ГЛАВА 38

Вскоре после того как они проехали Кентербери, Стаффорд приказал вознице свернуть с дороги и заехать в небольшую рощу, зеленеющую молодой листвой берез и орешника.

Здесь упряжных коней распрягли и оседлали. Стаффорд уселся на одного, усадив Манди за спиной. Руки ее были по-прежнему связаны, конец веревки примотали к седлу. Рыцарь-стражник и возница взобрались на остальных коней, и небольшая кавалькада поехала прямо через рощу, прочь от дороги.

Манди молча сидела за спиной деда. Путы врезались в запястья. Болезненный ком обиды и гнева ворочался в душе. Снова и снова она порывалась высказать Стаффорду все, что о нем думает, но каждый раз сдерживалась. Чем больше она будет дергаться, тем жестче он ее привяжет. А если она изобразит себя покорной и сломленной, то он непременно ослабит бдительность. Пока это было все, на что она могла рассчитывать, и Манди мрачно цеплялась за это, одновременно пытаясь избежать прикосновений к Стаффорду.

С каждый шагом лошади, идущей машистой рысью, его плащ касался ее лица. Манди сидела достаточно близко, чтобы видеть вошь, ползущую через его волосы.

— Куда мы едем? — спросила Манди.

— На той стороне леса — деревня. Я велел своим людям встречать меня там.

Ее сердце похолодело.

— Вашим людям?

— Небольшой дорожный эскорт.

Его плечи дернулись как будто с нетерпением.

— В Стаффорд?

— Не задавайте лишних вопросов, — сказал он раздраженно. — Женщина должна говорить, только когда ее спрашивают.

Манди прикусила язычок и стала смотреть на лес, через который они ехали. Птицы пели, радуясь весне, ласково светило солнце, по земле скользили легкие тени листвы.

Христос воскрес, мир осияло солнце. Это был день надежды и радости, но ее дед окрасил его смертью. Глаза Манди увлажнились, ничем не удерживаемые слезы покатились по ее лицу. Ее руки были связаны; она не могла утирать их.

— Научитесь не плакать в моем доме, — сказал Стаффорд, не оглядываясь. — Надо уметь проявлять твердость.

Манди едва не задохнулась от возмущения. Нужна твердость — и нет никакого дела до других, все измеряется только по мерке собственных желаний и представлений.

— Женщины, — фыркнул Стаффорд, когда они выбрались из рощи и поехали рысью по недавно вспаханному полю к деревне. — Какой-нибудь молодой мужчина бросит взгляд — и они начисто теряют голову. Как сучки в течку. Кидаются очертя голову в лес, чтобы спариваться с первым попавшимся волком, который призывно завоет.

Его тон, кислый и высокомерный, вызвал у Манди отвращение, но сквозь отвращение пробивалась и предательская нить жалости к его безмерной слепоте. Возможно, он никогда не был счастлив в жизни, и потому что был лишен радости, превратил ее во врага, подлежащего истреблению.

Деревня состояла из строений и маленькой, крытой соломой церкви. Никакого скота не видно, разве что парочка гусей и кур. Но возле колодца в центре деревни расположились дюжина вооруженных мужчин и несколько запасных лошадей.

Томас Стаффорд спешился, отвязал Манди и ссадил ее на землю. Рыцарь на гнедом жеребце подъехал, ведя за собой большого, сильного светло-каштанового коня.

— Ваш походный конь, мой лорд, — сказал Удо ле Буше, подавая уздечку Стаффорду.

Стаффорд кивнул и принял уздечку.

Манди уставилась на рыцаря с гневом и отвращением, но сцепила зубы и не произнесла ни звука, зная, что погубит себя, дав волю своей ярости и горю.

А шрамы на физиономии ле Буше, полускрытые в тени шлема, исказились в улыбке.

— Вы задолжали мне остальную часть оплаты, мой лорд, — сказал он Стаффорду.

— Только когда моя внучка благополучно уедет подальше, — бросил Томас через порченые зубы.

— А разве сейчас она не с вами?

— Мы еще слишком недалеко… Вы получите ваше серебро, когда мы пересечем Темзу.

— Мы так не договаривались!

Гнев рыцаря не произвел впечатления на Стаффорда.

— Насколько я помню, мы договорились, что вы получите остальную часть оплаты, когда я буду удовлетворен выполнением дела.

Вдев ногу в стремя, он поманил пальцем Манди.

— Внучка.

Манди знала, что отказ только обернется против нее самой. Если она попытается не подчиниться, он заставит ее силой, возможно, причинив боль. Одна ранка на спине от кинжала уже есть. С удрученным видом она подошла к лошади и позволила Стаффорду усадить себя позади него.

— Ни к чему привязывать мои запястья к седлу, — сказала она тихо. — Я больше не буду пробовать бежать.

Стаффорд поколебался, затем отпустил конец веревки, который собрался привязать к луке.

— Полагаю, что вы не пробежите и пяти ярдов, если попытаетесь, — допустил он неохотно, а затем посмотрел на ле Буше. — Можно верить, что он мертв?

Рыцарь пожал плечами.

— Я не стал ждать и слушать, бьется ли еще сердце в его груди, но да, он мертв.

— Вы уверены?

— Силы Господни, да он рухнул под ударами моей цепи, он и еще один воин, и оказался под грудой тел. Конечно, он мертв! Если вы желали получить голову на блюде или сердце как доказательство, надо было предупредить.

Мужчины впились взглядом друг в друга.

— Следуйте за нами, — бросил бесцеремонно Стаффорд. — Не будем тратить впустую время.

Ле Буше зло скривился и отошел. Манди уткнулась взглядом в свои колени, не отрывая пристального взора от прекрасной вышивки шерстяного платья — чтобы никто не увидел пламени в ее глазах. Ле Буше не убил Александра, понадеясь на милость судьбы. И это оставляло светлую щелочку надежды.


Старый Дженкин ожидал Александра на дороге на Фавершем. Его конь был весь в мыле и дрожал, а сам Дженкин раскраснелся и выглядел куда более оживленным, чем когда-либо прежде.

— Они оставили повозку. — Его дыхание со свистом вырывалось из горла. — Бросили там, в лесочке, за милю отсюда. А дальше поехали верхом через поле.

Александр выругался.

— Я за ними не мог поспеть. Гарольд, — он приласкал коня, — совсем сдал.

— В эту пору года найти след нетрудно, — сказал Джон Маршалл. — Мы найдем их.

Александр глянул с негодованием на племянника лорда Маршалла, но проглотил саркастическую реплику по поводу неумеренного оптимизма. Его гнев должен быть направлен на Томаса Стаффорда, но не на людей, которых дал Уильям Маршалл.

Он наклонился в седле и похлопал Дженкина по плечу.

— Потянет к оседлости — приезжайте в Эбермон. Обеспечу на всю жизнь.

Дженкин поднял глаза.

— Обещаю. Только идите, вызволите свою девочку, а мы с конем дух переведем.

Александр пришпорил Самсона, но через сотню ярдов легкого галопа натянул узду и замедлил аллюр. Если предстояло проехать немалый путь, то требовалась выносливость, а не отчаянный порыв.

Они прибыли на место, где в роще была спрятана крытая повозка. Как и предсказывал Джон Маршалл, отчетливый след вел через лес и поля. Пока они скакали по следу, Александр пристально вглядывался вдаль. Уже далеко за полдень, осталось примерно четыре часа дневного света. Четыре часа, чтобы найти ее — пока ночь не набросит свой плащ, укрывая следы.


Сумрак проглотил солнце и бросил синие тени по земле, когда свита Стаффорда прибыла в следующую деревню. Поселение, расположенное на пути паломничества к реликвиям блаженного святого Томаса в Кентербери, оказывало гостеприимство усталым паломникам. Священник попросил оставить оружие на церковном крыльце и пригласил переночевать в нефе. Он даже подсыпал для обогрева в жаровню древесного угля и указал дом, в котором можно купить еду и все необходимое.

Когда он посмотрел искоса на связанные запястья Манди, Томас даже соизволил не рявкнуть, но надменно ответил:

— Она потеряла рассудок. Мы ездили в Кентербери помолиться о ней.

Гулкое пространство нефа подчеркнуло резкость его реплики.

— Но это не возымело успеха?

— Ей стало намного лучше.

Манди не произнесла ни звука, пока священник не ушел. Не было никакого смысла крикнуть, что ее удерживают вопреки ее желанию. Что он мог сделать против дюжины солдат? Что она могла сделать?

— Эти шнуры растерли запястья, — пожаловалась она, показывая Томасу красные рубцы на коже. — Вы не могли бы проявить милосердие и снять их на время?

— Нет, — сказал он кратко, взял ее за руки и повернул к стене. — Сидеть. — Он подтолкнул ее.

Даже через нижнее белье и платье она чувствовала холод каменных плит. Узкие грязные окна пропускали очень немного света.

— Сидеть здесь, — скомандовал дед будто собаке, а затем приказал одному из солдат, ее сторожить и исчез за дверью.

Пока его не было, Манди задумалась о побеге и сочла свою одежду непригодной. На ней было одето ее лучшее, сшитое по случаю большого турнира платье с широкими воланами — целый ворох ткани. Если не удастся освободить руки, чтобы задрать и удерживать подол, то далеко убежать не удастся.

Прошло не меньше чем половина мерной свечи времени, когда возвратился дед, принеся деревянную миску бульона и ломоть черного хлеба.

Сам он уже поел — об этом со всей очевидностью свидетельствовали свежие пятна на тунике и перепачканные усы.

Он поставил миску около нее и с помощью кинжала ослабил узел на веревке.

— Давай, ешь свой суп.

Сначала она размяла пальцы и осторожно помассировала запястья. Только теперь она начинала постигать, что, должно быть, чувствовал послушник Александр, крепко связанный в течение трех дней.

Миску взять было нелегко, но так или иначе она справилась. Манди пила чуть теплую жирную жижу безо всякого удовольствия, но знала, что надо поесть, чтобы не растерять силы. Вкус не был особо уж плох — на турнирах приходилось пробовать и не такое, но хлеб был таким черствым, что пришлось его размачивать в бульоне.

Пока она справлялась с едой, в церкви появился Удо ле Буше. Он оставил при себе меч вопреки предупреждению священника. Капюшон плаща был наброшен на голову.

— Заплатите остаток, — сказал он лорду Томасу и протянул громадную, усеянную шрамами ладонь. — И не говорите, чтобы я подождал до утра. Хватит отговорок. Я уезжаю сейчас же.

Стаффорд повернулся к нему. Тусклый свет окон раскрасил его синим и серым.

— И как вы собираетесь пересчитывать в темноте?

— Уже взошла луна. Уверен, света будет достаточно. Платите. — Его пальцы покачивались нетерпеливо.

— Хорошо, хорошо. Деньги в моей седельной сумке.

Стаффорд пошел к выходу, затем вернулся и скомандовал тому же молодому солдату следить за Манди, а другому рыцарю — сопровождать их с ле Буше.

Манди выждала, пока стихли шаги, и посмотрела на своего охранника. Оспины, которые обезображивали его лицо, заметно старили парня. А так — наверняка не старше оруженосца Александра. Конечно, юность не обязательно подразумевала неопытность. И Стаффорд не возьмет в свиту непригодного юнца. Но ведь и у нее самой тоже есть опыт…

— Мне надо облегчиться, — сказала она.

— Леди? — Он посмотрел на нее искоса, и она увидела вспышку паники в его глазах. Тон его подсказал, что люди предупреждены о том, чтобы обращаться с нею деликатно. Дед мог вытворять что угодно, но не его рыцари.

— Мне надо облегчиться, — сказала она с намеренной прямотой. — Мы ехали целый день, и никто не подумал о моих потребностях. Если вы не выведете меня, я буду вынуждена садиться на корточки здесь, в церкви, к вашему стыду.

Он закашлялся и выглядел слишком обеспокоенным. А Манди просто прожигала его взглядом, не давая опомниться. «Какие странные все-таки эти мужчины», — подумала Манди. Шутить в своем кругу относительно естественных функций — сколько угодно, а в присутствии женщин их языки завязываются на узелок.

— Хорошо, — наконец сказал он, — но я буду должен связать ваши запястья.

Манди встала на ноги и очень убедительно изобразила страдания человека с переполненным мочевым пузырем.

— Значит, вы собираетесь поддерживать мои юбки?

Молодой солдат даже поперхнулся. Очевидно, его предшествующий жизненный опыт не подготовил его к этому.

— Ладно, пойдемте, — сказал он после паузы. — Но не вздумайте морочить мне голову. Я буду рядом.

Манди одарила его благосклонным взглядом и с высоко поднятой головой вышла через резную дверь церкви. Молодой охранник шел так близко сзади, что едва не наступал на подол ее платья.

У коновязи дед все еще обсуждал с Удо ле Буше передачу вознаграждения. Наемник настаивал на проверке содержания каждого мешочка и рассматривал в лунном свете едва не каждую монету.

Манди направилась в противоположном направлении, к трем скрюченным яблоням; цветы на ветвях сияли в лунном свете.

— Я зайду за них, — шепнула Манди солдату.

Он следовал за нею.

— По крайней мере, отвернитесь, — прошипела она, будто сердясь. — Вы что думаете, я далеко убегу в таком виде?

Он покачал головой, поскреб в затылке и неохотно, но выполнил ее просьбу.

Немедленно Манди сбросила мантилью, открепила пояс и с лихорадочной поспешностью стащила с себя платье и нижние юбки, оставшись только в тонкой льняной камизе. Рубашка-туника была с рукавами и небольшим вырезом, неплотно облегала тело, а длиной была до середины икр. Теперь ее ноги были свободными.

Охранник попытался повернуть голову.

— Не смотрите! — свистящим шепотом выдохнула Манди. Но он продолжал поворачиваться. Тогда она схватила мантилью с земли и набросила ему на голову, и в тот же миг точным ударом ноги подсекла его под колени. Парень тут же шлепнулся оземь, а крик заглушила толстая шерстяная ткань. Манди выдернула кинжал из-за его пояса; но зарезать упавшего она не могла себя заставить, а потому, чтобы хоть на время вывести стражника из игры, изо всех сил заехала ногой по его паху.

Он сдавленно взвыл — мантилья все еще опутывала голову — сложился пополам, а Манди бросилась наутек.

Она побежала через сад священника и церковный участок. Синеватого лунного света хватало, чтобы разобрать дорогу. Сначала они бежала наугад, с единственной целью увеличить расстояние между собой и похитителями, но по мере того, как дыхание стало ощутимым, поняла, что так ее скоро и легко поймают. У них были лошади, а свет, который позволял ей бежать, поможет им выследить ее.

Направо от церковного участка она увидела слабое мерцание светильников и свеч деревенских домиков и красноватый свет случайного костра. Слева — открытое пространство полей, простирающихся больше чем на две мили до темной полосы леса.

Чуть подумав на бегу, Манди решила броситься в деревню. Там, по крайней мере, будут свидетели похищения, если не удастся убежать. Ни на миг она не надеялась, что крестьяне окажут какое-нибудь сопротивление, защищая ее от вооруженных людей.

Сначала, когда она бежала, прижав руки к груди, слышался только звук ее собственного дыхания, рвущегося из горла, и легкий глухой стук ее поступи. Но вот ее напряженный слух поймал звук преследования, и она не смогла предотвратить жалобное хныканье. Если они захватят ее, то свяжут на сей раз не только запястья.

Она взглянула через плечо и увидела огни факелов, подпрыгивающих в такт движения скачущих лошадей. Их близость ужаснула ее, и она удвоила усилия — и в итоге растянулась во весь рост на траве общинной земли. Падая, она увидела, что огни деревни стали ближе, возможно, даже достижимыми. Она вскочила и побежала к огням. Три привязанных козла вырисовались из мрака. Манди закричала при их внезапном появлении, и они с блеянием разбежались.

У самой околицы ей преградила путь темная линия потока. А позади — крик и барабанная дробь копыт, и уже намного ближе. Она не осмелилась обернуться и посмотреть, а продолжала бежать, шаг за шагом. Ноги болели от напряжения, а в груди разгорался пожар.

Крик, смешанный с барабанной дробью копыт, повторился:

— Остановись, Манди, Христа ради, остановись!

Она бросилась в холодную, как лед, воду, но глубина оказалась чуть выше колен; скользя на илистом дне, она приближалась к противоположному берегу.

— Александр? — закричала она и вовремя обернулась, чтобы увидеть освещенную пламенем факела фигуру Удо ле Буше.

А ле Буше придержал коня на самом берегу и поднял факел, освещая еще одного всадника, который стремительно приближался к ним.

— Александр! — закричала Манди, узнавая.

— Иди в деревню, оставайся там! — крикнул он ей.

Лунный свет блеснул на окантовке щита и лезвии обнаженного меча. Она услышала скрежет — ле Буше тоже вытягивал меч из ножен.

— Иди! — рявкнул Александр.

Ноги подкашивались, но Манди выполнила его приказ. Оставаясь, она только бы помешала, а так вернется со свидетелями.


Лязг скрещивающихся мечей расколол ночь. Вспыхнули искры, и осколки металла выкрошились из лезвий. Рыцари принимают на лезвие удары меча противника крайне редко, по необходимости, потому что повреждения стального клинка ужасны. Но у ле Буше не было щита, и Александр стремился преодолеть единственную защиту — узкую полоску стали, и уничтожить того, кто ею отмахивается.

Он и его отряд достигли деревни, когда сумерки перешли в ночь, и обнаружили хаос и испуг среди похитителей, мечущихся в поисках сбежавшей пленницы. Александр оставил половину своего отряда разбираться с людьми Стаффорда, топчущимися все еще около церкви, и с другой половиной отправился преследовать остальных людей Стаффорда, через церковный участок и общинные земли.

— Надо было убить вас еще во Франции, Монруа, — бросил ле Буше, задыхаясь, а кони кружились на краю потока.

Александр не тратил впустую дыхание. Не было таких слов, чтобы выразить весь накал чувств. «Действия говорят громче» — так, с набожным выражением говорил Харви. Удары, которые он наносил, были за Харви, за Арнауда де Серизэ, за Манди — и за него самого.

Сражаться приходилось во тьме. Блеск металла непосредственно перед ударом, да мерцание кольчуг были единственным предупреждением. Александр был быстрее, но ле Буше — тяжелее, и, хотя Александр дважды сумел обвести защиту, кольчуга тройного плетения выдержала удары.

Мужчины разъехались, переводя дыхание. Александр прислушался к тяжким вдохам ле Буше и решил, что рыцарь больше вымотан. Надо начинать азартную игру. Он пришпорил Самсона, и конь ринулся на гнедого коня ле Буше. Одним стремительным, низко нацеленным ударом Александр рассек кожу стремени противника. Ле Буше взревел от ярости и попытался парировать удар, но баланс был серьезно нарушен и рыцарь дрогнул в седле.

Александр бросился в новую атаку. Ле Буше отбросил и второе стремя, крепко сжал бедрами бока коня и, парировав удар в правую четверть, послал гнедого на противника.

Гнедой вздыбился и ударил Самсона копытами в грудь. Самсон подался назад и почти потерял опору в мягкой почве, и боком-боком, едва удерживаясь, чтобы не упасть, вступил в речушку. Ледяная вода забурлила вокруг всадника и коня. Самсон заметался, нащупывая твердый грунт задними копытами. Александр вцепился в гриву зубами — рывки жеребца едва позволяли удержаться в седле, не выронив меч и щит.

Но все-таки он инстинктивно поднял щит — и в то же самое мгновение меч ле Буше грохнул по окрашенной древесине. Затем услышал шум и плеск: гнедой бросился с берега в темный поток. Еще мгновение — и кони вновь столкнулись.

Александр пришпорил Самсона и с разворота хлестанул гнедого плашмя по открытому плечу. Жеребец шарахнулся, и ле Буше едва удержал его в узде.

Еще раз боевые кони сблизились, и рыцарские мечи скрестились — замерли, скрежеща. Запястье Александра дрожало, сухожилия напряглись. В силовом единоборстве он не мог противостоять ле Буше и уже ничего не мог сделать, чтобы предотвратить роковой миг, когда его меч вырвется из руки и упадет в черную жижу.

Меч Александра вывернулся из руки и упал.

С мучительным предвкушением победы ле Буше во всю мощь накинулся на Александра. Удар с полного замаха; Александр подставил щит, одновременно пытаясь выхватить кинжал из ножен на правом бедре. Еще раз ле Буше приподнялся в седле и обрушил сокрушительный удар на щит Александра.

Лезвие застряло в железной окантовке. Александр потянул изо всех сил, высвобождая щит, ле Буше тоже напрягся, пытаясь выдернуть клинок. Миг предельного напряжения сил — и короткий резкий треск. Щит освободился, Александра отбросило назад, и от падения удержала только высокая лука рыцарского седла.

Ле Буше заревел от боли и ужаса. Дважды рев раскалывал ночь, и на третий оборвался хриплым карканьем. Ле Буше медленно выпал из седла, грохнулся оземь и лежал, слабо корчась.

Какое-то время Александр смотрел, замерев от неожиданности. Затем спешился; помня о финале поединка у стен Водрея, он вытащил кинжал и не подходил слишком близко.

Кровь, больше крови, чем когда-либо видел раньше Александр, черной и блестящей, как река под лунным светом…

Зубчатая рукоятка сломанного меча наемника торчала из глубокой раны наверху бедра, около самой промежности. Рукоятка все еще подрагивала. Прямо перед взором Александра, который смотрел со смешанным чувством облегчения и ужаса, рука ле Буше двинулась, легла на рукоятку, схватила, пытаясь вытянуть, затем дернулась в судороге и опала.

Уже зная, что враг мертв, Александр все оттягивал момент приближения к ле Буше и держал наготове кинжал, когда наклонился над телом и расшнуровал кольчужный нашейник.

Но страшное сердце не билось, и тьма заливала раскрытые глаза.

Александр просунул пальцы под тунику и, касаясь все еще горячей кожи, нащупал засаленный кожаный шнур. Потянул — и вытащил крест, и как долгожданное видение, золото и аметисты заискрились. Лезвие кинжала разрезало шнурок, и Александр сомкнул ладонь на теплом металле.

— Теперь вы остались ни с чем, — сказал он ле Буше. — Упокойтесь в мире. — Он сотворил крестное знамение, повернулся спиной к трупу, и в который раз взобрался на терпеливо стоящего Самсона. Гнедой ле Буше нервно кружил поодаль. Александр оставил его — пусть подберет кто-то из его отряда, и поскакал вброд через черный поток, к деревне, отыскать Манди.


Пивная была вторым наиболее посещаемым местом в деревне после церкви, да и это происходило только из-за настойчивости священника.

Хозяйка пивной, вдова Эгги, была известна своим искусством, и новость о появлении свежего пива разносили клиенты на много миль вокруг. В этот прекрасный, залитый лунным светом вечер, большой пучок зеленых веточек ивы красовался за наличником, извещая клиентов, что дозрел новый бочонок и его надо прикончить поскорее, пока пиво не прокисло.

Из-за этого и естественного желания посплетничать относительно присутствия солдат в деревне у вдовы Эгги набралось много народу, когда Манди ворвалась в сие изысканное общество и стала, задыхаясь, посреди пивной. Камиза прилипла к телу, волосы разметались до бедер, а глаза были дикими.

Кое-кто из наиболее суеверных перекрестился и забормотал заклинания, не решив окончательно, алкогольное ли это видение или визит представительницы волшебного народа.

Священник, однако, немедленно рассеял их сомнения.

— Да это та молодая женщина, которую привезли рыцари, — сказал он, поднимаясь со своего места у очага; тонкая линия пены украшала его верхнюю губу. — Они сказали, что она сошла с ума. Ее возили к мощам святого Томаса в Кентербери, чтобы помолиться за ее выздоровление. — Он говорил на английском, который Манди едва понимала.

Она обвела взглядом крестьян. Все они глазели с любопытством, но никто не захотел встретиться с ней взглядом.

— Вы должны помочь мне, — умоляюще обратилась она к священнику, зная, что он понимает по-французски. — Меня похитили против моего желания. Идите со мной, быстро, разве вы не слышите звуки боя? — И она указала на дверь; теперь, когда в пивной все затихли, действительно можно было расслышать лязг мечей и удары.

Священник открыл рот.

— Дочь моя… — начал он и затих, обратив глаза ко входу.

Томас Стаффорд вступил в пивную с обнаженным мечом в руках.

На лице застыла мрачная маска, скулы напряглись. Он пытался сдержать гнев.

— Не обращайте на нее внимания, отец, — прорычал он. — Я же сказал, что она помешанная.

— Но она говорит, что…

— Знаю все ее разговоры. Посмотрите — полнолуние. И на нее посмотрите: нормальный человек разве сбросит одежды и станет бегать ночью?

Манди отступала, пока жар очага не стал жечь спину.

— Держитесь от меня подальше, — крикнула она. — Это вы помешанный! Будь у вас хоть капелька разума, вы бы убрались подальше, пока не поздно!

— Идите сюда, девочка.

— И не подумаю, — прошипела Манди.

Стаффорд шагнул вперед. Взгляд его был ужасающ, но это не произвело никакого впечатления на Манди. Если Александр убит, тогда не стоило жить и ей, а если выжил, то и она выживет с ним. Будь как будет — и она стояла перед дедом со сверкающими глазами и полным отсутствием страха.

Посетители пивной наблюдали это зрелище в смущенном удивлении. Никто не пробовал вмешиваться, даже священник.

Стаффорд приближался. Он был уже близко, почти достаточно, чтобы нанести удар мечом, если он выбрал такое решение. Манди предполагала, что он так и сделает в припадке мщения. Ее глаза мерцали, разыскивая путь…

И тут, за его спиной, в дверном проеме она увидела Александра. Накидка была забрызгана кровью, на щеке — громадный синяк. Плечи вздымались от тяжелого дыхания.

А Стаффорд сделал еще шаг и начал медленно поднимать меч.

Манди метнулась к ближайшему столу, выхватила из чьих-то рук здоровенную кружку и бросила в деда. Тот уклонился — и в то же мгновение Манди поднырнула под руку с клинком и что было силы толкнула Стаффорда в бок. Томас пошатнулся, потерял равновесие и с грохотом рухнул прямо в очаг. Меч вылетел из руки. Во все стороны полетели, и вонь горящей шерсти заполнила воздух.

Кашляя от вони, двое посетителей кинулись вытягивать Стаффорда из очага, а он, еще не встав на ноги, вцепился им в глотки.

Когда рассеялся дым, странная девушка и рыцарь, не успевший переступить порог, и меч Стаффорда исчезли.

В полной тишине Стаффорд вышел в ночь. Никто из его людей его не встречал: их трупы холодели у церкви. Всех коней увели, включая и вьючную лошадь ле Буше, нагруженную серебром. И только чуть позже все посетители пивной, многие — с кружками в руках, выбрались посмотреть, как уходит в ночь высокий старик.

А над миром сияла яркая серебряная луна, разливая волшебный свет над спокойной, тихой землей.


Снова Манди ехала за спиной всадника, но теперь ее руки обнимали наездника за талию, а щека прижималась к уютной мягкости его плаща. Одеяло скрыло ее легкую камизу, какой-то рыцарь отдал ей свой капюшон, так что она была достаточно тепло, хотя и несколько диковинно одета. Но ничего, в сущности, ни на йоту не имело значения, кроме того что они с Александром в безопасности и вместе.

Под апрельской луной дорога в Кентербери сияла, как атласная лента.

— Я рада, что ты не сражался с ним, — нарушила Манди молчание.

— Я тоже, — сказал он устало. — Мог и не одержать победу.

Она почувствовала, что Александр глубоко вздохнул.

— У меня есть все, что я хотел… А он, подозреваю, сам себя сломает.

— Но он, должно быть, надеялся на успех. — Манди вздрогнула. — И, наверное, был уверен в том, что король Иоанн посмотрит сквозь пальцы…

Александр ничего не сказал.

— Ведь так? — настаивала Манди.

— И людей и целые страны покупают и продают каждый день. — Он обернулся в седле и посмотрел на Манди. — Да, Иоанн, вероятно, знал, но расходы и риск — не его; и он был готов закрыть на все глаза.

Он вздохнул и добавил:

— Думаю, что король и твой дед имеют кое-какие схожие черты. Прежде всего — нежелание хоть чем-то поступиться. И оба они считают меня виновником твоих бед.

Манди задрожала.

— Что же нам делать?

— Ничего особенного. Переберемся жить в Эбермон. Он достаточно удален от Иоанна и совсем далеко от Стаффорда. И я не буду мотаться через Ирландское море ради продвижения по службе. После всего, что сегодня произошло, никто нас и пальцем не тронет, опасаясь обвинения в предательстве.

Манди только сейчас почувствовала, насколько она устала. Но сказала, подумав:

— Да, предполагаю, что именно так.

— Я в этом уверен. Вот… — Обернувшись, он вложил ей в руку византийский крест. — Я потерял его в тот самый день, когда потерял и тебя. Сегодня вечером я сделал все, чтобы возвратить его. Это верное доказательство нашего светлого будущего. Сохрани его для меня.

И он повернулся лицом к ветру, уверенно управляя конем.

Манди провела пальцем по выпуклостям креста и с чувством успокоения закрыла глаза и прижалась к плащу мужа.

Загрузка...