По струнам гитары

ГЛАВА 11

POV Ульяна

Три этажа, квадратные метры, которые никто не посчитал.

Сад, конюшня и маленькая деревушка, названная нашей фамилией.

Время здесь словно замерло во времена правления императора и владычества мёртвых душ.

Здесь прожигали свою жизнь ещё мои прапрадеды, и прятались от раскулачивания деды. Это не просто дом, это родовое гнездо титулованной семьи, к которой я, к своему глубочайшему сожалению, принадлежу.

Никогда не любила этот поместье. Оно, словно неподъемная ноша, давит на плечи, не давая двигаться дальше. У нашей семьи есть дом попроще в черте города, но когда родители хотят подчеркнуть свой статус, всегда устраивают ужин в фамильном имении.

Я не была здесь уже лет пять, и не приезжала бы вдвое больше. Но мама доведёт меня до сумасшедшего дома своими звонками. Легче потерпеть один вечер, чтобы спасти свою нервную систему.

Смеркается.

Машина, за рулём которой личный водитель отца, въезжает во двор, ограждённый высоченными воротами, наглухо скрывающий личное пространство владельцев.

У меня невольно захватывает дух, когда я вижу каменные стены, возвышающиеся над брусчаткой. Они словно смотрят на меня с немым укором. Отказ от почитания, несогласие подчиняться традициям, которым уже не одна сотня лет: я – чёрная ворона в семье белых лебедей.

И сегодня мои обсидиановые крылышки, похоже, осветят со всех сторон.

Подозрительно оглядываю сооружение. Свет. В каждом окне. Для меня одной мама бы так не старалась. Тут другое…

– Паша, – окликаю я водителя, объезжающего классический фонтан, недавно построенный в центре подъездной дорожки, чтобы добавить величие величественному дому.

– М? – отвечает мужчина, не оборачиваясь.

– Тина тоже здесь?

– Да, – мужчина смотрит на меня в зеркало заднего вида, словно извиняется за положительный ответ, – они с Ильёй Геннадьевичем прилетели ещё вчера.

– Хах, – нервно выдыхаю.

Вчера?

Я не видела сестру пять лет, и мне даже не сказали, что она прилетела.

А чего я ожидала? Права голоса у меня нет. Я обо всём узнаю последней, чтобы не было времени испортить.

Машина останавливается, Паша выходит, чтобы открыть мне дверь. И вот она отворяется передо мной, но я не двигаюсь с места, стараясь собрать рассеявшиеся мысли. Стискиваю свои тонкие как спички пальцы, суставы щёлкают. Я неловко выхожу, останавливаюсь, чтобы схватиться за дверь.

– Ты знаешь, что происходит? – спрашиваю я водителя, которого нисколько не удивляет мой вопрос. Паша с нами уже очень давно. Он пришёл в наш дом молодым мальчишкой, когда меня ещё даже в помине не было, а главой семейства был мой дедушка. – Что мама задумала на этот раз?

Иначе и быть не может. Тина не прилетела бы просто на ужин. И она уж точно не настолько соскучилась по родной обители, чтобы останавливаться здесь.

– Я всего лишь водитель. – Паша опускает голову, его голос горчит. – Моё дело водить машину. Меня больше не посвящают в планы семейства.

Мой дедушка очень ценил своего водителя. Зачастую он даже советовался с ним, рассказывая о своих планах. Не знаю, на чём держалась эта дружба, но оба дорожили ею. Грустно осознавать, что после его смерти, мои родители сразу указали Паше, где его место.

– Не тебя одного. – В этом мы с ним похожи.

Паша сочувственно похлопал меня по плечу, напоминая дедушку. Я слабо улыбаюсь ему, но мои коленки дрожат. И все же я вхожу в дом со скульптурной осанкой и высоко задранным подбородком – в моей семье это ценится.

На пороге меня встречает дворецкий. Его строгий взгляд обдаёт холодом. Он даже не удосуживается кивнуть мне, просто сухо выдаёт:

– Вас уже заждались.

Он разворачивается и направляется в гостиную. Я цокаю каблуками за ним. В этом доме нельзя и шагу ступить без ведома дворецкого.

Условности. Церемониальность. Иерархичность. Вот составляющие фамильного наследия.

Всегда это ненавидела.

Меня встречают четыре пары глаз. Ни в одном из них я не вижу радость встречи. Отец выказывает безразличие. Мама хмурится, строго оценивая. Престарелый муж сестры, ровесник нашего родителя, спокойно попивает тёмный напиток, возможно, виски. А сестра… Она смотрела с интересом, словно видела впервые. Я тоже пригляделась.

Внешне Тина нисколько не изменилась. Возможно, это хорошо. Но через пять лет я хотела бы выглядеть иначе. Больше свободы, меньше тревог об идеальной внешности. Будь у меня чуть больше смелости, я бы давно избавилась от вещей, к которым меня приучили, как котёнка к лотку. Пока я лишь утешаю себя тем, что не стою на месте.

– Ты опоздала! – Мама шустро поднялась с отреставрированного диванчика, засеменила ко мне, узкая юбка сковывала её движения. – Через полчаса приедут гости!

– Какие ещё гости? – оторопела я, но быстро взяла себя в руки.

Мама проигнорировала мой вопрос, чему я даже не удивилась. Вместо этого она продолжила напирать на меня:

– Что это на тебе надето? Я же сказала, чтобы ты надела что-то официальное!

– Я только с работы. Что…

– Ты не можешь вот так показаться Морозовым! Ты должна представить себя с лучшей стороны! – Мама эпично схватилась за голову, имитируя приступ. – Что же делать?

– Она может надеть одно из моих платьев, мама. – Тина поднимается на ноги, я замечаю её округлившийся живот. Перевожу взгляд на своего зятя, чтобы увидеть его довольную ухмылку. Несмотря на возраст, он смог заделать ей малыша. – Я всё равно привезла парочку запасных, не зная, что они мне уже малы.

– Кто такие Морозовы? И почему я должна красоваться перед ними? – спрашиваю и тут же получаю в ответ приподнятые брови сестры. – Что? Мама?

– Иди за Тиной, времени почти не осталось, – отмахивается она, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы нажать на кнопку вызова прислуги.

Сестра провела рукой по плечу престарелого мужа, словно смахнула невидимую пылинку, затем утиной походкой прошла мимо меня к огромной старомодной двери.

Во время ремонта мама отказалась что-то менять в доме, ссылаясь на роскошь нашего наследия, поэтому двери и мебель прошли через реставрацию. Но лично меня эта обстановка угнетает, а наследство давит непосильным грузом.

Уже через полчаса я становлюсь копией Тины. Только без пузожителя.

Тело облегает шёлковое платье изумрудного цвета, блестяще оттеняющее светлые локоны.

Моя худоба как нельзя кстати. Огромный разрез сбоку открывает вид на стройную ногу и острую коленку, а вырез на груди даёт возможность любоваться глубокими выемками ключиц.

Однако по маминому выражению лица можно смело заверить, что ей что-то не нравится.

– Ты опять похудела. – У нормальных, заботливых матерей эта фраза прозвучала бы расстроенно или обеспокоенно, но в меня она прилетела как обвинение. Я сцепила зубы, выдавив:

– Разве худоба не признак аристократии?

– Худоба да, – мама указывает подбородком на мою сестру, наглядно демонстрируя, как я должна выглядеть. Моя сестра всегда была идеалом. И раньше я во всем ровнялась на неё, но эти времена прошли. – А скелетность – признак болезни. Мне звонил Евгений Петрович. Ты перестала навещать его.

– Не вижу смысла ходить к нему. – Отбрасываю волосы назад. – Я больше не больна. – Опускаю глаза на часы, чтоб узнать время – скорее привычный жест. – Сейчас как раз время ужина, я голодна.

– Неприлично говорить о потребностях. – Никогда не слышала от неё похвалу.

– Ты сама позвала меня на ужин, но вместо еды я получаю причёску и платье. – Обхватываю талию руками, шёлк лизнул мои ладони. – Что вообще происходит, мама? Кого ты пригласила в гости?

– Ужин скоро будет подан. – Мама резко развернулась на каблуках, отчего юбка её платья всколыхнулась. – Спускайтесь.

Я же покосилась на сестру, невинно разглядывающую свой раздувшийся живот в зеркало. Надо признать, я недооценивала её артритного муженька. Но доказательство налицо.

– Ты ведь знаешь, что задумала мама. – Это не вопрос. – Ты бы не прилетела просто на семейный ужин. Она что-то затеяла, и ты её поддерживаешь. Скажи мне.

Тина сморщила свой тонкий носик, провела рукой по животу, расправляя складки.

– Я очень надеялась, что за пять лет ты повзрослеешь. Жалко, что это не так.

– Ого, – протянула я, чувствуя жжение в горле, – за пять лет ты научилась говорить, как мама.

– Тебе тоже надо взять с неё пример.

– Надеюсь, когда это произойдёт, мне хватит смелости прыгнуть со скалы.

– Вот ты всегда так! – Тина внезапно визгливо повышает голос. От неожиданности вздрагиваю. Полагаю, это гормоны. – Всегда кидаешься в крайние меры! Твоя выходка на свадьбе сделала из нашей семьи посмешище!

Жжение в горле опускается ниже, застревает в грудной клетке. Становится сложно дышать. Я тысячу раз слышала эти упрёки от матери, но не думала, что и Тина на меня злится. Кого я обманываю? Конечно, она разозлилась, раз пять лет не выходила со мной на связь.

– Я же… – голос неестественно понижается, я запинаюсь, – хотела помочь тебе.

– Я не просила тебя вмешиваться! – Лицо сестры идёт пятнами. – Но тогда я ещё могла тебя оправдать! Всё бы наладилось, если бы ты успокоилась. Вместо этого ты продолжаешь устраивать шоу. Сначала объявляешь голодовку, затем ещё устраиваешься на эту унизительную работу. Уля, ты даже не представляешь, как разочаровала меня!

Разочаровала?

Пять лет, что мы провели врознь, всё-таки сыграли свою роль. Тина не изменилась только внешне. Девушка, стоящая передо мной – вовсе не моя старшая сестра, к которой я нередко прибегала ночью, когда мне становилось страшно.

С каких пор Тина стала такой жестокой? Видимо, от матери она переняла не только манеру поведения, но и образ мышления.

Выдыхаю, внезапно почувствовав облегчение. Словно огонь в груди погасили прохладной водой. Я не такая, как они. До этого момента я не думала, как отличаюсь от своей семьи.

Пусть я буду фамильным разочарованием. Меня не тревожит, что я не оправдываю надежды родителей, но…

– Моя работа не унижение, – оголяю передние зубы, оскалившись. Сестра замирает: мне удалось её удивить. – Я работаю со своими друзьями.

– Они не могут быть твоими друзьями, – залепетала Тина, хлопая ресницами и приходя в себя. – Твой статус отличается от их. Ты должна общаться только с равными себе.

– Ты тоже разочаровываешь меня, Тина. Прости, что пыталась помешать твоей свадьбе с престарелым богачом. – Говорю искренне, только сейчас до конца осознавая, какой глупой была. Я перенесла свои убеждения на сестру, поверив словам дедушки. Но Тина не я. Она сама была вольна выбирать свой дальнейший путь. Что Тина и сделала, надев белое платье и направившись к алтарю под аккомпанемент арфы. – Знай я тогда, какая вы идеальная пара, ни за что бы не выставила себя посмешищем.