Филипп вздохнул. Он кое-что запланировал на сегодняшний вечер, но с Ханной все оказалось непросто. Конечно, в этом, наверное, была отчасти и его вина, но ему так нравилось ее подначивать…
— Обещаю, что буду вести себя наилучшим образом.
Она удивила его еще раз, неожиданно положив ему на грудь руки.
— Как же я могу согласиться на это, даже не зная, что представляет собой твое так называемое «наилучшее» поведение?
Девушка ему нравилась, и неожиданно для самого себя он пожалел о том, что долго это не продлится, что в какой-то момент она наскучит ему. Что ж, получай удовольствие, пока оно есть.
— Как насчет того, чтобы я пообещал не распускать руки? Договорились?
Пока она обдумывала его предложение, Филипп пытался понять, что же отразилось на ее лице — облегчение или разочарование? В конце концов девушка кивнула:
— Хорошо.
Она подошла к дивану и села на самый краешек, поправив складки на юбке и жакете. Филипп тоже присел — на расстоянии, которое показалось бы достаточным любому блюстителю приличий.
— Можешь не стесняясь снять эти орудия пыток со своих ног, — произнес он и, встретив ее сконфуженный взгляд, пояснил: — Твои туфли. Они не выглядят такими уж удобными.
С болезненным выражением на лице взглянув вниз, она тут же соврала ему, сказав:
— Напротив, в них очень комфортно.
И почему с ней все выходит так трудно? Собственно, Филипп не собирался прямо сразу же делать то, что должен, но все прошло бы гораздо легче, если бы девушка просто расслабилась.
Он вручил ей бокал, посмотрел, как она пьет, потом сделал немалый глоток сам. Возможно, алкоголь немного ее раскрепостит, сделает это менее болезненным для них обоих. Впрочем, Филипп не думал, что она станет возражать сразу же, едва он начнет.
Сначала Филипп прикинул, что сад в этом случае подошел бы больше всего. Романтично, конечно же, но, скорее всего, там их обязательно кто-нибудь бы увидел… Принимая во внимание тот факт, что и так постоянно живет у всех на виду, он решил, что заслуживает нескольких минут вдали от людских взглядов. Особенно для того, что он намеревался сегодня сделать.
Наверное, это как сорвать подсохшую повязку с раны. Чем быстрее это сделаешь, тем меньше будет болеть.
Допив свой бренди до конца, Филипп взял бокал из ее рук и поставил его на столик рядом со своим.
Ну что ж, поехали.
Опустившись на одно колено перед девушкой, он достал из кармана брюк маленькую бархатную коробочку.
Ханна распахнула глаза в удивлении, но потом, опомнившись, тут же взяла себя в руки.
Открыв коробочку, Филипп явил взору нареченной кольцо с бриллиантом в четырнадцать карат, которое передавалось в их семье на протяжении вот уже двенадцати поколений. Девушка тихо охнула.
Нарушив свое обещание не дотрагиваться до нее, он взял ее за руку.
— Ханна Рено, согласна ли ты стать моей женой?
— Конечно же, я согласна, — тихо пролепетала она.
Филипп снял кольцо с шелковой подушечки и надел на ее палец, почти на физическом уровне чувствуя, как теряет свою свободу.
С немым удивлением Ханна уставилась на огромный бриллиант на своем пальце. Когда она снова взглянула на Филиппа, в ее глазах стояли слезы.
Черт, неужели это так необходимо? И без слез сцена получилась достаточно неловкой. Но ради будущей супруги он решил сделать все, чтобы не выдать своего дискомфорта. К тому же почему бы женщине слегка не прослезиться, получая в свое владение такую милую безделушку!
— Я еще никогда не видела ничего более красивого, — проговорила она задумчиво.
Или такого большого, подумал он. Если и было в женщинах что-то постоянное, так это любовь к тому, что блестит.
— Это кольцо передается в моей семье из поколения в поколение.
— Оно изумительно.
Слезы, стоявшие в ее глазах, грозили пролиться в любую секунду. Неплохая причина, чтобы — как там говорят американцы? — поскорее сделать ноги.
Филипп уже поднимался, когда девушка вдруг встала с дивана и, вскинув руки, крепко его обняла.
За все время приготовлений Ханны к браку едва ли было сказано хотя бы одно слово об официальном предложении руки и сердца в первый же день ее приезда. Ни учитель по этикету, ни инструкции, которые были ей высланы, не уведомляли девушку о том, что подобное могло произойти. Филипп сломал все стереотипы, а это, по мнению Ханны, означало лишь одно.
Он преклонил перед ней колено не из чувства долга, а просто потому, что хотел этого.
Это была самая замечательная, самая романтичная вещь, которая только случалась в ее жизни. Как будто бы сказочная мечта становилась реальностью. Именно это и послужило единственным логическим объяснением тому, как в одну секунду она очутилась с ним рядом, обвив его шею руками.
Ханна почувствовала, как ее обнимают в ответ, а затем большие мужские ладони легли ей на бедра. И ей нравилось, как их тела соприкасались друг с другом. От Филиппа будто исходила теплая, уверенная сила. С ним она ощущала себя в безопасности.
Но так ли это было на самом деле? Его руки находились в миллиметрах от того места, которого еще не касался ни один мужчина. Места, которое нельзя было трогать на протяжении еще двух недель.
А потом Филипп незаметно обхватил Ханну еще крепче.
Теплая волна желания окатила ее с головы до ног, заставив девушку чуть-чуть задрожать. Все запахи, звуки, все ощущения как будто слились в единое целое, между ними возникла некая энергетическая связь, заставившая Ханну чувствовать не только свое собственное тело, но и его тоже. Она слышала, как учащается дыхание Филиппа, как его пульс начинает биться в унисон с ее бешено стучащим сердцем.
Это одновременно и пугало, и захватывало, и возбуждало. И хотя Ханна знала, что все это неправильно, она просто не могла заставить себя остановиться.
Филипп повернул голову и слегка оцарапал ей кожу своей щетиной. Ханна ощутила его теплое дыхание возле своего уха.
Отодвинься назад! — кричал ее рассудок. Ты не хочешь этого делать.
О нет, очень даже хочу! — отвечало ее подсознание, стремившееся к этому последние восемь лет.
Его губы были совсем близко. Так близко, что она могла ощутить их вкус… Атмосфера накалилась до предела, казалось, между ними сейчас посыплются искры, а может, так оно и было на самом деле.
Филипп повернулся еще немного, и она почувствовала его губы на своей щеке, потом в уголке рта…
Он поцеловал ее, и, хотя Ханна и желала этого, желала долго и страстно, все равно ощущения, которые она испытывала, поразили ее. И напугали чуть ли не до смерти. Это было слишком прекрасно, а она зашла слишком далеко, чтобы теперь просто взять и отказаться.
Наконец, собрав волю в кулак, девушка отодвинулась и положила голову ему на плечо.
— Ты ведь обещал не распускать руки.
Когда Филипп заговорил, голос его был низким и хриплым:
— Не очень-то честно, если учесть, что ты начала первой.
С этим Ханна поспорить не могла. Она же буквально набросилась на него…
— Ты прав. Но нам нужно остановиться.
— Нет, не нужно.
Он коснулся губами ее шеи, и девушка задрожала.
— Только не говори, что не хочешь этого так же, как и я.
Конечно же, она хотела. И может быть, даже больше, чем он сам, но суть была не в этом. Отняв от него руки, девушка собралась с духом и попыталась разъяснить свою позицию:
— Когда мы познакомимся поближе, ты еще узнаешь о моей досадной привычке делать все так, как в книжке написано. К тому же я еще не вышла за тебя замуж.
— Никто не будет знать.
— Я буду.
Филипп разочарованно вздохнул. Потом подхватил ее на руки так, как будто она ничего не весила, и снова усадил на диван.
Так как доверять себе Ханна больше не могла, а он, как выходит, был не в состоянии держаться в рамках, то девушка решила больше ничем себя не искушать. То есть не целовать и не касаться его до свадьбы ни под каким предлогом.
— Мы прождали так долго… Две недели нас не погубят.
Он поднялся на ноги.
— Говори за себя.
Девушка отвела взгляд, чувствуя, что ее не столько смутила, сколько заставила всю затрепетать мысль о том, как же сильно она, оказывается, его возбуждает.
— Ты на меня сердишься?
Суровое выражение его лица смягчилось.
— Конечно же, нет. Если бы все люди ценили свои принципы так же, как ты, наш мир стал бы намного лучше.
Среди всех комплиментов, которые он только мог ей сделать, этот, без сомнения, был самым приятным. И Филипп произнес его настолько искренне, словно действительно считал именно так. Возможно, он и не был таким жестким человеком, как он предпочитал, чтобы о нем думали…
— Мне надо идти, — сказал он. — Да и у тебя был тяжелый день.
— Да. Я жутко устала, — призналась Ханна.
Учитывая перемену часовых поясов и долгое путешествие, она пробыла на ногах около двадцати четырех часов.
— Если тебе что-нибудь понадобится, просто позвони по телефону. — Он взял пиджак и направился к двери.
— Спасибо тебе, — прошептала Ханна.
Он остановился — рука на дверной ручке, во взгляде вопрос.
— За что?
Внезапно смутившись, девушка пожала плечами. Несмотря на тот факт, что ей было уже двадцать четыре года, в некоторых вопросах она оставалась абсолютно несведущей, но жажда заполнить пробелы почти никогда ее не покидала.
— За все, думаю.
— Что ж, всегда пожалуйста.
Открыв дверь. Филипп как будто заколебался.
— Кстати говоря, а где ты носишь свою губную помаду?
— Помаду?
— У тебя не было сумочки, однако ты постоянно подкрашивала себе губы. Мне просто интересно, где же ты ее прячешь.
Забавно, что он это заметил! Хотя девушка и подозревала, что на самом деле король очень мало что упускал из виду.
Ханна улыбнулась:
— Настоящая леди, ваше высочество, ни за что не ответит на подобный вопрос.
— Я знал, что ты это скажешь. — Качнув головой, Филипп вышел в коридор, потом обернулся еще раз. — Должен предупредить вас, госпожа, что я привык получать что захочу и когда захочу. Хотя, конечно же, официально мы можем до свадьбы ничего и не афишировать. — Он снова хищно улыбнулся. — Поэтому не могу обещать, что никаких неожиданностей не предвидится.
Сначала Ханна подумала, что Филипп снова ее поддразнивает, но, взглянув ему в глаза, поняла, что тот был абсолютно серьезен.
Девушка открыла рот, чтобы ответить, но почему-то не произнесла ни звука. Да и что можно было сказать?
Сверкнув улыбкой с видом человека, который совершенно точно знал, что попал в яблочко, он добавил:
— Приятных снов, Ханна.
Дверь за ним тихо закрылась, и в какую-то секунду Ханна совершенно не сомневалась, что в своем обещании он еще преуспеет.
И пускай ее убьет на месте, если она в эту ночь хотя бы на часок сомкнет глаза.