По памяти и с натуры - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Виктор Ефимович Ардов (ВЫЛЕЧИЛА) #8

ВЫЛЕЧИЛА

Комедия в одном действии

Действующие лица:

Евдокия Степановна Чесова — солидная, тучная особа, страдает одышкой, 57 лет.

Анна Егоровна Метелкина — ее приятельница, худая, остроносая, подвижная, невысокого роста, 48 лет.

Люба — дочь Анны Егоровны, похожа на мать, 18 лет.

(Создавая грим Анны Егоровны и Любы, надо за основу взять лицо исполнительницы роли Любы и гримировать исполнительницу роли Анны Егоровны так, чтобы сходство матери и дочери было заметно. Если сделать наоборот — то есть подправлять внешность Любы, — будет утрачена естественность в ее чертах: грим молодой девушки не терпит больших добавлений.)

Саша — худой, нескладный юноша, близорук, носит очки с толстыми стеклами, 20 лет.

Капитолина Назаровна (баба Капа) — знахарка, бывшая монашка со всеми манерами людей этого типа: сладкоголосая, приторно-услужливая; однако, рассердившись, делается наглой и грубой; очень хитра; опытная шарлатанка, давно уже кормится, мороча своих пациентов, 65 лет.

Михаил Михайлович Куприянов — майор медицинской службы, врач, 37 лет.

Действие происходит в городе в наши дни.

Обычная комната. Обеденный стол и буфет, стулья, диван. Две двери-в переднюю и в спальню. Окна замерзли: зима. На стене копия картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». За столом Чесова и Метелкина.

Чесова. Еще чашечку, Анна Егоровна?

Метелкина. Погодя если… Да-а-а… А вчера-то всенощную у Николы служил отец Гавриил. Очень красиво служит. Благолепно так. Оно, конечно, и наш настоятель отец Сергий тоже ему не уступит.

Чесова (рассеянно). Да-да-да…

Метелкина. А хор в соборе — это что ж такое? Ну куда там твой театр! Один там есть бас, так он как возьмется… как возьмется… Прямо стены дрожат!

Чесова. Да-да-да…

Метелкина. Что — да-да-да? Ты меня не слушаешь!

Чесова. Прости за ради бога, Анна Егоровна, уж очень мне тревожно.

Метелкина. За внука беспокоишься? Ничего, выздоровеет.

Чесова. Сама виновата — застудила младенца.

Метелкина. Ну, уж и ты!

Чесова. Одна я. Ведь как родители-то его уехали…

Метелкина. Да, куда это дочка твоя да зятек покатили?

Чесова. Он — в командировку, в Москву. А Клаша уже при нем — в отпуск. И купить кой-чего надо и побывать хочется в столице.

Метелкина. Жалко, я не знала. Лампадного масла бы мне твоя дочка привезла. Так бедствую лампадным маслом.

Из-за кулис доносится плач младенца.

Чесова. Вон, опять плачет. Ты уж извини, Анна Егоровна, я на минуточку к нему.

Метелкина. Ступай, золотая моя, ступай, миленькая.

Чесова (уходя). Кушай чай, Анна Егоровна, медку себе возьми. (Уходит.)

Метелкина. Спасибо, спасибо, ты уж не беспокойся. Сытая я, очень даже сытая. (Едва только Чесова ушла, принялась быстро есть мед прямо из банки.)

Телефонный звонок.

Голос Чесовой. Анна Егоровна, сделай милость, подойди к телефону!

Метелкина. Ну-к что ж, сей минут. (Подходит к телефону, берет трубку.) Слушаю вас… Нету, нету, не Евдокия Степановна говорит… Так… Посторонняя одна гражданка… Нет, еще не приехали… И Клавдию Ильиничну и Николая Петровича ждем дня через три… Мальчик?.. Кхм… Мальчик у нас ничего, поправляется… Не знали, что заболел?.. А кто это со мной рассуждает?.. Куприянов?.. Какой же это Куприянов?.. Ах, знают здесь?.. Ну, ладно. Всего вам хорошего, товарищ Куприянов… Что, что?.. Насчет младенца?.. Это уж как вам будет угодно… До свиданьица вам… (Кладет трубку.)

Входит Чесова.

Чесова. Кто звонил, Анна Егоровна?

Метелкина. Какой-то, говорит, Куприянов.

Чесова. А… Это зятя моего, Николая Петровича, дружок.

Метелкина. Интересовался, как здоровье младенца.

Чесова (встревоженно). Откуда ж он знает, что Вовочка заболел?

Метелкина. А вот знает.

Чесова. Между прочим, Куприянов дам доктор.

Метелкина. А ты на доктора не надейся. Уж лучше, чем наша баба Капа, никто не лечит!

Чесова. Кто-кто?

Метелкина. Ну, старушка одна. Капитолина Назарьевна, баба Капа. Вот даден ей такой дар, что какую хочешь болезень отведет враз! И не то чтобы там бесовским наваждением, наговорами или зельями какими. Боже упаси! Баба Капа у нас такая приверженная к церкви. Сама бывшая монашка, и средства у ней все такие церковные, богобоязненные: святой водой опрыснет, просфоры даст надкусить во благовременье, ниточку наденет из ризы, стало быть, от святых мощей. И всякую болесть как рукой снимет.

Чесова. Я уж и не знаю, чего теперь делать? Что же чаю, Анна Егоровна?..

Метелкина. Благодарствуй, Евдокия Степановна, упилась я уже, полностью упилась. Ну еще одну чашечку налей все-таки. (Подставляет Чесовой чашку.)

Чесова (наливая чай). Ну муженек-то твой как?

Метелкина. А что ему делается? Как был старшим кондуктором, так и работает. По молитве моей ему теперича премию дали.

Чесова. По молитве?

Метелкина. Ага. Сколько я поклонов била, чтобы, значит, у него никаких аварий не было, чтобы из графика не выбивался и чтобы план тонно-километров сподобил бы его господь-бог выполнить полностью!

Чесова. Да-да-да.

Метелкина. Ну и внял господь, стало быть: премию моему Кузе отвалили и благодарность.

Чесова. Это хорошо. Еще чайку?

Метелкина. Нет, благодарствуй. Примета плохая: тринадцатую чашку я сегодня не стану пить. Как дюжину выпиваю, то, стало быть, стоп!

Чесова. Ну тогда ладно. А дочка твоя как?

Метелкина. Любочка-то? Растет дочка. Выросла уже. Вот и замуж пора…

Чесова. Да-да-да, насчет женихов нынче трудно.

Метелкина. Правда, крутится вокруг Любочки один парнишка — не такой чтобы ответственный или там богатый, но, безусловно, он ее любит без обману.

Чесова. И что же?.. И с богом, пускай выходит за него.

Метелкина. Я ей так сказала: ладно, выходи за этого, за своего за Сашку. Но только без церковного венчания и думать не смей!

Чесова. А она что?

Метелкина. Любочка-то? Да она у меня послушная девочка, даром что такая вострая. Она говорит: «Мне и самой, мамаша, охота покрасоваться, во всем невестинском наряде и при фате. Только вот беда: Сашка у нас ярый комсомолец, трудно будет его уговорить, чтобы он в церковь пошел».

Чесова (рассеянно, явно прислушиваясь к тому, как ведет себя внук в соседней комнате). Да-да-да…

Метелкина. А я — ей: без обряда и думать не смей! Прокляну, из дома выгоню!

Чесова. Да-да-да…

Метелкина. И в самом деле, ты подумай, Евдокия Степановна, каково мне будет показаться на глаза отцу Сергию, ежели моя родная дочь вступит в брак без его благословения, а?

Чесова. Да-да-да…

Метелкина. Ты опять ничего не слушаешь!

Чесова. Прости меня, показалось, что он ворочается.

(Уходит в соседнюю комнату.)

Метелкина, подумав немного, наливает себе чай сразу в две чашки и пьет с медом из обеих. Затем вытирает пот, расстегивает ворот кофточки, наливает еще одну чашку и через силу пьет. В передней раздается звонок. Вздрогнув от неожиданности, Метелкина роняет чашку. Звонок повторяется. Метелкина отставляет от себя мед и прибирает на столе.

Голос Чесовой. Анна Егоровна, сделай милость, открой дверь.

Метелкина. Сейчас, сейчас, золотая моя, сейчас, сейчас! (Резко поднимается, суетливо бежит к двери.)

Голос Любы. Простите, здесь живет Чесова Евдокия Степановна?

Голос Метелкиной. Здесь, здесь…

Голос Любы. Мама! Тебя-то мне и надо!

Голос Саши. Здравствуйте, Анна Егоровна.

Голос Метелкиной. Любаша?! И Сашок с тобой? Ну молодцы, ну идите сюда!

Голос Любы. Мы раздеваться не будем.

Входят Метелкина, за ней — Люба и Саша в зимней одежде. Близорукий Саша по пути натыкается на стул и роняет его. Метелкина вздрагивает.

Люба. Мама, у нас билеты в кино, а в квартире никого нет!

Метелкина. Ну что ж, ступайте, дорогие мои. А я тогда — домой. (Перехватила влюбленный взгляд Саши.) Дочка, подь сюда на минуточку… (Отходит в угол.)

Люба (идет к матери). Чего тебе?

Саша деликатно отворачивается, берется за книги, расставленные на этажерке.

Метелкина. Любаша, ты помнишь, что тебе мать говорила?

Люба. Я же тебе сказала: да!

Метелкина. Парни — они народ напористый. Ты и ахнуть не успеешь, как в загсе побываешь, а то и без загса…

Саша уронил книгу, Метелкина вздрогнула.

Люба. Ну неужели тебе не хватает времени дома мне про это объяснять?

Метелкина. Ой, Любочка, мать тебе добра желает, а ты…

Люба (отошла от матери). Потом, потом, мама. Саша, не опоздаем мы?

Голос Чесовой. Это кто там пришел, Анна Егоровна?

Метелкина. А это Любочка моя зашла за мной, дочка.

Люба. Здравствуйте, Евдокия Степановна!

Голос Чесовой. Здравствуй, Любаша. Анна Егоровна, зайди ко мне сюда.

Метелкина. Сейчас, золотая моя, сейчас, сейчас.

(Быстро уходит.)

Люба. Только ты поскорее, мама. Ну вот увидишь: обязательно опоздаем!

Саша. Ничего, успеем. Какие здесь хорошие книги есть! Кто здесь живет?

Люба. Не знаю, кажется, маминой подруги сын или зять. Инженер он, что ли. Тебе, конечно, все равно, что мне очень хочется посмотреть этот фильм?

Саша (приблизился к ней). Ну, Любочка, ну за что же ты сердишься? Я взял билеты…

Люба. Не трогай меня вообще.

Саша (грустно). Вчера ты была такая ласковая, а теперь…

Люба. И очень жалею, что была ласковой!

Саша. Ты меня не любишь, я вижу… (Отошел, уронил стул.)

Люба (скрывая смех). Тебе, знаешь, куда надо идти? В цирк, жонглером. Жонглер вот так бросает сразу восемь мячей и все их ловит. Как ты. (Смеется.)

Саша. Нет, ты меня не любишь!

Люба. А если бы ты меня любил, ты бы старался поскорее со мной повенчаться!

Саша. Да хоть завтра идем в загс!

Люба. Что это за свадьба в загсе? Нет, мы с тобой в церкви будем венчаться!

Саша. Любочка, пойми: я же комсомолец!

Люба. Если кто кого любит, то не считается ни с чем, чтобы соединиться со своим предметом. Так даже в книгах пишут.

Саша. Нет, Любочка, это ты меня, наверное, не любишь, не хочешь, чтобы мы всю жизнь были вместе, вот и придумываешь такое, чего я не могу сделать ни в коем случае!

Люба. Ах, «ни в коем случае»?! Хорошо, запомню! Я тебя прошу о таком пустяке, и то ты мне отказываешь.

(Неумело симулирует слезы.)

Саша. Это не пустяк. И зачем тебе это нужно? Ты что — верующая?

Люба. В общем не очень. Но разве я могу огорчить маму?! Мою дорогую мамочку, которая так меня обожает, так заботится обо мне.

Саша. Да пойми ты…

Люба (зажала уши). Не хочу понимать! Не желаю! Не буду понимать!

Метелкина, которая давно уже подглядывала из-за двери, входит в комнату.

Метелкина (Чесовой, в другую комнату). Сей минут пошлю я за ней. Раз уж такое дело, каждая секундочка дорога. Любаша, я тебе что скажу…

Люба. Не хочу слушать! Не буду! Не буду!

Метелкина (подошла к дочери, отняла ее руки от ушей). Да с тобой мать разговаривает, а не твой кавалер!

Люба. Я думала, это Сашка…

Саша деликатно отошел в сторону.

Метелкина. Потом, потом разберетесь. Ребеночку-то все хуже делается. Надо сей минут позвать к нам бабу Капу — ну Капитолину Назарьевну.

Люба. Вон Саша сейчас сбегает.

Метелкина (вполголоса, оглянувшись, не слышит ли Саша). Да ты в уме ай нет, Любка? Чтобы я позволила этому комсомольцу узнать, где проживает Капитолина Назарьевна, где она страждущих облегчает, где у нее все средствия ее хранятся?! Да не будет этого ни в жисть!

Люба. Мама, мы же в кино опаздываем!

Метелкина. Ну и опоздаете разок, а то и вовсе не пойдете! Слава тебе господи, дня нету, чтобы ты по этим кинам не бегала! Сей минут ступай к бабе Капе и веди ее сюда. Скажешь: парнишка застудился дюже! Поняла?

Люба. Кошмар! Саша, обожди меня здесь, мне надо срочно в одно место по одному делу…

Саша. Хорошо, Любочка.

Метелкина. А он у нас не заскучает: ишь ведь какой книгочей, а тут этого добра не то что на полчаса — на всю жизнь хватит! Читай, молодой человек, не стесняйся, читай! Да ты пальтишко-то сними, тут хорошо, тепло…

Люба (застегивает пальто и идет к выходу). Я очень скоро, Сашенька. (Убегает.)

Саша, сняв пальто, взялся за книги.

Метелкина (уходя к Чесовой). Ну направила я туда Любочку. Сейчас приведет она бабу Капу. Да ты не тревожься, золотая моя, господь милостив, обойдется все.

Саша (опустил книгу, задумался, вздохнул). И за что она меня так мучает? «В церкви»! Разве я смогу в глаза ребятам смотреть, если я в церкви повенчаюсь?! Ой! Срам какой! Вот так комсомолец! А что Вера Павловна скажет — моя учительница?! А дядя Сережа? Он старый член партии, еще в молодости сам занимался антирелигиозной пропагандой. Нет, я не могу! Уж лучше я прямо скажу Любе: раз так, давай расстанемся; хотел я всю жизнь пройти с тобой рядом, но, видно, не судьба. Прощай, не поминай лихом! Желаю тебе счастья, Любочка, пусть на твоем пути встретится хороший человек, который… с которым… которому… я руки-ноги переломаю, если он только подойдет к тебе! Не хочу я расставаться с ней! Что же делать? Что делать?! (Рванулся, уронил большую кипу книг.)

Метелкина (заглянула в комнату). Чего ты тут бьешь? Что крушишь?

Саша. Я не крушу. Я сокрушаюсь.

Метелкина. О чем это?

Саша. Очень уж у вас, Анна Егоровна, дочка требовательная.

Метелкина. А как же иначе? Вот, бог даст, женишься на ней, сам будешь радоваться, что моя Любочка такая из себя строгая.

Саша (вздыхая). Я и сейчас радуюсь, только мне грустно.

Метелкина. Может, ты жениться не собираешься?

(Пытливо вглядывается в Сашу.)

Саша. Кто? Я? Да я каждый день ей говорю: «Люба, пойдем в загс!»

Метелкина. И правильно!

Саша. А она что? «Без церкви, говорит, и не думай!»

Метелкина. Правильно.

Саша. Как же я могу идти в церковь, когда я комсомолец?!

Метелкина. Ну и что?

Саша. Да это противно моим убеждениям!

Метелкина. Ишь ты!

Саша. Да-да, я, как разумно мыслящая личность, как атеист, наконец, как член Союза Коммунистической Молодежи, категорически отвергаю религиозные предрассудки.

Метелкина. А ты отвергай на службе. На службе все отвергают.

Саша. Поймите: таковы мои убеждения!

Метелкина. А ты повенчайся, а потом обратно держись своих убеждений.

Саша. Как я буду в глаза смотреть товарищам, если пойду в церковь?! Чтобы я, будучи комсомольцем и стоя на позициях материалистической теории… Вы когда-нибудь слышали о диалектическом материализме?

Метелкина. А как же? Не помню только, кто это мне про них говорил, только сказывали, что очень симпатичные личности.

Саша. Кто?

Метелкина. А оба они: и товарищ Диалектический и товарищ Материалистический.

Саша. Это — не личности! Это — философская система. Если хотите, я и вам и Любочке все подробно объясню и про материализм и про то, как надо понимать некоторые явления природы.

Метелкина. Вот женишься ты на Любаше, будем жить все вместе, тогда я тебя и послушаю. А если хочешь, чтобы оно скорее вышло, не артачься лучше: сыграем свадебку, и так-то нам всем хорошо будет.

Саша. Не будет мне хорошо, если пойду в церковь!

Метелкина. Разве мы не понимаем, что тебе не положено венчаться? Мы отлично даже понимаем. И мы тебя под удары выставлять не будем. Зачем? Мы тебя тихонечко обкрутим вокруг аналоя, даже сам не заметишь. У нас отец Сергий, он очень в теперешних делах хорошо разбирается. Придешь ты по секрету в церковь вечером, когда то есть ни одной души не будет. А Любаша с другой стороны подойдет, фату уже в церкви наденет, шафера у нас будут свои, причт — свой; никто тебя сроду не выдаст. Ты и оглянуться не успеешь, а над тобой уж и венец подержали, и «Исайя, ликуй» пропели, и выйдешь ты по всем статьям женатый человек. Вот так, сыночек.

Саша. Да зачем вам это надо?

Метелкина. А зачем тебе надо без венчания? Стало быть, какой человек во что верует, того и желает!

Саша. Но ведь я неверующий. И Люба неверующая.

Метелкина. Это кто же тебе сказал, что моя дочь неверующая?

Саша. Она сама сказала, что только для мамы венчаться хочет, то есть для вас.

Метелкина. А я для нее хочу, для Любы. Все ж таки церковное венчание покрепче ваших расписывании. Захочешь уйти, да не сумеешь.

Саша. Куда уйти? Неужели вы мне не верите, что я люблю вашу дочь?

Метелкина. Верю. И — главное — она тебе верит. А так-то оно выйдет покрепче. Ты не упрямься, сынок…

Саша. Поймите же, что я марксист. Я стою на позициях материализма!

Метелкина. Ну, тогда и женись на своем материализме!

Голос Чесовой. Анна Егоровна, пойдите-ка сюда.

Метелкина. Иду, золотая моя. (Саше.) Вот так, сыночек, подумай еще. (Уходит.)

Саша. Ну что мне теперь делать?! Я прямо скажу Любе, что я… что я… что я не знаю, как мне быть! Нет, я ей все-таки скажу: «Любочка, ну я тебя умоляю, не требуй ты от меня!» Она, конечно, поймет меня и ответит мне… Как она мне ответит?.. Ой, она мне не то ответит. Тогда что же? Тогда, выходит, опять-таки я должен порвать с ней, как с социально неустойчивым… то есть морально неустойчивым… то есть нет, с идеологически неустойчивым элементом. Хорошо, я порву. Я ей скажу: прощай, Люба, помни, что ты ранила мое сердце на всю жизнь. Мое сердце кровоточит и будет кровоточить всю жизнь! Вот! Я скажу: я отступаюсь от тебя, потому что ты… (Задумался.) А почему я отступаюсь? Я не должен отступать! Я, как активист и борец за материализм, должен убедить ее. Может быть, лучше даже притвориться, что я согласен с ней? Так, так, так. Может быть, даже сделать вид, что я целиком и полностью иду ей навстречу. Может быть, повенчаться, конечно, по секрету в церкви, а потом начать среди Любы и среди мамы антирелигиозную пропаганду на глубоко научных основах? А? А что? Это правильная идея. Во-первых, тогда я не теряю Любочки, во-вторых, мне впоследствии выразят благодарность за то, что так ловко сманеврировал. Да, как же, держи карман шире! Выразят тебе благодарность за то, что ты повенчался в церкви. Тебе такую благодарность вынесут, что своих не узнаешь! И правильно: какой же я комсомолец, если я ради личных интересов отказываюсь от материалистических принципов?! Фу, ну что же делать?! (Теребит волосы, невнятно мычит, продолжая разговаривать сам с собой.)

Метелкина (выглянула из соседней комнаты). Эк его разбирает. А ничего, пускай, пускай помучается. Небось все равно от Любочки от моей не уйдешь. Повенчаешься как миленький!

Голос Чесовой. Анна Егоровна, подай мне горчичники, вон там с полочки.

Метелкина. Сейчас, сейчас, сейчас. (Исчезает.)

Саша продолжает свои размышления, ходит по комнате. Он опрокидывает стулья, натыкается на мебель. При особенно громком стуке поверженного кресла Метелкина вновь выглянула из-за двери, удовлетворенно покивала головой. Затем снова исчезла.

Саша. Фу, вот ведь положение! Как у этого, у Гамлета. И посоветоваться ни с кем нельзя! Ну что я скажу товарищам? Дескать, я надумал жениться и венчаться в церкви, как вы к этому отнесетесь? А я сам знаю, как они отнесутся. (Продолжает взволнованно говорить сам с собой, усевшись на диван.)

Входит баба Капа.

Баба Капа (низко кланяется). Спаси вас господь! (Ищет икону и, не найдя, крестится на копию картины Шишкина.) Что же это дверь у вас раскрытая?

Саша не замечает прихода знахарки: он сидит, закрыв лицо руками и чуть раскачиваясь от огорчения и печальных мыслей.

(Присмотрелась к Саше.) Вот, видать, и больной. Эта девушка мне сказала: парнишка, говорит, застудился и очень мучается. Он! Он и есть! Вишь, как его корежит. Зря она отстала от меня — Любаша-то. Не надо было мне посылать ее за просфорой. Все бы она мне пособила. Ну ничего, попробую одна его попользовать. Эк его распирает! Вот я сейчас… (Громким и грубым голосом.) Святой Пантелеймон-целитель, подсоби и благослови! Перво-наперво спрысну-ка я его святой водицей. (Вынула из кармана пузырек, откупорила, отхлебнула глоток и мелкими брызгами прыснула на Сашу.)

Саша (встрепенулся, вытирается). Ой, кто это балуется?!

Баба Капа. А вот и нету, не балуюсь я, а лечу тебя, голубчика моего дорогого. (Отхлебнула вновь, опять прыснула.)

Саша. Слушайте, что вы хулиганите? Перестаньте!

Баба Капа. Не хочешь? Тогда сам выпей, голубок, выпей, от этого такая тебе польза произойдет, враз выздоровеешь! Выпей, говорю, святой водицы! (Сует под нос Саше пузырек.)

Саша (отводит ее руку). Вы просто сумасшедшая! Я — марксист, зачем я буду пить святую воду?!

Баба Капа. И, голубок, святая вода — она всем пользительна: и марксистам и немарксистам.

Саша. Да оставьте вы меня в покое, слышите?!

Баба Капа (пытаясь насильно влить Саше воду в рот). Нет уж, раз меня кликнули, чтобы тебя лечить, то я тебя вылечу, хоть ты тут что.

Борьба: Саша сопротивляется действиям бабы Капы. Изредка только слышны реплики обоих борцов.

Саша. Отстаньте! Вы с ума сошли! Я не желаю!

Баба Капа. Выпьешь, голубчик, выпьешь! Врешь, отхлебнешь! Святая вода — она за себя постоит.

Входит Куприянов. Он в военной форменной шинели с погонами.

Куприянов. Почему у вас дверь открыта? И что здесь происходит?

Ни Саша, ни баба Капа его не замечают. Куприянов с интересом наблюдает борьбу.

Саша. Пустите, я щекотки боюсь!.. (Смеется.)

Баба Капа. Вот-вот-вот, посмейся, голубок, да и проглоти.

Куприянов. Это что же — спорт или драка? (Понаблюдав еще немного.) Нет, оказывается, это — идейное единоборство. Посмотрим, чем все это кончится.

В результате борьбы Саша выбил из рук бабы Капы пузырек, и «святая вода» пролилась.

Баба Капа. Ты что же это делаешь, нехристь?! Святую воду по полу расплескал?! Нет, тут, я погляжу, надо беса изгонять заговоренной ниткой. (Снимает с себя нитку с прикрепленным к ней амулетом.) Ну-ка, надень себе на шею. А, не хочешь? Боишься святой ладанки?

Саша. Ничего я не боюсь, дура вы, вот и все!

Баба Капа. А не боишься — надень! Ну надень! Ага! Не смеешь, потому что на этой нитке от святых мощей жилочка! А в тебе беси сидят! Беси, беси! Вот они и того… и корчат тебя. (Приближается, чтобы накинуть Саше на шею нитку.)

Саша. Пустите вы меня! (Хочет уйти.)

Баба Капа. Нет, шалишь! Нет, врешь, ты от меня не уйдешь, так-то.

Борьба возобновляется. Нитка оказалась на шее Саши. Входит Люба.

Ага! Надела все-таки!

Люба. Что здесь такое?..

Саша. Люба, неужели я должен и такое терпеть?! Эта ведьма… она меня поила какой-то водой… (Сел на диван, тяжело дышит после борьбы.)

Баба Капа. Не «какой-то», а святой, глупая твоя башка! (Увидела Куприянова, очень удивилась.)

Люба. А зачем вы его?!

Баба Капа. Как — зачем! Сама же меня позвала вылечить парнишку. (Снова перевела взгляд на Куприянова.)

Саша. Ах, так это было лечение? Ничего себе!

Баба Капа (тревожно Куприянову). Откуда ж вы взялись? Вас вроде не было, как я пришла-то…

Куприянов (снимая шинель). Появился я, очевидно, так же, как и вы, уважаемая: через открытую дверь.

Люба. Ах! Это значит, я не закрыла, когда побежала за вами, бабочка Капочка.

Баба Капа (оглядывая Куприянова). Батюшки, да ведь он в форме. Кто же ты есть? Прокурор, ай из милиции кто?

Куприянов. Я в некотором роде ваш коллега: тоже лечу людей. Правда, несколько другими методами.

Баба Капа. Что вы, что вы, что вы, голубок мой, разве ж я лечу? Это я так, пошутила.

Саша. Слыхали?! Она шутила!

Куприянов. Прекрасные шутки, такие веселые. (Любе.) А вы, собственно, зачем пригласили эту шутницу?

Люба. Мне мама велела.

Куприянов. Где ваша мама?

Саша. Там. (Указал на комнату.)

Куприянов. Понятно теперь. Ваша мама намеревалась сама пользоваться лечением этой… шутницы?

Баба Капа. Да что это я с вами тут прохлаждаюсь? Мне ведь и домой пора.

Куприянов. Задерживать не будем, но предупреждаю: вас найти мы сумеем. И если окажется, что ваше лечение принесло вред кому-нибудь…

Баба Капа. Как же оно может принести вред, когда мне не дали даже ни одного то есть средствия, ни одной молитвы совершить на благо болящему? Ведь вон позвала она меня попользовать этого вьюношу.

Люба. Так разве я вас к нему звала?! Тут младенец заболел.

Куприянов. Вот наконец и добрались до сути дела. Младенца вы лечили?

Баба Капа. Истинный крест — нет! Между прочим, я ведь и сама, если хотите знать, лечусь в поликлинике Кировского района у доктора Липницкой, хоть спросите ее самоё.

Куприянов. Обычно все ваши так и делают.

Баба Капа. Это кто же «наши», то есть?

Куприянов. А знахари и подпольные лекари. Людей дурачат, а сами пользуются серьезными медицинскими услугами. Ступайте отсюда.

Баба Капа (уходя). Всего вам лучшего. (Вполголоса.) Ну, Любка, я тебе попомню, что ты меня сюда привела. И матери твоей не прощу! Я ужо вас отблагодарю крепко! Я теперь, может быть, из-за вас куска хлеба лишусь да еще в тюрьму попаду!

Люба (провожая бабу Капу). Кто ж его мог знать, бабочка Капочка, что оно так обернется?

Баба Капа. Коли зовешь, должна знать!

Баба Капа и Люба уходят.

Куприянов. Ну-с, молодой человек, лекарства ее не попали вам в организм?

Саша. Что вы! Тьфу! Так я ей и дался! Да я ей!.. Ведь правда же, товарищ доктор, комсомольцу не к лицу все эти религиозные предрассудки?

Куприянов. И вы меня еще спрашиваете?

Саша. Нет, это я не спрашиваю, это я отвечаю. Сам себе!

Куприянов. Правильно отвечаете. Однако я пришел сюда потому, что здесь заболел ребенок, сын моих друзей. (Подошел к двери в смежную комнату, постучал.) Евдокия Степановна, вы тут?

Голос Чесовой. Кто это? Батюшки, Михаил Михайлович! Вот вовремя! Пожалуйста, сюда к нам…

Куприянов уходит. Из передней возвращается Люба.

Люба. В кино мы опоздали…

Саша. И очень хорошо, что опоздали. Нам с тобой надо поговорить.

Люба. А о чем говорить? Я тебе сказала…

Саша. А я тебе отвечаю: в церковь не пойду ни в коем случае.

Люба. Вот как?

Саша. Так, и только так стоит вопрос для настоящего советского молодого человека. А я тем более — комсомолец.

Люба. И стоишь на позициях марксизма. Слыхала.

Саша. А ты слыхала, что настоящий марксист никогда не отступает от своих воззрений?

Люба. Ну и я не отступлю. Хочешь жениться — пойдем в церковь.

Саша. Никогда и ни за что.

Люба. Тогда — все.

Саша. И я говорю: все.

Люба. Ой, смотри, Сашка, как бы тебе потом не пожалеть!

Саша. Зачем — потом? Я сейчас очень жалею, потому что я тебя люблю.

Метелкина вышла было из соседней комнаты, но, услышав и увидев, что происходит, прячется за дверью и наблюдает, выглядывая время от времени.

Люба. А любишь, так не будешь упрямиться.

Саша. Настоящая любовь зиждется не на измене своим убеждениям, а…

Люба. Все у тебя «настоящее»: и любовь придумал «настоящую», и «настоящих» марксистов. Выходит, одна я для тебя не настоящая!

Саша. Нет, Люба, я именно хочу, чтобы и ты стала настоящим товарищем мне и подругой. Я говорю: любовь должна жиждиться… то есть зиздиться… жижиться…

Люба. А мне не интересно про твою «жижицу». Кому-нибудь еще рассказывай!

Саша. Что ж, тогда… тогда прощай! (Идет к двери.)

Люба. Прощай. Только имей в виду: навсегда прощай.

Саша. Прощай — уж обязательно навсегда.

Люба (тревожно). И тебе не жалко будет меня?

Саша. Я уже сказал: мне тебя жалко не только как свою потерю, мне тебя еще жалко за тебя самоё!

Люба. Чего-то я даже и не понимаю, о чем ты…

Саша. А вот о чем: ну хорошо, мы с тобой сейчас разошлись…

Люба. Уже?

Саша. Допустим, что мы с тобой разошлись. Допустим. Хотя — чего там «допустим»? Ты же меня прогоняешь…

Люба. Нет, это ты меня прогоняешь: сам уходишь.

Саша. Так ты же мне отказала!

Люба. Нет, это ты мне отказал!

Саша (сел, взъерошил волосы). Фу… Опять все сначала…

Люба (приблизилась, погладила Сашу по голове). Бедный мой мальчик, как ему тяжело.

Саша. А думаешь, легко?

Люба. А мне, думаешь, легко?

Саша. За чем же дело тогда стало?

Люба. Да, за чем дело стало?

Саша. Поженимся мы с тобой…

Люба.…в церкви…

Саша (вскочил). Прощай!

Люба. Прощайте, товарищ Шарапов!

Саша. Когда-нибудь и ты будешь жалеть. (Пошел к двери.) Маме своей кланяйся.

Люба. Спасибо! (Отвернулась.)

Метелкина мимически показывает Любе, что не надо отпускать Сашу.

Саша!

Саша, который уже успел выйти в переднюю, возвращается.

Саша. Любочка, если ты не передумала, то не надо меня звать. Мне очень тяжело…

Люба (плачет). А мне, думаешь, не тяжело?

Саша. Почему я так буду думать? Что я зверь, что ли?..

Люба. Конечно, зверь. (Плачет.)

Саша. Какой я зверь?

Люба. А я откуда знаю? Может, волк, а может, лиса.

Саша. Какая я лиса? Я на зайца еле-еле тяну.

Люба (приблизилась к нему). Зайчик мой, пойдем в церковь.

Саша. Не могу, Любочка!

Люба. Ну, вот сейчас баба Капа святой водой тебя окропила. Разве это так уж страшно?

Саша. Страшно? Нет! Противно! Никогда больше не позволю над собою делать это! Прощай, Люба! Теперь уже окончательно — все! (Решительно уходит.)

Люба. Мамочка, что же делать?!

Метелкина. Как — что! Воротить!

Люба. Так он же не хочет — слышала?

Метелкина. А не хочет, бог с ним, пущай уходит!

Люба. Как это «бог с ним», когда я его лю… лю… люблю! (Громко воет.)

Метелкина. Мало ли что!

Люба. Тебе «мало ли что», а мне… (Бросилась в переднюю, кричит.) Саша! Саша! Сашенька, вернись! (Громко плачет, убегает.)

Метелкина (поглядела вслед дочери). Любка, ты куда?! Назад! Назад, я говорю! Экая, ей-богу, беда с нынешней молодежью. Ну как я в глаза посмотрю отцу Сергию?!

Из спальни выходит Куприянов. Входит Люба, продолжая плакать и смеяться. Она ведет за руку Сашу.

Люба. Ну, куда ты, куда? Так вот и бросил меня? А с кем же я в загс пойду?

Саша. В загс или в церковь?

Люба. В загс.

Саша. А в церковь?

Люба (тихо, опустив голову). Давай уж без церкви.

Метелкина. Любаша, ты подумай, что ты говоришь?!

Люба. Я подумала, мама.

Метелкина. Отец Сергий тебе благословения не даст!

Люба. И не надо!

Куприянов. Правильно, девушка!

Метелкина. Да, «правильно»! Небось не ваша дочь!

Куприянов. А моей дочери я бы просто запретил идти в церковь.

Метелкина. Вот вас бог на том свете и накажет! И тебя накажет, слышишь, Любовь?!

Люба целуется с Сашей.

Куприянов. Теперь она вас не услышит.

Метелкина (решительно подходит к Саше и Любе, разводит их). Э-э-э, молодой человек, торопитесь очень!

Люба. Ничего он не торопится. Это я тороплюсь! Идем отсюда, Сашенька! (Взяла Сашу за руку, ведет к двери.)

Метелкина. Куда?! Любка, стой!

Люба. Потом поговорим, мама! Скорее, Саша!

Саша (повернулся к Метелкиной). Анна Егоровна, а этой вашей бабе Капе передайте благодарность: ведь вылечила она меня, совсем вылечила.

Метелкина. От чего то есть вылечила?

Саша. А от моих колебаний. Кабы не она, я бы еще, может, мучился бы: идти — не идти в церковь? А после ее «лечения» — как рукой сняло! Пока! Пошли, Любочка!

Люба. Пошли!

Уходят.

Метелкина. Любка, прокляну!

Слышен смех Любы. Пауза.

Куприянов. Проиграли вы это сражение, Анна Егоровна.

Метелкина. Да я ее совсем из дома выгоню, коли так! (Убегает в переднюю.)

Из спальни выходит Чесова.

Чесова. Куда это она?

Голос Метелкиной (жалобно). Любочка, дочка, вернись обратно! Я уже не сержусь. Слышишь?..

Куприянов. Вот это другое дело! Хорошо!

Чесова. У них-то хорошо… А что же с Вовочкой нашим будет, доктор?

Куприянов. Выздоровеет ваш Вовочка, только вы уж его не студите больше.