По сценарию любви

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Весь следующий день пронесся со скоростью молнии. Ханна была так занята, что у нее даже не хватило времени, чтобы как следует разнервничаться. И только когда настала пора идти к алтарю, девушка почувствовала легкую печаль. Под венец ее должен был вести отец… Но, так как в этом мире не было никого, кто мог бы его заменить, она настояла на том, что пойдет одна.

Когда же она увидела Филиппа, стоявшего в самом конце белой ковровой дорожки, статного и мужественного, в парадном мундире, ее охватило волнение. И лишь вглядевшись в темно-серую глубину его глаз, в которых танцевали смешинки, девушка успокоилась.

Сама же церемония прошла достаточно быстро, и когда священник назвал их мужем и женой, все гости дружно зааплодировали.

После все прошествовали к накрытым столам, а потом им с Филиппом пришлось пройти через многочисленные формальности вроде разрезания торта и первого танца.

Мать Ханны была, как обычно, назойлива и капризна и уже начала было действовать девушке на нервы, но вовремя появившаяся перед ней Софи увела ее знакомиться с иностранными послами.

Несмотря на то что торжество действительно удалось и девушка была рада пообщаться с представителями мировой элиты, не говоря уже о радости, которую она испытала при встрече своих старых друзей и знакомых, Ханна все равно не могла дождаться окончания вечера, когда они с Филиппом наконец останутся наедине.

Она поняла, что и он хочет того же, когда Филипп поинтересовался, во сколько же они смогут уйти.

— В одиннадцать мы должны проститься с гостями, чтобы успеть подготовиться к нашему завтрашнему отъезду, — ответила Ханна.

Хотя на самом деле готовиться было не к чему. Ее горничные уже упаковали багаж, и слуги Филиппа, как Ханна была уверена, давно сделали то же самое.

Филипп взглянул на часы.

— Уже пятнадцать минут одиннадцатого.

— Значит, нам нужно обойти зал еще раз и поблагодарить всех за прекрасный вечер.

Они курсировали от одного кружка гостей к другому, выслушивая поздравления и пожелания. Некоторые спрашивали, как же теперь Ханна ощущает себя в качестве королевы.

— Это честь для меня, — был ее ответ.

А также — ужас и полная неуверенность в себе, но об этом она, конечно же, никому не говорила.

Было уже пять минут двенадцатого, когда, попрощавшись с премьер-министром и его супругой, Ханна почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Девушка быстро оглядела зал и встретилась глазами с той самой темноволосой незнакомкой.

В этот раз та смотрела на нее с неприкрытой враждебностью.

Что же Ханна могла сделать такого совершенно неизвестной ей женщине, чтобы заслужить подобную ненависть?

Девушка собралась уже было указать на нее Филиппу, но тот как раз с кем-то разговаривал, и ей не хотелось показаться грубой и прерывать его. Когда же она обернулась, чтобы взглянуть на ту женщину снова, ее уже и след простыл.

Ханна тщетно вертела головой, надеясь отыскать незнакомку в толпе, — та как будто испарилась… Как и в прошлый раз, собственно говоря.

— Что-то не так? — спросил Филипп.

Он смотрел на нее очень внимательно, и Ханна передумала рассказывать ему о странной женщине — что толку, когда той все равно нет рядом? Вместо этого она лишь весело улыбнулась:

— Все в порядке. Просто ищу мою маму, чтобы сказать ей спокойной ночи.

— Тогда давай поищем ее и исчезнем наконец отсюда.

Ханна уверяла себя, что та странная женщина не имеет для нее абсолютно никакого значения. Ее свадьба удалась на славу, и она никому не позволит испортить себе праздник.

И все равно на душе у нее остался неприятный осадок, словно бы напоминание о том что надо быть начеку.

Когда Ханна вернулась в свои комнаты, было пятнадцать минут двенадцатого. Филипп ушел переодеваться, а она при помощи служанок решила выбраться наконец из своего платья, застегнутого на множество маленьких пуговичек вплоть до самого пояса.

Казалось, это займет вечность, но горничные сделали свое дело довольно быстро, и Ханна сразу же их отпустила. Потом она подошла к гардеробу и вытащила оттуда белоснежную шелковую ночнушку, отделанную кружевами. Ткань прохладно заскользила, заструилась по телу, нежно облегая каждый изгиб, каждую округлость.

Так как Филипп любил, когда ее волосы были распущены, Ханна спешно вытащила многочисленные шпильки и заколки и расчесала локоны щеткой, пока они не легли сияющей волной ей на плечи.

Как она и просила, Элизабет украсила комнату свечами, которые стояли где только можно и все уже были зажжены. Когда Ханна выключила свет, эффект получился как раз такой, на какой она и рассчитывала: вся комната была окутана теплым мерцающим светом.

Горничные разобрали постель и оставили на каждой подушке по алой розе. В ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского.

Все было в точности так, как она себе представляла.

— Я смотрю, ты была занята, — сказал Филипп.

Девушка вздрогнула от неожиданности и спешно обернулась. Филипп стоял, опершись о косяк двери, на нем были темные штаны и белая рубашка, расстегнутая на груди.

Она почувствовала себя совершенно голой в своей коротенькой ночной рубашке и едва поборола желание прикрыться руками. Филипп не должен знать, что она так нервничает.

— Я просто не услышала, как ты постучался.

— Это потому, что я не стучал. Надеюсь, ты не возражаешь, раз теперь мы женаты. — Он подошел к ней ближе, окидывая хищным взглядом. — Похоже, на мне одежды слишком много.

Рубашка соскользнула с его плеч и упала на пол. При свете свечей Ханна должна была выглядеть хорошо, но боже, как же хорош сам Филипп!

Одно быстрое движение — и Филипп уже подошел к ней совсем вплотную. Девушка надеялась только, что он не видит, как дрожат у нее руки…

Филипп поддел край кружевной окантовки возле ее груди.

— Очень мило.

Ханна с трудом сглотнула, изо всех сил стараясь расслабиться.

— Нервничаешь? — спросил он.

— Нет, — проговорила она тут же, но ее ответ походил более на писк, чем на нормальный человеческий голос. Девушка прочистила горло и решила признаться: — Ну, чуть-чуть, может быть. А ты?

Он ухмыльнулся и покачал головой. Ну конечно. Он же делал это раньше… Филипп наклонился и поцеловал ее обнаженное плечо.

— Как вкусно ты пахнешь, — прошептал он ей на ухо.

И он тоже… Ей нравились его внешность, его запах, все в нем. Так почему же она не могла заставить себя коснуться своего мужа?

Его руки легли ей на бедра, и девушка напряглась еще сильнее.

— Ханна, расслабься.

Она сделала глубокий вдох и выдох.

— Я не очень хорошо знаю, как себя вести. Это мой первый раз.

Вместо того чтобы расстроиться, что, по ее мнению, должен был сделать Филипп, он улыбнулся. И даже не снисходительно. Так улыбаются, когда любят…

— Просто делай то, что считаешь нужным. Доверься своим инстинктам.

В этом-то как раз и была проблема. Похоже, все ее инстинкты куда-то подевались. Как раз вовремя…

— Для начала можешь дотронуться до меня.

Он взял руку Ханны и приложил к своей груди. Ее ладони было тепло, почти горячо, но Ханна, отчего-то смутившись, не посмела поднять на него глаз.

Филипп продолжал ее целовать, и девушка судорожно вздохнула — то ли от страха, то ли от удовольствия.

— Честно говоря, я не был уверен в том, что ты девственница.

— Не был? — удивилась она.

— После того, что случилось в моей комнате, я засомневался. Мне показалось, что ты достаточно хорошо знаешь, что делаешь. — Он поцеловал жену под подбородком, перешел на шею… Пальцы ласкали сквозь тонкий шелк ее грудь. — Значит, ни один мужчина не касался тебя так?

— Нет.

— Никогда? — промурлыкал он.

Девушка молча покачала головой. По довольной улыбке Филиппа она догадалась: ему нравится, что она принадлежит лишь ему одному. И ей тоже это нравилось…

— И так? — продолжил он свой допрос.

Его ладони полностью легли ей на грудь, и с гy6 Ханны едва не сорвался стон. От его дразнящих прикосновений у нее голова пошла кругом…

Филипп подхватил се на руки и бережно уложил на постель. Потом освободился от одежды и присел сам.

Ханна не могла не посмотреть на то, что наконец-то открывалось ее взгляду. Может быть, она и не была экспертом, но ей показалось, что природа наградила короля щедро.

Опершись на локоть, Филипп прилег рядом, на губах его играла так хорошо знакомая ей хищная улыбка.

— Ну, вот мы и вместе.

— Вот мы и вместе, — эхом отозвалась она.

Наконец-то, а то ей уже начинало казаться, что этот момент не наступит никогда.

Филипп прошелся губами по ее груди. Один раз, другой, затем взял в рот напрягшийся сосок, и это ощущение было настолько сильным, что она, выгнув спину, вскрикнула.

Он целовал ее руки, плечи, живот, и его прикосновения заставляли Ханну вздрагивать и изгибаться от наслаждения. Да и ее собственные руки, казалось, зажили своей жизнью, лаская его так, как она представляла себе лишь в самых откровенных фантазиях.

Вскоре ночная сорочка, назначением которой было возбудить Филиппа, стала просто мешать, и он помог девушке сиять ее. Теперь кружевное белье было единственным, что оставалось на Ханне.

— Какая ты красивая…

Она и ощущала себя красивой и больше уже ничего не боялась, ни капельки. Почему же раньше она так нервничала? Все было совершенно, абсолютно правильно, так, как надо.

Руки Филиппа медленно стянули шелковую тряпицу с ее ног, а потом Ханна сделала то, что удивило их обоих. Она притянула его к себе поближе и сама стащила белье с его бедер. Ей безумно хотелось, чтобы обнажены были они оба.

Последующий за этим глубокий поцелуй лишил Ханну последней крупицы самообладания. Девушка думала, что возбудиться сильнее просто невозможно, но Филипп своими ласками и поцелуями заводил ее все больше и больше.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он наконец склонился над ней.

— Я возьму тебя медленно.

Но она не хотела медленно, она хотела почувствовать его полностью. Девушка схватилась за его бедра и крепко прижала их к себе.

На секунду Ханна вздрогнула, но потом боль отошла в сторону, отпустила. Ощущение же, которое она испытала, было неописуемым. Впервые в жизни она испытала такую совершенную полноту — и физическую, и душевную.

Ханна скрестила ноги на его бедрах, впилась ногтями в широкие плечи.

— Филипп… — запричитала она, не зная сама, о чем просит.

Он задвигался в ней, сначала медленно, потом быстрее, и девушка застонала.

Филипп никогда еще не видел ничего более возбуждающего и сексуального. Никогда не был с женщиной, ублажить которую было бы так легко. И хотя ему приходилось напрягать все силы, чтобы не потерять над собой контроль, он не хотел сбиваться с ритма, разрушать возникшую между ними гармонию.

Но Филипп уже чувствовал, как все больше напрягается ее тело. Девушка вскрикнула и забилась в его объятиях, и дальше Филипп сдерживать себя не смог. Его разрядка последовала почти сразу же, унося с собой последние остатки самоконтроля. Из груди вырвался хриплый стон, и на какое-то время ему показалось, что у него не осталось больше сил ни на что, кроме как дышать.

Ханна, выглядевшая такой же физически изнуренной, как и он, смотрела ему в глаза. Грудь и щеки девушки сильно покраснели, она дышала отрывисто и часто.

— Все в порядке?

Она кивнула, но, когда он шевельнулся на ней, поморщилась.

— Больно?

— Немножко, — призналась она.

Он медленно вышел из нее, затем перевернулся на спину и притянул Ханну к себе. Девушка свернулась возле него калачиком. Одеяло и простыни каким-то образом скомкались и лежали теперь в их ногах, но это не имело никакого значения. Филипп позволил себе полностью расслабиться, чего не делал уже довольно долгое время.

Странно, конечно, но это было прекрасно.

Поздравления гостей, восхищенные охи и ахи, клятвы в вечной любви и верности — все это прошло достаточно гладко, без огрехов и не вызвало так уж много неприятных эмоций, как он ожидал. Когда же Софи подошла к нему вчера вечером и заявила, что Ханна чем-то расстроена, то боязнь того, что она может передумать и уехать обратно в Америку, дала ему понять, как же он успел к ней привязаться за последнее время.

И Филипп от всей души надеялся, что этого будет достаточно.

В течение некоторого времени они продолжали лежать молча, слушая, как стихают бешеные удары их сердец.

— Это всегда так? — спросила Ханна.

— Что ты имеешь в виду?

— Просто… мне было так… так хорошо. Я думала, что этого не должно было случиться. Не в первый раз, по крайней мере.

Филипп пожал плечами.

— Думаю, это вполне естественно.

Ханна улыбнулась:

— А нужно ждать долго, чтобы повторить?

Ничего себе!

— Я думал, тебе было больно.

— Уже нет.

Ханна положила ладонь ему на живот, немного застенчиво, но с неподдельным интересом, и ничего больше ему не требовалось.

— Кто сказал, что мы должны ждать?

Невинность и искренность Ханны, ее полное доверие — вот что так его заводило. Но какое это имело значение для их будущего?

Надолго невинной она все равно не останется. А потом что?

А потом новизна исчезнет. Занятия любовью из наслаждения превратятся в обязанность, пока не настанет день, когда они окончательно потеряют интерес друг к другу.

Девушка обвила руками его шею и поцеловала в губы, и Филипп решил ни о чем больше не беспокоиться.

Пока есть возможность, он будет получать удовольствие.