По Южной Индии

Хайдарабад ― Бомбей. Йога Кришна

Наш поезд отошел вечером от платформы центрального вокзала Хайдарабада — Нампалли. Крики продавцов прохладительных напитков, фруктов, вечерних газет постепенно замирали, заглушаемые ритмичным стуком колес. За окнами проплыли пригороды Хайдарабада: плоские крыши невысоких домов, тонущие в сиреневой дымке тропических сумерек, узорные минареты мечетей, полуразрушенные мавзолеи, вертикальные гранитные плиты мусульманских кладбищ. Надрывно взвизгивал гудок старого паровоза. Потом замелькали пестрые клочки рисовых полей, и потянулся унылый и мрачноватый пейзаж Телинганы: голая, выжженная солнцем равнина с редкими зарослями веерных пальм. Эти пальмы безводного и жаркого края дают удивительные плоды. Их мякоть — прозрачная, студенистая и прохладная — хорошо утоляет жажду. На многие мили по плоскогорью Декана разбросаны огромные гранитные валуны. Группируясь в причудливых сочетаниях, они иногда напоминают средневековые замки Европы, а временами — каких-то огромных ископаемых животных. Далеко, у самого горизонта, можно разглядеть невысокие синеватые горы.

Вдоль полотна железной дороги двое дочерна сожженных тропическим солнцем мальчишек в ярких тюрбанах гнали домой стадо буйволов. Черная блестящая шкура буйволов вся перемазана липкой грязью. Широкие ребра резко выделяются на раздутых боках животных. Они медленно бредут по каменистой почве, привыкшие ко всему и ко всему безразличные, не поворачивая своих странно вытянутых голов в сторону шумного поезда.

Ночь быстро спускается над равниной, и теперь очень трудно что-либо увидеть на ней.

В вагоне вспыхивает яркий свет. Под потолком неутомимо работают фены, разгоняя густой жаркий воздух. Становится заметно прохладнее. Со мной в купе едут индийцы — муж и жена. Он — совершенно сед, с живыми черными глазами и по-молодому строен. Она — несколько грузная, сидит на диване, поджав под себя ноги. Темные очки прикрывают глаза. Мы знакомимся, и завязывается оживленная беседа.

— Вы откуда? — спрашивают меня.

— Из Советского Союза.

В глазах моих собеседников вспыхивают огоньки неподдельного интереса и дружелюбия.

— О, это страна великого эксперимента. Мы бы многому могли поучиться у вас.

— А вы видели, как запускали спутник? — быстро осведомляется женщина.

— Нет. Я только наблюдала его в московском небе…

— Мы тоже наблюдали. И это было страшно интересно.

— А что вы думаете о нашей Индии?

Что я думаю…

— Мне кажется, что вы тоже когда-нибудь запустите свой спутник.

— Обязательно, — оживляются мои собеседники, — только, очевидно, это будет очень нескоро. Нам еще надо так много сделать… хотя мы уже достигли немалого. Мы завоевали независимость.

Седой человек — господин Кришна. Он — один из старых членов Национального конгресса.

— Я присоединился к движению Ганди-джи еще в 1919 году. Тогда я был совсем молодым, студентом. Мы все верили, что выбросим этих… из нашей страны. А в 1931 году я сидел за это в английской тюрьме. Вы знаете, это было не очень приятно. Крыши тюремных камер раскалялись от солнца, а нам не давали пить. Да, за спинами у нас нелегкий путь…

Брови господина Кришны вдруг хмурятся и сердито сходятся у переносицы.

— А теперь, — продолжает он, — некоторые об этом забыли. Есть руководители Конгресса, которые больше заботятся о своем кармане, чем о благе народа.

За окнами освещенного купе плотная темнота тропической ночи. Старый вагон дребезжит и вздрагивает на стыках бесконечных рельсов. Наш путь лежит на запад страны, к побережью Индийского океана.

— Я читал Ленина, — говорит Кришна, — во многом я с ним согласен. Действительно, он — гигантская фигура, подлинный творец нового мира.

— А что вы скажете об индийских коммунистах?

— О, они вызывают во мне чувство симпатии. Думаю, что это единственная партия, которая знает точно, чего она хочет. Конечно, я расхожусь с ними в некоторых вопросах, но они мне нравятся своей определенностью и настоящей преданностью делу. Да, я, собственно, считаю себя марксистом и материалистом.

А между прочим, господин Кришна — помещик. Его имение, насчитывающее 500 акров земли, расположено под Хайдарабадом. Вдруг я замечаю в руках Кришны и его жены четки. Длинные нити, унизанные небольшими шариками сандалового дерева. Кришна перехватывает мой взгляд.

— Четки, — смущенно улыбаясь, произносит он, — нужны, чтобы сосредоточиться. Они необходимы для каждого йоги.

— А вы занимаетесь йогой?

— Да, и очень серьезно. Вот и сейчас мы едем в Пуну к нашему учителю. Это великий йога.

«Неплохое сочетание, — думаю я, — марксист и йога».

И вот человек, понимающий Ленина и восхищающийся спутниками, начинает с жаром рассказывать о высшей силе людей, общающихся с богом, о чудесах, которые способны совершить «святые» и йоги. Он вынимает из чемодана стопку книг в пестрых обложках. Все они написаны большими знатоками йоги. Владелец книг поднимает на меня глаза и неожиданно спрашивает:

— Вы, должно быть, считаете меня сумасшедшим?

— Нет, — вежливо говорю я.

Но, очевидно, в моем ответе не чувствовалось уверенности и господин Кришна начинает водворять книги в чемодан.

А я снова, в который раз думаю об этой прекрасной и богатой стране, жизнь которой полна противоречий и где иногда так удивительно переплетаются темнота средневековья и религиозный фанатизм со светом творческого человеческого разума и новыми материалистическими идеями, люди которой, поклоняясь многорукому Шиве, подчас искренне верят в социализм.

Господин Кришна опять говорит. Но теперь уже об английской литературе. Байрон, Шелли… Он любит Шелли, он хорошо знает его стихи. И лирическая, мягкая музыка строф Шелли наполняет тесное купе вагона, утонувшего, в черном бездонье индийской ночи.

…Наутро Пуна. Носильщики в ярко-красных тюрбанах и в униформе цвета хаки почти на ходу вскакивают в наш вагон. Худые жилистые руки подхватывают багаж моих спутников. Мы прощаемся.

Пуна — крупный железнодорожный узел, один из промышленных центров штата Бомбей… Стены вокзала пестрят надписями на хинди и на маратхском языках. Поезд стоит недолго, и снова наш путь лежит на запад, в глубь Махараштры.

Дорога до предгорий Западных Гхат чем-то напоминает Телингану. Та же выжженная равнина со скудной растительностью и безлесными холмами на горизонте. Когда высокие холмы подходят близко к железнодорожному полотну, на некоторых из них можно видеть силуэты разрушенных крепостных стен и башен. Это печальные следы жестокой усобицы, разгоревшейся между маратхскими феодалами и могольским императором в XVII веке. Степные грифы плавно парят над развалинами, сидят на телеграфных столбах, настороженно косясь в сторону проходящего поезда.

По мере приближения к горам пейзаж становится веселее. На смену унылому однообразию равнины приходят зеленые заросли кокосовых и веерных пальм. Они разбросаны небольшими рощицами по берегам ручейков и речушек с удивительно прозрачной водой. Неподалеку от пальмовых зарослей мелькают яркие тюрбаны мужчин и сари женщин. Это — крестьяне, работающие на полях. Свой трудовой день они начали на рассвете. Сейчас солнце уже высоко стоит в застывшей голубизне бездонного неба, и его лучи безжалостно жгут согнутые бронзовые, блестящие от пота спины людей.

Наконец замелькали горы, щедро покрытые кустарником и густыми деревьями. Это — Западные Гхаты. Их цепь тянется на многие мили вдоль побережья Индостанского полуострова. Извилистая линия железной дороги идет по отрогам и хребтам, то поднимаясь, то резко падая на спусках. Паровоз с трудом берет подъемы, устало пыхтит, и горное эхо гулко разносит сбивчивый стук колес и надрывно хрипловатый свист паровоза. Горы и горы без конца… Временами поезд вырывается из густых зарослей и осторожно пробирается по самому краю глубокой пропасти. И тогда из окна вагона четко видна несколькосотметровая отвесная гранитная стена, уходящая куда-то вглубь, в зеленое море причудливо переплетенных крон неизвестных мне деревьев. Гранитные стены иногда стискивают с двух сторон железнодорожное полотно. Это путь, прорубленный в твердом камне гор. Очевидно, было нелегко высечь гранитное ложе для стальных рельсов. В те времена, когда это делалось, люди не знали ничего о машинах, применяющихся на дорожном строительстве. Рубили вручную, страдая от жажды среди раскаленных камней. Труд изнурительный и бесчеловечный, стоивший жизни многим безвестным индийским кули.

Часто поезд ныряет в гранитные тоннели. Их, на мой взгляд, не менее двадцати. И вот горы позади… Поезд идет по прибрежной полосе, хотя океан еще далеко. Мелькают названия крупных станций: Амбернахт, Тхана. Поезд останавливается на одной из станций перед Бомбеем. «Курла» — читаю я. Это уже промышленный пригород Бомбея. Лес заводских и фабричных труб окружает полотно со всех сторон. Тянутся обшарпанные дома рабочих кварталов и многоэтажные корпуса знаменитых бомбейских текстильных фабрик. Стены домов вдоль железной дороги испещрены рекламой. «Лучший бензин только в Барман Шелл», «Пейте кока-кола», «Курите сигареты „Кэпстейн“».

На ярких кинорекламах смеются, сердятся, страдают, целуются, ездят в автомобилях, пьют виски знаменитые кино-звезды: Ава Гарднер, Радж Капур, Тэйлор, Нутан, Антони Перкинс, Наргис, Ашок Кумар, Юл Брайен.

За окнами вагона пробегают городские улицы, и наконец поезд тормозит у одной из платформ вокзала Виктория.

Бомбей… Многоголосый шум врывается в купе. Толпы, бронзовых носильщиков осаждают вагоны прибывшего поезда. Гиды мечутся по платформе, наметанным глазом определяя среди толпы пассажиров иностранных туристов, новичков, людей, приехавших поразвлечься. Они неотступно следуют за намеченной «жертвой», засыпая сотнями вопросов и давая тысячи рекомендаций.

— Сахиб, вы не пожалеете, если остановитесь в отеле «Тадж Махал».

— Только я знаю, где расположены лучшие рестораны Бомбея.

— Если вы захотите искупаться в океане, послушайте моего совета…

— Вы первый раз в Бомбее, идемте, я покажу вам его достопримечательности.

— Если вы наймете меня, через три дня вы будете знать Бомбей, как свой родной город.

— Послушайте меня, миссис, я могу отвезти вас в недорогой и очень комфортабельный отель.

И так без конца… Множество предложений, бесконечные советы. Я с трудом отделываюсь от осаждающих меня гидов представителей отелей, агентов по продаже кашмирских кустарных изделий.

На привокзальной площади шоферы такси перехватывают друг у друга пассажиров. Мой чемодан оказывается в одном такси, я — почему-то в другом. Я, естественно, протестую. Разгорается странный, на мой взгляд, спор. Один шофер считает, что мэм-саб должна сесть в машину, где лежит ее чемодан, другой — иного мнения.

— Мэм-саб, — говорит он запальчиво, — не тронется с места, а ты отдашь ей чемодан.

Ждать чужого решения — привычка не очень хорошая, особенно в незнакомой стране. Я вмешиваюсь и наконец получаю возможность ехать.

Несмотря на зимний сезон, в городе жарко и влажно. Люди одеты по-летнему: мужчины без пиджаков, на многих женщинах легкие европейские платья. Сари попадаются редко…

«Си грин отель». Жемчужное ожерелье Бомбея

Отель, где я живу, называется «Си грин отель», или, если сделать вольный перевод, «Зеленый отель на взморье». Это пятиэтажное здание светло-зеленого цвета. Оно стоит на набережной Бомбея, носящей звучное имя «Марина драйв». Отель сравнительно недорогой. Я плачу 17 рупий в день, приблизительно половину месячной заработной платы неквалифицированного бомбейского рабочего. А есть гостиницы, где плата за день превышает многомесячное жалованье индийского кули. Служащие отеля одеты в белую униформу, белые тюрбаны оторочены голубой каймой. Целый день «бои» носятся с этажа на этаж, бегают за сигаретами, разносят выстиранное белье, чистят ботинки, получают пинки от привередливых клиентов. Босые натруженные ноги неслышно ступают по мягким коврам. А в конце дня «бои» снимают красивую одежду и забываются тяжелым сном на лестничных площадках отеля или просто на тротуаре перед зданием. Им нечем платить за дорогостоящее жилье в городе, и поэтому у большинства из них нет постоянного пристанища.

Утром в дверь моего номера робко стучат. Это — «бой». Немолодой человек, с горькими морщинами у рта, покорно склоненная голова.

— Мэм что-нибудь нужно?

— Нет.

Но на самом деле мне нужно, нужно узнать, кто этот человек, как он живет. Я стараюсь с ним разговориться. Очевидно, он к этому не привык и односложно отвечает: да, мэм, — нет, мэм.

— Откуда вы? — наконец спрашивает он несмело.

— Из Советского Союза.

— О! Я много слышал об этой стране. Говорят, у вас совсем нет безработицы?

— Да, ее действительно нет.

— Но как же вам это удалось?

— В двух словах это трудно объяснить.

Человек уже не жмется к двери, ему не хочется уходить.

— Расскажите, я пойму, — торопливо говорит он. — У меня ведь высшее философское образование. Десять лет назад я окончил университет.

Но что же случилось? Почему он, образованный человек, только слуга, «мальчик» на побегушках? Его история очень проста и печальна. Нет работы. Он много лет искал ее. Но в его знаниях не нуждались. Таких, как он, много, а работы мало.

— Понимаете, у меня семья, четверо ребят. Что мне оставалось делать? И я рад, что нашел хоть это. Если меня сегодня уволят, я не знаю, что будет с нами завтра… Но я очень стараюсь.

Да, он старается.

— Эй, бой, — кричит ему американец-турист. — Скорее почисть ботинки.

— Эй, бой, — зовет толстый индиец, один из совладельцев крупной текстильной фабрики в Шолапуре, — сбегай за сигаретами.

«Эй, бой» — эти слова звучат целый день. У него нет имени, он только «бой». И никто не знает, что этот безымянный и безгласный «бой» умнее и образованнее богатых клиентов, которым он должен чистить ботинки и бегать за сигаретами. Но так устроена здесь жизнь, и в ней на долю многих выпали беспросветная нужда и поруганное человеческое достоинство.

Марина-драйв — это комфортабельные европейские отели, красивые особняки, дорогие рестораны. Ее сверкающие белизной здания тянутся вдоль набережной, дугой застывшей над океаном. Широкая полоса асфальта отделена от воды каменным парапетом. По асфальту в четких тенях кокосовых пальм мягко скользят элегантные «доджи» и «форды». Вечером Марина-драйв освещена молочно-розоватым светом фонарей. Фонари длинной цепочкой тянутся вдоль побережья, напоминая гигантское жемчужное ожерелье. Поэтому набережную и зовут «жемчужным ожерельем Бомбея».

Когда солнце уходит за океан, набережную заполняет шумная, нарядно одетая толпа. Степенно прогуливаются дородные бизнесмены в хорошо сшитых европейских костюмах. Дорогие украшения сверкают в ушах и на руках их жен. Целыми группами проходят студенты, среди них много девушек. Этого нельзя увидеть ни в Дели, ни в Хайдарабаде. Люди среднего достатка позволяют себе прокатиться по набережной в экипажах, запряженных парой низкорослых лошадей. В экипажах много женщин и детей, гуляют целыми семьями. В толпе можно увидеть расшитые шапочки гуджаратцев, низко повязанные тюрбаны маратхов. Мелькают ярких цветов женские сари. Люди отдыхают на скамейках, сидят на каменном парапете. Вечер приносит прохладу с океана, и после жаркого дня, если у тебя нет забот, приятно провести здесь время. Над толпой гуляющих сверкает, переливаясь всеми цветами, реклама: «Покупайте автомобили „Форд“», «Лучшие конфеты фирмы Джемс Лорд», «В путешествиях пользуйтесь услугами Британской трансатлантической компании».

У подъездов ресторанов и отелей терпеливо ждут своих хозяев дорогие автомобили. Из окон вырываются на набережную звуки джаз-оркестров. Музыка не только в ресторанах, но и на улице. Сначала она слышится в отдалении, затем все ближе и ближе. Это — свадебная процессия. Да, если жених богат, он может, не стыдясь, ехать к невесте через Марина-драйв. Процессия многолюдная и красочная. Впереди идут слуги и несут яркие фонари на высоких ножках. За ними целый эскорт музыкантов в красных ливреях, расшитых золотом. На высоких нотах они выводят какую-то очень знакомую мелодию. Да это же известная польская песенка «Шла девица через речку». Какими судьбами она забрела на набережную далекого тропического города? Вслед за музыкантами важно выступают празднично одетые мужчины — родственники жениха. Сам виновник торжества, облаченный в парчовое ширвани и шитый золотом тюрбан, едет на разукрашенной лошади. Лицо жениха скрыто за гирляндами цветов. И если все старые свадебные традиции строго выдержаны, невеста увидит сегодня это лицо в первый раз. Процессию провожают сотни любопытных глаз.

Но вот снова раздаются звуки барабана, и свирель выводит заунывную мелодию. Это уже не свадебная процессия, а бродячие уличные музыканты. Они плетутся от отеля к отелю, от ресторана к ресторану в надежде заработать хотя бы рупию за вечер. Но подают мало, и в их корзиночке лежат только медные монетки. Вот у одного из отелей останавливается маленькая живописная группа. Плохо одетый с усталым лицом мужчина играет на гитаре, а двое детишек семи-восьми лет ломкими неверными голосами поют португальские песни. Эти люди из Гоа, тогда еще португальской колонии. Потом поет сам мужчина. Голос сильный и приятный. Европейским туристам, посетителям дорогого отеля, он нравится, и с балконов летят серебряные аны. Дети ползают по пыльному тротуару, стараясь отыскать брошенные монетки.

Тут же на тротуарах разместились уличные продавцы. Около них чадят факелы и керосиновые лампы. Они торгуют жареным арахисом, сладостями, морскими раковинами, жасмином, раскрашенными фигурками, искусно сделанными из мелких ракушек, сигаретами и спичками.

С наступлением ночи праздная нарядная толпа исчезает, и на смену ей на аристократическую набережную приходят другие. Это бездомные. Их в Бомбее много. Большинство из них — безработные. Знаменитые текстильные фабрики города не в состоянии дать работу всем желающим. И все-таки у каждого из них теплится надежда. Она же заставляет их оставаться в городе и спать на пыльных его тротуарах. Здесь, под жемчужным светом фонарей, находят короткий отдых измученные тяжелым трудом портовые кули и семьи обездоленных, бесприютных людей. Они спят на грязных рваных подстилках, положив под голову весь свой скудный скарб. Запоздавшие гуляки бесцеремонно цепляют их заплетающимися ногами. Голодные дети бесшумно снуют по набережной, стараясь выклянчить лишнюю пайсу у редких прохожих.

…Гаснут окна особняков и отелей. Затихают голоса шумного города. Ночь вступает в свои права. Тревожно спят бездомные, выброшенные безжалостной стихией капиталистического Бомбея, на панели его «жемчужного ожерелья».

Город семи островов

Бомбей — крупнейший промышленный центр и порт Западной Индии. Сейчас город занимает территорию в 111 квадратных миль и имеет около трех миллионов населения. Большая часть жителей — маратхи, есть также значительный процент гуджаратцев и небольшая часть людей, говорящих на хинди. Бомбей — столица одноименного штата, включающего национальные районы Махараштры и Гуджарата[14]. Город раскинулся на семи островах — Колаба, Форт, Бикалла, Парель, Матунга, Махим и Ворли. Разделявшее их водное пространство было постепенно осушено, и теперь это сплошной массив, неразрывно соединенный с материком. История, города связана прочными узами с судьбами всей Индии.

Еще во времена легендарного царя Ашоки на побережье жил народ, потомки которого оставили после себя подземные храмы Элефанты. Позднее эта часть побережья много раз оказывалась под властью сменявших друг друга королей, раджей, феодалов. Как город Бомбей стал формироваться в конце XIII века. А когда в Индию хлынули первые орды европейских хищников, Бомбей стал добычей португальцев (середина XVI века). От этих времен сохранился старый полуразрушенный форт Бассейн да несколько католических церквей.

Более предприимчивые и удачливые завоеватели — англичане хорошо понимали всю стратегическую важность и выгодное торговое местоположение города. Они сделали несколько попыток захватить Бомбей с моря, но укрепиться там им не удалось.

В 1661 году состоялся династический брак английского короля Карла II и Екатерины Португальской. В качестве свадебного подарка Карл получил от тестя… Бомбей. Но лишь пять лет спустя англичане стали действительными владельцами города. В 1668 году Карл отдал Бомбей в управление английской Ост-Индской компании, объявив ее «действительным и абсолютным хозяином». Однако жизнь этих «хозяев» в Бомбее не была спокойной. Их постоянно тревожили своими набегами свободолюбивые маратхи. «Туземные пираты» — так называли этих борцов британские завоеватели. Небольшие маневренные маратхские суда совершали смелые вылазки против английского флота, стоявшего на бомбейском рейде. С «пиратами» расправлялась морская артиллерия. И только в начале XIX века англичане обрели в Бомбее относительный покой. Но это продолжалось недолго. Пламя народного восстания 1857 года охватило многие районы порабощенной Индии. Запылал и Бомбей. Два года англичане топили восстание в крови. На одной из центральных улиц города, там, где теперь стоит мраморная статуя королевы Виктории, английские солдаты расстреливали повстанцев. Их привязывали к орудийным жерлам…

В 1858 году, после подавления восстания, Бомбей окончательно перешел под власть английской короны. С этого времени началась история современного Бомбея, каким мы знаем его: города, являющегося национальной гордостью индийского народа, города славных традиций освободительной борьбы, города строящей новую жизнь независимой республики.

Бомбей… Откуда это имя? Одни считают, что слово «Бомбей» произошло от имени маленькой рыбацкой деревушки Мумбаи. Эта деревня когда-то положила начало городу. Другие предполагают, что оно произошло от имени богини города — Маха Амба. В старых португальских источниках Бомбей известен как «Бомбаим», что означает по-португальски «хороший залив». Трудно судить, какая из этих версий наиболее верная. Возможно, органическое соединение всех этих названий и породило имя города.

Бомбей — старейший центр текстильной промышленности. В 50-е годы XIX столетия здесь была построена первая фабрика. Когда вспыхнула гражданская война в Америке, значительно вырос спрос на мировом рынке на индийский хлопок. Предприниматели Бомбея, воспользовавшись благоприятной конъюнктурой, стали строить все новые и новые текстильные фабрики. Они находились в руках национального капитала. Одна из первых железных дорог Индии соединила город с глубинными районами страны. Постройка Суэцкого канала неизмеримо повысила его роль как торгового порта мирового значения. Через бомбейскую гавань английские колонизаторы выкачивали из Индии дешевое сырье и наводняли страну готовыми изделиями.

Колыбель национальной промышленности, Бомбей вскоре становится важнейшим центром освободительного движения.

В районе водоема Говалиа, около строений благотворительного общества Сетха Гокулдаса Теджпала, есть внешне ничем не примечательное здание. В нем в 1885 году впервые заседали организаторы крупнейшей партии страны — Индийский национальный конгресс. А неподалеку от этого места проходит приморская улица Чоупатти. Здесь происходили политические митинги борцов за независимость. Эта улица была свидетельницей боевых пролетарских демонстраций в период политической забастовки рабочего класса Бомбея в защиту выдающегося борца за свободу страны Б.Г.Тилака. На Чоупатти сейчас стоит его памятник. Спокойные руки лежат на трости, голова чуть приподнята, взгляд устремлен вдаль. Множество мест в городе связано с событиями 1908 года. Старые жители Пареля еще помнят баррикады на улицах. Небольшой приморский парк Шиваджи был местом ожесточенных схваток рабочих с английскими войсками.

Недалеко от центральной улицы, бывшей Хорнби-роуд, а теперь Дадабхай Наороджи-роуд, расположена большая площадь. По ее краям растут кокосовые пальмы. Чахлая трава выжжена солнцем и вытоптана ногами маленьких горожан. Это излюбленное место бомбейских мальчишек. Они гоняют здесь футбольный мяч, бегают наперегонки, играют в чехарду. А площадь носит звучное имя Свободы.

Вдоль побережья тянутся желтые казармы Бомбейского форта. Они до сих пор сохранили старое название: казармы Королевского индийского флота. У входа на территорию казарм стоят часовые — индийские военные моряки. Они в белой форме, короткие штаны едва доходят до колен крепких бронзовых ног. На головах часовых белые тюрбаны. В 1946 году казармы были центром обороны восставших против колониального гнета военных моряков. Восстание это сыграло решающую роль в борьбе за независимость страны.

А через одиннадцать месяцев, в январе 1947 года, в одном из зданий города Всеиндийский комитет Национального конгресса принял предложения английского правительства. Согласно этим предложениям, страна была разделена на два самостоятельных государства — Индию и Пакистан. Английские войска были выведены из бывшей колонии. Говасджи Джехангир Холл, где была провозглашена историческая резолюция, стоит на перекрестке двух улиц — Махатма Ганди-роуд и Майо-роуд. Ганди — национальный вождь, а Майо — английский вице-король, но в названиях улиц их имена уживаются рядом. Уже давно отошли времена английского режима, но названия улиц часто напоминают о колониальном прошлом: Кингсвей, улица Леди Хардинг, Риппон-стрит, улица Виктории… Однако в последнее время появились и другие. В них зазвучали имена национальных лидеров: Гокхале-роуд, Дадабхай Наороджи-роуд, Фирозшах Мехта-роуд, Нетаджи Субхас-роуд. В городе воздвигнуты памятники в честь многих из них. На центральных улицах стоят лидеры национального движения Гокхале, Ранаде, Дадабхай Наороджи, Баннерджи, Бенгали. Но до сих пор монументы английских королей и вице-королей бесстрастно глядят на город с высоты своих постаментов: королева Виктория, Монтегю, Хардинг, принц Уэлльский…

Придет время, и последние следы мрачного прошлого исчезнут.

Деловой центр

Центральная часть города, где сосредоточена деловая жизнь, называется фортом. Широкие магистрали застроены многоэтажными европейскими домами. По нагретому солнцем асфальту течет поток автомобилей, автобусов, грохочут по рельсам двухэтажные трамваи. И, кажется, только кокосовые пальмы напоминают о том, что город находится в Индии. На перекрестках стоят регулировщики-полицейские. Черные зонтики защищают их от солнца. Рукоятки зонтиков заткнуты за ремень с большой медной бляхой. Улицы надо переходить в положенных местах. Если этого не делают, полицейский подзывает нарушителя и читает ему внушение. Звукосочетание «кс-кс» или «кш-кш» заменяет бомбейскому полицейскому свисток.

Район форта пересекает улица Аполло-стрит. Здесь и на прилегающих улицах расположены крупные банки: Государственный банк, Аллахабадский банк, Пенджабский национальный банк, Резервный банк Индии. В этом районе вы найдете биржу и редакции влиятельных газет и журналов: «Бомбей кроникл», «Фри пресс джорнал», «Блитц», «Коммерс». Чуть повыше, на Дадабхай Наороджи-роуд, против вокзала Виктории, высится четырехэтажное здание редакции и издательства одной из старейших газет страны — «Таймс оф Индиа».

Конторы промышленных компаний и фирм занимают целые этажи тянущихся вдоль улиц зданий. Здесь, среди представительств английских, американских, западногерманских фирм, вы легко обнаружите и индийские компании. Одно из внушительных зданий принадлежит деловым учреждениям крупнейшего в стране монополиста Тата.

На Дадабхай Наороджи-роуд расположились фешенебельные европейские магазины, рестораны, кинотеатры, где демонстрируются американские и английские фильмы. Их помещения приятно освежаются кондиционирующими установками, но посетителей немного. Здесь нужны деньги.

Жизнь в Бомбее начинается рано. В шесть часов утра появляются подметальщики. Они метут тротуары и поливают не успевший остыть за ночь асфальт. Спешат на рынок слуги, идут разносчики фруктов. Чистильщики обуви располагаются на тротуарах со своим нехитрым инвентарем — небольшими ящиками и щетками. Это знаменитые бомбейские мальчишки. Они не ходят в школу, у них нет мягкой постели и сытного обеда. С раннего утра до поздней ночи они сидят на корточках перед своими ящиками и стуком щеток зазывают прохожих. Чистильщики — дети улицы, и улица кормит их, правда, не очень щедро. Если им перепадет в день несколько ан, это уже неплохо. На них можно купить объедки в кухне какого-нибудь ресторана. А иногда целый день ничего не приносит, тогда приходится затягивать туже пояс. Около дорогого кинотеатра «Эрос» расположилось десять-пятнадцать мальчишек-чистильщиков.

— Сахиб, сэр, — кричат они проходящим, — у вас запылились ботинки, давайте почистим.

Но люди спешат, им некогда.

— «Бомбей кроникл!», «Таймс оф Индиа!», свежие новости! — кричат мальчишки-газетчики. Они тоже ранние гости на улицах. Бегать с тяжелой пачкой газет по утрам — занятие нетрудное. Но когда солнце стоит высоко в небе и очень хочется пить, — совсем другое дело. Голос почему-то перестает слушаться, бодрые нотки исчезают. Не так легко и быстро распродать газеты. Ну, а если это удается, надо идти к хозяину за свежей пачкой. И так без конца, весь долгий жаркий день…

В десять часов открываются конторы, банки, крупные магазины, правительственные учреждения. Поток пешеходов и велосипедистов заполняет улицы. Длинные очереди выстраиваются у автобусных остановок. Ползут переполненные трамваи. Такси нарасхват. К свободной машине бросаются сразу несколько человек. Да, в это время можно подзаработать. Босоногие и предприимчивые бомбейские мальчишки знают это хорошо. Наметанным и опытным глазом они выбирают «клиентов».

— Сэр, вам такси? Подождите минутку, сейчас будет. Пренебрегая всеми правилами уличного движения, рискуя каждую секунду оказаться под колесами, ребята бросаются наперерез свободным машинам и почти на полном ходу вскакивают на подножки. Такси подруливает к ожидающему «сэру», а в зажатом грязном кулаке мальчишки оказывается несколько мелких монет. И если не очень бояться, то в эти утренние часы можно заработать целую рупию.

Схлынул поток служащих, и жизнь центральных улиц входит в свою обычную колею. Снова черно-желтые такси выстроились на стоянках, у подъездов банков и контор послушно стоят «форды», «хиндустаны» и «олимпии». Яркое солнце освещает зеркальные витрины магазинов.

По соседству с главной улицей строится многоэтажный дом. Здесь нет ни кранов, ни экскаваторов. Все делается вручную. Вдоль трех первых этажей по лесам вытянулась цепочка строителей. Они передают друг другу металлические посудины с раствором и кирпичами. Медленно движется строительный материал по худым черным рукам. Медленно растут стены здания. Но человеческий труд дешевле машин.

У красочно оформленных витрин иностранных авиакомпаний бродят безработные кули. Они поджидают богатых туристов.

— Куда сахиб направляется? Нужно ли такси?

— Сэр, вы помните, где ваш отель?

— Может быть, мэм хочет что-нибудь купить?

Безработные дежурят и у больших магазинов. Если кому-нибудь из них повезет, он сможет донести покупки до машины, а то и до дома. Те, кому не удалось найти «дела», подолгу стоят у витрин с красивой одеждой и вкусной едой. Некоторые считают такое занятие бесполезным и дремлют на тротуарах в тени деревьев и пальм.

Становится жарко. Бойко торгуют продавцы холодного «кока-кола», «оранджа» и мороженого. Но многие довольствуются простой водой. Ее приносят на улицу бомбейские водоносы. Глиняные кувшины, медные бидоны каким-то чудом держатся у них на головах. «Тханда пани! Тханда пани!» (холодная вода) — кричат они. Водоносы напоминают о том, что центральные улицы тоже принадлежат индийскому городу. А вот идет парень, у него за спиной бараний бурдюк с водой. В Бомбее сохранились и такие водоносы.

На тротуарах разложены книги, журналы и газеты. Эта торговля не требует затрат на аренду помещения. Продавец сидит рядом поджав ноги. Временами он кричит: «Последние американские детективные романы!» Когда нет покупателей, он углубляется в чтение.

Рядом с новеньким «Хиндустаном» примостились продавцы жаренного арахиса и сладостей. Насвистывая модную песенку из кинофильма, бредет продавец птиц. В клетках, надетых на длинную палку, стрекочут зеленые попугаи.

Около отеля «Амбассадор» цветочник разложил на тротуаре жасмин, розы и какие-то зеленые веточки. Время от времени он брызгает на них водой из ведра. День жаркий, цветы могут быстро увянуть, и тогда их никто не купит.

Между большими магазинами и ресторанами втиснулись фруктовые лотки и лавчонки. С полок свисают грозди бананов, лежат апельсины, гранаты, мандарины. В корзинах — груды кокосовых орехов. Фруктовщик ловким ударом кривого ножа срезает верхушку ореха, и измученные жарой люди пьют прозрачную освежающую жидкость.

На тележке с узлами белья в ожидании хозяев дремлет дхоби. Рядом сидит гадальщик. Черные с проседью волосы падают на плечи. Темное лицо гадальщика сосредоточено. Он перебирает листки астрологического календаря. Перед ним на корточках в напряженном ожидании застыла женщина. Конец ее сари наброшен на голову, лица не видно.

В сквере против центрального вокзала укрылись от полуденного солнца отдыхающие горожане. На траве играют дети. На низкой каменной ограде сквера разместились ухочистильщики. Некоторые из них заняты делом. Ухочистильщик в белой чалме с сумкой через плечо, в которой лежат его инструменты, чем-то ковыряет в ушах смуглого парня. Лицо «оперируемого» — целая гамма чувств. Оно то напряженно застывает, то расплывается в блаженной улыбке, то искажается гримасой боли. Но парень сидит терпеливо до конца операции.

Солнце раскаляет асфальт, камни зданий. Становится душно. На витрины магазинов спускают тенты, фены в конторах увеличивают число оборотов, подметальщики льют воду на нагретые панели. Уже не слышно обычного уличного шума, город затихает.

Но вечерами центр Бомбея вновь оживает. Витрины заливает яркий электрический свет, над многоэтажными домами пляшет разноцветная реклама. Зажигаются огни у подъездов кинотеатров и ресторанов. Хорошо одетые люди спешат весело окончить день. И снова можно подработать безработному и нищему бомбейскому мальчишке.

— Сэр, такси?

— Мэм, я посмотрю за вашей машиной.

— Сахиб, почистить туфли?

— «Вечерние новости», «Вечерние новости!»

В старом городе. Рынки

Улицы старого города вплотную примыкают к центральной части Бомбея. Это район Гиргаума-Калба — Деви-роуд. Здесь узкие улочки зажаты между обшарпанными грязными стенами домов, напоминающих огромные коробки. Если посмотреть вверх, то будет видна узкая полоска голубого неба. Солнце — редкий гость на этих улицах. Они похожи на темные ущелья, по дну которых катится людской поток. Элегантные автомобили не для этих мест. Заморенные лошаденки тянут старомодные экипажи. Черный верх экипажей поднят, в лакированные крылья вделаны керосиновые фонарики. Подковы неторопливо цокают по камням.

По вечерам улицы освещаются светом редких фонарей. В некоторых местах еще сохранилось газовое освещение. На углах таких улиц на невысоких чугунных столбах стоят стеклянные четырехгранные фонари. Между домами втиснулись, небольшие островерхие храмы, видны купола мечетей. В них нет роскоши мадрасских храмов и хайдарабадских мечетей. Их построили недавно, и они напоминают скорее деловые учреждения. В нижних этажах домов разместились тесные темные харчевни, духаны. На тротуарах торгуют овощами и фруктами. Женщины в простых выцветших сари подолгу прицениваются и выбирают овощи. По грязным улицам бродят «священные» коровы. Они задумчиво и равнодушно смотрят на прохожих, на проезжие экипажи, на сидящих на корточках торговцев мелочью. На худых боках коров резко выделяются ребра. Видно, «святость» не спасает от голода.

Щелеобразные улицы и переулки ведут к знаменитым бомбейским рынкам: Грауфорд-базар, Мулджи Джетха-базар. Здесь нижние этажи заняты сплошным рядом магазинов и лавок. Пестрая толпа заполняет тротуары. По середине улиц идут разносчики фруктов, снуют лоточники, продавцы сластей передвигают тележки с печеньем, халвой и другими сладостями. Низкорослые быки тянут телеги, доверху нагруженные ящиками. На тюках английские надписи: «Нейлон», «Мыло Люкс», «Индийский шелк». Товары менее громоздкие перевозятся на ручных тележках или переносятся на головах.

Ряды лавок строго специализированы. Обилием различных тканей, игрой красок поражают улицы, где ведется торговля мануфактурой. Здесь преобладает индийский текстиль, но можно найти английские и японские ткани. Через некоторые узкие улицы тканевого базара натянуты целые гирлянды сари: красные, желтые, синие, зеленые… Сари простые и шелковые. Сари с обычной каймой и расшитые серебряной и золотой нитью. Небольшие лавки, без передних стен, с пола до потолка завалены хлопчатобумажными, шерстяными, шелковыми и нейлоновыми штуками тканей. На застланных циновками полах лавок сидят покупатели, в основном покупательницы. Суетящиеся продавцы разворачивают перед ними одну за другой штуки материй. Пол лавки покрыт индийским ситцем в сочных цветах, прозрачным нейлоном приглушенных тонов. Покупатели внимательно перебирают ткани, торгуются.

Улицы рынка, где расположены текстильные лавки, словно тонут в мягких волнах играющих всеми цветами радуги ситца, шелка, шерсти, нейлона. Волны ткани выплескиваются на тротуары, на мостовые, в них путаются ноги прохожих. Тканей намного больше, чем людей, могущих их купить. Поэтому столь угодливы хозяева лавок. Они подстерегают неосторожно брошенный взгляд прохожего в сторону их товара. Они стараются затянуть его в свой магазин, ослепить причудливой игрой красок ткани. Некоторые торговцы сговариваются с рыночными «гидами», и те за небольшую мзду ловят покупателей. Сидящие на тротуарах хозяева лавок зычными голосами зазывают клиентов.

— Ситец, индийский ситец, лучший в мире!

— Английский габардин! Сам английский король шьет из него брюки!

— Нейлон! Самый красивый материал для сари!

На соседней улице — царство ювелиров. Небольшие низкие витрины расположены над ступеньками лавок. Они заполнены серебряными изделиями. В глубине полутемных лавок на стенах сверкают наборы колец, ожерелья, серьги, ножные кольца, браслеты, диадемы, броши. Все это искусно сделано из тонкой серебряной нити. Здесь вы найдете серебряные цветы тонкой работы и поражающие своей воздушностью затейливые парусные кораблики, внутрь которых вделана лампа, серебряные модели Тадж Махала, знаменитой колонны Ашоки с тремя львами, изящные сосуды для духов и многое другое. Все это сделано руками трудолюбивых индийских ремесленников. Мастерские зачастую располагаются рядом с лавками. Если покупателю не нравится выбор изделий, к его услугам содержимое мастерской. Тут же можно заказать любую вещицу по своему вкусу.

Раздобревшие торговцы-ювелиры сидят перед сверкающими витринами на мягких подушках. Они равнодушно смотрят на прохожих. Вопрос сбыта волнует их мало. В Индии украшения любят все, и торговля идет хорошо. Крестьяне, приехавшие на рынок в город, покупают простые кольца и дешевые оправленные стеклышки для носа. Состоятельные горожане уносят с собой тонкие серебряные ожерелья, браслеты и кольца с дорогими камнями. Покупатели попроще стоят на тротуаре перед витринами, неловко переминаются с ноги на ногу, робко просят показать что-нибудь, подолгу рассматривают вещи, осторожно касаются мозолистыми пальцами полированной поверхности украшений. Лавочник не удостаивает их своим вниманием. Зато он преображается, когда входят хорошо одетые люди. Наметанный глаз торговца сразу угадывает в посетителе выгодного покупателя. К его услугам стулья и бутылка холодного «оранджа». Он может сидеть в лавке сколько угодно и вести с хозяином неторопливую беседу.

Против лавок с серебряными изделиями продают браслеты. Они висят гирляндами над входом. Веселые солнечные зайчики прыгают с цветных стеклянных браслетов на мостовую и стены соседних домов. Это дешевые украшения. Они стоят всего несколько ан. Их может купить любая женщина. Обычно их нанизывают по десять-пятнадцать штук на каждую руку. Браслеты подороже стоят сверкающими столбиками на низких прилавках. Их делают из особой пластической массы, в которую вставляются стеклышки, осколки зеркал, дешевые камушки.

Целая улица занята лавками с канцелярскими товарами. Груды тетрадей различного формата громоздятся прямо на тротуарах. Продавец сидит на кипе папок и толстых бухгалтерских книг. Школьники и студенты — его постоянные покупатели. Теперь в Индии учатся многие, и спрос на тетради большой. По соседству расположились скобяные ряды. Здесь нет лавок. На столах и небольших прилавках, вытянутых вдоль стен домов, разложена различная утварь.

Между прилавками с домашней утварью примостились лавчонки, торгующие предметами индусского религиозного культа. Статуэтки богов, благовонные сандаловые палочки, картинки с изображениями Рамы, Ситы, Кришны, Ганеши, сухая краска, которой наносят кастовые знаки на лицо. Этой же краской мажутся и в праздник Холи. Здесь же нередко сидят нищие, полуобнаженные «садху». За небольшую мзду они могут предсказать вам вашу судьбу и проконсультировать по части исполнения того или иного религиозного обряда. Они не похожи на обычных нищих. На их лицах не лежит печать приниженности и забитости. На вас смотрят плутоватые глаза людей, знающих цену своему «труду». Назвать их голодными тоже нельзя. Плечи такого «садху» покрыты слоем жира и грязи, на колени свисает толстый живот. «Садху», видимо, не чужды мирские радости. Его мясистый нос, как стрелка компаса, все время неудержимо поворачивается в сторону смежной улицы, откуда доносятся соблазнительные запахи съестного.

Там расположились уличные харчевни, лавки с продовольствием. Из харчевен валит ароматный, пряный дым. Здесь в больших тазах кипит масло. В нем жарится самоса и покора[15], тонкие, как бумага, лепешки, плавают кусочки теста с зелеными стручками перца. На небольших жаровнях пекут чапати[16]. На столах стоят банки с дешевыми конфетами и местными пряностями. Это харчевни для бомбейских бедняков. Здесь за несколько ан кули или водонос может подкрепиться горстью жареного арахиса или лепешкой.

Неподалеку бомбейские китайцы разложили на тротуаре корзины со своим веселым товаром. В них цветные фонарики, ярко раскрашенные веера, бумажные цветы.

На рынке находятся и ростовщические конторы. Они похожи на лавки, только в них пусто. Центральное место занимает низкий столик. На нем лежит толстая бухгалтерская книга. В нее ростовщик вписывает имена должников. Большинство ростовщиков — марвари. В одной из контор, развалясь на подушках, сидит грузный человек. Жесткие складки у рта, нос похож на клюв хищной птицы, на темном лице выделяются умные, цепкие глаза. Перед ним, у входа в контору, стоит худой, согнувшийся человек в поношенном дхоти и сиреневом тюрбане. Это лавочник, торгующий мелким галантерейным товаром.

— Бабу, — обращается он к ростовщику, — эти деньги мне необходимы. В голосе просителя проскальзывают умоляющие нотки.

— Ты мне и так уже должен, — резко бросает сидящий в конторе.

— Я отдам все сразу, — продолжает настаивать лавочник. — Мне сейчас нужно только сто рупий. Я закуплю на них каджаль (краска для глаз). На нее большой спрос.

— Чем ты можешь поручиться?

— Я даю вам слово.

В глазах ростовщика открытая насмешка.

— Вся твоя лавка не стоит и 80 рупий. А за слово деньги не дают.

— Но, сахиб, я обещаю вам.

— Уходи и не отвлекай меня пустыми разговорами. Человек в сиреневом тюрбане смотрит глазами, полными безнадежности, куда-то вдаль. Он понимает, что просить бесполезно. Усталой, медленной походкой лавочник плетется прочь. Он останавливается у переулка, где тоже есть контора ростовщика. Но, пораздумав, возвращается в свою полутемную грязную лавчонку. Видно, не всякая торговля бывает прибыльной…

На рынке можно купить все, даже уголь. Угольные лавки разбросаны по всей территории базара. В них темно и воздух пропитан черной пылью. На полу свалены рваные мешки с углем.

До поздней ночи не смолкает шум бомбейских рынков. Даже после двенадцати, когда закрываются богатые лавки и магазины, тусклые лампочки светятся в мелких лавках. Их владельцы стараются продлить торговый день, ибо время — деньги. Правда, не всегда время приносит их в достаточном количестве.

Малабарский холм. Висячие сады

Самое высокое место в Бомбее — Малабарский холм. С шоссе, идущего по обочине возвышенности, видна панорама города: нагромождение многоэтажных зданий, фабричные корпуса, заводские трубы, редкие купола мечетей, островерхие крыши индусских храмов. В этом районе нет обычного городского шума. За затейливыми оградами в зелени садов утопают богатые особняки. Белоснежные колонны, кариатиды, замысловатые башенки в стиле английских средневековых замков. Здесь живут преуспевающие бизнесмены, владельцы бомбейских текстильных фабрик, банкиры, крупные землевладельцы, важные правительственные сановники. На холме стоит вилла Кхера, главного министра штата Бомбей. Аристократические особняки разбросаны по всему зеленому массиву мыса. Они тянутся вдоль его благоустроенных улиц, спускаются к океану. В воздухе стоит свежий запах зелени и аромат редких цветов.

В центральной части Малабарского холма расположены знаменитые висячие сады. Висячими они называются потому, что находятся над огромным водным резервуаром. Висячие сады не являются чем-то необычным. Это хорошо распланированный английский парк. Деревьев в нем немного. На усыпанной песком ровной площади разбросаны аккуратно подстриженные газоны, стоят ящики и вазы с редкими тропическими растениями. По углам газонов растут кокосовые и веерные пальмы. Густому мелколистному кустарнику искусные бомбейские садовники придали форму животных. На аллеях парка замерли зеленые слоны, обезьяны, кенгуру, медведи. Легкие беседки покрыты шапками вьющихся растений. Со стороны, противоположной городу, сады сливаются с зарослями деревьев, спускающимися со склона холма. У подножия склона видны купола дворца махараджи Бароды.

У входа в сады посетителей встречает группа босоногих мальчишек лет двенадцати-четырнадцати.

— Сахиб, вам нужен гид?

— Сэр, я вам расскажу все об этих садах.

— Мэм, возьмите меня с собой — и вы не пожалеете. Один из мальчишек увязывается за мной. Мне гид не нужен, но я хочу с ним поговорить. У мальчишки черная вихрастая голова, живые смышленые глаза. Мой «гид» старается говорить по-английски. Как только мы входим в сад, он бесстрастным тоном начинает произносить замысловатые английские фразы. Видно, он старательно выучил свою небольшую речь, но подчас сам не понимает, что говорит. Он путает значение слов, пропускает целые куски фраз. Очень трудно что-нибудь понять. Но ведет он себя, как заправский гид. Останавливается в нужных местах, натренированными движениями головы и рук показывает достопримечательности. Я что-то спрашиваю у него по-английски. И вдруг «гид» останавливается, теряет нить заученного текста и беспомощно смотрит на меня. Мне становится ясно, что английский он знает, как я китайский. Я молчу, а мальчишка не помнит, в каком месте своей «английской» речи он остановился. Чтобы спасти положение, он начинает все снова, с той первой фразы, которую произнес у входа в сад.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я его на хинди.

— Чандра, — и поднимает на меня удивленные глаза.

— Давно ты работаешь гидом?

— О, уже два года.

— А чем ты еще занимаешься?

Оказывается, Чандра учится в школе. Уроки начинаются в два часа, а до двух он старается подработать здесь в висячих садах. Если попадаются богатые иностранцы, то может перепасть сразу две-три рупии. Кроме него, в семье пять братьев и сестер, а он самый старший. Отца нет, мать работает на текстильной фабрике. Денег не хватает, ведь приходится еще платить в школу.

— Я каждое утро прихожу сюда, — говорит Чандра.

— А когда же ты готовишь уроки?

— Поздно вечером. Правда, свет приходится экономить, ведь за него тоже надо платить… Но перед нашим домом есть большой фонарь, и под ним всегда светло.

Пака мы разговариваем, появляются «конкуренты». Группа таких же босоногих мальчишек. Их много, они стараются оттеснить Чаядру и предлагают мне свои услуги.

— Эй, убирайтесь отсюда! — кричит им Чандра.

На конкурентов его окрик не производит впечатления. Они продолжают настаивать. Тогда Чандра, угрожающе сжав кулаки, двигается на мальчишек. Дело принимает плохой оборот. «Конкурирующая компания» впадает в раздумье. Видимо, там не хватает решительности и сознания своей правоты. Затем рослый мальчик с грязной повязкой на голове говорит своим компаньонам:

— Пошли, но мы с ним еще рассчитаемся.

«Конкуренты» отступают.

Глаза Чандры победоносно сверкают. Однако через несколько мгновений выражение лица меняется, голос звучит устало и странно по-взрослому:

— Вот так каждый раз. Они ведь тоже хотят заработать…

Да, нелегок хлеб маленького гида…

На Малабарском холме находятся знаменитые храмы. Правда, в Бомбее их сравнительно немного. Город деловой, молиться, очевидно, некогда. К храмам ведут узкие улицы старых кварталов. На самой оконечности мыса стоит храм Валкешвар. Его светло-серый конусообразный купол чуть приподнят над крышами соседних строений. Улица террасами каменных ступеней поднимается к храму. Узкая пыльная лента мостовой зажата между глухими стенами каменных заборов. Вдоль улицы в тени стен сидят лоточники, торгующие всем, что необходимо посетителям храма: сандаловыми свечами, цветами, очищенными кокосовыми орехами для жертвоприношения. Из храма доносится мерный звон колокола. Если пройти коротким переулком позади строения, то можно обнаружить еще семь небольших храмов. Они разбросаны по берегу священного водоема Бангаяга. Некоторые из них с трудом можно разглядеть между высящимися друг над другом обшарпанными домами с красными черепичными крышами. К водоему спускаются пологие каменные ступени. На них сушат свою одежду индусы, совершившие омовение. Вода здесь по «святости» не уступает водам священного Ганга, поэтому сюда приходит немало паломников из Махараштры. Вода в водоеме кажется зеленой от густых деревьев, отражающихся в его зеркальной поверхности. Над водоемом плывет жаркий воздух, смешанный с дымной гарью, которую приносит соседняя фабричная труба.

Храм Махалакшми — богини богатства и благосостояния — наиболее посещаемый. Он разместился на самом берегу моря, слева от Хорнби Веллард. Существует легенда, что в XVIII веке здесь прокладывали дорогу. Работа не ладилась, так как местность была неровной и изрытой. И вот одному из подрядчиков, по имени Рамджи Шиваджи, явилась во сне Лакшми. Богиня доверительно сообщила, что неподалеку от места работ находится ее статуя. Если эту статую откопать и поместить в приличный храм, труд долгих лет будет успешно завершен. На следующее утро Шиваджи поспешил к губернатору Хорнби. Губернатор дал согласие на постройку храма. Статуя была действительно найдена, и в ее честь заложили храм. Дорогу выстроили, и назвали именем губернатора. История города хранит три имени, связанные с постройкой дороги: богини Лакшми, губернатора и подрядчика. Но никто не помнит имен безвестных кули, которым в действительности дорога обязана своим существованием… Храм Махалакшми — небольшое строение с асимметрично-расположенным куполом. Плоскую крышу поддерживают колонны, проходящие через главный зал. Прилегающая улица, вымощенная стертыми брусками булыжника, упирается в многоступенчатую лестницу, по которой поднимаются к храму почитатели богини. Те, кто совершил пуджу, отдыхают на гладком мраморном полу, погруженные в созерцание. Среди сидящих бесшумно двигаются полуобнаженные жрецы.

Внизу у лестницы расположились нищие. Перед ними металлические блюда, тарелки, высокие стаканы. Проходящие бросают в эту посуду мелкие монеты. Деньги звякают о металл, и, разбуженные ободряющим звоном, полудремлющие нищие начинают заученно бормотать слова благодарности и молитв. Но не все дремлют, некоторые ловкими приемами стараются привлечь к себе внимание прохожих. Такие вызывают явную зависть своих незадачливых «конкурентов». На углу лестницы сидит старик с плутоватыми глазами. На лбу нищего белой краской нанесены кастовые знаки, упитанное тело задрапировано куском ткани не первой свежести. Волосы свалявшимися грязными косицами спускаются с плеч. Из-под всклокоченной седой бороды на голой груди виднеются длинные сандаловые четки. На руках стеклянные браслеты. Стоящее перед ним маленькое медное ведерко украшено цветами жасмина. Расчет простой — в красивую посудину приятней опустить монету. И на этом углу лестницы звон денег раздается чаще, чем у противоположной стены.

Если подняться на плоскую крышу храма по крутой лесенке, то оттуда будет видно необозримое синее пространство океана. Ярко-голубой купол неба сливается с морем у далекого горизонта. Пронизанный золотыми лучами солнца воздух неподвижно стынет над широкой гладью воды, его жаркая, чуть голубоватая пелена окутывает парки, сады, особняки аристократического Малабарского холма…

Ворота индии. Заклинатели змей

На набережной Аполло стоят знаменитые «Ворота Индии», повернутые в сторону бомбейской гавани. Высота этого массивного сооружения из светло-коричневого базальта — 83 фута, или около 25 метров. Сделанное в виде триумфальной арки, оно увенчано четырьмя башенками, напоминающими минареты. От ворот прямо к воде спускается каменная лестница. На портале высечены слова: «Сооружены в память посещения Индии их королевскими величествами королем Георгом V и королевой Марией». Знаменательное событие произошло в 1911 году, а в 1924 году состоялось торжественное открытие «Ворот Индии». Открытием руководил сам вице-король лорд Ридинг. С тех пор все высокие особы, прибывавшие в Индию морем, высаживались только здесь. Причалы «Ворот» приняли не одного вице-короля и губернатора. А в 1948 году под их сводами церемониальным маршем прошел последний английский солдат. От причалов отвалили транспортные суда, груженные британскими военными частями. На флагштоке «Ворот» подняли трехцветный флаг свободной Индии. Символизировавшие прежде колониальное бесправие, они стали теперь «Воротами» независимой Республики Индии.

С подходящих к бомбейской гавани кораблей они видны за несколько миль. Сначала из океана появляются башни, а затем постепенно вырастает над узкой прибрежной полосой весь массивный четырехугольник. Вечерами на площади перед «Воротами Индии» выстраиваются ряды автомобилей, черно-желтых такси, экипажей. На узких каменных скамеечках вдоль парапета сидят отдыхающие. Здесь можно встретить индийцев любой национальности, людей из разных стран.

В предвечерние часы море бывает особенно тихим. По его гладкой поверхности неторопливо скользят косые паруса рыбацких шхун, снуют портовые катера, буксирные суда. Неподалеку, у пирсов, застыли океанские корабли. На горизонте в голубой дымке вырисовываются горы островов Батчер и Элефанта. Дует легкий свежий бриз. Курсирующие по гавани пассажирские катера переполнены. В этот час приятно побыть на воде, полюбоваться Бомбеем с моря. Издали катера похожи на цветных ползущих по воде насекомых. Яркие одежды пассажиров отчетливо видны на берегу: сиреневые, желтые, розовые, белые тюрбаны мужчин, красные, голубые, зеленые, оранжевые сари женщин. Косые лучи заходящего солнца ложатся красновато-золотистыми бликами на воду, на катера, на людей. К ступеням «Ворот Индии» причаливают парусные рыбацкие шхуны. Катера не могут вместить всех желающих покататься по морю, и у рыбаков появляется счастливая возможность подработать. Шхуны наполняются быстро и до отказа. Ветер лениво натягивает паруса, и они отчаливают. Это удовольствие вы можете получить за две-три аны. А чем больше народа в шхуне, тем больше ан в кармане ее хозяина.

…Четырехугольная громада «Ворот Индии» высится над океаном, как бессменный страж у входа в Бомбей.

Неподалеку от «Ворот Индии», на узких улицах примостились магазины и лавки, торгующие кустарными изделиями. Там можно найти безделушки со всех концов страны: из Дели и Уттар Прадеша, из Хайдарабада и Mайcypa, из Пенджаба и Кашмира. Особенным спросом пользуются кашмирские изделия. Резные деревянные шкатулки, низкие столики, фигурки, вазы из папье-маше, мягкие туфли из кожи всегда охотно раскупаются туристами. Владельцы лавок с кашмирскими товарами — народ активный я предприимчивый. Их агенты появляются в вечерние часы у «Ворот Индии» среди гуляющей публики. В проворных руках мелькают карточки с адресами магазинов.

— Сэр, посетите наш магазин. Это совсем недалеко.

— Простите, не хотели бы вы приобрести прелестные деревянные вещички из Кашмира?

— Если вы хотите купить что-нибудь из индийских кустарных изделий, то покупайте кашмирские. А самые лучшие кашмирские сувениры только у нас в магазине.

— Подождите, я вам что-то покажу, — человек останавливается. — Настоящие кашмирские вещи продаются в нашем магазине. У остальных — только подделки.

Это неутомимое племя кашмирцев-дельцов можно встретить не только на набережной Аполло. Они вырастают перед вами из-под земли на любой улице города. Невежливое обращение их не останавливает. Они продолжают делать свое дело. Поэтому кашмирские лавки торгуют бойко и процветают.

Если хотите видеть индийских заклинателей змей, пойдите к «Воротам Индии». Здесь вы обязательно встретите одного или двух. Заклинатель змей для жителя Индии — не диковина. Смуглый босоногий человек в черной гуджаратской шапочке сидит на корточках перед лестницей. Немногочисленные зрители стоят вокруг. В руках человека странный музыкальный инструмент. Он напоминает флейту, но с каким-то круглым сосудом на одном конце. Заклинатель подносит его к губам, и льется резкая прерывистая мелодия. Перед человеком в круглой низкой корзинке лежит, свернувшись клубком, самая страшная змея Индии — кобра. При первых звуках музыки кобра поднимает голову. На раздувшемся капюшоне виден черно-белый знак «очков». Маленькие холодные глаза змеи неотрывно глядят на заклинателя. Вот змея уже наполовину приподнялась над корзинкой, плоская голова покачивается в такт музыке. Кобра «танцует». На какое-то мгновение она застывает, а затем делает попытку выбраться из тесной корзины. Две американки в ярких коротких платьях, приготовившиеся снять заклинателя, испуганно отскакивают, так и не щелкнув затворами фотоаппаратов. Заклинатель привычным движением берет скользкую ленту и водворяет ее на место. На первый взгляд кажется, что перед вами отважный человек, добровольно подвергающий себя риску каждую минуту быть смертельно укушенным ядовитым гадом. Но на самом деле все обстоит проще. Ядовитые железы змеи обычно удаляются, и она уже не представляет никакой опасности ни для своего хозяина, ни для публики.

Посаженная вновь в корзину кобра не желает больше «танцевать». Публика начинает расходиться, заклинатель закрывает корзину плетеной крышкой и протягивает руку к стоящим перед ним людям. В темную ладонь падают редкие аны и пайсы.

«Есть за границей контора Кука»

Когда-то в детстве мне прочли стихи Маршака:

Стихи мне очень понравились, и я запомнила их. Мне всегда хотелось «увидеть мир». Правда, скука меня не одолевала, как мистера Твистера. Я мечтала побывать в Индии, которой интересовалась и занималась уже давно. А когда что-нибудь очень хочешь, то это сбывается. И вот в июне 1958 года я приехала в Индию. Конечно, мистер Кук здесь был ни при чем. Он не готовил мне каюту на корабле и не присылал за мной верблюда. Я прилетела в Дели на нашем, советском самолете ТУ-104, которому позавидовал бы и сам «всемогущий» Кук.

…Полгода спустя в далеком тропическом Бомбее я встретилась со старым знакомым моего детства. На главной улице города стоит трехэтажное здание. Его фасад украшен колоннами и лепными карнизами. Светлые тенты нависают над широкими зеркальными окнами. Здание это не имеет номера, а просто называется «дом Кука». По левому углу дома пляшут крупные неоновые буквы рекламы: «Куки». На фасаде написано «Кук и сын». Трудно не заметить здание индийского отделения американского Бюро путешествий. Кук обслуживает Индию. Его конторы можно встретить в большинстве крупных городов страны. В ведении агентства находится перевозка пассажиров и грузов по морским, воздушным, сухопутным линиям.

С помощью Кука в Индию прибывают тысячи американских туристов. Его конторы создают для них благоприятные условия путешествий по стране. Через агентство можно быстро заказать билеты на самолеты и поезда внутренних линий, забронировать удобный номер в отеле, получить необходимую информацию. А если вы захотите после путешествия по Индии увидеть другие страны, то и здесь вам не обойтись без Кука. Его контора предоставит билет на самолет или пароход любой международной линии. Его агенты помогут выполнить все необходимые формальности.

Но с Куком успешно конкурирует крупное индийское бюро путешествий «Меркури трейвел». Обычно советские граждане пользуются его услугами. В Бомбее находится одно из крупных отделений фирмы. Здесь, в просторном холле с мягкой мебелью, клиентов встречают услужливые клерки. Многочисленные телефоны связывают контору с бомбейскими вокзалами, портом и аэродромом.

Особенно горячее время у агентства в зимние месяцы. С ноября по январь в Индии происходят различные научные конгрессы, заседания культурных обществ, собрания политических партий, артистические труппы едут из одного конца страны в другой.

Если у вас есть деньги, то самое лучшее вручить себя заботам «Меркурия». Ну, а теми, у кого их нет, не занимается ни «Меркури трейвел», ни Кук. Эти люди должны прийти на вокзал, выстоять длинную очередь и получить дешевый билет в третьем классе.

В индийских поездах имеется по существу четыре класса вагонов. Купе с кондиционированным воздухом, или купе «люкс». Стоимость билета почти такая же, как и на самолете. В первом классе каждый пассажир имеет мягкий диван и может спокойно спать ночь. Официанты станционных ресторанов приносят в купе первого класса горячий завтрак, обед и ужин. Не выходя из купе, вы можете принять душ, его кабинка помещается тут же.

Второй класс резко отличается от первых двух. Правда, здесь вы получаете определенное место. Но спать уже нельзя. Долгие ночи пассажиры проводят сидя. В любом индийском поезде большинство вагонов третьего класса. В этих вагонах стоят длинные деревянные скамьи. Под потолком нет освежающих фенов. Тускло горят запыленные лампочки. Люди сидят, тесно прижавшись друг к другу, одурманенные спертой, душной атмосферой вагона. Так ездит большинство индийцев. На станциях сюда не подходят носильщики. Пассажиры сами несут свои узлы, чемоданы, железные сундучки, глиняные сосуды с водой. Среди пассажиров третьего класса много крестьян, едущих в города в надежде найти работу. Они проводят долгие бессонные ночи в душных вагонах, в тесных вокзальных залах ожидания. И, конечно, они не подозревают о существовании знаменитых контор Кука и «Меркури трейвел», чьи неоновые рекламы непрерывно сверкают по вечерам на широких улицах больших городов.

Элефанта. Трехликий Шива

С набережной Аполло виден остров Элефанта. До него семь миль. Те, кто приезжает в Бомбей в первый раз, обязательно едут его смотреть. Остров знаменит своими подземными храмами. Считают, что эти храмы были сооружены в VII веке нашей эры, в период существования империи Чалукиев. Настоящее имя острова — Гхарапури, что значит «город-крепость». «Элефанта» его назвали португальцы, потому что на берегу острова стояло высеченное из камня изображение слона. Португальцы захватили остров в 1534 году, а в 1774 году он перешел к англичанам. Они-то и перевезли каменного слона в музей принца Альберта. Теперь пещеры Элефанты объявлены историческим памятником и охраняются государством.

…Ранним утром наш рейсовый катер отходит от причалов «Ворот Индии». Солнце еще не поднялось высоко, и на воде стоит приятная прохлада. В утренней тишине раздается резкий стук выхлопной трубы катера. Над палубой протянут плотный тент, вдоль бортов устроены мягкие сиденья. У штурвала стоит выпачканный смазкой машинист. Рядом крутится быстроглазый, живой мальчишка. На голове у него щегольски повязан желтый тюрбан. Он — помощник машиниста, второе лицо на нашем «судне». С важным видом мальчишка убирает причальные концы. На катере двадцать пять пассажиров, и все они иностранцы. Большинство — туристы. Пожилые мужчина и женщина — из Чили, две молодые девушки — из Италии, рыжеволосая женщина со смеющимися глазами — из Парижа, рядом со мной араб из Бейрута, остальные — американцы. Индийцы — только гид и «команда» катера.

Скорость нашей посудины небольшая. За бортом медленно плывут набережные города, доки, фабричные трубы. Постепенно исчезают «Ворота Индии». Чем дальше от берега, тем прозрачнее становится вода. Около бортов резвятся стайки маленьких рыбешек. Но вот они испуганно метнулись в сторону и скрылись. Под водой мелькает странная тень. «Акула», — догадываюсь я. И действительно, несколько мелких акул идут по следу катера. Их замечают и другие пассажиры. Толстый папа-американец дает легкий подзатыльник своему веснушчатому отпрыску, неосторожно опустившему руку в воду.

Катер все ближе и ближе подходит к острову. Уже совсем ясно видны две горы, покрытые зарослями манго, тамаринда, пальм. Между горами лежит узкая долина.

— Горы, — говорит гид, — из гранита. В них и высечены пещерные храмы.

Катер медленно подруливает к причальным мосткам. По ним мы перебираемся на берег. От самого берега в гору ведет лестница. На лестнице мальчишки продают путеводители по Элефанте, а заодно просят бакшиш. Тут же стоят так называемые носильщики. Они предлагают нам стулья, укрепленные на длинных палках. На этих своеобразных носилках они могут донести человека до главной пещеры. Но мы предпочитаем идти на собственных ногах, с удовольствием вдыхая свежий аромат зелени, стоящий над зарослями острова. На пути к храму расположился небольшой павильончик. Здесь торгуют сувенирами: изображениями индусских богов, сделанными из сандалового дерева и камня.

Перед главной пещерой — ровная, высеченная из гранита площадка. Несколько ступенек — и открывается колоннада. Храм вырублен чуть выше подножия. Огромная, массивная заросшая лесом шапка горы давит на колонны, и кажется, что они чудом уцелели. За колоннами темнеет продольная щель подземного храма. Эта пещера — одна из наиболее завершенных и сохранившихся. Мы входим под ее своды. Взору открывается огромный зал с тремя рядами гранитных колонн, высеченных из того же массива, что стены и потолок. Части зала, расположенные ближе к выходу, освещены лучше, но в глубине его царит постоянный полумрак. Общая площадь главной пещеры около 40 квадратных метров. Ее пол совершенно гладкий, отполирован за многие сотни лет ногами богомольцев, посетителей, туристов.

Сейчас в храме музей. Сюда приходят каждый день сотни людей полюбоваться на чудесное творение древнего зодчества.

Вдоль стен храма и в его нишах высечены огромные статуи богов. Они составляют единое целое со стенами. Из полумрака на людей смотрят то бесстрастные, то задумчивые, то загадочно улыбающиеся индусские боги — восьмирукий танцующий Шива, Вишну, Парвати, Варуна, Нила, Ганеша; сцены из жизни богов запечатлены в граните. Храм посвящен богу Шиве. В одной из ниш находится неотъемлемая принадлежность культа Шивы — огромное из черного гранита изображение Лингама[17], символизирующее активное созидательное начало, заложенное в человеке.

В глубине пещеры, на задней стене храма, изваяна главная фигура — трехликий Шива. Ее высота — около шести метров. Древний художник аллегорически изобразил три великих начала, олицетворяемых этим богом. Творение это является венцом древнего индусского искусства и не имеет себе равных. Центральная голова статуи изображает Шиву — созидателя и творца. Спокойное лицо, глаза прикрыты тяжелыми веками, под тиарой высокий лоб мыслителя. Справа — голова Шивы-хранителя. В ее облике есть что-то женственное. Лицо мечтательно-задумчивое. Мягкие очертания подбородка и полных губ. В гранитных завитках волос застыли жемчужины и цветы. Рука Шивы-хранителя держит лотос, символ прекрасного. Слева — Шива-разрушитель. Выпяченный низкий лоб, крючковатый нос, страшная гримаса жестокого рта. Череп и змеи — символы смерти — венчают голову Разрушителя.

Однако разрушение и смерть побывали в подземном храме не только в виде каменного колосса. Португальские солдаты превратили бесценные памятники индийской культуры в мишени. Армия хищников и грабителей, убежденная в своем расовом превосходстве, бесцельно разрушала прекрасные плоды многолетнего труда древнего народа. Отполированные гранитные тела богов обезображены пулями. Некоторые статуи разбиты вдребезги, и от них остались только руки, ноги и искромсанные торсы. У танцующего Шивы отбиты ноги, у Парвати нет рук, хобот мудрого Ганеши изуродован. Но искалеченные и изломанные боги пережили своих завоевателей и смотрят теперь со стен храма немыми свидетелями одаренности, таланта и трудолюбия народа Индии и варварства европейских поработителей.

От главной пещеры дорога идет среди зарослей манговых деревьев в гору. Здесь, неподалеку, есть еще несколько храмов. Но в гранитном массиве высечены только их колонны. Что-то помешало древним художникам кончить свое дело. Что именно — мы не знаем. Это могло быть и крушение империи, и приход завоевателей, и многое другое. А некоторые говорят, что просто не подошел материал.

Мы поднимаемся на вершину горы. Отсюда видна ярко-синяя гладь океана. Зеленые прибрежные заросли пальм еще резче оттеняют синеву воды. В отдалении, в неверном мареве жаркого воздуха вырисовываются гористые контуры близлежащих островов. Между ними скользят паруса рыбачьих шхун. Белоснежные крупные чайки вьются над островом и океаном. Вдруг тишину нарушает резкий звук гудка. Это сигнал нашего катера. Пора возвращаться. Я опускаюсь к причальным мосткам. «Скорей, — кричит белозубый помощник машиниста, — а то уедем без вас…» Но это, конечно, только шутка. Катер, накренясь, разворачивается в сторону Бомбея. За нашими спинами все дальше в море уходит древний остров Элефанта.

Гавань. Бомбейские рыбаки

Крупнейшая в Индии бомбейская гавань — одна из жизненных артерий экономики страны. Через нее республика ведет обширную торговлю со многими странами мира.

На несколько миль вдоль берега бухты тянутся портовые сооружения: доки, причалы, портовые склады, железнодорожные узкоколейки, грузоподъемные краны. Со стороны мола Беллард видна как на ладони вся гавань. У причалов и на рейде стоят морские транспортные суда, большие океанские корабли, портовые буксиры, бронированные суда индийского военного флота. В неподвижном воздухе на флагштоках повисли флаги Советского Союза, Америки, Англии, Японии, Польши. Между судами снуют таможенные катера, рыбацкие лодки. Вода у причалов мутно-зеленого цвета, загрязненная маслом и нефтью.

Неподалеку от мола разместились портовые конторы и внушительное здание Главной таможни.

У причалов днем и ночью идут погрузочно-разгрузочные работы. Бомбейский порт — самый загруженный, но и один из наиболее механизированных. Ручной труд здесь применяется мало. По рельсам узкоколейки все время отходят груженые составы, сюда же прибывают заполненные доверху грузовики. Стальные руки мощных кранов легко несут по воздуху тюки, ящики, контейнеры. Везде — у причалов, на пристанях — горы грузов. Ящики и тюки пестрят надписями: «Порт отправления Гамбург», «Порт отправления Сингапур». Грузы из Марселя, Глазго, Неаполя, Щецина, Иокогамы… Тут же лежат приготовленные к погрузке тюки индийского хлопка. Этими же тюками заполнены и склады в порту. А рядом с ними — склады зерна. Сырье пока что является основной статьей индийского экспорта. Так было и в колониальный период. Империалистическая Англия выкачивала из страны дешевое сырье. Из Бомбейского порта шли корабли, груженные хлопком, джутом, табаком, чаем, слюдой, рудой. Сюда прибывали готовые изделия из метрополии.

Теперь настали иные времена. Корабли везут в Бомбей металл и сельскохозяйственные машины, энергетическое и горношахтное оборудование, металлообрабатывающие станки. Я разговорилась со старым портовым чиновником. «Сейчас, — сказал он, — существенно изменились статьи ввоза. Ведь многие изделия мы можем производить сами, а вот машин нам пока не хватает. Вместо тюков английского ситца мы теперь разгружаем контейнеры с машинами. Правда, порт еще не совсем справляется с увеличившимся товарооборотом, со всей массой грузов, которые нам приходится разгружать и нагружать».

Современный порт Бомбей, каким мы знаем его сейчас, стал строиться еще в 70-х годах XIX века. Постепенно были сооружены три основных дока: Александра, Принцесса и Виктория. Через них проходят миллионы тюков различных грузов. Доки перегружены. Поэтому порт расширяется. Создаются новые причалы, совершенствуются старые доки, строятся склады, монтируются новые погрузочные краны.

Но есть в порту доки, не приспособленные к приему современных кораблей. Как доки они бездействуют и их причалы используются рыбацкими шхунами и лодками. «Хотите видеть наших рыбаков, пойдите утром в док Сассуна», — сказал мне служащий отеля, где я остановилась.

Рано утром я отправилась туда. Док Сассуна — старейший в порте. Он расположен в районе Колаба, которым завершается полуостров города. Портовые сооружения шагнули далеко на север от старого дока. Обшарпанные коробки домов примыкающих улиц вплотную прижались к портовым складам. Через обветшавшие ворота я прохожу к причалам.

Солнце только что поднялось над горизонтом, и резкие тени от соседних строений ложатся на землю. От ворот дока к причалам ведет разбитая колея немощеной дороги. Пахнет рыбой. Ленивые бурые волны плещутся о камни причалов. Около них стоят рыбацкие лодки с убранными парусами. Рыбаки, сожженные дочерна тропическим солнцем, в коротко подобранных дхоти и набедренных повязках, громко перекликаясь, начинают разгружать рыбу. На их головах красуются шерстяные колпаки. Ночью перед рассветом в открытом море холодно. Жилистые сухие руки подают на пристань круглые корзины, наполненные бьющейся рыбой. Крупную рыбу выбрасывают прямо на землю. А со стороны моря подходят все новые и новые лодки. Вскоре весь асфальт пристани покрывается корзинами с мелкой рыбой и креветками, аккуратными горками крупных морских окуней и каких-то больших рыбин, напоминающих нашего сома. Асфальт блестит от рыбьей чешуи. Женщины принимают деятельное участие в работе. На них простые, домотканые сари, подоткнутые, как мужские дхоти. Они помогают мужчинам разгружать лодки и продавать рыбу.

Док Сассуна — лучший рыбный рынок Бомбея. Здесь всегда можно достать самую свежую рыбу. Между корзинами и лежащими на земле морскими окунями ходят покупатели: многочисленные хозяйки, слуги из богатых особняков, оптовые скупщики. Хозяйки придирчиво рассматривают рыбу, выбирают одну-две и долго торгуются. Прислуга покупает рыбу целыми ведрами. Скупщики, а их здесь много, стараются завладеть уловом всей лодки, а то и нескольких. Высокий парень с густыми жесткими волосами, непокорно выбивающимися из-под рыбачьего колпака, о чем-то долго и горячо говорит с толстым скупщиком. Затем делает знак сидящим в лодке рыбакам, и те начинают ставить корзины с рыбой на пристань. Парень отходит и что-то насвистывает. — Ну что, продали? — спрашиваю я.

— Продать-то продал, а вот ничего не получил.

— А что, так бывает?

— Бывает. Все бывает. Я ему должен деньги, а он не хочет ждать. — Парень досадливо машет в сторону скупщика, который уже разговаривает с хозяином только что подошедшей лодки.

— Всю ночь провел в море, и, выходит, зря. С нами все бывает, — сердито кончает он.

Рыбак постарше прислушивается к нашему разговору.

— Это верно, — вмешивается он. — Многие в долгах у скупщиков. Поэтому, хотим мы или нет, часто приходится отдавать им рыбу по цене много ниже рыночной.

Над пристанью стоит разноголосый шум. Число покупателей увеличивается. Опорожненные лодки, разворачиваясь на веслах, похожих на лопату, отходят от причала. Они спешат скова в море. И если им повезет, они до заката смогут еще раз сюда вернуться. Рыбу подвозят в док Сассуна в течение всего дня. Солнце уже высоко стоит в небе, и далеко в море в его лучах сверкают косые паруса рыбачьих шхун и лодок.

Парель. Пролетарский Бомбей

Рабочий класс Бомбея насчитывает в своих рядах около 800 тысяч человек. Это наиболее крупный и передовой отряд индийского пролетариата. Основу его составляют текстильщики. Рабочий класс города прошел славный путь борьбы за свободу своей страны, за лучшие условия труда и жизни. Именно в Бомбее, в рабочих кварталах, несколько лет спустя после Октябрьской революции возникли первые марксистские кружки, появились первые группы коммунистов. Здесь же на фабриках родились боевые пролетарские профсоюзы.

Большинство бомбейских рабочих — маратхи, пришедшие из внутренних областей Махараштры. Рабочих кварталов в городе много, но большая их часть сосредоточена в районе Пареля. Парель растянулся на несколько миль к северу от центральных улиц города. От них к рабочим кварталам ведет длинная улица, называемая Парель-роуд. Она, а затем продолжающая ее Суларибаг-роуд проходит через центр Пареля. Над этим районом постоянно стоит угарный запах дыма. Здесь находятся крупнейшие текстильные фабрики города: «Кохинур», «Эмпресс», «Джубили», фабрики Тата, Сассуна, Морарджи Гокулдаса. Их закопченные корпуса с редкими квадратами пыльных окон высятся над тесными улицами и переулками.

Рано утром гудки фабрик будят тысячи жителей Пареля. Потоки плохо выспавшихся, усталых людей устремляются к фабричным воротам. Мужчины идут в грубых сандалиях или просто босиком. На некоторых из них надеты дхоти, но большинство в синих коротких штанах. Женщины, гладко причесанные, без обычных украшений, в простых, темных расцветок сари держатся в толпе небольшими группами. Черноголовые подростки идут по-взрослому, без обычной ребячьей суеты. Ворота фабрики поглощают толпу рабочих, и в Пареле начинается обычный трудовой день.

Долгие часы текстильщики проводят в душных, жарких помещениях. По новому законодательству рабочий день ограничен восемью часами. Но предприниматели часто обходят закон, принуждая людей работать лишние часы. Освобождение приходит вечером, с фабричным гудком, извещающим о конце работы. Улицы Пареля опять заполняются рабочими, но ненадолго. Все спешат домой. Плотная масса людей редеет и растекается по узким улицам и переулкам.

Вдоль главной улицы, идущей через Парель, тянутся знаменитые бомбейские чаули. Здесь живет большинство рабочих города. Чаули — это ободранные, грязные коробки домов в два, три, а иногда в четыре этажа. Они глядят на улицу черными провалами незастекленных окон. На редких окнах — простые ситцевые занавески или куски мешковины. На протянутых в окнах веревках сушится белье, на подоконниках стоит небогатая кухонная утварь.

Чаули лишены элементарных удобств. Даже за водой приходится ходить, а колонок не так много, и после работы около них выстраиваются очереди. В тесных темных комнатушках ютятся рабочие семьи в десять-двенадцать человек. Дети, которых почти в каждой семье не менее четырех, проводят целые дни на улице. Они копошатся на грязных мостовых, зачастую совсем голые. В крошечных, душных комнатах им не хватает места. В большинстве комнат нет мебели. Ее не на что покупать, да и негде ставить. Вся обстановка состоит из нескольких циновок для спанья, брошенных прямо на пол. На обшарпанных стенах иногда висят грубо сколоченные полки для посуды.

Нижние этажи чаули обычно заняты неуютными тесными лавчонками, закопченными харчевнями. В лавках торгуют дешевыми тканями, грубыми сандалиями, плохими сигаретами, разной мелочью. Тут же можно купить и провизию. Рис в этих лавках отдает сыростью и плесенью, масло горчит, картошка вялая, над сомнительной свежести кусками баранины роятся мухи. Здесь стараются сбывать залежалый, недоброкачественный товар. Мне показали харчевню, в которой обычно питаются рабочие, не имеющие семьи. У ее порога на небольшой жаровне стоит чан с кипящим маслом. Повар сидит на корточках на грязном полу и месит тесто. Горячий ветер несет с улицы пыль, и она оседает на тесте и на готовых лепешках и самосе. Едкий дым от кипящего масла, в котором жарятся кусочки теста, наполняет темную харчевню. Окон нет, и свет тускло пробивается из двери через дымовую завесу. За единственным колченогим столом сидят несколько рабочих парней. Перед ними захватанные стаканы с жидким чаем, а на обрывках газет лежат куски лепешек. Они уже кончают свою скудную трапезу. Подручный хозяина, мальчишка лет тринадцати в полосатых тиковых штанах, моет стаканы в медной посудине. Вода в ней напоминает помои.

Если углубиться от основной магистрали чаулей в кварталы, то здесь можно найти жилища и похуже. Небольшие хижины, крытые черепицей, приросли к стенам соседних домов. Здесь тоже живут рабочие. В крошечных двориках ветер колышет вывешенное белье. У водопроводной колонки гремят ведрами женщины. Редкие фонари с загрязненными стеклами стоят на углах запутанных переулков. А иногда рабочие семьи живут прямо под стенами фабрик. Так, во дворе одной из них я видела тент из мешковины, натянутый около забора. Под тентом, не прикрытые ничем от посторонних взоров, стояли железные кровати. Неподалеку что-то стряпали женщины.

На некоторых домах рабочих кварталов висят красные флаги с серпом и молотом — эмблема индийских профсоюзов. Под флагами надписи: «Фабричный рабочий союз», «Профсоюз рабочих железнодорожных мастерских». Профсоюзы города требовали повышения заработной платы. Забастовки не редкость в Пареле.

У ворот текстильной фабрики прямо на земле сидело около 200 рабочих. Молодой парень, облокотившись о каменный забор, держал в руках красный флаг. Поодаль стоял полицейский. Сидевшие изредка что-то кричали по-маратхски…

Я спросила у полицейского, что здесь происходит.

— Бастуют, — сказал он. — Весь прядильный цех не работает.

— А что они хотят?

— Все они хотят одного и того же — прибавки к заработной плате. А вот хозяин, видно, не соглашается. Они здесь сидят уже второй день…

Так живет Парель — центр пролетарского Бомбея. Здесь в труде и борьбе куются кадры рабочего класса — будущего молодой республики.

Храмы огня и башни молчания

Абсолютное большинство жителей Бомбея исповедует имдуизм. В городе есть и мусульмане. Правда, их число значительно уменьшилось после раздела страны. Часть мусульманского населения, в основном торговцы, уехала в Пакистан. Но есть в городе еще одна религиозная община — парсы. Всего их в Индии около ста тысяч, и большинство живет в Бомбее. Парсы — потомки древних персов, приверженцев зороастризма. Зороастризм был господствующей религией на территории Ирана и смежных с ним областей до арабского завоевания. После того как Иран был покорен арабами, в стране началось насильственное распространение ислама. Исповедовавшие зороастризм жестоко преследовались. На протяжении VII–XII веков значительное число зороастрийцев, скрываясь от гонений, переселилось в Индию. Одной из основ этой религии является культ огня. Часто зороастрийцев называют огнепоклонниками.

В Бомбее пять крупных парсийских храмов, или храмов огня. Самый старый из них расположен недалеко от центральных улиц города, на Принцесс-стрит. Храм был выстроен в 1713 году. Вытянутое приземистое здание чем-то напоминает китайскую пагоду. Очевидно, это сходство вызывается двумя скатами крытых черепицей крыш, построенных одна над другой. По обе стороны от главного входа храма тянутся галереи. Между колоннами галерей железные с красивым узором решетки. Наверху каждой решетки символическое изображение солнца. У входа в храм на черных дощечках надписи по-парсийски. Парсы имеют свой язык и письменность. Непарс в храм войти не может. Зороастрийцы ревниво берегут свои религиозные таинства.

Умерших парсы не сжигают на погребальных кострах, как это делают индусы, не предают земле по обычаю мусульман и христиан. Есть в Бомбее зловещие башни. Их называют «башни молчания». Сюда приносят парсы покойников и оставляют их. Хищные птицы-стервятники расклевывают тела. Так «хоронят» согласно канонам религии зороастрийцев.

На Малабарском холме, вдали от города, высятся такие «башни молчания». Неподалеку от них — небольшой храм огня. Рядом находится маленькая контора, ведающая погребением. Башни окружены густыми зарослями деревьев и колючего кустарника. Издали башни напоминают огромные цистерны. Умерших кладут на верхние площадки башен. От зари до зари над этим местом вьются черные тучи откормленных стервятников. Их очень много, и кажется, что все небо над Малабарским холмом заполнено только ими. Говорят, что эти птицы-«санитары» расправляются со своей очередной «добычей» в 20–30 минут.

Точно так же как и в храмы, в башни не пускают иностранцев.

Парсы — не очень многочисленная, но крепко спаянная община. Значительная часть ее — люди состоятельные. Издавна предки парсов занимались торговлей и ростовщичеством. Эта традиция продолжается и сейчас. Есть в Бомбее немало магазинов и лавок, принадлежащих парсам. Среди парсов, особенно бомбейских, вы редко встретите нищих или безработных. Связанные единой религией и часто родственными узами, парсы охотно помогают друг другу.

Новая жизнь

Над зданием Законодательного собрания штата Бомбей развевается трехцветный флаг независимой республики. Теперь Бомбей не колониальный город, находящийся под властью английского вице-короля. Хозяевами города стали сами индийцы. В глазах людей появилось новое выражение. Исчезли чувства придавленности, забитости, рабской покорности. Бомбейцы сейчас смелее смотрят в будущее, уверенные в том, что оно принесет изменения к лучшему. Новая жизнь постепенно вступает в свои права. Она встречает на своем пути немалые трудности и препятствия. Ведь старое еще живуче, оно цепко держит подчас в своих лапах души и сознание людей, руководит их поступками. Но и все то новое, что появилось в жизни республики, не так уж слабо. Оно поддерживается и развивается прогрессивными силами страны. И Бомбей с его славными революционными традициями, с многочисленными опытными кадрами пролетариата является одним из важных форпостов борьбы за новую жизнь страны.

За последнее время значительно изменился облик города. По утрам тысячи студентов наводняют улицы. Новая система образования позволяет многим юношам и девушкам посещать колледжи. Исчезли искусственные препятствия, насаждаемые колониальными властями в прошлые годы в системе высшего образования. Значительно расширился набор студентов в Бомбейский университет — один из крупнейших в стране. Открываются новые колледжи. Естественные и точные науки завоевывают положенное им место. Строятся новые школы. С каждым годом растет число учеников начальных классов. Меняется и сама атмосфера в школе. Здесь стараются, насколько это позволяют экономические условия страны, вырастить здоровое, энергичное поколение. Появились молодые воспитатели-энтузиасты.

Для школьников в дни каникул начали организовывать загородные лагери. Во время моей поездки на Элефанту на склоне поросшей деревьями горы я увидела палатки. Это оказался лагерь для школьников. Место было выбрано удивительно удачно. Солнце, свежий, нежаркий воздух, недалекий берег моря. До отхода нашего катера оставалось время, и по узкой тропинке, петляющей среди зарослей, я вышла к лагерю. Меня приветливо встретила молодая девушка. Она — учительница географии. Пока мы разговаривали, вокруг нас бегали, прыгали, стучали волейбольным мячом около пятидесяти загорелых девчонок. Одни были в брюках, другие в коротких штанишках. Они были разных возрастов, приблизительно от десяти до четырнадцати лет. Эти живые, сильные и, видно, не робкого десятка девчонки ничем не напоминали своих предшественниц, тех девочек-невест, которых уродовали традиционным старым воспитанием.

— Мы здесь живем уже две недели, — сказала учительница. — Девочкам здесь очень нравится. Мы все делаем сами. Сами варим на костре, следим за чистотой. Часто совершаем дальние прогулки.

К нам подбежала коренастая, небольшого роста девочка. Она что-то спрашивала у учительницы. Черные глаза с искорками смеха смело и открыто смотрели на нас. Вот такими глазами когда-нибудь взглянет на мир будущая Индия.

В городе заметна тяга к изучению национальной культуры. Открываются библиотеки, картинные галереи. На смену грязным перенаселенным чаули приходят новые жилые дома для рабочих. На окраинах города вырастают целые улицы благоустроенных коттеджей. Таких жилищ не знал пролетариат колониальной Индии.

В Бомбейском порту реют флаги многих стран мира. Индия расширяет торговые и экономические связи с Советским Союзом. Советские корабли, груженные промышленным оборудованием, регулярно приходят в гавань Бомбея.

С помощью советских специалистов в городе создается крупный технологический институт.

Спросите вездесущего бомбейского мальчишку, что такое спутник? И вы получите исчерпывающий ответ.

В книжных магазинах города вы найдете советские издания. На них немалый спрос.

Свежие сильные ростки новой жизни пробивают себе путь сквозь старое и отживающее. Борьба между старым и новым, полная острых конфликтов, и противоречий, захватывает город.