны. Нил окружен бескрайними болотами (снова мировой рекорд!) и пересекает области, оставшиеся почти неисследованными до нашего времени. Таким образом, путешествие сулило много неизведанного.

Игра стоила свеч!

Инициатор этой необычной экспедиции, Жан Лапорт, выдвинул оригинальный план: мы отправимся в путь налегке. Никакого громоздкого оборудования, шумных и капризных машин с их вечными неполадками и никаких носильщиков.

Нам хотелось доказать, что можно организовать длительную экспедицию в Африку или в другие места без лишних осложнений и шумихи. Мы надеялись, что благодаря этому будем продвигаться по Нилу, не наводя страха и не особенно тревожа живущее на берегах реки население, недоверчивое, всегда несколько настороженное.

Кроме того, этот план обладал еще одним преимуществом — дешевизной. Перед отъездом мы подсчитали, что общие расходы экспедиции должны составить полтора миллиона франков. Правда, часть снаряжения мы получаем бесплатно от фирмы, рекламирующей оборудование для каяков, а компания "Мессажри маритим" предлагает нам даровой проезд (без питания) на борту своих пароходов в оба конца: Марсель—Момбаса и Александрия—Марсель. Для людей, не купающихся в золоте и не субсидируемых никакими организациями, лозунг "дешевизна" является основным, определяющим. Однако "экспедиция налегке" вовсе не означала путешествия, подготовленного на скорую руку. Наоборот: чем меньше берешь с собой снаряжения, тем тщательнее надлежит его отбирать и проверять. Жан занялся этим делом три года назад и в бесконечных хлопотах в одном только Париже наездил на велосипеде тысячи километров. В толстой папке у него подшито полторы тысячи копий писем, написанных во время подготовки экспедиции.

Мне хотелось привести отчет, об этом длинном путешествии для тех, кто в Европе и других странах мечтает — пусть только посредством чтения — уйти от обыденщины повседневной жизни. Я намеревался рассказать о наших испытаниях (мы не знали точно, какого рода будут эти испытания, но что их выпадет на нашу долю с лихвой — мы не сомневались), обо всем увиденном и услышанном.

Целью моих двух товарищей было, кроме того, создание цветного фильма на шестнадцатимиллиметровой пленке.

После того как мы договорились обо всем между собой, оставалось выполнить еще немало дел, прежде чем приступить к претворению нашего плана в жизнь и назначить дату отъезда. Учитывая особенности африканских климатических сезонов, путешествие следовало начинать в сентябре. Это было необходимо, чтобы, с одной стороны, избежать летних экваториальных ливней, с другой — жары знойного лета в Нубии, на территории которой предстояло провести шесть месяцев. Мы рассчитывали за сентябрь-октябрь достичь истоков Нила и весной следующего года добраться до его дельты. Несмотря на всякие приключения, мы в целом, с незначительными отклонениями, выполнили эту программу. В Париже нам прежде всего нужно было получить визы на въезд в страны Восточной Африки. В британском консульстве нам вежливо, но настойчиво рекомендовали обратиться. в валютное управление, которое должно было подтвердить, что мы располагаем нужной для путешествия валютой.

Устремляемся в валютное управление. Прелестная блондинка, восседающая в отделе переводов, кажется искренне заинтересованной предложенным нами проектом.

— Вы отправляетесь путешествовать по Нилу,— обращается она к нам с обворожительной улыбкой.— Как это чудесно! Впрочем, Магюзье, знаете вы Магюзье? Он совсем недавно тут был. Чудесный парень! Он отправился в Чад снимать фильм...

Эта любезная особа рекомендует нам, прежде чем подавать заявление в валютное управление, заглянуть на Кэ д'Орсей [6]. "Чтобы, — как она говорит, — все козыри были у вас в руках".

У нас имеются доллары, мы могли бы вполне обойтись без санкции валютного управления и обменять их на фунты стерлингов. Но нам хочется делать все по закону! На следующий день ходим по длинным тихим коридорам Министерства иностранных дел, запасшись объемистой пачкой рекомендаций: от Клуба исследователей, Туристского клуба Франции, Исторического музея, ЮНЕСКО, Радио Франции, Французской федерации гребцов на байдарках. За восемь дней мы добиваемся поддержки министерства. Это несомненный успех!

Остается урегулировать один деликатный вопрос — получить суданские визы. Въезд в Англо-Египетский Судан [7] ограничен, в эту страну не так-то легко пускают, особенно тех, кто пытается проникнуть туда с юга, как хотим это сделать мы. Окрыленные победой, смело возвращаемся на Кэ д'Орсей, где, к счастью, встречаем барона Шаброля, поверенного в делах в Хартуме, — единственного дипломата, допущенного англичанами в период своего господства в столицу Судана. Он обещает нам помочь.

Путь начинает понемногу расчищаться.

Как-то мы отправились в мастерскую конструктора Жана Шово в Сен-Клу, на берегу Сены, чтобы узнать, как продвигается изготовление наших каяков.

Все три лодки были уже почти готовы и лежали рядышком на стапелях, вверх дном. В длину каждая имела пять метров, в ширину — восемьдесят сантиметров. Разобранная и соответствующим образом упакованная, она представляет удобный для перевозки тюк, объем которого метр семьдесят пять сантиметров на полтора.

Это серийная модель двухместной лодки. В каждой мог поместиться один из нас, свободное место предназначалось для багажа. Переднее сиденье было удалено, а заднее значительно выдвинуто вперед. Таким образом, можно было поместить большую часть груза на корме, остальное — в носовой части лодки. Дно каяка обтягивало прорезиненное полотно серебристого цвета. Борта и палуба выкрашены в белый цвет с расчетом, что днем это сведет к минимуму поглощение солнечных лучей, а ночью позволит лучше видеть лодку в темноте.

На каждом каяке двойной комплект весел — деревянные и дюралюминиевые. Способ починки в случае повреждений самый простой. Приведу инструкцию, которую передал нам Жан Шово:

"Прорезиненная материя, покрывающая каяк, очень прочна. Только сильный удар об острый камень или режущий предмет может повредить ее. Однако течь заделывается быстро при помощи растворителя и куска соответствующей ленты. Лучше всего иметь для этого набор, в который входит коробка с растворителем, полтора метра ленты шириной шестьдесят миллиметров, льняные нитки и толстая игла. Для того чтобы наложить внешнюю заплату, необходимо очистить бензином поврежденное место, затем намазать его растворителем и дать постоять пятнадцать минут. Отрезать кусок ленты нужной длины и наложить на разорванное место.

Годдард, Лапорт и Дави на каяках

Если пробоина большая, нужно сначала сблизить ее края, прошив их крест-накрест, а потом клеить одним куском ленты изнутри, другим — снаружи. Чтобы заплата не отклеилась, необходимо закруглить у нее углы".

В снаряжение входит дюжина (шесть больших и шесть маленьких) водонепроницаемых мешочков из прорезиненной ткани серебристого цвета. Надутые воздухом и помещенные в корме и носу лодки, они обеспечивают плавучесть каяка в случае аварии. Кроме того, имеются три разборных тележки из стальных коленчатых трубок на дутых шинах, которые должны служить для перевозки каяков.

Спустя несколько дней после посещения Сен-Клу, мы получили наши каяки. Впервые в жизни сажусь в эту странную лодочку, с которой впоследствии придется основательно сдружиться. Она раскачивается, словно хочет сразу же опрокинуться. Мой дебют не блестящ. Беспомощно хлопаю веслом, расплескивая вокруг себя воду. Она заливает лодку и струями стекает по моей спине. Каяк вертится на одном месте под огорченным взглядом Жана Лапорта, который занимается этим видом водного спорта с детства и не понимает, как можно быть таким неуклюжим.

Следующее великое событие — приезд в Париж третьего члена нашей экспедиции, американца Джона Годдарда.

Джон Годдард родом из Калифорнии, точнее из Лос-Анжелоса, города, насчитывающего два миллиона жителей и растянувшегося на сто километров по побережью Тихого океана. В чудесный воскресный день в августе на Сен-Лазарском вокзале мы встречали трансатлантический поезд. Джон Годдард, прибывший на нем, был одет в пеструю рубаху, голову его венчал ослепительно белый пробковый шлем, в руке он гордо нес акваланг, зеленовато-голубого цвета, неразлучный спутник всех его путешествий. Джон — высокий, стройный парень, со светлыми волосами рыжеватого оттенка и с элегантно подстриженными усиками. На вид ему не более двадцати пяти лет. Женщины обычно говорят про таких "красивый малый" и не остаются равнодушными к их чарам. С лица Годдарда почти не сходит широкая улыбка. Он симпатичен и еще по-детски шаловлив. Юношеский оптимизм его поддерживается в значительной мере тем, что перед ним не возникает никаких серьезных проблем, особенно денежных. В этом он типичный американец.

Впоследствии Джон рассказал нам, что в детстве много болел: родители усиленно нежили его. Однако в пятнадцатилетнем возрасте он поклялся стать мужчиной, причем настоящим, и начал заниматься спортом, особенно — как и подобало жителю калифорнийского побережья — плаванием и подводной охотой. Окрепнув и поверив в свои силы, он стал сопровождать отца, известного исследователя П. Лунберга, прозванного Джеком Годдардом, в трудных походах по болотам Флориды и джунглям Никарагуа. Конец войны застал двадцатилетнего Джона летчиком-разведчиком американских военно-воздушных сил. После войны он возобновил свои занятия медициной и стал бы врачом, если бы страсть к путешествиям окончательно не овладела им. Ему удалось установить связь с Жаном Лапортом.

Как только Джон сошел с поезда в Сен-Лазаре, мы увлекли его в небольшой ресторанчик с низким потолком в Сен-Жермен-ле-Прэ, обычно посещаемый космополитически настроенной молодежью, которую не способен поразить нелепый вид этого заведения.

Утомленный десятитысячекилометровой дорогой, Джон ограничился рассказом о Голливуде. Он показал нам карточки своих приятельниц-кинозвезд. Мы получили возможность полюбоваться и самим Джоном в костюме подводного охотника, держащим за клешни огромного омара, только что вытащенного из морских глубин. Под конец мы наслаждались созерцанием роскошного шелкового знамени, которое передал Джону при отъезде президент клуба исследователей. На знамени зелеными и красными нитками вышита знаменитая каравелла "Сайта Мария", на которой Христофор Колумб открыл Америку.

У нас самое благодушное настроение. Мы решили приобщить Джона к французскому вину, но он отказался, сказав, что ему как мормону запрещены вино, табак, чай и кофе. Он потребовал только большой стакан молока со льда. В обычном парижском ресторане это невыполнимое требование, и Джону все-таки пришлось пригубить стакан вина. Насколько мне известно — единственный раз за все время его пребывания в винодельческих странах.

Стаканы молока, поглощаемые Джоном, стали предметом непринужденных шуток Жана Лапорта, который называл Годдарда "бэби-исследователем". Его шутки заставляли Джона каждый раз подскакивать на месте, и однажды он при этом едва не захлебнулся молоком.

Наши первые встречи изобиловали забавными неожиданностями. Особое своеобразие им придавало то, что оба моих товарища говорили только на своем родном языке. Я сам не очень силен в английском. Всякий раз, когда мне приходилось пускаться в подробное объяснение по поводу того, как обращаться с камерой или применять углеродистую серу, которая могла нам понадобиться в пути, я спотыкался на каждой фразе. Это, естественно, ничуть не способствовало ясности моих объяснений.

Джон с великим трудом вникал во всевозможные хлопоты и затруднения, с которыми мы сталкивались перед отъездом. Он грыз удила и ржал, как молодой конь, и мы решили отпустить его в Швейцарию. Какой-то журналист писал про него в "Нью-Йорк геральд", что "Годдард не может находиться по соседству с горой и не стремиться совершить на нее восхождение".

В Швейцарии он вскарабкался на Сервен и через несколько дней возвратился к нам несколько угомонившийся, преисполненный восхищения высокими горами Европы.

Мы ждали Джона, чтобы приступить к спуску суденышек на воду. Выбрали для этого Марну. В течение трех дней упражнялись в разборке, сборке и переноске лодок, постигали сложную науку обращения со снаряжением, а главное — управления каяками. Это было особенно необходимо нам с Джоном.

Наконец мы могли разобрать, сложить и увязать каяк в холщовый чехол за десять минут. Научились укладывать десяток мешков на двухколесную тележку и устанавливать палатку на любом грунте. Наша нарядная зеленая палатка с двойной крышей и пологом была просторной. В трех небольших мешках хранились складные кровати, необычайно легкие — по два килограмма каждая. Они сделаны из алюминиевых трубок и обладают множествам преимуществ, за исключением простоты сборки. Первые попытки собрать их происходили под аккомпанемент звучных проклятий Джона, который злился и клялся, что лучше вернется в Калифорнию, чем каждый вечер будет заниматься монтажом подобных кроватей. Однако Жан вовремя вмешивался и заканчивал сборку. В связи с тем, что я согласился исполнять роль повара экспедиции, в мое ведение поступила походная кухня — длинный резиновый чемодан с целым арсеналом кухонной утвари.

По возвращении с Марны узнаем приятную новость: "Мессажри маритим" уведомляла, что отплытие назначено на 20 сентября.

Мы готовы тронуться в путь. Плывем океаном в Момбасу, на восточном побережье Африки, оттуда летим в Руанца-Урунди, страну, на территории которой находятся истоки Нила [8].

За несколько дней добираемся до Кампалы в Уганде, где и оставляем свой основной багаж. Воспользовавшись грузовичком бельгийского коммерсанта, отправляемся на юго-запад. Дорога огибает озеро Виктория. Целый день едем по плато Уганды. Повсюду зеленеют плантации бананов. На следующий день по покрытой рытвинами дороге поднимаемся в нагорные долины, среди которых разбросаны серебрящиеся на солнце озера, питаемые горными источниками. Навстречу попадаются караваны больших грузовых автомобилей, на которых перевозят различные продукты, производимые в нагорьях.

Достигнув перевала на высоте 2550 метров, оказываемся на водоразделе Конго — Нил, вдоль которого и будем следовать дальше почти все время вплоть до истоков Нила. Отсюда открывается чудесный вид. Наш восторг умеряет только сильный ветер, поднимающий вихри черной пыли и пригибающий к земле низкорослые деревца. Чернокожие пастухи, завернутые в широкие плащи, стерегут небольшие стада коров. На горизонте вырисовываются конусы семи вулканов. К западу от перевала все зелено, резко выделяются только темные пятна отвесных скал и глубоких ущелий. На земле видны большие куски лавы и пласты вулканического пепла.

Косые лучи заходящего солнца освещают конические вершины вулканов. Сумерки очень коротки в экваториальных областях. Ночь наступает мгновенно. Тогда становится видно зарево Нирагонга, поднимающееся очень высоко в небо и озаряющее на большое расстояние горизонт. Это единственный действующий ныне вулкан на севере Руанды. Вулканы здесь рождаются один за другим и внезапно прекращают свою деятельность. В 1948 году, за два года до нашего приезда, местные жители е тревогой наблюдали образование нового вулкана. Потоки раскаленной лавы потекли по склонам горы и скоро достигли Киву. Вода в озере на расстоянии сорока метров от берега закипела, густое облако пара почти закрыло на несколько месяцев сияющую голубизну неба. Затем вулкан затих, и стали видны очертания кратера. Самая высокая вершина Руандского хребта — Каризимби — достигает 4500 метров. На пике ее почти все время держатся снег и лед, хотя гора и расположена на самом экваторе. Вулканы окружают озеро Киву со всех сторон. Его удобренные лавой берега покрыты пышной растительностью. Тут мы и разбиваем свой лагерь.

На заре над озером клубится легкий туман, окрашенный мягким светом первых солнечных лучей. Это поистине пейзаж в стиле Ватто [9]. Когда солнце поднимается над горизонтом, воды Киву принимают густо-синий цвет неба. Скалы, окружающие озеро, окрашены в зеленые и красные тона. Красный цвет — это цветущие деревья "эритрит-коралл", ветки которых напоминают кораллы. На них порхают, словно опьяненные обилием света и воздуха, проворные стаи маленьких птичек в ярком оперении. Время от времени они погружают в чашечки цветов свои тонкие изогнутые клювы и пьют нектар. Затем начинают опять весело кружиться в воздухе.

Отсюда, с берегов Киву, наш путь лежит в глубь Руанда-Урунди, к точке, отстоящей на восемьсот километров от озера. На этот раз счастье улыбается нам: удается остановить первую же следующую на юг машину. Садимся в грузовик, доверху набитый тюками материи и мешками риса. С этой странствующей вышки хорошо видны окрестности.

Места, по которым мы до сих пор двигались, были мало заселены, иногда даже пустынны. Зато теперь перед нами небольшая горная страна — одна из наиболее густо населенных в тропической Африке.

Вся земля возделана. На самых крутых склонах видны расположенные террасами поля. Среди них разбросаны хижины земледельцев.

На полях усердно трудятся люди. Мужчины и женщины в коротких набедренных повязках копают мотыгой землю, сажают горох и бобы — основные продукты питания здешних жителей. Журавли важно наблюдают за работающими, стоя на голенастых ногах.

Сухой сезон подходит к концу, скоро пойдут обильные осенние дожди, и земледельцы спешат подготовиться к этому периоду.

Дождливый сезон начался короткими освежающими ливнями, и благодатная вода омыла покрытые великолепными цветами деревья, которые растут в ложбинах между холмами. Это остатки некогда дремучих лесов Руанда-Урунди.

По дороге тянутся вереницы местных жителей, идущих на базар, находящийся порой за несколько десятков километров от деревни. Люди несут на головах целые пирамиды завернутых в циновки предметов, калебас [10] и корзин. Большинство этих крестьян — негры банту.

Попадающиеся то там, то здесь хижины обнесены бамбуковой оградой. На ночь за ограду загоняют скот. Вокруг разбиты небольшие плантации бананов.

Банту живут полигамными семьями. Каждая жена имеет отдельную хижину. Несколько хижин, занимаемых одной полигамной семьей, составляют крааль. Краали отстоят довольно далеко друг от друга и связаны между собой тропами.

Трудно объяснить жителям Руанда-Урунди, которые никогда не покидали своей округи, что такое Париж. "Эти два белых господина, — говорит им врач местного управления, — прибыли с другой стороны Ньянцы [11], чтобы познакомиться с вами. Они приехали с большого, большого холма, который называется Парижем. А этот, — врач указывает на Джона Годдарда, — дважды пересек Ньянцу, чтобы до вас добраться. Он живет на другом большом, большом холме, который называется Лос-Анжелос".

Удовлетворенные этим объяснением, земледельцы осматривают нас с головы до ног. Они особенно интересуются бородой Джона Годдарда, рыжий цвет волос которой их чрезвычайно поражает.

Врач, знакомящий нас с местными жителями, хорошо знает страну. Просим проводить нас в деревню к пигмеям, несколько групп которых сохранилось на севере Руанды. По крутой дороге, идущей по краю обрыва, добираемся до унылой возвышенности, утонувшей в тучах и исхлестанной шквалами дождя. Пигмеев предупредили накануне. Несмотря на плохую погоду, кое-как прикрытые тряпками и вымокшие до костей, они идут нам навстречу по узким тропам в зарослях.

Их собирается человек пятьдесят — мужчин, женщин и детей; во главе их вождь — маленький, седой, морщинистый, очень подвижной старичок, с ним его супруга, тоже вся сморщенная.

Кроме набедренной повязки из выделанной коры особого дерева, благородно опоясывающей его чресла, старый вождь пигмеев надел на себя европейский жилет, вернее его жалкие остатки, которым, однако, он чрезвычайно гордится. Нам хотелось бы сфотографировать вождя без этого маскарадного костюма, но уговорить его расстаться с жилеткой — дело отнюдь не легкое. Вскоре пигмеи начинают демонстрировать танцы, словно дошедшие до нас из глубины веков. Никаких музыкальных инструментов не слышно. Гортанные крики и главным образом глухая дробь голых пяток, ритмично ударяющих о землю, — таково звуковое сопровождение.

Покинув пигмеев, отправляемся дальше, в глубь страны. Первый город Руанды на пути к истокам Нила — Кигали, расположенный почти в центре страны. Я хорошо помню большую торговую улицу этого города, вдоль которой плотными рядами тянутся лавки индийцев. Лавки представляют собой узкие и темные клетушки, загроможденные невероятным количеством мешков, банок с различными продуктами, всевозможного старья и залежавшихся кусков материи. Неуместившиеся в лавках товары сложены грудой на тротуаре, являя взорам жителей все соблазнительные вещи, выставленные восточным старьевщиком.

В Кигали имеется и бурлящий жизнью рынок, куда стекается все окрестное население. Крестьянки, окруженные своим потомством, сидя на земле, продают бобы, лук, горошек, стручковый перец, сладкие бататы, яйца, калебасы, наполненные мукой из маниоки [12] или земляными орехами. В центре рынка, под сенью величественных деревьев, работают ремесленники. Один из них плетет амулеты в форме браслетов из шерсти жирафы и щетины бородавочника. Сидя на циновке и ловко придерживая шерсть и щетину пальцами ног, он руками очень искусно накручивает их на латунную проволоку. Местные красавицы с завистью смотрят на выставленные изделия ремесленника. Смогут ли они приобрести эти изумительные вещи, способные оградить от дурного глаза? Одна из них наконец решается. Она долго выбирает, затем уплачивает несколько мелких монет и быстро уносит приобретенное сокровище.

Другой ремесленник шьет сандалии из кусков старых шин. За тридцать франков можно купить великолепную пару.

Недалеко от него старик изготовляет набедренные повязки из коры. Куски коры предварительно обрабатывают, и они становятся эластичными как замша.

Группы женщин, одетых в нечто напоминающее тоги из роскошной красной материи, судачат в тени деревьев. У многих за спиной маленькие дети: они так хорошо завернуты, что видны только их лысые головенки со сверкающими глазками, с любопытством поглядывающими на толпу.

На рынке в Кигали можно встретить высоких и стройных женщин с коричневой кожей красноватого оттенка. Своими тонкими чертами лица они напоминают древних египтянок. Их пышные волосы тщательно уложены. Эти женщины драпируются в хлопчатобумажные белые и синие ткани, нередко с узором из маленьких красных звезд. Они с высоко поднятой головой медленно продвигаются сквозь суетящуюся толпу. Это ватуси.

Местный правитель и в Руанде и в Урунди называется мвами; он, как правило, чистокровный ватуси. С мвами Урунди Мамбутсой нам довелось познакомиться. Его резиденция находится на самом юге страны, в Китега. Мы отправились туда на грузовике из Усумбуры [13], довольно большого торгового города, расположенного на берегу озера Танганьики. Дорога наша шла в гору. Склоны были покрыты древовидными папоротниками и молочаем, ядовитым соком которого местные охотники смазывают наконечники стрел.

Дорога запружена стадами коров с огромными рогами. По тропинкам, спускающимся со склонов гор, гуськом идут крестьяне с ношей на голове.

Наступает ночь. В свете фар видны ощетинившиеся дикообразы, перебегающие дорогу. Опасаемся, как бы не проткнуть шины об их колючки и не застрять здесь надолго. Наконец благополучно добираемся до Китеги. Останавливаемся в Европейском клубе. В зале несколько негров с азартом играют в настольный теннис. Один из игроков — довольно толстый человек в спортивном костюме. У него очень правильные, тонкие черты лица, кожа шоколадно-коричневого цвета. Это Мамбутса, местный правитель Урунди.

Около него стоит худощавый высокий человек лет пятидесяти, с узким лицом. Он — в европейском костюме, который сидит на нем как на вешалке. Уступка моде! А жаль, ведь ватуси так живописно умеют облекаться в длинные куски материи неярких цветов и выглядят в таком наряде настоящими вельможами. Узнаем, что этот человек — дядя правителя.

Закончив свою партию, Мамбутса без церемоний подсаживается к нашему столу. Стаканы пива сменяются стаканами виски, течет оживленная беседа на две интересующие обе стороны темы: о Европе, с которой Мамбутса несколько знаком, и об Урунди, где он пользуется всеобщим уважением, но не обладает

реальной властью, гак как бельгийцы забрали в руки бразды правления страной. На следующий день Мамбутса заезжает за нами в клуб и везет в свой дворец. Он сам правит роскошной американской машиной, купленной на деньги его верноподданных. Несемся на большой скорости по дороге, обсаженной эвкалиптами. Вот и благоустроенная резиденция Мамбутсы. Уже в холле посетителя поражает внушительная коллекция дротиков. В гостиной развешены многочисленные портреты членов семьи правителя. На этажерке — подарки из Европы.

Опускаемся в глубокие и мягкие кресла, наши ноги покоятся на великолепных шкурах львов и пантер. Впервые в жизни находимся на приеме у монарха, о чьем "величии" достаточно говорят два миллиона его подданных и шестьсот тысяч бельгийских франков дохода.

Проехав тысячи километров по Восточной Африке, 2 ноября 1950 года достигаем наконец Кикизи, скалистого, почти пустынного плоскогорья, высота которого не превышает двух тысяч метров над уровнем моря. С возвышенности стекает несколько тоненьких ручейков, воды в них едва хватило бы садовнику для поливки сада. Это родники Казумо, самые дальние истоки Нила. На юг, вплоть до озера Танганьики, простирается конголезский склон горы Кикизи, покрытый густыми зарослями колючих растений. К северу тянутся области, через которые отныне мы будем двигаться на наших узеньких полотняных каяках до Средиземного моря,— это все бассейн Нила площадью три миллиона квадратных километров.

Сейчас мы находимся на достопамятном месте, скромно увенчанном пирамидой из белых камней, которую два десятка лет назад своими руками воздвиг немецкий путешественник Буркардт Вальдекер. Жан Лапорт, много лег ожидавший этого торжественного момента, едва скрывает свое волнение, жадно всматриваясь в окружающую панораму. Джон Годдард лихорадочно роется в мешке, достает кружку и... предлагает нам выпить воды рождающегося Нила. В течение долгих месяцев эта вода будет почти единственным нашим напитком.

Из родников Казумо, прямо у наших ног, вытекает тоненький ручей. Он сбегает каскадами по склону Кикизи, становится полноводным и образует реку Рувуву, что означает на местном языке "Река бегемотов". Она — главный приток Кагеры и несет свои обильные воды в озеро Виктория. На севере этого большого озера Нил появляется снова, на этот раз у Рипонского водопада.

Открытие истоков Нила принадлежит Буркардту Вальдекеру. В начале 30-х годов он задался целью изучить запутанную речную систему Руанда-Урунди и подняться к истокам Нила. Вальдекер был небогат, но упрям. В течение нескольких лет он ходил по стране, лазал по горам с мешком альпиниста за плечами, питаясь горошком, сладкими бататами и бананами, и наконец в 1938 году открыл знаменитые истоки Нила. Здесь, на крайней возвышенности Урунди, на расстоянии шести тысяч километров от Больших Пирамид он соорудил скромную горку из камней.

Родники Казумо находятся точно на 3°53' южной широты. Таким образом, они расположены примерно в четырехстах километрах к югу от экватора. От 4° южной широты до 34° северной, т. е. от родников до Дельты, Нил покрывает расстояние около шести с половиной тысяч километров. Это самая длинная река в мире.

Родники Казумо представляют лишь символическое начало нашей экспедиции. Теперь мы должны спуститься вниз по течению Нила в такое место, где бы каяки могли плыть. Мы решили отправиться в Какитумбу, пункт на границе Руанды. Чтобы попасть туда, снова приходится пересекать Руанда-Урунди сухопутным путем.

Пост Какитумба затерялся в густых зарослях. Рядом текут бурные воды Кагеры, берега которой покрыты роскошной тропической растительностью.

Наша главная забота в Какитумбе — постараться узнать что-либо достоверное о течении Кагеры. Пока нам известно, что это опасная река, перерезанная порогами, но мы не знаем, какие они и где расположены. Однако здесь никто не может нам помочь. Сами местные жители не рискуют пускаться в плавание по Кагере, во всяком случае по этому неспокойному ее участку. Итак, нам остается только строить догадки 10 ноября разбиваем лагерь на берегу реки. 11 ноября, в час дня, когда у Триумфальной арки трубят зорю, спускаем на воду свои каяки и устремляемся навстречу неизвестности.

О том, что случилось на Кагере, читателю уже известно.