По острию любви

Глава 10

Телефон завибрировал в кармане, когда я возвращалась из кухни в зал.

Всё внутри напрягается. Звонить мне в такое время, а шёл уже двенадцатый час ночи, никто не должен был.

Если только брат. А если это звонил именно он, то однозначно что-то случилось.

Трясущимися руками вытаскиваю сотовый, и дыхание обрывается.

На дисплее горит «Брат».

— Да, Жень? Что случилось? Ты в порядке? — вопросы сыплются из меня как из рога изобилия.

— Юль, тут люди пришли и требуют открыть, — почему-то шепчет брат.

— Какие люди? — хриплю я, чувствуя, как у меня резко слабеют не только ноги, но и всё тело. Приходится даже прислониться спиной к стене, чтобы удержать равновесие и не рухнуть бесчувственным телом тут, в коридоре.

— Кажется, с полиции и опеки, — я слышу панику в голосе брата.

— Подожди… — мысли мечутся как бешеные. — Почему они вообще что-то требуют?

У нас была с братом чёткая договоренность — пока я работаю в ночную смену, он сидит дома тихо, как мышка. Не подходит к двери, даже если будут звонить, и уж тем более никому не отвечает, тем самым давая понять, что он один находится в квартире.

— Юль, прости меня… Когда позвонили, я же думал, что это Ванька… — жалобно тянет брат, чуть ли не плача. — Ну и спросил, кто там…

— Какой Ванька, Жень?! — практически ору.

— Друг, он живёт в нашем подъезде, и мы…

— Так, стоп! — обрываю его резко.

Я это и потом могу послушать, что там за друг такой нарисовался, о котором я ни сном ни духом. И почему этот самый друг должен был припереться к нам ночью.

— Давай про полицию и опеку, — требую от него подробностей, которые меня интересуют больше всего.

— Короче, в дверь постучали. Я спросил, кто там, думая, что это Ваня. А там оказались взрослые. Они сказали, что из опеки и что с ними полиция. Сказали, чтобы я позвал тебя. А я…

Зажмуриваю крепко глаза.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Почему они пришли именно сегодня?! Ни вчера или позавчера, когда я была бы дома.

Да и вообще, почему они пришли к нам?

— И что ты им ответил? — хриплю я, открывая глаза и направляясь в сторону раздевалки, чтобы взять сумочку и нестись домой.

Про работу я уже не думаю. Мне нужно как можно быстрее бежать домой. Даже если меня уволят, это не так страшно, как если у меня заберут брата. А его запросто могут забрать сегодня, если поймут, что Женька ночует дома один, а я где-то шляюсь. А ведь именно так они и подумают.

— Я сказал, что ты пошла в магазин за хлебом, придёшь минут через пятнадцать.

Немного выдыхаю, но ненадолго, пока не слышу в трубке от брата:

— Они сказали, если ты не появишься в течение пятнадцати минут, они будут вскрывать замок.

От ужаса еле дышу, но начинаю ускоряться.

Я должна успеть добежать, пока эти пятнадцать минут не прошли. Возможно, они блефуют и просто запугивают так, но рисковать не могу.

— Я сейчас прибегу, — забегая в раздевалку, переобуваюсь в свои балетки, потому что бежать на каблуках не вариант. — Жень, только не вздумай им открывать, ты понял? — хватаю сумочку и несусь к двери, около которой на полной скорости впечатываюсь в своего начальника.

— Денис Алексеевич, мне срочно нужно домой, — быстро тараторю я, отступая от мужчины. — Я вам потом всё объясню…

Пытаюсь обойти его, но он закрывает собой весь проход.

— Что случилось? — требовательно басит он, даже не думая сдвигаться, чтобы пропустить меня.

— У меня проблемы… дома, — голос садится, а к глазам подступают слёзы. — Большие! Да дайте мне уже пройти! — чуть ли не кричу, когда вижу, что Громов так и продолжает стоять истуканом.

Из-за пелены слёз не могу понять выражение его лица.

— Поехали! — отрывисто говорит мужчина, после чего разворачивается и начинает двигаться.

— Куда… поехали? — в первую секунду я даже теряюсь, быстро моргая, чтобы вернуть себе чёткость зрения.

Я уже ничего не понимаю.

— К тебе домой, раз у тебя там какие-то проблемы, — он даже не сбавляет шага, бросая эти слова мне через плечо.

Я махом отмираю.

Поехали — это же означает машину, правильно? Значит, он меня довезёт до дома?

И получается, что я уже через пять минут буду на месте. Тогда уж точно никакого вскрытиязамка.

Появляется какая-то надежда, что всё будет хорошо.

Отмираю наконец-то и бегу за Громовым.

Мы выходим из здания через чёрный вход и идём быстрым шагом к машине. Мужчина по пути набирает кого-то по сотовому и отрывисто говорит, что он и я уехали без каких-либо дальнейших объяснений.

Как только авто начинается двигаться, раздаётся вопрос от Громова, произнесённый спокойным, но твёрдым тоном:

— Что случилось? — он смотрит прямо на дорогу, увеличивая скорость.

Приходится ему коротко рассказать. Так как все на работе в курсе моей ситуации, думаю, что и он тоже, так зачем скрывать, с какого перепуга я так резко убежала с работы.

— Понятно, — произносит одно-единственное слово после того, как я замолкаю, обхватывая себя руками за плечи.

Только сейчас поняла, что крупно дрожу. Настолько сильно, что даже мужчина замечает это, несмотря на то, что в салоне достаточно темно.

Чувствую, как он смотрит на меня, отвлекаясь от дороги. Его взгляд чуть ли не прожигает мне щеку. Хочется даже провести рукой по ней, чтобы снизить градус.

Господи, Юля!

О чём ты только думаешь в такой ужасный момент. У тебя вот-вот могут брата забрать, а ты…

Чувствуя странную вину за свои так не вовремя проскальзывающие мысли о том, как на меня действует этот мужчина, торопливо отворачиваюсь в сторону окна, за которым мелькают дома, мимо которых мы достаточно быстро едем.

С облегчением выдыхаю, когда заезжаем к нам во двор.

Кажется, даже машина ещё не остановилась, а я уже распахнула дверь и вылетела, рванув к подъезду, не обращая никакого внимания на сдавленное чертыханье за спиной, а потом и сердитый мужской окрик.

По всему подъезду раздаются сердитые голоса и стук в дверь.

Буквально взлетаю на третий этаж и вижу четверых взрослых незнакомых людей. Замираю на последней ступеньке.

Запыхавшись от быстрого бега, жадно глотаю воздух, стараясь успокоиться.

Но паника и ужас заполняют каждую клеточку тела, когда замечаю недовольные и осуждающие лица двоих мужчин и двух женщин. Трое в штатском, как принято говорить, а вот один в полицейской форме.

— Добрый вечер, Юлия Николаевна, — язвительно начинает говорить самая старая из них, «сканируя» меня злым взглядом. — Или уместнее будет сказать доброй ночи. Хотелось бы знать, как так получилось, что несовершеннолетний ребенок находится совершенно один в двенадцать часов ночи, пока его официальный опекун где-то гуляет?

Тяжело сглатывая, делаю шаг вперёд.

Судя по настрою этой женщины, да и лицам остальных, чего уж скрывать, мои опасения, что у меня сегодня всё-таки заберут Женьку, совершенно точно претворятся в жизнь в самое ближайшее время. Я даже рта не успеваю открыть, как мужчина в полицейской форме произносит, не скрывая в голосе скептицизма:

— Вы тоже, как и ваш брат, будете утверждать, что ходили в магазин за хлебом?

— Здравствуйте, — максимально вежливо произношу я, хотя голос немного дрожит. — Я действительно пошла за хлебом в круглосуточный магазин, который находится на соседней улице.

Благо, что в этом вопросе они не смогут поймать меня на лжи. Такой магазин действительно работает круглые сутки в десяти минутах ходьбы от нашего дома.

— Признаю, я не должна была так поздно оставлять Женю одного, но…

— Да бросьте рассказывать нам сказки, — презрительно перебивает меня та, что первой начала говорить. — Здравомыслящая и нормальная девушка, — с каким же удовольствием она интонацией выделила слово «нормальная», — никогда так поздно не пойдёт в магазин, да ещё и одна.

— Так она не одна пошла, — внезапно раздаётся позади меня голос, который заставляет вспомнить, что вообще-то я приехала сюда с попутчиком.

Лица у всех четверых вытягиваются, когда они перемещают взгляды мне за спину.

Я тоже оборачиваюсь.

Громов довольно неторопливо поднимается по ступенькам. Дойдя до меня, замирает позади и укладывает обе руки мне плечи.

Чувствуя ком в горле, снова смотрю на этот нежданный квартет.

Поступок мужчины меня не просто удивил, он ввёл меня в ступор.

Жест мужчины словно говорит, что я под его защитой.

— Мы можем войти в квартиру и поговорить там? — скривившись, спрашивает полицейский. — Хотелось бы всё-таки прояснить кое-какие моменты.

Я лишь киваю, выдвинувшись к двери.

Без рук Громова, исчезнувших сразу же, как только я сделала первый шаг, становится как-то холодно и неуютно.

— Жень, открывай. Это я, — стучу костяшками пальцев по двери, уверенная, что брат находится в коридоре, стараясь услышать, что происходит на лестничной площадке.

Дверь резко и широко распахивается.

Женька виновато, но в то же время облегчённо смотрит на меня. Отступает назад, а я прохожу вперёд. Остальные следуют за мной.

И как только за последней женщиной закрывается дверь, все незваные гости разом начинают говорить.

От неожиданности я теряюсь, чувствуя, как Женька испуганно прижимается ко мне, стоя за моей спиной.

Поднимается такой гомон, что хочется зажать уши.

Я половины не понимаю, растерянно переводя взгляд то на одного, то на другого. Кажется, меня обвиняют в том, что я безответственная и что шляюсь где-то по ночам с непонятными лицами, видимо, имея ввиду Громова. Даже угрожают, что заберут брата и составят какой-то акт.

— Послушайте, — Громов даже голоса не повышает, но произносит одно-единственное слово так жёстко и твёрдо, что все разом замолкают и переключают внимание на него. — Мы разговаривали с Юлей по телефону, когда она упомянула, что закончился хлеб, а значит, завтракать придётся без него. Я был недалеко и предложил проводить её до магазина. Если уж кто и виноват, то только я, что она ушла. И давайте начистоту: её брат не пятилетний ребенок, которого опасно оставлять одного в квартире буквально на двадцать-тридцать минут.

— Я… никуда не поеду, — надломлено шепчет брат, но все его прекрасно слышат. — Юль, не отдавай меня… им… — чувствуется, что Женька на грани истерики.

— Юля, уведи брата и успокой его, — невозмутимо говорит Громов мне. — А я пока поговорю с представителями органов власти.

У меня даже мысли не мелькает о том, чтобы его ослушаться.

Пихаю брата в сторону комнаты, слыша возмущённые выкрики за спиной:

— Мужчина, да что вы себе позволяете?!

— Кто вы вообще такой?!

Последнее, что удаётся расслышать, это всё такой же спокойный тон Громова, интересующегося у гостей:

— Наверное, мне всё-таки стоит позвонить адвокату и…

Окончание предложения я не услышала, так как в этот момент закрыла за нами с Женькой дверь.

— Юль, прости меня. Я обещаю… я больше никогда… — брат еле говорит, трясясь от страха. В глазах слёзы.

Смысла ругать его сейчас нет никакого. Хотя и хочется. О, как же хочется наорать на него, а ещё лучше — дать подзатыльник, чтобы своими необдуманными и глупыми поступками не подставлял нас так.

Впрочем, чего уже думать об этом. Всё самое плохое уже произошло, так что…

Я просто обнимаю его, крепко прижимая к себе и гладя по голове.

Я единственная опора и поддержка брата. Надеюсь, что у меня получится воспитать его так, чтобы когда-нибудь и он стал мне тем плечом, на которое я смогу в любой момент опереться.

— Тише, Жень. Никто тебя не заберёт у меня, — бормочу торопливо, крепко зажмуриваясь, чтобы не показать ему, как сама близка к тому, чтобы разреветься.

Я в это не особо верю, но приходится уверенно лгать, чтобы брат успокоился и не дрожал так сильно.

Господи, пожалуйста, пусть у Громова получится как-то с ними договориться!

Женька постепенно перестаёт трястись, а меня вот уже по какому кругу за этот вечер начинает колотить. Сейчас это выглядит так, словно я забрала на себя дрожь брата.

Я продолжаю говорить что-то успокаивающее, совершенно не прислушиваясь к тому, что творится в коридоре. Даже не понимаю, сколько времени проходит, прежде чем слышу громкий стук захлопнувшейся входной двери.

Резко замолкаю, после чего, выпустив брата из своих объятий, с недоумением смотрю в сторону комнатной двери.

Она открывается, и на пороге появляется Громов.

Тяжёлым, нечитаемым взглядом осматривает нас с братом.

— Они ушли, — отрывисто говорит мужчина, заходя в комнату.

— Как… ушли? — на выдохе растерянно задаю вопрос я, жутко смущаясь от его взгляда, остановившегося на моём лице. — Совсем ушли? — мой голос полон надежды.

— Сегодня совсем. Но не факт, что это не повторится, что они снова не придут так поздно в любой ближайший день, чтобы проверить тебя. Ладно, мне уже пора, — мужчина разворачивается и собирается уходить.

Он выглядит так, словно ему не терпится сбежать отсюда.

— Подождите… — я устремляюсь за ним, уже вообще ничего не понимая.

Хочется услышать немного больше того, что он выдал.

— Денис Алексеевич, да постойте вы! — уже в коридоре хватаю его за руку, пытаясь притормозить его.

Меня чуть ли не пригвождает к полу полыхающий чернотой взгляд Громова.

Быстро убираю свою руку от его руки, настолько меня пугает та буря, которая зарождается в его глазах.

— Я хотела поблагодарить вас… — невнятно лепечу, уже даже не мечтая о том, чтобы узнать подробности.

— Не стоит, — сквозь стиснутые зубы цедит он. — Завтра в три часа дня жду тебя на работе. Поговорим о том, как теперь ты будешь работать. И… — пауза, от которой по всему телу пробегают мурашки. — Будешь ли.

Растерянно хлопаю глазами. Смысл его последних слов с трудом доходит до меня.

А когда доходит, что это такой жирный намёк на моё увольнение, он уже доходит до двери и открывает её.

И тут же застывает, так как на пороге стоит гостья, от вида которой мне становится до трясущихся коленок страшно.