Плавание пошло мне на пользу, говорит он.

Боливар меряет юношу убийственным взглядом, тот отворачивается.


Темная рябь на воде. Боливар с мрачным видом наблюдает, как пангу раскачивает на волнах. Чешет шею, пока не сдирает кожу. Поворачивается, отвязывает Веселого Роджера и бросает Эктору. Надень свитер, говорит он. Отвязывает чулок с последней рыбой, сует в ящик. Собирает чашки, другой скарб, кладет в пластиковые пакеты и привязывает к крючкам под скамьей. Плотно закручивает крышку желтого пластикового бочонка с водой. Затем натягивает сеть на кнехт. Эктор опускается на колени перед фигуркой Пречистой Девы. Они сидят и смотрят, как далеко в небе сгущается тьма, как тьма надвигается.

* * *

Приметы знакомого мира, голоса, лодка. Все это кажется неуместным посреди рева и тьмы. Они лежат в ящике, прижавшись друг к другу. Воронка ветра становится стеной. Вниз во впадины моря. Вниз к слепому бездонному страху, что живет в душе. Затем панга взмывает вверх. Эктор отказывается вычерпывать воду. Разъяренный Боливар вылезает из ящика проверить бочонок с водой. На миг замирает, готовясь встретить шторм, противостоять ему всей своей живучестью. Панга взбирается на альпийскую кручу, и Боливар хватается за планширь. Когда лодка почти на вершине, Боливар смотрит вниз с гребня волны. И видит мир в вихре бытия, мир без человека, хаотичную и бессмысленную ярость. Ветер сдувает дымку с водяного гребня, и Боливар опускается на колени, когда лодка, оседлав волну, начинает крениться вниз.


В кромешной тьме Боливар продолжает вычерпывать. Снова проверяет дождевую бочку. Подползает к носу лодки и при вспышке молнии видит, что сеть исчезла. Он воздевает руки к небесам. От сети остался клок на корме. Боливар рычит, раскачивается и яростными взмахами вычерпывает воду. Еще одна вспышка – и Боливар замечает под кормовой скамьей куклу Эктора. Есть что-то свирепое и оккультное в ощерившемся металле, и снова идол пропадает во тьме, а его контуры отпечатываются на сетчатке. Боливару начинает казаться, что идол проклят. И когда от удара молнии чучело Пречистой Девы снова оживает, Боливар хватает его и швыряет за борт. Затем забирается в ящик дать отдых зудящим глазам.


Сколько прошло дней, Боливару неведомо. Живое «я» вылупляется из скорлупы выжившего. Время снова открывается. Он вылезает из ящика, щуря слезящиеся глаза, стоит, моргает, счищает с кожи соляные корки. Затем отвинчивает крышку бочонка, зачерпывает чашкой и делает глоток. Набрав в рот воды, гоняет ее между зубами.

Смотрит в небо неверящими глазами.

Две птицы плавно рассекают неподвижный воздух.

Он поворачивается и видит, как Эктор выползает из ящика. Опухшие глаза не открываются. Он ощупью пробирается по палубе, кожа на руках пожелтела. Боливар зачерпывает воду и сует чашку в протянутые руки. Эктор делает долгий глоток. Затем опускает чашку и начинает шарить под скамьей. Мочит кончики пальцев и трет глаза, пытаясь что-то разглядеть. Руки начинают судорожно дергаться. Эктор обыскивает лодку. Затем падает на колени, задирает голову и испускает вопль.

Она ушла, говорит он.

Боливар стоит, разглядывая воспаленные веки вокруг желтых глаз.

Кто ушел?

Пресвятая Дева.

Эктор садится на скамью и закрывает лицо руками.

Я знал, что это случится, говорит он. Я начал сомневаться. Неудивительно, что она нас бросила. Теперь мы совсем-совсем одни.

Затем Эктор начинает рыдать. Некоторое время Боливар за ним наблюдает. Потом встает, хлопает в ладоши, посылая в небо издевательский смешок.

Вот это был шторм! Э-ге-гей! Настоящий убийца кораблей! А мы до сих пор живы. Живы и здоровы! Они еще услышат про нас дома!

Внезапно Эктор оборачивается и бросает на Боливара глубокий испытующий взгляд. Такой, что Боливар немедленно затыкается. Он видит болезнь под изъеденной кожей. Болезнь в пожелтевших глазах и покрытом язвами рту. Воспаленные веки вокруг желтых белков. Кости, проступающие сквозь желтую кожу.

Эктор качает головой.

Теперь я понимаю, что все так, как должно было быть, говорит он. Выхода нет. Не знаю, чем заслужил такую судьбу, но я справлюсь с ней в одиночку.

Боливар разворачивается к Эктору.

В одиночку? Ты о чем?

Он тянет юношу за локоть.

Эй, брат, послушай, мы вместе. Что-нибудь придумаем. Одно, потом другое. Сплетем новую сеть. Используем бамбуковую острогу. Вот увидишь.

Эктор сидит и качает головой.

Нет, говорит он, такая судьба.


Океан искрится под слепящими солнечными лучами. Потом течение стихает. Боливар прислушивается к шуму воды. Кажется, океан забыл о себе, и его голос стал почти неслышен. Жар во рту, от жара дыхание перехватывает, грудь рефлекторно поднимается и опускается, а воздуха нет.

Они прячутся от солнца в ящике.

По вечерам Боливар лежа караулит над водой с заостренной палкой. Время от времени он поворачивается и изучает Эктора, который теперь безвылазно сидит в ящике, прижав колени к подбородку. Губы юноши шевелятся в молитве.

На лице Боливара появляется раздраженная гримаса. Непроизвольно он свертывает губы трубочкой, чтобы сплюнуть, затем осторожно сглатывает слюну. Снова изучает Эктора, качает головой.

Он просто не хочет, думает он.

Почему не хочет?

Боливар закрывает глаза и видит пожелтевшего юношу, замкнувшегося в одиночестве, которое сам выстроил вокруг себя.

Прав я, а не он.

Боливар тычет палкой в какую-то темную извивающуюся массу, но промахивается.

Ты пытаешься воззвать к разуму человека. К его мыслям. Человек слушает или не слушает, а если не слушает, то почему? Что за нежелание у человека в мозгу? Что за нежелание в его мозгу?

Он вытягивает пучок спутанных водорослей, стряхивает с него дохлых крабов. Пробует на вкус, пережевывает водоросли сухим ртом. Наблюдает за одинокой птицей – похоже, фульмаром. Под крыльями мясо, а как грузно птица опускается на разбитое отражение!

На мгновение Боливар застывает над водой, затем перегибается через борт с бамбуковой острогой.

Почему он не хочет?

Что он видит в воде или думает, что видит?

Тень косяка на глубине выгибается, словно мозговые извилины.


Уже несколько дней лодка стоит на месте. Голова у Боливара обмотана футболкой, он сидит, раскинув ноги, разум туманится от жары. Смотрит на небо цвета слоновой кости в оправе моря. Замечает далекий отблеск. Это определенно корабль. Поворачивается к Эктору, но ничего не говорит. Спустя несколько часов корабль пропадает.


В затхлом воздухе привкус соли. Боливар отковыривает корочку на колене, жует и выплевывает. У мертвой кожи тоже привкус соли. Он проводит пальцем по планширю и разглядывает соляные кристаллы. Взгляд падает на море. Боливар вглядывается в воду. Мысль погружается в прохладную глубину, пускаясь в свободное плавание. В его отсутствующем взгляде колышутся верхушки деревьев. Зеленые деревья приветствуют тебя на пути к променаду. Ветер качает зеленые листья. Но соленый воздух растворяет все. Размывает деревья на променаде. Сам променад. Заросший джунглями холм и город. Людей в городе. Мгновение он еще видит их лица, места, которые они занимают, и вот их уже нет.

Боливару становится страшно.

Он начинает опасаться, что ничего из этого не запомнит. Как будто соль въедается туда, где хранится воспоминание. Затем идет в горы. По дороге из города туда, где живет она.

Алекса.

Он пытается разглядеть дом. Соль размывает дорогу. Размывает дом. Войдя в комнату, он видит, как соль размывает ее кожу. Воздух вокруг кожи. Ее голос. Он вслушивается в размытый образ, словно пытаясь уловить дальний шепот. Вслушивается, пока не различает дрожащий, исчезающий голосок, который говорит с ним. Что говорит ему этот голос.

Ты не знал, что любил.


Птица кружит в вечернем зефире. Когда птица скользит вдоль корпуса, Боливар на мысках следует за ней. Головка подергивается из стороны в сторону. Черная шапочка и оранжевый клюв. Похожа на крачку. Птица складывает трепещущие крылья. И тогда Боливар обнаруживает, что вскинулся в воздух, а руки держат птицу за горло. С отвращением в пожелтевших глазах Эктор наблюдает, как Боливар душит птицу окровавленными руками, затем сдирает с нее кожу. Юноша выражает недовольство тем, что Боливар отрезает мясо от грудки и бедер. Затем вылезает из ящика и уныло садится рядом.

Он говорит, это есть нельзя.

Почему, спрашивает Боливар.

Потому что это грех.

Боливар замирает с ножом в руке.

Что за грех?

Это не еда. Это нечистое.

Как это не еда?

Боливар отворачивается, качая головой и бормоча себе под нос. Затем вонзает нож в мясо, отрезает кусочек и отправляет в рот. Юноша кривится, его зубы сверкают, пока Боливар медленно жует. Он пристально смотрит на Эктора, но внезапно отводит глаза. Боливар сглатывает и морщится от отвращения.

Слишком жирное, говорит он. На вкус как тухлая рыба. Ты – это то, что ты ешь, разве нет?

Эктор не отвечает.

Боливар склоняется над юношей.

Ты болен. Тебе обязательно нужно поесть.


Желтые глаза Эктора с презрением наблюдают за Боливаром. Сначала одна птица, затем другая. Двумя ловкими движениями оторвав каждой крылья, он устраивает на носу небольшой птичник. Стоит над птицами, называя их цыплятками. Когда приходит время их забить, Боливар, порезав мясо на порции, вымачивает его в морской воде, чтобы смягчилось. Эктор пьет воду, но от пищи отказывается. Оголодавшие птицы начинают клевать друг дружку, пронзительно орут день и ночь напролет. По мере того как корпус покрывается их испражнениями, Эктор приходит в ужас. Он ворочается, затыкает уши. Берет бамбуковую палочку и пытается ловить рыбу, безуспешно тыча в воду самодельной острогой. Затем какая-то темная рыба умудряется подставить ему спину, Эктор радостно вскрикивает, но рыба вырывает острогу у него из рук, а ему остается смотреть, как она исчезает под водой. Эктор стоит, заламывая руки, Боливар в ярости мечется по палубе. Затем становится перед Эктором, упирает руки в бока и начинает орать. Это так на тебя похоже! Когда он отворачивается от юноши, лодка делает неожиданный крен. Боливар поднимает глаза и видит, как Эктор, метнувшись вдоль борта, хватает чашку с мясом и швыряет за борт. Двумя руками берет бескрылую птицу и тоже выбрасывает, тянется ко второй.

Боливар с ревом бросается на Эктора. Хватает юношу за нос и за горло. Запрокинув голову, Эктор молотит Боливара рукой, словно пытается взлететь. Затем сует Боливару в рот большой палец.

В молчании они возятся среди всполошенных птиц, а панга раскачивается на ровной морской поверхности, Боливар чувствует вялое тело Эктора, его ослабевшие руки и ноги, тяжелое хриплое дыхание. Он также чувствует свою силу. Схватив юношу за шею и зажав локтем, он хрипит ему в ухо.

Да кто ты такой? Пустое место…

В крови бурлят сила и справедливость, но утихают, когда Эктор перестает сопротивляться.

И тогда Боливар его отпускает.

Юноша падает на колени, судорожно втягивая воздух, глаза вылезают из орбит. Затем устремляет на Боливара обиженный и полный ненависти взгляд. Заползает в ящик и разражается рыданиями. Какое-то время Боливар за ним наблюдает, потом отворачивается к птицам.

Теребит бороду, садится, сильно встряхивая руками, снова вскакивает.

Разворачивается и рычит на Эктора.

Сам можешь подыхать тут сколько угодно. Но уничтожать мою еду? Лишать меня шанса? Это преступление. За это я тебя убью. Вырву твои глаза.


Несколько дней Боливар передвигается по лодке мимо хмурого и бессловесного Эктора. Затем юноша выбирается из ящика, неожиданно замирает на месте и неохотно зовет Боливара. Тот делает вид, что не слышит, вытянувшись под одеялом и грызя большой ноготь. Эктор снова зовет его полушепотом. Медленно поднимает согнутую руку и куда-то показывает. Боливар стаскивает с себя одеяло и смотрит на юношу, который, кажется, околдован каким-то видением. Отбрасывает одеяло и выбирается наружу. Щурится.

Океан в лучах заходящего солнца.

Затем в полумраке возникает видение.

Он закрывает глаза и снова открывает. Ощущение, будто что-то оставило огненный след у него на сетчатке.

Что-то громадное, медлительное чернеет вдали.

Это же не…

Его голос срывается.

Идет в нашу сторону, говорит он.

Они следят за приближением контейнеровоза.

Эктор оборачивается, в глазах страх.

Думаешь, они нас заметили?

Боливар приходит в движение. Ищет что-нибудь, чем можно махать, хватает вылинявший оранжевый пакет, привязывает его к доске.

Говорит, они наверняка нас заметили.

Начинает размахивать доской и орать.

Они смотрят, как корабль приближается.

Эктор трясет головой.

Это происходит на самом деле, говорит он.

Они прыгают, машут, орут сорванными голосами. Разглядывают несметное количество разноцветных контейнеров, сложенных в семь ярусов. Боливар буравит взглядом рубку в сотнях футов над океаном. На палубе никого. Внезапная волна страха пробегает по телу, когда над водой разносится корабельный гудок. Боливар ощущает непреклонность в неумолимом ходе контейнеровоза. Они наблюдают, как судно надвигается прямо на них. И это ощущение захватывает обоих. Они стоят, оглушенные пониманием. Стоят, ощущая дыхание контейнеровоза, когда он заслоняет небо. Затем пангу накрывает тень безликой махины. На лице Эктора проступает отчаяние. Они вопят, ревут, машут флагом, но корабль идет своим курсом, и ни одного матроса не видно на палубе. Затем контейнеровоз исчезает из виду. Исчезает в ночи. Взъерошенный Эктор рвет на себе волосы. Боливар напрягает связки.

Поднимает голову – посмотреть на то, что произошло.

Был контейнеровоз, и вот его не стало. Нет больше никакого контейнеровоза.

* * *

Боливар наблюдает за Эктором, который сидит, свернувшись клубком, и разглядывает море, а потом – свою загорелую кожу. И тут на Боливара находит, из неведомых глубин вырывается дребезжащий смех. Эктор оборачивается и молча вздрагивает. Боливар и рад бы перестать, он дергает себя за волосы, мотает головой, хлопает по бедрам, но смех неостановим. Затем Эктор встает, подходит к Боливару, сверлит его злобным взглядом. Руки дергаются, а глаза, кажется, готовы вылезти из орбит. Наконец он заговаривает, буднично и просто.

Это ты виноват.

Боливар пристально смотрит в глаза, которые кажутся мертвыми, хотя рот движется. И перестает смеяться.

Они видели, что ты сделал, говорит Эктор. Твой маленький птичник. Они поняли, какой ты. Жестокий извращенец. Я всегда это знал. Оставить птиц жить без крыльев. Перед Богом. Они не могли не услышать этот ор. Они наблюдали за тобой в бинокль и думали, что за псих, только гляньте на него, уходит в море, чтобы мучить птиц, отрывает им крылья и заставляет жить в муке, пока не сожрет, он точно проклятый. Поэтому они прошли мимо. Так что, Боливар, это ты виноват. Нам теперь никто не поможет. У меня был шанс вернуться домой и застать ее за тем, чем она занималась за моей спиной. А теперь она никогда не узнает, что я знаю.

Боливар смотрит на желтые зубы Эктора, на глаза, запавшие вглубь черепа.

Он сходит с ума, думает Боливар. Стареет. У него уже лицо старика.


Глаза у Эктора черные, словно галька. Кажется, он больше не замечает Боливара, несколько дней просидел без движения, глаза открыты, но не видят. Боливар наблюдает за юношей. Пытается понять, что у того на уме, но безуспешно. Иногда слышит, как Эктор шепчет молитву. Боливар нарезает птичье мясо соломкой и раскладывает на кожухе мотора. Запасы воды истощаются, но Боливар знает, что при такой влажности рано или поздно соберется дождь. Он изучает водную и небесную плоскости. Замечает гигантскую птицу. Долгое время щурится. Теперь он уверен, это альбатрос, белая птица с черными крыльями неподвижно парит над морем. Он просит Эктора поднять глаза, но юноша не откликается.

* * *

На закате Боливар, прихрамывая, отправляется на пробежку. Загорелая спина сгорбилась. В коленях артрит, локти торчат, легкие прогибаются под тяжестью тела. Мысленно он видит себя таким, каким был когда-то на променаде. Крепкий и прямой торс. Кровь циркулирует по венам. Тело гибкое и проворное и делает все на автомате. Тело напряжено и наслаждается свежестью. Боливар видит себя, как ходит возле панги. К нему приближается Артуро – и с ним Эктор. Боливар оценивает хлипкое сложение, длинные руки и ноги юнца, его суть проступает наружу, как болезнь духа, вот что это такое, великое бездействие внутри. Человек не может стать другим. Ты сделан из того, что у тебя внутри.

Боливар прекращает бродить и прислоняется к краю ящика, пытаясь отдышаться. Там внутри видит Эктора, тот шепчет себе под нос и за целый день не сдвинулся с места.

Внезапно Боливар начинает орать ему в лицо.

Смотри, Эктор! Корабль!

Слушая издевательский смех Боливара, Эктор сидит, не шевелясь.

Боливар вне себя от ярости. Он придвигает лицо к пожелтевшему лицу юноши, к его пересохшим губам, гнилому дыханию. Его встречает бескрайнее спокойное равнодушие.

Он кричит, что с тобой не так? Ты должен встать и поесть! Сколько раз я велел тебе собраться с духом? Почему ты меня не слушаешь?

Он хватает Эктора за плечи и встряхивает.

Юноша поднимает голову и устремляет на Боливара пустой взгляд. Закрывает глаза и погружается в себя. А когда снова их открывает, в глазах что-то мелькает, словно рождается мысль, какое-то время мысль покоилась внутри, разрастаясь в собственном свечении. Затем рот Эктора открывается. Голос покорный и отстраненный.

Что-то растет внутри моего тела. Вроде тяжести, только по-другому. Теперь оно всегда у меня внутри. И все время растет. Здесь.

Боливар смотрит, как палец указывает на грудь.

Хочет что-то сказать, но молчит.

Потирает руки, поднимает взгляд.

Послушай, брат, тебе просто нужно поесть. Только и всего.

Да, говорит Эктор, я голоден. Съем немного рыбы.

Но рыбы-то нет.

Ладно. Я не против того, что ты сделал.

Не против чего?

Того, что ты сделал.

О чем ты говоришь?

Все это время ты прятал от меня рыбу и ел ее по ночам.

У Боливара отвисает челюсть.

Но рыбы нет! Мы потеряли сеть, когда…

Я хочу, чтобы ты знал, я не против, Боливар.

А я против!

Послушай, я тебя прощаю.

Эй! Я ничего такого не делал!

Боливар стоит над юношей, скрежеща зубами, кулаки сжимаются и разжимаются. Он смотрит на свои руки.

Эктор улыбается и закрывает глаза.


Среди ночи Боливар просыпается. Кладет руку туда, где должен быть Эктор, подскакивает на месте. Что видит его разум? Эктор соскальзывает в воду, которая принимает юношу, становясь его могилой. Он быстро выбирается из ящика. Эктор стоит на коленях, кожу слабо подсвечивает лунный свет, лицо обращено к ночи. Слышен шепот молитвы. Эктор перестает молиться. Осознав присутствие Боливара, он опускается на корточки. Спустя мгновение произносит.

А ты знал, Боливар, что мы уже умерли? Держу пари, нет. Но это факт.

У Боливара пересыхает во рту. Он хочет что-то сказать, но слова не идут с губ. Рукой опершись на ящик, стоит неподвижно, ощущая воздух между ними, ощущая молчание, висящее в воздухе, ощущая то, что скрывается за молчанием.

Мы умерли во время того, первого шторма. Я умер, когда свалился за борт. И сам не заметил. Линия между жизнью и смертью. Она такая странная, такая тоненькая. То, что мы неспособны ощутить. Мы просто через нее переходим. Ты выныриваешь, хватаешь ртом воздух, не подозревая, что уже мертв. Это так просто. А теперь мы дрейфуем по течению. Понимаешь, Боливар, это не рай и не ад, а наше наказание. Мы изгнанники. Мы перестали видеть Бога. А теперь нам показывают, что такое забыть о его присутствии. Не видеть Его. Никогда. Навсегда проститься с этой мыслью. А может быть, не навсегда. Вот что такое отсутствие Бога. И оно должно восприниматься как страдание.

Эктор замолкает. Убирает волосы с лица. Мгновение спустя заговаривает снова.

Может быть, и хорошо, что она сейчас с ним. Я все время об этом думаю. Она предавалась греху, а у меня были греховные мысли. Теперь я вижу, что все было устроено специально ради меня.

Боливар сверлит взглядом то, из чего складывается во тьме фигура Эктора. Тьму, что окутывает тело, делает его телом. Самого тела не рассмотреть, и только волосы и лицо открыты лунному свету, слова, которые Эктор произносит, открывают то, что у него внутри, язвенный рот, который, как представляется Боливару, искажает слова, пожелтевшие глаза, верящие тому, что произносит рот.

Боливар не знает, что сказать.

Пытается говорить, но слова не хотят выговариваться.

Наконец он откашливается.

Послушай, говорит он, мы это переживем. Я столько лет этим занимаюсь, не знаю, лет десять. Море закалило мои кости. Мы все еще в силах с этим справиться. Я не намерен сдаваться. Я капитан этого судна. У нас впереди целая жизнь.

Голос, который он слышит, похож на шепот, невесомый, словно сам рожден тьмой.

Ты не понимаешь, Боливар. Слишком поздно. Тебе предстоит познать истинную природу твоей судьбы. Может быть, наказание, уготованное тебе, – в осознании того, что ты наделал, бросив дочь и жену. Ты никогда больше не увидишь своего ребенка. Да, теперь я это понимаю.

И тут Боливар бросается на Эктора, хватает его и начинает трясти.

Затем отпускает плечи юноши.

Эктор молчит.

Не говоря ни слова, Боливар забирается обратно в ящик.


Боливар сидит, потирая переносицу. Он наблюдает за полоской ползущих облаков милях в тридцати-сорока. Небо затягивает дымкой. И снова видит альбатроса, парящего в вышине на неподвижных крыльях. Он расставляет чашки, чувствуя, как падает температура. С тех пор как Эктор заполз в ящик, он почти не шевелился. Не шевелится и сейчас, когда ветер принес в океан дождь. Боливар расхаживает по лодке, приглядывая за чашками и бочонком, приглядывая за Эктором. Он снова превращается в насекомое, думает Боливар. Никогда нельзя знать, что у насекомого в голове. Он подставляет лицо дождю и стоит, потерявшись в забытых мыслях. Ощущать дождь кожей, раскинув руки, растворяться в прикосновении дождя.

* * *

Два дня их болтает на волнах. Теперь его сны переполнены яростью. Во сне Боливар слышит, как поет Алекса. Он бросается к ней, пятки пытаются оторваться от палубы, он хочет выпрыгнуть из лодки, но не может – ноги отнялись, кровь загустела от соли, голос охрип, но все же ему удается выкрикнуть, я иду! Я иду! Боливар просыпается во тьме, встречаясь с самим собой. Прислушивается, понимает, что море начинает успокаиваться.

Есть только это, думает он. Только этого нельзя отрицать. Не слушай его. Что бы он ни сказал. Чего он хочет? Ничего он не хочет. Хотеть – это не про него. В этом проблема. Его разум искажен болезнью тела.

Боливар слушает, пока не различает собственный крик.

Я иду!

И наконец слышит. Какой-то тихий вой доносится из-под воды.

Может быть, это поет кит, думает Боливар.

Прислушивается и снова слышит странный звук.

Шепчет себе под нос.

Не волнуйся, Алекса, я тебя слышу. Конечно, я вернусь.

* * *

Летучие рыбы вспарывают волны. Боливар наблюдает, как они взмывают к солнцу, затем стремительно падают.


Просыпается он от птичьей возни. Дыхание замирает, разум перемещается из сна в холодильный ящик, в морскую прохладу и дальше. Он приподнимается на локте и слушает. И тут его тело подбрасывает в воздух, руки вцепляются в крупную птичью тушку, а птица, пронзительно вопя, хлопает крыльями и неожиданно изворачивается, целясь клювом в руки и лицо. Боливар сражается, пока птица не затихает в его ладонях.

Он видит, как восток загорается в холодной печи света. Видит, что убил альбатроса. Разглядывает свои окровавленные руки.

Он сдирает с птицы кожу и разделывает мясо. Внутренности забиты непереваренным пластиком. Нарезает грудку и кладет вымачиваться в морскую воду. Боливар внимательно наблюдает за Эктором, когда тот просыпается, как садится, куда смотрят его глаза, разглядывает впалую грудь юноши, одно плечо у него выше другого. Эктор не удосуживается поднять голову.

Никто не поверит, думает Боливар. Оказывается, в море куда проще поймать птицу, чем рыбу.


Дни идут, а Эктор все молчит. Он лежит в ящике, ладони сложены на груди и слегка подрагивают, будто дух можно удержать руками. Боливар разглядывает эти руки, эти пересохшие губы, его преследует чувство, что юноша уходит все дальше и дальше. Он подносит воду к губам Эктора, и вода скатывается по подбородку. Боливар продолжает разговаривать с Эктором, как будто ничего не происходит. Толкует свои сны. Вспоминает эпизоды из детства. В тот день пропал мой дед, говорит он. Я все еще это помню. Позже замечает, представь, как странно, мой слух так обострился, что я слышу, как что-то проплывает под лодкой. И четко вижу предметы, которые находятся очень далеко.

Позже, зайдя за ящик, он промывает мясо альбатроса. Пробует кусочек на вкус. Маслянистый, но, по крайней мере, нет привкуса тухлой рыбы.

Он медленно жует, разглядывая горизонт, точку, где с горизонтом сливается бескрайний океан. Разум достраивает – и лжет обоим. И оба лгут разуму.

Боливар склоняется над Эктором с куском мякоти, нарезанной на тонкие полоски.

Смотри, говорит он, я поймал рыбу.

Юноша поднимает голову.

Даже не знаю, что за рыба такая, говорит Боливар.

Юноша поднимает скрюченные пальцы.

Берет мясо, кладет в рот и жует.

Боливар смотрит, как он ест, видит язвы на губах и языке, кровь с десен марает еду.

Сытый голодного не разумеет, говорит Боливар.

Эктор равнодушно улыбается.

Да, говорит он, эта рыба мне по вкусу.

Съедает еще кусок и замолкает.

Потом спрашивает, можно мне глоток воды? Уже несколько дней у меня жжет язык.


Эктор со стоном просыпается. Что-то в этом стоне пугает Боливара. Он оборачивается и видит, что юноша бьется в корчах. Руки сжимают живот. Лоб взмок от жара. Его вырвало тем немногим, что он съел. Боливар хочет поднять Эктора, но юноша отталкивает его руки. Согбенный под тяжестью непосильного груза, он выползает из ящика, приваливается к борту и лежит в позе, вызывающей острую жалость, Боливар наблюдает за ним, дергает себя за волосы. Окунув руку в воду, омывает ему лоб. Убирает с глаз длинные патлы, стирает блевотину с губ. Он видит, что Эктор обделался, берет чашку, смывает. Заносит его с солнца обратно в ящик.

Боливар охлаждает Эктору лоб, подносит воду к губам. Ночью пытается его согреть. Ему кажется, что кости Эктора шевелятся под кожей. Губы шепчут тайные, сокровенные мысли.

Боливар с подозрением поглядывает на мясо.

Но ты же не заболел, думает он. Тебе хоть бы хны, а значит, причина другая. Посмотри на его кожу, совершенно желтая, должно быть, кровь отравлена.

Боливар нюхает мясо альбатроса. Откусывает кусочек. Очень вкусно.

Он выбрасывает мясо за борт.


День сменяется ночью, ночь – днем. Сколько прошло дней, три или четыре, Боливару неведомо, но Эктор начинает ровно дышать во сне. Затем он просыпается, садится. Пристально смотрит на Боливара, который замечает, что в лице юноши что-то изменилось. Боливар изучает желтую кожу, обтянувшую кости. Жиденькую бородку, свисающую с подбородка. Волосы ниже плеч притягивают взгляд. Юноша долго сидит с отсутствующим, но доброжелательным видом. Кажется, даже улыбается. Боливар протягивает ему еду, но Эктор ее отталкивает. Боливар наклоняется, кладет руку юноше на плечо и легонько встряхивает.

Братишка, тебе нужно поесть.

Уже незачем.

О чем ты говоришь?

Эктор не отвечает.

Боливар разглядывает рот, растянутый в улыбке, рот, который ведет к разуму, отвечающему за слова. Он вглядывается так пристально, будто может разглядеть слова, но нет, не может. Видит только какую-то затаенную мысль, которая мелькает по лицу.

Он хватает Эктора и больно трясет за плечи, волосы падают на глаза.

Боливар кричит, чему ты улыбаешься?

Он вскакивает, бросается к чашкам, хватает несколько кусков мяса, запихивает Эктору в рот, длинные волосы путаются с едой, Боливар зажимает рот ладонью, заставляя юношу проглотить, крепко зажимает рот, как будто пытается его…

Он отнимает ладонь, смотрит на руку.

Эктор спокойно вытаскивает волосы изо рта. Выплевывает пищу на ладонь, протягивает Боливару. Он снова пытается улыбнуться, но что-то умерло в его глазах, будто то место в сознании, где хранится мысль, не выносит света.

Почему ты не видишь, Боливар, спрашивает Эктор.

Боливар в ужасе смотрит на него.

Радость – вот то, что он видит в лице юноши.


Ветер перескакивает с юго-восточного на северный. Неожиданный дождь наполняет чашки. Дни слепящего пекла. Высоко в небе реактивный самолет оставляет длинный след. Солнце кружит вокруг застывшего в одной позе Эктора. Боливар с удивлением наблюдает, какое у него безмерное самообладание. Руки на коленях, слабая улыбка на губах. Есть он по-прежнему отказывается. Боливар разглядывает тело юноши. С каждым днем кожа становится все более вялой. Несомненно, мышцы разрушаются изнутри, кожа соприкасается с костями, разум пожирает тело. Он ищет признаки воли, живущей внутри. И постепенно погружается в дремоту. И снова видит во сне Эктора, юноша ему улыбается, кожа в тусклой вечерней дымке сияет, тело сотрясает дрожь, и кажется, оно начинает отделяться, раздваиваться – Боливар хочет проснуться, он не сводит с Эктора глаз, юноша определенно разрывается надвое, пытаясь освободиться от тела, – Боливар с содроганием просыпается. Он с подозрением смотрит на Эктора, но тот не двигается с места.


Маленькая зеленая черепаха бодает лодку. Боливар выдергивает ее из воды и аккуратно сливает кровь в чашку. Нарезает на куски внутренние органы, печень дрожит в его руке.

Правда, ты бы поел, говорит он.

Оборачивается и видит, что Эктор плачет, уткнувшись лицом в сгиб локтя.

Эктор поднимает глаза, и Боливар отворачивается.

Какая жалость, Боливар, говорит юноша, что мы встретились в конце жизни.

Боливар разворачивается.

Эй, ты, хватит этих безумных речей, ладно?

Стирает с губ остатки печени, кладет окровавленную руку Эктору на плечо.

Мы с тобой не какие-нибудь старики. У нас впереди целая жизнь.

Я хотел быть таким, как ты, Боливар. Надеялся, что стану таким. Пытался тебе подражать. Как ты ходишь по лодке. Как машешь руками. Как думаешь. Ты хорош какой есть. Но я не могу стать таким. Я не могу себя изменить.

Послушай, не время сдаваться. Где твоя вера?

Эктор медленно поднимает голову и смотрит на Боливара, волосы занавешивают лицо, но Боливар видит, как влажные пожелтевшие глаза суровеют, а губы кривятся в усмешке.

Все, что у меня есть, – это моя вера.

Боливар убирает руку с его плеча, разворачивает ладонь и пристально на нее смотрит.

Возможно, но ты не веришь в то, что мы делаем. Ты говоришь «нет», а должен сказать «да».

Это ты, Боливар, говоришь «нет», а не «да». Это в тебе нет веры.

Неправда! Кто-нибудь обязательно нас найдет, вот увидишь.

Это ты отказываешься видеть.


Как летят дни! Боливар смотрит во все глаза, отслеживая каждое движение в океане. Кое-чем океан с ним делится. Проблеск далеких сигнальных огней. Еле различимый силуэт судна. Кружение морских птиц вокруг раздутой мертвечины. Он прислушивается к теням, что проплывают под лодкой. Руки готовы выдернуть из воды акулу, если та подплывет ближе.

Боливар пытается ловить рыбу при помощи пластикового пакета.

Снова и снова говорит себе, ты поймаешь рыбу и заставишь его поесть. Ты все еще можешь его спасти.

Мысленно он видит Эктора таким, каким тот когда-то был, затем оглядывается и видит, как юноша угасает. Эктор внутри тела, но больше телу не принадлежит. Взгляд устремлен внутрь. Следуя за тем, что видит разум, тело тянется внутрь, потому что разум ищет что-то внутри.

Боливар видит, как сильно Эктор постарел. Перед ним сидит изможденное стариковское тело. Лодыжки и ступни распухли.

Боливар начинает разглядывать собственное тело, оттягивает дряблую кожу. Кожа стала бронзовой, но не пожелтела, как у Эктора. Всматривается в руки и ноги, гадая, изменилось ли лицо.

Он наклоняется над водой, пытаясь его увидеть. Лицо расплывается. Должно быть, такое лицо Алекса видит во сне. Он думает о ее лице, каким оно было когда-то. Интересно, какой она стала. Рукой касается щек. Таким она тебя не узнает. Не поверит, что это ты.

Боливар закрывает глаза руками и плачет.

Эктор медленно открывает рот, словно хочет заговорить.

У него выпадает зуб.


Боливар сидит в ящике и дожевывает остатки черепашьего мяса. Предлагает Эктору, но тот даже не смотрит в его сторону. Боливар перевешивается через борт панги, зачерпывает воду, несет в ладонях. Умывает Эктору лицо, убирает волосы с глаз, вытирает лоб. Кожа липкая и холодная. Он обнимает юношу, пытаясь согреть. Отворачивается, чтобы Эктор не заметил, что он плачет. Вот уже несколько дней юноша не открывает глаз.

Боливар ловит себя на том, что кричит на Эктора.

Нельзя так! Ты должен проснуться.

Он отталкивает Эктора, в ярости расхаживает по лодке, затем начинает бегать кругами.

Просыпается среди ночи и слышит свой рев, ты ведешь себя как дурак. Ты должен очнуться.

Оказывается на коленях перед Эктором, умоляет выслушать. Тянет Эктора за руку.

Посмотри на меня, ну почему ты не смотришь? Если ты думаешь, что это сон, значит это твой сон. Ты можешь это сделать. Можешь проснуться. Я знаю, что говорю. Правда, знаю. Сделай это для меня. Ты не оставишь меня здесь одного.


Боливар бегает вокруг ящика, останавливается, пытается отдышаться, спиной привалившись к стенке. Долгое время он просто смотрит на море. Море воплощается и развоплощается, повинуясь неведомому древнему рефлексу, не имеющему источника. Что ты такое? Тело может заставить воды расступиться, но не мысль. Мысль может приказать телу, но волнам никогда не встретиться с мыслью. Он разглядывает одинокую черную птицу на фоне солнца. Птица кружит по спирали, затем опускается к панге. Боливар замечает алый горловой мешочек. Это фрегат, и, опустившись на планширь, птица складывает длинные черные крылья.

Боливар заталкивает фрегата, смятенного и бескрылого, в птичник.

Эктор начинает плакать. Он сидит с открытым ртом, словно подбирает нужные слова. Веки распухли. Затем он показывает пальцем на воду.

Боливар подносит чашку к его губам.

Эктор пьет, и его тело содрогается.

Когда его глаза встречаются с глазами Боливара, в них странное, чистое выражение. Затем он начинает говорить еле слышным шепотом.

Я плохо жил, Боливар.

Боливар сидит печальный и нахмуренный.

Это неправда. Как это может быть правдой?

Я был обузой, для тебя, для других. Совершил много плохих поступков, за которые придется отвечать.

О чем ты говоришь? Ты же не убийца, не какой-нибудь угонщик.

Мелочи, которые я делал, они сложились вместе. Я и есть их результат. Сейчас я это понимаю. Это росло внутри. Здесь, в груди. Там болит сильнее, чем во всем теле. Я вижу перед собой все свои дурные дела. Я не был хорошим человеком. Поэтому я трачу время, чтобы вспомнить. Пересмотреть каждый поступок. Когда я думаю о них, мне больно. Я не был добр к отцу с матерью. К брату с сестрой. Я точно не был добр к Лукреции. Неудивительно, что она с ним сбежала.

Послушай, Эктор, ты же ничего не знаешь!

Все, что мне остается, – просить прощения за каждый поступок. Я думал, мы хозяева нашей судьбы, – верно, Боливар? Каждое действие приводит тебя туда, где ты сейчас, а не в какое-то другое место. Иначе и быть не может. Но каждый твой поступок рождает некое чувство. Поэтому мы есть то, что мы сделали. Так я считаю. Мы отвечаем за наши поступки, потому что действуем так, как велят нам чувства. Кажется, теперь я это понимаю. А может быть, нет. Может, все не так. Но я чувствую, что прав. Я не был добр к тебе, Боливар. За это я прошу у тебя прощения. Я много раз тебя подводил. Ты простишь меня? Будешь вспоминать меня добром?

Боливар сидит, стараясь не слушать. Закрывает ладонями уши, затем лицо. Всматривается в ладони, заставляя себя поверить. Видит судно, которое причаливает к борту панги. Красный самолет низко летит над волнами. Это гидроплан. Он забирается в гидроплан. С одеялом из фольги на плечах прямиком к Розе. И Эктор рядом. Так все и будет. Ты не раз видел такое по телевизору. И Анхель. И Роза держит тебя за руку. Все склоняются над тобой. Предлагают выпить.

Он думает, проблема не в теле. Проблема в разуме.

Сейчас она с ним, говорит Эктор. Сидят в машине, разъезжают по городу. Я их вижу. Погода отличная, может, немного сыро. Они заняты собой, мелкими каждодневными делами, которые заставляют нас отвлечься от своих мыслей. Она и не заметит, что меня нет.

Эктор опускает голову, и его тело сотрясают рыдания. Затем тихо говорит.

Мне не довелось этого пережить. Теперь я понимаю. Ты должен освободиться от внутренней тяжести, прежде чем тебя отпустит.

Он закрывает глаза и умолкает.


Боливар согревает Эктора теплом своего тела и одеялом из водорослей. Рассказывает про себя то, чего никогда не рассказывал. Делится сожалениями о прошлой жизни. Историями про дочку.

Я пытаюсь сообразить, Эктор, говорит он, с какого дня ты начал есть. Нас же спросят об этом дома. Сегодня или завтра? Правда же, это будет сегодня? Сегодня ты начнешь есть и поправляться.

Боливар отрезает кусочек птичьего мяса и пробует на вкус. Пытается разбудить Эктора, но юноша не шевелится. Боливар встряхивает его. Начинает кричать.

Какое право ты имеешь так поступать? Никакого. Я убью тебя раньше, чем ты умрешь. Убью во сне.

Затем Боливар сидит в ящике, обхватив голову руками и плача.

Прости меня, друг. Я сам не знаю, что говорю.

Он осторожно усаживает Эктора, прикладывает ухо к груди. Трудно понять, дышит тот или нет.


Боливар просыпается с первыми лучами. Пангу качает на волнах юго-западный ветер. Наконец-то мы движемся, произносит он вслух. И снова повернули. С северо-востока на север.

Эктор не отвечает.

Боливар пытается ловить рыбу пластиковым пакетом. Затем садится на корточки перед Эктором. Пытается вспомнить, как давно тот не говорит. Видит, что сморщенная кожа стала мертвенного оттенка. Наклоняется, пока не ощущает под кожей подобие жизни. Слабая пульсация под ребрами. Трепетание в горле. Подрагивание век.

Боливар смотрит на закрытые глаза и сложенные руки. Ему кажется, он видит, как разум сражается с волей к жизни. «Я» восстает против того, что делает его живым.

Он же принадлежит всему этому, думает Боливар. Он – часть целого. Он – часть тебя. Пространство, которое он занимает. Свет, падающий на тело. Тень, которую тело отбрасывает. Это и его тень. Соль на коже. Соли нужно на чем-то оседать, вот она на нем и оседает.

Боливар ловит себя на том, что трясет Эктора.

Эй, проснись! Да ладно тебе! Давай пробежимся.

Он вытягивает Эктора из ящика и переворачивает на спину. Затем начинает бегать вокруг ящика. Дыхание сразу сбивается. Он падает на колени, роняет Эктора. Юноша слабо шевелится. Что-то тихо шепчет, разглядывает Боливара провалившимися глазами, от чего взгляд кажется задумчивым и печальным.

Боливар хлопает в ладоши. Наконец-то ты проснулся! Что хочешь на завтрак? Как насчет яичницы?

Эктор медленно моргает.

Боливар кладет его обратно в холодильный ящик. Сидит в надежде заметить хотя бы слабый признак воли к жизни. Подъема, обновления. Но видит лишь зимний свет, замершую волю, которая едва проявляет себя в прерывистом дыхании, волю, подавленную тем, что сопротивляется ей глубоко внутри.

Что сказано в глазах.

Боливар встает и хлопает в ладоши.

Пожалуй, зарежу на обед курочку.

Эктор медленно поднимает руку. Тянется к Боливару, который подходит и подставляет запястье.

Эктор долго сжимает его запястье. Затем пытается приподняться. Боливар помогает ему сесть.

Прежняя улыбка появляется в глазах юноши.

Он говорит шепотом.

Боливар, ты мой лучший друг.


Боливар сидит в одиночестве и смотрит на сумеречное море. Видит, как вдали ныряет кит. Хвост принимает форму парящей птицы, вода стекает с исчезающих крыльев.


Море без солнца. Боливар прикрывает Эктора водорослями и встает. Бьет себя кулаками в грудь, трет ноги, растягивается, начинает бежать. Глаза полуприкрыты. Сворачивает с променада, бежит по проселочным дорогам к холмам, затем по изрытой колеями горной тропе, в воздухе стоит пыль, путь предстоит неблизкий, хорошо, что запасся едой.

Он думает, она не вспомнит тебя, прошло слишком много времени, лет, наверно, десять. Перед уходом придется умыться, вычистить ногти, надеть красивую рубашку, сказать несколько слов ее матери, послушай, разве не лучше, что я раскаялся, лучше было бы, если бы я вообще никогда не вернулся? Тогда я был слабаком.

Коленные суставы скрипят, кости тихо ноют. Он останавливается, опирается на планширь и наклоняется, переводя дыхание. Затем оборачивается и видит, как над лодкой кружат два черноногих альбатроса.


Он подходит к Эктору и легонько трясет его за плечо.

Эй, проснись! Ты сегодня голоден? У меня есть немного копченой рыбы. Какой-то ты холодный. Ладно, дам тебе еще немного поспать.

Позже он снова пытается его разбудить.

Эй, Эктор! Пора вставать! Я приготовил для нас шикарный ужин, все самое вкусное, все, что ты любишь.

Эй, почему ты не просыпаешься?


Он сидит, смотрит, как ветер колышет волны.


Днем Боливар вытаскивает Эктора из ящика и усаживает, прислонив к корпусу. Ночью затаскивает обратно, укладывает руки и ноги, спрашивает, удобно ли ему. Потом сам забирается внутрь, обнимает Эктора и засыпает. Что ему снится. Тьма и непроглядный мрак, пока Боливару не начинает казаться, что он – Эктор, запертый в каком-то мертвом сне о том, что было когда-то. Боливар с криком просыпается. Затем лежит, боясь снова заснуть, прислушиваясь к шуму моря. Всходит Луна, заливая корпус лодки пепельным светом.

* * *

Он плачет, когда осторожно вытаскивает Эктора из ящика. Плачет, прислоняя его к борту, укладывая руки и ноги. Смотри, Эктор, у меня для тебя есть курочка. Денек-то какой выдался. Посмотри на солнце, сегодня оно низкое, но ты все равно должен его увидеть. Жаль, у меня нет слов, чтобы выразить, как это красиво. Похоже на цвет лимона. И такой же свет переливается на воде. Я понимаю, тебя уже тошнит от этого вида, но все-таки мир прекрасен. Если бы каждый мог это увидеть.


Боливар пытается есть, но не может. Наблюдает за погодой. Смотрит, смотрит, пока перестает видеть то, что перед ним. Пробует ловить рыбу голыми руками. Просто сидит. Голос из далекого прошлого нашептывает старую песню, и Боливар начинает подпевать себе под нос. Он не слышал ее с самого детства. Полузабытые слова возвращаются, и он продолжает петь, а слезы катятся по лицу.


Боливар сидит, говорит вслух. Кусок по-прежнему не лезет в горло. Он делает несколько глотков дождевой воды, полощет рот, проглатывает.

Говорит, у нас снова заканчивается вода.

Раньше я думал, что ты насекомое. Можешь себе представить? А теперь ты мой самый близкий друг. Жизнь – странная штука, правда? Вечно пытается тебя надуть. Заставляет поступить неправильно.

А знаешь, первое, что я сделаю, когда вернусь, – это навещу дочь. Потом повидаюсь с Розой. Или сначала с Розой, все равно придется показаться на променаде. Может быть, телу снова захочется. Прошло много времени. Наверняка она будет рада меня видеть. А потом навещу Алексу. Я буду очень, очень спокоен, когда к ней отправлюсь. Может быть, Роза пойдет со мной, подскажет, как себя вести.


Послушай, Эктор. Я думаю, ты заключил пари. Самое крупное пари, какое можно заключить на этом свете. Но я сделаю другую ставку и докажу, что ты ошибаешься. Вот увидишь, будет по-моему.


Солнце кружит и кружит на небе. Он не знает, спит или не спит. Сидит и смотрит, как трясутся руки. Хватает Эктора, кричит, это все ты виноват, ты, а не я! Затем переворачивается на другой бок, прикрикивает на руки, чтобы не тряслись. Безудержно рыдает, закрывает глаза, прислоняется к борту панги.

Проснувшись, начинает орать и махать руками на морских птиц, которые кормятся на лице Эктора.

Птицы с шумом и гомоном взлетают, садятся на воду неподалеку.

Боливар смотрит в выклеванные глаза Эктора.

Начинает рвать на себе волосы.

Прости, Эктор, говорит он. Мне так жаль. Это все я виноват. Я о тебе не заботился. Пожалуйста, прости меня.

Он поднимает Эктора и прижимает к груди, словно дитя. Плачет и кричит, обратив лицо к небу. Затем начинает себя проклинать. Ты невежественный дурень! Шут гороховый. Простофиля. И зачем только ты родился на свет? Даже хорошего рыбака из тебя не вышло.

Он долго сидит. Ему кажется, что спит. А когда просыпается, Эктор все еще в его объятиях. Море и небо залиты светом. Он изучает лицо Эктора. Кожа обмякла и посерела. На губах – тень улыбки.

Боливар смотрит, не веря глазам.

Что это, спрашивает он.

Роняет Эктора, начинает метаться по лодке.

Нависает над юношей и кричит.

Эй, с меня хватит! Я знаю, что ты не умер. Так что будь добр, перестань притворяться!

Встряхивает Эктора, снова роняет, продолжает орать.

Без тебя куда лучше! С самого начала от тебя были одни неприятности. Только взгляни на себя! Ты впустую провел жизнь. А мог бы сделать так много всего! Я им все расскажу. Обо всех неприятностях, что ты мне доставил. Насекомое, вот ты кто!

Он хватает Эктора под мышки, переворачивает к борту. Размахнувшись, перебрасывает через борт и замирает, сжимая тело на весу.

Он не может выпустить тело.

Ветер швыряет волосы Эктора Боливару в лицо, и он выплевывает изо рта их соленость.

Заставляет себя опустить Эктора в воду, но руки остаются сомкнутыми вокруг тела.

Боливар кричит.

Снова кричит и разжимает ладони.

Почти беззвучно тело соскальзывает в воду.

Боливар разглядывает опустевшие руки.


Боливар лежит в ящике, оплакивая друга. Он забыл поесть. Время от времени выпивает немного воды. Наблюдает, как движутся тени. Как тени скользят по лодке. Тень – жизненная сила вещей. Так ему кажется. Жизненная сила, которая пытается избежать участи всякой вещи, тела или предмета. Тень, ускользающая от ствола, от ножа. Боливар приходит в ужас от того, как ускользает тень из его тела. Тень его темнеющих ног. Тени икр, коленей, бедер скукоживаются на глазах. Скоро от меня совсем ничего не останется, думает он.


Ладони вспотели. Боливар садится, наклоняется вперед, пытаясь отдышаться. Выползает из ящика вместе со своей тенью, отяжелевший, запыхавшийся, хватается за грудь. Глаза встречаются с морем, и море переносит его взгляд через пустоши угасающего света к чему-то громадному и невидимому. В теле нарастает крик. Он оборачивается и смотрит на пустую лодку, грудь сжимается, кружится голова, он хватается за борт и втягивает воздух.

Долгое время Боливар боится шевельнуться.

Приказывает себе не смотреть на море.

Смотрит вдаль, и море уносит мысль в свои глубины, пока мысль не погружается сама в себя.

Не замечает, как падает на колени, глаза щурятся от света. Молотит кулаками по борту, выкрикивая имя Эктора.

Ты, глупое насекомое! Что ты наделал? Как посмел оставить меня одного?

Подтягивается, пинает борт, воет, хватается за ногу, ковыляет по лодке, выкрикивая имя Эктора.

Яростно таращится во тьму. Кричит, пока голос не садится.

Эй!

Что ты сделал со мной, будь ты проклят!

И как теперь быть?

Боливар сидит, припав к борту, убаюкивая ногу. Затем, сложив на груди руки, застывает, погрузившись в себя.

Говорит себе, что так и будет спать, не просыпаясь.

Говорит, если не двигаться, то и думать не придется.

Из самого темного угла сознания давит мысль.

Что за мысль.

Смотри прямо на нее. О чем она хотела поведать.

Ты остался один.


Боливар резко выпрыгивает из черноты сна. Чья-то рука коснулась его локтя. Открывает глаза навстречу душному мареву, поворачивается лицом к солнечному меридиану, руки и ноги в огне. Ему кажется, в лодке есть кто-то еще. Садится в растерянности, заслоняясь рукой от солнца. Он роется в ошметках сна, но это был не сон. Боливару уже случалось засыпать, растянувшись на палубе, а яростное светило обжигало корпус лодки до состояния полированной кости.

Пересохший язык шарит во рту.

Он встает на колени в поисках воды.

И видит Эктора.

Боливар кричит, руки хватают воздух, крик застывает на губах. Разум приказывает телу отступить, но Боливар стоит как вкопанный, только движутся руки, пока в тяжелой, разгоряченной крови кипит мысль.

Эктор спокойно сидит на корме, сложив руки на коленях, и смотрит на Боливара выклеванными глазами.

Привет, Толстый.


Боливар сидит на корточках с закрытыми глазами, отказываясь смотреть. Позади визжит птичник. Он шепчет, ты спишь с открытыми глазами. Открывает глаза, смотрит, снова закрывает.

Шепчет, ты проснешься, если не будешь смотреть.

Рука тихо скользит к ножу.

Жар от лодки обжигает кожу и подошвы. Боливар всем телом вжимается в корпус, надеясь, что боль его разбудит. Медленно, тяжело, не открывая глаз, садится на носовую скамью. Горячий воздух заползает в глотку. Он подтягивает нож к телу. Открывает один глаз, затем другой.

На корме сидит Эктор, руки с растопыренными пальцами лежат на коленях, волосы рассыпаны по лицу. Уголки губ тронуты легкой улыбкой. Он наклоняется вперед, словно пытается разглядеть что-то выклеванными глазами. Затем откидывается назад.

Я знаю, что ты здесь, Толстый.

Долгое время Боливар не может вымолвить ни слова. Прикусив язык, сидит и смотрит на Эктора, только бы это оказалось сном, от которого можно очнуться.

Эктор поджимает губы и сдувает волосы с лица.

Затем приходит в движение, тощее пожелтевшее тело приподнимается, рука слепо тянется к планширю. Ведя рукой по обшивке, он обходит холодильный ящик сзади, а Боливар ползком огибает его с другой стороны, стараясь не дышать. Он не может смотреть, как Эктор ощупью пробирается на нос, как склоняется над птичником, зубы вонзаются в птичье мясо, затем слышно, как вода льется за борт, шлепок, с которым пустая канистра падает в воду.

Боливар чувствует, что Эктор поворачивается в его сторону.

Тело начинает движение.

Боливар открывает глаза, машет ножом, приказывая Эктору оставаться на месте.

Эктор с улыбкой на губах останавливается, за его спиной месиво из крови и перьев. Затем юноша подходит к ящику, на ощупь забирается внутрь и садится. Высовывается наружу и смотрит на Боливара невидящими глазами.

Расслабься, Толстый, я просто хочу поговорить.

Боливар пытается что-то сказать, язык нащупывает слова, но звук не выходит из горла. Он с трудом сглатывает. И слышит шепот.

Что ты такое? Ты демон?

Улыбка сползает с лица Эктора.

Он спрашивает, кто, я? Я же Эктор, твой лучший друг.


Долгое время Боливар, спиной вжавшись в борт, наблюдает за Эктором. Мысленно он видит, как разжимает руки, отпуская тело Эктора в море. Тело соскальзывает, погружается на глубину. А сейчас он видит растерзанное тело, которое преспокойно валяется в холодильном ящике. Складки кожи на ребрах. Нарыв на шее.

Боливар тычет ножом свое бедро, видит каплю крови, пробует на вкус.

Разглядывает море.

Говорит себе, это происходит на самом деле.

Жаркое марево дрожит над водой.

Солнечные лучи отражаются от поверхности океана, словно лампы накаливания.

Корпус лодки внезапно трещит, когда он встает на ноги.

Это происходит на самом деле, шепчет Боливар, но ты сходишь с ума.

Он втягивает свинцовый воздух ноздрями, перевешивается через борт, вдыхает соленый запах моря. На глубине плавают скаты, медленно машут крыльями тени птиц.

И в это мгновение Эктор кладет руку ему на плечо.

Боливар, отпрянув, падает, роняет нож.

Расслабься, Толстый, говорит Эктор.

Боливар не сводит глаз с ножа. Видит выклеванные глаза юноши, которые высматривают, куда упал нож.

Боливар тянется, хватает нож, отступает на корму и сидит, держа нож наготове.

Эктор снова забирается в ящик.

Правда, Боливар, залезал бы сюда, говорит он. Ты там сваришься.


Ночью Эктор зовет Боливара, тот ворочается и не может заснуть. На рассвете вылезает из ящика и смотрит на Боливара.

Говорит, времени, чтобы подумать, было достаточно, Толстый. Нам нужно многое обсудить. Что ты за человек. Ты не так прост, как кажешься. Само собой, Толстый, для тебя это не тайна.

Боливар тычет лезвием в ладонь.

Неизвестная белая птица садится на планширь. Внезапно Эктор подается вперед, будто может ее видеть. Боливар наблюдает за любопытным черным клювом. Быстрый взмах крыльев, и птица опускается на палубу.

Подходит к мясу, которое лежит на канистре с водой, клюет. Затем отпрыгивает, словно признав сородича. Эктор подвигает мясо к птице и смеется, глядя, как она ест.

Всегда есть выбор, верно, Толстый? Выбор и его последствия. Одно влечет за собой другое. И все это понимают.

Боливар старается не встречаться с Эктором взглядом.

Эктор говорит, что человек может знать о себе? Это сложная материя. У всех по-разному. Вот ты, Толстый, утверждаешь, что жизнь проста. Но нельзя не учитывать волю. Как сильно воля определяет человека. Насколько человек сознает свою волю. Путь, который прокладывает воля, слепой или нет? У всех по-разному. Но мы говорим о тебе, Толстый. О той воле, что внутри тебя. Тогда на берегу. Ты отдавал себе отчет в том, что творишь? Твоя лодка, на которой ты собирался выйти в море, и дальше, по ту сторону. В шторм. Навстречу моей смерти. Ты действовал, не задумываясь о причине своих действий. А была ли причина? Может быть, некое зло у тебя внутри. Злобная воля, которая ведет тебя, Толстый, вслепую, от одного к другому. Воля ищет то того, то сего. Видишь ли, Толстый, ты не человек, а неразумная тварь. Тупая скотина. У тебя есть инстинкты. Ты животное, подчиняющееся инстинктам. Человек, которым ты себя считаешь, его не существует. А значит, Толстый, тебя нет. Ты ничто. Все проще простого.

Боливар сидит с закрытыми глазами, вжимая острие в ладонь. Слышит, как птица клюет дерево. Тихий смех Эктора.


Боливар просыпается от тревожного сна. Открывает глаза, перед ним затянутое небо, пустая ширь океана. Затем слышит, как Эктор выбирается из ящика. Боливар сжимает нож. Тело Эктора будто плывет во тьме. Затем рядом раздается шепот.

Не спишь, Толстый? А хочешь знать, что с ней случилось? С твоим ребенком. Сказать?

Убирайся.


Утром он свежует птицу, когда Эктор вылезает из ящика. Костлявая рука ощупывает борт.

Боливар шагает ему навстречу с ножом в руке.

Хорошо спал, Толстый?

Между ними висит душное марево, пока порыв ветра не откидывает волосы с глаз Эктора.

Боливар смотрит в бескровное лицо.

Эктор смотрит на Боливара неподвижным слепым взглядом.

Боливар кричит. У тебя нет глаз. Их выклевали птицы. Почему ты притворяешься, что видишь?

Эктор пожимает плечами и разводит руками.

Говорит, слепота – это разновидность зрения. Разве мы не слепы, когда видим сны? Как-то же мы их видим. Порой совершенно четко. Сон отражает то, что боишься увидеть наяву. О чем боишься подумать. Сколько людей ищут реальность во сне? Тебе такое и в голову не приходило, Толстый. Я знаю, чтó для тебя реальность, но ты не можешь позволить себе ее увидеть.

Я сказал, отвали от меня.

Ты бросил своего ребенка, Толстый. Свою единственную дочь.

Я же сказал, отвали.

А кстати, сколько ей было лет? Три? Четыре годика? Каким бывает ребенок в этом возрасте?

У Боливара перехватывает дыхание. Он боится шевельнуться. Снова и снова повторяет себе, не слушай, его слова – ложь.

Он неуклюже отступает, пока не упирается в корпус лодки. Закрывает глаза от режущего света. Тычет лезвием в ладонь, чувствуя кровь.

Дочь стоит в тени отца, говорит Эктор. Скажи, Толстый, кто этот мужчина? Да какой он мужчина, ее отец? Взял и сбежал. Видишь исчезающий силуэт? А ты знаешь, где она сейчас? Знаешь ее историю? Ребенок, который никогда не знал твоей любви. Я расскажу тебе, Толстый. Будешь знать, что ты посеял. Когда женщина не знает любви, она выбирает вместо нее унижение. Твоя дочь стала шлюхой. У нее было столько мужчин, что не сосчитать. Ее имели члены картеля, от которых ты удрал. Имели, как собаку. По очереди, сначала один, потом другой, потом по двое, а после перерезали ей горло и бросили в горах. Этого следовало ожидать. Тебя не было рядом, чтобы защитить ее от такой жизни. Что посеешь, то и пожнешь, Толстый, ты согласен?


Боливар сидит, раздирая лицо ногтями. Борода мокра от слез и крови. Скула распухла от ударов кулаком. Он мотает головой и говорит: его слова – ложь, ложь, он не может знать правду, откуда ему знать правду? Он тянет себя за волосы и смотрит в ее лицо. Лицо соткано из теней, летучих, почти неразличимых, бескровный подводный цветок. Он шепчет имя дочери, пока оно не начинает звучать странно для его собственного уха. Он спрашивает себя, кем ты был? Каким ты был? Почему ты это сделал? Что ты натворил? Боливар в отчаянии заламывает руки.


Он вжимается в борт, изможденная тень вырастает из его тела. Руки сильно трясутся. Затем Боливара пронзает мысль. Он вскидывает голову и орет, это неправда! Я бы знал! Мой кузен был в курсе, где меня искать. Никто не знал, кроме него.

Он разражается диким хохотом, встает и, размахивая ножом, зовет Эктора.

Ты лжец, говорит он тому. Я знаю, что ты замыслил. Ты пытаешься меня надуть. Хочешь забрать себе эту лодку.

Твой кузен давно умер, отвечает Эктор.

Затем говорит, ты поосторожнее с ножом, я ведь не увижу, когда ты приблизишься.

Эктор начинает выползать из ящика. Боливар наблюдает, как он ощупью пробирается к птицам. В груде мертвых птиц три живые: две чайки и крачка. Слепыми руками Эктор сворачивает им шеи. Швыряет за борт и оборачивается к Боливару.

Что бы ты ни делал, Толстый, все бессмысленно. Ты от этого никуда не денешься. То, что ты совершил, останется с тобой навсегда.

Боливар затыкает уши пальцами.

Эктор разводит руки, и кажется, будто он пристально смотрит на них, словно каждая ладонь отмеряет некую истину.

Затем пожимает плечами.

А напомни-ка мне, как звали твою мать?

Боливар разворачивается, открывает глаза, смотрит на Эктора и, сжав нож, бросается к нему.

Не смей говорить про мою мать.

Вот как, ее звали Эстель. Вот как ее звали. Ты не слишком много про нее рассказывал, про родную мать. Похоже, ты и ее хочешь забыть. Какой позор. Может быть, даже преступление. Бремя, которое приходится нести матери. Каждые роды оставляют рану, потому что ребенок выходит из ее сердца. Сердце разрывается от любви. Эту рану не залечить. Но вот в чем вопрос, Толстый. Чем должен отплатить матери сын? Вот ты, например, закрыл от нее свое сердце. Она смотрела, как ты уходишь. Отверг материнскую любовь. Допустим, так поступают все мужчины. Но ты ушел из ее жизни так легко, словно дверь закрыл. Она спрашивала себя снова и снова, в чем она провинилась? Проклинала собственную утробу. Хотела вырвать ее, чтобы тебя не рожать. Она так и не узнала, каким ты стал. А когда умирала, тебя не было рядом. Да, Толстый, все это было…

Боливар с тихим стоном опускает голову, зажимая уши руками. Она не умерла, она не умерла, он лжет. Внутри нарастает вопль, горький, дикий. Вопль раздается из движущегося тела. Руки тянутся вперед, тело натыкается на Эктора, руки хватают его за волосы, за горло, руки тащат Эктора вдоль палубы, поднимают над бортом, Эктор орет, умоляет, в его руках совсем нет силы. Неожиданное проклятие срывается с губ Боливара, когда Эктор поднимается в воздух и оказывается за бортом. Глаза наблюдают, как Эктор молотит руками по воде, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но слепому разуму посреди моря уцепиться не за что, Эктор вертится, вопит, орет Боливару, спаси меня, я ничего не вижу…

Наступает молчание. Глаза смотрят в неподвижную воду.


Опустошенный и бездыханный, он лежит, прислонившись к борту лодки. Голова опущена. Руки дрожат на коленях. Думать не хочется. Но разум кричит изнутри.

Зачем ты это сделал? Они узнают, что это ты. Это будет легко доказать. Скажут, что ты убил его и съел. И как ты докажешь, что ничего такого не делал?

Око за око.

Око за око за око. Так заведено. Они наймут тех, кто тебя убьет.

Он видит, как они стоят перед ним. Он просит о милости, их глаза изучают его лицо, пока он говорит.

Смотрите, как все было. Он отказывался есть. Сам себя уморил. Что я мог сделать? Он вбил себе в голову эту безумную идею, что скоро отправится к Господу. Сначала сдался мозг, потом тело.

Видите ли, он утонул в шторм. А я пытался его спасти. Все случилось слишком быстро. Это шторм виноват. Волны высотой с двухэтажный дом. И что мне было делать?


Звук доносится из сна. Шкряб-шкряб, шкряб-шкряб. Боливар резко просыпается и хочет проснуться снова. Моргает – все вокруг залил кровавый свет. Его собственная кровь отяжелела и замедлилась, пересохший язык прилип к нёбу. Он сидит, смотрит, как выступает из теней пустой холодильный ящик. Слепота ветра. Безмолвие света, поливающего лодку кровью. Нож прижат к бедру. Неожиданно он замечает, как на свету проступают зарубки, нацарапанные на борту. У Боливара перехватывает дыхание. Он наклоняется над корпусом. Бесконечная череда размытых перечеркнутых линий. Боливар издает обиженный рев, рука теребит нож. Он опускается на колени и начинает ковырять корпус, но зарубок слишком много, нескончаемые недели складываются в годы, и его разум не в силах их объять. Нож ударяет в корпус, Боливар оборачивается и видит склонившегося над ним Эктора.

Отпрянув, он орет во всю глотку.

Привет, Толстый.


В тишине над водой висит зной. Эктор сидит с легкой улыбкой на губах. Руки теребят мертвую крачку. Кровь с пальцев стекает на палубу. Незрячий взгляд прикован к Боливару.

Не могу поверить, Толстый, говорит Эктор, ты пытался меня убить. Это делает из тебя убийцу. И не в первый раз. Помнишь, тогда в горах? То, от чего ты бежишь. Что отказываешься обсуждать. Ты виноват, даже если этого не делал.

Боливар пытается заговорить, но мешает желчь в горле. Кровь медленно и тяжело приливает к поднятой руке. Он с трудом вертит пальцем.

Это неправда.

Тогда, в горах, ты только смотрел, верно? Может быть, сам ничего и не делал. А может, делал. Может, рассуждал о том, как сделал бы. Ты же знал его. Человека, которого закопал. Он работал в твоем городе. Ты знал его много лет. Знал, кем он был. Мужчиной, отцом, мужем. Всем тем, кем ты стать не сумел. И ты отнял у него то, чего не было у тебя. Признайся, так и было? Обычно так и бывает. Разве не поэтому ты сбежал? От себя не убежишь, Толстый. Ты ничтожество. Вот почему все эти разговоры – пустая болтовня. Что посеешь, то и пожнешь. Так и знай. И поэтому ты должен сам покончить со своей никчемной жизнью.


Дождевая туча ползет над дальними водами, но вскоре рассеивается. Боливар видит, что в бочке совсем мало воды. Зачерпывает, делает глоток, выплевывает. Моча какая-то, а не вода. Из ящика доносится тихий смех.


Всю ночь Эктор молчит. Всю ночь Боливару снятся лица, и в их глазах он видит свой позор. Он не хочет просыпаться. А проснувшись, чувствует, что Эктор ждет его.

Смотрит незрячими глазами.

Я знаю, что ты не спишь.

Боливар трет глаза кулаками.

Такие дела, Толстый. Всю жизнь ты твердил о свободе. Любимая твоя тема в баре у Габриэлы. Жизнь штука простая. Следуй за своими желаниями, говоришь ты. За своими чреслами и животом. Пожалуйста, поправь меня, если я в чем-то ошибусь.

Эктор наклоняется вперед.

Боливар не в силах двинуться с места.

Ты делаешь что хочешь и называешь это свободой. Ты произносишь это слово с таким видом, будто и впрямь понимаешь его смысл. Мать твоего ребенка. Ты научил ее своей свободе? Женщина, проклятая мужчиной. Отравленный плод ее чрева. Все женщины, о которых ты мне рассказывал. Ты заманивал их в ловушку одну за другой. Под конец бедная простушка Роза. Ты не трогал ее, пока вокруг не осталось других баб. Вот из чего состоит твоя жизнь. Еще одна тарелка с едой. Еще одно пиво. Еще одно женское тело в твоей постели. Ты – это всего лишь твои хотелки, Толстый. Говорящее тело. Неутихающий, ненасытный инстинкт. Тебя нет, ты выражаешь потребности своего тела. Свои инстинкты. Я что хочу сказать, Толстый: если тебя нет, может, и нет никакой свободы?

На мгновение Эктор умолкает. Затем снова принимается за свое.

Даже сейчас, когда ты на меня смотришь, ты думаешь только о том, как выжить. Но это не ты. Это не ты видишь сон. Нет никакого тебя. Это иллюзия. Только человек, свободный от телесных желаний, понимает, что такое свобода. Позволь мне сказать тебе, Толстый, что только человек, который предпочел жизни смерть, понимает истинную свободу. А ты, Толстый, ты ведь и не жил вовсе. Даже если бы ты захотел ощутить вкус настоящей жизни, у тебя ничего не вышло бы. Поэтому, если хочешь свободы, Толстый…

Эктор наклоняется вперед и шепчет.

Освободись от тела.

Убей себя.


Боливар сидит сгорбившись, руки дрожат на коленях. Лицо неподвижно, но наблюдает он не за тем, как день сменяет ночь, а как внутренняя ночь овладевает им самим. Плачет без остановки. Бьет себя по голове, бьет по бедрам, молотит кулаком по груди. Тот другой человек, которого он видит, давно стал им самим. Он кричит на него, но второе «я» не желает слушать. Делает, что захочет, глухое к любым мольбам. Боливару остается лишь беспомощно наблюдать.

Эктор придвинулся ближе.

Теперь он шепчет.

В этом нет ничего сложного, Толстый. Что есть жизнь, как не встреча разных воль? Вовлеченность. Жесты и приветствия. Слова, которые произносятся ради того, чтобы достичь понимания. Непонимание, приводящее к обязательствам и долгам. Такая коммерция – один из законов жизни. Она создает привязанность, узы, преданность. Кровью платишь за кровь. Но ты на такое не способен, Толстый. Не желая отдавать, ты никогда не получал ничего взамен. Ты всю жизнь был таким. Неверующим. Непостоянным. Лживым. Вечно в бегах, вечно, как пес, гонялся за своими желаниями. Ты бросил дом своей плоти и крови. Искал утешения у женщин. С кем эти женщины ложились в постель? С телом, ты не мог дать им ничего, кроме тела. И вот что я скажу тебе, Толстый. Я знаю, в чем смысл твоей жизни. И он прост. Он в том, чего ты не создал. Люди уже забыли о твоем существовании. Для этого им не потребовалось много времени. Взглянули на море и поздравили себя с твоим исчезновением. Слегка пожали плечами. И отправились жить дальше. Видишь ли, Толстый, ты не задел ничьего сердца. И никто не станет по тебе горевать. Морю нет дела до того, что ты существуешь. И поэтому ты должен себя убить.


Нож. Нож ложится в руку, рука сжимается в кулак. Кулак разворачивает нож острием внутрь. Боливар сидит в застывшей тени тела. Разглядывает нож, сгущающуюся тень. Тень выглядит более настоящей, чем он. Так кажется Боливару. Он подносит нож к ребрам. И долго так сидит. По коже пробегает холодок. Он наблюдает, как тень разрастается во тьме, пока не заполняет ее целиком.

Откуда-то изнутри доносится голос.

Не слушай. Он пытается убить тебя, чтобы завладеть лодкой.

Он закрывает глаза и сидит неподвижно.


Что-то шлепается на палубу за спиной. Боливар сразу открывает глаза. Видит серебристую мелкую рыбешку. В замешательстве ее разглядывает, задирает голову в небо и смотрит вверх. За спиной бурлит вода. Боливар оборачивается и видит, как рыбешка выпрыгивает из моря. Две чайки с криками носятся над волнами. Он понимает, что происходит. Стаю мелочи терзают акулы или крупные рыбы. Он видит гибкие спины дельфинов. Хватает рыбешку, упавшую на палубу, и кричит Эктору.

Смотри! Это же чудо!

Видит тощую руку Эктора, которой он опирается о стенку, выползая из ящика. На ощупь пробирается вдоль борта. Рыбешка запрыгивает в лодку и извивается у его ног.

Эктор вздыхает. Ты все еще здесь, Толстый.

Здесь, но ты подойди и посмотри на это.

На что?

Подойди, и я покажу тебе. Смотри, рыбы сами залетают в лодку. Разве не чудо?

Ты же знаешь, я ничего не вижу. Благодаря тебе я ослеп.

Ты говорил, что можешь видеть.

Я вижу другое.

Боливар смотрит, как Эктор приближается, как отводит волосы от лица. Он чувствует, как в крови вскипает война. Ярость преодолевает оцепенение.

Я обдумал твои слова, Эктор, говорит он. И теперь вижу, что ты прав.

Эктор улыбается и складывает руки на груди.

Так и должно было быть, говорит он.

Боливар хватает юношу за волосы и с силой вонзает нож тому под ребра. Вытаскивает нож и начинает кромсать шею, из разорванного горла доносится свист.

На этот раз ты меня не проведешь, кричит Боливар.

Яростный рев вырывается из его горла, когда он швыряет голову за борт. Закрыв глаза, отправляет туда же тело. Мгновение – и его разрывают акулы, вода вокруг лодки вскипает от крови.

Внезапно Боливара охватывает озноб. Он склоняется над водой и зовет Эктора, протягивает руки, начинает бить себя по голове.

Тело и голова исчезают, кровь растворяется в воде.

Что я наделал? Теперь я действительно его убил.


Во сне он плачет без слез. Просыпается, измученный сновидениями. Лежит, одолеваемый чувством, которое сновидения оставляют после себя. Он убийца. Переживает эту мысль снова и снова. Он планировал смерть Эктора, своими руками довел его до смерти, но не в лодке, а еще на променаде. Это тайна, которая была скрыта даже от него.

Боливар смотрит на себя, каким он был во сне, пытаясь понять, кто он такой. Лежит, скорчившись, сбитый с толку, сомневаясь, планировал убить Эктора на променаде или в лодке.

Вглядывается в сон, который повис над водой.

В любом случае он мертв. И это ты его убил.


Луна и звезды светят неправильно. Ветра нет уже несколько дней. Течение, несущее пангу, замедляется, а затем и вовсе останавливается.

Он думает, если не двигаться, не расходуешь влагу.

Старается не облизывать язык и зубы.

Думает, что его сердце истощено.

Просыпается от очередного сна, в котором его пытались убить. С подозрением смотрит на море. Видит, что лодка развернулась к Полярной звезде. Две ночи спустя лодка разворачивается на юго-запад.

Ты ходишь кругами.

Ты возвращаешься домой.

Ты отправляешься в ад.

* * *

Часами он наблюдает, как дождь туманит дальние воды. Руки поглаживают чашки. Он закрывает глаза, ощущая во рту вкус воды. Кровь очищается и снова приливает к сердцу. Постепенно он понимает, что на лодку надвигается не дождь, а туман. Наползает невозмутимо и спокойно, без помощи ветра, словно повинуясь ходу собственных мыслей. Воздух становится липким, льнет к коже, на корпусе оседают капли. Скоро вся лодка покрыта росой. Он снимает футболку и высасывает из нее влагу. Ползает на четвереньках, облизывая пангу. А когда поднимает голову, с ужасом видит, что море исчезло.


Он выпадает из времени. Так ему кажется. Он не знает, сколько дней провел в этом тумане, скорчившись в холодильном ящике, прижав голову к коленям и высасывая влагу из одежды. Разум помнит вкус чистой воды. Вода стекала по камням. Вода плещется в его чашке. Он не может сообразить, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз ползал по палубе.

Он поднимает взгляд и прислушивается к тихому эху в тумане, пытаясь уловить исчезающий звук.

Затем садится.

Он слышал голоса. Где-то рядом переговариваются люди.

Он внимательно прислушивается.

Этого не может быть, думает Боливар.

В его голосе испуг и недоверие.

Кто там?

Женщина тихо шепчет, но не ему.

Он боится спросить, кто она такая.

Затем рука вцепляется в стенку ящика. Говорят про него.

Да, так и есть, говорит женский голос. Он был плохим сыном. Но, как и все сыновья, он виноват только в том, что родился мужчиной. Носишь ты его под сердцем…

Мама…

Нянчишься, таскаешь на руках. Делаешь для него и то, и это – все, что делает мать, – мучаешься день и ночь, отказываешь себе во всем, и в ответ – никакой благодарности. Но тебе и в голову не приходит, что когда-нибудь он тебя бросит. Ты проснешься, а его нет. До сих пор я не знала, что он был убийцей. Возможно, он всегда им был. Очевидно, он убил какую-то часть меня. Я его таким не воспитывала. Я не растила его для того, чтобы он усложнял всем жизнь. Может быть, он и убийца, кто знает, на что способны мужчины. Но для меня он умер, мой родной сын. Подумать только, все это время я носила в животе что-то мертвое…

Боливар лежит, вцепившись в волосы и заливаясь сухими слезами. Он извивается, обхватывает руками колени. Зовет мать хриплым голосом, но она не слышит его, занятая разговором с кем-то другим.

Затем он слышит новый голос.

Язык распух, но Боливар его окликает.

Папа. Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашел?

Он нас наказывает. Может, за грехи в прошлой жизни, кто знает. Может, он не нашей крови. Я слыхал о таком. Чей-то выблядок, которого подменили при рождении. Я бы не удивился. Посмотри, сколько таких в округе. Это бы все объяснило. Как мне поверить, что это мой сын? Только взгляни на него. Он на меня даже не похож. Я признаю, что однажды он позвонил мне – сообщить, что у него все хорошо. Я не стал тебе этого говорить, не хотел причинять боль. Я мог бы сказать тебе, у него все наладится, он даст о себе знать, когда неприятности, которые он причинил, забудутся. Само собой, я не мог сказать этого его жене и дочери. Спустя какое-то время я понял, что он где-то осел, Бог знает где. Встретил другую женщину. Так всегда бывает. Я его таким не воспитывал. Как же вышло, что он оказался моим сыном?

Боливару досадно, что у него нет больше слез, чтобы выжать эту боль из глаз. В теле не осталось воды. Внутренности свело. Он представляет, как нож находит вену на запястье. Острие высвобождает алый ручеек. Губы краснеют, когда он пьет жизнь из-под кожи.


Его будят голоса. Он не знает, как долго проспал. Знает только, что они все еще говорят про него.

Он просит, пожалуйста, дайте мне воды, я умираю.

То здесь, то там туман начинает рассеиваться, открывая холодное море цвета гудрона.

Может быть, они в лодке, ищут меня.

Может быть, они тоже заблудились.

Морская птица садится на планширь. Он щурится, глядя, как птица скачет по палубе.

Затем она заговаривает с кем-то еще. Он слышит другой голос и, забившись в ящик, начинает рвать на себе волосы.

Алекса, пожалуйста, шепчет он, я не хочу этого слышать.

Откуда я могла его знать, спрашивает она. Он словно призрак, тень внутри меня. Я почти никогда о нем не думаю. Иногда он мне снится, и я ощущаю его присутствие, но, когда я зову, он уходит. Может быть, я ищу его в других мужчинах. Дело не в прощении. Это древний грех. Не с меня началось. Вот как я думаю. Все так, как вы сказали. Такова его природа. Он виноват в том, что родился мужчиной. Все мужчины такие, а может быть, не все. Может, большинство. А может быть, зависит от человека. Не мне судить.

Он не мой сын.

Бог – отец дьявола, дьявол – отец человека. Я всегда так говорю. Он явно создан по дьявольскому подобию.

Он не мой отец. Я на него даже не похожа.

Его собственный голос, который шепчет снова и снова.

Человек – это отец дьявола.

Отец – это дьявол в человеке.

Кто, посмотрев на него, способен в этом усомниться? Даже мой муж. Вы не найдете правды в мужчине. Если он убийца, то заслужил все, что могло случиться. Я умываю руки. Вы же не думаете, что мать будет закрывать глаза на все без разбору?

Они просили меня решить, виновен ли он.

Кто просил?

Думаю, виновен. Он ведь жил как хотел?

Он сам все это и устроил.

Что ж, тогда он умрет в одиночестве. Он оборвал с миром все связи.

Ад – не что иное, как позор. Скоро он это поймет. Такова его судьба. Он сам себя осудит.

Он слышит мягкое шлепанье птичьих ног. Думает о жилке на птичьей шее. Бросается к птице, раскинув руки, но пальцы хватают пустоту.


Когда он просыпается, в темноте идет дождь. Еле живой и почти ослепший, он выползает из ящика, на ощупь находит чашки. Падает на спину и пьет, вода стекает по распухшему языку, холодный дождь бьет в лицо, раздражая кожу. Открыв глаза, он видит, что туман рассеялся. Глотает воду, пока не напивается допьяна, Луна – несъедобный плод.


Дождь льет несколько дней подряд. Боливар приходит в себя. Что он чувствует? Губы, оживающие у края чашки. Разум, ощущающий, как, войдя в тело, вода начинает работу. Он почти видит, как вода промывает кровь, как кровь очищает сердце. Разум обновляется внутри тела.

Он решает, что сон был вызван обезвоживанием. И все же сон продолжает жить внутри, как будто все было на самом деле. Он слышит свой шепот. Они за мной не придут… Ради чего? Ради чего им приходить? Они оставят меня здесь нести наказание. Дождь идет над пустым морем. Эта пустота тянется бесконечно. Ей нет конца. Ты заперт внутри этой пустоты. То, что ты еще здесь, – странный и редкий факт.

Он прикладывает руку к сердцу.

Несмотря ни на что, сердце бьется.

Как будто ты и впрямь существуешь. А сердце еще способно чувствовать.

Он сидит, обхватив себя руками, разум объят одиночеством.


Он обнаруживает это, когда сидит, прислонившись к корпусу. Если не двигаться и не открывать глаз, можно увидеть ее сидящей. Его руки неподвижны, Боливар наблюдает. Она встает со стула. Кладет ладони на подлокотники, оборачивается. Он всматривается в нее. Ее лицо озаряется светом. Он сидит, зажмурившись, пытаясь ее разглядеть. Она встает с маленького бамбукового стула и разворачивает его. Встает со стульчика и разворачивает его в другую сторону. Когда она меняет положение, он видит на ее плече миндальный завиток. Красный кардиган. Глаза похожи. Он смотрит затаив дыхание. Она встает со стула, разворачивает его, пожимает плечами, надувает губки, смотрит на Боливара. Лицо похоже. Он пытается разглядеть лицо, но разум не в состоянии удержать четкий образ, то, что видел мельком, нельзя повторить. Она смотрит на него, и он видит ее губы, когда она произносит. Я не хочу.

Это то, что она говорит. Он задал ей вопрос. Он не открывает глаз. Не дышит. Он не помнит, о чем спрашивал. Она встает со стула, с нее довольно, разворачивает стул к свету, тому свету, что падает на ее волосы цвета миндаля, на ее раскрасневшиеся щеки. Он видит, как она протестующе вскидывает руки. Глаза похожи. Я не хочу. Вот что она говорит. Вот что она сделала. Он помнит тот давний миг, видит его перед собой, но больше ничего. Что он сделал. Что сделал потом. О чем спрашивал. На долгое время он замирает. Я не хочу. Лицо похоже. Память чувствует, не видит. Перед ним – ощущение от ее лица. Теперь он с ней рядом. Помогает развернуть стул. Берет ее на руки, касается кожи. Нежно прижимает палец к щеке и чувствует, как стучат зубы. Гладит по волосам, разделяя пряди кончиками пальцев. Он долго сидит так, зажмурив глаза, почти не дыша. Когда он не дышит, он ощущает слабое дыхание в ее груди. Он держит ее в объятиях. Прижимает к себе и шепчет на ушко. Кожа к коже. Похожие глаза.

Он шепчет, я сбежал от тебя.

Сбежал, но великий шторм вернул меня обратно.


Черная Луна, родившаяся, когда Эктор был еще жив, убывает. Он чувствует, как тело впитывает воду, он начинает понемногу передвигаться по палубе. Стоит, размышляя, чем заняться. Взгляд поглощается пустотой. Время от времени он замечает на воде мусор. Предмет, напоминающий кусок пенопласта. Столпотворение буревестников.


Он просыпается с ощущением чужого присутствия. Взгляд блуждает в полумраке. Натыкается на пластиковые пакеты, плавающие неподалеку от носа лодки. Удивляется, как смог их почуять. Берет доску, втягивает пакеты в лодку, аккуратно развязывает первый. Внутри какой-то медицинский мусор. Выцветшая марля. Обрезки окровавленной ткани. Еще что-то, отчего он тут же завязывает пакет и долго блюет. Выбрасывает пакет за борт. Медленно осматривает содержимое второго. Четыре пластмассовые бутылочки со стертыми этикетками. В каждой примерно по чашке коричневой жидкости. Он подозрительно принюхивается, окунает в жидкость палец и слизывает. Вкус химический, немного спиртовой, странно смолистый и неприятный. Он подносит бутылочку к губам, делает глоток, и внезапно разум проясняется, а тело наливается силой. Жидкость разгоняет кровь, он чувствует это в руках и ногах. Хочется грести на лодке до самого берега. Вплавь добраться до дома. Он вскакивает, вопит, начинает двигаться с удвоенной энергией. Потом садится, смотрит на бутылочки. Ему плевать, что за яд там внутри. Капельку в чашку, назовем это кофе, развести водой.


Каждое утро, просыпаясь, Боливар опускает руку за борт. Солнце в бледном сиянии. Рука зачерпывает холодную воду. Он моет лицо и руки, смачивает соляным раствором ранки на коже. Вытирается желтой тряпкой, которую вешает на облезший крючок.

Надевает шорты, футболки и свитер Эктора, который теперь ему впору. Готовит себе кофе, но не ест. Читает все, что может найти. Отцовскую книгу или газетный номер, который способен воскресить в памяти. Разглядывает газетные фотографии тех, кто остался дома. Их образы ткутся из воздуха и снова рассеиваются, призрачные и текучие.

Он сидит, ощущая, как раскачиваются на ветру зеленые пальмовые листья. Пляж залит солнцем. Яркая зелень веток отбрасывает бледную, серовато-зеленую тень по сторонам променада. Он думает о проходящих мимо телах. Как они движутся при ходьбе. Руки расслаблены, плечи описывают дугу, пальцы ног поджимаются, когда подошвы касаются песка. Во время разговора их губы расслаблены и увлажнены. Он думает о том, что значит ступать по земле легко и свободно. Ходить туда и сюда. Каждое тело движется, будто эхо прочих тел, которые бездумно перемещаются по своим ежедневным орбитам.

Он совершает долгие прогулки вокруг холодильного ящика. Ноги шагают по дороге через ветхий мост. Мимо пляжных домиков, в это время года забитых туристами. Горящее дизельное топливо вытекает из пикапа. Воздух жужжит там, где Мемо испытывает подвесной лодочный мотор. Он проходит мимо мужчин в футболках, воняющих потом, рыбой и пивом. Вплывает аромат листьев гуавы, дымящихся на углях. Пахнет жарящейся рыбой.


Он изучает мир. Глубокие краски ночи. Уши вслушиваются в тишину. Постепенно он начинает понимать. Ощущать себя частью этого мира. Он воображает океан, контейнеровозы и танкеры, каждое судно уверенно движется своим курсом, но все до единого внутри этой тишины, и сама она – часть вечного безмолвия окружающего мира. Он изучает пангу, которая качается на волнах. Свое сидящее тело. Такое ощущение, что его так и будет нести по течению этого мира, пока он не перестанет себя сознавать.

И все же ты еще здесь.

Он обдумывает эту мысль и не может ее принять.

Размышляет о разных способах умереть.

Волна, которая накатывает и забирает тебя с собой. Неожиданный шторм. Голод, иссушающий тело. Жажда, изгоняющая из тела разум. И все же Боливар уверен, что еще поживет. Он одержим этим чувством. Пытается в нем разобраться, но не способен объяснить своей уверенности даже себе самому.

Он спрашивает, откуда тебе знать? Откуда такая уверенность?

Может быть, это вопрос вероятности, просто делай все правильно. Птицы, которых можно есть. Рыбы, если повезет их поймать. Вода в бочонке. Делай то и это, не теряй головы, и, может быть, выживешь.

Он смотрит в темноту, омытую Луной. Смотрит на далекую звезду, упавшую в море.

Узнаёт в ней бесценный свет корабля.


Теперь она всегда рядом с ним, он видит ее и ребенком, и молодой женщиной. Она сидит сбоку, по краю его поля зрения. Сидит на бамбуковом стуле и хихикает. А вон она уже старше, читает книгу. Красит губы, надевает пальто. Он рассказывает, как тяжело ему приходится трудиться. Говорит, ты не поверишь, но я состарился и возвращаюсь домой другим человеком. И все благодаря тебе. Ты должен пройти определенный путь, прежде чем будешь готов вернуться. Разве это не относится ко всем людям?

Он мысленно перебирает слова, которые ей скажет. Видит, как смиренно стоит под ее дверью. Затем сидит перед ней, склонив голову, сложив на коленях руки. Боится смотреть ей в глаза.

Я не давал тебе отцовского утешения.

Я не стал утешением для других.

Теперь я это понимаю.

Боливар пожимает плечами, слышит, как бормочет себе под нос, может быть, в этом нет моей вины? Задумывается. Можно ли считать человека виновным, если он не обрел истину? Кому ведомо, как и когда человек с ней столкнется. И сколько времени займет его путь. Важно, что столкнется – рано или поздно.


За три дня он поймал четыре птицы и посадил их в птичник. Ежедневно бегает вокруг холодильного ящика, превозмогая усталость, слушая, как скрипят суставы. А ты постарел, думает он. Лет на десять. Облизывает дыру в десне, откуда выпал зуб, и не может вспомнить, когда это случилось. Ногти пожелтели и сморщились. Руки уже не такие мощные, как раньше. Запястья истончились. Из плеч выпирают кости.

Он смотрится в море, надеясь себя разглядеть.

На него смотрит размытый незнакомец с длинными патлами. Его лицо покрыто морщинами и прячется в бороде.

Он качает головой, разглядывая подставного, смотрящего в воду. Поднимает руку, и рука двойника зеркально повторяет его движение. Разевает рот и кричит, и тот, другой, тоже разевает рот. Отворачивается, но в последнюю секунду замечает, что двойник остается неподвижен.

Перевешивается через борт и пристально вглядывается в воду.


Дни молний и дальних вспышек в небе на сотни миль. Он испытывает древний трепет. Хаос велик и непостижим. Он просыпается от слабого запаха серы. Видит, как в тусклом свете панга пересекает кильватерную струю корабля. Полинявший мусор. Что это было. Что обратилось в ничто.

Затем приходит волна с мраморной пеной. Он наливает себе кофе, идет к ящику, проверяет, осталась ли в бочке вода. Делает долгий выдох. Небо пахнет иначе. Скоро зарядит дождь, причем на несколько дней.

Он аккуратно режет курицу, кладет в морскую воду и ставит в ящик. Развязывает пластиковые пакеты, которых становится все больше, сортирует их. Пакеты разных цветов, с разными надписями. Он изучает выцветшие логотипы и закорючки неизвестных наречий. Полусмытые слова и иероглифы. На миг воображает себя живущим в последние дни этого мира, перебирающим пластиковые пакеты, оставшиеся от вымерших рас, море терпеливо стирает письмена. Он берет длинный прозрачный пакет, натягивает на голову, делает дырку для рта. Снимает, надевает на себя всю оставшуюся одежду: две пары шорт, две футболки, два свитера и шапку.

Ждет, что будет дальше.


Ветер рвет пленку и швыряет дождь внутрь ящика. Несколько дней Боливар не может обсохнуть. Зубы выбивают неритмичную дробь. Скоро кости станут как пластилин, думает он. Он вылезает из ящика, рукой прижимая к телу пластиковый пакет. Начинает быстро ходить, высоко поднимая колени. На ходу стискивает челюсть, сжимает свободную руку в кулак, бьет себя в грудь. На третьем круге поскальзывается, и море вздымается над низким небом. Понимает, что лежит на спине, боль пульсирует в бедре. Хватается за бок, боясь шевельнуться. Смотрит на исчезнувшее солнце, на бесконечный дождь, дождь придает времени форму, и неуклюжее время, медленно намокая, на миг становится видимым. Он ползет к ящику и сам не знает, над чем смеется.


Боливар просыпается посреди бушующего океана, хватается за бедро. Морщась, подползает к чашкам, сливает воду в пакет и вешает на крючок. Встает, опираясь на скамью. Стоит, глядя на море, на сгущающуюся тьму, что опускается сверху. Температура резко падает, начинается град. Кожу покалывает, волосы встают дыбом. Он бросается к ящику, но в море перед ним ударяет молния. Вскрикнув, Боливар заползает внутрь, но перед глазами все еще стоит вспышка. Пытается разместить свое тело на ложе из полистирола, не касаясь стенок ящика.


День за днем море бушует. Во тьме дождь валится с небес, словно в какую-то кромешную пропасть. Боливара все больше захватывает чувство, что он отрывается от собственного тела. Он закрывает глаза и наблюдает, как становится кем-то другим. Сидит на скамье, смотрит, как молния бьет в море, затем оборачивается и видит себя в ящике. Обнаруживает, что, если задержать дыхание, можно подняться в штормовое небо высоко-высоко. С высоты панга кажется тусклым пятнышком, отражением Луны в океане.


Когда шторм утихает, он едва может шевельнуться. Чудовищная усталость сковала верхнюю часть тела. Он лежит, откашливая мокроту из легких, раскинув слабые руки. Шторм отпечатался в памяти как мрачная, ревущая пасть. Он наблюдает за тенями в том углу, где сидит Алекса. Говорит, я все еще здесь только из-за тебя. Наблюдает кровавый рассвет мира. Бочка наполнилась водой на четверть. Он делает большой глоток и смывает соль с лица. Пьет кофе, понимая, что через пару дней поправится. Он больше не может бегать и едва передвигается из-за бедра. Забирается в ящик и снова ждет.


Боливар сидит, уставившись вглубь себя. Чувствует, как внутри что-то шевелится, воле к жизни не терпится наружу, тень рвется на свободу. По ночам, а иногда и днем он начинает выходить из тела. Начинает считать себя двойником. Порой просыпается с ощущением, будто находится где-то в другом месте. Он изнуряет свой разум решением этой задачи, пока не устанет. Каково это было бы. Окончательно разделиться, получить контроль над своим двойником, навсегда оставив себя позади.

* * *

Он посещает места, где когда-то жил. Затаив дыхание, замирает в тени. Дверь с медной ручкой издает тихий скрежет, когда он на цыпочках входит в ее комнату. Окно распахнуто в ночь. Его дочь спит. Черные пряди лежат на подушке.

Море – ее дыхание.

Внезапно она резко оборачивается, как будто ее разбудили. Всматривается в темноту, словно может его увидеть. Вздыхает, что-то бормочет.

Что он шепчет ей на ухо.

Она переворачивается на другой бок и снова засыпает.

Может быть, все так и есть, думает он. Ты действительно стоишь в ее комнате, смотришь на нее, и странным образом она это чувствует.

Это многое объяснило бы.

Он навещает родительский дом. Переступает через старую глухую собаку, которая спит на пороге. Видит раскинувшиеся во сне тела. Наклоняется к матери, и в свете уличного фонаря замечает, как исхудало ее лицо. Знакомые запахи. Лекарство против отеков. Средство для мытья полов. Свечной воск.

* * *

Он посещает места, где никогда не был. Воображает большие города, многолюдные, веселые. Лица, подобные раскрашенным маскам, смотрят, как он бредет вдоль улиц. Призраком заходит в разные комнаты. Сидит, наблюдает, как люди едят, как, не отрываясь от тарелок, смотрят телевизор, как утыкаются в телефоны.

Он входит в комнату, полную мужчин, и вместе с ними орет, смотря футбольный матч. Заходит в другую комнату и видит, как огромный мужчина склонился над женщиной.

Вдыхает сигарный дым, типографскую краску, гарь, апельсины в ящике. Чистит апельсин, подносит к носу. Нюхает обжигающий чили, эпазот, выдавливает лайм на язык. Заходит в пекарню и втягивает ноздрями аромат песочного печенья. Крошит и бросает на пол перед собой.

Ставит на стол блюда, о которых никогда не мечтал. Мясо непонятного происхождения и маринованные огурцы. Забавы ради лижет чеснок, соль, перец, горчицу, мясной гарнир отдает шоколадом.

Посасывает чили в сахаре.

И каждый вечер встречается с женщинами.

* * *

К борту прибивает мусор. Он вытаскивает его и сортирует. Пластиковые пакеты и бутылки. Транспаранты из водорослей. Клубки, которые распадаются от прикосновения. Он изучает пустой пакет из-под чипсов. Поглаживает мухобойку, пытаясь представить ее владельца. Открывает бутылку из-под шампуня, доливает внутрь морской воды и вспенивает на голове. Его волосы отросли и свалялись. Он вспоминает про сломанную расческу, которую однажды нашел Эктор. Находит ее в пластиковом пакете, начинает распутывать волосы, чешет клочковатую бороду.


В тот же вечер он навещает Розу. Тихий предупреждающий стук, и она открывает дверь. Она стоит в полутьме, затем резким движением распускает волосы. Разглядывает его тело, и в ее глазах тревога. Дотрагивается до его костей, лишенных мяса, и ахает. Проводит рукой по ребрам. Она выскальзывает из мешковатой рубашки, его рука оказывается у нее на животе.

Прости, Роза, говорит он, не было времени побриться.

После, растратив все силы, он лежит, охваченный чувством, что его двойник существовал всегда.

Если я смогу им стать, говорит он Розе, то навсегда оставлю лодку. Нужно только хорошенько сконцентрироваться. Я тогда буду делать все, что захочу. А того, другого, оставлю там навсегда.

Роза проводит пальцем по его груди.

Мне нет дела до того, другого, говорит она.


Под безоблачным небом он лениво играется с ножом. Перестает играться, прислушивается. Быстро отрезает клювы и перья, выбрасывает в море. Перегибается через борт, долго всматривается в воду.

На глубине прозрачное море темнеет.

Он верит своему слуху.

Стаскивает одежду, сует нож в рот, проверяет остроту лезвия. Берет с собой небольшой кусок сети. С легким вздохом опускается в воду. Поначалу он боится выпустить борт из рук. Немного повисев в воде, делает глубокий вдох и подныривает под пангу. Океан внизу, словно громадный перевернутый сумрак, вода обжигает глаза. Акул нигде не видать. Он наблюдает, как переливаются цвета. Осмелев, проплывает под лодкой. Корпус стал похож на скалу, темную, шершавую, ощетинившуюся ракушками.

Он вынимает нож изо рта и принимается за работу.


Он раскладывает улов перед собой, словно на тарелке. Берет ракушку, вытягивает моллюска из панциря. В лицо бьет струйка соленой воды. Он вытирает щеку и смеется. Скользкими пальцами извлекает каждого моллюска из створок и изучает. Улиткообразное тельце похоже на лапку рептилии. Приправляет блюдо щепотью морской воды из чашки. Он весь становится языком, разум воспевает плоть, пока Боливар ест. Он решает, что на вкус моллюск похож на море. Задумывается, а каков на вкус он сам. Если сейчас ты состоишь из ветра и дождя, соленого воздуха и крови, ставшей морской водой. Пришелся бы ты по вкусу акуле?


Позже он лежит на спине, уперев руки в бока. Разум дрейфует, и внезапно Боливар ощущает жизнь внутри океана. Он следует за мыслью, но останавливается перед невыразимым величием. Все, что когда-либо жило в глубинах морей. Разум пытается охватить необъятное. Время, на протяжении которого длилась их жизнь. Время проходит. Время идет дальше. Он может представить всех рыб, что проплывают сейчас под ним. Всю рыбу во всех морях. Все неисчислимые поколения рыб. Каждая рыба – живое создание, заключенное внутри тела – тела, что обладает ощущением собственной жизненности, которая длится недолго, прежде чем исчезнуть в бездне лет.

Что ты перед этим?

Он поворачивается к Алексе, которая сидит рядом.

Знаешь, говорит он, человек сам создает себе проблемы. Теперь я это вижу. А мир всегда безмолвен.


Дни сменяют друг друга, и теперь он больше спит днем. Во сне видит своего двойника, но у него уже не получается стать им, двойник ускользает. Запасы воды иссякают, и он долго смакует каждую каплю. День за днем Боливар не отрывает глаз от неба, словно разворачивает громадный свиток, пока не найдет в нем дождь. Он воображает, как вытягивается вверх, разрывает небо руками, и ткань этого мира трещит. Он спрашивает себя, а что за ней? Космос. Чернота. Эхо громоподобного смеха. Он сидит, посасывая язык. Кофе закончился. Скоро тебе придется пить птичью кровь, думает он.


Он сидит на корме под холодеющим небом, настраиваясь. Видит себя под лодкой. Нож вонзается в корпус. Боливар наполняет ракушками сеть. Воля, посылающая образ воли, чтобы исполнить ее приказ. Воля, противостоящая чувству, твердящему, что сегодня море неспокойно.

Нет, говорит он, я не стану этого делать.

Ловит себя на том, что встает, задерживает дыхание над ножом, соскальзывает в холодную воду. И в тот же миг сознает свою слабость. Неумолимая тяжесть воды сковывает, тянет вниз, шепотом велит конечностям перестать двигаться. Глаза вглядываются в бездонный мрак. Он видит проплывающую стайку крошечных желто-черных рыбок. Наблюдает за тем, как работает воля, словно следит за своим двойником. Медленно заталкивает себя под лодку. Ковыряет корпус, считая вдохи. Погружается в работу, когда во тьме мелькает изгиб серпохвостой акулы. Дыхание перехватывает, ладонь разжимается, нож падает в густую тьму.

Солнце закатывается за море.

Он всплывает на поверхность, хватается за борт, втягивает себя в лодку, сплевывает воду. Лежит очень тихо, ждет, пока согреется кровь, горюя о ноже.


У последней птицы, буревестника, в перьях застряли дождевые капли. Он говорит с ней. Просит прощения.


Он спрашивает себя, не пересекает ли сейчас какой-нибудь судоходный путь. За четыре дня он видел на горизонте два огромных корабля. Ночью огни еще одного. Интересно, откуда они и что здесь делают. Он закрывает глаза и садится за офицерский стол. Танцует с офицерскими женами. Обнимает женщину за плечи и, услышав, как она ахает, начинает кружить ее по палубе в вальсе. Он громко смеется. Это Роза.


Руки дрожат от холода. Он наблюдает, как огонь живет на воде, создавая иллюзию огня.


Ему снится, какой она стала. Его образ движется у него внутри, скоро она станет женщиной, будет самостоятельно передвигаться по миру, а его образ будет двигаться у нее внутри, невидимый, неопознанный. По ночам он поет ей низким хриплым голосом. Иногда она с ним разговаривает. Ты должен выжить, говорит она. Должен вернуться домой. Я знаю, ты сможешь. Я делаю, что могу, отвечает он ей, посмеиваясь, но с каждым разом мне все труднее и труднее. Я ослаб и оголодал. Мое тело истощено. Посмотри, руки стали как палки. У меня уже давно не получалось ловить птиц.


Ему нравится наблюдать за ее движениями. Он наблюдает, как образы тех, кого он знал, движутся, проживая свои жизни. Стоит на улице или в комнате и наблюдает. Он думает, что может стать призраком. Перемещения живых. Вот что он видит сейчас. Каждый движется, обремененный временем, хотя время движется снаружи. И каждое движение – это боль и страх, страдание и растерянность, на ощупь во тьме они вытягивают руки, словно слепые, ибо никто не видит по-настоящему. Он закрывает глаза, тихо вздыхает и чувствует, как внутри расходится свет. Он видит перед собой всех, кого знал когда-то.

Плачет.

Теперь он знает, что любит их. Видит себя молодым – и себя тоже любит.

Странное ощущение благодати.


Даже не видя ее, он чувствует вдали одинокую птицу. Поворачивается и замечает полосу падающего света. Птица ныряет в море. Он встает и зовет, размахивая пластиковым пакетом.


Мало-помалу он начинает это замечать. Глубокое спокойствие разума. Долгие дни проходят в тишине. Но теперь, когда он просыпается, его разум блаженно тих. Больше нет того издевательского голоса, который он слышал всю жизнь. Он не может этого объяснить. Он сидит, в голове никаких мыслей.


Шторм.


Он выныривает из бездонного колодца сна. Яркий слепящий свет. Он откидывает целлофан и прикладывает руку к глазам. Из ночного моря на лодку падает луч прожектора. Он слышит тихие голоса, рокот двигателя, который эхом отдается от корпуса панги. Видит, как горящий окурок описывает дугу в воздухе.

Все это происходит наяву, думает он. Это не сон.

Не веря себе, тело выбирается из ящика. Он машет руками, хрипло и яростно кричит. Перед ним маленький, но мощный катер, погруженный во тьму, ни единого огонька на борту, только размытые очертания проступают в лунном свете. Он видит фигуры трех мужчин. Продолжает орать, пока свет движется вдоль панги.

Мужчина кричит на чужом языке.

Он слышит другой голос, высокий и настойчивый, кажется, говорят по-японски, хотя почему по-японски? Объяснить он не может. Прожектор гаснет, и судно погружается во тьму. Он видит, как от затяжки сигарета вспыхивает, затем окурок падает у его ног.

Двигатель катера издает рев.

У него пересыхает во рту. Он не может кричать.

Катер отчаливает.


Он лежит на палубе, громко рыдая, посасывая умирающую сигарету. Говорит себе, возможно, это был твой единственный шанс. Других не будет. Это был твой шанс, и ты его упустил. Он гадает, было ли это на самом деле. Что бы он мог сделать? Прыгнуть за борт? Поплыть к катеру?

Кажется, какая-то чернота проникает под кожу и сдавливает сердце.

Луна округляется до четверти.

Он перекатывается на живот и начинает колотить по палубе, разбивая в кровь костяшки.

Это было на самом деле. И ты видел это своими глазами.

Он встает и вглядывается во тьму.

Рычит на море. Черт бы тебя побрал! Почему ты меня никак не отпустишь?

* * *

Проснувшись утром, он садится и спрашивает себя, то, что случилось ночью, было взаправду? Он не готов этого утверждать. Перед ним во тьме встает катер без бортовых и кормовых фонарей. Очевидно, это были бандиты – пираты или наркоторговцы, и все же, размышляя об этом, он не испытывает уверенности. Ищет окурок и не может найти. Садится на корму и слышит свой хриплый смех.


Время покидает его тело. Разум снова погружается в тишину. Сильнее всего он чувствует голод, но старается о нем не думать. Он благодарен, когда с белого неба льет дождь. Набирает в бочку воды на два пальца. Изучает меловой лик Луны и беседует с ней, как со старым другом. Снова полнолуние. Он подсчитывает лунные циклы и удивляется. С тех пор как он оставил дом, прошло одиннадцать месяцев.


Порой он сидит и просто разглядывает свое тело, как будто никогда раньше его не видел. Видит старческие руки, пятна на коже, скрюченные пальцы, слоящиеся ногти, костлявые ступни и лодыжки. Из-за медленного тока крови конечности скованы, дышать тяжело. У него больше нет сил, чтобы бегать. Как внезапно ты состарился, думает он. Теперь ты старик.


Целыми днями он сидит в ящике или на палубе, его разум сливается с водой, сливается с небом и ветром, он одновременно внутри них и снаружи.

Он чувствует, как великое спокойствие входит в его тело, заглушая сердечные страсти.

Он прислушивается к спокойствию, ощущает его как новое чувство.

Спрашивает себя, не сродни ли это спокойствие внутри него тишине морских глубин? Тишина внутри тишины. Тишина, стоящая за всем сущим. Он не понимает, что это значит. Разум исследует эту мысль, пока она не исчезает за пределами досягаемости.

Он сознает, что никогда раньше не слушал тишину.

Теперь он видит, что всю жизнь боялся ее, сам того не понимая. Но теперь, когда он ее почувствовал, он больше не боится. Пытается придать тишине форму. Думать о ней, как о звуке, который нельзя услышать. Думать о ней, как о цвете. Постепенно разум сознает, что может означать эта тишина.

Тишину прошлого.

Тишину будущего.

Тишину мертвых.

Тишину тех, кто еще не родился.

Эта тишина ожидает все живые существа.

На твое путешествие опустится ночь.

Теперь он это понимает и больше не боится.

О чем говорит ему эта тишина.

Тишина – это форма прощения.


Он сгибает старческую ногу и сморщенными пальцами растирает сведенную судорогой икру. Сидит и копается в памяти. Какой была его жизнь на променаде. Воспоминания становятся действиями. Он собирается выйти из дома. Открывает дверь своей лачуги, чтобы на зеркало падало больше света. Моет в раковине лицо, чистит грязные зубы, достает из коробки зубочистку. Смачивает щеки одеколоном. Зачесывает назад набриолиненные волосы, застегивает черную рубашку на выход. Разглядывает себя в зеркале. Пытается понять, кто перед ним. Пристально всматривается, пока не видит себя таким, каким был всегда, растрепанные волосы, блестящая жирная кожа, широкие кости под кожей. Большое сильное тело.

Ты отлично выглядишь, Боливар. Правда, отлично. Да, так и есть. Таким ты и был.


В глубоком белом спокойствии возникает птица. Скрипнув когтями, садится на палубу рядом с ним. Он изучает ее полузакрытыми глазами. Неизвестный ему вид, перья черные, огненно-алый клюв. Обведенный глаз без страха встречает его взгляд. Когти птицы запутались в выцветшей бечевке. Мгновение он ее изучает. Нет сил шевелиться. И все же воля воспламеняет в теле искру, зажигает кровь. Он нащупывает бечевку, птица взлетает и понимает, что ей не спастись. Он сидит, сматывая бечевку, пока птица клюет его руки.

Глаза оценивают ее живучесть.

Он слизывает кровь с кожи.

Говорит, слушай, ты, конечно, прости, но чего ты хотела? Это простейшее правило из всех существующих. Либо ты, либо я.


Несколько дней он пьет воду, разбавленную кровью, медленно поедает мясо. В скрюченное старческое тело возвращаются силы.

Он спрашивает себя, хочется ли ему этого.


Ночь опускается на океан. Он наблюдает, как солнце закатывается, ярко-оранжевое, оно тянется к лодке, будто освещая ему путь. Глаза следят, как свет обретает более глубокие оттенки, темнота смягчает резкие тона океана маслянистым цветом ночи, а море и небо исчезают, сливаются в одно целое. И тут он ловит мгновение, когда последний луч света на воде встречается с тьмой. Он не верит своим глазам. Вокруг стоит тишина. Наконец-то, думает он. Ты стал свидетелем этого. Ты всегда знал, что рано или поздно это случится. Из глубин его существа, разливаясь по конечностям, поднимается, слепя и пощипывая, блаженство.


И ночью, и днем он погружается в сон.


Он разбужен от сна. Садится. Ему приснилось, что волны иначе бьются о борт. Он медленно подходит к планширю, наклоняет голову и вслушивается в шум воды. Он не уверен, трудно сказать наверняка, поэтому он просто сидит и долго слушает. Так и есть. Как такое может быть? И все же это так. Другое ощущение в воде. Что-то новое.


Он сидит, наклонившись вперед, смотрит, как волна бьется о борт лодки. Наблюдает, как медленно разверзается рассвет. Внутри он ощущает грань, к которой приблизилось его тело, это грань полного и глубокого истощения. И все же он подгоняет волю, заставляет себя смотреть на воду, чтобы почувствовать хоть что-то. Наступает вечер, он боится уснуть. Заставляет себя ночь напролет вслушиваться в воду, будто вода может заговорить. Заставляет себя ждать рассвета, слушать, смотреть, чувствовать воду. Позже медленно встает и бредет к ящику. И тут видит ее. Безмятежно раскинувшуюся на воде. Мимо проплывает пальмовая ветвь. Он не может до нее дотянуться.


Он становится чувством, которое несет вода. Он не в состоянии это объяснить. Изучает, как движется океан, не замечая перемен. И все же он что-то чувствует. Затем видит зеленое и бурое. По воде, словно сплетенные руки, скользят две пальмовые ветви. При помощи доски он дотягивается до одной из них, проводит рукой вдоль сморщенных сухих листьев. Прижимается носом, вдыхает древнюю живую зелень. Спрашивает Алексу, что ты об этом думаешь?


Он сидит, не обращая внимания на полуденное солнце, обвязав свитер вокруг головы. То, как лежит его тень, его самое узкое «я». Сидит и смотрит на воду. Течение меняется, это правда. Панга свободно движется, но в море ничего не видать. Его взгляд удлиняется в надежде дотянуться хоть до чего-нибудь. И наконец, почти случайно, он видит. Боливар не хочет верить. Что-то возникает вдали. Он стоит ногами на скамье и смотрит. Прислушивается к своему дыханию, замечает, как оно становится глубже. Кровь приливает к сердцу. Он боится моргнуть.

Далекий нечеткий силуэт.


Он слышит голос, старческий голос внутри, и этот голос говорит. Послушай, Боливар, это игра света. Мираж, который только кажется островом. Сколько раз такое бывало? Или гигантский кит. Может, какой-то плавучий мусор нежится на солнышке. Может, пятно. Кто знает. А может быть, у тебя снова галлюцинации. Не стоит доверять надежде. Эй, ты меня слушаешь? Эй!


Много часов он остается начеку. Слабое дыхание чуть колышет воздух. Затем видит, как что-то возвышается из воды. Начинает думать, что это остров. Боится пошевелиться, опасаясь, что видение исчезнет. Закрывает глаза и снова открывает. Видение все еще там. Закрывает глаза, отворачивается к ящику, открывает, смотрит на море вокруг. Затем поворачивается и видит то, что видит. Словно нарисованная. Возникает из серости. Шепчущаяся зелень.


Это остров. Мысли путаются, разум все еще в сомнениях, и все же он знает наверняка. Он чувствует, как его тело пронизывают разные энергии. Грусть сменяется восторгом и снова грустью. Он не понимает, что с ним происходит. Течение несет пангу к берегу. Может, ты и спишь, но, даже если ты спишь, этот берег выглядит настоящим. Он высматривает лодки, но их нет. Вглядывается в мутный пейзаж в поисках строений или дыма. Спрашивает себя, не несет ли его к какому-то необитаемому месту и что это может значить, другое начало, а вовсе не конец, а впрочем, не важно. Час за часом панга дрейфует к берегу, пока к вечеру он не решает, что берег уже достаточно близко, чтобы доплыть до него самому. Скалы и узкая полоска пляжа. На холме деревья качают листвой. Его разум полностью входит в тело, воля густой струей вливается в кровь. Сердце гонит кровь к конечностям. Он слушает, что говорят ему руки и ноги – что у него не осталось сил, что его тело разбито, что он старик и умрет в воде. Он сидит и раздумывает.


Он опускается в воду, рукой сжимая планширь. Долгое время боится разжать руку. Просит тело вернуться к жизни. Просит тело вернуться домой. Сам не замечает, что плачет. Он все еще не может разжать руку.


Делает медленный тяжелый гребок. Тело вопит, но подчиняется. Вскоре дыхание перехватывает, руки и ноги тянут вниз, но он продолжает двигаться вперед, не отрывая взгляда от берега. Он видит пальмы на пляже. Море, думает он, есть только море, и, может быть, это всего лишь сон, и все же ты чувствуешь… воду, воздух, тело плывет, и ты движешься к берегу, ты возвращаешься домой. Сердце требует крови, и он глотает воду, заставляя тело повиноваться. Колени подгибаются, ступни касаются камней. Вода проникает в нос и в рот, на миг он слепнет, молотит руками, и тут его выбрасывает на берег.

Он обнаруживает, что ползет по пляжу.

Ему кажется, он различает клубы дыма. Очертания хижины. Пытается крикнуть, но дыхание перехватывает, голос не слушается. Он с трудом переводит дыхание. Ощущение, что время возвращается, вливается в его тело, течет сквозь мысли. Это твердый берег. Это твердая земля. Затем он слышит зов. Мутная тень превращается в фигурку, которая движется к нему. Он пытается кричать. Падает. Детское лицо появляется перед ним, он ползет по пляжу, крик прерывается, у него не хватает дыхания, чтобы говорить, облечь мысли в слова, ему хочется повторять это снова и снова, домой, я хочу вернуться домой, но слова не выговариваются. Он падает перед ребенком, это маленькая девочка, он поднимает голову и думает: ты верила. Теперь он чувствует мир, который когда-то знал. И тогда он находит силы заговорить и, стараясь не напугать ее, произносит на родном языке.

Я простой рыбак.

Загрузка...