По ту сторону горизонта

Глава 2. Лондон

Одинокая лодка качается на волнах. Корморэнт отчаянно гребёт, стараясь унести их подальше от захваченного корабля. Чуда не произошло в том объёме, на который он рассчитывал: солдаты Кеннета остались всё такими же мертвецами – призраки в обугленной форме продолжили безжалостно рубить храбро защищающихся испанцев – одним словом, нежить. И с этой нежитью Джеффри не хочет иметь никаких дел.

Кеннет лежит на дне лодки, не шевелится, у него лишь вздымается грудь от каждого вдоха, и это говорит пирату, что на самом деле Бентлей не собирается отправляться в мир иной. А вот Валерия оказывается не настолько тихой и смирной. Оцепенение проходит, и девушка начинает бунтовать:

– Там… там был мой брат!

«Теперь он кормит рыб», – сердито думает Джеффри. В шлюпе бы хватило места ещё не на одного человека, но с испанцами у Корморэнта отношения хуже, чем с английскими псами, слепо подчиняющимися короне.

Теперь же Джеффри понимает, насколько плохи у них дела: они спаслись, но самого главного так и не получили. Осознание приходит в момент, когда сердечный ритм только приходит в норму. Экспедиция провалена, как и многие другие в его жизни, если уж быть окончательно честным хотя бы с собой. Однако страшнее всего не это, а то, что Колман – старина Колман, верный квартирмейстер Морганы, с которым они прошли огонь и воду, – не увидев с ними О'Райли, может быть непредсказуем.

Испанка вновь произносит глупую фразу, настойчиво привлекая к себе внимание:

– Там остался мой брат!

– Ну так нырни в воду и плыви за ним. Куколка, мы спасаем свои шкуры. Скажи спасибо Богу, что нам удалось унести ноги!

Из-за раздражения Джеффри весло с силой плюхается о воду, окатывая всех в лодке и самого пирата водой.

– Он приплыл, чтобы меня спасти!

– Да ты вообще, что ли, глупая? Сама орала, что мертвецы нас прикончат, а сейчас возмущаешься, что я отсрочил нашу кончину? Хватит ныть, кому сказал! Если твой брат везучий засранец или хотя бы не дурак, то он выживет, и встретитесь вы с ним в ближайшем порту. А сейчас просто сиди и радуйся, что вообще цела осталась.

Валерия замолкает. Джеффри с ней слишком резок, но у него совершенно не осталось сил, чтобы подбирать слова. Потом он, может, и поведёт себя обходительнее с дамой. Вот только неизвестно, когда настанет это потом. А пока он лишь работает вёслами.

Руки гудят, правая ладонь и вовсе пульсирует, а грубая древесина то и дело хочет выскользнуть. Под палящим солнцем эта работа кажется ещё тяжелее. И только через добрый час, обогнув практически половину острова, Корморэнт замечает корабль. Их «Последняя фантазия». Всё такая же чистенькая и блистательная несмотря на то, что с момента кражи прошло уже достаточно времени.

Мысленно подбадривая себя, что осталось совсем немного, пират ещё упорнее и старательнее орудует вёслами. Их замечают, когда до корабля остаются считаные футы. Благополучное спасение. Как только он окажется на палубе, потребует быстрее убираться отсюда.

Несколько матросов спускают канат. Сначала Джеффри помогает забраться на борт девушке, затем, еле растормошив Кеннета, подсаживает и его. На палубу Корморэнт заползает самым последним.

Он старается не искать в толпе матросов Колмана, но взгляд сам натыкается на рыжего ирландца, скрестившего мощные ручищи на груди. В глазах Колмана читается недоумение. Окружившие его пираты тоже понимают, что кого-то они явно недосчитались. Не кого-то, а самого главного на корабле – капитана. Ни один из трёх человек, выбравшихся из лодки, не является их Морганой О'Райли.

– Что произошло? Где Моргана?

Язык не поворачивается признаться в том, что они потеряли Моргану. Да ещё и как потеряли: убийца стоит прямо перед лучшим другом О'Райли. Валерия понуро опускает голову, обнимает ладонями себя за плечи, пытаясь защититься, а Джеффри многозначительно смотрит на Мёрфи. Нетрудно будет понять.

– Я… я убил её.

Слова режут слух, по осипшему голосу Корморэнт не сразу определяет, кто это сказал.

Джеффри оборачивается на Кеннета. Некогда гроза пиратов, человек, которого все боялись, в любой момент готов разразиться рыданиями. Он еле стоит на ногах, шатается и всё же даже в таком состоянии признаёт вину. Вот же глупец.

На лице квартирмейстера появляется то, чего ещё никогда пират не видел, – злой оскал. Колман делает три решительных шага по направлению к ним, и даже высокому Корморэнту кажется, что теперь он всего лишь мальчишка, попавшийся на глупой карманной краже. Мёрфи хватает Кеннета за грудки, встряхивает с силой и требовательно произносит:

– Что ты сделал? – Мужчина почти поднимает лорда над палубой. – Ты, английское отродье, что сделал?!

– Я её убил.

Колман ставит Кеннета на ноги. И Джеффри уже кажется, что всё обошлось, но в следующий момент тяжёлый кулак ирландца проходится по лицу бывшего мертвеца. Валерия вскрикивает, закрывая лицо руками, а сам англичанин валится, подобно шаткой табуретке, у которой наконец-то сломалась ножка.

– Сукин сын! Я двадцать лет… охранял её жизнь. А ты, выблядок, посмел её прикончить?! Ты хоть понимаешь, что ты сделал, подонок?

Пираты в недоумении. Никто из присутствующих, кроме Джеффри, не удостоился сомнительной чести побывать на острове и увидеть всё своими глазами. Мёрфи пинает носком сапога лорда под рёбра. Кеннет не пытается вставать. Он лежит на палубе, съёжившись, словно побитый, обиженный щенок.

Но ярости квартирмейстера нет предела. На виске Колмана пульсирует вена, мужчина скалится.

– Она рыдала, английский ты мудак, когда потеряла твоего ребёнка.

Со всей дури Колман пинает Кеннета ещё раз. Лежачего противника не принято бить, но заражённые недовольством и злостью матросы не пытаются остановить квартирмейстера. Джеффри выдыхает. Мёрфи просто запинает его до смерти, если Корморэнт ничего не сделает с этим. А пират не для того рисковал своей шкурой, чтобы сейчас разъярённый лучший друг капитана вершил самосуд.

– Колман… Колман, хватит, – строго произносит Джеффри, предпринимая попытку унять гнев Мёрфи, пока тот не отбил Кеннету что-нибудь. Лорд стонет не то от боли, не то от сожаления. А может, от всего и сразу.

– Рванула на край света, чтобы тебя спасти…

Низкий мужчина без двух пальцев на правой руке – их кок – касается плеча Колмана, крепко стискивает его.

– Колман, ты какого хера вытворяешь?

Квартирмейстер выдыхает и вытирает ладонью лицо.

– Ладно… ладно, нехер тут обсуждать. За работу. Уходим отсюда.

Самообладания у ирландца оказывается больше, чем было даже у капитана. По крайней мере, он не позволяет чувствам взять верх и выставить себя настоящей размазнёй.

Джеффри засовывает руки в карманы, нащупывает помятую, порванную карту. Валерия рядом с ним открывает глаза, как только моряки начинают расходиться. Кто-то плюёт в сторону лорда, что неприемлемо на корабле, но Корморэнт никому не делает замечаний. Как только они остаются втроём, Валерия осторожно помогает подняться Кеннету, стягивает со своих плеч грязный камзол и накидывает на него.

– Лорд Кеннет, вставайте.

Пирату не понять, почему испанка пытается ему помочь, однако он ей не мешает. Слёзы стекают по лицу Бентлея, срываются с подбородка и капают на грязные тряпки. Истрёпанный, растоптанный мужчина опирается на Валерию.

– Я убил её…

– Вы были не в себе, лорд Кеннет.

По мнению Джеффри, это совершенно не оправдание.

Как бы Валерия ни билась с Джеффри за приемлемые условия пребывания на корабле, она и Бентлей были отправлены в трюм. И хоть пират говорил понизив голос, Кеннет всё равно слышал, как он наказывал ей, чтобы она не сводила с него глаз, иначе приставлен к ним будет кто-то из матросов. Но Бентлей и не планирует бежать. С ним никто церемониться не будет, и лучше пролежать какое-то время в трюме, слыша, как капает вода, чем вертеться под ногами, вызывая излишнее недовольство. Кеннет не думает о том, насколько унизительно его положение. Все мысли задерживаются на одном – Моргана.

Перед глазами мелькают фрагменты произошедшего. Её лицо, такое же светлое, просто очень уставшее, глаза, мерцающие голубыми искрами, и старый шрам, от которого она мечтала избавиться. Почти не изменилась, годы не взяли своё. И характер, наверное, остался точно таким же, каким Бентлей его помнил: сложная натура, умная и прозорливая, жёсткая в вопросах, касающихся её интересов. А сама по себе подобна крепкому алкоголю – разгорячит и опьянит.

То была его Моргана. Теперь же он повинен в её смерти. То ли от жалости к самому себе, то ли от терпкого привкуса полыни, которым отзываются скорбь и горе, по щеке скатывается слеза. Бентлей вытирает её тыльной стороной ладони, отворачиваясь, чтобы единственная его спутница, вынужденная делить с ним тяготы нахождения в полумраке сыроватого трюма, не увидела то, что он называет слабостью, пусть он тут не столько пленник, сколько нежеланный гость.

– Лорд Кеннет, мы прибыли в порт, – тихо произносит Валерия да Коста. – Не хотите пройтись? Вам бы не помешало.

Бентлей моргает.

Он помнит, как девушка оказалась на его корабле, на его почти уничтоженном, сгнившем и почерневшем «Приговаривающем». И даже хорошо, что она осталась жива. Да, испанка, но это лучше, чем быть одному. Раньше, пока он был жив, его окружало много людей. Спаркс никогда не оставлял его одного, что уж говорить об офицерах, прибегавших с донесениями если не каждую минуту, то каждый час. А пока он был мертвецом, проблема не ощущалась так уж остро.

И всё же даже с живым человеком под боком Кеннет чувствует в груди то, что он назвал бы полным отсутствием чего-либо – пустоту. Кто-то распахнул маленькую дверцу и вырвал из груди его сердце. Внутри всё покрылось тонкой корочкой льда. И эта кто-то поплатилась за такую дерзость своей смертью.

– Да, сейчас…

Бентлей поднимается с койки не без помощи грубой куцей трости, которую ему одолжил корабельный священник. Мужчина с явным уэльским акцентом пытался разговаривать с ним, проявляя высшую степень милосердия, какую проповедует его религия. Но Кеннет не верит в Бога. А даже если Бог и есть, то разве он простит его за совершённые грехи?

Шаги даются английскому лорду с трудом. Валерия, добрая душа, подставляет ему локоть, но Кеннет отказывается. Уж на палубу взойти, пусть и не своего корабля, он всё ещё способен. Лестница видится преградой, а верхняя ступенька лестницы – трудной целью, но не такой недостижимой, какой когда-то казалась Сфера. Свежи ещё алчные мысли прошлого на подкорке. Бентлей качает головой, чтобы отогнать их.

Он поднимается по лестнице. Шаг за шагом, медленно, но своими собственными усилиями. Нужно заново учиться всему. И это тяжело. Когда ты добился особых высот, заново учиться ходить – унизительно и уничтожает самолюбие.

Солнце бьёт в глаза. Такое обжигающее, яркое, что на мгновение весь мир вокруг становится белым. И от этой белизны зрачки словно лопаются вместе с белками. Только на свету можно увидеть, как сильно изменился Бентлей с того момента, как его погрузили на новый корабль. Вода сняла проклятье, но не остановила старение. И если Корморэнт затащил Кеннета на борт пиратского судна пусть и побитым жизнью, но всё ещё молодым английским джентльменом с приятным лицом, то сейчас время напомнило, что над ним никто не властен. У Бентлея отросла щетина, на осунувшемся лице отпечатался возраст – каждый день из тех десяти лет, что прошли со дня его смерти. И каждый день из того ничтожно малого срока, что прошёл со дня смерти Морганы.

Столько лет он не ощущал солнца, не чувствовал кожей дуновения ветра. Его плоть была фарфоровой, а вместо крови текло то, что он сам про себя именовал смолой. Но всё это было не чувствительно ни к холоду, ни к качке, ни даже к боли. Только дикая магия, которой О'Райли уничтожила его людей, напомнила ему, каково это – быть смертным. Сейчас же он ощущает это в полной мере, а не просто отголоском.

Бентлея тошнит. Он бросается к резному борту корабля и опустошает свой желудок, в котором и так за последнее время не было ничего, кроме воды и сухарей. Быть мертвецом – не проблема, а вот становиться снова живым… К такому Кеннет не был готов. Валерия морщится, но за всё время, проведённое с ним бок о бок, она повидала уже и более отвратительные вещи. Брезгливость выдаёт в ней знатную особу, однако она и не скрывает своего происхождения, в отличие от всё той же Морганы.

Теперь тени воспоминаний о покойной невесте будут преследовать Кеннета бесконечно. Куда бы он ни взглянул, о чём бы ни подумал – он всегда будет везде видеть Моргану. Валерия протягивает флягу с водой.

– На берегу станет легче. Пойдёмте, лорд Кеннет, я вам помогу.

Он не заслуживает хорошего обращения со стороны этой девушки. На её глазах он убил весь экипаж корабля, на котором она плыла, держал её в отвратительных для человека условиях. Он был проклят, вот только даже в мыслях не пытается оправдать себя. Бентлей берёт из слегка влажных рук Валерии флягу. Откупоривает её и делает несколько жадных глотков.

– Мы немного прогуляемся, и вам станет лучше.

– Да, да…

Девушка берёт его под руку и ведёт к трапу, установленному не слишком удачно. Одно неосторожное движение – и шатающийся Бентлей нырнёт в воду. И всё же ему удаётся спуститься. Обгорелые туфли касаются песка. Мелкие песчинки, нагретые солнцем, засыпаются внутрь. Но Кеннет рад даже этому. Ему придётся учиться жить заново, проклятья бесследно не проходят. Бентлей счастлив даже от такой мелочи, рад почувствовать хоть что-нибудь, ведь жизнь человека, подобная красивой мозаике, складывается из мелких, но ярких фрагментов.

И Кеннет бы даже улыбнулся, если бы не недовольный вид, с которым новый капитан корабля – Джеффри Корморэнт – смотрит на него. Если бы молодому Бентлею сказали, что его когда-нибудь будут не бояться, а презирать пираты, он бы усмехнулся и счёл это чушью. Но Корморэнт презирает его, и это действительность лорда Кеннета. Наверное, новый капитан корабля относится к нему чуточку лучше, чем Колман, которого, к своему счастью, Бентлей нигде не наблюдает, да только нет сомнений, что Мёрфи и на расстоянии не удовлетворён его компанией.

Джеффри болтает ногой, то и дело ударяя пяткой по стенке бочки, кивает Валерии, но обращается совсем не к ней:

– Приоденься. Никто в Лондоне не поверит, что ты тот самый лорд Кеннет.

Капитан кидает кошель с деньгами, и Бентлей уже было тянется за ним, чтобы поймать, но небольшой мешочек падает на песок к нему же под ноги.

– Капитан! Cabeza de mierda![4] – Валерия тут же отпускает руку Бентлея. Она присаживается, чтобы подобрать кошелёк и прижать его к груди. А когда выпрямляется, гневно смотрит на пирата. – Прекратите относиться к нему, как к собаке! Он человек. Если вы не перестанете, капитан, я вас… Я пожалуюсь отцу, и вас поймают, а затем посадят в самый грязный карцер!

Бентлей совсем не знает испанский, но уж бранную речь способен разобрать на любом языке. Не пристало благородной даме ругаться.

– В карцер? Удивила. В меня стреляли. Меня хотели повесить. И знаешь, кто мне помог? – Джеффри спрыгивает с бочки и делает шаг вперёд. Он смотрит на Валерию сверху вниз, но даже это не заставляет её перестать вести себя дерзко. Задрав голову, девушка хмурится, плотно сжимая губы. Почти шипя, Корморэнт выплёвывает имя: – Моргана. А он убил её. И руку мне проткнул тоже он.

И словно в очередной раз лезвием по стеклу. Кеннет никогда бы не причинил вреда Моргане, будь он действительно в трезвом уме и здравии. О'Райли смогла сделать то, что не смогла ни одна девушка до неё, – влюбила его в себя. Внутри всё ещё теплится это чувство. Моргана умерла жестоко. И лучше бы в последний момент он не увидел удовлетворения и счастья на её лице.

Пират плюёт под ноги Бентлею и, развернувшись на пятках, удаляется прочь, но Валерия не собирается так просто это оставлять.

– Да? А вы не думали, капитан, что все проблемы начались из-за неё?!

Ещё громче она произносит ему вслед:

– Он не хотел её убивать! Он был проклят и вне себя!

Кеннет не может понять, отчего Валерия так его защищает. Ведь с ней он поступил не менее омерзительно. Но Бентлей ей благодарен.

– С-спасибо…

Кеннет опирается на трость двумя руками, не поднимает взгляд от дырявых носков туфель. Какими бы ни были слова Джеффри, всё же он прав. Если он собирается вернуться в Лондон, то должен заявиться туда в лучшем своём виде. Его не было в Англии слишком долго. И жизнь не просто переменилась, лорда уже давно должны были похоронить. А значит, возвращение его будет грандиозным.

Валерия выдыхает и берёт Кеннета под руку, словно ничего и не произошло.

– Неотёсанный мужлан. Пойдёмте, лорд Кеннет. Мы поищем, где купить вам одежду и у кого попросить кусок мыла.

Только этого ещё не хватало. Бентлей качает головой. Он не станет побираться и просить то, что у него всегда было в избытке. Остатки гордости, привычки и замашки лорда ещё никуда не делись, хотя и сложно узнать в нём одного из самых влиятельных людей Англии.

– Лорд Кеннет, у нас нет другого выбора. Позвольте позаботиться о вас.

Она услужлива, как и любая девочка, воспитанная в комнатах с золотой отделкой, в свете множества люстр, очень вежлива и, как Моргана, не вписывается в рамки. Её не должно было быть в море. О'Райли тоже никогда не должна была стать пиратом. Опираясь на трость, Кеннет медленно ковыляет по дороге.

В небольшом английском порту среди скудного количества лавочек они с трудом находят торговца рубахами и сапогами. Простая грубая одежда не привлекает внимания. Бентлею не хочется снимать свой, пусть и обгоревший, но всё же дорогой камзол. На нём местами ещё виднеется изящная вышивка.

Остатки былого величия.

– Сколько? – нескромно интересуется Валерия, успевая это сделать раньше Бентлея. Она кивает на сорочки.

– Семь шиллингов, леди, – отвечает торговец, выкладывая перед ними на прилавок сорочку.

Он демонстрирует товар со всех сторон. Это даже не шёлк. С чего бы такая цена? Будь Кеннет немного сварливее, он бы недовольно оскалился, потому что это грабёж среди белого дня. Но Джеффри пожаловал им увесистый кошелёк, набитый деньгами.

Кеннет ловит на себе брезгливый взгляд торговца. Ещё бы, к прилавку подошёл бродяга, распугивает всех клиентов. И если бы этот червь только знал, кто на самом деле перед ним! Униженный и оскорблённый Кеннет, конечно, не может ничего сделать.

– Возьмём, – бесстрастно произносит Бентлей.

Валерия кивает. Она просит подать ещё одну сорочку и сапоги и отдаёт за самый приличный сюртук практически целый фунт.

Когда только Корморэнт успел разжиться такими средствами? Кеннет не задаёт себе вопроса, откуда деньги, потому что ему известны все способы заработка пиратов. Но вот когда Джеффри успел разбогатеть – загадка. Новый капитан «Последней фантазии» не выглядит таким уж успешным, скорее человеком, который практически всегда пропивает навар, чего не сказал бы Кеннет об О'Райли. За ней гонялись толпы охотников за головами, кому только она не перешла дорогу. И всё равно у неё было огромное количество средств, которые должны были пойти на её благую цель – революцию в Ирландии.

Торговец принимается заворачивать вещи в бумагу, прежде чем передать. В их положении – это лучшее решение. Грязные, немытые и совершенно измождённые, они только испортят чистые ткани.

– Спасибо, что помогаете… после всего, – шёпотом произносит Бентлей.

– Я надеюсь, что потом вы поможете мне добраться домой.

Лорд молча кивает. Произошло слишком много всего, чтобы он ей отказывал. Как она не бросила его в посмертии, так теперь продолжает быть рядом и при жизни. Вся надежда на то, что в Лондоне всё сложится крайне удачно, и он сможет отплатить ей, потому что Валерия действительно заслуживает вернуться на родину.

– Не помешало бы… найти баню.

Торговец косится на них, хмыкает. В столице Великобритании общественные бани давно приравняли к борделям, приличные люди не ходили туда, боясь болезней и порицания со стороны общества. На банях будто было некое невидимое клеймо, которое, впрочем, не мешает любителям определённого времяпрепровождения там собираться.

По молодости Бентлей побывал в одной общественной бане. И нежные руки проститутки ещё некоторое время вспоминались ему потом. Но он так и не захотел туда вернуться, чтобы повторить пережитый опыт.

Конечно, некоторые общественные бани всё же представляют собой не столько дешёвый бордель, сколько место, которым можно воспользоваться по назначению. На подобную удачу Кеннет рассчитывает и сейчас.

Бентлей, кажется, впервые за долгое время поднимает голову – выискивает соответствующую вывеску. Однако его глаза ничего не видят, кроме множества прилавков с различными товарами.

– Шлёпайте к трактирам. Спросите Джонни, банщика.

– Спасибо.

Кеннет кивает учтиво и вежливо. Ни время, ни соль, ни смерть не отскоблили от него манеры.

Пора уже смыть с себя всю грязь. Они с Валерией направляются в сторону трактиров. Бредут очень медленно, девушка рассматривает вывески на домах – покосившиеся и потрескавшиеся, а когда случайно наступает в грязь и её ноги обливают водой из таза – брезгливо морщится и даже пренебрежительно фыркает.

– Какое убогое место.

Бентлей решает промолчать в ответ на столь, казалось бы, верный вывод.

Они находят трактиры. Их оказывается всего два, да и те стоят друг напротив друга, во всеуслышание вопя о конкуренции. Можно было бы зайти и перекусить. Еда здесь явно будет лучше, чем харчи на корабле. Но это сейчас не самая важная их цель.

Взбираются по деревянным ступеням. В убогой бане их встречает скверно сложённый и неучтивый банщик. Однако, получив на руки деньги, он становится намного дружелюбнее. Даёт им по не самому крупному куску мыла и указывает, на удивление, на разные двери. Валерия выглядит нерешительно. И некоторое время она даже разглядывает мыло в своих руках с опаской и неуверенностью. Кеннет понимает, что подобное место для неё в новинку. Её держали в идеальных условиях роскошного поместья.

Конечно, на корабле-призраке она пережила немало стеснения, ютилась в дырявом «брюхе» прогнившего судна, терпела одиночество и равнодушие. И всё же общественная баня, кажется, пугает её больше необъяснимого и неизведанного.

– Если что-то случится – кричите. Просто кричите, и я приду.

Конечно, Бентлей не в том положении, чтобы защищать Валерию, но, если и правда кто-то попытается причинить ей вред, уж огреть по голове обидчика тростью он сможет. Они отвлекутся, и девушка сможет убежать. Она довольно ловкая и невероятно везучая.

Его слов и заверений в том, что он обязательно её защитит, хватает, и да Коста уходит. Он сам сворачивает в тёмное помещение. Оттуда тянет влагой, теплом и даже духотой. Кеннет сбрасывает с себя старую одежду. Камзол, украшенный вышивкой, почти рассыпается в руках. На пальцах остаются грязные следы от угольной пыли. Пожар на «Приговаривающем» был чудовищным, но не был лишён особой, ужасающей красоты. Лорд отставляет в сторону туфли, долго колеблется, прежде чем снять с волос ленту.

Когда-то он был лейтенантом в британском флоте. Ему нечего стесняться. С куском почти не пенящегося мыла Кеннет проходит в банную.

Долго и старательно он натирает всё тело, не обращая внимания на проходящих мимо мужчин. Ему нет дела до того, кто они такие, как и им нет дела до него. Бентлей смывает с себя соль, песок и кровь, как свою, так и чужую. Ему это необходимо: отмыться, вычистить грязь из-под ногтей, привести в порядок волосы, убрать щетину.

Бритва, немного затупленная, поблёскивает на полке у залапанного, мутного от жара зеркала. Кеннет проводит рукой по поверхности стекла, берёт лезвие, чтобы без помощи цирюльника соскоблить щетину. На щеках остаётся несколько порезов, что неудивительно, ведь его руки трясутся и пальцы совершенно не слушаются. В отражении, через снова запотевающее пятно от ладони, на него смотрит уже знакомое лицо. Теперь он похож на человека. Снова.

Сорочка жёсткая, а сапоги без чулок сотрут ноги в кровь. Но чистые вещи возвращают ему веру в себя. И в небольшую комнату, где банщик с аппетитом уплетает дурно пахнущую похлёбку, он выходит не совсем прежним, однако в состоянии, близком к тому. У входа его уже ожидает Валерия, затравленным враждебным взглядом глядя на всех и каждого. Поверх чистой сорочки она накинула старый плащ, а влажные волосы стянула в тугую косу.

– С вами всё хорошо, мисс?

Валерия кивает. Вместе они выходят на улицу. Свет всё ещё режет глаза: столько лет в пучине не прошли бесследно, мир вокруг – слишком яркий.

– Вернёмся на корабль, сэр? Или вы хотите пройтись по… городу? Или вдоль берега?

Бентлей качает головой. Нет, определённо нет. Лучше вернуться на судно и уже там дожидаться, когда же они наконец отправятся в Лондон. Своими мыслями Кеннет уже добрался туда. Он представляет, в какое запустение пришло его поместье, что ещё страшнее – изменения за столько лет не обошли и Компанию стороной, но даже эта разруха не сравнима с тем, что, вероятнее всего, ожидает его по прибытии. Лорд молчит слишком долго, посему Валерия обращается к нему снова:

– Сэр, я тут… – она протягивает Кеннету раскрытую ладонь, – попыталась отмыть.

Внутри неприятно свербит, ком подступает к горлу. На её ладони потускневшее от времени кольцо с потемневшими пятнами крови. Она ещё долго будет преследовать его. В каждом сне, в отголосках его дел, всегда и везде он будет видеть её, а в каждой хотя бы немного похожей на неё девушке попытается разглядеть то, что когда-то влюбило его.

– Я… спасибо…

Бентлей двумя пальцами берёт с ладони кольцо. Всё, что осталось от его былой славы. Очень бережно надевает его на палец. И надо же, оно садится так, как нужно. Пальцы не иссохли окончательно.

– Лучше вернёмся на корабль.

Что прошёл почти месяц, Бентлей узнаёт всё от той же Валерии, которая делает отметки на задней стороне откуда-то раздобытой Библии. Никто, кроме священника, с ней толком и не разговаривает. И лишь по доброй воле святой отец делится всей информацией, какую только знает, закрывая глаза на испанские корни юной леди. На рассвете тридцать второго дня в трюм спускается Джеффри. Он небрежно швыряет Бентлею и Валерии два тяжёлых плаща, коротко произнося:

– Дальше вы пойдёте на шлюпке. Не хватало ещё в Лондон заявиться на украденном корабле.

Валерия практически сразу подскакивает с койки, а Бентлей ещё какое-то время смотрит в потолок, по которому ползёт жирный таракан. Даже в море от этих тварей никуда не деться. Но неужели Кеннет не ослышался? Лондон? Родной дом, где его слова имеют хоть какой-то вес?

От волнения сердце бьётся чаще. Лорд спускает ноги с койки, проводит ладонями по лицу, чтобы избавиться от остатков сна.

– Тогда дайте нам матросов, капитан. Пусть они отвезут нас к берегу, – Валерия подбирает плащ и накидывает его на себя. Хрупкая пташка, а ведь чувствует себя равной капитану корабля. Но в сложившихся обстоятельствах защитить их двоих способна только она. Пускай и словами.

Девушка разворачивается на пятках к Бентлею:

– Вставайте, лорд Кеннет. Мы прибыли.

– Сами доберётесь. Только живее. Ждать вас сотню лет никто не будет, краба мне в дышло.

После этих слов пират уходит, а испанка протягивает Бентлею плащ, предварительно отряхнув его. Нет ни единого представления, как встретит столица своего сына. Его не было слишком долго, всё могло измениться уже несколько десятков раз. Кеннет кивает Валерии и накидывает на себя плащ. Им нечего забирать, никаких вещей, лишь то, что надето на них.

На верхней палубе промозглый ветер пробирает насквозь. Но это и не мягкий климат Карибского бассейна. Родная старушка Англия. Далеко впереди горят сигнальные огни желающих причалить кораблей. Кеннет подходит к фальшборту, пока Валерия обращается к капитану:

– Спасибо, что спасли нас.

– Не заставляйте меня об этом пожалеть.

Впервые на памяти Бентлея Корморэнт усмехается, скрещивая руки на груди. И больше никаких прощальных слов, речей или напутствий. Лишь сердитый взгляд Колмана Кеннет ловит на себе, когда они садятся в лодку. Как только та спускается на воду, Бентлей берётся за вёсла. Руки помнят, но подчиняются не сразу. Они уходят прочь от «Последней фантазии». И лорд Кеннет словно оставляет многолетнее путешествие далеко в прошлом.

Он не сентиментален, но возвращение домой сродни возвращению к любимой женщине.

Свою он потерял.

Даже в такой ранний час на причале шумно. Какие-то мужчины в засаленных фартуках с закатанными рукавами помогают им пристать к берегу и выбраться на причал. Валерия плотнее закутывается в плащ, соскочив на промокшие доски. Много лет назад уходя из лондонского порта, Кеннет далеко не так представлял своё возвращение. Он должен был вернуться героем, самым что ни на есть завоевателем. Его должна была встречать восторженная толпа, а предстать перед королём было делом само собой разумеющимся. Его величество призвал бы его сразу во дворец. Вот только Бентлей погиб. И далеко не самой великой смертью. И всё же здесь будто ничего не изменилось после его ухода.

– Какое ужасное место, – ворчит его спутница себе под нос.

– Мы так же думаем об Испании, так что можете не переживать.

Кеннет постукивает несколько раз тростью по доске, проверяя на прочность, прежде чем ступить на неё.

– Нет. Испания прекрасна. А это место похоже на сточную канаву. И пахнет так же.

Валерия выдыхает, и Бентлею кажется, что новый вдох она не делает. А ведь в это время года Темза ещё не воняет так, как это бывает по весне.

– Где вы живёте, лорд Кеннет? – приглушённым голосом интересуется Валерия. Мимолётная улыбка появляется на губах лорда.

– Я проживал за городом. В особняке. Его уже, скорее всего, выставили на продажу. Хорошо, что он не по карману никому в Лондоне.

Его дом на площади Королевы Анны уже давно могли продать, а вот поместье родителей за чертой города точно в целостности и сохранности. Осталось только нанять экипаж и добраться туда.

Лондон одной своей близостью, родным холодом и мрачностью возвращает уверенность. Да и где, как не на родной земле, ему вновь ощутить себя великим.