Победы, которых не было

ГЛАВА 4 АЛЬПИЙСКАЯ ОСЕЧКА

В нашей стране вот уже третье столетие подряд каждой осенью широко отмечается годовщина самого знаменитого суворовского похода — Швейцарской кампании времен войны так называемой «Второй коалиции» европейских монархов против революционной Франции.

Вообще-то, в цивилизованных странах спустя столько лет даже наиболее жестокие и победоносные столкновения с другими народами обычно не принято праздновать. Эти эпизоды со временем теряют эмоциональный заряд и превращаются в спокойно-скучноватый исторический материал, будоражащий кровь только у сравнительно узкого круга специалистов. Но в России по сей день восприятие деяний старого русского полководца пока еще и не достигло этапа спокойного анализа, застыв на уровне всеобщего восторженного клика: «Русский штык прорвался через Альпы!»[71].

Меж тем, в зарубежных учебниках истории военного искусства отношение к этой операции, мягко говоря, неоднозначное. Уже такой авторитетный современник Суворова, как Клаузевиц, находившийся в 1799 году по отношению к Александру Васильевичу на позиции нейтрально-благожелательного наблюдателя, рассматривал Швейцарскую операцию как крупную неудачу войск антифранцузского союза.

Пищу для сомнений в полном триумфе «наших над супостатами» внимательному зрителю может дать даже апологетический фильм сталинской поры «Суворов», большая часть которого посвящена как раз Альпийскому походу знаменитого полководца. Эта кинолента, хотя и снималась тогда, когда советская пропаганда уже окончательно встала на рельсы ура-патриотизма, тем не менее, не смогла затушевать весьма неприятный для национал-большевиков вопрос: почему одерживая, по версии сценария, одну беспримерную победу за другой, русские с каждым разом оказывались во все более катастрофическом положении? Ведь полноценный успех должен решать проблемы, а не наоборот.

Конечно, подобные сомнения, по старой отечественной традиции, легче всего списать на козни немцев (в данном случае австрийцев) и вообще всего зловредного Запада, стремящегося на каждом шагу напакостить русскому человеку, но тогда уровень обсуждения переходит в совсем иную плоскость; где логика бессильна и дальнейший анализ становится просто бессмысленным. Поэтому попробуем на сей раз предположить, что не «удары в спину из-за угла» предопределили итоги Швейцарской кампании. Тем более что австрийцы, да и все прочие союзники, были заинтересованы в победе над французами даже больше русских, поскольку, в отличие от них, воевали не только за идею восстановления королевской власти в Париже, а имели вполне конкретный материальный интерес, рассчитывая на весьма обширные территориальные приобретения.

Для того, чтобы яснее представить себе обстановку на том военном театре, где осенью 1799-го действовала суворовская армия, необходимо хотя бы в двух словах вспомнить о событиях, произошедших в течение предыдущих месяцев. Войска «второй коалиции» меньше, чем за год, сумели вернуть все, что молодой французский генерал Бонапарт завоевал для Республики в финале первой войны против союза монархов всей Европы. На этот раз англичане быстро разгромили в Средиземном море французский флот, отрезав тем самым от Европы Наполеона, поторопившегося переправиться в Африку со своими наиболее надежными полками.

Австрийцы также успешно начали боевые действия против республиканских армий, нанеся им в конце зимы — начале весны 1799 года чувствительные поражения в Германии при Острахе и Штокахе, а в Италии выиграли крупное сражение у Маньяно, заставив неприятеля отойти к западу от границ владений австрийского императора. Здесь необходимо еще заметить, что на сухопутном театре боевых действий вооруженные силы Вены в 1799 году составляли основу антиреволюционной коалиции, выставив только к началу кампании 255 000 солдат. Им противостояли около 181 000 французов и 56 000 ополченцев из республик-сателлитов в Голландии, Италии и Швейцарии.

В этот момент, опередив на несколько дней первые русские экспедиционные полки, посланные царем на помощь австрийцам, в главную квартиру Итальянской армии приехал фельдмаршал Суворов и принял командование над объединенными войсками коалиции, располагавшимися между швейцарскими Альпами и Адриатическим морем.

Российские части на юг Европы прибывали по ходу всего периода боев — в апреле корпус Розенберга (20 000 человек), в июне корпус Ребиндера (11 000), в августе корпус Римского-Корсакова (27 000) и в сентябре корпус Конде (7000) — постепенно наращивая и без того ощутимое численное превосходство над республиканцами. (В августе 1799 года в Голландии британо-русский флот высадил еще одну армию численностью 32 000 солдат, из которых 17 593 были русскими, остальные англичане.)[72] Но первые операции Александру Васильевичу пришлось начать, имея под руками преимущественно австрийские войска. Он сразу же приступил к активным наступательным действиям и за четыре месяца к концу лета завоевал большую часть северной Италии. Дочерние республики, насажденные там французами, были уничтожены, а на их месте возродились Папское государство и Неаполитанское королевство.

В августе русский полководец планировал ударить по Генуэзской Ривьере, однако к этому времени руководители антиреволюционной коалиции пересмотрели свои основные стратегические приоритеты, решив вторгнуться во Францию не с юга, а из Швейцарии. Но поскольку там находилась сильная армия республиканцев во главе с генералом Массеной, то сначала было необходимо разбить именно ее. Так родился замысел Швейцарской кампании, осуществление которого Петербург и Вена по взаимному согласию возложили на Суворова.

В результате в последних числах августа Александр Васильевич получил рескрипты императоров Павла I и Франца I, извещавшие его о новом плане войны, который предписывал фельдмаршалу оставить австрийские части обороняться в западной Италии, а с русскими полками идти на север к южным отрогам Альп, где включить в свою группировку только что прибывший на театр боевых действий корпус Римского-Корсакова и австрийцев, занимавших в том районе горные позиции.

7 сентября (все даты приводятся по новому стилю) Суворов доложил об окончании приготовлений к выступлению. На следующий день во главе обоих русских корпусов, находившихся в тот момент в Италии, Александр Васильевич уже двигался в заданном направлении. Но далеко уйти не удалось. Узнавшие о его передислокации французы логично предположили, что в данном случае любая задержка может пойти во вред неприятелю и демонстративно оживились, обозначив попытку деблокады стоявшей неподалеку крепости Тортона, в которой еще держался республиканский гарнизон. Сил для боев на два фронта у австрийцев могло не хватить, поэтому Суворову пришлось вернуться обратно и дожидаться падения цитадели. Это произошло 11 сентября. В тот же день полководец выступил в направлении Швейцарии вторично и на этот раз окончательно.

15-го числа Суворов достиг предгорьев Альп. Здесь кончалась колесная дорога, что вынуждало сменить тележный обоз на вьючный, однако мулы прибыли с опозданием на пять дней. Подобные неувязки на войне случаются часто, требуя от военачальников вносить коррективы в замыслы, но Суворов решил рискнуть и оставил планы без изменений, просто сместив их во времени. Увы, но обе задержки, в конце концов, стали одной из причин последующей драмы.

Но это, естественно, выяснилось позже. А в начале осени, двигаясь на новое место, Александр Васильевич разработал такой проект операции по разгрому швейцарской армии Массены, который большинство мировых авторитетов в области теории военного искусства считали авантюрным, а отечественные исследователи, как правило, называют опередившим свое время.

Суть суворовского плана заключалась в попытке организации синхронного взаимодействия русско-австрийских частей, раскиданных на более чем 150-километровом фронте, протянувшемся с юга на север через все альпийские хребты вогнутой на восток дугой. Нижней ее точкой являлось местечко Таверно, где находился Суворов с 21 500 русских солдат. (В отечественной историографии долгое время не было единодушия в оценке численности русских солдат в отряде Суворова. Цифры колебались от 17 000 в Т. 8. СВЭ[73] до 21 000 в «Истории военного искусства» А. Строкова[74]. Но А. Беспалов в журнале «Сержант» (№ 1 за 2000 год) опубликовал боевое расписание русской армии в Швейцарии, из которого следует, что Александр Васильевич имел под рукой порядка 21 500 солдат.) Выше, от перевала Сен-Готард до Цюрихского озера, располагались австрийские корпуса Штрауха (4000 штыков), Ауфенберга (2500), Линкена (4000), Елачича (5000) и Готце (10 500). Верхним концом дуги служил район города Цюрих, где базировалось 27 000 русских Римского-Корсакова (всего 74 500). (Кроме того, 10 500 австрийцев непосредственно в операции не задействовались, а выполняли роль заслонов на севере — корпус Науендорфа — и на юге — отряд Рогана.)

Французы оборонялись по внешней стороне полукружья. Суворову, Штрауху и Ауфенбергу противостояли две бригады Лекурба (8700). Елачича и Линкена сдерживала бригада Молитора (2600). Готце имел противником дивизию Сульта (12 700), а Римский-Корсаков — главные силы Массены (37 000). (Всего 61 000). (Еще 23 400 французских солдат (дивизии Шабрана, Клейна, Тюрро), сдерживаемых австрийскими заслонами на юге и на севере в полосу суворовского удара не попадали.) Превосходство республиканцев в двух последних группировках нейтрализовывалось очень сильными позициями, которые русские и австрийцы занимали по берегам крупных горных рек Лиммат и Линт.

Суворов рассчитывал добиться успеха путем молниеносного концентрического наступления всех групп союзных войск, сходящихся в одном направлении. Главный удар наносил корпус самого Суворова, начинавший атаки на два дня раньше других. Он должен был по кратчайшему направлению «срезать» выпуклость дуги, а затем «кувалдой» обрушиться на основные силы Массены и расплющить их о «наковальню», роль которой играли полки Римского-Корсакова. Австрийцы в этом сценарии выполняли роль «загонщиков».

Таким образом, действия замышлялись по принципу, который Мольтке-старший через несколько десятков лет отлил в короткую фразу: «Врозь идя, вместе драться». И, следовательно, разговоры российских историков об опередившем время суворовском плане вроде бы находят под собой почву, если, конечно, не вспоминать, что Мольтке жил уже в эпоху телеграфной связи, ознаменовавшую собой настоящую революцию в управлении войсками. Ведь только с появлением телеграфа стало возможно эффективно руководить операциями на широком фронте — быстро узнавать об изменениях обстановки за сотни километров от командного пункта и вносить соответствующие коррективы, столь же оперативно доводя их до подчиненных.

Но в 1799 году приказы еще доставлялись исключительно при помощи курьеров, что в значительной мере лишало полководца возможности своевременно влиять на события в отдаленной местности. А именно такими районами по понятиям XVIII века были в отношении друг друга Таверно и Цюрих.

Другими словами, элементы авантюры или не вполне оправданного риска (как кому больше нравится) в суворовском плане неоспоримы. Почему фельдмаршал остановился на таком варианте, теперь уже конечно не скажет никто. Можно лишь предположить, что в данном случае полководца подвело то, что он на протяжении своей карьеры военного профессионала чаще всего воевал с турками. Как не вноси поправки на нового неприятеля, все-таки привычка — в данном случае привычка переоценивать себя и свою фортуну — великое дело. Без сомнения, имей Александр Васильевич противником неповоротливые, плохо обученные и полагавшиеся только на численность османские войска, «швейцарский план» удался бы полностью. Но французы были инициативны и дерзки не меньше, чем русский фельдмаршал.

Генерал Массена к тому же являлся одним из лучших французских военачальников (достаточно сказать, что спустя всего несколько лет этот человек войдет в когорту знаменитых наполеоновских маршалов). Он не стал, как баран на бойне, ожидать пока враг воплотит в жизнь свои замыслы, а немедленно повел собственную контригру, в результате которой скоординированного во времени и пространстве наступления у союзников не получилось. Австрийцев Готце и русских Римского-Корсакова опередили, разбив поодиночке. Суворова же задержали специально выделенные заградотряды, после чего французы получили возможность бросить на него главные силы. В итоге российский фельдмаршал оказался на полдороге окруженным количественно превосходящим неприятелем. То есть попал в ловушку, вырваться из которой ему удалось лишь чудом, не говоря уже про неоправданные потери.

Непосредственное развитие событий выглядело следующим образом. 21 сентября Суворов двинулся от Таверно на север к перевалу Сен-Готард. Присоединив к себе корпус Штрауха, он 24 числа атаковал укрепившийся там 5-тысячный отряд французов. Несмотря на подавляющее численное превосходство, штурм затянулся на целый день и получился очень кровавым. Только вечером, когда небольшая группа егерей под командованием Багратиона сумела вскарабкаться по скалам в тыл республиканцам, те отошли с перевала. (Любопытно проследить тенденцию освещения этого боя в советской историографии. В частности, в книге Осипова К.[75] резюме итогов сражения оканчивается абзацем:

«В этот день русские войска потеряли 2 тысячи человек. По мнению многих военных писателей, это была напрасная жертва, так как движение Розенберга в тыл Сен-Готарда все равно принудило бы французов ретироваться. Это замечание справедливо. Но оно не учитывает того, что Суворов не мог быть уверен в успехе Розенберга, а для армии был дорог каждый час».

Но в следующих изданиях этой книги Осипова, которая стала называться не «Суворов», а «Александр Васильевич Суворов» (например, в издании 1955 года), вся вышеприведенная информация о потерях и спорности суворовских решений выкинута. В аналогичном ключе «переработаны» и абсолютно все остальные главы. Так, среди прочего в 1943 году Осипов еще даже пытался полемизировать с критиками суворовского плана Швейцарской кампании и признавал вероятность существования каких-то его ошибок:

«Если Суворову может быть брошен упрек в недостаточно тщательной проверке сведений, то поведение австрийцев, уже долгое время воевавших в Швейцарии…»

Но в 1955 году уже никаких упоминаний о недочетах фельдмаршала нет. Абзац сразу начинается с претензий к бывшим союзникам. Таким образом, читатель постепенно лишался последних крох той информации, что могла натолкнуть его на «ненужные» мысли.)

Оставив Штрауха в районе Сен-Готарда прикрывать тылы, русский фельдмаршал на следующий день соединился с корпусом Ауфенберга и направился в долину реки Рейсы, но был остановлен у первой же переправы через нее (Чертова моста) всего двумя или тремя сотнями неприятельских стрелков. Пришлось опять терять время и ждать пока багратионовские егеря осуществят новый обход и, угрожая окружением, заставят противника отступить. Однако французы все же успели частично разрушить мост и переправа более чем 20-тысячного войска затянулась.

Упомянутые задержки не позволили выйти к Люцернскому озеру тогда, когда планировалось. Его берегов достигли только 26 сентября, то есть с более чем суточным опозданием. Но торопиться дальше уже было бессмысленно, так как Массена за это время успел внести в ход битвы коренной перелом.

Римский-Корсаков и Готце ничего не знали о том, что суворовские полки отстают от намеченного графика движения и готовились перейти в наступление согласно «Плану общей атаки» именно 26 числа, однако республиканский военачальник опередил их, атаковав на рассвете сутками ранее. Французы форсировали считавшиеся почти неприступными реки Лиммат и Линт, а затем захватили на их крутых скалистых берегах все укрепления союзников. К. концу дня австрийцы были разгромлены, их командующий убит, а принявший на себя руководство генерал Петраш сумел потом собрать остатки полков только в полусотне километрах восточнее — около южной оконечности Боденского озера.

Корпус Римского-Корсакова в этот же день был окружен в Цюрихе. Перегруппировавшись за ночь, 26 сентября, бросив весь обоз и артиллерию, он с огромными потерями (до половины личного состава) прорвался-таки за Рейн и, почти полностью утратив боеспособность, откатился к северному краю того же Боденского озера. Только Елачич и Линкен смогли перейти в наступление, как этого требовал суворовский приказ, но, обнаружив, что их соседи справа (т. е. Готце и Римский-Корсаков) перестали существовать, тоже отошли назад. (В отечественной историографии статистика потерь неудачного сражения традиционно запутана. Говоря проще, с годами она становится все меньше — то есть приятнее для «патриотического» глаза. Например, А. Керсновский (начавший работать над своей «Историей русской армии» еще до революции и закончивший труд в эмиграции) определял потери Римского-Корсакова в 18 000 человек. Да еще прибавлял, что: «Это самое жестокое поражение нашей армии за XVIII столетие». А в СВЭ грустные цифры снижаются до 15 000. В постперестроечной «Истории войн» убыль при Цюрихе уже 8000 душ. А в совсем «свежей» статье С. Ильина, опубликованной в журнале «Сержант», по части утрат упоминаются только три генерала и 4000 солдат, попавших в плен.)

Таким образом, за 25 и 26 сентября весь центр и северный фланг союзников оказались смятыми и уже не представляли никакой угрозы для республиканцев, а Массена получил возможность перенацелить большинство своих сил против суворовского корпуса. Однако русский фельдмаршал об этом еще не подозревал. К тому же у Люцернского озера на него обрушился груз еще одной ошибки. Оказалось, что карты не точны и указанная на них прежняя хорошая дорога на самом деле превращается в довольно посредственную тропу. Поэтому на следующий переход в Мутенскую долину, длиной всего 15 километров, пришлось потратить целых пять дней. Авангард во главе с полководцем достиг цели 27 сентября, а арьергард — только 1 октября. Данное обстоятельство увеличивало опоздание до колоссальных размеров и окончательно разрушало план операции даже в том случае, если бы Римскому-Корсакову и Готце удалось отбиться от французов.

В Мутене Суворов, наконец, узнал о поражении своих подчиненных, после чего обрел ясное представление о катастрофических изменениях в обстановке, произошедших за последние дни. Неутешительный финал всей кампании уже не вызывал сомнений, а лично для него и возглавляемых им солдат будущее выглядело практически безнадежно. Идти дальше вперед и вступать в бой с трехкратно превосходившими теперь их в численности основными силами Массены было равносильно гибели или плену, отступать назад поздно, — а ждать помощи со стороны неоткуда.

Здесь надо отдать должное Александру Васильевичу — уяснив ситуацию, он среагировал мгновенно. Не дав противнику окончательно замкнуть кольцо, по труднопроходимым тропинкам Суворов совершил ряд неожиданных маневров и все-таки сумел пробиться из этого, как казалось большинству наблюдателей, смертельного капкана. Уже упоминавшийся выше Клаузевиц писал, что великие полководцы даже отступают, как львы, — рыча и огрызаясь во все стороны. Русский фельдмаршал-практик хорошо проиллюстрировал эту мысль военного теоретика, спася не только собственную репутацию, но и честь всей царской армии. К 12 октября ведомые им полки вышли из альпийских ущелий в районе городка Фельдкирх, который находился на территории, контролируемой австрийцами.

Тем не менее, материальные результаты прорыва выглядели весьма плачевно. Обоз и артиллерию пришлось бросить на труднодоступных горных перевалах, и даже транспорт с ранеными полководец вынужден был оставить на милость победителей. Людские потери составили почти треть корпуса — около 7000 человек, что по меркам того времени считалось крупной убылью. Для сравнения достаточно вспомнить, что во всех своих многочисленных полевых сражениях с турками Суворов в сумме не потерял такого количества солдат.

Но отечественная историография в угоду мифу о непобедимости главного национального военного гения предпочитает обращать внимание преимущественно на сам факт прорыва и сопутствовавшие ему героические моменты. Тотальные масштабы эта тенденция приобрела в последние 50 лет советской власти, когда официальная пропаганда была повернута в русло ура-патриотической идеологии. В результате поражение в Швейцарской кампании было «замаскировано», а сама она распалась на три части. Суворовский поход через Альпы, описываемый в эмоционально-восторженных тонах. Неудачное сражение Римского-Корсакова у Цюриха, изредка сухо упоминаемое как частная незначительная неудача. И действия австрийцев, подаваемые в качестве открытого предательства.

Но если взглянуть на исследуемые события через призму нормальной, военно-исторической логики, то они неизбежно вновь сложатся в общую операцию, поскольку все войска союзников в Швейцарии подчинялись Суворову и действовали согласно задуманному именно им единому плану, который имел и единый итог.

При таком подходе мы получим, что за весь период боев в Альпах (со дня прибытия фельдмаршала 15 сентября — по 5 ноября, когда начался отход суворовских частей из предгорий на зимние квартиры) русско-австрийские войска потеряли свыше 26 000 человек. (Русский историк Д. Милютин еще в середине XIX века опубликовал данные, которые гласили, что после суворовской кампании в Альпах в австрийском корпусе Петраша осталось 16 000 штыков. Петрашу подчинялись войска убитого Готце, Елачича, Линке и Ауфенберга, насчитывавшие до начала операции 22 000 солдат. Значит, их потери составили 6000 человек. Русская армия Суворова, после объединения с остатками полков Римского-Корсакова и только что подошедшим 7-тысячным корпусом Конде, насчитывала 35 000 человек. Сравнив эти цифры с теми русскими силами, которые Александр Васильевич имел к моменту начала наступления, получим убыль — 20 500 человек. Подсчет осуществлен по указанной выше книге Ростунова.) Французы в соответствующую графу занесли порядка 8000 солдат.

Суворов без всяких оговорок был выдающимся военачальником, однако Альпийский поход убедительно продемонстрировал, что непобедимых полководцев не бывает в принципе. Роковые ошибки когда-нибудь допускают даже самые талантливые люди. О некоторых промахах Александра Васильевича, совершенных осенью 1799 года, уже говорилось выше. К этому можно добавить, что фельдмаршал вообще мог бы отказаться и даже решительно воспротивиться изначально рискованной идее переброски российских войск в Швейцарию (подав, например, в отставку). Но его повышенное честолюбие и ревнивая нетерпимость к чужой полководческой славе слились в своеобразную идею-фикс любой ценой «унять Бонапарта», которая, видимо, в конце концов, оказалась сильнее интуиции и учета вполне конкретных предостерегающих факторов.

Даже мало-мальски спокойный расчет был против Альпийского похода. Сам Суворов не имел опыта войны в горах. Его знаменитая тактика рождалась и применялась исключительно на равнинах. Поэтому и не сработал один из главных ее принципов — бросок к цели по кратчайшему пути — среди скал и ущелий наиболее короткая дорога не всегда самая быстрая. Если же еще учесть, что русская армия не просто не имела специально обученных и экипированных горных частей, а вообще почти поголовно состояла из людей никогда прежде не видевших даже небольших сопок, то факт победы фельдмаршальских страстей над обыкновенным здравым смыслом со всеми вытекающими из этого последствиями становится очевидным.